Романчуков Сергей Викторович, г. Томск, студент.
Посеявший ветер…
Посеявший ветер опять пожинает бурю,
В пузатом стакане тоскливо болтается спирт,
Какая-то гадость "для вкуса"... На кухне курят
В открытую форточку призраки прежних обид.
Минута молчания - в память о старом друге,
Ушедшем в какой-то отдельный, серьёзный мир
Пробившись в число никогда не марающих руки
О струны, чернила и рюмки поэтских квартир.
Спокойное, мирное время. Считай потери,
Живых, но ушедших - в альбомы, записки и сны.
Безумствует буря в стакане. Скребётся в двери
Бесцветное утро чертовски холодной весны.
Почти по Блоку
Ночь. Улица. Фонарь давно разбит.
Иссох канал. А в остальном по Блоку.
Устало и бессмысленно глядит
В слепое небо ряд незрячих окон.
Всё повторилось. Вновь. За кругом круг.
За смертью - жизнь. И смерть. И всё сначала.
И медленно, как кровь чужая с рук,
Стекает время снов на дно бокала.
Как век назад. Опять. Исхода нет,
Хоть новый календарь листает даты.
Лишь отблеском в глазах тускнеет свет
Былой мечты - забытой и распятой.
272.7 °С
Открытою флягой в холодное небо - целься!
Бумага бессильна, бумагу целует огонь...
Их градусы в нашей шкале - двести семьдесят.
Цельсий
Да голос из детства: "рукой огоньки не тронь!"
Больной постсоветовский Монтэг.
Садистски точен
Стервозно-восторженной боли тупой удар.
Костры недозволенных книг освещают ночи,
Но спящим уже не мешает большой пожар.
Танцуй, революция сердца! Никто не страшен!
На страже Покоя и Счастья стоит огонь!
Никто не расскажет, как тесен и дурно раскрашен
Твой новый, блестящий, сияющий глянцевый дом.
Пингвинье
Как гнетёт равнодушие спин
И пустые безликие лица,
Если ты - одинокий пингвин
В нетерпимой к пингвинам столице.
Только Бог над тобой господин
И велит до отключки напиться,
Если в паспорте метка "пингвин"
На отдельной, пингвиньей, странице.
На асфальте навеки один
И хотел бы обратно родиться
Одинокий, забытый пингвин
Нетерпимой к пингвинам столицы.
***
Ночь осыпает залив трассерами звёзд.
Ветер в лицо, растревоженный запахом моря,
Волны внизу... На сияющий лунный мост
Восходит душа, утопившая страхи и горе.
В вольную высь! Не увидят побега люди,
Спит маскировочной сетью укутанный порт,
Дремлют собаки и жала зенитных орудий.
Лижет прожектор корвета потрёпанный борт.
Это - внизу. Далеко. На пороге неба
Тонкие пальцы коснулись дрожащих струн,
Нежные звуки и звёзды - алмазные скрепы -
Лечат изломанный мир, не доставшийся злу.
Время стирает кошмары, врачует раны,
Боль и отчаянье, ужас ненужной войны...
Ржавые башни и груды железного хлама
Спят в милосердных объятиях юной весны.
Угнетатели, будьте неладны!
(В посвящение многословному общественному деятелю из числа знакомых, по какой-то причине пожелавшему остаться неназванным :-)
Размышляя о вселенской гармонии
В загаженном жильцами парадном,
Морщась от некой эзотерической вони,
Раскуривая фимиамы (без фильтра) прорывается в гастроном
"Крокодил мировых Революций". Бунтарь и Мятежник,
Низвержитель царей (не способный низвергнуть домком)...
Нерешительный ангел - немое подобие прежних.
Может быть, и тебе это бледное чудо знакомо?
Листопад
Мотив смешон и стар до боли,
Как мир презрительно суров:
Потребны Родине герои,
Судьба приводит дураков.
Под небом тесно, в небе скучно,
В эфире гниль, в газетах яд.
Остервенелый и ненужный,
Идёт в атаку листопад.
Листва опавшая сминает
Бетон отравленных алей,
И злых ветров шальные стаи
Ночами воют всё страшней.
Твои душевные Цусимы
Всем до единого смешны,
А жизнь идёт - легко и мимо,
И осень нагло лезет в сны.
Вали! Тебе не будет рая,
А ад закрыт сто лет назад.
В закатном пламени пылая
Твой мир штурмует листопад...
Злоба
Всё реже пишу стихи
Да чаще ругаюсь матом
И жду, чтоб вонзил клыки
В планету немирный атом.
По Ленина крестный ход,
Без веры, зато с крестами.
Без Бога... Но тащит народ
Икону - как красное знамя.
(И так же предаст, быть может?)
Везде активисты. Другие слова, одежды,
Но те же учебники, схемы и резкий нрав.
Благие посулы, а серой несёт как прежде,
Хоть врут не про Маркса, а "смертию смерть поправ"...
Осколки. Семей без Любви и церквей без Веры.
Цари без царя в бошке обещают рай
И кто-то с экрана усердно страшит Люцифером.
Мужик, мы в аду. Привыкай! Привыкай. Привыкай...
***
Привет европейским двухсотым от русских двухсотых
Разрушенных детских садов и горящих больниц.
"Подарок" от скачущих, хором орущих до рвоты
Свидомых друзей человечных и мирных столиц.
На небе не тесно? Война не проходит мимо,
Заходит глумливо и в твой европейский дом.
Не страшно? Не больно? Не совестно? Неисправимо!
Как боинг, внезапно пронзённый зенитным клинком.