ПРИВЕЗЛИ КИНО
(рассказ)
Много лет прошло, много воды утекло с той давней, незабываемой поры. Воспоминания о показах фильмов военных лет будоражат давно затихшие чувства, и в памяти всплывает живая картина. Зима, мороз, по деревушке разнесся слух – сегодня привозят кино. А сейчас киноустановка находится в соседнем селе Тымск на стадии отправки. В нашей деревне уже витает в воздухе, живет в настроениях, в разговорах предстоящее событие, равнозначное большому празднику. Рады ему буквально все жители: дети, старики, работающее население.
Особенно предстоящему кинофильму радовались мы, дети. Начиналось шумное и оживленное обсуждение, в чем мы пойдем в кино, а точнее, что наденем на ноги. У меня и двух моих старших сестер была одна пара валенок. Выходило так: кто успел надеть валенки, тот пойдет в кино, а кто прозевал – оставался дома. Спор о валенках переходил в ссору, а затем – в драку. Долго судились-рядились, но, в конце концов, поздно вечером все мы оказывались в колхозной конторе и смотрели кино.
Подводы с киноустановкой и другими приспособами остановились возле конторы. Лошадей отправили в конюшню, а киномеханик отправился определяться с ночлегом. Этот человек пользовался уважением и славой, как человек редкой профессии. Ребятишки ходили за ним по пятам, ловили каждое его слово.
Как и раньше, он пришел в дом незамужней женщины, Галины Наклевкиной. Там он и определился с временным ночлегом. Галина – расторопная, крепко сложенная, с черными волосами, того же цвета глазами, отроду двадцати пяти лет женщина. По случаю приезда такого гостя накрасила свеклой щеки, еще темнее сделала и без того черные брови, надела белую кофточку и поближе к столу подвинула деревянный лагушок с брагой. Приехавший специалист вошел в дом, как знающий себе цену человек. Галина робко и застенчиво предстала перед очами киномеханика. Поздоровались уважительно. Затем гость, сняв с себя верхнюю одежду, плюхнулся за ждавший его стол. Ужин по тем временам был достойный, потому что гость необычный. Покушали, запивая хмельной брагой, не переусердствовав, в меру. Пошли туда, где в предвкушении праздника ждала их целая деревня.
В самом начале войны привозили и показывали немые фильмы. Для этого тут же, в конторе, устанавливали электродинамик с ручным приводом. Нужно было энергично крутить рукоятку, вырабатывая ток, который по кабелю подавался к киноаппаратуре. На стене висело белое полотно, куда и проектировался фильм. Звука не было, и иногда на экране мелькали записи, комментирующие изображение. Звуковое кино демонстрировали с помощью двигателя внутреннего сгорания. Фильм сопровождался звуками разговоров, взрывов, стрельбы. Такое кино было, конечно, гораздо интереснее немого.
Кино было для нас незабываемым развлечением. Военные фильмы несли в себе большую долю патриотизма. Они были похожи между собой. Смотрели мы во все глаза, затаив дыхание, как русскую девушку фашисты вели на расстрел. В другом случае окруженные партизаны вели неравный бой, отстреливаясь до последнего патрона. Следующий кадр: наши смелые воины под крики «Ура!» штурмом брали высоту. Тишина, стоящая в зрительном зале, а точнее в колхозной конторе, прерывалась возгласами: «Давай!», «Вперед!», «Наши бьют фашистов!». Мелькали последние кадры, и появлялась надпись «Конец». На столе зажигалась керосиновая лампа, становилось светло. Люди, под впечатлением увиденного вздыхали, обменивались мнениями и расходились по домам. Только доносились до слуха отдельные фразы разговоров и впечатлений зрителей.
Утром все грузили на две подводы и везли кино дальше, чтобы и в других селах устроить праздник. Пришла молодая румяная Галина Наклевкина, чтобы проводить в путь полюбившегося киномеханика: «Дай, Бог, тебе здоровья и радости, добрый наш кинщик!». А деревушка еще несколько дней обсуждала содержание кинокартины, вела полемику на сей счет.
Ну, фильмы фильмами, а кушать хочется всегда! Картошка кончилась еще в начале февраля. Про муку и говорить нечего – ее просто нет. Корова три – три с половиной месяца гуляет, молока не дает, значит, жить это время безе него. Одна надежда на рыбу. Поймать рыбу зимой всегда трудно, а еще нужно пойманную рыбу сдавать в приемный пункт, в счет колхозного плана. Способов добычи рыбы очень много, поэтому я не берусь их описывать.
Помню, приехали рыбаки с рыбалки зимой, они всегда в таких случаях останавливались напротив нашего дома, возле колхозного амбара. В сани был запряжен бессменный трудяга – конь по кличке Рыбак. Немолодой, лет двенадцати. Конь был интересной масти: серый в яблоках. На санях был закреплен плетеный из черемуховых прутьев короб, в него входило примерно два центнера рыбы. Зима, стоит лютый мороз, все трещит, сани скрипят. Рыбаки промокшие, в обношенной изодранной одежде, обледенелой и не гнущейся, кажутся какими-то роботами. Мы, ребятишки, сидя дома, на окне, покрытом льдом, проделали отверстие для обзора за действиями рыбаков. По их виду было заметно, что они довольны уловом: и домой будет что взять, и в приемный пункт сдать. Всего рыбаков шестеро. Бригадир начинает разбрасывать привезенную рыбу на шесть куч. Дележ идет по давно заведенному методу. Рыба в кучи отбрасывается лучшая, отборная. Настает момент, и один рыбак по сигналу отворачивается от разбросанной рыбы в сторону амбара. Бригадир показывает рукой:
- Кому? - звучит вопрос.
-Ивану!
И так шесть раз (Петру, Клавдияну и т.д.) называет рыбак имена, не оборачиваясь к товарищам. Дележ закончен. Каждый берет свою кучу. Через двадцать минут мороженые караси, попавшие в кастрюлю, начинают биться на горячей печке, аж крышка слетает. Распрягается уставший конь Рыбак. Сбрую заносят в дом, чтобы за ночь просушилась. А завтра снова на рыбалку. Освобожденный от сбруи Рыбак рысью бежит в конюшню. Там его встретит престарелый конюх, накормит и обогреет.
Когда после колхозной рыбалки старший брат Клавдиян заходил в дом, его младшие сестры спешили помочь ему раздеться. Мама говорит, что уха из карася готова, будем кушать. Все семь человек усаживаются за большой обеденный стол. Посреди стола стоит одна большая чашка, перед каждым лежит перевернутая деревянная ложка. Первым к трапезе приступает самый старший, четырнадцатилетний брат Клавдиян, а затем все мы.
Бригадир рыболовецкой бригады – старый человек, Феоктист Андреевич. Прожил девяносто шесть лет. Члены бригады – это ребята и девчата четырнадцати-пятнадцати лет. Другой раз они уедут в остяцкие места попытать счастье, найти удачу. Пробудут там неделю и возвратятся домой, а дома время проходит в ожидании. Иной раз приедут с хорошим уловом, а другой раз больше вшей привезут, чем рыбы.
Мама в колхозе работала дояркой, кормила коров и ухаживала за ними. Случалось часто, что в зимнее время не было дома никаких продуктов. Тогда одна умная женщина подсказала маме привести своих ребятишек в скотный двор. Там мама усаживала нас возле печи, а на печь ставила ведро с молоком. Вскоре на нем появлялась тонкая пенка. Вот так сидели мы в тепле у печки с деревянными ложками в руках, собирали пенку с горячего молока. В наших желудках быстро появлялось чувство сытости и тепла. На сытый желудок уже и шутить хочется, и вспоминать смешные истории.
Вот так, день за днем шла зима. Солнце поднимается все выше. На дорогах появляются первые проталины, радуют наши сердца. С нетерпением все ждем нашу любимую птицу – скворца. Несмотря ни на какие жизненные передряги, скворечники мы делали каждый год. Любили мы свист и пение этих птиц.
В конце войны я пошел в первый класс. Честно говоря, я мало что помню из школьной жизни. Помню нашу первую учительницу, Марию Георгиевну. Возраст ее был около шестидесяти лет. Во всем ее характере, в манере с достоинством держать горделивую осанку, чувствовалось скрытое благородство. Вся деревня относилась к ней с почтением и уважением. Старики перед ней не в показную, а на совесть снимали головные уборы, склонив головы. Прожив жизнь, я и сейчас мысленно снимаю перед ней шапку. Жители села обеспечивали уважаемую учительницу всем необходимым. В школу я ходил больше двух лет. Как-то незаметно исчезла из нашей деревни Мария Георгиевна. Особой тягой к школе я не отличался, а что любил действительно, так это последний урок. Сколько времени уже прошло, сколько видано мною, а до сих пор помню штанишки, в которых я пришел в первый класс. Я их три года носил до школы. Мама их все чинила и чинила. Одну заплатку поставит, через какое-то время на это же место новую. И так они стали со временем утолщенные, будто ватные. Не помню, какого цвета они были изначально, но со временем они стали желто-зелеными. Закреплялись они на мне лямкой через плечо. Смены этим штанам у меня не было. Однажды на уроке Мария Георгиевна вызвала меня к доске. Стоит она за столом, смотрит на меня и говорит спокойным ровным голосом:
- Ваня Голещихин, выйди к доске и выполни задание по правописанию.
Я встаю, иду к доске. А сам думаю: «Будь, что будет!».
С простачка и меньший спрос! Стою у доски, пишу что-то, повернулся к классу, а за партами сидят ребятишки – редкий, кто мне не родня, стою, рассматриваю их. В это время сквозь мечтания я слышу голос учительницы. Очнулся. Резко, как оказалось, повернулся к ней, и вот в это время произошла беда с моими штанишками. Порвалась лямка, поддерживающая на мне многострадальные штаны. Создалась пауза, я опешил на минуту. Стою я перед классом в чем мама родила. Я нагнулся, подобрал штанишки, услышал, как учительница сказала, чтобы я садился на место. Поддерживая ручонками штаны, я добежал до своего места. Но тогда никто из одноклассников, увидев мое несуразное положение, не позволил себе смеяться надо мной. Видимо, в том далеком прошлом мы рано начинали взрослеть.
Спустя месяц, в нашу деревню вновь приехал киномеханик и привез кино. В кругу собравшихся взрослых людей киномеханик, судя по настроению слушающих, рассказывал интересную историю. Рассказывал о том, как вызвали его в сельсовет в поселке Усть-Тым. Начальство посоветовалось и дало распоряжение свозить кино к хантам. И вот отправились подводы в остяцкое селение Бульвар для показа кино. Поездка в один конец занимала зимний световой день. Приехали, встретили их очень хорошо. Нужно сказать, что остяки, открытые честные люди, ради дружбы с хорошим человеком ничего не пожалеют. Чтобы на показ фильма пришло больше народу, рядом с карамо поставили чум. При встрече с жителями Бульвара достаточное количество огненной воды было выпито. Необычных гостей остяки угощали от всей души: глухарятиной, лосятиной, осетриной, горячительной выпивкой. И уже совсем поздно вечером начался фильм. Для того, чтобы изображение не исказилось, за лентой нужно было смотреть. Но механик, как и многие остяцкие мужики, еле стоял на ногах и не доглядел. На экране появилось изображение, перевернутое вверх ногами.
- Что это? – задали естественный вопрос зрители. Чуть живой киномеханик, еле ворочая языком, промолвил:
- Это немцы. Шла война…