Юдич Екатерина

Год рождения: 1986

                              Стихи

Пусть подражаю я ему, но мне ли

Стыдиться подражанья и не знать,

Что в нём бывают те сокрыты цели,

Которые не стоит разглашать?

Но мне ли не склоняться к подражанью,

Желая, как и он, вдохнуть в свой стих

Любимый образ, словно обещанье

Иного чувства, радостей иных?

И я пишу. Пишу за словом слово,

Как будто ни о чём и никому,

Но то, что сердцем собрано, готово

Открыться стихотворному письму.

Под видом подражанья, без сомненья,

Рождает эти строки вдохновенье.

II

Моей душе не превозмочь стремленья

К местам, где родились Вы и росли,

Где радости и горести взросленья

Встречали, собирали и несли

Сквозь время и пространство, забывая

О чём-то, что нельзя уж воскресить,

Но что хочу узнать я, изнывая

В неведеньи о Вас. Кого спросить

О каждом Вашем дне, дыханье, слове,

О каждой Вашей мысли? Так душа

Мучительно живёт. В изломе брови

Скрывается желанье вопрошать.

На все вопросы Бог даёт ответ.

Вопросом к Богу будь же, мой сонет.

III

Я Вам писала: «Что есть тайна?» Вдруг

Дошло до Вас письмо моё, пройдя

Тернистый путь, составленный из рук

Редакторов и цензоров, что бдят

Над каждой получаемой строкой?

Тогда ответьте! Где же Ваш ответ,

Печатный, не подписанный рукой,

Не вложенный в заклеенный конверт,

Но искренний и верный? Может быть,

Вы вовсе не ответите. Судьба

Порвёт уж протянувшуюся нить,

И вместо ожиданья – вновь борьба.

Слова мои не лучший дар, увы,

Когда не отвечаете мне Вы.

IV

Я Вас люблю, но женское в себе

Люблю я больше. (В этом ли разгадка

Того, что Вы в моей живой судьбе

Встречаетесь так редко и украдкой?)

Я наслаждаюсь тем, что я жива,

Свободна, молода, что есть на свете

Мне – женщине! – знакомые едва

Замужество, беременность и дети.

Пусть мой, ещё не встреченный, супруг

Не знает Вас (и ревности не знает).

Я Вас люблю. Но так не любит друг.

И разве в дружбе сердце так стенает?

Любовь моя обречена в тени

Идти за Вами сквозь года и дни.

V

Скрываю боль под лёгкою улыбкой.

В застенчивости прячу ту же боль.

И жизнь моя мне кажется ошибкой,

Когда играю я иную роль.

Мне больно оттого, что все желанья,

Рождённые во мне Бог знает кем,

Горят и жгут, жестокое страданье

Приносят и не радуют ничем.

Одна лишь радость мне досталась – Ваше

Существованье. Я благословлю

И Вас, и день, что делает Вас старше

На год. В душе я только Вас люблю.

Так иногда на чёрном небосводе

Одна звезда дарует свет природе.

VI

Тревожный ветер гонит синеву

Небесную, и падает на плечи,

Скользя бесшумно вниз по рукаву,

Невыдуманно сладкий, тихий вечер.

Слова и мысли прожитого дня

Ещё горят, но призрачно, неярко

И угасая. Мне от их огня

Уже не так томительно и жарко,

Как днём, когда, забыв саму себя

В толпе людей и панике событий,

Я смутно чувствую, что я живу, губя

Ваш гордый образ в суете и быте.

Но каждый вечер расцветает вновь

Лишь Вам принадлежащая любовь.

VII

Не пишется. Быть может, нет причин

Писать: навек останется со мною

Написанное Вам моей рукою.

Когда б язык нас связывал один,

Всё было бы иначе. Но, увы,

Вам дан судьбой пленительный французский,

А я пишу и чувствую по-русски,

Не зная, как сказать Вам о любви,

Чтоб Вы меня услышали. Сонет

Лишь жалкая попытка превознесть

Ваш образ, и мне чужда лесть,

И никакой корысти в этом нет.

Не пишется. Мятежная душа

Порой бежит быстрей карандаша.

VIII

Lui

И Вы, и я одним и тем же звукам

Внимаем с восхищением, раскрыв

В улыбке свою сущность, и разлука

Всё менее похожа на разрыв;

Всё меньше в ней надуманной печали,

Рождающей отчаянье и страх.

Разлука замечается едва ли,

Когда одна улыбка на устах –

Моих и Ваших – говорит о счастье,

Которого причина – красота

Любимых звуков, держащих во власти

Меня и Вас, но эта власть не та,

Что создаёт границы для природы,

Лишив её единства и свободы.

IX

Его судьба, печальнейшая тайна,

Затерянная в строках, оживёт

В сердцах людей, увидевших случайно

За ними истину, – она зовёт

Настойчиво и властно. Как дурманит

Бесчисленных догадок едкий дым,

Разогнанный сомненьями! Как манит

Надуманность безумием своим!

И если то, что думаю я, ложно,

Не искажайте верных чувств моих

Сличением, которое возможно,

Пока я верю и покуда стих,

Наполненный любовью, стих бесценный,

В душе рождает отклик вдохновенный.

X

Пусть образ Ваш, составленный из дум,

Растёт во мне и, став душой моей,

Пребудет вечно, как и светлый ум

Создателя всех тайн и всех вещей.

В любви границ известных не найти;

Безумие – условленный предел,

К которому не сложно подойти

Тому, кто в своих чувствах прост и смел –

Кто любит всей душой – и кто готов

Любовь свою хранить как талисман,

Кто с робостью невысказанных слов

Рисует строки вечного письма.

Любовь моя безвестна, но жива,

И лишь у Вас есть на неё права.

XI

Вы далеко и всё же рядом, словно

Внутри меня живёт частица Вас,

И оттого дышу легко и ровно,

И оттого пишу Вам в этот час.

Я не прошу судьбу о встрече с Вами

(С судьбою разговаривает тот,

Кто выдумал, что наделён правами

Потребовать с судьбы своей отчёт,

Тогда как жизнь – во власти человека,

Всецело и навечно), не прошу,

Чтоб слов моих скупых библиотека

Открылась Вам, хоть я для Вас пишу.

Моя любовь не требует признанья,

В сокрытии – её очарованье.

XII

Как хочется быть ближе к Вам, чтоб время

Быстрей летело к верному концу,

Когда уже ничто ни зло, ни бремя

И маски не приставлены к лицу.

Но ближе к Вам (возможно, даже рядом)

Быть не сумею. Если же смогу,

То под одним лишь Вашим мудрым взглядом

Я всё прощу и жизни, и врагу.

В мечтах о том дышу, живу и прячу,

Как след вина, отметившего ткань,

Свою любовь и безрассудно трачу

Саму себя на пламенную брань.

Что кажется в отчаянье бесспорным,

Является на деле иллюзорным.

XIII

Я чувствую, что мысли мои гибки,

Подвижны и глубоки, но пути

Неверны их, и главные ошибки

Мне следует немедленно найти,

Чтоб жизнь не стала сном, не стала блажью,

Но протекала мирно и легко,

Как будто жить – что рисовать гуашью,

Водить свободной, творческой рукой.

Когда о Вас мечтаю, мне спокойно.

Не давит мысль. Струясь, как фимиам,

Плывёт она, чиста, благопристойна

И вдохновенна, через сердце к Вам.

Будь, мысль моя, тогда материальной,

Когда в тебе есть свет любви реальной.

XIV

Мне дорог каждый Божий день,

Пускай без Вас и всё же с Вами –

Мы под одними небесами

Живём и чувствуем мигрень –

Болезнь столетия. Она

Привычна стала, как простуда.

И Вы, и я желаем чуда –

Здоровья, ясности и сна,

Который дал бы нам покой

С улыбкой счастья и блаженства

(Когда, достигнув совершенства,

Я Вас коснулась бы рукой).

Мне дорог каждый Божий день,

И дорог сон – его же тень.

XV

Казалось мне, что всё прошло. Растаял

Хмельной туман, бродивший в голове,

И пена отрезвления густая

Сползла к земле, осевши на траве.

Но то был сон, и радость пробужденья

Вернула мне мою любовь и Вас;

И в ту минуту, в первое мгновенье,

Я поняла, как дорог каждый час

Не подле Вас, но всё же рядом с Вами,

Пусть не у ног, но у больших витрин,

Расписанных горящими словами,

Среди которых ярче всех – «один».

Мне кажется, что я Вас не люблю.

Я заблуждаюсь. Я всего лишь сплю.

XVI

Цветы сомненья снова манят пчёл

Своим густым и пряным ароматом,

И среди них, увянувших когда-то,

Мне неизвестный вдруг цветок расцвёл –

На тонкой ножке, чёрный и сухой,

Почти безжизненный, едва дышащий,

Придуманный и всё же настоящий,

Наружностью роднящийся с трухой.

Его б сорвать и выбросить в окно,

Под бег колёс и поступь пешеходов,

Где он, смешавшийся с судьбой уродов,

Погиб, исчез, как прочим суждено.

Но с жалостью храню я свой цветок,

Чтоб только он расти и дальше мог.

XVII

Кусаю яблоко, расположившись

В уютном кресле, глядя в потолок.

Мне кажется, что я сижу забывшись,

Что на губах моих – чуть кислый сок.

Но сок ли это? Это ли забвенье?

И чувствует ли плод кусавший зуб?

Сейчас реально лишь прикосновенье

К моим губам горячих Ваших губ.

Доевши яблоко, держа огрызок

В откинутой руке, улыбкой жгу

Фантазии несдержанной сюрпризы,

Но сжечь дотла, увы, их не могу.

Пусть яблоко запретно, но в природе

Такой запрет давно уже не годен.

XVIII

Смотрю в окно и вижу много снега,

Засыпавшего за ночь целый двор.

Начальной точки утреннего бега

Найти не может мой голодный взор –

Белым бело. И крыши, и тропинки

Покрыты слоем снега. Небосвод

Мерцает белым пламенем. Снежинки,

Как искры, разлетаются. Но лёд

Их гасит, превращая в пепел белый.

Чуть дует ветер. Я смотрю в окно

И думаю, что где-то виноделы

Льют солнечное звонкое вино,

Которое Вы с наслажденьем пьёте.

Не в белом Вы, а в жёлтом сне живёте.

XIX

…и розово-оранжевый закат

На небе фиолетовом рисован

Художником, Который наугад

Рисует и желанием не скован…

…и сумрачные волны, что бегут

Вдоль белого, как сахар, парохода,

Рисуют наслажденье и уют

На фоне завершившегося года…

…и Ваши затемнённые черты,

Обласканные солнцем и любовью,

Рисуют мне по-новому мечты,

Которые креплю я к изголовью…

Куда бы Ваше судно ни плыло,

Пусть будет Вам приятно и тепло.

XX

Что может быть спокойствия дороже?

Вам так немного лет, но с каждым днём

Становитесь Вы сумрачней и строже,

Забыв себя в тревоге. И о чём

Тревожитесь? О том ли, что неясной

Вам видится судьба родных людей?

О том ли, что не кажется прекрасной

Важнейшая идея из идей?

О том ли, что за поиски покоя

Вы платите душой своей? Печаль

Сопутствует Вам всюду. Я не скрою,

Что мне сегодня Вас совсем не жаль.

Спокойствие дороже. Им живёт

Моё живое сердце, а не лёд.

XXI

Читаю чей-нибудь дневник, в котором

Описаны победы над собой;

И эти записи становятся укором

Мне, равнодушно принимавшей бой.

Скрестив мечи с непобеждённой ленью,

Которая с сомнением дружна,

Я принимала молча убиенье

И думала, что принимать должна.

Но встретив вас (как будто бы случайно),

Я поняла, как сладко побеждать

Саму себя и радоваться тайно,

Что за собою можно наблюдать.

Живут во мне боец и наблюдатель,

Но всё же остаюсь я прежней Катей.