Егоров Александр

Александр Егоров, 1937 г.р., пенсионер, Томск

 

О МОЁМ ДЕДУШКЕ ФЕОКТИСТЕ. И НЕ ТОЛЬКО…

 

(рассказ – воспоминание).

 

Моего дедушку звали Феоктист Николаевич. Его не стало, когда мне было всего шесть  лет. А отца не стало спустя год, когда я пошел в первый класс. Но оба оставили о себе неизгладимые воспоминания.

Сегодняшняя история будет про моего деда. Я его очень любил и уважал, хотя виделись мы лишь летом.   «А что мне привезешь?»  спрашивал я его, а он отвечал с доброй улыбкой «А редьки хвостик». И, конечно же,  праздниками были поездки на лошади вместе с дедушкой или самостоятельно верхом на водопой к пруду. Видимо  с той поры и полюбил я лошадей. Хотя чуть от них не пострадал. 

Как-то отправил меня дед пяти-летнего и одного с копной сена, а конь свалил и меня и сено….Сегодня мне уже девятый десяток лет, но я недавно на майских праздниках попросил славную девочку Олю,  катающую ребятишек, разрешить мне взобраться на коня и проехаться в седле. Довольны были все: и я, и Оля, и, жеребец Цыган.

Конечно, сам о себе дедушка мне не рассказывал, мал я был, да и не приветствовались тогда откровенные рассказы, время было такое…   Так что основные сведения о нем я получил от бабушки Матрены Дмитриевны, а также от моей мамы Зинаиды Феоктистовны и дяди Василия Ивановича. Из их рассказов и сложилось убеждение, что дедушка мой Феоктист Николаевич был человеком  незаурядным.

Во-первых,  был грамотным, поскольку учился в ЦПШ (церковно- приходской школе).   Во-вторых,  был глубоко верующим человеком. В-третьих,  никогда не матерился,  даже в «критические» моменты, что всегда было характерным для русских мужиков. 

Бабушка Мотя вспоминала, что на ее вопрос» «страшно ли было на войне?», дедушка отвечал: «было и страшно» и с улыбкой, добавлял, что страх заставлял  солдат вспоминать о Боге.  Только отправившие всех «по матери», солдатики, во время вражеских артобстрелов - бросались на дно окопа со словами: «Господи, помилуй!».

Одним из главных достоинств Феоктиста были его золотые руки. Казалось, он умел делать все: выполнять любые плотницкие работы, шить обувь, подковывать лошадей, стеклить окна. Я не говорю уже о его столярных способностях. До сих пор сохранились комод и буфет его работы из кедровой древесины.

А еще он очень внимательно относился к своему внешнему виду. Его одежда всегда была опрятной, лицо чисто выбрито. Кроме рыжих усов, которые  он красил в черный цвет, несмотря на бабушкины усмешки. Наверное, такому отношению способствовали и несколько лет службы в армии. Сначала на действительной военной службе в железнодорожных войсках на КВЖД (китайско-восточная железная дорога, принадлежащая России), а затем на фронтах Первой мировой войны.

Достоверно известно, что на фронте  Феоктист не прятался за спинами, о чем свидетельствуют боевые награды: солдатский крест и медаль «За храбрость второй степени».   Медаль мои дети еще в семидесятые годы отнесли в музей школы № 48, где тогда учились. Тогда это было принято - все свое отдавать государству. Учителя предложили детям принести каждому в музей какие-то исторические реликвии. Принесли почти все. Был отличный школьный музей. После того, как школу реорганизовали,  ликвидировали и музей.  Так исчезли и  все экспонаты. Недавно я разыскал директора того музея. Она лишь  вспомнила, что  подъехал самосвал, все свалили в кузов и куда-то увезли. Куда, никто не спросил и на варварское отношение к  историческим реликвиям никто не обратил внимание. Я пытался разыскать следы этого музея. Но безуспешно.

 Искал я не награды (хотя и они важны), а  уникальную фотографию, на которой были запечатлен мой дед и еще несколько солдат, возвращавшихся домой после революции 1917 года и окончания войны. Все они сидели на железнодорожной насыпи, на заднем плане которой был  состав из десятка вагонов «теплушек». На одном из вагонов огромный транспарант эсеров «Земля и воля». Вот в таком вагоне мой дед и возвращался домой.

Ехали в теплушках не только люди, но и лошади. Их, после роспуска армии, роздали демобилизованным солдатам.  Привез  коня по кличке Гнедко в свою деревню и мой дед Феоктист.

У этого коня  тоже интересная биография. Во время войны он возил пушки, был огромного размера и недюжинной силы. Удивлял всех в деревне своей статью. В обмен за этого коня давали двух других, да еще  корову в придачу. Но дед не предал свого друга. Когда ездили на мельницу, а тогда мололи зерно с помощью лошадей, этот конь тянул  так, как не могли тянуть  пара лошадей… 

Гнедко однажды чуть опять не попал на войну. Уже на Гражданскую. А спасла его, на сей раз, бабушка. Было это так. В поселке Богашево остановилась на два дня воинская часть адмирала Колчака. Отбирали у крестьян лошадей, молодых мужиков насильно мобилизовывали в Белую армию. Попался  им в лапы и родной брат моей бабушки Федор. Он сбежал, был пойман и жестоко избит плетями, однако опять сбежал. Дед мой с другими мужиками тоже скрывался в соседней деревне, где белых не было. А вот бабушка Матрена проявила себя очень отважной женщиной. Она сохранила Гнедка, спрятав его  в зароде (стоге) сена, который стоял в огороде метров в двадцати от дома. Риск был большой, так как конь мог заржать и тем самым выдать себя. Тем более  прямо в нашем доме ночевал белый офицер с двумя солдатами, а в конюшне стоял его собственный конь с кошевкой. Но, слава богу, обошлось.

Радоваться бы им, когда непрошенные гости уезжали. Так нет, хозяева, не смотря на риск,  еще и вернули их, увидев  в снегу торчащий край забытого ковра. Моей маме тогда было десять лет и она рассказывала, как бежала за офицерской кошевкой, когда колчаковцы, уезжали. И кричала им: «Дяденьки, дяденьки! Вы  ковер забыли!».  Ковер чистили на огороде, выпал снег и запорошил его. Вот и не заметили. Но бабушка не могла взять чужого и потому послала дочку сообщить о находке.  Те, конечно спешились, вернулись и забрали его, по словам бабушки это был великолепный ковер ручной работы.

Дом этот, в котором проживали бабушка и дедушка и которому сейчас уже более ста пятидесяти лет, до сих пор стоит в Богашево на улице Дзержинского. Рядом мы построили еще один, который используем, как дачу. Разобрать старый дом пока рука не поднимается, хотя уже все балки прогнили и жить там давно небезопасно.

Но не только лошадей привозили с войны.  Всех в поселке Богашево несказанно удивил старший брат моего деда - Трофим, который привез шестнадцати-летнюю жену, красавицу, австрийку по имени Амалия. Она пришлась ко двору сибирякам за свою доброту, отзывчивость и трудолюбие. Хотя всегда говорила с акцентом, трудно её давалась русская речь.  Баба Маля надолго пережила своего мужа и умерла в преклонном возрасте (под девяносто лет) в городе Томске, так и не научившись  произносить некоторые русские слова.

Боевые заслуги, личные качества, а также уважение односельчан к деду Феоктисту, приглянулись и новой советской власти.  В конце двадцатых годов деда назначили  первым председателем сельского Совета. Однако выполнял он эти обязанности лишь короткое время. Начиналась коллективизация, власти требовали «раскулачиваний», в результате которых были репрессированы многие трудолюбивые крестьяне целыми семьями.  Деду, как представителю местной власти, велели участвовать в этом деле, что оказалось для него  нестерпимым. Баба Мотя вспоминала о том, как потряс их арест очень уважаемого всеми мастера, создавшего в деревне столярную артель под  названием «Смычка», которая  обеспечивала рабочие места многим мужикам. Звали его Викентий Викентьевич Воронько. Когда я спросил «За что арестовали?», бабушка  полушепотом ответила: «Не знаю.

По линии  НКВД». 

Еще один сильнейший удар дедушке нанесло то, что «новая власть» не верила в Бога, а новые активисты еще и оскверняли его образ. Как-то по сельским улицам в один из православных праздников двигался «крестный ход». Несли иконы, хоругви. Вдруг к шествию пристроилась местная активистка. Высоко подняв измазанную навозом лопату, она замыкала шествие. Дед, увидев из окна это действо, не выдержал,  выбежал на улицу, выхватил лопату и дважды огрел черенком по филейным местам этой  хулиганки.

Потрясенный последними событиями, дед несколько дней не выходил на работу, а потом явился к начальству и доложил, что «был в запое и …потерял печать». Его и уволили.  Баба Мотя говорила, что могли  посадить в тюрьму. Крутое было время…

Много лет спустя,  мой дядя Василий, который в  то время был мальчишкой, рассказал правду о том, что дедушка печати той совсем даже не терял, а  закопал ее в огороде. Понимал, что за одно и тоже дело – пьяного могут и простить, а вот трезвого - посадят. Вот и ушел в «придуманный запой».

 Несколько лет после этого дед Феоктист трудился на мебельной фабрике «Краснодеревец» в Томске, затем был завхозом в средней школе села Богашево. Умер он в 1943 году  от воспаления легких. 

 Вот таким был мой дорогой дед Феоктист Николаевич Стулов.

Я не располагаю достаточными сведениями о других родных братьях дедушки. Кроме уже названного Федора, были еще: Роман, Капитон и Полумен. Вот такие были тогда интересные имена, некоторые из которых сейчас опять возвращаются. Так вот все эти братья, вместе со своими соседями Приходкиными, Шевелевыми и другими мужиками - односельчанами задумали и построили  вручную топором и лопатой в живописном Богашевском кедровнике настоящую жемчужину – лесной пруд, несколько лет назад разрушенный, и восстановленный лишь осенью 2012 - го года.

Два года я посещал властные кабинеты всех уровней, чтобы восстановить это озеро. Показывал фотографии, как оно выглядело  еще десять назад и какое оно стало: практически высохшее, напоминающее лужу, заросшую тиной,  со старой корягой, плавающей посередине.  По вине предприятия, которое сбрасывало свои отходы в него.  Нашел других сподвижников, которые тоже стали заниматься этим вопросом. Наконец из бюджета области были выделены средства на восстановление  озера в Богашевском кедровнике. В мае 2013-го года оно было наконец-то полностью восстановлено. Более того: в него выпущены зеркальные карпы.

 Я и сейчас каждое лето продолжаю отслеживать, в каком состоянии Богашевское озеро. Карпы в нем на следующий же год по неизвестной причине исчезли. Да и восстановленное озеро, не смотря на обещания властей сельсовета, совсем не очищается. А над подступах к нему, в кедровнике построено много самовольных дач. Да так, что привычной дорогой к нему уже не пройти, надо обходить кругами. Печально все это. Ведь кедрач – это жемчужина Сибири. Здесь в советское время бы замечательный дом отдыха, детские лагеря. Восстановить бы их, построить оздоровительные центры, экскурсии проводить, показывать  ребятишкам красоту лесную…

   Эх, силы мои уже не те… Я уже сам дед. Но для меня озеро – это память о моем замечательном дедушке Феоктисте, который создавал его со своими односельчанами более ста лет назад.

   И я очень надеюсь, что найдутся и другие неравнодушные люди и работа по благоустройству Богашевского пруда и прилегающей территории будет продолжена и станет достойным знаком уважения к нашим предкам, для которых любовь и защита родной природы были святым делом.