Каланжов Вадим
Каланжов Вадим, МАОУ СОШ № 4 г. Асино, 10 класс
ТИХО
Драма
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Доктор, торговец ядами, седовласый, постоянно в очках-полумесяцах, ищет настоящего человека в обществе, 57 лет.
Николай Евгеньевич Самодуров, небогатый, простой деревенский житель, начитан, умен, образован, 24 года.
Иван Петрович Моралин, земляк и лучший друг Самодурова, так же не из богатой семьи, некогда исчез, вернулся накануне, 24 года.
Анна Васильевна Моралина, мать Ивана Петровича, вдова, 51 год.
Сцена первая.
На дворе конец девятнадцатого века. Самодуров, в грязном, ободранном черном пальто и убитой временем шляпе, входит в полуподвальное помещение с минимумом мебели. В дальнем правом углу стоит большой стол, с потрескавшимся лаком, на котором стоит одна единственная керосиновая лампа, дающая комнатке немного света, и пара стульев. Также возле стола стоит подобие вешалки с бежевым плащом на ней. Бывшие когда-то красочными, серые стены придают мрачность и без того неприветливой коморке. На одном из стульев сидит человек по прозвищу Доктор, одет он в бледно-зеленую жилетку и черные брюки, взгляд его обращен в свежий сентябрьский номер местного журнала.
Самодуров. (Про себя) С виду очень даже приличный старичок, если не знать, что он торговец ядами.
Самодуров. (Вслух) Здравствуйте…(Присаживается)
Доктор.(Не отрываясь от чтения) Здравствуйте, Господин…
Самодуров. (Поспешно) Самодуров… Николай Евгеньевич… Я, знаете ли, не местный.
Доктор. О да, я вижу, Николай Евгеньевич, так что вам угодно?
(Пауза)
Самодуров. (Выдавливая) Яд… разумеется.(Натянуто улыбнулся уголками рта)
Доктор поправил очки и пристально посмотрел в глаза своего клиента. И снова пауза, молчание…
Доктор. Послушайте, вы совершенно не похожи на убийцу, но ваши глаза… (Качает головой и голос его становится тише) Ваши глаза говорят, что без яда вы не уйдете…
Самодуров. (Самоуверенно) Они не лгут.
Доктор. (Вздохнув украдкой) Что ж, это печально слышать. (Снова погружается в газету)
Самодуров. (Усмехается, задрав голову, затем опускает ее) И это мне говорит торговец ядами! Да, я хочу убить… А вам то что? Я не первый и не последний, кто приобретает здесь яд! (Стучит указательным пальцем в стол) И не в ваших интересах вмешиваться! (Вдруг притихает)
Доктор. (Совершенно спокойно) Я также торгую противоядиями, думаю это немаловажно.
Самодуров. (Виновато) Извините, зря я так… эмоции...
Доктор.(Мягко, будто ребенку) Вы прежде никогда бы так не сказали. То, что заставило вас прийти ко мне, это же заставляет вас говорить подобные вещи, я ведь не первый день работаю в этой…(Почти с ненавистью) индустрии смерти, я видел многих людей…
Самодуров пристально вгляделся в глаза Доктору.
Самодуров. Не знаю как вы это делаете, но мне хочется поделиться с вами…
Доктор улыбается и кивает.
Самодуров. (Неспокойно, дрожащим голосом, периодически вздыхая) Мы были друзьями… С первого класса и год после школы мы были вместе. (С горечью)Везде. Всегда. (Тихо)А потом он исчез, оставив здесь мою сестру, его избранницу…(Ладони сжались, дыхание стало тяжелее, голос резко повысился) Она была смертельно больна, (Почти крича) я приготовился хоронить её! А где в это время был он!?... Я совсем недавно узнал: пока я выхаживал сестру, ломал кости, рвал жилы, чтобы получить эти чертовы гроши, он прогуливался по улочкам какого-то богатого города, а когда я неизвестно откуда получаю приличную сумму денег на имя моей сестры, где он был? (Опустив взгляд) Он бы мог приехать, порадоваться тому, что мы её теперь вылечим, но увы… ( С негодованием) О нем не было вестей четыре года! Но вот он появляется и НИ СЛОВА! Ни слова о том, где он был и чем занимался… (Вены на шее будто вздулись) Я бранил его! Я бранил его так, как только мог! На что он мне ответил, что если бы я только знал… (Взмахивая руками, будто срывая паутину) А я не хочу ничего знать! ВСЕ! БАСТА! …О, как же он изменился! А взгляд особенно… Тяжелый, задумчивый, в пустоту… Но не вызывающий у меня жалости! (Смотря Доктору в глаза) Мне нужен яд!
Доктор с задумчивым взглядом открывает ящик стола, достает маленький бутылек и ставит перед Самодуровым.
Доктор. Вот… У вашего друга будет около десяти часов… Если организм сильный…
Самодуров. Сколько с меня?
Доктор. Пять рублей. Противоядие конечно подороже будет…
Самодуров. (Перебивает) Мне не нужно противоядие! (Достает из кармана деньги) Вот. (Вручает Доктору) Спасибо. (Хватает бутылек)
Доктор. Спасибо? Да вы издеваетесь?
Самодуров. (Встает) Прощайте! (Уходит)
Доктор. До свидания…
Сцена вторая.
Следующий день. Самодуров, все в той же одежде входит в двери небольшого дубового домика с немножко посеревшими, но все еще превосходными, резными ставнями. На пороге его встречает женщина в красивом домашнем платье, с бежевыми бусами на шее и с очень добрым взглядом - мама Ивана Петровича. Когда Самодуров разделся, Анна Васильевна провела его в гостиную и усадила за круглый стол, покрытый белой скатертью и уставленный вкусностями. Слева от Самодурова – большое окно, в которое видно уже пожелтевший сад, справа белая печь с лежащими подле нее дровами, а перед глазами – дверь, из которой вышел Моралин, в вязаной кофте с горлом и серых брюках.
Моралин. (Присаживаясь напротив Самодурова) Мама, сделайте пожалуйста чаю.
Анна Васильевна. Ах, да, чай!
Самодуров. Чудная у тебя матушка…
Моралин. Да-а, бесспорно.
Оба умолкли и словно погрузились в свои мысли. В молчании прошло около десяти минут. Чай был готов, Анна Васильевна поставила перед приятелями небольшие белые чашки и удалилась к себе. Моралин сделал глоток.
Моралин. Пойду, принесу меду…(Уходит, оставляя Самодурова одного)
Самодуров оборачивается посмотреть - нет ли рядом Анны Васильевны, после чего поспешно достает бутылек с ядом и хладнокровно выливает прозрачную жидкость в чай Моралина.
Возвращается Моралин с медом в баночке. Самодуров наблюдает за тем как он беспечно пьет чай вприкуску с медом. Убедившись, что все выпито до дна Самодуров спокойно принялся за содержимое своей чашки. Напряженное Молчание прерывает Моралин.
Моралин. Мы с тобой вчера повздорили… Гм… Я даже спросить ничего не успел… Как Катя?
Самодуров. (Презрительно взглянув на Моралина) …Жива! (С усмешкой) Ах, ты ж и не знал поди? Вылечил я её! Не без помощи конечно, есть еще добрые люди!
Моралин. Не горячись! Послушай, вот что я тебе расскажу…
Самодуров. (Перебивает) Полно! Не хочу слышать! Тут дело ясное…
Моралин. (Ударяя ладонью по столу) Послушай говорю, упрямец! Извини! Извини, что меня не было столько времени, извини, что за время моего отсутствия – не единой сточки! Прости! (Глаза налились кровью)
Самодуров. Бог пр…
Моралин. (Не дает сказать) Тихо. Выслушай. Ведь я ранее тебя узнал про Катину болезнь.
Самодуров в удивлении взглянул на Моралина.
Самодуров. И вот так просто взял, и уехал?
Моралин. Да. Я знал, что нужны немаленькие деньги, а найти их здесь или в городе неподалеку – нереально. Я решился ехать в Петербург, собрал все свои сбережения и отправился туда.
Самодуров вдруг осознает, откуда пришли деньги на лечение сестры и скупая слеза почти вырвалась из его глаз.
Самодуров. (Про себя) Господи… Что ж я…
Моралин. В Петербурге я брался за любую работу, отчего и сорвал спину, я был маляром, помощником кузнеца, почтальоном – одновременно, но не собрал даже одной четвертой части от требовавшейся суммы.
Самодуров. И как же ты… Достал деньги?
Моралин. Я преступил закон. (Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза, затем продолжил) Мне пришлось слышать от людей про одного неуловимого чиновника, редкостного подлеца, мздоимца, в общем, про очень нечестного и ненавистного людьми человека.
Самодуров. (Ненавистно) Недочеловека.
Моралин. Пусть так. Решив, что лучше ограбить его, чем какого-нибудь крестьянина, я узнал где он живет, а жил он, к счастью, один. Когда дом был пуст, я топором разнес дверь, вынес все деньги, что нашел, поспешно отправил вам и… сдался в руки правосудия.
Самодуров не выдержал и заплакал.
Моралин. В тюрьме, в нечеловеческих условиях, без бумаги, пера, чернил, без всякой возможности связаться хотя бы с маменькой…
Самодуров. (Про себя, вытирая слезы с покрасневшего лица) Да я же лишил её сына!
Моралин. Я гнил там. Четыре года гнил. Потому что думал, что отдался в руки правосудия, а оказалось что к самому черту… Каждый день словно вечность, с такими же еле живыми заключенными… И как же больно было слышать твои упреки…
Самодуров. (В слезах) Прости! Я так тебе обязан! (Достает
круглые карманные часы и смотрит на время) И боюсь я только что совершил ужаснейшую ошибку!
Моралин. Ну, полно.
Самодуров. Да, Ваня, да! Прости, вынужден откланяться, иначе могу не успеть. (Встает, направляется к выходу, поспешно одевает пальто) Жди меня к ночи!
Моралин. Постой. Я все таки захватил тебе небольшой подарок из Петербурга. (Достает из кармана сверток и протягивает Самодурову) Вот.
Самодуров. Что это?
Моралин. Чай, всего лишь чай, (С улыбкой) но такой вкусный!
Самодуров. Спасибо! (Крепко обнимает друга) Пока!
Моралин. Свидимся!
Самодуров с необычайной скоростью рванул бежать до своего дома. Вбежав в дом, он перерыл все, все свои сбережения и с двенадцатью рублями побежал по дороге в сторону города.
Самодуров. Главное успеть!
Сцена третья
Изможденный продолжительным бегом Самодуров из последних сил толкает дверь коморки Доктора, медленно подходит к стулу на котором сидел вчера, тяжело опускается на него и начинает усиленно дышать. Доктор смотрит на него равнодушным взглядом.
Доктор. Неважно выглядите.
Самодуров. (Усмехаясь сквозь усталость) Наверное потому, что я бежал сюда почти без остановки.
Доктор. (Как само собой разумеющееся) Неужто за противоядием? (Смеется)
Самодуров. Смейтесь, смейтесь… (Вытягивает ноги, откидывается на спинку) А пока я тут расслабляюсь, он там (Указывает большим пальцем за спину) умирает… И даже не знает об этом.
Доктор. Так что же? Вы поспешили, верно?
Самодуров. Еще как! Ослепленный злобой… (С ненавистью к себе) Дурень! (Хватается за голову) …А он свят! Он совершил хороший поступок, хоть и преступил закон! (Плачет) А я… Вот такое я… Эх-х… (Вытирает слезы рукавом пальто) Давайте ваше противоядие! Что вы там говорили, немного дороже?
Доктор. (Приспускает очки, давая глазам отдохнуть) Да… Немного… Пятьсот рублей…
Самодуров. (В крайнем удивлении) Но почему так дорого!?
Доктор. Понимаете ли? (Вздыхает) Для меня яд – это как оскорбление, плевок в лицо, дешево… и (Саркастично) «сердито», а противоядие – это прощение, дорого стоит и не каждому по зубам. Можете назвать это моим жизненным кредо…
Самодуров. (Вяло, нехотя, почти равнодушно) Послушайте… Доктор… Я обожаю всякие философские беседы, но у нас (Достает часы и смотрит на время) и так мало времени… (Эмоционально, отдавая последние силы) Прошу вас, будьте человеком! Да, на мои двенадцать рублей я не могу себе позволить это чертово противоядие, но я займу! (Слезы снова появились на его раскрасневшемся лице) У того же Моралина! Доктор… Будьте человеком! Милостивый государь, едемте со мной! На месте рассчитаюсь!
Доктор. (С сочувствием) Ну… Человеком мне уже не быть, но я помогу… Ступайте на улицу, подышите воздухом, водички попейте, да повозку нам наймите, должны успеть!
Самодуров, загоревшийся надеждой, пошатываясь, вышел на улицу.
Доктор открыл ящик, вынул несколько бутыльков и положил их в карман брюк, после чего накинув свой бежевый плащ, поторопился к уже поджидающей повозке.
Сцена четвертая
Тот же день. Сумерки. Самодуров поспешно расплатившись с извозчиком и прося его остаться на некоторое время, слезает с повозки и вместе с Доктором бежит в дом Моралина. Вбегает в ожидании того, что его друг уже не дышит. Не разуваясь, проходит прихожую, гостиную и наконец, попадает в комнату Моралина. Комната состоит из большого, коричневого рабочего стола в дальнем левом углу, напротив него кровать с прикованным к ней Иваном Петровичем, около кровати стул, на котором склонилась над сыном Анна Васильевна, и комод с одеждой в ближнем правом углу прямоугольной комнаты. На комоде стоит свеча, слабо освещающая бледное лицо Моралина.
Моралин. (Из последних сил) Коля!
Анна Васильевна резко обернулась.
Самодуров. Ваня! Дыши! Доктор…
Доктор было полез в карман, но глаза Моралина прикрылись и тот забылся вечным сном.
Доктор. (Взглянув на часы) Время смерти двадцать три четырнадцать…
Анна Васильевна громко всхлипнула, Самодуров упал на колени, а Доктор по-прежнему тупо стоял и лицезрел эту сцену. Анна Васильевна резко повернула к Самодурову свои заплаканные, красные глаза.
Анна Васильевна. …Кто это? (Кивает в сторону Доктора)
Самодуров. (Потупив взгляд в никуда) …Доктор.
Анна Васильевна. Зачем же?... Так ты что же… (Всхлипывает) Знал?
Самодуров. У него есть противоядие…
Анна Васильевна. Зачем это?...
Самодуров. (С отчаянием) Я отравил его… Ваню…
Анна Васильевна. (Сквозь слезы) Ах ты ж, изверг!
Анна Васильевна поднялась со стула и принялась избивать Самодурова, который равнодушно принимал удары как должное. Когда же она прекратила Самодуров подполз к кровати покойного, взял его за руку и разрыдался в унисон сидящей на полу Анне Васильевне.
Доктор. (С сочувствием) Николай…
Самодуров. (Не давая сказать, протяжно шепчет) Тихо… Дайте попрощаться… (Плачет)
Доктор. Николай!
Самодуров. (Шепотом) Тихо… Я человека убил!
Доктор. (Шепотом, округлив глаза в удивлении) Человека?
Самодуров. Двух… Одного в себе… Другой перед вами. Господи, какой же я…
Доктор. Тихо. Помолчим…
Молчание продолжалось около пяти минут.
Самодуров. Доктор… Доктор, у меня есть пять рублей… Вы понимаете? Доктор?
Доктор достал из брюк бутылек.
Доктор. Понимаю… (Протягивает бутылек в обмен на деньги)
Самодуров встает, некоторое время смотрит на тело друга и затем, пошатываясь направляется к выходу.
Самодуров. (Обернувшись) Прощайте!
Доктор. Увидимся…
Самодуров уходит.
Сцена пятая
Самодуров погруженный в мысли сидит дома в уютном кресле и пьет чай – подарок Моралина. Перед ним проносятся воспоминания последних дней, и все чаще лицо друга встает перед ним. Жутко. И лишь сон его спасет…вечный сон.
Конец.
МРАЧНЫЙ СНЕГ
Притча
В одном далеком городе за день до Рождества пошел снег. Снег летел большими хлопьями, был необычайно красив и радовал прохожих, суетящихся перед праздником. Город преобразился, серые дома стали не такими серыми, превратились в великанов с белыми шапками.
Глубоко верующие принялись утверждать, что снег – это знак свыше, что завтра произойдет чудо; атеисты наоборот, говорят, что снегопад самый обычный и в нем нет ничего сверхъестественного; метеорологи молчат – они вчера предсказывали этот снегопад; экологи с улыбкой смотрят на белые чистые хлопья; дворники взялись за лопаты; оптимисты радуются; пессимистам все равно; химические заводы закрыли свои трубы, готовясь к чему-то.
Наступил следующий день. Снег неожиданно потемнел, даже почернел.
Верующие начали причитать, что Господь гневается; атеисты решили, что это природа балуется; метеорологи в недоумении; экологи возмущены, дворники взялись за лопаты, а вместе с ними взялись за лопаты те, кто решил что начался апокалипсис и нужно рыть убежище; оптимисты солидарны с атеистами, пессимисты нахмурились и закрылись в своих домах; и лишь химические заводы радостно выбрасывают отходы в атмосферу загрязняя снег.