Беседа с Майей Скосогоренко (август-1987)

М. Найдорф. Беседа с Майей Григорьевной Скосогоренко (09/VIII-87).

В этой беседе, которая происходила на даче Скосогоренко, на улице Каманина в Аркадии, приняли участие Анна Мисюк и сын М. Г. Скосогоренко, Андрей.

М. Г. Скосогоренко – микробиолог, канд. медицинских наук (1962), в те годы жила в Одессе, сейчас живёт в Москве. В 2015 году Майе Григорьевне исполняется 85 лет.

М. Скосогоренко. – Это было в филармонии в феврале или в марте. Это была великолепная программа, и потому я соблазнилась пойти. И услышала, что нет Моцарта. Не помню, кто играл. Но солист выл себя нескладно и по форме, они играли плохо, неуверенно держали себя на сцене, неуверенно играли. Не чувствовалось глубокой подготовки, что это слито с оркестром. Это казалось пародией на настоящий концерт.

Я слышала Гоциридзе ещё много лет назад, когда он только появился в Одессе. И это было нечто совсем другое: это был один из его первых концертов с этим оркестром, он великолепно звучал, был подтянутость, была собранность. И была публика, было чувство приподнятости, праздничности. А за эти годы чувство праздничности исчезло и у слушателей, и у исполнителей.

М. Найдорф. – Вы судите только по этому концерту? М.б. это случайность?

С. – Я регулярно посещаю концерты в Большом зале консерватории (БЗК), когда бываю в Москве, обычно, 2-3 раза в год. И, пожалуй, не бывает такого, чтобы я, приехав в Москву, не побывала бы на концерте. И разница была, конечно, огромная. Может быть, потому, что я избалована московскими исполнителями и очень строго отношусь к этому. Я не профессионал. Но чувствовать хорошее могу, м.б. поэтому очень болезненно реагирую на плохое.

Тот [зимний] концерт в Одессе я восприняла с чувством грусти, без всякого злорадства и, по-моему, снобизма.

Н. – И после этого Вы ни разу не приходили в филармонию?

С. – После того случая я ограничила своё музыкальное времяпрепровождение том, что сама сажусь за рояль и играю. Это не значит, что я удовлетворена своим исполнением. Для меня музыка очень много значит в жизни. Но играю я, чаще всего Бетховена. И ещё Шопена.

Н. – Давайте вернёмся к концертам. Может быть существование в Одессе симфонического оркестра является на самом деле излишней роскошью?

С. – В молодом возрасте я регулярно ходила на концерты. Для меня симфоническая музыка – самый любимый вид музыкального искусства. Особенно рояль с симфоническим оркестром. Мне кажется, что это вершина того, что может создать человечество в области прекрасного.

В нынешнем возрасте времени и сил у меня осталось мало, расходуешь их более экономно. Я читаю те книги и слушаю музыку только в том исполнении, которое гарантирует внутреннее удовлетворение. Общаюсь с людьми, с которыми мне интересно.

Но без музыки я себе жизнь не представляю. Причём, никакая другая, кроме классической, не может дать полного удовлетворения. Но со временем круг инструментов, которые я люблю, расширился. Теперь я люблю флейту и даже саксофон – он волнует, будоражит…

Н. – Где Вы с ним познакомились, тоже в Москве?

С. – Нет. По записям западной эстрадной музыки. Это уже мои дети меня «просветили».

Так что, с одной стороны, понимаешь, что в жизни нельзя ограничиваться чем-то одним. Но, с другой стороны, ищешь всё высокого уровня, высокого класса.

Н. – Надежды на то, что этот высокий класс может возникнуть в Одессе, у Вас не осталось?

С. – Нет, конечно. Вот [Георгий] Гоциридзе. Я подумала, вот человек, который поднимет оркестр. Но как музыканты могут хорошо играть, если аудитория маленькая и не реагирует или слабо реагирует?

Чувство всеобщей жалости. Потому что, всё, что происходит в музыке мне особенно небезразлично.

Н. – У Вас есть выход, есть возможность обойтись без концертов одесского симфонического оркестра.

С. – С помощью московских концертов. С помощью гастролей, пластинок и собственного музицирования. Времени слишком мало, особенно сейчас, когда такой бум с литературой – просто глаза разбегаются. Хочется почитать и тот журнал, и другой.

Н. – А с музыкой такого бума не произошло, не подбросили ничего.

С. – К сожалению.

Анна Мисюк. –При этом нужно учитывать, что в диалог с классической музыкой чаще вступают люди с высоким уровнем личного развития, а значит, и требований. Надеяться, что в филармонию забегут «от нечего делать», как забегают на «кинокомедию», не приходится.

С. – Классическая музыка требует серьёзного отношения и только высокого исполнительского мастерства.

Когда играют «Виртуозы Москвы», думаешь, что это, по-видимому, близко к совершенству – их исполнение Моцарта. Это – виртуозное исполнение. Манеру дирижёра можно принимать или не принимать, но он будоражит, привлекает к себе внимание.

Изумительные концерты по ТВ «Памятники мировой музыкальной культуры». Это действительно прекрасные концерты. Но я их тоже смотрю выборочно – и из-за нехватки времени, и в соответствии со формировавшимися всей жизнью потребностями.

Н. – Фактически, Вы – тот человек, на которого филармония должна бы работать.

С. – А я – на неё. Своим присутствием, своим отношением, вниманием и т.д. Но это – в идеале.

Н. – Крове того, филармония давала бы Вам ощущение, что идёт музыкальный процесс. Появлялись бы новые лица, новые взгляды…

С. – Новые интерпретации.

Н. – Пластинки показывают достижения прошлые. То есть филармония могла бы сделать Ваше «музыкальное существование» богачеп, интереснее, но … этого не происходит.

Правда, кроме своего оркестра, филармония можеть предложить Вам ещё и гастролёров. В минувшем сезоне были прямо-таки лучшие из них. Мы уже говорили о «Виртуозах Москвы».

С. – Я их в Одессе не слушала, слушала в Москве.

Н. – Были у нас Госоркестр, Ленинградская капелла…

С. К сожалению, трудно было достать билеты, я так и не попала.

М. – Но для этого существует абонемент, чтобы обеспечить билетами постоянных посетителей концертов.

С. – Я думаю, что абонементы сейчас дело уже надуманное, искусственное. Ведь даже в Москве на большинство концертов можно свободно купить билет перед началом концерта. Чтобы абонемент себя оправдал, нужно, чтобы все концерты, входящие в него, были хороши. Этого уже не бывает. Или должен быть какой-то тематический стержень.

Н. – Вот интересно, если такая музыкальная идея, которая (при хорошем лекторе и существующем исполнении) всё же убедила бы Вас купить абонемент?

С. – По-видимому, романтики. Шуберт, Шуман, Лист.

М. – В этом году были исполнены концерты Баха в абонементе «Бах – Малер».

Но, вот, гастролёры. Они тоже как бы не спасают Ваше отношение с филармонией, поскольку на хороший концерт билетов не достать (кстати, «пиковые» концерты минувшего сезона были в основном внеабонементные).

С. – М. б. и так. Очень важно выработать стереотип, привычку посещать концерты. У меня она была еще лет 10 назад. Я тогда редко пропускала интересные концерты.

Н. – Элемент образа жизни?

С. – Наверное. Это очень важно. Привычка получать ежемесячно очередной номер определённого журнала – она выработалась. Привычка в Москве обязательно ходить не концерт – она есть. А здесь она уже исчезла.

Н. – Согласен. И если бы филармония смогла обеспечить хотя бы одну ниточку, один цикл концертов, вызывающих 100%-ное доверие, я думаю, такая привычка вновь бы сложилась.

С. – Люди бы знали, что ЭТО не подведёт, не вызовет чувство разочарования или чувства сострадания. Это ведь тоже очень грустно, а в жизни так много грустного.

Н. – К артисту идёшь, чтобы что-то получить.

С. – Радость.

Н. – Когда идёшь к артисту, поднимающемуся над этой жизнью, получаешь какой-то «пинок наверх».

В конце концов, мы читаем книги, когда чувствуем, что писатель знает жизнь больше нас.

С. – Или думает об этом больше.

А артисты, имена которых заслуживают уважения, их взгляды на жизнь, из слышание драматизма момента…

С. – Нужно их знать. Нужно популяризировать этих артистов. Знать их не только с точки зрения профессиональной, но и с т. зр. личностной. Вот идёт же популяризация киноактёров. Она кажется мне смешной и наивной, когда видишь в киосках эти лица. Мне, например, было бы интересно узнать о целом ряде пианистов. Например, о Генрихе Нейгаузе.

Н. – Вы припоминаете, что, живя в студенческие годы (т.е около 1950 года) во Львове, не пропускали концертов в филармонии. Но, м.б. дело в том, что тогда у филармонии было мало конкурентов?

С. – Может быть. Не было кино, не было ИВ, пластинок. Совершенно верно. Так что, сегодняшняя ситуации – результат стечения целого ряда обстоятельств. И это значит, что куда более высокие требования исполнители должны предъявлять к себе, если хотят выдержать эту очень сложную конкуренцию. Тяжёлый быт у людей, много работы, усталость. Чтобы вытянуть человека из дома, нужно очень хорошо играть.

М. – Раньше, возможно, концерты были и не лучше. Но они были единственной возможностью «отключиться». Теперь есть более точные и экономные средства.

А кто из современных музыкантов мог бы одним именем своим привлечь Вас на концерт?

С. – Башкиров. Его концерт в Москве произвёл на меня очень сильное впечатление. Он – очень серьёзный музыкант. Тонкий, чуткий, умный. В нём – сочетание высокой эмоциональности с мыслительной глубиной. И потом у него облик очень интеллигентного человека.

Н. – М.б. у Вас на памяти такие имена, о которых Вы слышали что-то хорошее, но сами с ними не встречались и при случае пошли бы на их концерт? На кого стоит обратить внимание?

С. – Сейчас – нет. Раньше я больше следила.

Н. – А вот Олег Каган, Наталия Гутман?

С. Уже нет. Я их не знаю. Сама понимаю, что отстала Не успеваю следить. Не успеваю.

Н. – То есть, Вы делаете выбор в пользу чего-то другого?

М. – Ну, да. Позволить себе сходить на концерт из любопытства, мол, дай-ка я посмотрю, что это такое, теперь уже невозможно.

С. – Невозможно.

Н. – А вот в Московской консерватории, что ещё Вам запомнилось?

С. – Концерт органной музыки в зале на Маяковской. Это был очень интересный концерт современеной музыки для органа. Для меня это было неожиданно совершенно, что можно сочетать орган с ударными инструментами, саксофоном. Губайдулина – великолепный композитор. Это было необычно. Это было интересно, талантливо. У неё смелое новаторство, которое даёт очень интересный результат.

Н. – Говорят, что сейчас самый популярный композитор-симфонист – это Густав Малер.

С. – Я его не знаю.

Н. – И бум музыки Шостаковича…

С. – В чём я уверена, то это в том, что нынешнее положение временное, что будет подъём интереса к классической музыке.

К беседе присоединяется сын М.Г., Андрей.

А. – Молодой пианист [Виктор] Бунин, потом в [Музыкально-педагогическом институте имени] Гнесиных Ирина Петрова, она неплохо играла… потом, Блекшоу, Донохоу…

С. – Моё музицирование имеет хорошие последствия: сын стал со временем по собственной инициативе ходить на концерты, хотя он не имеет музыального образования.

Н. - А Вы думаете, что это полезно, когда дети получают начальное музыкальное образование – для их будущей склонности слушать серьёзную (классическую) музыку?

С. – Я с читаю, что полезно, когда он с детства слышит хорошую музыку. Это не значит, что он должен сам играть. Дочь училась играть, и я много сил потратила на её обучение – сил, эмоций, энергии. И я не вижу сейчас какого-то общего эффекта. А Андрей пассивно слушал, когда мама играла Рахманинова, Моцарта, Бетховена. И я считаю, что это сработало.

Н. – Но, смотрите, что получается. Вы связываете свои музыкальные познания и интересы со школьным образованием в довоенной киевской музыкальной школе. А относительно Андрея вопрос ставится иначе, теперь Вы определённо не связываете интерес к музыке и пристрастие слушать музыку с обучением в музыкальной школе?

С. – Моя мама не играла, а только направляла мой музыкальный интерес. Может быть, если бы я тогда пассивно слушала музыку, мне было бы достаточно впечатлений, чтобы в жизни потом обращаться к ней тем или иным способом. Но я пошла другим путём.

Н. – Но сейчас вроде бы есть много возможностей слушать классическую музыку – пластинки, магнитофон, радио и ТВ, не связывая это с умением мамы играть на рояле.

С. – Я думаю, что этого недостаточно. Должны быть личные впечатления. Это должно идти по другим каналам. Если это идёт из коробки, то воспринимается не так глубоко.

В общем, если подытожить, это всё логично. В условиях конкуренции требования к филармонии резко возросли. В то время как стимулов для серьезной работы нет ни материальных, ни моральных. И условий нет. И поучается порочная связь круговая, из которой выхода я не вижу.

Н. – Московские концерты подвержены тем же тенденциям. Конечно, серьёзный отбор, который образуется вымыванием в Москву лучших творческих сил страны, даёт столице очевидное преимущество. Потому ощущение кризиса там смягчено.

С. – К тому же в Москве куда больше жителей и приезжих, желающих посетить концерты.

Н. – Причём, таких, которые посещают концерты только бывая в Москве. Или, скажем, слушают орган только в Домском соборе в туристической поездке в Ригу.

Интересно, а как идут дела в других культурных центрах Земного шарика?