26 лет

РАСКАЗЫ

СОДЕРЖАНИЕ

Бегство или одно детское воспоминание

Подлиза

Пограничница

Бегство или одно детское воспоминание

Моя бабушка – украинка. По крайней мере, нашли ее в городе Изюме. Есть такой на Украине.

Было бабушке два года. Приблизительно – потому что определяли на глаз. Так что точного своего возраста бабушка не знает.

Она даже не знает – сама ли назвалась теперешним именем или получила его в городском загсе, куда их, таких найденышей, привезли целой делегацией.

Потом был детский дом. Располагался он в семи километрах от города Ахтырки, в бывшем монастыре или крепости: в воспоминаниях остались толстые прочные стены...

Незадолго до войны детей перевели в другой детдом, в город Лебедин. А прежний заняли военные. Наверное, потому, что он располагался на холме, откуда далеко было видно вокруг.

Жили и учились в детском доме до седьмого класса. А потом отправлялись на работу, или учиться дальше, если позволяли способности. Летом детей вывозили в лагеря – на природу, подальше от города. Были они в лагере и в июле сорок первого.

Конечно, слухи о войне до них доходили. Слухи эти никак не вязались с привычной размеренной жизнью. Поэтому никто не хватал вещи и никуда не бежал. Война была тогда просто словом, странным и неприятным.

В Лебедин они вернулись в сентябре.

И словно попали в другой мир. В этом мире война была уже явью, и не далекой, идущей только по радио, а надвигавшейся, как прилив. Первые его волны принесли бесконечные вереницы беженцев. Они наполнили город страхом и рассказами об ужасах бомбардировок и зверствах немцев.

Еще было много солдат. Они проезжали через город на грузовиках – неприветливые и хмурые. Потому что сливались с потоком беженцев. Потому что вслед смотрели растерянные лебединцы. Потому что детдомовцы бежали за машинами и кричали: «Дяденьки, возьмите и нас! Нас возьмите!»

В городе стало опасно. Не только из-за начавшихся бомбардировок. Готовились к приходу немцев: те, кто оставались, громили магазины и хватали все подряд. Как будто это был путь к спасению.

Возможно, в том, что о них все-таки вспомнили в этой близкой к панике злой неразберихе, заслуга одного директора. Он оставался с детьми до последнего. Даже когда разбежались воспитатели.

Детдом эвакуировали в самый последний момент. В двух товарных вагонах, прицепленных к поезду, набитому военными. Вечером накануне отъезда вокзал бомбили. Поезд был уже заполнен. Дети бросились врассыпную. Никто их не останавливал – не до того было.

По одному, постепенно, все они возвращались в опустевший детдом. Единственное место, которое им, детям, казалось безопасным. Пришел даже кое-кто из четырнадцатилетних: тех, кто уже работал, но кому теперь некуда было податься…

При детдоме имелся огород. Они собрали кукурузу, сварили ее в большом котле на кухне, поели и немного успокоились. И стали думать, что делать дальше.

…Беженцы рассказывали, что фашисты вешают пионеров за галстуки прямо на заборах. Вот они – те, кто уже успели стать пионерами, - и отправились на кладбище. Похоронили галстуки под кустом. Поставили знак. И на свежей могилке поклялись, что обязательно вернутся потом, когда все ЭТО закончится. Откуда им было знать?..

Утром, ко времени отправления поезда, они были на вокзале. Никто за ними не приходил. Даже директор. Потому что директор был тяжело ранен, и транспортировать его было нельзя. Он должен был остаться в госпитале.

Но поезд не мог ждать. И дети. Кто-то должен был ехать с детьми.

И тогда появился Дядька. Бабушка не помнит, как его звали. Он согласился довезти детей до места назначения. Директор передал ему портфель со всеми документами.

Дядька не проводил подсчет по головам. Уехали те, кто сели в поезд. Что стало с раненными детьми, оставшимися в госпитале вместе с директором? Что стало с той девочкой, которая жутко боялась уезжать и так и не пришла на вокзал? Бабушка не знает.

Говорят, немцы заняли Лебедин через три дня после их отъезда…

Ехали трудно. В вагонах была теснота, позволявшая только сидеть, но не лежать.

У них ничего не было с собой. То есть, они собрали перед отъездом какие-то вещи. Каждому досталось по наволочке, куда заталкивали все без разбора – белье, мальчишечью и девчоночью одежду… Им было крепко наказано беречь имущество. Но они побросали наволочки еще до отъезда, там, на вокзале, во время бомбежки…

Бомбили и по дороге. Дети бросались прочь из вагонов. Останавливаться было нельзя. Поезд только замедлял ход. Солдаты кричали детям, чтобы бежали за поездом. И они бежали. Если ехали лесом – то среди деревьев, если полем, то по полю… И ни в коем случае нельзя было отставать.

Когда бомбардировщики улетали, они подбегали поезду. Солдаты хватали их за руки, за одежду и забрасывали в вагоны.

Перекличек не делали и за отставшими не возвращались. Да и сразу ли замечали, что кого-то нет? Замечали ли?

Было страшно.

А еще постоянно хотелось есть.

На станциях, где останавливался поезд, Дядьке временами удавалось раздобыть детям продукты. Но нередко еду приходилось добывать самим. Там, докуда не долетали вражеские бомбардировщики, на вокзалах обычно сидели говорливые бабули с разным товаром… Детдомовцы проносились, как саранча, хватали все, что успевали. Вслед летели забористые ругательства. В таких нападениях участвовали не только мальчишки, но и девочки. Ели-то все. И еще: нужно было заботиться о младших.

Поезд ехал. Солдаты сошли где-то по дороге. Но дети так и остались грузом. Наверное, их воспринимали уже как часть поезда, как будто они всегда тут были. И потому переселить их в пассажирские вагоны никто не догадался. Только Дядька ехал отдельно.

На какой-то из станций к поезду вышла женщина с трехлетним малышом на руках. В обмен на сожительство, Дядька пустил ее к себе в вагон.

А поезд все ехал. Целый долгий месяц на колесах. Города проходили мимо один за другим.

Случались и невероятные, прямо сказочные события. В Орле бабушка увиделась с подружкой. Подружка были из того же детдома. Но однажды ее нашла мама. Бывало и такое. И вот, далеко от Украины, в войну, разлучившую тысячи людей, они встретились между железнодорожными путями…

В начале октября добрались до Урала. Здесь уже было холодно. А им нечем было даже укрыться. Грелись, прижавшись друг к другу. Тесноты уже никто не замечал.

В Свердловске случилось ЧП. Поезд долго стоял на станции. Дядька ушел куда-то хлопотать о еде. И все не возвращался. Ждать его на голодный желудок стало невмоготу.

Мальчишки раздобыли где-то куски прочной проволоки и стали прохаживаться вдоль поездов. Проволоку они засовывали в дыры между досками вагонов. Повезло не сразу. Но повезло несказанно: кто-то подцепил арбуз. Весть разлетелась сразу. Сильно не церемонились. Сорвали пломбу с вагонных ворот, забрались внутрь. Ватага голодных сорванцов – и целый вагон продуктов. Да каких! Отыскались даже конфеты. Детдомовцы даже слышали-то о них нечасто.

Они взяли ровно столько, сколько нужно, чтобы наесться до отвала. Даже запасов не сделали. Прихватили только конфеты.

По конфетам их и разыскали. Точнее – по оберткам. Потому что конфеты они, конечно же, съели по дороге к своему поезду. А обертки бросали под ноги. Вот по этой-то дорожке из оберток за ними и пришел сторож разграбленного вагона. Здоровый мужик едва не рыдал: продукты предназначались для военного госпиталя. Он, сторож, отлучился всего на десять минут. И теперь ему грозил трибунал – время-то военное…

Возвратившемуся Дядьке как-то удалось замять дело.

С поездом расстались только в Нижнем Тагиле, откуда детдомовцем отправили в районное село – Петрокаменск. Уже выпал снег. Дети совсем замерзли. Их временно разместили в действующем театре. Ватагу галдящих грязных ребятишек всех возрастов. В театр приходили разряженные дамы в сопровождении кавалеров. Мальчишки ловили вшей в собственных волосах и швырялись в шикарные шубки. Дамы визжали и ругались…

Детский дом, где они, наконец, оказались расположился в семи километрах от Петрокаменска.

Ну, и зрелище они из себя представляли! Не мывшиеся и не переодевавшиеся целый месяц, не говорящие на русском, голодные измотанные дети. Их всех – даже девочек – пришлось обрить наголо, чтобы избавиться от вшей. Зато они, наконец, согрелись. И больше никуда не ехали. У них снова был дом. Дядька довез их, как и обещал директору. И женщина с ребенком осталась с ним.

Вот, казалось бы и все. Если бы не досадная случайность.

Среди причин многих бед выделяются две – водка и болтливые бабы. А уж если одна подогрела другую…

Однажды Дядькина женщина пришла к старшим девочкам пьяная. Ей хотелось говорить. Язык у нее заплетался, слова мешались с хихиканьями. Но все же главное девочки уловили. Что вот, довез их Дядька сюда, только до них, оборванцев, безотцовщины, ему и дела не было. А была у него с того своя выгода… Среди документов в заветном директорском портфеле у Дядьки был и такой, который удостоверял, что везет Дядька эвакуированный детдом с Украины. И вот, на каждой станции показывал Дядька этот документ, а ему предлагали продукты для детей. Но дядька был хитрый. Он обычно говорил, что продуктов у них достаточно. И просил вместо продуктов деньги… За долгий месяц денег у Дядьки скопилось целый чемодан. И с тем чемоданом сбегут они скоро из этой дыры. Не зимовать же здесь, с такими-то деньжищами.

Женщина, пошатываясь, ушла торжествовать дальше. Она была очень довольна собой.

Младшие дети, скорее всего, ничего не смогли бы сделать. Но старшие отвечали за всех. И за тех, кто доехал, и за тех – кто нет… Они пошли в комсомольскую организацию.

Дядька и вправду собирался бежать. Он уже нашел извозчика с телегой, который согласился отвезти их с женщиной и ребенком в Нижний Тагил, на вокзал.

У этой телеги их и взяли. Вместе с деньгами…

На суд ходили только старшие детдомовцы. Дядька кричал, что они щенки неблагодарные, что он вытащил их, спас. А они так отплатили ему. Бабушки на суде не было. Она лишь слышала рассказы о нем.

Дядьке дали десять лет, его женщине – три, за соучастие. А сын женщины остался в том же детдоме, в Петрокаменске.

Выяснилась на суде и еще кое-какие подробности. Что направлялся детдом в Кировоград, а вовсе не в Петрокаменск, где их никто и не ждал. А еще оказалось, что директорский портфель Дядька выкинул по дороге. Вместе с портфелем пропали все документы. И детские метрики тоже. Так что возраст младших высчитывали примерно – по классам. И дни рождения всем назначили новые.

А когда выдавали документы, местом рождения указали всем село Петрокаменск Петрокаменского района Свердловской области. Как будто и не было этой длинной дороги на Урал от самой Украины, из Лебедина, куда, может быть, так никто и не вернулся за похороненными галстуками.

Подлиза

Егор проснулся внезапно, словно вынырнул из воды после долгого погружения. И несколько мгновений не мог понять, почему старается не шевелиться и даже не дышать…

А потом скрежет повторился. Прерывистый такой, словно двинули что-то тяжелое. Совсем рядом – кажется, протяни руку и ухватишь…

Вот только кого, если в квартире кроме Егора никого нет.

…Глаза успели привыкнуть к темноте настолько, чтобы увидеть, как дверь шкафа как-то нехотя, словно через силу отъезжает в сторону, отверзая черную утробу…

Сама собой?!

Тапок с грохотом врезался в движущуюся дверь. Комок тьмы отлепился от шкафа и метнулся в коридор.

¾          Лизка, с-собака! – рявкнул вслед Егор. – Сметаны с утра не получишь.

В ответ из коридора донесся ехидный мяв. Мол, конечно, не получу… ты ж ее не купил. Ну, не купил. Так это ж не повод до заикания доводить.

Ничего себе, лег пораньше, выспался перед зачетом! Вчера, значит, Верочку отвадила, а теперь за него принялась. Ну, Подлиза!..

Егор отвернулся к стене и укрылся с головой.

Ему снилось, что он сиди у камина и мирно беседует с Подлизой, называя ее, почему-то, «дружище Людвиг», а Подлиза в ответ величала его «братцем Фридрихом». И разговор у них шел, кажется, о ветвящейся вселенной и теории корней…

Проснулся Егор оттого, что по нему бесцеремонно прошлись. Галопом. Егор открыл глаза и обнаружил на подушке мышь. Ну как, мышь… судя по длинному хвостику, оставленному, видимо, чтобы при опознании никаких сомнений не возникало – когда-то обглоданный скелетик был именно мышью…

Присевшая у компьютерного стола Подлиза самозабвенно вылизывалась. Но не забывала следить за Егором из-под лапы.

¾          Это в твоем понимании компенсация за моральный ущерб? – поинтересовался Егор. Подлиза взглянула на него с презрительной брезгливостью. Словно – надо же, какая досада! – только теперь заметила его присутствие. И демонстративно удалилась.

Интересно, тетке она тоже такие подарочки в постель приносила?

Или с теткой они так не ссорились?

…Запоздало затренькал будильник. Егор раздраженно отключил его и поплелся в ванную. Когда он пришел на кухню, Подлиза уже сидела на подоконнике и смотрела в окно. На Егора она даже не взглянула. А ему вдруг стало стыдно за будильник.

¾          Ты, значит, уже позавтракала, - буркнул он. Подлиза продолжала следить за толстым голубем, лениво прохаживающимся по тротуару. Только кончик черного хвоста чуть шевельнулся.

Или Егору все же показалось?

Одинокие тетушки обожают сериалы, кошек и племянников. По крайней мере, Егорова тетка была именно такой. Жила она в городе, работала в аптеке… И периодически устраивала летние набеги к родственникам, в деревню, поближе к природе, неизменно привозила с собой кучу подарков, по большей части – для Егора (причем тетка всегда угадывала с размером ботинок и рубашек, несмотря на бурный рост племянника).

У тетки были свои «завихрения». Она слезно требовала, чтобы Егор называл ее исключительно по имени, потому, что считала, что обращение «тетя Маша» ее старит. Еще тетка могла бесконечно болтать о своих кошках. Кошкам она давала дикие имена: Элизабет, Лорелл, Шарлотта... И еще привозила какие-то фотографии, которые они с мамой Егора рассматривали на кухне. Правда, непонятно, как вся эта орава жила в пустой квартире, пока тетка «питалась» здоровым деревенским воздухом (а заодно и мамиными борщёчками, пирожочками, оладушками и блинчиками). Наверное, сдавала в аренду какой-нибудь пожилой соседке…

Несмотря на все свои причуды, тетка все-таки была мировая. С ней всегда можно было посоветоваться.

А когда встал вопрос о поступлении университете, тетка едва ли не со скандалом добилась, чтобы Егор жил у нее, а не в общежитии.

…Тогда-то и выяснилось, что все теткины Элизабет, Лорелл и Шарлотты умещаются в одной-единственной черной с рыжими подпалинами кошке невероятной усатости и желтоглазости. Тетка представлила их официально: «Егор, это Элизабет-Лорелл-Шарлотта, Лиззи – это Егор. Я рассказывала…» Сказано было так, словно она не только Егору рассказывала о Лиззи, но и Лиззи о Егоре. Причем кошка взглянула на Егора так, будто и впрямь наслышана… и впечатление о новом квартиранте у нее прямо скажем не самое лучшее…

Кошка чувствовала себя хозяйкой дома. О чем не преминула заявить… Нет, пока тетка суетилась, стелила Егору на диване, проводила кухонную экскурсию, Лиззи его демонстративно игнорировала, давая понять, что без него тут жили и жить будут…

Но на следующее утро, Егор обнаружил под мышкой удобно развалившуюся черно-рыжую меховушку, романтично сложившую лапы ему на грудь. В ответ на оторопело-возмущенное: «Э, э… цыпа!» один желтый глазище нехотя открылся и окатил бормочущего спросонья представителя сильной половины человечества бесконечным презрением. Мол, вообще-то это мой любимый диван. Что-то не нравится – милости просим на коврик под дверью… или за дверью… На этом аудиенция завершилась, глаз с прежней неспешностью закрылся, и на Егора более внимания не обращали, даже когда он встал.

Егор из вредности стряхнул наглячку с одеяла. Кошатина кувыркнулась в воздухе, изящно приземлилась на лапы, задрала хвост, продемонстрировав пикантное рыжее пятно а заодно и точный адрес, по которому Егору следовало бы отправиться. С этим Лиззи отбыла.

Когда Егор заявился на кухню, кошка, как ни в чем не бывало, лакала молоко из глиняной чашки, разрисованной пятнистыми коровками…

Егор раздобыл в холодильнике колбасу, демонстративно причмокнул, заметив, что Лиззи исподтишка наблюдает за ним.

Тут на кухню ворвалась тетка – уже при параде, с сумочкой в руках.

¾          О, я смотрю, вы уже подружились, - умилилась она обнаруженной идиллии. Лиззи отвлеклась от молока, сделала гибкий шаг к Егору и удостоила его ногу скользящим ударом головы. Вроде как потерлась и даже зажмурилась. Тетка улыбнулась и, окрыленная, умчалась на работу.

¾          Вот подлиза, - проворчал Егор. Кошка смотрела на него и в глазах ее мелькали озорные огоньки. Ни капли давешнего презрения…

У Егора возникло стойкое ощущение, что ему устроили проверку. Правда результаты проверки были неясны.

…С тех пор Подлиза периодически дрыхла то у Егора подмышкой, то на подушке, мешая спать тарахтящим мурлыканьем.

К тетке Подлиза относилась снисходительно. Дозволяла себя кормить. Отзывалась на многочисленные «Элизабет», «Лорочки», «Лизочки», «Лизаньки», «Лотти», «Чарли», «Лизон» и на что там еще оказывалось способным теткино воображение. Смотрела с теткой мыльные сериалы и махала на Егора хвостом, если он пытался переключить канал, пока тетка отвлекалась на телефонные переговоры. Принимала бесконечные теткины поглаживания и почесывания за ушком как положенную ей дань, нечто естественным образом ей причитающееся. Ни дать, ни взять – египетская богиня Баст…

Кстати, о Египте. Помнится, сдавал Егор на первом курсе Историю Древнего мира старому как этот самый мир профессору. О профессоре ходили окошмаренные свидетельствами пострадавших слухи, будто спрашивает он так подробно, что если не был участником событий, больше троечки не получишь, да и то не с первого раза. Слухи были несколько преувеличены. И, кстати, сознательно раздувались старшекурсниками (в воспитательных целях, ну, и чтоб сами не обидно было).

Так вот, Егору попался вопрос по древнеегипетской культуре. Не то, чтобы он не учил, но… переволновался, что ли. В общем, Егор с трудом выудить из памяти что-то по поводу анимистических верований. Вроде как древние египтяне поклонялись богам с головами животных, вроде критского Минотавра. Профессор терпеливо выслушал егоровы сбивчивые объяснения и вежливо поинтересовался, кого же конкретно из египетских богов, за исключением, разумеется, Минотавра, Егор помнит. Егор помнил одну только Баст, богиню-кошку, да и то только благодаря Подлизе...

Профессор без особого интереса, а даже с каким-то тяжким вздохом спросил: нет ли у Егора вдруг предположений, с чего бы это древним египтянам вдруг обожествлять кошку. За египтян Егор поручиться не мог. Но, твердо памятуя советы бывалых о том, что на экзамене главное – не молчать, а всеми доступными способами демонстрировать титаническую работу мысли, заметил, что кошки весьма неглупые животные, хотя иногда выкидывают очень  странные штуки. Например, у них хорошо развито чувство времени. Теткина кошка всегда без пятнадцати семь садится у двери и ждет хозяйку. На самом деле, Егор вообще забыл, когда последний раз пользовался будильником. Потому что Подлиза, по теткиной же просьбе, следила за тем, чтобы племянничек вовремя отправлялся в университет. Правда, побудка представляла собой заунывный утробный мяв над самым ухом (кстати, к тому времени, когда он все-таки продирал глаза, Подлиза уже сидела где-нибудь поодаль и делала вид, что она-то, собственно, тут ни при чем и если кому что приснилось – так надо на ночь меньше триллеров смотреть…)

С профессором вдруг произошли разительные перемены. Он оживился, протер очки и впервые за весь семестр пригляделся к Егору повнимательнее, уточнив ни с того, ни с сего, как теткина кошка относится к кактусам и пылесосам. Подлиза вообще-то относилась к кактусам весьма положительно. В смысле, лопала за милую душу вместе с колючками. А вот пылесос не заслужил ее уважения…

…Подобной беседой они развлекали всех присутствующих еще минут двадцать. Борис потом выразил персональную благодарность - за то, что успел списать все с чувством, с толком с расстановкой и даже не скрываясь… Старшекурсники специально ходили посмотреть на Егора, как в зоологический музей – на трехголового теленка…

Опомнившись таки, профессор предложил Егору все-таки вспомнить еще какое-нибудь животное, обожествленное древними египтянами. Егор осторожно намекнул на крокодила. Но в повадках крокодилов он разбирался не так хорошо, как в кошачьих, и разговор быстро увял. Профессор поставил ему «хорошо» за ценное качество – наблюдательность и отпустил восвояси…

У тетки был пунктик. Ей уже перевалило за тридцать и она была убеждена, что стремительно движется к безвестной старости, причем в одиночку. Ну как, убеждена. Сначала тетка довела до исступления всех родственников, взывая к их состраданию. А потом, разочаровавшись в родственниках, бросилась спасать себя самостоятельно.

Проигнорировав знакомства по газетным объявлениям как немодный атавизм доинформационного общества, тетка смело погрузилась в пучину Интернета. Благо, на работе находилось и место и время…

Тетка пронеслась ураганом, кажется, по всем возможным сайтам знакомств. Жертвой крестового похода стал какой-то американец, сраженный наповал теткиной фотографией девяностых годов.

Тетка сразу ухватила быка за рога и на первую же робкую надежду услышать теткин сладкозвучный голос, пообещала предоставить этот самый голос вместе с носителем. Пока ошарашенный американец переваривал информацию, она уволилась с работы и умчалась навстречу грядущему счастью.

В реальном формате тетка довела воображение американца до нервных судорог и скоропостижно женила его на себе, пока культурный шок не прошел. Из-за океана она регулярно бомбардировала родственников электронными письмами с красочными фотографиями, типа «Я и Лютик в Голливуде», «Мы с Лютиком выбираем двухэтажный дом с бассейном»… Лютик – в смысле Лютер Максимилиан Ланкастер – на целую голову ниже тетки, присутствовал на всех фотографиях с одинаковым удивленно-мечтательным выражением лица.

С тех пор, как Егор купил – в кредит, специально ради этого устроившись продавцом-консультантом в отдел видеокассет – компьютер, тетка взялась переписываться и с ним. Каждое теткино письмо неизменно завершалось вопросом: «Как там моя Лизанька?».

Подлиза безошибочно определяла, когда Егор собирался проверить почту, а когда – просто монстров в капусту покрошить для эмоциональной разгрузки. Если приходило письмо от тетки, кошка устраивалась в первом ряду – в смысле царственно усаживалась перед клавиатурой. В ответ на егоровы многозначительные покашливания и прозрачные намеки она отвечала подергиванием хвоста и высокомерными взглядами («Желание дамы закон. Что не ясно?»).

Егор показывал ей фотографии, присланные теткой, а иногда – зачитывал отрывки из писем. Подлиза шевелила ушами и еле слышно урчала.

Когда Егор смотрел телевизор, Подлиза являлась в зал с таким видом, будто желала проверить: какой еще ерундой непутевый студент засоряет себе мозги? Иногда даже забиралась на диван, но демонстративно устраивалась чуть в стороне, правда, не слишком далеко – чтобы до нее можно было дотянуться и почесать за ушком. Однажды Подлиз совсем забылась и даже подставила под ладонь мохнатое пузо.

Тогда Егор впервые обнаружил у нее рядом с правой задней лапой мягкую припухлость под шерстью. Здоровый такой нарост, размером с половину грецкого ореха. Касаться нароста было неприятно. Сразу возникало чувство чужеродности, неправильности. Но Подлиза, кажется, ничего не заметила.

Собственно, тогда Егор не придал этому большое значение. Или ему казалось, что не придал. Но через пару дней, когда Верочка заметила, что он какой-то грустный, Егор ни с того, ни с сего отговорился:

- И ничего не грустный, просто задумчивый. Знаешь, у меня с кошкой что-то не то…

- Да я заметила, - фыркнула Верочка. – Вечно уставится на меня, как будто сожрать готова. Ты ее хоть раз в неделю кормишь?

- Да не… в смысле, кормлю, конечно! Только я не о том. У нее на животе что-то…

Егор не знал, как объяснить. Да и вообще пожалел, что завел с Верочкой этот разговор.

- Так может, ее к ветеринару сводить? - серьезно глядя на него предложила Верочка. Егор пожал плечами: мол, да ерунда все это, проехали.

Но в ветклинику позвонил. Нашел телефон в газете. Женщина, взявшая трубку, деловито выслушала его неловкие объяснения. Уточнила: «Возраст?». Егор чуть не ляпнул: 20. Но вовремя сообразил, что женщина имеет ввиду Подлизу и предположил: «Ну, лет пятнадцать?». «Приходите на прием», - сказала женщина. «Угу», - тупо отозвался Егор и вдруг спохватился: «А что, это серьезно?». «Может, просто возрастные изменения, - скзала женщина без особой убежденности. – А может, саркома». Егор глухо попрощался и отключил мобильник.

Подлизу они с Борисом отнесли в клинику следующим вечером. Едва не опоздали: врач уже собирался уходить.

Клиника была маленькая и темная, с какими-то советским плакатами на беленых стенах.

Врач оказался совсем молодым парнем, вряд ли намного старше Егора с Борисом. Кажется, Борис даже видел его на какой-то вечеринке. Кажется, врач тоже видел Бориса…

Звали врача Петром.

После осмотра они вышли на задний двор – покурить.

- Есть два варианта, - сказал Петр. – Можно порепетировать. Но есть вероятность, что полностью опухоль удалить не удасться. Да и вообще, давать какие-то гарантии… Кошка-то старая.

Как про барахлящую стиральную машинку, подумалось вдруг Егору.

- А второй вариант? - спросил Борис. Петр задумчиво выпустил струйку дыма.

- Усыпить, - коротко сообщил он. Кажется, отдавая предпочтение именно этому варианту. Может, не хотел связываться?

А может, просто этот вариант чаще выбирают?

Егор затушил недокуренную сигарету и бросил в урну. Спросил:

- Сколько?

- Усыпить?

- Операция.

- Ну, около тысячи. Плюс потом еще перевязки, уколы. Придется надевать бандаж, иначе кошка будет вылизываться и вскроет шов…

Борис неопределенно присвистнул.

Егору снова показалось, что его отговаривают.

…Подлиза дожидалась в кабинете. Она сидела на подоконнике и снисходительно принюхивалась к чахлому кактусу…

Саркома – это такая опухоль. Типа рака. Егор прочел все, что смог найти на эту тему в интернете.

Подлиза ни разу не выказывала беспокойство по поводу своей болезни. А тут – операция. Которая может закончиться неудачно. Но даже если все и пройдет успешно, всю опухоль могут и не удалить. И через некоторое время все начнется по новой.

Но, с другой стороны, если не оперировать, опухоль будет разрастаться и дальше. А она разрасталась. По крайней мере, к выходным нарост увеличился. Или Егору только так показалось?

В воскресенье он сделал дежурный звонок домой: сообщить, что все еще не погиб от голода (готовить-то некому), не заболел какой-нибудь страшной болезнью (наверняка ведь уже без шапки улице шастает!) и его даже не выгнали из университета (наверное, просто руки не дошли).

- Ты чего-то не договариваешь, - трагично заметила мама (в чем-то она походила на тетку). – Почему у тебя такой голос?

- Да все нормально, мам. Просто у Лизки саркома…

- Господи боже мой! У какой Лизки? У твоей девушки?!

- Да нет. У Элизабет Шарлотты…

- Егор! Тебе обязательно так шутить? Это ужасно…

Тетке Егор вообще сообщать не стал. Все равно ведь не примчится. Так зачем человека попусту беспокоить.

Так соглашаться или не соглашаться на операцию? Не к Верочке же за советом идти…

- Смотри, она опять уставилась, - капризно сказала Верочка. – Она что, ревнует?!

Подлиза действительно сидела на пороге зала. По мнению Егора, никуда она не уставилась. Выражение на подлизиной морде было самое что ни на есть отсутствующее.

- Просто, ты занял ее любимое место. Она контролирует.

- Вот спасибо! Теперь вся юбка в шерсти!

Верочка подскочила и покрутила перед Егором… хм, юбкой.

- Ого! – не удержался Егор. Верочка обеспокоенно попыталась заглянуть себе через плечо.

- Что?!

- Ну-ка, дай поближе посмотрю, кажется, и правда несколько шерстинок прицепилось…

- Маньяк! – фыркнула Верочка и увернулась от протянутых рук. – Я в ванную.

Подлиза вдруг стремительно изогнулась и зашипела. Верочка с писком отшатнулась.

- Лизка, ты чего, сметаны перебрала? - опешил Егор. Подлиза не удостоила его даже движением уха. Она неотрывно смотрела на Верочку и тихо утробно подвывала на одной-единственной низкой ноте.

- Брысь! - не выдержала Верочка. Тело Подлизы вернулось в нормальное положение, шерсть пригладилась (будто пленку назад отмотали). Подлиза развернулась и ушла.

- Ты от нее случайно на ночь не запираешься? - дрогнувшим голосом спросила Верочка.

- Может, ей просто духи твои не нравятся? - предположил Егор.

- Может, она у тебя и на красное реагирует? А если она на меня кинется?

Но Подлиза больше не появлялась.

И только проводив расстроенную Верочку, Егор обнаружил, что кошка мирно дремлет рядом с клавиатурой на компьютерном столе. Или притворялась, что спит.

- Это что такое было? - спросил Егор зло. Подлиза не ответит. Только кончик хвоста чуть дернулся. Или Егору показалось?

Верочка ошибалась: Подлиза не стала на нее бросаться. В следующий раз она выкинула кое-что понеожиданней.

Весь вечер ее не было видно. Верочка даже шутливо поинтересовалась: не выставил ли Егор свою питомицу за дверь?..

…А когда Верочка собралась уходить, в прихожей обнаружилась душещипательная картина: изящный Верочкин сапожок брезгливо упирался носком в фигурную лужицу. Резкий запах однозначно указывал на источник аномальных осадков…

Егор чувствовал, что у него пылают щеки.

- Знаешь, что, - металлическим голосом сказала Верочка. – Ноги моей здесь больше не будет. Лучше уж на нейтральной территории.

Подлиза сидела на кухонном подоконнике. Она не сразу оглянулась на надвигавшегося Егора. Взгляд Подлизы был полон холодного презрения.

И тогда Егор сорвался. Он зарычал и схватил кошку за шкирку, но не сумел даже зацепить кончик хвоста. Подлиза слетела с подоконника и вынеслась из кухни. Кажется, Егор что-то орал вслед. Язвительно поинтересовался: может, это и врпавду ревность? Или у кого-то старческий маразм? И не только маразм – старость не радость. Наверное, уже пора переходить на памперсы?.. А может, у Подлизы просто крыша поехала на почве болезни?..

- Ну, раз тебе уже ничем не помочь, будем усыплять, - заключил Егор уже почти спокойно. – Все дешевле выйдет, чем операция.

Подлиза так и не откликнулась.

Зато ночью она устроила Егору встряску с открывающимся шкафом. А утром объявила бойкот.

Егору было стыдно за вчерашнее. Даже не за слова – за то пьянящее ощущение власти над чужой судьбой. Когда сам определяешь: жить другому или умереть. Просто, как будто выкидываешь старые фотографии…

Он пытался уверить себя, что говорил неискренне, просто хотел припугнуть. Глупо пытаться обмануть самого себя. Но он пытался. Пытался всю дорогу до университета и даже пока ждал своей очереди отвечать…

Вопросы попались не такие уж сложные. Препод сначала даже согласно покачивал головой в такт ответу. А может, просто пытался не уснуть? Егору, собственно, было все равно. На дополнительные вопросы он тоже отвечал без энтузиазма и, кажется, невпопад…

Препод задумчиво покрутил в руке ручку, медля с оценкой.

¾          Нда, Сметанин, ответ посредственный, - заметил он с явным сожалением. – О чем думаете? Определенно не о немецкой философии…

¾          Угу, - отозвался Егор и на полном автомате, как будто на очередной дополнительный вопрос, ответил: - У одной моей… знакомой саркома. И ей нужна операция…

Рука над зачеткой замерла еще на долю секунды. Потом препод молча вывел в графе оценки «Хорошо». Егор также молча взял зачетку двумя пальцами и вышел.

На душе было паршиво. Держать зачетку был неприятно. У Егора возникло острое желание вымыть руки с мылом.

Он вышел покурить.

Через некоторое время к нему присоединился и Борис.

¾          Завалил, - коротко пояснил он. Егор протянул ему полупустую пачку и зажигалку. Борис ухмыльнулся.

¾          А ты здоров, мозг, - одобрительно сказал он и заунывным голосом продекламировал: - У моей знакомой… саркома. Надо будет воспользоваться позитивным опытом…

¾          Да пошел ты, - процедил Егор и швырнул окурок под ноги.

¾          Так и знала, что вы здесь, - послышался за спиной Верочкин голос. Егор оглянулся и натолкнулся на Верочкину улыбку.

¾          Сдал?

¾          Сдал.

¾          И я сдала. Пошли, перекусим. А то я перенервничала, что не позавтракала.

Она подхватила Егора под руку. Егор отвернулся от Бориса, mfr больше ничего ему и не сказав…

¾          Эй, я с кем разговариваю?! – притворно возмутилась вдруг Верочка. – Спишь, что ли, на ходу?

¾          Извини, задумался, - отозвался Егор рассеянно. Верочка фыркнула.

¾          А то я не поняла. Опять о своей мохнатой подружке?

¾          Вот и нет…

¾          Вот и да! Ты о ней вообще когда-нибудь не думаешь?!

¾          Ну, и кто сейчас ревнует? – поддел Егор.

¾          К кошке?! – в голосе Верочки вдруг послышалось напряжение. – Да ты совсем с ума слетел? Значит, вот как ты меня воспринимаешь?

¾          Как? – не понял Егор. Вероска дернула плечом.

¾          Да наравне с ней. Как животное… Знаешь что? Никуда я с тобой не пойду. Расхотелось. Отвали!

Она резко отстранилась, чуть не столкнувшись с кем-то, проходившим мимо. Огрызнулась в ответ на стандартное: «Смотри, куда прешь!» и быстро пошла прочь. Егор тупо смотрел ей вслед и ровным счетом ничего не понимал. Сказать кому – ведь не поверят. Из-за какой-то больной старой кошки… Тьфу, да какая разница: старой или молодой?!

Он несколько раз набирал Верочкин номер. Но Верочка так и не ответила – дулась. В душе медленно разгорались угли вчерашнего раздражения, граничащего с ненавистью. Комок шерсти! Три кило веса вместе с когтями, а проблем – тонны!

Домой он вернулся только под вечер и без особого желания. Скинул ботинки и только потом включил свет.

Подлиза лежала на боку у входа в зал. Под полуприкрытыми веками не было видно зрачков, верхняя губа задралась, обнажив кончики клыков. На морде Подлизы как будто застыло вечное разочарование.

Егор замер, так и не отведя руку от выключателя. В зале оглушительно щелкали стрелки часов. Раз… два… три…

Егор сделал шаг вперед и споткнулся о тапок.

Подлиза лениво подняла голову и уставилась на человека. Возмущенно так, мол, ты где шлялся? Я тебя тут жду, жду…

¾          Ах ты, зараза, - выдохнул Егор с облегчением.

В желтых глазищах мелькнула озорная искорка.

Или ему только показалось?

Пограничница

Ни свет, ни заря заголосило воронье чучело на насесте в красном углу. Бабе Яге и без того снился какой-то кошмар, а тут и вовсе чуть с печки не слетела.

В двери кто-то громко стучал.

—          Ну, ну, захлопни клюв, окаянное... – проворчала баба Яга чучелу. – Раньше предупреждать надо было… Да уймешься ты? Голоса лишу!

Чучело мгновенно умолкло и притворилось пыльным ворохом перьев. По двери снова долбанули – на этот раз, кажется, ногой. Избушка жалобно покряхтывала.

Баба Яга с трудом сползла с печи. Косточки захрустели, поясницу заломило. Согнувшись, чтобы было не так больно, и прихрамывая на больную ногу, баба Яга поплелась к двери.

—          От ироды, разгрохают избушку, - проворчала она в ответ на очередной стук. – Да иду я, иду! Совесть-то у вас есть? Солнце ж ведь еще не взошло!.. Вот неймется…

До двери она все-таки добралась, хотя, кажется, избушка стала раза в два или в три больше, чем раньше. Долго возилась с засовом – места-то глухие, мало ли…

На пороге обнаружился здоровый детина с отведенной для удара ногой. Парень замер, забыв опустить ногу и, кажется, даже смутился.

—          Ну, чего буянишь, спать не даешь? – неприветливо буркнула баба Яга, потому что настроение у нее было так себе. А какое оно еще могло быть, настроенье-то, коли разбудили спозаранку, да еще и избушку чуть не сломали. И вообще, баба Яга всегда ходила с утра мрачная, если не позавтракала.

—          Зд-драсьте, бабушка, - пристукнув зубами, произнес парень. Еще бы, зябко с утра да туманно. Бабе Яге что – она как спала тулупчиком накрывшись, так с этим тулупчиком на плечах и вышла. А парень-то – в футболке, в джинсах, да в тряпичных кедах, сырых от росы… Отметив все это, баба Яга обнаружила, что настроение ее заметно улучшилось. Но впускать парня в избушку она все же не стала. Это богатырей по инструкции надо сначала напоить-накормить, да в баньке попарить. А у этого субъекта при себе даже меча не наблюдалось. В общем, под нормативы не подпадает.

—          У вас тут что, традиция такая – поперек дороги избы ставить? – спросил парень, чувствуя, что гостеприимством баловать его никто не спешит.

—          Знать нужда в том была, раз поставили, - веско заявила баба Яга. – Ишь, не нравится ему… Ты лучше давай, документики показывай…

—          Чего? Какие еще документики?!

—          Ты не ори, не ори! Я, между прочим, на службе. Так что могу и штраф с тебя взять. За грубость должностному лицу. И порчу государственного имущества!

—          Какую порчу, ты чего?

—          А дверь кто повредил? Вон смотри, царапины свежие… Целых три!!!

—          Да ты что, бабуся, издеваешься?! У тебя вся дверь – одна сплошная царапина! – возмутился парень.

—          А потому что всякие хамы ходют! – отрезала баба Яга. – В общем, так! Коли нет документов - плати за проход, да и катись, куда собирался.

—          Ну, я с тебя вообще фигею, бабушка, - восхитился парень. – Ты рэкитирша местная, что ли? Здорово у тебя тут все поставлено.

—          Но-но! Ты думай, что бормочешь! Ишь отрастил кулачищи, а ума – как не бывало! Сказано тебе – на службе я. Пограничный пост тут понятно? Таможня. Ты не смотри, что лес кругом. Дорожка-то все равно одна. Так что пока избушка моя не повернется…

—          Далась мне твоя избушка. Как будто ее обойти нельзя, - хмуро заявил парень. Баба Яга усмехнулась.

—          Так чего ж не обошел?

—          Ноги мочить неохота было, - буркнул парень. – Ладно. Не хотите по-хорошему дорогу показать, сам справлюсь…

—          Ступай, ступай, касатик, - хмыкнула баба Яга уже в спину детине. Но вразумлять не стала. Что зря слова тратить? Да и не маленький, сам дойдет, хе-хе…

За дверью нерешительно кашлянули. Баба Яга почувствовала аромат свежего печева.

—          Давно пора, - сварливо заметила она и поковыляла в избушку. На покосившемся столике появилась веселенькая кружевная скатерка, корзинка с дымящимися ватрушками и кувшин с молоком. Баба Яга отпила из кувшина, отломила кусок ватрушки позажаристей и оставила на столе (для вороньего чучела, притаившегося за печкой) а сама пошла завтракать на крыльцо.

Молодец как раз вернулся к избушке и теперь озадаченно озирался. При виде бабы яги с корзинкой, он демонстративно развернулся к ней спиной и отправился повторно штурмовать малинник. Баба Яга удобно расположилась на ступеньках, сжевала мягонькую ватрушку.

Молодец объявился в третий раз и – не замедляясь – прошагал прочь. Ишь ты, гордый какой. Сам-то наверняка тоже не завтракавши. Устал, автостопом поди добирался…

—          Эй, молодец, скушай ватрушку на дорожку, тебе тут еще долго так кружить. Лес-то заговоренный, - сжалилась баба Яга над парнем, когда тот уперто собрался заходить на шестой круг. Парень сделал вид, что не услышал, но через пару минут все же вернулся. Взял ватрушку из пододвинутой бабой Ягой корзинки, отхватил сразу больше половины и стал торопливо жевать.

—          Жаговоённый, жнашит? – уточнил он.

—          А ты думал? Много вас тут ходит, всяких… Ты угощайся, угощайся. А то бледный какой-то…

—          А ты, жнашит, типа паханиища?

—          Я и пограничница, я и таможенница, я и справочное бюро. Все честь по чести. Ты вот куда путь держишь? Если, скажем, просто туриствуешь, так у нас прекрасный заповедник имеется – воздух без примесей, водоемы чистые… у меня где-то и буклетик завалялся… там, знаешь, какие там чудеса, какой там леший бродит… он сторожем, кстати, работает, так что ты с ним шутить поостерегись… еще русалка-буфетчица, кот ученый – экскурсовод… Ты чего нос воротишь?

—          Да я бы лучше… того… вот если б у вас тут разбойники какие-нибудь… или принцессу украли, - отведя взгляд, пробормотал молодец. Баба Яга чуть не подавилась последней ватрушкой. Не было печали. Вот с утра счастьице-то првалило… И Соловей-разбойник, как назло, на больничном. Надо ему было с Муромцем этим (тоже еще умник сыскался) поспорить: кто за раз больше мороженого съесть. Ну, у обоих воспаление легких. Илье-то что. А вот Соловушка охрип – всю работоспособность потерял. А так: сейчас бы как гикнул-свистнул, да вымел бы этого, богатыря… Смех один, а не богатырь, право слово. Без оружия, без амуниции, а туда же – принцессу ему подавай.

—          Да мне же не обязательно чтобы прямо принцессу, - торопливо сказал парень, ну, прямо мысли бабы Яги прочитал. – Пусть хоть боярскую дочку какую, хоть купеческую…

Вот большая разница! А боярские дочки так и бросаются на проходимцев всяких, ага. В прочем, одна идейка у бабы Яги все же появилась.

—          Ну, что же, - вздохнула она. Она свистнула, хлопнула в ладоши:

—          А ну, избушка, поворотись-ка!

Избушка нехотя распрямила куриные ножки, встряхнулась от долгого сидения. Из-за двери послышался грохот падающих горшков и возмущенное карканье. Избушка потеснилась, освобождая дорогу. Перед бабой Ягой и парнем открылась развилка, посреди которой был воткнут огромный черный камень, испещренный надписями. Нужные надписи уже с трудом удавалось разглядеть среди всяких «Здесь был Лансик», «Руся +Люда = ©» и «Верните Прелесть, гады мелкие». Молодец озадаченно крякнул.

—          Направо пойдешь, в Камелот попадешь, - прочитал он.

—          Угу, только не советую туда соваться, - вставила баба Яга, - у них сейчас карантин: кто-то квакучую лихорадку занес…

—          Какую лихорадку?

—          Квакучую. Это когда у тебя по всему телу зеленая сыпь, чесотка и квакать постоянно хочется.

Парень вздрогнул, как-то сразу потерял интерес к Камелоту и обратился к следующей строчке:

—          Налево пойдешь, в Средиземье попадешь… Ух ты!

—          Не сильно-то мечтай, - осадила его баба Яга. – Там половина зверья уже в красную книгу занесена. Наступишь не на ту живую корягу – и сразу под суд.

Парень заметно погрустнел. Выходило, что вариант у него один, то есть: «прямо пойдешь – в Тридевятое Царство попадешь».

—          Знаю я одного змея. Горыныча, - медленно проговорила баба Яга. – Вот куда тебе надо. Может, он опять что натворил: поле какое пожег… ну, может, и похитил кого.

—          Змей? – с сомнением протянул парень. – Это который с тремя головами?

—          Никак страшно стало? – поддела баба Яга. – Смотри-ка ты, принцесс ему подавай, а змея – с одной головой подыскивай…

—          Да нет, я не против, - тут же заверил парень. – Подумаешь. Ладно, бабушка, спасибо, пошел я.

—          А ну, стоять! – прикрикнула на него баба Яга. – Ишь прыткий какой! Сначала запрещенные предметы сдай: динамит, автоматы, бластеры, электрошоки, газовые баллончики, чипсы, газировку…

—          А чипсы зачем? – удивился парень.

—          От вашей химии у нас живность дохнет. Не привыкшие мы к таким продуктам… - Пояснила баба Яга. – Э-э, милый, ты мне тут зубы-то не заговаривай. Что это у тебя в кармане, а?

Парень помялся, но все-таки выложил из кармана гранату. Баба Яга даже присвистнула от удивления, хотя на своем веку повидала всякого.

¾          Ну, и как мне, по-вашему, теперь этого Горыныча, голыми руками устряпывать? – уныло поинтересовался молодец. Раньше надо было думать.

¾          Так, может, без кровопролития обойдется? – вкрадчиво предложила баба Яга. – Чем плох наш заповедник?

Парень скорчил кислую мину.

¾          Не-е, чего я в вашем заповеднике не видел… Справляются же как-то ваши богатыри и я справлюсь… Где тут у вас мечи-кладенцы выдают?

¾          Эк, куда хватил! Кладенцы… Их, почитай, уже лет триста никто не ковал. Секрет-то утерян. А те, что остались – только музеям теперь и нужны. Сроки годности все повыходили уже, - хмыкнула баба Яга. – Ну, да ладно. Помогу уж тебе. Завалялся у меня тут один боекомплектик. Муромец как-то до баньки заходил и оставил. Посмотри сам в сундуке у двери – не заставляй меня, старую, лишний раз позвоночник тревожить… Да иди-иди, не бойся, никто тебя не съест. Заодно посуду в дом занеси.

Парень неловко подхватил опустевшие корзинку и кувшин. Избушка под строгим хозяйкиным взглядом развернулась к ней крыльцом и присела. Парень с опаской вошел, словно ожидал подвоха.

¾          Слева сундук-то, - подсказала баба Яга. Некоторое время парень усердно гремел металлом и чихал от пыли и ржавчины (не мудрено, сундук, почитай, год не открывался после предыдущего посетителя). Наконец, он объявился на крыльце, с заметным усилием подтаскивая за собой огромный двуручный меч. Баба Яга всплеснула руками.

¾          Ты хоть кольчугу-то одень, богатырь доморощенный!

¾          Не… жарко будет, - прозорливо решил парень. – Да и тяжелая она. Так сойдет. Ну, спасибо, бабушка. Показывай, где ваш змей прячется.

¾          Так ты иди вся прямо да прямо, через лес, потом в горку, потом под горку, через речку, через поле…

¾          Ни фига себе, а поближе никак?!

Баба Яга вместо ответа взмахнула платочком, который специально на такой случай был припрятан в кармане тулупчика. Парень вздохнул и поплелся по дороге, ведущей в Тридевятое Царство.

Избушка со скрипом вернулась на исходную позицию, снова перегородив путь. Баба Яга покачала головой. И чего людям дома не сидится? Все хотят самоутвердиться. Дело, конечно, молодое, понятное. Ну, так самоутверждайся ты у себя дома: слабых там защищай, машину времени изобретай, дома строй, еще чего-нибудь. Нет, подавай им приключений – с драконами, принцессами, да еще и полцарства в придачу. Где же на каждого желающего по полцарства-то найти?! И спокойствие опять же нарушается. Недавно вон Лешему-бедолаге ногу отдавили… Правда свои же…

И когда, наконец, придумают, как Границу эту проклятущую закрыть. Мерлин, правда, говорит, будто никак это сделать нельзя. Давеча вот с Котом Ученым разглагольствовали. Мол, параллельные миры взаимопроницаемы и ничего с этим не поделаешь… Тьфу, вот как наглотаются медовухи – так хоть бей их, окаянных: плетут всякую околесицу. И слова еще такие длинные умудряются выговаривать…

Эх, на пенсию что ли у царя да царицы отпроситься?! Вот, кстати, чуть не запамятовала, старая!

Баба Яга достала из кармана засаленное зеркальце (одна родственница отдаленная еще на трехсотлетие, помнится, прислала) и постучала по мутной поверхности. Зеркальце помигало, зашлось какими-то цветными пятнами, но потом все же прояснилось и показало царские палаты. По картинке изнанки – то бишь со стороны означенных палат – каталось яблочко, которое должно было бы быть наливным, но за годы пользования превратилось в обычный сухофрукт. Поскольку в блюдце был хорошо виден край кровати с небрежно свесившимся с него пуховым одеялом, баба Яга поняла, что подключилась прямиком к царской опочивальне.

¾          Эй, Василиса! – зычно прикрикнула она. Одеяло зашевелилось, и через некоторое время в зеркальце появилась физиономия, в которой с трудом угадывалось заспанное Василисино личико. И не мудрено: не часто царицу увидишь вот так, по-простому: без макияжа и в бигуди. Василиса с трудом разлепила один глазок (другой так себя и не пересилил), смахнула с блюдца мельтешащее яблочко и пригляделась.

¾          Вы что, бабушка, на часы не смотрели? – жалобно спросила она. – Петухи ж еще не пели.

¾          Те, что через Границу переходют, знаешь, тоже за временем особо не следят, - сообщила баба Яга, спрятав за ворчливым тоном тень удовольствия: все ж таки не ее одну с постели подняли. – А уж царь-государь и подавно должен…

¾          Ва-ань! – протяжно позвала Василиса, умудрившись вставить в короткое мужнино имя широкий зевок. – Тут дело… государственной важности.

¾          Как, опять?! – услышала баба Яга царственный стон. Картинка смазалась. Изображение заспанной Василисы сменилось на не менее заспанного и помятого Ивана Гороховича.

¾          Ой, б… ба-абушка, - выдавил он с запинкой.

Баба Яга деловито доложила:

¾          Тут сейчас новый гость являлся. На подвиги.

¾          Вот же не спится людям… - процедил Иван Горохович и, похоже, раздражение его более касалось бабы Яги, чем незваного гостя. Все же привитая царю еще в детстве дипломатичность взяла свое и он спросил: - Ну и как, серьезно гость настроен?

Вместо ответа баба Яга показала изъятую гранату. Сон с царя-государя тут же слетел. Раздражение, правда, осталось.

¾          Я его обычным маршрутом послала, - предупредила баба Яга. – Пущай Горыныч там сильно не балует. Жалко парнишку, даже кольчугу ведь не надел. Зато меч взял самый большой, какой у меня нашелся. Езжай-ка туда, Ванюша. И воды живой на всякий случай возьми. А то как бы Змеюшке нашему опять глаз не выткнули…

¾          Ну, спасибо, бабуля, позавтракали, - проворчал Иван Горохович. Баба Яга сделала вид, что оскорбилась.

¾          А я-то что? Я службу свою несу, как положено. А то, можно подумать, мне радости много сидеть тут, на болоте, да от радикулита маяться. Я б, может, лучше, на пенсию заслуженную пошла, в огороде бы копалась, корову бы завела, курочек…

¾          Эй-эй, бабушка, чего это ты? – заволновался вдруг царь Иван. – Какая же ты старая? Очень даже молодая. Какая тебе еще пенсия, тебе замуж еще в самый раз! И вообще… ты, между прочим, клятву верности давала…

¾          Бабушка, мы без вас, как без рук, - вмешалась Василиса, которая чутко уловила необходимость своего вмешательства для безопасности государства. – Все царство на вас держится…

¾          Вот то-то и оно, - вздохнула баба Яга со скрытым смущением. Зеркальце мигнуло, пошло рябью и показало бабе Яге ее изображение. Тьфу ты, пропасть, сама-то нечесаная – неумытая. Тоже невеста: на такую даже Кощей не позарится… В таком-то виде перед государями рапортовать!

В этот момент чучело вороны снова ожило и оглушительно каркнуло. Опять кто-то Границу перешел?! Да что ж за утро такое?

Баба Яга доковыляла до закопченного окошка. И точно. На дорогу из тумана выплыло чудище-страшилище: человек – не человек, богатырь – не богатырь. Бочка, с руками, ногами и головой. Все черное, металлическое. За спиной плащ развивается. А на поясе – батюшки-матушки – бластер огроменный. Баба Яга распахнула окошко (на порог-то и высунуться побоялась) и закричала дрожащим от страха голосом:

¾          Стой, стой, милок! Ты тропку попутал!

Черный остановился. На шлеме без забрала открылся круглый красный глаз и нацелился на бабу Ягу. Черная рука плавно потянулась к оружию. Баба Яга даже занавесочкой прикрылась, застиранной да залатанной.

¾          Если вам в космопорт, то это не та дорога! – в панике пискнула она. – Вернуться вам надо. До развилки, а оттуда налево пойти. Налево, добрый молодец, налево!

Баба Яга вдруг поняла, что стоит, крепко зажмурившись, и ждет, когда чудо-юдо по избушке пальнет. Но выстрела все не было. Приоткрыв осторожненько один глаз, баба Яга успела заметить, как чудище исчезает в тумане.

¾          Ох ты, лишенько, – вздохнула баба Яга с превеликим облегчением.

¾          Ба, ты меня звала? – тут же донеслось из-под трухлявого пня под окном. Из травы высунулась чумазая физиономия.

¾          Сгинь, Одноглазое! - с досадой шикнула баба Яга. Лихо обиженно фыркнуло и пропало.

Баба Яга глубоко вздохнула. Ох, стара она для таких переживаний. Вот выздоровеет Соловей – пускай на пост заступает. А с нее, с бабы Яги, хватит. Зачем ей такие переживания на старости лет? Ну и перепугалась она, даже признаться кому стыдно – до дрожащих коленок! Лихо вот ни за что грубым словом ожгла….

¾          Что за бардак в доме? – грозно спросила баба Яга воронье чучело. – Со стола кто убирать будет? Пыль везде… Да на занавеске вон дыра какая. Люди же ходят! Смотри у меня…

Чучело как-то поблекло и, кажется, даже уменьшилось в размерах. Досадуя на себя за несдержанность, баба Яга поковыляла на крыльцо. Охо-хо, вот утречко-то началось, что ж дальше будет?

Позвать, что ли, Лихо, да извиниться перед ним? И чучело обратно в ворону обратить? Все ж таки свои, родные…

Июнь-июль, 2004 г.