Верховский Роман
КОНТРАКТ
Рассказ
Что сказал ей наниматель?
Как будто у Виктории мало проблем и ее офис вот-вот не лишится площади рядом с мэрией. Ее квартира в центре не будет заброшена или хуже – в ней поселятся какие-нибудь хипстеры-бездельники с набором виниловых пластинок и деньгами папочки на пластиковой карте. Или в неё заедет какая-нибудь инстаграм красотка и все обфотает, так, что квартира утонет в ее сетевых выделениях. А все почему? Потому что Виктория впервые не смогла сделать свою работу?
Виктория поднялась с кровати с тяжелым чувством неизбежности. Год за годом оно прокладывало на лице одну четкую морщину, между темных бровей к длинному остренькому будто карандаш носику. Виктория смотрела на морщину пока чистила зубы, выпивала витамины, когда красилась, сидя на краю кровати. Она ловила ее в отражении припаркованных на стоянке автомобилей. Это глубокий каньон, туда проваливаются все ее незначительные отношения, летят отвратительные, как соленые огурцы женатые любовники, там оказываются в конце концов все ее фантазии, даже самые невинные: как простое счастье рядом с чутким человеком. То есть, той еще размазней.
Переехать с центра в отдаленный район означало для Виктории поступиться своим правом занимать престижные метры. Переехать в какой-нибудь спальник было ее страшным кошмаром. Об этом каждый день напоминала столовка «Рублевка», торчащая между улиц, точно напротив ее хромированного офиса. Вкусно, как на Рублевке. Дешево, как за рубль.
Худая трясогузка помощница Катенька впорхнула в кабинет и защебетала в сети, стуча ноготками по экрану. Когда ноготки разобьют бронированное стекло, Катенька купит новый телефон.
– Черный мерседес ездит по диагонали, – выдает случайный факт она. – Смотришь на карту такси, а он за минуту ее всю пересекает, как будто нет никаких улиц. Новая городская легенда.
Столовка «Рублевка». Дешево как за рубль. Виктория подошла к окну. Достает по новой моде светящийся во все стороны телефон:
– Алексей Владимирович, ну что вы, конечно, вовремя. С некоторых пор законодательный орган нашего региона стал больше, чем другие. Это означает, что сюда идут большие деньги. Ну, вы это, конечно, знаете. У меня тут такая инициатива, я вам вышлю, – сладко говорит она, – От кого? От него самого. И сейчас я очень выразительно смотрю наверх. Да, я сегодня буду. Только не играйте опять с алкоголем в кто кого. Что? Столовка? А что столовка? Да стоит окаянная! Вся в исках от моих ребят, а все равно стоит. Ну. До встречи, Алексей Владимирович.
Потом она поворачивается к Катеньке и наконец обрушивает лавину своего негодования:
– Мне до вечера нужна концепция. Понимаешь? Потеряем заказ, пойдем на улицу. Знаешь, чем занимается наш заказчик? Вообще всем. И то, что мы лоббируем его интересы большая честь, – Виктория начала заводится и медленно вышагивать по плитке.
– Дата-центры, китайские подрядчики, тысячи тонн оборудования. Да что я вообще могу знать о дата-центрах? Я родилась, когда интернета не было. А там сотни гектар и дата-центры. Понимаешь?
– Понимаю, – говорит Катенька, не переставая стучать по экрану, – им нужно электричество и холод. Они очень горячие, а у нас минус тридцать полгода держится.
Виктория смахивает птичку рукой, и та улетает из кабинета.
– Налог на холод, – произносит она, но сначала не верит и поэтому повторяет снова, уже медленней, – Налог На Холод…а что? Такого еще не было.
И тогда она съедает таблетку, которую прописал ей доктор.
На видеоконференции интересант скроет свое лицо. Останутся только его замы – этого она уже видела по телевизору, вот этот герой скандальной статьи о домогательствах мужчины к другим мужчинам. Теперь сидит с красным галстуком и потеет. Кондиционер сломался, что ли?
– Виктория, вы знаете, зачем в федеральном округе запланировано строительство дата-центров? Для сбора информации о гражданах. Все звонки, переписки, история браузера, банковские данные, авиабилеты, перемещения... – изображение его помощников растворилось в пикселях, – мне не нравилось и по-прежнему не нравится куда движется этот проект, Виктория. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – ответила она и подняла экран ноутбука с камерой, чтобы заострить подбородок, чтобы выглядеть более выгодно.
– Вы знаете какой у меня бизнес? Чем я занимаюсь в этой стране, Виктория?
– Всем? – неуверенно спросила она, – в этой стране вы занимаетесь всем?
– Правильно всем. Переговоры с иностранными инвесторами и китайскими поставщиками пройдут уже завтра. Это первый раунд. Выезд на место. Вы что-нибудь придумали?
Виктория вздохнула и подвинулась к монитору, стараясь загородить светившую в окне столовку.
– Налог, – отчеканила она, – Я придумала налог. Что нужно дата-центрам? Холод. Естественный холод. Строить их в Сибири – разумно. Есть атомная электростанция, нет землетрясений, близость к Китаю, а главное морозы. Казалось бы, нет ни одного отрицательного фактора. Но! То чего нет, мы можем создать. Если провести большой налог на холод, то это остановит и инвесторов, и поставщиков. Это такая дичь, что может и получиться.
Экран заморгал. Советники заерзали на креслах, задницами стараясь отполировать повисшую паузу. Наконец наниматель включился:
– В этой стране может получится только такая дичь. Действуйте!
Что сказал ей доктор?
Вечером на карте приложения «такси» черный мерседес пересекает весь город по диагонали. Городская легенда оказывается обычным бизнес-классом с обычным молодым, но непривлекательным водителем. В его салоне пахнет ароматизатором «ёлочкой» и везет он по обычным дорогам в дом губернатора. Сначала здание планировалось как дом Приема губернатора, но губернатор, наш масляный кот, туда переехал и оно стало просто домом губернатора.
Виктория нагибается, спрятавшись за кресло, будто поправляет шнурки, но сама съедает таблетку. Доктор сказал ей принимать по одной. Очень хороший доктор. Он не спрашивал, что случилось, не наставлял, не говорил, что делать. Он просто дал ей необходимые таблетки. По одной. Сказал он. Но она уже съела вторую. И как теперь быть?
У водителя бородавка под глазом. Не очень красивая. Сам парень небольшой, у него наверняка все в меру, как она любит. Если закрыть глаза на бородавку.
– Подъезжай не со стороны парковки, а к центральному. Встреть меня через три часа.
Каблуки отбивают через небольшую площадь с фонтаном, ее полноватое тело колышется, она может это почувствовать.
– Я снова пополнела, – говорит Виктория.
Складка жира виднеется по всей окружности над ремнем. Юбка туго обтягивает ее круглый зад и отяжелевшие бедра. Она поправляет грудь пятого размера, упакованную в атлас.
– Одевайтесь и присаживайтесь, – беспристрастно говорит доктор.
Однажды, она видела у него эрекцию. Она стояла точно также, раздевшись по пояс, ее грудь была непропорционально большой, ее талия была отчетливой, ее косточки выпирали. Теперь он разумеется не реагирует. Он сидит за своим столом. Еще немного и посмотрит на телефон.
Она расстегивает бюстгальтер, снимает и кладет на кушетку. У ее крохотных сосков большие темные ореолы. Она давно решила, что это красиво. Она давно решила, что не имеет привычки передумывать.
– Доктор, вы уверены, что все в порядке? – она замирает ожидая, почти надеясь, что он ее оттолкнет и тогда она подойдет еще ближе.
– Одевайтесь, пожалуйста, Виктория Александровна.
Сказала А, говори Б. Она расстегивает юбку, упруго стягивает через полные бедра вниз, юбка с шлепком падает на пол. Ее трусики слегка намокли. Но не потому что рядом доктор и она фактически соблазняет его, а потому что она так никогда не делала. Ну давай, оттолкни меня еще раз. И он как муха-клерк потирает свои очки:
– Виктория Александровна. Вы пополнели на 2 килограмма. Но вы, – он старается смотреть прямо, доказывая, что он прежде всего профессионал, а из этого следует, что и мужчина и поэтому, уже как мужчина он говорит, – вы по-прежнему сексуально привлекательная женщина. Что пытаетесь сейчас показать мне совершенно очевидно. Поэтому одевайтесь.
– Встаньте, – приказывает она, чувствуя власть своего обнаженного тела.
Доктор послушно приподнимается. Отметив его эрекцию, Виктория медленно присаживается и поднимает юбку.
Потом он говорил, а она только и думала, господи боже мой, господи боже мой, стыд то какой, но как приятно, господи, как приятно.
Доктор сказал ей по одной таблетке, но вот она в одном из туалетов гигантского особняка губернатора и уже ест третью.
Что сказал депутат Парламента
Она еще немного задержалась у зеркала в роскошной, даже гротескной раме, такой раме, которую только в туалете и повесишь, а когда вышла в глухой коридор с запертыми дверями, то кто-то сверху легонько приподнял её и больше не отпускал.
Группы чиновников и бизнесменов обменивались последними сплетнями в банкетном зале. Стайка закрытых геев пришла с подружками, но щебетали в основном между собой: «вдова клюко» – хорошее игристое, но слишком коммерческое. Да, да, в нем нет изящества, купленное на отьеюбись. Говорят, они потом в баню пойдут. И мы пойдем!
Виктория подошла к столу с закусками, попробовала устрицы, глотнула белого вина, подняла шпашкой иранский козий сыр, нашла взглядом фаршированную куриную шейку и дальше не спеша пошла вдоль стола. От выпитого и съеденного легкость только нарастала, ее буквально приподняло, она как бы летела над столом, как монах, который достиг просветления. Только не монах и не просветления. Никто этого, к сожалению, не замечал. Но один персонаж все-таки перехватил ее, как раз перед налетом на слегка подтаявшую осетрину в брусничном соусе.
– Алексей Владимирович, – весело охнула Виктория и погладила его по пиджаку. За ее пальцами остался легкий жирный след, заметный, впрочем, только при определенном свете.
Алексей Владимрович тоже слегка приобнял ее за талию. Большой чиновник, депутат, старый соратник, всегда верный друг и компетентный советник, милый и хороший, кругленький, с выросшими седыми волосками на лысине, не высокий, но мужественный, с подбородком огого! Всевидящий, оттого и дальновидный, взвешенный и разумный. В общем, Виктория почувствовала, как ее накрывает. Она перехватила бокал виски у Алексея Владимировича и отвернувшись глотнула, а затем передала обратно, как будто ничего не произошло.
Впереди ожидалось застолье. В следующий зал, дразня прибывающих, плыли официанты с салатами «Цезарь», кто-то из гостей уже усаживался за стол, кое-кто уже поднимался, оставив за собой пустую тарелку для закусок.
– Все-таки, сколько русского не корми, все равно на сухари тянет, – один из депутатов прокомментировал салат и поманившись пошел к большому столу.
– Алексей Владимирович, что вы скажите об инициативе? – Виктория взяла себя в руки и вернулась на работу, несмотря на праздничную кутерьму.
– Я вашу игру раскусил Виктория. Правда мне не понятно, кому это может быть выгодно.
– А тому, Алексей Владимирович, тому, – она показала пальцем наверх и значительно помолчала.
– В нашем регионе ставят серверы. Для всей страны. Народный проект! – он отпил виски и с удовольствием продолжил, – Стройка века, что уж там. У нас ее называют «Яровая Пять Звезд». Знаете, почему? Потому что заживем как в пятизвездочном! А тут вы и пальцем наверх показываете. Кто вообще ваш интересант? Налог на холод. Вы серьезно?
Алексей Владимирович только с виду такой не податливый. Как председатель местного законодательного собрания он легко манипулирует органом, раздражая там где нужно, да еще и за деньги.
– Я серьезно, – кивнула Виктория, – только представьте, за каждый размещенный гигабайт вы в регион, то есть себе в карман сто рублей кладете. А там миллионы этих гигабайт. Как вам?
– А кто платит? – живо поинтересовался Алексей Владимирович и с большим неудовольствием показал официанту на пустой бокал в руке.
– А платит хостер, то есть владелец оборудования. А ему, за то, что это оборудование собирает и хранит данные, платит каждый гражданин, хоть собирать и хранить не просил. А? Как вам?
Был у ее платья особый секрет, в нужный момент верхняя пуговица расстегивалась, и ее грудь как бы теряла контроль. Тогда Виктория томно тянулась и застегивала пуговицу, устраняя недоразумение. Жест имел потрясающий эффект и входил в программу почти каждого ее выступления. В этот раз он тоже не подвел, ей удалось привлечь внимание мужской части публики. Она, делясь секретом, довольно громко произнесла:
– Так зачем «налог на холод»? Чтобы с каждого гигабайта в себе в карман по сто рублей класть, вот зачем. Мы тут всю страну обслуживать собрались, но никто никогда не делает это бесплатно, если это не приносит удовольствия. Правда?
А дальше мысль уже сама пошла гулять по залу. Ей перешептывались, её дополняли, перекраивали, подходили к Алексей Владимировичу и с разъяснениями возвращали обратно, а когда ужин из трех блюд был закончен и начиналась музыкальная программа, налогом на холод были заражены все представители аппарата – мысль вернулась обратно к Виктории, как и десятки желающих поцеловать ее руку.
С возвращением в политику, говорили те, кто помнил ее союз с нефтяной компанией. Вы блестящий лоббист – говорили другие. У нас здесь самый сильный законодательный орган, говорили третьи и вот Виктория вновь в туалете с телефоном в руке, сидя на унитазе и включив функцию биде, наслаждается теплой водой и пишет видео своей помощнице:
– Катенька, когда я выйду из этого туалета у меня уже должно быть видео для ГТРК, где бабка говорит, что ее выселяют эти чертовы москвичи и китайцы. Шо там они строят не понятно. Пусть так и скажет: «шо там они строят». Звони на канал прямо сейчас, у них там целый пул этих бабок сумасшедших. У тебя пол часа, даже меньше, слышишь? И мамашку какую-нибудь найди. Мамашка долбанутая тоже нужна. Что бы она говорила, вы представляете какое это излучение? У меня трое детей маленьких, а здесь эти гробы черные излучать будут! У меня дети отличники. Олимпиады решают. А наши органы что? Да ничего, говорят, пусть строят… – Она переключает режим водички на более мощный,
– А потом наши депутаты как на лыжах, вот вам закон! Налог на холод. Понимаешь, как это работает? Да ничего ты не понимаешь. Общественное мнение!
И вот Виктория съедает уже четвертую таблетку.
Что напевал медведь
Она вышла из кабинки, стараясь не наступать на швы между кафелем, идя точно по квадратам с таким приятным итальянским цокотом, будто в каждом заключалось эхо каблучков на набережной у моря или хотя бы озера.
Рядом с зеркалом лежали скрученные в рулетики полотенца. Из большой напольной вазы высился, но не пах букет свежих гладиолусов. Вообще запах здесь стоял неуместный, так пахло в столовой детского садика – кислой кашей с маслом из алюминиевой кастрюли, плюс запах туалета.
Виктория мелькнула в зеркале. На секунду ей показалось, что она увидела в отражении своего нанимателя. Его строгое и обезличенное лицо промотало полоску видео на тот момент, где за окнами мерцает вывеска «Столовка Рублевка» и она, потолстевшая, отражается в тройном стеклопакете.
Если сейчас убедить, если вот сейчас убедить их, то они все подтвердят, они пойдут с этим законом. Здесь все решается. Я никогда так не делала, но смогу. Я все смогу, а потом закрою эту столовку Рублевка. Всё мое здесь и офис мой останется здесь.
Она сразу наткнулась на Алексея Владимировича. Похоже он поджидал ее. В руках смартфон – он открыл приложение чековой книжки, пролистал до нужного договора:
– Вот, Виктория, как вас по батюшке, договор на оказание услуг составлен, подписывайте, перевод на офшор в течение десяти рабочих, ну вы это знаете. А как только прилетит, вы увидите демократию в действии. Ваш закон уже дело решенное. Кроме, конечно, медведей, вон они в углу притаились, – один из медведей отвернулся от своих, грозно встал на задние лапы и что-то невнятно прорычал в сторону Виктории, – С красными все решено, но нужна полная консолидация по вопросу, а голоса конкретно этих таежных подонков не купишь деньгами. Им нужно телесное подтверждение, если ты понимаешь, о чем я. Думаю, мы можем склонить их на свою сторону, пока губернатор скрепляет союз в бане с китайцами и геями.
Виктория мягко оторвалась от своего спутника и подлетела к орбите медведей. Шерсть вожака встала дыбом, он рычал на пару самцов рангом ниже:
– Мы по телевизоррррру что показываем? Что страна экстраверт, понял? Что нас за грррраницей боятся. Что трррррясутся все. Вот что важно твоему телебыдлу. Стррррах! Чтобы боялись за рррррубежом, хоть он там не был ни рррразу. Как камерррры поставим, как кабеля прррротянем, как запишем все, так и не будет никогда!
Медведь довольный приземлился на четыре лапы и стал ниже Виктории. Это придало ей мужественности. Если хочешь разрушить планы самца, дай ему то, что он хочет.
Пуговица вновь расстегнулась, она посмотрела на медведя и, стрельнув глазами, повернула к лестнице на второй этаж. Все поняв с первого запаха, старый медведь увлекся за ней. Они быстро нашли комнату, нашли как поднимается платье и опускается нижнее белье, нашли как заняться межвидовым сексом, но сначала Виктория съела пятую таблетку.
Самое тяжёлое собрать лицу в кучу и показать расслабленность. Какая версия лица сойдёт за нормально расслабленную? Потому что расслабленно ей было полностью. Её разум никогда не был так свободен, а мысль никогда не лилась так легко. Она уткнулась в медвежью шкуру, почувствовала запах парфюмерии, смягчающий седеющую грубую шерсть и скрывающий специфичный животный запах, будто новости центральных каналов закрывают черный густой мрак, из которого никогда не выбиралось гражданское сознание, мрак в котором летит одинокий спутник передающий сигнал над сгорбленной бабкой с коромыслом, что набирает воду из колонки и смотрит на почти осыпавшуюся панельную девятиэтажку. И такая черная тоска… Потому что ничто не может заполнить пустоту русской зимней ночи, ничто не может налиться. Отсюда может только изливаться черная как нефть бесплодная жидкость жизни…
Медведь одним движением развернул ее на живот и вошел сзади. Он старался не наваливаться, но все равно прижимал ее к кровати так, что она едва дышала. Она слышала где-то в отдалении боль своего тела, ее крестец едва выдерживал нагрузку, однако она была далеко. Все, что она чувствовала сейчас, это пустое, ничем не ранящее спокойствие. Точно такое же, как когда она увидела раздробленную кость одного из своих обидчиков. Тогда она поняла, что ее наказание неминуемо, а ведь она была хорошей девочкой.
Мальчишки-хулиганы из простых рабочих семей довольно жестоко травили её по дороге в школу и обратно. Тем летом она нашла в сарае старый ржавый капкан на среднюю дичь – на олененка или, например, 8-летнего мальчика. Она тщательно спрятала его в небольшом подлеске и, когда хулиган увязался за ней, она специально свернула туда, а когда услышала зажим и хруст несформировавшейся еще детской кости, затормозила и обернулась. Из разорванной штанины хлестала кровь, кость была перебита, щуплый мальчик прерывисто орал: воздух короткими толчками входил в него и выходил в виде звука. Он беспомощно смотрел на Викторию и даже больше: в его глазах застыл ужас. Неожиданно сама смерть приблизилась к нему, а Виктория – его жертва, стала единственным, кто может его спасти.
Аааа! Аааа! Аааа! Аааа! Аааа! Продолжал кричать он. Пока его нога медленно разъединялась на две части и кость обнажалась все больше, потому что он уже не мог стоять, ему нужно было упасть, сделать это так, чтобы ему не оторвало ногу. Виктории понравилась власть. Она стояла и смотрела. Стояла и смотрела, до последнего.
Через несколько дней по дороге из школы отец сказал ей всего пару слов:
– Я знаю, что это был мой капкан.
– Они смеялись надо мной, били меня, - ответила она.
– А теперь?
– А теперь нет.
– Отныне я буду оценивать твои действия как действия взрослого человека. Начиная с этого момента, ты для меня больше не ребенок. Ты совершила поступок, взяла на себя ответственность за чужую жизнь. Нет, ты больше не ребенок. Я не буду тебя наказывать.
Мальчик умер. Всю дальнейшую жизнь Виктория чувствовала себя наказанной, вплоть до этого освобождающего момента. Она сама ставит капканы и ловит дичь. Даже если собственной жопой. Но только на благо страны. Никакого проекта Яровая Пять Звезд. Ни в этой стране. Ее покровитель поможет. Все остальное – дичь. Шваль.
Медведь порычал еще немного, скупо закончил, поднялся и ушел в ванную. Было слышно, что он подвывал:
– Моя оборыыыыырона…оооооо…моя оборыыыыырррона…
Виктория поправила платье и тяжело переваливаясь, вкатилась в зал. Разрумянившийся красный губернатор уже представлял проект дата-центров на небольшой трибуне. Пьяные и раскрасневшиеся китайцы весело улюлюкали с кремлевскими, но Виктория видела, что всем все известно. Это во-первых. А во-вторых, многие уже догадываются на кого Виктория работает и что закон будет принят. Алексей Владимирович вышел на сцену вслед за губернатором и начал говорить практически тоже самое что первый, но в менее дружественном тоне. Кремлевские напряглись. Затем последовала череда сумасшедших бабушек и мамочек на экране, которых уже крутили в интернете и которые завтра появятся на телике. То есть везде. Дальше риторика политика ушла на социальную напряженность, а закончил он тем, что партия выдвигает региональный законопроект «Налог на холод». Его тут же поддержали однопартийцы, красные и даже медведи. Зал аплодировал. Губернатор – сытый котяра, чтобы не выглядеть идиотом громко хлопал в ладоши, ничего не понимая, отчего выглядел идиотом еще больше.
У кремлевских глаза бегали от гигантского экрана у трибуны к китайцам и обратно. Китайцы поднимались со своих мест. Их лица стремительно трезвели. Кремлевцы пытались усадить их обратно – безуспешно. Наконец один из крепких молодцов не выдержал и попробовал сделать это силой. Китайский менеджер поддался и сел. Другие представители его компании отреагировали молниеносно. Кто ударил первым, Виктория не увидела, но драка получилась эффектной. Китайцы сцепились с кремлевскими и столько ненависти было в глазах и тех и других, что конечности буквально хрустели, ломались и отлетали в стороны. В конце концов, любая внутренняя борьба, становится борьбой снаружи. Ей удалось снять пару кадров на телефон, прежде чем сотрудники безопасности попросили всех разъехаться, вежливо оттесняя к пяти из шести выходов из дома губернатора.
Что сказала себе Виктория на утро, когда проснулась
– Блин, блин, бл***, бл***…
Она перевернулась на бок и потрогала зад – тот явно был в синяках. Хуже всего то, что в голове начало проясняться, она снова становилась той Викторией, которой всегда была. Но задание то выполнено?
Домашняя связь без приглашения осветила экран на стене:
– Виктория, поздравляю тебя!
– Отключить видео, – хрипящим голосом попросила она и кровать с размазанной по платью ей пропала с экрана.
– У тебя действительно получилось. Признаюсь, я не верил, что это возможно. Однако, китайцы собирают вещи, – сказал ее наниматель, – Виктория, бонус уже отправлен. Я знаю, какими усилиями ты достигла результата, и ценю это. Теперь дай снежному кому разогнаться. Пусть информация о налоге появится во всех СМИ страны. Ну а дальше дело за малым. Не дать этому закону пройти.
Виктория нечленораздельно промычала из кровати, но ее отчаянье было услышано.
– Виктория, ну что ты как маленькая. Идеалистам у нас не место. Вы там отпугнули иностранных инвесторов, китайские подрядчики не хотят иметь ничего общего с гос. служащими, поставки оборудования теперь невозможны напрямую. Это означает что? Что строить будет частная компания. Работать с китайцами будет частная компания. И покупать оборудование будет тоже частная компания. Моя. Я сделаю всё, только прибавлю к стоимости проекта 20%. У населения еще есть накопительная часть пенсий. Вот их пусть государство и отдаст мне. Вы же знаете, чем я занимаюсь.
– Всем.
– Правильно. Всем. Кстати, мне доложили, что вам не нравится Столовка «Рублевка»? Сегодня ее удалят.
– Нет, – она выглянула из-под одеяла, – оставь.
– Как желаешь. Итак, еще раз. Не дай налогу на холод пройти. Ни в коем случае. А пока высыпайся. Впереди много работы.
ТЕСНОТА
Рассказ
Марина очень плотно сидит на бизнес-курсах. О каждом своем результате она докладывает в фейсбук: прошла «Бизнес-детский сад» с упором на владение таблицами XXL и XXXL. Заканчиваю очень хороший «Курс молодого ИП». Или прошла целую ассамблею спикеров продвинутого менеджмента «Персональ», где как-то странно шрифтом выделено «ональ». Она потом спросила у молодого мальчика лет 20 на соседнем стуле, который точно не занимался сексом никогда вообще и он тоже сказал, что видит какое-то шрифтовое выделение. И пока он краснеет, Марина перемещается на следующий бизнес-тренинг с совмещенной программой по тайм-менджменту «Управляй своим и чужим временем, уровень Бог». Её зацепило название, точнее окончание, которое в отличии от прошло курса никак не выделено, но ей тоже очень нравится, тем более что она не умеет управлять своим временем, его впритык хватает на то, чтобы посещать бизнес-курсы, встречаться со своей подружкой и выпивать кофе, серфить на асосе и покупать одежду с кредитной карты, лимит которой вот-вот подойдет к концу.
По вечерам она смотрит сериалы про крутых бизнесменов. Подборку ей открыли на самом первом курсе, название уже забыла, но он был самым дорогим в её жизни. Именно там Марина поняла, как же это замечательно, быть такой открытой и постоянно совершенствоваться, получать такой опыт, который больше нигде кроме бизнес-курсов не получишь. Эту установку практически слово в слово Марина переписывает в фейсбук после очередного бизнес-диплома. И еще она, конечно, пишет, что таймменджмент ей очень помог и освободил 30% её времени, которое она тратила на кофе с подругой, тем более что та была очень токсичной и могла только критиковать неизбежный рост Марины в сфере бизнеса, тогда как самой, этой её подруге, просто повезло выйти замуж за некрасивого, но хотя бы не нудного менеджера среднего звена со среднего размера пенисом.
Марина в отличие от подруги обеспечивает себя сама. И хотя у неё еще есть деньги на кредитке, и она может позволить себе новую пару туфель, она соглашается на предложение банка, соуфаундер которого ей очень нравится и которого она еще год назад добавила в друзья на фейсбуке.
Банк предлагает ей кредитную карту на любые бизнес-цели, тем более что у неё есть такая. «Последний бизнес-курс или жизнь лидера» – очень-очень модный в бизнес-среде с упором на эти самые лидерские качества курс.
И вот, пишет Марина, оказывается, что ведущий спикер никакой не бизнесмен, а небольшая и немодно одетая тётушка с образованием по клинической психологии. Что эта тётушка объясняет, как легковнушаемым, не тупым, я подчеркиваю не тупым, пишет Марина, а легковнушаемым людям она объясняет, что нет никаких бизнес-знаний. Бизнес – это результат усилий и постоянной настройки под меняющиеся обстоятельства. Это достижения пределов роста и постоянное их преодоление, потому что если их не преодолевать, то это никакой не бизнес. Что идея – это тоже не бизнес. Что даже человек построивший империю может научить других только тому, как построить в точности такую же империю. Что любой курс, включая этот – инфо-цыганство, а цыгане не могут ничему научить и ничего построить, а могут только отобрать ваши деньги. Так что Марина, как опытный бизнесмен пишет, не ведитесь, этот модный бизнес-курс сплошной обман!
Она решает не вешать его диплом на стену к остальным. Это решение ей больно дается, она потратила деньги с кредитной карты банка, а его соуфаундер, на которого она подписана в фейсбуке, очень скоро даст лекцию в её городе и на эту лекцию теперь не хватает денег.
Но не только поэтому. Там она встретила людей с плоскими лицами. Как объяснила эта тетушка, плоскими от того, что они заполнены отчаяньем и пустотой. И не выдают их, как заложников. Потому что в мире, где чувства вытеснены, а оставлены только мотивационные цитаты, только и можно так – с плоским лицом. Нет, Марина не вешает диплом, потому что речь этой женщины, что не всем дано что-то достичь – не правда. Не правда, что из-за других курсов возникают нереалистичные цели, а главное представления о мире. Что люди, приходящие за помощью, в итоге получают сломанный компас, который уводит их от счастья ещё дальше, чем они были, когда пришли на курс. И что пустота в её глазах – это от того, что она теперь не может испытать даже отчаяние. Боже какой бред.
Она смотрит на свои дипломы, на четыре кредитки на комоде у стены (две из которых полностью опустошенные, третья на исходе, а четвертая с такими процентами, что проще сразу скрыться в стране, которая не выдает преступников). Дерьмо полное. Не может испытать даже отчаянье.
Да у меня отчаяние – уровень «бог». Я прошла три подготовительных, пять средних и семь завершающих курсов отчаяния, я по отчаянию настоящий спец. Я директор гигантской фабрики, которая производит настолько качественное беспросветное отчаяние, что за ним не видно ничего. Ничегошеньки, ни моего пустого плоского лица, ни прогулов в университете, ни пререканий с университетом, ни отчисления из университета, ни разрушенных отношений со студентом-медиком, ни съемной гостинки 15 квадратных метров с белой стеной и дипломами, ничего. Я если не создатель отчаянья, то его правая рука.
Садится на кровать напротив стены с дипломами и долго не может заплакать, хотя очень хочется. Так долго, что начинает резать глаза, а затем перестает хотеться даже этого.
Мама звонила в среду. Позавчера тоже звонила. И вчера пол дня. Сегодня утром пять пропущенных. Так и не перезвонила. Не могу перезвонить. Не могу.