Верховский Роман

 

Верховский Роман. Левитация. Стихи. – Томск, 2017

Обложка: Оля Калиткина

 

 

***

 

Вышли поздно, мороз, не юны. 

Заполночь, минус десять, за тридцать. 

Стоим, жжем, 

говорит, дай еще одну. 

Дает, зажигает, все еще ждем. 

Ну что? Никого что ли? 

Сползает с созвездия символ 

не медведица, не метелица 

не синица,

минут тридцать. 

Что ждем? Появляется, 

и приветствует, зараза, тепло, 

но без лести, 

не снимаем перчаток – 

минус десять. 

Вам сколько? 

А вижу. За тридцать. 

Есть кое-что. Будет вот так: 

сначала сожмет 

до миллиметра массу, 

будь вы побольше, то всё, но 

потом разожмет – катарсис. 

Бог на пороге. 

Будете плакать несколько раз подряд. 

Достает пластинки. 

Вот из этих, по одной перед сном, 

водой можно не запивать. 

Тебе Джим Моррисон, тебе «Времена года», 

и вот еще отличный виолончельный концерт 

на сдачу. Импорт, понятное дело. 

Ну все. Теперь, как говорится, марш в кровать.

 

 

***

 

- Я такое ископаемое, - 

приговаривает смерть, - 

страшно смотреть, 

эра поздний палеолит, отдел гастрит. 

Да и время не лечит, 

время живет в Швейцарии, 

само у себя в кредит. 

Бледной северной девушкой 

цокает по мостовой, 

и я кричу: - постой! 

Но для меня она всегда 

против часовой.

 

 

***

 

Большое здание ушло - 

стоит забор у новой стройки.

Декабрьский мороз стоит на 

остановке – 

толпа рассматривает даль в упор. 

Троллейбус пробивается в час пик,

за шесть свернуло время.

Потомок графа, совершивший адюльтер

стоит. Стоит со всеми. 

Над остановкой висит бог

весь в копоти из труб и саже,

скулит дворняга среди ног

и с этой высоты ей видно также.

Торчит на остановке и фонарь,

торчит как прежде.

Большое здание ушло – 

след свежий. 

Семейная чета во сне:

а где ребенок? мы его забыли. 

Стоит улыбка на лице студентки Кати

студента Димы. 

Как габаритный маячок, сверкает вечер, 

и счастья, счастья ветерок 

перерастает в ветер.

 

 

***

 

Весна играет водевиль – 

преступный жанр в марте 

и апреле – все почки у Гостиного двора 

замерзли в минус три 

и облетели. 

Столь легкомысленный рефрен 

оправдывают коньяком месье и миссис 

и сбрасывают шубы на портье – 

сезонных кроликов, бобров и лис. 

Укрытый сквозняком 

либертинаж во всем: 

покачиваются вдаль старлетки, 

разносчики несут цветы - 

светает за окном. 

Мне нравятся брюнетки 

и ты.

 

 

***

 

Это было неочевидно, 

да и кто у новорожденного 

разглядывает радужку? 

Только маньяк. 

Ребенок моргал, меняя общее 

освещение в зале как стробоскоп, 

как маяк. 

И еще кричал. 

Потом конечно дошло. 

Сначала медленно, как лавина. 

Как откалывающийся ледник 

холодком по спине. 

Врач: «зависит от количества меланина, 

вижу впервые». 

Да, у него глаза. Но глаза не те. 

Ну и как он теперь? 

Один какой-нибудь Антошка 

в младшей группе предаст суду. 

Какая-нибудь Кристинка 

будет называть нечистым и 

окроплять компотом. Да и как крестить? 

Что до партии, то здесь я вообще промолчу. 

Отец малыша утирает ей слезы свободной рукой. 

В счастливом будущем 

у всех людей один карий цвет глаз, 

а у этого будто река отражает чистое небо – 

прозрачно-голубой. 

Можно оставить в тайне, рассуждает она 

нервно закручивая в рулет простыню, 

стырим в деревню к маме под Омск. 

Но стыдно. Один единственный и не в строю. 

Ее отпускает. Резко. Как только он открывает глаза, 

она берет малыша и больше не отпускает. Нежно. 

Едва дыша. 

Он научится защищаться раньше, 

чем складывать кубики в ровный ряд. 

Предводитель изгоев в мире, где у всех 

одинаковый взгляд. Понимаешь? 

Ничего ты не понимаешь. 

Он как король будет смелый, 

как когда у людей был разный цвет глаз: 

Синий, зеленый, желтый, серый 

пурпур, индиго, льняной, аметист, топаз. 

 

 

***

 

У меня нет эмодзи, у меня есть слово,

есть еще 

три кружочка от ололо, 

а в кармане пальто 

смят несчастный трамвайный билетик 

сто одно - сто одно.

 

 

***

 

Ну что там? точнее кто? 

В глазок смотрю. 

Не ты.

Член 

жка жку жеу – 

никогда не разбирался, 

что у них там взамен 

человеческого отношения,

знаю лишь что на ноль –

делить нельзя. Да и произведение

на ноль так себе. 

Что у вас здесь? 

У меня здесь шторы, 

у меня здесь шорты, 

у меня здесь шпроты засохли,

а вот трубы, вентили, кран. 

Что скажите? Как вам? 

Нигде не бежит? Не топит? 

Нопасаран.

В общем, все в порядке, - 

сказал мне специалист 

из жка жку жеу. 

Кам сова? Бьен. Мерси. 

Не смотря на то,

что последние пять лет 

каждый день я переживаю как тот, 

когда ты ушла и пытаюсь

как утопающий, сам себя спасти. 

 

 

***

 

Разубеди меня.

Разбуди меня. 

Броднями в будни твои вошел 

и бреду как в бреду. 

Не беда еще, 

но уже не светла 

эта горница - 

из светлицы в околицу 

волочу словно пьяницу 

чувства свои, когда 

ты 

хладнокровием бьешь меня по лицу. 

Нет, так нельзя мое сердце терзать -

надкуси и выбрось сразу, 

это лучше, чем медленный терроризм, 

занесенная в рану зараза, 

сотый раз издевает за разум 

вышитый бархатцами влюбленный рот.