Светлой памяти Петра Ивановича
и Ольги Васильевны Кортусовых
посвящается
1
На то и память, чтобы вспоминать
и поминать, на то она и память,
чтоб забывать глаза и имена,
и превращать ещё живое в камень.
Сегодня дождь, слезливы и больны,
капризны дети, старики. И душит
глубокой скорби чувство и вины,
и изъедает душу.
Куда идти теперь? На воздух, в храм?
К могиле матери? Вернее что поможет?
Что делать с растревоженностью ран?
Всегда под долгий дождь одно и то же!
Он отрыдает, вторящим ему,
напившись допьяна слезливой влаги
ещё искать через туман и муть
свой горизонт, маяк, кресты и флаги.
И, научившись заново дышать –
забыть, забыть… На то она и память,
чтобы, забыв, уже не вспоминать,
и превращать ещё живое в камень.
2
Вот день прошёл. И светлый след в душе
дотаивает облачком небесным.
Поминную свечу зажечь
хочу сейчас за неизвестных
моих родных. Сквозь щебень лет
пробились слабые росточки,
и древние открылись почки.
Под сердцем начало болеть
от странной тяжести. К душе
приникли души их живые.
Они при мне как часовые
стоят на смертном рубеже.
Деду П.И. Кортсову
Бедный мой узник! Кровные узы...
Вяжутся судьбы в узлы.
Осиротела весёлая муза,
яблонь дряхлеют стволы.
Старые книги, добрые книги,
дышат забытым теплом.
Памяти кровной надеты вериги -
где моё имя и дом?
Юные ветки трогает ветер
в майском прозрачном лесу.
В 38-й я иду на разведку -
кровную службу несу.
***
О, роскошь дома! Полумрак аллеи
и яблони. Склонённые к земле,
плодами пышнотелыми алеют –
спокойными трудами долгих лет.
Здесь всюду труд - уютные качели,
беседка со скамейкой и столом,
смородина, малина, грядок зелень,
а в сенках - деревянное весло.
Тут нажито добро. Тут пели песни
по вечерам, костёр до неба жгли.
Смеялись дети и садились тесно,
и год от года крепли и росли.
И был хозяин, или предводитель,
детей и яблонь - их отец - мой дед.
Надежды, Веры и любви обитель,
спасение в болезни и беде.
И под его невидимою сенью
мы возросли, не ведая вражды,
в отеческом его благословенье
на тихие и славные труды.
***
Бабушке
Ольге Ваильевне Кортусовой
Бьётся снежное крыло о закрытое окно.
Зябко, мертвенно и зло на рассвете.
Птица снежная летит, птица снежная кричит ,
о погашенной свече помнит ветер.
Ни о чём я не спрошу эту выцветшую жуть.
Руки праздные сложу. Ждать и верить.
Без надежды. Молча. Шаль, тени, верная печаль.
Бессловесна сердца жаль, как у зверя.
У безвременья в плену, не проснуться не уснуть.
Осень, зиму и весну с летом мелит
эта мельница.
- Дружок, есть испанский сапожок,
сделай маленький шажок. Ну, примеришь?
Птица белая в окно - грудью! Нет! Давным-давно
с той неведомой родной это было
предрассветной тишиной, полной каменной виной.
Из двоих уже одной. Та - любила.
***
Это прошлое во мне - пышный сад.
Это дедовские яблони в цвету.
Там далёкие слышны голоса.
А душа моя стоит на посту,
на границе - и не здесь и не там.
А как хочется к цветам и траве!
Научилась она петь и свистать,
а средь яблонь только эха ответ.
Но сегодня золотые плоды
невидимка ей собрал и принёс,
а на яблоках стоит знак беды,
и блестит на них роса старых слёз.
И отрава в них , проста и ясна,
и душе моей вовек не нужна.
Но, не хочешь, а придётся узнать,
как однажды умирала весна.