"Уроки деревни" рассказ

Маргарита Прошина

УРОКИ ДЕРЕВНИ

рассказ

Зою разбудили крики петухов. Она открыла глаза и не поняла, где находится. Её еще полусонный взгляд скользнул по тускло белеющей печи и остановился на слабо горевшей лампадке в углу под иконой Спасителя в большом серебристом окладе.

Из тесаных бревенчатых стен кое-где из пазов свисала пакля.

Зоя зевнула с томительной мукой, затихая, изгибаясь и вытягиваясь, как струна, едва не до судорог, одеяло сползло с её груди, отчетливо видной под тонкой ночной рубашкой, с розовыми набухшими сосками.

Голова опять на минутку упала на подушку, после чего Зоя окончательно проснулась и встала.

В проеме между окнами висело большое позеленевшее зеркало в почерневшей широкой резной раме. Зоя увидела себя, раскинула руки в стороны, улыбнулась и мелко-мелко задрожала.

Сладко.

Босыми ногами ступая по доскам пола, Зоя вышла на крыльцо. Деревня, словно огромным ватным одеялом, была накрыта туманом. Рядом стоящие избы были еще видны, а через пару домов едва проклевывались мутными пятнами, а уж дальше, и говорить нечего, совсем ничего нельзя было разглядеть, и казалось, никогда не было ни леса, ни колхозного скотного двора, ни клуба с высокой крышей... Всё исчезло на горизонте, и главным местом этого импрессионистического мира оказалась изба, в которой остановилась Зоя.

Она была черноволоса и кареглаза, как казачка. Родители её были с Дона.

Встряхнув головой, Зоя вспомнила, что она приехала работать в деревню. И ей стало немножко боязно, но и радостно одновременно.

Деревня была большая, и в ней, как и всюду в деревнях, преобладали старухи.

У каждой завалинки по старухе. Сидят, лузгают семечки, и с умным видом озирают каждого встречного-поперечного.

Деревня со всех сторон была окружена еловым лесом, который стоял на ковре голубого мха. Когда присматриваешься, привыкаешь к этому голубому цвету, то понимаешь, что если мох чуть-чуть приподнять, то под ним - море грибов. Только успевай нагибаться. И не за какими-нибудь сыроежками и опятами, а за звенящими упругими белыми, подосиновиками и подберезовиками. А уж о маслятах и разговора нет. Тут их было такое количество, как на стадионе болельщиков во время центрального футбольного матча тура.

Там всё полно грибами.

А в оврагах всё усеяно черникой и брусникой.

Луга на взгорках были серебристо-изумрудны, и издали казалось, что они присыпаны пудрой, купола стогов золотились, лес выказывал всю свою непревзойденную осеннюю палитру красок, нежно чертили вертикали стволы берез, но осины еще были зелены, как летом, и по опушкам цвел еще неугомонный высокий иван-чай.

Грибами и ягодами и живут старухи, по сути, помимо своего огорода, который многие из них с трудом едва поддерживают. Не влюбиться в этих старух невозможно. Они на редкость для нашего времени доброжелательны. На любую радость, беду, событие - у них одно: «Господи, благослови!»

Они не знали никаких лекарств, никогда не видели врачей в своей жизни. И выживают как одна семья, заботясь друг о друге.

Каждое утро у них начинается веселой перекличкой, если так можно сказать. Направо и налево посылают приветы. Подойдут к окошку, постучат, спросят: «Ты видела Дарью?» - «Да, видела».

В эту местность Зоя попала по распределению после пединститута. Она сама пожелала туда распределиться, поскольку у неё была навязчивая идея пожить в глухой деревне в избе, потому что Зоя до этого никогда не была в деревне. Еще ей хотелось узнать, как готовят еду в русской печке. И, конечно, хотелось помыться в деревенской баньке.

Она поехала туда в июле. И увидела такое место, глуше которого не бывает. Сначала ехала на электричке с Казанского вокзала до Шатуры, а потом час с лишним автобус вез её, тряся по колдобинам, до этой глухомани.

С собой у Зои были книги. Она решила взять с собой книги, на которых вырос Александр Сергеевич Пушкин. Книг было много, нести было тяжело. Две тяжеленные сумки. Ну, еще, в другой сумке, тушенка, чай, кофе, и шоколадные конфеты – «Красная шапочка», «Каракум», «Мишка», то есть то, что в то время считалось дефицитом.

И первые уроки она все время говорила ученикам о Пушкине. В классе было всего семь человек, но она выступала как перед огромной аудиторией, читая наизусть:

Мой голос для тебя и ласковый и томный

Тревожит поздное молчанье ночи темной.

Близ ложа моего печальная свеча

Горит; мои стихи, сливаясь и журча,

Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.

Во тьме твои глаза блистают предо мною,

Мне улыбаются, и звуки слышу я:

Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя!..

Это была осень.

Такая красота!

А сначала, когда она только показалась в деревне, старухи, узнав, что Зоя хочет снять жилье, просто изумились, потому что никогда такого не видывали, потому что отродясь у них никто никогда жилья не снимал, не жил.

Старухи растерялись, и первые три из них сказали совершенно категорически, что постороннюю в свой дом не пустят.

Когда Зоя, расстроенная, стала им объяснять, что приехала сюда работать учительницей, и что мечтала всю жизнь пожить в деревенской избе, что она книжки только будет читать, что ничего плохого делать не будет, и даже не на заготовки грибов и ягод приехала, и что она никогда и ни при каких условиях их заповедные места не выдаст, тогда старухи смилостивились.

Они посовещались, и послали Зою к Катерине, потому что у нее была самая большая изба.

Всегда, с детства, Зою интересовали книги. Но поскольку книг в доме было много, к книгам относились безалаберно, раздавали читать направо и налево, и многие книги «зачитывались» навсегда. А Зоя, еще учась в начальной школе, пыталась их как-то систематизировать. У Зои было два варианта систематизации. Допустим, расположить книги по алфавиту стран, как сначала она думала. И когда стала смотреть предисловия, послесловия, где содержались сведения об авторах, решила, что интереснее будет хронологическая систематизация, когда будет видно, как развивалась литература, а уж потом расположить по странам.

Она еще в детстве любила рассаживать кукол, как учеников в классе, и читала им книги. Сама Зоя научилась читать в четыре года.

У Зои была страсть к учительству. Каждая кукла имела у неё своё имя: Наташа, Нелли, Инна, Татьяна и Геночка. Наташа была самая крупная целлулоидная с большими синими глазами, в бордовом, строгом платье в складку. Она была отличницей и старостой класса. Нелли - очень кокетливая, немецкая, из папье-маше, с белыми кудрявыми волосами, и платье у неё было легкомысленное - белое, в оборочках с синими цветочками. Училась она на тройки. Инна была со стрижкой мальчика. Она была дисциплинированная и хорошистка. Татьяна - самая красивая ученица в классе, немецкая кукла с закрывающимися голубыми глазами и прекрасными белыми локонами. У неё было самое красивое гипюровое платье и белые туфельки с белыми носочками. Только Танечка ходила в школу с красной сумочкой, которую Зоя ей сделала. Танечка была гордостью класса. Геночка, почему-то Зоя всегда называла его ласково, был болезненным мальчиком, в синих штанишках и белой водолазке.

Маленькие тетрадки и книжки Зоя шила для них сама.

Каждая куколка сидела за отдельной партой со своими малюсенькими тетрадками и книжками. А Зоя на маленькой доске писала им буквы: «А», «Б», «В»… Потом вызывала кукол к доске. Брала куколку из-за парты и ставила у доски, и говорила:

- Нелли, почему ты не выучила букву «А»?

И сама же за Нелли отвечала:

- Я позабыла сделать уроки. Я в песочнице куличики формочками делала.

- Нехорошо, Нелли, делать куличики, когда букву «А» не выучила…

И о Зое дома в шутку говорили, ну, ты учительница. Когда особых профессиональных пристрастий у Зои не было, она стала думать о том, чего она не хочет. Отсекала всё лишнее. Техника ей была не интересна. Скучно. Медицина была для неё страшна, вдруг да Зоя кого-нибудь не спасет, и из-за нее кто-нибудь умрет.

Ей очень хотелось быть учительницей, потому что со школой у Зои были очень хорошие отношения. Зоя завидовала учителям. Они для нее были как артисты в театре. И она хотела стать такой же.

Учителя требовали делать всё так, как делали все, и Зоя с удовольствием так делала. Но в то же время хотела быть оригинальной, единственной. И тогда Зоя решила поступать на факультет русского языка и литературы областного педвуза.

Поэтому в эту деревню Зоя и ехала с охапкой книг.

Итак, Зою отправили к Катерине. Её изба находилась в самом центре деревни напротив колодца-журавля, где питьевую воду брали. Этот колодец был со старым, обросшим зеленью срубом. Были и другие колодцы в деревне, но не для питья, а для полива огородов, поэтому чистую воду брали только против избы Катерины.

Все дома в деревне были в три окна, а изба Катерины насчитывала семь окон. Как бы одни сени, налево вход в старый дом, а направо - в новый дом. В старом доме была русская печка, а в новом печка-голландка. Новый дом предназначался для сына, полагая, что он женится и будет жить в деревне, но он взял и уехал в город.

Катя считалась в деревне самой уважаемой, почитали её за мудрость, и к её советам прислушивались. Она умела гадать на картах, и к ней часто приходили, чтобы узнать свою судьбу. Катерина была сухонькой старушкой, с седыми волосами, стянутыми в узелочек на затылке, глаза были такие озорные, что видно было, что в молодости она была кокетливой и задиристой, роста чуть выше среднего, но уже согнулась. Очень худая. Руки в жилах, руки труженицы. Как сама любила говорить, что всю силу матушке-земле отдала. Женщина, которая всю жизнь тяжело работала. Её муж в японскую войну был ранен в Порт-Артуре. И вот когда она об этом узнала, то отправилась за мужем в совершенно неведомое место через всю страну. Неграмотная. И что самое удивительное, нашла его, и привезла домой. Как сама она говорила - привезла своё счастье. Они прожили долго и счастливо около тридцати лет. Нажили троих детей, которые уехали в Москву. Потом муж умер. Она осталась одна.

Катерина говорила так:

- Я встаю с рассветом, а ложусь с закатом. И цельный день я в огороде с весны до осени.

Ну а зимой они позволяли себе скотинке кинуть немного еды, а вечерами вышивали, перешивали одежду, латали. И собирались в выходные и праздники у кого-то, кто чего принесет, кто хлебушка, кто прянички, кто драчёны и шанечки. И играли в подкидного дурачка, и пели песни. Перемывали свою жизнь по многу раз.

Катерина поставила на стол бутыль самогона, и когда Зоя чуть-чуть выпила, то запела, а старухи открыли рты от её изумительного пения:

Замело тебя снегом, Россия,

Запуржило седою пургой

И холодныя ветры степныя

Панихиды поют над тобой.

Ни пути, ни следа по равнинам,

По сугробам безбрежных снегов.

Не добраться к родимым святыням,

Не услышать родных голосов.

Замела, замела, схоронила

Всё святое, родное пурга.

Ты, - слепая жестокая сила,

Вы, - как смерть, неживые снега.

Замело тебя снегом, Россия,

Запуржило седою пургой

И холодныя ветры степныя

Панихиды поют над тобой.

Учась в институте, Зоя раскопала архивные материалы об этом романсе. Она сначала думала, что это стихи Сергея Есенина. Но оказалось, что романс написан Филаретом Черновым в 1918 году в России и впервые опубликован в том же году в московской газете "Свобода". Популярность романс приобрел у русской эмиграции первой волны, став ее неофициальным гимном. Его исполняли Надежда Плевицкая, Иза Кремер, Стефан Данилевский, Николай Гедда. По этой причине Чернов, который остался в России, предпочитал особо не афишировать свое авторство.

Когда Зоя просилась на постой к тете Кате, то та сказала, что изба-то парадная, что Зоя там делать будет - не известно, испачкает, испортит. Катерина очень боялась за состояние своей парадной избы. А Зоя сказала, что только готовиться к урокам будет, читать и писать конспекты занятий, что она очень аккуратная, и что всё мыть и чистить будет.

Когда Зоя сказала, что будет только читать и писать, Катерина испугалась. Свет-то дорог, а денег у Катерины, практически нет. И Зоя договорилась, что будет регулярно снимать показания счетчика, и в последний день месяца будет оплачивать весь расход электроэнергии. И что Зоя будет ей платить по рублю в месяц. Катерина ойкнула, куда ж столько-то. И 50 копеек хватит.

- Картошку прикапывай сколько надо. Огурцов полно.

Засыпала Зоя на высокой кровати так быстро, как никогда не бывало в Москве.

Её обласкивала молчаливая спящая деревня. Хотя во сне она слышала какие-то неясные звуки, вроде как дыхание леса, или слабого стеснительного собачьего лая, или тревожного, но тихого. какого-то картавого ночного вскрика петуха. За околицей, в темноте полей тарахтел, но негромко, колхозный трактор, и трудно было понять, пахал ли то передовик производства или заново вспахивал пашню тракторист-неумеха, из молодых.

Напротив избы Катерины жила Прасковья. Она одна на всю деревню держала корову. И тетя Катя ежедневно брала у нее литр молока. Вот этот литр она уступила Зое, чтобы поправлялась. У самой Катерины была коза Катька. Вот сама Катерина и пила козье молоко. А Зоя его как-то испугались, не пробовала. У козы был козленок Борька, черный, и козочка Нелька, серенькая с белым. И еще у Катерины был баран Ленька и две овцы. Она их звала:

- Кати-кати-кати.

Они дружно подбегали. И Катерина давала им хлеб.

Зоя любила собирать полевые цветы. Особенно колокольчики. Она постоянно обновляла букет в своей комнате. Поле простиралось вдоль леса до речки. Зоя набирала колокольчики, напевая песню:

За дальнею околицей, за молодыми вязами

Мы с милым, расставаяся, клялись в любви своей.

И были три свидетеля: река голубоглазая,

Березонька пушистая да звонкий соловей...

И тут вдруг раздался какой-то треск из лесной чащи, и оттуда выскочило в разные стороны несколько коров, среди которых была одна очень здоровая и с необычным большим выменем. Глаза у этой коровы были огромные и налитые кровью. Когда эта корова повернулась боком и привстала на дыбы, Зоя со страхом разглядела, что это не вымя, а нечто двояко огромное.

Бык!

Зоя в страхе рухнула на землю, и перестала дышать. Сердце её так стучало, что казалось, это стучит сама земля своим огромным сердцем. Тут послышался пьяный хриплый голос пастуха:

- А-ну!

И свист, и хлопок кнута.

Пастух, видимо, заметил Зою, и поворотил стадо в другую сторону, к оврагу, где протекала тощая речушка. Зоя бездыханно лежала ещё несколько минут от этого ужасного видения. Когда стадо удалилось, Зоя встала, и сначала быстрым шагом, а потом бегом помчалась в деревню.

Магазина не было в деревне. За хлебом нужно было идти на центральную усадьбу, где и школа располагалась, лесочком, с километр.

А самогон был у всех.

На уроке русского языка Зоя сегодня объясняла правописание безударных гласных:

- Общее правило здесь таково. Написание букв на месте безударных гласных устанавливается путем проверки другими словами и формами, где в той же значимой части слова (в том же корне, в той же приставке, суффиксе, окончании) проверяемый гласный находится под ударением, напр.: горА (ср. гОры, гОрный), набрАть (нАбранный), земляной (овсЯный), в дОме (в столЕ).

Зоя ходила, сжимая указку, по ряду от доски к концу класса, и продолжала вести урок:

- При проверке следует учитывать регулярные соотношения буквенных пар а - я, у - ю, о - ё (о - е,ё - е), и - ы, члены которых способны заменять друг друга. Сравните, например: олЕня - кабанА, дОсиня - докраснА, рАнние - золотЫе, дОмом - кораблём, стОрожем - ножОм, неуклЮже - свежО, гОрцев - отцОв, отраслевОй - рублёвый, вЫнесет - несёт - нёс, ключевОй - парчОвый…

Только одна из старух - Анна - жила с дочерью, которой было уже около 50 лет. Звали её Нинка. Она работала санитаркой в сумасшедшем доме в нескольких километрах от деревни. Она работала сутки через трое. Как-то добиралась туда, пешком, на перекладных, на тракторе, на автобусе. Очень держалась за эту работу, потому что это были деньги. Нинка считалась богатой.

Нинка никогда не была замужем, по рассказам тети Кати, но всю жизнь томилась и мечтала о своем мужике.

И вот она среди этих больных в сумасшедшем доме выбрала себе мужика. 35 лет огромного амбала, плечистого. Такой фактурный человек со взглядом мятежным победителя. Звали его Коля Масленников. Взяла его Нинка под расписку к себе в деревню. На усладу.

Он был мужик безобидный, но временами находила на него какая-то дурь, как говорили старухи. Он начинал гонять Нинку по деревне в любое время года, раздетую. Та орала благим матом. Старухи запирались все в своих избах. Сидели мышами.

Потом всё стихало.

Наступало любовное примирение.

У Коли было одно навязчивое видение. Он показывал на восток и орал:

- Вот придет тьма китайцев, и земля вся заполыхает пожаром! А мы исчезнем.

Это пугало старух, они крестились, и причитали: «Спаси и сохрани Христа ради!».

- Зойка, а что у вас в Москве слышно? Правда, что ли, китайцы придут?

- Нет-нет, - говорила Зоя. - Пока всё тихо. Живите, не волнуйтесь.

Почему Зойку тетя Катя полюбила? В первый же день Зоя у нее в кухоньке, такая пристройка была во дворе к дому, вымыла стены, и оказалось, что они покрашены голубой краской. Они все были в жире, сале, грязи. Зоя вымыла стены стиральным порошком.

Потом Зоя увидела совершенно немыслимо грязную керосинку. Она была тоже, как стены, вся в жире, скользкая какая-то. Зоя очистила её стиральным порошком, и керосинка засияла. И вот, когда тетя Катя с огорода зашла, она не узнала ни керосинку, ни кухню. Просто обомлела. И, всплеснув руками, воскликнула:

- Зойка, какая ж ты девка справная, аккуратная, хозяйственная. Вот мужики ходють и не знают, какая девка-то пропадает. Уж больно справная. Вот мне такую бы сноху.

Помимо любви к школе, к книгам, Зоя была рукодельницей. И вышивать, и вязать очень любила. И в свободное время она с увлечением вязала крючком салфетки. Всевозможные – и круглые, и квадратные, и лепестками… Ни одна салфетка не повторялась. Катерина охала и приплясывала от вида на разных этажерках и полках эти салфеточки.

Зоя и готовила, и книги читала. И мыла и убирала, и пропалывала грядки в огороде, по забору которого буйно росла выше человеческого роста крапива, о которую Зоя раз так ужалилась, что тело пошло волдырями.

На уроках литературы она впадала в какой-то пушкинский транс, и с полузыкрытыми глазами читала школьникам, почти неслышно, шепотом, и всё вокруг так затихало, как будто в класс залетал ангел:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты...

Зоя напевала этот до боли знакомый романс уже несколько дней, как заведённая, и мысль о «чУдном» мгновении, которое случается в течение жизни не раз и не два её не покидало. Некоторые индивиды, первый раз открывшие книгу, могут прочитать и как «чуднОм». В юности Зоя воспринимала это произведение как единое целое в гармонии текста и музыки. С годами учебы вдруг как-то давно знакомые строки показались ей такими простыми, такими обыденными, даже банальными. В чём тут дело? Зоя стала пристальнее вглядываться в слова. Какие-то стёртые, невыразительные. Ну, что это за рифма: «мгновенье» - «виденье»?! И вот тут, Зое как бы открылся секрет художественного произведения. Она вспомнила Антона Чехова, который всем и всюду повторял: пишите простыми, понятными словами, вычёркивайте определения глаголов и существительных, избегайте многословия, длинный абзац постарайтесь выразить одной фразой, потому что всё остальное уйдёт в подтекст. И Зоя поняла, что это стихотворение Александра Сергеевича Пушкина подобно айсбергу.

Во дворе за огородом, на задах, была банька, в низинке. Баня топилась по-черному. Бревенчатая банька, бревна поседели. Не было там никакого света. Вечером зажигалась керосиновая лампа. В предбаннике лавка, всегда ведро с холодной водой, и в стене гвозди для одежды. Вход в саму баню был очень низким. Дверь маленькая. Входя, приходилось сильно нагибаться. Наверное, для того, чтобы тепло не выходило. Маленькое окошечко под потолком. Напротив двери - полати. Камень. Большой бак на двадцать ведер. Ковш.

Первый раз в баньке для Зои был таким. Она только успела намылиться, как почувствовала, что сомлела, умирает. Тесное помещение заволокло от пола до потолка густым, едким дымом. Нельзя было ничего разглядеть. Воздуха не хватало. Пошатываясь, держась за стены, вышла намыленная, голая, села на какой-то булыжник около баньки. У Зои всё поплыло - земля, небо.

Потом смотрит - какая-то маленькая фигурка вдали. Оказалось это тетя Катя идет. Она Зою увидела и сказала:

- Девка-то у меня отходит, угорела.

И стала обливать Зою холодной водой. Два ведра вылила, и увела Зою в полотенце в избу.

И сутки потом Зоя пролежала больная.

“Наша улица” №154 (9) сентябрь 2012