Ярославцева Татьяна
ХРУПКОЕ СЧАСТЬЕ
Густые вечерние сумерки опускались на зимний город. Ослепительно белые снежинки, кружась в метельном вихре, наряжали деревья и кусты в пушистые одежды. Выпавший свежий снег переливался мерцающей россыпью драгоценных камней. В морозном воздухе витало праздничное настроение. Звучал звонкий детский смех, и теплая волна воспоминаний окутала меня. Накатило ощущение той странной душевной смеси горячего восторга пополам со сладкой тоской, которая осталась в далеком детстве в новогоднем, снежном, Ёлочном, подарочном счастье.
Трудное послевоенное время. Страна поднималась из руин. Люди налаживали свой быт. Всем хотелось стабильности и счастья. В магазинах к праздникам «выбрасывали» дефициты. Понемногу, на пять-шесть копеек, снижали цены на продукты. Жизнь менялась к лучшему. Молодежь, с энтузиазмом и высоким чувством патриотизма, трудилась на самых передовых стройках страны, фанатично веря в светлое будущее своей Родины. Такой настрой был в каждой семье.
Моя семья – это папа, мама, шестнадцатилетняя сестра Тамара и я, изнеженный, ласковый и всеми любимый ребенок. В декабре 1953 года мне исполнилось пять лет. Меня не покидало радостное настроение потому, что впервые наступающий праздник предстояло встретить по-взрослому, вместе со всей семьей. Родители приложили немало усилий, чтобы семейный новый год был щедрым и сказочным.
Однако, в канун нового года, я заболела, тем самым заставив всех домочадцев изрядно поволноваться. Выхаживала меня мама. Папу срочно отправили в командировку в областной центр – Благовещенск.
Сквозь сон, я слышала мамин шепот, чувствовала прикосновение её теплых губ и то, как её нежные руки прикладывали холодные компрессы на моё пылающее лицо, после которых мне становилось легче.
Мама почти неотлучно сидела у моей кровати, поила ягодным морсом, лекарством, и через три дня кризис миновал. Болезнь начала отступать, и я пошла на поправку.
Наступившее новогоднее утро было необыкновенно ярким и светлым! Солнышко пробивалось сквозь оконные стекла, разрисованные узорами теней зимнего, искрящегося и чарующего леса. Ещё лёжа в постели и глядя на эту красоту, мне грезились ледяные сани деда Мороза, слышался звон хрустальных бубенчиков, и сказочное счастье переполняло детскую душу!
Окончательно проснувшись, я вдруг увидела на стене новую пёструю кроличью шубку с муфточкой и капором и воскликнула:
– Ура-а-а! Папуля вернулся из командировки с подарком. Новогодний праздник состоится! В эту минуту казалось, что нет никого счастливее меня!
После завтрака мы всей семьёй дружно мастерили елочные украшения, вооружившись пачками цветной и серебристой бумаги, клеем и ножницами. Мы с сестрой Тамарой делали цветные цепи из мелких бумажных колечек. Папа колдовал над серебряными корзинками, которые после наполнились грецкими орехами и мандаринками, а мама крепила петельки на шоколадные конфеты, чтобы развесить их на ёлку.
Она баловала нас, покупая к празднику в ресторане поезда «Москва – Владивосток», вкусные московские конфеты, красивые ажурные коробки пастилы и зефира в шоколаде.
В нижнем ящике комода, в наволочке, хранились заранее припасённые зелено-красные, сладкие и сочные китайские яблоки. Ах! Какой аромат они источали! С утра до вечера он не давал нам, детям, покоя. Иногда мы с сестрой, втайне от мамы, лакомились ими.
Когда самодельные ёлочные украшения были изготовлены, папа доставал сундучок с настоящими новогодними игрушками: разноцветными шарами, сверкающей мишурой, в блестящей белой шубке Деда Мороза, Снегурочку в нарядном, синем тулупчике и многое другое, и мы дружно принимались развешивать их на зелёную красавицу.
Закончив дело, мы с сестрой Тамарой заливисто хохотали, веселились, окруженные заботой, теплом, любовью родителей, домашним уютом дома, пахнущего пирогами и другими вкусностями, и с нетерпением ждали праздничных подарков и новогодних чудес.
Вспоминаю, как неожиданно в дверь постучали. Мама открыла ее и отпрянула: перед ней стоял огромный, настоящий медведь. В огромных когтистых лапах он держал живую лесную красавицу, а с её дрожащих иголок сыпались снежинки. Мы с сестрой находились рядом и, замерев от страха, прижались к маме. А, медведь, вдруг заговорил веселым папиным голосом:
– Здравствуйте, дорогие хозяева! Принимайте таежные подарки от наших друзей егерей с лесного кордона!
«Медведь» - папа поставил елку и снял с себя наброшенную на спину шкуру. Мы все вместе тут же расстелили на полу мягкую шелковистую медвежью шубу. Медведь, будто живой смотрел на нас своими блестящими глазами, а в его зрачках поблескивали шальные огоньки.
Ароматы леса, морозной свежести наполнили гостиную. Нарядная ёлка гордо стояла в центре комнаты, сияя разноцветными огнями и маня нас угощениями на ветках. Она получилась не только красивой, но необычайно вкусной!
Пока мы с сестрой крутились около ёлки, мама накрыла праздничный стол накрахмаленной выбитой скатертью, расставила красивые приборы и свечи. С каждой минутой праздник становился ближе.
– Ну, что, девочки, пора наряжаться, – сказала мама, обращаясь ко мне с Тамарой.
Мы, с радостью обгоняя, друг дружку, побежали надевать свои новогодние костюмы, мама в это время нарядилась в праздничное платье, а папа терпеливо ждал нашего появления. Когда мы нарядные вошли в комнату, поняли, сюрприз удался! Папа был потрясён нашей красотой, воздушностью и восторженным настроением!
– О-о-о! Как вы хороши, мои дорогие девочки. И ты сегодня, дорогая, неотразима! – Произнёс папа, глядя на маму.
Мама действительно была необыкновенно хороша и казалась нам прекрасной феей: молодая, красивая, стройная, в нарядном крепдешиновом платье, с копной густых медово-медных волос, лучистыми серо-зелеными глазами и ослепительной улыбкой. Она светилась волшебным светом нежности, любви, счастья. Тамара от стеснения стала серьезной и выглядела настоящей красавицей в своем наряде Царевны-лебедя, с длинными косами, уложенными на голове диадемой. И я чувствовала себя счастливой «до небес» в своей накрахмаленной марлевой снежинке – моем первом новогоднем костюме.
Папа откровенно любовался нами.
– Как я горжусь вами, мои единственные, необыкновенные «любушки»! Вы самая дорогая награда в моей жизни! Он обнял, расцеловал нас и шутливо продолжил:
– Возвращаясь с ёлкой из леса, я нашел мешок с подарками, который на тропинке бросили зайчата, испугавшись меня. Эти подарки достались нам!
Мы с Тамарой запрыгали от восторга, когда будто по волшебству из мешка появилась, переливаясь серебром, горжетка из черно-бурой лисицы, и папа бережно накинул её на мамины плечи.
– Это королевский подарок! – Мама обняла его, – спасибо, любимый!
Мы с сестрёнкой не выдержали восторга и радостно повисли на них обоих. Тамаре в тот день подарили настоящие коньки «Снегурки». К тому времени она умела бегать на коньках и ходила на каток.
Я смотрела на мешок и с нетерпением ждала своего новогоднего чуда:
– Что подарят мне? – Неотступно крутилось в голове.
Папа нагнулся к мешку, торжественно извлек объемную коробку и произнес:
– А это подарок младшей дочурке, моей кормилице. Не торопясь открыл коробку, вынув из неё большую куклу, протянул мне.
Это была настоящая принцесса в розовом платье, маленьких красных туфельках. Ее золотистые локоны волной спускались на плечи, голубые глаза оттеняли черные длинные ресницы.
– А как её зовут, папа? – спросила я, задыхаясь от радости.
– У неё, доченька, необычное и очень красивое имя «Любава». Смотри, она и ростом почти с тебя. Папа поворачивал куклу, а она и говорила, и плакала: «Мама, мама, уа, уа!» Я ни о чём подобном даже не мечтала, а волшебство свершилось!
На дне мешка нашелся подарок и для папы – кожаный несессер, необходимый ему в командировке.
В отличном настроении вся семья уселась за столом. Искрилось в бокалах шампанское, горели свечи, и растопленный воск бусинками сползал вниз, а мы с нетерпением ждали наступления нового 1953 года.
В 12 часов ночи хлопнула дверца на наших «ходиках», и кукушка звонко вторила бою курантов. Зазвенели бокалы, папа произнес:
– С Новым счастливым годом! Пусть достаток, покой, и счастье навсегда поселятся в нашем доме! Здоровья нам всем, мои родные!
– А я пожелаю, чтобы наши дети были счастливыми, добрыми, умными и послушными, – сказала мама с улыбкой на устах.
Потом мы дружно водили хороводы, читали стихи, пели песни у ёлочки, и простая человеческая радость окутывала всех светлым и ясным пониманием теплоты и уюта домашнего очага.
Утомившись от новогоднего праздника, я улеглась на медвежьей шкуре, вместе с одаренной куклой и стала засыпать. Папа легонько взял меня на руки и понёс на постель. В полудрёме я едва услышала, как он, целуя, прошептал: «Приятных снов, спокойной ночи, дочурка».
Засыпая, я видела себя в хрустальных санках Деда Мороза, летящую через пургу, метель к своей сказке.
В сказке добро всегда побеждает! Жаль, что в настоящей жизни часто бывает иначе.
Злой волшебник, 1953 год, своей всевластной рукой показал мне реальную действительность, где существуют страдания и боль.
На всю жизнь запомнился хмурый ненастный день. Сестра Тамара вся в слезах вбежала в дом и с криком выпалила:
– Сталин умер! – Она, рыдая, упала на кровать.
Я в испуге спряталась за дверцу шкафа. Мне стало так одиноко и страшно, хотя объяснить этого состояния совсем не могла.
Мы слышали, как гнетущую тишину города рвали воющие грубые гудки паровозов, заводов и фабрик. В это время, как потом выяснилось, все взрослые люди плакали, слушая тревожный голос диктора всесоюзного радио, Левитана. Звучал он и из включенного на всю громкость репродуктора в нашем доме.
Всеобщий траур девятого марта 1953 года охватил всю огромную страну. Её народы прощались с товарищем Сталиным. Огромная скорбь и грусть катились, как снежный ком, по Отечеству. На фоне этих событий наше личное горе удваивалось, утраивалось в своей величине, потому что безжалостно рушились «стены» нашего семейного дома, так бережно создаваемого папиными руками.
В апреле 1953 года папы не стало. Пустая комната заполнилась чужими, мрачными, плачущими людьми. Мама, в слезах, крепко прижимая меня к себе, сдерживая рыдания, произнесла:
– Доченька, попрощайся с папой. Он ушел от нас навсегда!
Я в тот момент никак не могла понять одного: «Почему его не будет рядом со мной, с нами? Зачем с ним надо прощаться навсегда?
Не веря происходящему, мне казалось, что он спит, и так хотелось начать играть с ним в нашу игру. Я гладила ему щеку, темную на ней мушку, а потом пугала его: «А-ффф!», но папа не смеялся, не открывал глаза, не хватал меня в «охапку». Он никак не просыпался!
Солнечный день оказался заляпанным черными красками горя и печали: черные ленты, черные платки, черные лица. Звучал по-черному траурный марш, рыдали трубы и звенели медные тарелки оркестра. Медленно текла за машиной черная людская река, провожающих отца в последний путь.
Когда мы вернулись домой, бабушка участливо спросила:
– Как там, внученька?
Я тихонько ответила:
– Бабушка, там, на дне глубокой ямы осталась испуганная лягушка. Мне её очень жалко.
С огромным трудом я возвращалась из потока воспоминаний о прошлом. Метель усиливалась. Снежинки безудержно носились в своем прекрасном танце, будто понимали, что им тоже нужно спешить жить, не загадывая наперёд о превратностях своей судьбе.
Ветер вдруг неожиданно метнул мне в лицо охапку снега, и мне показалось, словно белокрылый ангел нежно коснулся моей щеки. Я невольно воскликнула: «Папа?!» …
Светлая память вам, мои родные. Светлая память!