Кортусова Ольга

 

        Светлой памяти Петра Ивановича

        и Ольги Васильевны Кортусовых

        посвящается

 

1

 

На то и память, чтобы вспоминать

и поминать, на то она и память,

чтоб забывать глаза и имена,

и превращать ещё живое в камень.

 

Сегодня дождь, слезливы и больны,

капризны дети, старики. И душит

глубокой скорби чувство и вины,

и изъедает душу.

 

Куда идти теперь? На воздух, в храм?

К могиле матери? Вернее что поможет?

Что делать с растревоженностью ран?

Всегда под долгий дождь одно и то же!

 

Он отрыдает, вторящим ему,

напившись допьяна слезливой влаги

ещё искать через туман и муть

свой горизонт, маяк, кресты и флаги.

 

И, научившись заново дышать –

забыть, забыть… На то она и память,

чтобы, забыв, уже не вспоминать,

и превращать ещё живое в камень.

 

2

 

Вот день прошёл. И светлый след в душе

дотаивает облачком небесным.

Поминную свечу зажечь

хочу сейчас за  неизвестных

моих родных. Сквозь щебень лет

пробились слабые росточки,

и древние открылись почки.

Под сердцем начало болеть

от странной тяжести. К душе

приникли  души их живые.

Они при мне как часовые

стоят на смертном рубеже.

 

Деду П.И. Кортсову

 

Бедный мой узник! Кровные узы...

Вяжутся судьбы в узлы.

Осиротела весёлая муза,

яблонь дряхлеют стволы.

 

Старые книги, добрые книги,

дышат забытым теплом.

Памяти кровной надеты вериги -

где моё имя и дом?

 

Юные ветки трогает ветер

в майском прозрачном лесу.

В 38-й я иду на разведку -

кровную службу несу.

 

 

***

 

О, роскошь дома! Полумрак аллеи

и яблони. Склонённые к земле,

плодами пышнотелыми алеют –

спокойными трудами долгих лет.

 

Здесь всюду труд - уютные качели,

беседка со скамейкой и столом,

смородина, малина, грядок зелень,

а в сенках - деревянное весло.

 

Тут нажито добро. Тут пели песни

по вечерам, костёр до неба жгли.

Смеялись дети и садились тесно,

и год от года крепли и росли.

 

И был хозяин, или предводитель,

детей и яблонь - их отец - мой дед.

Надежды, Веры и любви обитель,

спасение в болезни и беде.

 

И под его невидимою сенью

мы возросли, не ведая вражды,

в отеческом его благословенье

на тихие и славные труды.

 

 

 

***

 

                       Бабушке

                       Ольге Ваильевне Кортусовой

 

Бьётся снежное крыло о закрытое окно.

Зябко, мертвенно и зло на рассвете.

Птица снежная летит, птица снежная кричит ,

о погашенной свече помнит ветер.

 

Ни о чём я не спрошу эту выцветшую жуть.

Руки праздные сложу. Ждать и верить.

Без надежды. Молча. Шаль, тени, верная печаль.

Бессловесна  сердца жаль, как у зверя.

 

У безвременья в плену, не проснуться не уснуть.

Осень, зиму и весну с летом мелит

 эта мельница.

- Дружок, есть испанский сапожок,

сделай маленький шажок. Ну, примеришь?

 

Птица белая в окно - грудью! Нет! Давным-давно

с той неведомой родной это было

предрассветной тишиной, полной каменной виной.

Из двоих уже  одной. Та - любила. 

 

 

***

 

Это прошлое во мне - пышный сад.

Это дедовские яблони в цвету.

Там далёкие слышны голоса.

А душа моя стоит на посту,

 

на границе - и не здесь и не там.

А как хочется к цветам и траве!

Научилась она петь и свистать,

а средь яблонь только  эха  ответ.

Но сегодня золотые плоды

невидимка ей собрал и принёс,

а на яблоках стоит знак беды,

и блестит на них роса старых слёз.

И отрава в них , проста и  ясна,

и  душе моей вовек  не нужна.

Но, не хочешь, а придётся узнать,

как однажды умирала весна.