Олег Крепак

Олег Крепак

ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

…Историю как-то удалось замять. Стекло вставили на место. Убрали осколки. Смыли кровь. Ребенка вывезли из лагеря. Единственным напоминанием о данном происшествии служил длинный след от синяка на шее вожатой. Все-таки умели раньше организовывать культурный отдых детей в детских лагерях! Есть что вспомнить…

Разговоры на кровати. Духота за окном. Спасающая прохлада комнаты. Шел неизвестно какой срок нашего с братом отдыха  в детском лагере, достаточный для того, чтобы от этого самого лагеря смертельно устать. Времяпровождение сводилось к тому, чтобы валяться в состоянии вселенской лени, ожидая обеда. Но вдруг счастье улыбнулось нам: из зала послышались странные крики. День становился интересным!

Вбегаем на шум. Оказалось, мы не первые: зал уже наполнился половиной отряда. Сквозь толпу пробираемся к эпицентру криков. Стоят трое: Сашка, Димка и предмет их обожания Вика. И этот  любовный треугольник стоит именно треугольником. Выясняют отношения. Об их любовной неразберихе знали уже все, вплоть до вожатых. Ходили, то вздернутые, то что-то мутили тихо. Вика все не могла определиться, кого она больше любит: смелого, задорного, но парня из обычной семьи Сашку или же спокойного, тихого, но щедрым на крупные подарки Дмитрия. Вот и металась между ними всю смену, то тому улыбнется, то этому подмигнет. Понятно, что так продолжаться долго не могло, конфликт должен был разрешиться рано или поздно. Как-то  Сашка даже предпринял отчаянную попытку показать, что он достойнейший: прятался в шалаше, недалеко от лагеря. Его обыскались, только под ночь как-то откопали его. И то потому что сам захотел, надоело. Будь его воля, он бы и дальше скрывался в лесах во имя любви, благо, что украденных продуктов из столовой хватило бы надолго. Но предмет его обожания как-то не проникся его подвигом. Вот и случилось.

- Отдай мне ее! Она моя!

- Нет! Она меня больше любит!

Крики были примерно такого содержания, слова менялись местами, но суть оставалась все той же. Та, ради которой все это затеялось, стояла между героями и мерила их как бы удивленным взглядом, периодически хлопая ресницами. Она что-то шептала о том, чтобы они прекратили. Но разве это когда-нибудь помогает?

Так бы они и кричали друг на друга, пока оба не устали или пока бы их не успокоили.  Но тут в этот совсем взрослый и очевидно серьезный конфликт вмешалась ну совершенно ничего не понимающая вожатая. Напряжение пошло на убыль, кто-то даже стал расходиться, как Дима перешел от громких слов к делу. Чтобы показать возлюбленной, что он достойнее, он схватил за шею Сашку и что есть силы дернул его об окно. Треск двух стекол оборвал все крики. И наступила тишина. Тишина, заставляющая поверить в нереальность происходящего. То, что последовало дальше, правда, трудно назвать реальностью. А последовали крики. Крики, многократно превышающие недавние во много раз. Кричал Сашка, из головы которого шла кровь. Кричали девочки, которые с ужасом  видели расправу. Кричала вожатая, на глазах у которой все это произошло. Кричали остальные, которые мчались сообщить о случившимся в свои палаты. Кричали все. Только Дима впал в какое-то оцепенение. Он стоял столбом и смотрел на происходящее как будто невольный свидетель. Его шок прервали крики из толпы: «Хватайте его!». Тут до него мигом дошло, что он успел натворить, что наказание неизбежно. Он схватил стул и стал им яростно отмахиваться от желающих его скрутить. Их  было предостаточно, его загнали в угол. Вот только сделали это зря. Не учли того, что человек в таком состоянии вообще не вменяем, а будучи загнанным в тупик, вовсе теряет контроль. И Дима стал отбиваться стулом все яростней, ставя памятные синяки всем желающим. Его атаки были столь сильны, что даже превышающая по количеству орава парней не смогла его скрутить, мало того, Дима умудрился пробиться через толпу в свою комнату и запереться.

Действовать надо было быстро. Одна из вожатых увела к себе Сашку и стала оказывать первую помощь, вторая же обратилась ко мне (просто стоял рядом): «Беги скорей в администрацию, скажи там все, пусть пришлют охранника и скорую». Я бросился исполнять, но услышав вновь крики, побежал на шум. Оказалось, вожатая уговаривала Диму открыть дверь, советовала ему успокоиться. На ее просьбы он отвечал нечленораздельным криком. Наконец ее уговоры сработали, и дверь в комнату отворилась (происходило это все очень быстро, чуть ли не за пять минут). Он сидел на кровати, тяжело дышал, вожатая подсела рядом. Дверь была открыта настежь, толпа зевак стояла в дверях. Было множество желающих врезать Диме из-за случившегося и из-за его побоев стулом, но вожатая запрещала заходить. Так и сидели они вдвоем и говорили. Что-то разобрать было трудно: мешали громкие комментарии собравшихся в дверях. Тут Диму вдруг  переклинило, он схватил шнурок на спортивном костюме вожатой, перекинул вокруг ее шеи и стал душить. Тут уж было не до уговоров, толпа бросилась на него с кулаками. Вожатую удалось отбить, она глубоко дышала, дико смотрела по сторонам, кожа ее лица приобрела синий оттенок. Я вспомнил о поручении побежал от этой сцены, но зачем-то опять вбежал в комнату, перебросился парой слов с братом, и тут мимо нашей открытой двери провели Сашу. За ним каплями падала кровь, оставляя кровавый след. Из головы торчали несколько осколков стекла. 

Я вспомнил, что должен бежать в администрацию, схватил первые попавшиеся шлепки и побежал. Шлепки были маленькие, натирали стопы, дыхание сбилось, каждый вдох с болью отдавался в горле. На небе были темные, почти черные тучи. Собирался дождь. Все потемнело. А я бежал, бежал до этого здания администрации, который в этот день казался перенесенным дальше на тысячи километров. И таки достиг цели.

Вбегаю к директору, пытаясь сказать о случившимся, но мешает дыхание. Повезло, что не выгнали: шло какое-то совещание. Серьезные тетки сидели вдоль длинного стола. Тут дверь пинком отворилась, ввели Сашу. Видок у него был ужасный. Дальше все происходило как в кино. Позвонили в больницу (она находилась метрах в пятистах), вызвали скорую. Аккуратно положили Сашу, который уже вовсе обессилел и побледнел. Где-то взяли бритву и стали брить ему волосы, чтобы врачам проще было работать. Подоспели врачи. Перебинтовали. На месте достали пару осколков из головы. Вынесли на носилках из здания и отвезли в больницу. Директор тяжело дыша, на какой-то миг задумалась, устремив свой взгляд в стену. Она не замечала, что ее одежда была в крови и волосах мальчика. Вдруг она вышла из оцепенения, взяла телефон и вызвала охрану в наш корпус.

Я столкнулся с охранником уже в  дверях. Он уже знал о случившемся, поэтому не задавал вопросов. Вообще казалось, что он в принципе не задает вопросов. Это кажется лишним для двухметровой горы мышц, покрытой черной одеждой. Охранник подошел к вожатой и спросил: «Где?». Она указала в зал. Оказалось, что Дима вновь как-то умудрился вырваться и проникнуть в зал. Там его и заперли. Гора мышц прошла в зал, предварительно аккуратно прикрыв за собой дверь. Послышались крики: «Вы не имеете права! Позвоните родителям!». Крики оборвали два тупых удара. Затем тишина. Тишина и плачь Димы. Охранник остался стеречь его, пока не приедут родители. Тем временем подошло время обеда.

Финал истории оказался не таким захватывающим, как ее начало. Саша оказался в порядке, осколки чудом не повредили мозг. Его увезли в городскую больницу. Диму также вывезли из лагеря. Его бабушка заплатила за два стекла, решила было ругаться с администрацией за то, что охранник врезал ее любимому внучку, но ее быстро успокоили. Вожатая получила на память синяк от удушья и ... и все. Любовный треугольник распался. На что только не толкают сильные чувства. А нам тогда не было и десяти лет.

ЦЕНА СЛОВА

Эту историю я услышал на форуме по журналистике. Его организаторы  оказались толковыми молодыми людьми, не успевшими впустить в свою голову кучу формальностей и подобного мусора, так что все было организовано очень хорошо. Помимо привычных пресс-релизов, также были мастер-классы специалистов в данной области.  Я попал на один из них, его проводил представитель какой-то новосибирской интернет-газеты. Это был еще довольно молодой человек,  с грустной улыбкой и усталыми глазами. Явился он, как говорят «с корабля на бал» - сразу же с дороги начал свое выступление. Главным в его выступлении было предостережение от занятий журналистикой:

- Ребята, помните, что за всей красотой сайта скрывается огромный труд, титанический буквально. Начав этим заниматься, вы уже никогда не сможете остановиться. Будете только и жить своим проектом, не зная покоя. Ночи без сна. Куча потраченных нервов. С утра едешь на работу и думаешь, что номер не готов, только к вечеру немного разгребешь, и так по кругу из дня в день без выходных. Мой вам совет – не занимайтесь журналистикой! Вы же все такие талантливые, ну зачем вам это надо? Одумайтесь, пока не поздно!

Молодые девочки, восхищенно смотрящие на него, буквально заглядывающие в рот, не хотели принимать его слова за правду. А зря. Интересно, что все приглашенные специалисты призывали детей «бросить это гиблое дело» и начать заниматься «чем-то нормальным». Но кто же их послушал?

…Когда мастер-класс подошел к концу, и закончилось бурное обсуждение, этот молодой человек о чем-то крепко задумался. Наконец, он сказал:

- Шутки шутками, но я вам хочу рассказать о ценности слова, послушайте хорошенько то, что я сейчас вам скажу. Учитесь на чужих ошибках…

Это было лет пять назад, когда я работал еще штатным журналистом в какой-то местной газетенке. Так как я был еще молод и неопытен, меня отправляли в самые глухие места на самые неинтересные сюжеты, но поделать я ничего не мог, так что приходилось мириться с этим. Занесло меня однажды в какой-то глухой городок, названия которого я уже и вряд ли вспомню. Мне было поручено написать материал о каком-то местном событии, о празднике вроде, скука, в общем. Побывав на этом мероприятии, я уже был готов отправиться в гостиницу, потому что в этот день обратно мне уже было не доехать.

Познакомился пока суть да дело с местным учителем. Мужик как мужик, чуть постарше моего. Поехали ко мне. Как водится, выпили. За бутылкой  у бедолаги язык развязался, и описал он мне все «прелести» местной школы. Мол, дети не хотят учиться, всем только шмотки подавай, учителя все пьют подчистую, директриса устраивает на работу только по блату своих родных, которые ничего не шарят, она же деньги себе прикарманивает, грязь, разврат, нищета...И прочее в этом духе. Тогда у меня мелькнуло в голове: «Это будет бомба!». На всякий случай позвонил своему главному редактору, подкинул идейку, получил добро. Осталось дело за малым – поподробней узнать ситуацию, уговорить учителя обо всем мне рассказать. Сначала он отнекивался, мол по пьяни ляпнул. Но я был настойчив, и уже после второй бутылки мы с ним договорились. Он согласился только тогда, когда я пообещал ему, что все имена будут изменены, и никто не догадается, где дело происходит. И он с охотой принялся рассказывать все с подробностями. Чудо, а не рассказчик! Тогда я думал только о том, что это вызовет сенсацию, и меня точно заметят! За своего героя я не переживал: я, как и договаривались, сдержал слово о том, что имен писать не буду, и местные не узнают. Да, и где центр, а где эта глухомань? Пока газета к ним придет, они уже сто раз забудут, что к ним какой-то журналист приезжал. Все оказалось, немного иначе…

Этот материал действительно выстрелил, я здорово поднялся по карьерной лестнице, мною была довольна редакция. Мне уже не приходилось разъезжать по окрестным деревням и поселкам, теперь я чувствовал себя большим человеком! Работал непосредственно в Новосибирске. Однажды нашего корреспондента занесло вновь в тот городок, не помню по тому же событию, что и меня, или же нет, это не важно. Приехав, он мне рассказал, что случилось с моим героем…

Номер с этим материалом действительно дошел до городка только через две недели. Что такое две недели для большого города? – пропасть времени! Столько всего успевает произойти! В маленьких же городах, время течет по-другому, и люди живут размеренней. Как бы я не изменил имена и скрыл общие черты, местные по каким-то мелким деталям узнали, что речь шла о них. На моего героя обрушилось всеобщее порицание. Уволили из школы. Не выдержав насмешек на работе, жена собрала вещи и ушла к маме, подала на развод. Друзья тоже его бросили. Видимо, они посчитали, что он не стоит того, чтобы остаться с ним. Знаете ли вы, что такое общественное порицание в маленьком городке, где все друг друга знают? – Ох, это жуть! Надеюсь, вам никогда не предстоит испытать такое…Казалось бы, самые близкие, самые родные должны были понять его, но нет. Мать выгнала его, заявив «нет у меня больше сына». Вот и все. Оказавшись один, он заперся дома и крепко запил…Спустя две недели его  нашли в петле…

Как только рассказчик закончил, в зале повисла мертвая тишина. Глаза его совсем потускнели. Он смотрел неподвижно в одну точку. На лицо застыла улыбка, но какая-то нервная, будто бы ему причинили большую боль. Наконец, он оживился и спросил:

«Сколько сейчас времени? Ох, я вас совсем задержал! Ладно, ребята, бегите, еще увидимся с вами на форуме!»

Мы больше не увиделись. В ту же ночь он уехал. Вот так в моей жизни появился и пропал еще молодой человек, с грустной улыбкой и усталыми глазами, оставив после себя тяжелую историю.

ЮЖНАЯ БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ

Тем летом родители отправили меня с братом и сестрой на Черное море. Проживали мы в детском лагере «Зарница». Лагерь сам по себе был хреновый: его фотографии из интернета оказались далеки от реальности. Да и коллектив вожатых попался какой-то странный: одни тетки глушили водку по ночам и говорили «о жизни», другие вечно уходили строить глазки спасателям в бар, в то время пока дети плескались в море. Но, в связи с юным возрастом, я не обращал на это особого внимания и просто наслаждался солнечными деньками.

В тот день, как и всегда, детей построили по парам и повели к морю. Идти было недалеко, минут 7-10, не больше. По прибытию насторожило то, что дул сильный ветер и на берегу, помимо детей из нашего лагеря и одной парочки, никого не было. Но разве это важно для сибирских детей, приехавших покупаться? Построив всех детей у воды, вожатая дала нам отмашку «в воду!», после чего преспокойно отлучилась пить в бар со спасателем. Нам это было только на руку: можно было плескаться и резвиться без надсмотра. Погода ухудшалась. Ветер становился все сильнее. Надвигались тучи. Уже точно не припомню, куда ребята из отряда: то ли они сами разбежались кто-куда, то ли уже подвыпившая вожатая увела их, забыв пересчитать всех. В конце концов, это не важно. Получилось так, что на пляже остался только я, мой брат, да молодая парочка, мирно лежавших на шезлонге. Ветер дул все сильнее. Что-то странное показалось на горизонте, совсем-совсем далеко, там, где вода соприкасается с небом. Что-то серое, быстрое, вертикальное. Это был смерч. Хоть он и был совсем далеко и казался совсем маленьким, но он неминуемо рос у нас на глазах. Стало страшно. Что делать в таких ситуациях? Куда бежать? Оглянув еще раз пустой пляж, мы решили подойти к парочке молодых. Издалека было слышен их смех, они улыбались, и, казалось, совсем не переживали по поводу надвигающейся беды. А может они просто ее не замечали? Подойдя ближе, я разглядел их. Это были еще молодые, лет 25 или 30, мужчина и девушка. Несмотря на страшный ветер, они держались за руки и шутили. Подошли вплотную.

- Извините, а вы не скажите, что это такое там вдалеке?, - спросил я робко.

- Это смерч, - ответила девушка приветливо, - а вы, ребята, почему одни? Где ваши родители?

- Наши родители далеко, мы же сейчас в детском лагере живем… А что же нам делать? Куда-то надо бежать или прятаться?

- Нет, ребята, бежать уже поздно, раньше это надо было делать. Сейчас осталось только сидеть и верить, что смерч пройдет мимо, - ответила девушка.

- И что же нам теперь делать?, - спросил я в испуге.

- Ничего, просто ждать, - вмешался в разговор мужчина. Он также, как и его спутница, был дружелюбен.

- Неужели вы совсем-совсем не боитесь?, - спросил я удивленно. 

- Нет, ребят, - сказал мужчина, смеясь, - мы через столько вместе прошли, что и теперь не боимся.

Наступило неловкое молчание. В голове медленно возникало осознание сложившейся ситуации. «Вот и все», - мелькнуло в голове. Стало как-то холодно. Грустно. Успокаивал безмятежный вид парочки, все также шутивших между собой. Их смех создавал ощущение нереальности происходящего. Тогда, набравшись смелости, я спросил:

- А можно…можно, мы посидим с вами?

- Конечно!, -ответила девушка, - оставайтесь с нами, ребята! Вместе веселее!

И мы уселись с ними. Было ли страшно? – да, конечно, было. Но с каждой минутой все меньше и меньше. Вид этих взрослых успокаивал. В конце концов, не все ли равно, как умирать от смерча или от несчастного случая? –Смерть будет смертью, какой бы она не была. Просто, в какой-то момент посетило такое безразличие, спокойствие, безмятежность…Одиннадцатилетний я, тринадцатилетний брат, неизвестные приветливые люди, голый пляж и бурное море… Где-то вдалеке смерч распался на два маленьких и повернул обратно в море. Ветер стих. Выглянуло солнце. Я находился в каком-то подвешенном нервном состоянии.

- Года два назад было похуже, - спокойно заметила девушка, - тогда смерч дошел до берега и дома сильно пострадали. Тут еще лагерь недалеко был… «Зарница» вроде…Так там половину крыш сорвало, беседки летали только так.

- М-да, было дело, - протянул мужчина, - ну, что, ребята, вас проводить до лагеря?..

Нас спохватились лишь, когда парочка довела нас до ворот лагеря. Директорша была столь занята охраной беседок, что просто махнула рукой в нашу сторону и убежала по делам, тяжело дыша. Вожатая же накричала на нас, что мы такие-сякие не ушли со всеми. Лицо ее было потное, красное. От нее разило перегаром.

Вот так, совершенно незнакомые люди оказались столь близкие в трудную минуту. Порой, я вспоминаю их молодые счастливые лица, их смех и совершенное пренебрежение к надвигающейся опасности. Их южную безмятежность.