Екатерина Малаховская, 24 года, студентка ТГУ
Мама приехала
В одном маленьком городе на переулке Базовом играли дети. Три подружки-второклассницы удобно разместились внутри заброшенной воинской части. Здание представляло собой некогда двухэтажный корпус, где жили солдаты. Сейчас же это было похоже на бетонную коробку с грудой кирпичей и обломками плит, из которых торчали железные штыри. Девочки знали, что им нельзя здесь играть. Уж сколько раз предупреждали, что стены могут рухнуть. Но ведь не рухнули же до сих пор! Да и дети были уверены, что если вдруг что-то поблизости затрещит или начнет падать, то они успеют выбежать. А пока это их манеж. И они чувствуют себя в безопасности. Из самых красивых и ровных кирпичей каждая делала себе сооружение, похожее на стол, и застилала его черным большим пакетом, который, для этих целей, разрезался по швам еще дома. Девочки аккуратно расставляли на столе пластиковую игрушечную посуду, выдумывали разные блюда и готовили их на скорость. Воображаемые продукты заменялись песком, травой, камнями, кирпичной крошкой, землей и водой, принесенной с собой.
Помимо этого корпуса, в пределах воинской части находилась еще трехэтажка, а за ней – стрельбище. Эти две локации были излюбленным местом мальчиков, и девчонкам вход был туда запрещен. Но все равно всех детей Базового неизменно тянуло играть именно туда. Поэтому те, кого не принимали компании двухэтажки и стрельбища, шли в спортгородок. Старшеклассники использовали турники по назначению, а остальные школьники привязывали канаты к самым высоким перекладинам и делали качели.
Дома ребят, живших на Базовом, представляли собой преимущественно деревянные бараки разной величины по два-три, объединяющие один двор.
По одному из таких дворов бегал ребенок лет семи. Со спины можно было сказать, что это мальчик. Короткая стрижка «под горшок». Футболка с выстиранным узором и штаны, которые приходилось все время подтягивать из-за растянутой резинки в поясе. И только на босых ногах совсем не мальчишечья обувь – ярко-розовые резиновые сланцы, надорванные около мизинцев, из-за чего стопа постоянно выскальзывала во время бега, и пальцы марались о землю. Во дворах и домах Базового все знали этого ребенка. То была Тонька. Младшая из пяти детей Несторовых. Старший Дима – в армии, Антон – в техникуме. Наташа и Андрей, с разницей в три года, учатся в школе. А Тонька после нынешнего лета – в первый класс. Помимо детей Несторовых и самих Несторовых жила с ними бабушка Саша. Ютились они в одной из семи квартир ветхого барака с общей кухней и прачечной.
Человек нездешний скривится, да еще и пальцем покажет. Мол, как так можно жить. Восьмерым да на две комнаты! Люди местные могли только догадываться, как это семейство располагается на полста квадратных метрах. Но даже этих догадок было достаточно, чтобы уважать и жалеть Нестеровых. Жалостью была одежда, которую жители Базового отдавали им. Уважением – отсутствие призрения во взгляде при разговоре с любым членом этой семьи. За порог они к себе никого не пускали. Даже тех, кто приносил им свою жалость в пакетах. Мать семейства Людмила, услышав стук в дверь, долго возилась в квартире, бурчала что-то, потом приоткрывала дверь. В коридор из квартиры сразу проникал одновременно затхлый и кислый запах. Позади хозяйки дома можно было рассмотреть большой стол, придвинутый к мутному окну с одним тюлем, вокруг – табуреты. Слева от стола небольшой холодильник, с телевизором сверху. По обеим стенам от окна множество полочек, нагруженных разного рода вещами. Справа стоял продавленный зеленый диван. На полу – некогда цветастый ковер. Вместо форточки в правом верхнем углу окна была квадратная дыра с болтающимся на ней куском засаленной марли, и когда входная дверь открывалась, благодаря сквозняку, в воздухе поднималось множество пылинок, кружащихся в слабых солнечных лучах. Проход в другую комнату был завешан самодельными шторами из нанизанных на веревочки крупных бусин. При внимательном рассмотрении можно было понять, откуда доносится этот дрожжевой запах – ведро с помоями сразу за углом от порога. Казалось, оно никогда не пустело. Но даже если этот сосуд и выносил отец Нестеровых, то помыть или сполоснуть его никому не приходило в голову. Поэтому запах стоял всегда. Но гости делали вид, будто ничего и не режет им глаза и не свербит нисколечко в носу. Протягивали пакет, находили уместную, по такому случаю, фразу и уходили. Людмила же добродушно улыбалась смолянистыми зубами, благодарила людей дрожащим голосом, а закрыв за ними дверь, садилась на расшатанный табурет и лезла скорее в пакет шершавыми руками. Кончик ее языка остро торчал между тонких губ, глаза переставали моргать.
Никто не осуждал их. Только иногда находилась парочка приезжих особ, гостящих на Базовом у родни, которая считала необходимым употребить слово «неблагополучные» в адрес бедных отпрысков.
То и дело, дети из «благополучных» семей могли увидеть свои вещи на чадах Нестеровых. И в такие моменты доселе неощутимая разница в обеспеченности вдруг становилась слишком явной и осязаемой. Узнав свои шорты или свою майку на Тоньке, дети сразу отводили глаза, и что-то жгучее поднималось из груди к горлу. Это новое чувство сбивало с толку, но все же нравилось.
У некоторых детей хватало смелости за это называть Несторовых ущербными. Впервые так сказала Надя – девочка с соседнего двора.
Они везде ходили втроем. В школу, в столовую на переменах, из школы, на улицу и вечером домой. Надя, Маша и Наташа.
Тонька бежала к ним, чтобы рассказать что-то очень важное.
– Надя, к тебе мама приехала!
– Мама? Где ты ее видела? – Надя быстро встала.
– У тебя во дворе. Она поднималась на ваше крыльцо. В своем красном платье! Красивая такая… – Надя поняла, что Тонька не ошиблась.
– Девочки, я пойду домой. Сегодня не выйду уже гулять. – Ей не хотелось оставлять подруг, но Надя знала, чем чревато опоздание. – Вы только в мою посудку не играйте без меня. Маш, ты заберешь ее к себе в сарай?
– Ладно, мы тогда пойдем ко мне в барби играть. Да, Наташ? – черноволосая девочка взглянула на третью из подруг. Та кивнула. – А завтра выгоняй велик. Поедем в Синий двор!
Не приди сейчас сюда Тонька, Надя бы в очередной раз обрадовалась тому, что теперь ее зовут кататься. Ведь бабушка совсем недавно купила велосипед. И каким счастьем было выгонять и загонять его. Ехать по улицам Базового, сильно-сильно разгоняясь и отпуская руль, балансировать одним только туловищем!
А сейчас…мама приехала. Надя поплелась домой.
Бабушка, наверно, на огороде сейчас … хоть бы не испугалась … мама наверно с дядей Лешей приехала … опять на кухне курить будут, а бабушка кашлять начнет … опять Рыжика тискать будет … хоть бы он поцарапал ее … я резиночки в шкатулку не убрала … и в комоде вещи не сложила … лучше бы она никогда не приезжала … опять будет обзывать … может соскучилась и не станет кричать … я уже не успею ничего убрать в спальне … хоть бы мне больше досталось, чем бабе … а может она завтра уже уедет … а если она насовсем приехала … опять к тете Гале пойдет, а мне с Виолеткой водиться пол ночи … или к Хлебневым уйдет, а бабушка ночью плакать будет … опять придет пьяная, а завтра ничего не будет помнить … и ляжет спать со мной на диван … а утром от нее будет ужасно вонять … и ноги свои колючие ко мне прижимать … и опять я буду все делать дома … а скоро суббота … опять эта генералка … опять все вытряхнет из тумбочек … бабушка только накопила денег на машинку, а мама опять себе на вещи заберет … и в итоге прожжет их своими сигаретами, как тот красивый розовый халат … Опять будет с бабой ругаться из-за всего … выкинет кухонные полотенца и склянки бабушкины … постоянно они ей мешают … а может она изменилась … а вдруг она дневник мой найдет, как в прошлый раз … в этот раз не должна … а если в альбом залезет … я буду просто молчать … как говорила бабушка … тем более она давно меня не била … может, потому что я уже взрослая … конина … опять скажет, что я в штанах и футболке как пацан … может мне так удобно … не думала, что такое может быть?
Чем ближе Надя подходила к дому, тем злее она становилась. В такие моменты она сильно сдавливала зубы и поджимала пальцы на ногах, пока их не сводила мелкая судорога. Машины дяди Леши не было нигде поблизости. Значит, одна приехала, подумала девочка. Прежде чем подняться по ступеням, она осмотрела себя – не было ли на ней колючек или грязи. Надя распустила собранные в хвост длинные волосы. Медленно поднялась на крыльцо, потянула на себя ручку, пружина с тугим скрипом растянулась через дверной косяк, девочка быстро прошмыгнула в подъезд и дверь резко захлопнулась за ней. Этот хлопок за спиной был настолько громким, что девочка испугалась. И вдруг вспомнила.
Маленькую Надю выносит на улицу мама и быстро возвращается в дом. Тяжелая, обитая ватином дверь гулко хлопает за ней. Девочка смотрит на свои валенки и снег, который очень красиво блестит от света фонаря. За забором очень темно и шумит ветер, но раз мама одела так тепло, значит надо будет туда идти, а с ней не страшно. Шарик прыгает и захватывает пастью снежинки, но цепь не дает делать этого в полную силу. Бедный Шарик. Жалко, что нельзя подходить к нему близко. От колючего шарфа чешется лицо. Дома опять что-то гремит. Мама выходит босиком на крыльцо, вытаскивает большую сумку.
– И ее ты больше не увидишь. И с работы тебя уволят, мент хренов! Все узнают, что ты выгнал ночью в мороз жену с ребенком.
Мама плачет.
– Ты сама ушла. – Голос папы раздается из сенок, откуда очень вкусно пахнет вяленой рыбой.
– Сама ушла, а ты сидишь на жопе ровно! И на дочь тебе плевать! Видишь, Наденька, как папа нас любит? Сейчас к бабушке пойдем пятнадцать километров по морозу. – Женщина обувает на босые ноги валенки и накидывает на цветастый халат длинную черную шубу.
– Ну, куда ты собралась сейчас с ребенком? Ты о ней хоть подумай. – В дверном проеме появился папа. Высокий и плечистый, с широкими черными бровями и тяжелым взглядом.
– Ты же о ней не думаешь! – Мама стащила сумку с крыльца и поволокла ее к воротам.
Надя знала, что папа ее любит. И что мама ее любит. Но друг друга они совсем не любят. Во всяком случае, так говорила бабушка.
– Короче все! – Папа повышает голос, очень быстро оказывается около Нади, берет ее на руки и несет в дом.
– Не смей ее трогать! Я посажу тебя! – Мама бросается вслед за ними в дом.
Надя пугается и плачет.
Как странно в памяти всплывают куски воспоминаний из детства. Из совсем еще неосознанного возраста. Вряд ли бы Наде пришло это на ум, когда она играла в посудку с подругами. Но именно сейчас это проступило ярким снимком, когда было страшно от неизвестности. Она искала в этом страхе спасительный закуток. Забежать в него – и ничего нет. Ни Тоньки, ни красного платья, ни боязни за бабушку. Но надо было идти.
Девочка боялась своего подъезда. Хоть и жила здесь уже почти десять лет. Здесь было всегда темно, потому что никто не мог починить проводку. Чтобы дойти до своей квартиры, ей нужно было пройти по узкому коридору, потом повернуть направо и зайти в так называемый «карман», в конце которого располагались две квартиры напротив. Та, что была слева – Надина. И все это – буквально наощупь. По стенам то и дело ползали пауки, которых Надя ненавидела. Всякий раз, ступая по деревянному полу подъезда, она с опаской вела указательным пальцем по стене, пока не нащупывала косяк. Это означало, что она дошла. Гораздо неприятнее было наткнуться рукой на паука. Тогда девочка вскрикивала и судорожно стряхивала с себя насекомое, даже если оно так и оставалось сидеть на стене.
Но сейчас ни темнота, ни пауки не занимали Надю. Она тихонечко делала каждый шаг и прислушивалась к разговорам, слышавшимся в подъезде через тонкие дспэшные стены. Вот из второй квартиры доносились звуки стирающей машинки. Из четвертой – слова, которые нельзя было повторять детям вслух. Из их квартиры не было слышно ничего. Надя немного успокоилась. Она нащупала дверь, быстро постучала и вытерла вспотевшие ладошки о вельветовую ткань штанов. Прошло полминуты, и Надя постучала снова, но уже посильнее. Девочка зажмурилась и загадала, что если она досчитает до ста и за это время бабушка откроет дверь и мамы не будет дома, то она никогда не будет никому врать. Надя успела досчитать до двадцати. Замок щелкнул.
– Надюша, кушать захотела? – на пороге стояла бабушка.
– Нет, я просто… – Надя осторожно вошла в квартиру, посмотрела на обувь, стоящую в коридоре. Все как и было, когда она уходила гулять. Девочка боялась сказать что-то лишнее, что могло стать поводом для насмешек или злости мамы. Но следов пребывания матери не было. Да и бабушка вела себя очень спокойно. – Мама приехала? – Надя выбрала самый безобидный вопрос, который, по ее мнению, мог даже задобрить мать.
– Оксана? Нет. Ты ее видела? Она приехала? – женщина облокотилась рукой о стену. Глаза ее заблестели и перестали моргать.
– Тонька Несторова сказала, что видела ее на крыльце. – Надя, уже готовая успокоиться, все еще не понимала, что происходит.
– Тонька? Так может она обозналась. Ребенок же! Ты никакую машину не видела во дворе?
– Нет.
– Так, не переживай. Я же созванивалась с Оксаной. Она говорила, что приедет не раньше конца августа. И она будет с Лешей на машине. Ты испугалась? – женщина немного нахмурила брови, подошла к Наде и обняла ее.
Сама Надя не любила такие моменты нежности. Она сразу чувствовала себя слабой и беззащитной. Поэтому старалась как можно быстрее высвободиться из рук бабушки.
– Баба, а можно я тогда еще погуляю? – Надя выдохнула и подняла глаза.
– Хорошо, погуляй. Может, перекусишь?
Надя не слишком хотела есть, но мысль о том, что все хорошо, и мама приедет не скоро (во всяком случае не сегодня) была такой приятной, что Надя не могла отказать бабушке. Да и ей сомой хотелось просто побыть сейчас дома.
– А колбаска осталась? – Надя принялась расшнуровывать кроссовки.
– Ну, ты же не доела утром, значит есть.
Они вошли в кухню. Надя уселась за стол и принялась изучать содержимое вазочки с конфетами. Там было ассорти из «барбарисок» и «коровок». Девочка взяла первую попавшуюся карамельку и поставила вазочку на место.
– Не перебивай аппетит! И после улицы руки вымыть надо. Я как раз воду поставила для стирки.
– Да я под краном помою, баб!
– Вода ледяная, даже не вздумай.
Надя уже спрятала конфету за щеку, оставив фантик на желтой бархатной скатерти. В углу кухни на табурете стоял оранжевый большой таз, в котором уже бурлила вода. Бабушка отключила кипятильник и вынула его из таза.
Девочка смотрела и думала, что будет, если засунуть руку в воду, пока еще включен кипятильник? Нет, конечно, бабушка предупреждала, что ударит током, но как это будет? Больно и сразу насмерть? Или как?
– Пойдем. – Женщина не без труда подняла таз и пошла в ванну.
Она достала из-под ванны металлический таз, который заскрежетал на кафельном полу.
– Я сама воду разведу, баб, иди. – Надя взяла ковш, открыла кран и стала набирать холодную воду. Бабушка вышла и закрыла дверь в ванну.
Девочка развела себе теплую воду, села на колени и стала умываться, стараясь не расплескать воду по полу. Затем сполоснула руки до локтей, вылила воду в ванну и убрала все по местам.
Тем временем бабушка хлопотала на кухне. Она достала из холодильника баночку с облепиховым вареньем. Поставила на стол подставку в виде солнца с красными вкраплениями, а сверху сковороду без ручки. На плите пронзительно запищал чайник. В кухню вошла Надя.
Бабушка дала вилку внучке и поставила блюдце со сметаной.
– Я поджарила толченку вместе с колбаской. Кушай.
– Порежь помидорку, баб. – Девочка быстро начала есть.
Женщина присела на корточки и вытащила из-под стола плетеную разноцветную корзину. Откинула с нее вафельное полотенце и стала искать самый розовый помидор среди еще зеленых, только начинающих спеть.
– Баба, зачем ты срываешь зеленые помидоры с грядки? Они же могут покраснеть и в теплице. Я у деды Коли на огороде видела. – Надя позвякивала вилкой по сковородке и обильно запивала все молоком.
– Потому что у деды Коли в Чебуле большая теплица и много кустов помидоров, поэтому баба Тома не собирает их раньше времени. А у нас маленькая тепличка, я так делаю, чтобы успели уродиться новые помидорки. А иначе, пока эти дозреют прямо на земле, уже и лето кончится. – Женщина нарезала плод дольками. – Давай кушай и беги, а то скоро начнет темнеть уже. Девочки еще гуляют?
– Они пошли к Машке в барби играть. – Надя быстро все доела, провела рукой по губам и выбежала из-за стола.
– Хорошо. Раз ты пойдешь, занеси пакет к Несторовым. Я собрала старые вещи и игрушки твои, в которые ты уже не играешь. – Бабушка вынесла из спальни большой белый пакет.
– Ладно, хотя Тонька и обманула меня!
– Может просто обозналась, Надя. Не говори ей ничего. Она итак одна бегает постоянно. Взяли бы ее к себе. Веселее было бы.
– С ней не интересно. Все, я пойду, а то девочки там уже играют.
– Хорошо. Не поздно, Надя! – Бабушка закрыла за внучкой дверь.
Надя вышла на улицу, еще раз оглядела двор. Нет, точно не приехала, подумала она, и на душе стало совсем хорошо и спокойно. Ей хотелось играть во все игры со всеми своими подругами одновременно. Ей хотелось кататься на велосипеде наперегонки. Только бы скорее сходить к Несторовым. Надя вертела указательным пальцем в разные стороны и пакет в руке крутился вслед за движениями руки. Она все думала, почему Тонька ее так разыграла … зачем ей это … вот дура … мы ей вещи собираем, а она врет … еще и специально, знает же что я боюсь маму … просто с ней никто не играет, вот она и нашла повод подобраться к нам … в чужих платьях ходит … говорила же, что она ущербная … весь день мне испортила … а я из-за нее еще и бабушку напугала …
Она уже вышла из своего двора и заметила за домами переполненные мусорные контейнеры. Остановилась секунды на три, а потом быстро подошла, размахнулась и кинула пакет со всей силы в общую кучу. Вещи вывалились и упали в разные стороны. Надя увидела своих старых кукол, которым она обрезала волосы и фломастерами разукрашивала лица. Увидела коробочки с пазлами, которые она так любила собирать в первом классе. Увидела заклеенные скотчем скакалки и самый первый ее спасательный круг с Ариэль, футболки с Микки Маусом и Карлсоном, из которых Надя давно выросла, шорты и бриджи, которые уже не натягивались выше колен. И даже ленты, которые вплетала в косы ей бабушка, когда Надя ходила в детский сад. Она знала, что если продолжит стоять здесь и смотреть на это все, то заплачет. И Надя убежала.