Звонкие грани. Алина Иохвидова о Нане Журавской и Виторе Фрейдмане

Алина ИОХВИДОВА (Торонто)

ЗВОНКИЕ ГРАНИ

Уже давным-давно хотела написать об этом человеке, считала это своим долгом и обязанностью, но никогда бы не подумала, что это так трудно. Почему? Одна из главных причин, наверное, состоит в том, что я собиралась посвятить очерк памяти одного человека - блестящего музыканта и исполнителя одессита Виктора Фрейдмана, а теперь вот приходится уже писать в прошедшем времени и о его жене Надежде (Нане) Журавской, ушедшей из жизни спустя год с небольшим после мужа. Видимо, этот не просто семейный, но и великолепный творческий дуэт, выступавший в достаточно редком жанре фортепианного ансамбля, оказался неразлучным и за той роковой чертой.

С Виктором Фрейдманом и его родителями у меня связаны ранние воспоминания детства и юности. Изабелла Мироновна Ямпольская, дочь знаменитого автора "Свадьбы Шнеерсона", познакомила моих родителей с Фрейдманами-старшими, и они сразу же сдружились с гостеприимным семейством: с Марией Марковной и Иосифом Борисовичем, людьми необычайно душевными, остроумными и культурными.

Мария Марковна (друзья Вити называли ее часто мамой Машей) была не просто хорошей матерью и хозяйкой дома - она была замечательным педагогом и музыкантом. Я сама когда-то занималась с ней музыкой, и это было для меня счастливым временем. Она умела выявить способности и наклонности ученика, подобрать репертуар таким образом, чтобы он и развивал, и доставлял радость. Помню, даже столь скучные гаммы и этюды переставали казаться орудием пытки, потому что появлялся стимул к техническим упражнениям: становилось понятно, что с их помощью можно будет исполнять более сложные произведения, которые до того никак не давались в руки. Вероятно, педагогический дар достался Виктору Фрейдману в наследство от матери. А находчивость и порой острый, как бритва, язык - это, наверное, от отца. Хотя и мама любила пошутить и отлично понимала юмор. Вообще, в этом доме чувствовалось "легкое дыхание": всегда полно молодежи, среди друзей старшего поколения много артистов и музыкантов, порой очень именитых. Но не было скованности, люди даже очень застенчивые легко раскрепощались в атмосфере искренности и доброжелательности, сдобренной беззлобными шутками, - атмосфере консерваторских "капустников", в которых постоянно и с большим успехом участвовал Витя Фрейдман.

Виктор, доцент Одесской консерватории, много лет посвятил концертмейстерской деятельности, играл в дуэтах с флейтистами, гобоистами и другими "духовиками". Он относился к этой своей работе с большой ответственностью, очень тонко понимал задачи пианиста в такого рода ансамблях. Сохранились его методические статьи на эту тему. Я приведу несколько выдержек, не только в подтверждение сказанного, но и для того, чтобы дать представление о стиле и характере этого человека, ироничного и насмешливого, но всей душой преданного творчеству. Начну хотя бы с названия одной из статей: "Концертмейстер - ансамблист - педагог" (монолог о труде концертмейстера с эпиграфами, призывами и незначительными отклонениями от темы). А вот и эпиграф: "Покажите мне молодого пианиста, мечтающего о карьере концертмейстера, и я встану перед ним на колени" (автор).

Вот замечания о том, как следует держать себя на сцене: "Наверное, каждому из нас доводилось наблюдать...отрешенно бредущего или, наоборот, стремительно мчащегося к своему рабочему месту концертмейстера, добавлю, в сапогах, который лишь в силу крайней необходимости обращает свой взор на подопечного. Уверен, их разобщенность неминуемо скажется на исполнении. Конечно, наивно говорить о каждом выходе на сцену, как о празднике, но готовиться к нему следует вполне серьезно.

Среди концертмейстеров бытует мнение, что их не слушают, обращая внимание исключительно на солиста... Как участник многих конкурсов, утверждаю: слушают, и даже с большим вниманием, но... если есть, что слушать. Более того, яркая игра концертмейстера вызывает у жюри желание услышать исполнителей в следующем туре..."

Вместо эпиграфа: "Если педагог - отец родной, то концертмейстер обязан стать матерью".

И уже вполне серьезно: "Помните, на сцене вы уже не концертмейстер с учеником, но два исполнителя. Концертмейстеры, помните! Последние слова перед выступлением - ваши!" Не сомневаюсь, что эти напутственные слова и указания Виктора Фрейдмана вдохновили многих из выступавших с ним.

Задача моя усложняется вот еще по какой причине: как написать о музыкантах, если не слышишь их музыки? Как донести до читателей всю полноту ощущений и чувств?

Виктор Фрейдман был одним из лучших учеников знаменитой Серафимы Леонидовны Могилевской в Одесской консерватории, и, таким образом, преемником традиций одной из самых прославленных исполнительских школ мира, ведущих начало от Генриха Нейгауза. Представителей этой школы, от самых великих, как Святослав Рихтер и Эмиль Гилельс, до более скромных, быть может, по масштабу и уровню известности, отличали не только виртуозность и блеск, но и глубокое проникновение в суть произведений, огромный подъем и вдохновение.

Помню, как Витя играл в первых своих сольных концертах, исполнял Моцарта, Сен-Санса. Произведения этих композиторов удивительно подходили к его облику и темпераменту, оставляли незабываемое впечатление. Позднее Витя начал играть в ансамбле с Наной Журавской, и это содружество оказалось на редкость успешным. Они как бы приняли эстафету от славного фортепианного дуэта Серафимы Могилевской и ее мужа Гедеона Лейзеровича.

Сохранилось много рецензий, статей об этом замечательном ансамбле, ставшем победителем многих конкурсов, в том числе международных. Но мне кажется, что тем, кому повезло, кому удалось самим услышать эту музыку, не понадобятся рецензии даже очень больших авторитетов. Думаю, что впечатления остались у них на всю жизнь. Уверена, что таких людей найдется немало среди читателей. Пусть же они помянут добрым словом тех, кто радовал их при жизни своим искусством.

Я же хочу сказать еще несколько слов о той стороне дарования Виктора Фрейдмана, которая не выступала на первый план, скрывалась в тени его блестящей исполнительской, педагогической и концертмейстерской деятельности, - о поэзии. Он сам явно не придавал этому большого значения, писал в основном шуточные стихи, посвящения друзьям.

Но вот я держу в руках сборник стихов Вити. Тонкая книжечка, почти тетрадка. Однако, когда раскрываешь ее, кажется, что звучит живой голос. Чувствуется и тонкий слух музыканта, улавливающий богатство созвучий слов, их игру, и безграничная любовь к нашему родному городу, и замечательный юмор, свойственный настоящему одесситу:

Одесский водопровод

Дел у него невпроворот!

Вода течет все больше мимо...

Не виноват водопровод,

Сработанный "рабами Рима"!

Да, в мире есть мостов немало,

Где побогаче, где - попроще.

Но только здесь, в Одессе-маме

Построен мост во имя тещи!

Среди планет и океанов

Стоит она невозмутимо.

Одесса - наша дочь и мама,

И потому- вдвойне любима!

Фейерверк эпиграмм, шуток, пародий... Стихи для детей ("музой" была маленькая внучка). Но вот последние стихи, написанные в больничной палате, в "раковом корпусе". В них не только серьезные и глубокие размышления, но и большое мужество человека, не желающего унижаться до страха, умеющего смеяться даже перед лицом неотвратимого.

Не увернуться нам от сути.

С Большим Судом не вступишь в спор...

В халатах белых ходят судьи.

Мы ждем помягче приговор.

* * *

Для тех, кто жизнь не ощутил,

Провел ее однообразно,

Вопрос - кем в прошлой жизни был? -

Становится отнюдь не праздным.

Вообразить себя цветком,

Ручьем прозрачным, птицей редкой

Приятней, чем узнать о том,

Что был когда-то... табуреткой.

И хоть я в прошлом был фугас,

Готовый к бою постоянно,

Важнее, чем я стал сейчас,

И чем, уйдя из жизни, стану.

Мечтаю я Бокалом стать

И петь - пронзительно и звонко,

Чтобы могли друзья поднять

Меня во здравие потомков!

Да, прекрасный, звонкий бокал, наполненный солнечным игристым напитком... И такой же хрупкий. Но музыка и стихи не умирают...