Концертный блокнот сезона 1985-86 гг. в Одесской филармонии

Концертный блокнот. Сезон 1985-1986 гг.

Дни Генуи в Одессе, дирижер Сержио Лауричелло, ЗФ, 4 окт. 1985 г., ок 300 слушателей

Бетховен. Восьмая симфония

Вагнер. Увертюры Летучий голландец, Тангейзер, Идиллия Зигфрида.

Симфония прозвучала более чем ординарно.

Вагнер несколько интереснее. Слушался легко. Удивляет самобытная, а не учёная, смелость и простая, я бы сказал, практическая ясность вагнеровских построений

= = = = = = =

Татьяна Николаева (ф-но)

10 окт. 1985, ЗФ. 400 слушателей

ШУМАН

Соната fis-moll. Зачин – отстраненность, в духе личного письма- воспоминания.

Темп замедленный и, похоже , не по замыслу: сильно недостает ловкости, возраст сказывается. Осторожная игра, интерпретация как будто ориентирована на физические возможности. Грязновато и педальная муть. И только в отдельных тихих местах получается осмысленная интонация.

Aria. Как и вступление и I часть Ниволаева умеет играть тихие места «со значительностью». Чуть притормаживая темп, но достаточно естетственно, без ложной риторики. В целом остаётся ощущение толкового исполнения, но к историческому образу не относящего. А нужна же связь времен.

Scherzo. Приземленно, но аккуратно и подробно детализировано. Всё, как говорят, «пропущено через голову» и душу. Но при этом «Мир сонаты Шуманаи № 1 « не формируется.

Финал. Всё, как говорят, «пропущено через голову» и душу. Но техническое ограничение, отсутствие стихийного романтизма (света, упоения, прихотливой фантазии), господство одной только единственно оформленной эмоции – той, с которой начиналось, эмоции воспоминания о прошлом.

Симфонические этюды.

Всё примерно так же. Очень хорошее владение деталями, особенно, на Р. Николаева безусловно мастер фортепианной игры. И слушать её не скучно.

Сыграно технически благополучно, хоть и не без, увы, вредной осторожности. Умная игра, но не проникающая в душу, т.е. не волнующая по-настоящему. Игра интересная, м.б. для наблюдателя, но не для сопереживания.

Шуман здесь старик, у которого всё в прошлом, склонный к философской созерцательности. Впрочем, целостного образа в этом духе не получилось. Скорее, этот образ – единственное, что пробилось среди фрагментов как «образ».

Умная и опытная музыкантша. Ясное и рельефное изложение. Пустого почти нет. Вся музыка «нагружена» продуманностью. С другой стороны, явная нехватка физических сил. Очень замедлены виртуозные эпизоды, снижен тонус, целостность, естественно, утрачивается. Ум, таким обр., тратится на то, чтобы «выйти из положения». Единственное, что получается и что рождает образ – это тихие, неспешные места, например, вступление к сонате, Ария, тема в Этюдах и т.д. И везде в этих фрагментах возникает образ пережитого прошлого, отдалённого, ослабленного, одинокого.

Таков в наше время юный и пылкий Шуман.

= = = = = = = = = = = = = = =

Ирина Беркович (ф-но)

14 ноя 1985, ЗФ.

БАХ Гольдберг-вариации.

Особая ясность и легкая отчетливость звука, упругий и достаточно гибкий, чтобы на быть тяжеловесным, ритм. Есть в этом Бахе обаянин женственности о обаяние владения текстом. Нет в этой игре малого, но м.б. самого главного: она не отсылает ни к Баху, ни ко времени, нм к возвышенному вообще или религиозному. Эти вариации не выглядят миром Баха, его времени. С другой стороны, нет и лирика, т.е. «прямой речи исполнителя, которая бы передавливала всё остальное.

Перелом обозначился после фуги. Внимание зала cтало сосредоточенным. Появилось собственное слышание. Беркович играет «поток сознания», бесконечную варьирующую способность, неисчерпаемость творческих идей Баха.

Совершенно безошибочно, легко и ясно, целомудренно и просто.

2-е отделение

Французская увертюра

Беркович играет не стиль, не психологию, не эпоху, а творческую мысль Баха. И в этом она кажется удивительно современной. Параллель ей кажется А, Любимов. Он, вероятно, видел бы свою задачу здесь такой же. Но неповторимые черты обеих личностей – И.Б. и А.Л. – несомненно различили бы их исполнения.

Исполнение Фр. Увертюры нельзя назвать возвышенно-бесстрастным. Характерность пьес неизменно выявляется.

Творческая мысль Баха сама по себе теперь есть чистая абстракция. Она может существовать для нас чувственно лишь выступив организатором (правилом, законом) деятельности (мышления) современного человека. Тут в центре – артист, его живые цели и отношения. Теоретически тут вопрос: что общено между Ьахом и Беркович? Что за понятие находит в факте уонцерта своё осуществление?

Ответ, видимо, такой: общее у них – понимание «всеоющего» (Гегель), т.е. субстанциональных оснований нашей культуры. Тогда, если Беркович хочет воплотить эту субстанциональность в чувственной форме (иск-во), она играет сочинения Баха, который уже сделал это в своей музыке.

Хроматическая фантазия и фуга

Она загадочна в своей естественности. Как будто ничего предзадуманного и как будто собственная её личность проявляется нечаянно. Будто нет у неё стремления себя утвердить. И будто не хочет ничего она навязать залу. Просто играть Баха (и вообще играть) есть естественная форма существования её в полном слиянии с великой мыслью с великой музыкой. И нет совсем никакой театральности. Это другой принцип – принцип растворения в великом (всеобщем). И поэтому Бах у неё не отграничен стилем, нормой, а звучит не как конкретный автор, а как голос всеобщего (разума, духа, порядка, творческого процесса и т.д. ). Потому-то и весь баховский вечер – чтобы не было противопоставлений, чтобы не выступали разграничения. Бах – космос нашей культуры.

Открытие филармонического сезона

= = = = = = =

Татьяна Николаева, ф-но, Гоциридзе, дир,

11 октября 1985 г., ЗФ, ок. 100 слушателей.

Объявленная программа была заменена. Предполагалось:

Р.-К. Концерт для ф-но с орк. и Т. Николаева. 2-й концерт для ф-но с орк.

Вместо этого первое отделение было сольным:

Бах. Токката и фуга ре минор

Шостакович. Прелюдии и фуга №№ 14 и 24

Я обратил внимание на то, что баховской музыке Т.Н. стремится придать конкретную индивидуальную интонационность. Не внеличное (собор, храм) построение, интонации личного высказывания – везде, где только можно. И это мешает, потому что рядом – и колокольность, и регистровость.

Шостакович. Хорошо, но не более, чеи самоповтор. Т.Н. умело и убедительно строит форму. Но сейчас мне интереснее замысел композитора, чем непосредственное исполнение.

Во втором отделении: Шостакович. 8-я симфония.

Смысловой узел симфонии оказался в точке пересечения 4 и 5 частей. Вокруг неё возникла процессуальность – внутреннее движение от неподвижной Пассакалии в 4 части – к множественности образов 5-й, которую можно как-то условно мыслить как образ будущего.

Первая половина симфонии прозвучала статично, на сопоставлении тихих эпизодов, исполненных с необыкновенной выдержкой и слуховым вниманием, - и предельно громких, в которых дирижер и оркестр больше выходили из себя, чем их слушатели (я, по крайней мере). Это было похоже на крик сорванным голосом. При том взаимосвязь между экспозицией (Р) и разработкой (цифры от 17 до 35 – сплошное ff и даже sffff) не ощущалась. Было простое плакатное сопоставление. То же можно сказать относительно 2й и 3й части. В них тоже не было экспрессионизма, т.е. не просто накала, а накала чувств, страдания, боли, страха.

В целом, однако, это было хорошо организованное исполнение.

= = = = = = = = =

Ирина Беркович (ф-но)

14 ноя 1985, ЗФ.

БАХ

Гольдберг-вариации.

Особая ясность и легкая отчетливость звука, упругий и достаточно гибкий, чтобы на быть тяжеловесным, ритм. Есть в этом Бахе обаянин женственности о обаяние владения текстом. Нет в этой игре малого, но м.б. самого главного: она не отсылает ни к Баху, ни ко времени, нм к возвышенному вообще или религиозному. Эти вариации не выглядят миром Баха, его времени. С другой стороны, нет и лирика, т.е. «прямой речи исполнителя, которая бы передавливала всё остальное.

Перелом обозначился после фуги. Внимание зала мтало сосредоточенным. Появилось собственное слышание. Беркович играет «поток сознания», бесконечную варьирующую способность, неисчерпаемость творческих идей Баха.

Совершенно безошибочно, легко и ясно, целомудренно и просто.

2-е отделение

Французская увертюра

Беркович играет не стиль, не психологию, не эпоху, а творческую мысль Баха. И в этом она кажется удивительно современной. Параллель ей кажется А, Любимов. Он, вероятно, видел бы свою задачу здесь такой же. Но неповторимые черты обеих личностей – И.Б. и А.Л. – несомненно различили бы их исполнения.

Исполнение Фр. Увертюры нельзя назвать возвышенно-бесстрастным. Характерность пьес неизменно выявляется.

Творческая мысль Баха сама по себе теперь есть чистая абстракция. Она может существовать для нас чувственно лишь выступив организатором (правилом, законом) деятельности (мышления) современного человека. Тут в центре – артист, его живые цели и отношения. Теоретически тут вопрос: что общено между Ьахом и Беркович? Что за понятие находит в факте уонцерта своё осуществление?

Ответ, видимо, такой: общее у них – понимание «всеобщего» (Гегель), т.е. субстанциональных оснований нашей культуры. Тогда, если Беркович хочет воплотить эту субстанциональность в чувственной форме (иск-во), она играет сочинения Баха, который уже сделал это в своей музыке.

Хроматическая фантазия и фуга. Она загадочна в своей естественности. Как будто ничего предзадуманного и как будто собственная её личность проявляется нечаянно. Будто нет у неё стремления себя утвердить. И будто не хочет ничего она навязать залу. Просто играть Баха (и вообще играть) есть естественная форма существования её в полном слиянии с великой мыслью с великой музыкой. И нет совсем никакой театральности. Это другой принцип – принцип растворения в великом (всеобщем). И поэтому Бах у неё не отграничен стилем, нормой, а звучит не как конкретный автор, а как голос всеобщего (разума, духа, порядка, творческого процесса и т.д. ). Потому-то и весь баховский вечер – чтобы не было противопоставлений, чтобы не выступали разграничения. Бах – космос нашей культуры.

- - - - - - - - - - - - - - - -

Концерт - один из лучших (за много времени). Не только в прошлом сезоне подобного не было, но и раньше только редкие концерты были столь содержательны. Вспоминаю Любимова, Третьякова, Алексеева и м.б. всё-таки Плетнева.

Общее впечатление не связано с восторженной экзальтацией. Этого у Б. нет. Она удивительно скромна и органична. Безошибочные руки и абсолютная естественность игры и музыкального мышления. При этом -= ничего, что связано с образом «концертанта» - ни позы, ни аффектации, ни выпячивания собственной персоны в форме предзадуманности исполнения, загораживающей автора.

Здесь всё наоборот. И прежде всего полная и естественная, а не ущемлённая принуждением преданность автору. Но без какой-либо «концепции». Зато каждому ясно, что такой Бах может быть только у неё.

Тут несомненно парадокс: личность исполнителя ощущается без остатка воплощённой в музыке композитора, по отношению к которому исполнитель ничего своего не противопоставляет. «Умереть» в композиторе и поразить собою – вот загадка исполнительства.

Я думаю, что Бах для Беркович – не личность, не стиль, а одно из совершеннейших и полных воплощений законов человеческого духа в чувственной форме искусства. Так, без красивостей, как подлинное и вечно движущееся человеческое мышление, звучали Гольдберг-вариации. А некоторая жанровость в сюите и скорбь в фантазии никогда не приобретали черт конкретного чувства. Но, оставаясь оттенками всеобщего, они не теряли проникновенности.

= = = = = = = = = = = = = =

Г. Гоциридзе (дир), И. Беркович (ф-но)

Брамс Симфония № 1

Бетховен Концерты №№ 1 и 2.

============================================

Евгений Могилевский (ф-но),

21 ноя 1985, ЗФ, 300 чел.

ШОПЕН

Колыбельная.

Пример ostinato как образа.

Три новых этюда

Три мазурки (a-b-a)

Мазурки исполнены хорошо, т.е. без «пустот», пианистически разнообразно, продуманно и т.д. Но меня они не тронули. Думаю, что здесь недостаёт той самой «капли свежей крови», вещи эти играются давно и все эти тонкости успели затвердеть. Речь т. обр. идет о доле импровизационности исполнения.

Скерцо № 3

2-е отделение

24 прелюдии

Вот эта проблема:

а) если играть эту музыку как непосредственное выражение чувств, то она покажется интересной при самых разных вариантах темпа, артикуляции, агогики и т.д.

б) если играть её, создавая образ времени, культуры, то жесткость требований будет увеличиваться. Иногда одна фальшивая деталь может разрушить образ. Но в этом, втором, случае естественнее говорить об интерпретации. Тогда как в первом случае мы скорее имеем модель домашнего музицирования, но вынесенную на сцену.

Могилевскому при всех его достоинствах недостаёт одного момента, который мог бы оплодотворить всё остальное: удивления красотой исполняемой музыки. Слушатель вслед за исполнителем должен чувствовать себя первооткрывателем подлинного смысла музыки. В этом секрет обаяния концертанта.

Могут быть и другие козыри, например, концепции (стилевые , образные, м.б. даже конструктивно-формальные), но так как Могилевский играет «душой», у него нет иного пути, как жить душой на сцене в каждом концерте.

============================================

Георгий Гоциридзе (дир), Евгений Могилевский (ф-но)

22 ноя 1985, ЗФ, 300, 2-е отд. 400 чел.

Фрейдлин. Симфония № 2

Рахманинов. Концерт № 3.

Концерт. I ч. Отличительный признак: сразу в центре внимания пианист. Интонация сразу определена – это его, Могилевского поэтическая интонация: поэзия слабой нежной мечтательной, мечтанной красоты, необыкновенно наполненный Рахманинов.

Рахманиновская ткань интерпретируется вся насквозь, вся музыка имеет смысл, Вместе он обозначает «душа поэта».

Гоциридзе аккомпанирует на редкость легко: тихо и лояльно.

II. Когда кончились сомнения, что приходит на смену? Способность души любить. В этом секрет «оптимизма» Рахманинова: способность жить - для него это способность любить.

============================================

Николай Демиденко (ф-но)

23 янв. 1986, ЗФ, 70

Лист.

Играть Листа без доли деловитости, фиксированной отточенности. С наивностью актера, верящего в сказочную силу своих фантазий. И с верой в то, что публику только этим можно опьянить – феномен ниыем не ограниченной спонтанности. Всё-таки Мефисто-вальс -- не святыня и не философская вершина, хоть и претендует.

============================================

Татьяна Гринденко, (скр), Юрий Смирнов (ф-н0)

30 янв 1986, ЗФ, 100

Морис Равель. Соната для скр., и ф-но. Играют как «частный случай» -- за сонатой ничего не возникает. Первая и даже Вторая части прозвучали как данности очень местного, конкретного значения. «Французское» в Равеле было направлено на это мельчание замысла, подтекста – через мелкое изящество, облегченность, пуантильность. Третья чапать. То же самое: хорошее ансамблевое исполнение, но «вещное» - только музыка, только данная музыка. Искусство для искусства.

Ян Фредлин. Соната втрёх письма для скр. и ф-но.

I. Хрупкая музыка.

II. Мелочность в характере, даже бытовая скандальность. Диалог в духе Сати (?). Фрейдлин стремится и умеет уждержать художественную идею на протяжении раздела или всей части. Новое вводится после цезуры или на грани формы. За мрачным у Ф. всегда идет просветленная кода.

III. Обобщающая. Здесь сразу патетическая кульминация. Затем (adagio) лирическая кульминация. Апофеоз с траурным оттенком. Сама по себе музыка слушается нескучно, но не образует общей формы. Прекрасная «вечно нежная» Coda в самом высоком регистре.

Играли очень хорошо. Не сравнить с мало интересным исполнением Равеля.

2-е отд.

Чарльз Айвз. Соната для скр. И ф-но №4 (1915) в 3-х ч.

Чарльз Айвз. Впечатления. Первая любовь Э Гардни.

Аранжировки. Скотт Джоплин. Оскар Питерсон. Весна пришла. И др.

Пианист говорил, что между джазом и музыкальной классикой нет принципиальной границы, и эти пьесы должны были подтвердить данный тезис. Но мы слышим, что граница осталась. Мы имеем аранжировку по типу листовской, а не подлинный джаз. Впрочем, подлинный джаз – это талант ситуации, т.е. умения создать в зале джазовую ситуацию. То есть принципы должны поддтвердаться талантом. Это, по-моему, линия сов. джаза (утесовского).

============================================

Вадим Гнедаш, дир., Эдуард Грач, скр.

Бетховен. 3-я симфония. Благополучное и хорошо организованное исполнение.

Андрей Эшпай. Концерт для скр. с орк. №2. Посв. Мясковскому.

============================================

Людмила Гинзбург (ф-но). К 40-летию педагогической деятельности

2 марта 1986, ЗФ, 600

Франк. Прелюд, хорал и фуга.

В духе лирического (интимного, личностного) свободного размышления над жизнью. Без давления, риторики, без «построения формы». Свободно-импровизационно, доверительно (для близких). Рубато, дробная, речевая фразировка (фраза за фразой). И в конце не полное форте. Так и обошлось без монументализма.

Шуберт. Экспромт №3 Ges-dur из op.90.

Никакой «небесности». Фигурация довольно бурная, хоть и упрятана. Все тот же дух размышелния над жизнью, без сентиментальности, со сдержанным лирическим чувством. Темп довольно быстрый. Это помогает не преувеличивать оттенки чувств. В конце тоже остаётся «мимоходность».

Шопен. Соната h-moll № 3.

1/ Сплошной свободно-личностный поток. Даже появление Google не нарушает общего тона. Чуть бледновато по динамике.

2/ легко, воздушно, естественно.

3/Определенно камерная манера, т.е.акая, которая рассчитана на понимание друзей. Всё та же несуетливая, мудрая импровизационность, без навязывания своих мыслей, -0- просто размышления вслух.

4/Всё это производит неотразимое впечатление, когда музыка перестает быть «движущейся архитектурой», а есть речь, общение. И если говорит умный и достойный человек (Л.Н.Г.), то слушать эту речь поучительно и вдохновительно. Нигде виртуозный соблазн не сбивает её с мысли, с человеческого чувства. Всякий блеск Гинзбург просто игнорирует. В этом состоит её этос.

2-е отделение

Прокофьев. Соната № 4

Есть, мне кажется, противоречие между методом ЛН и мышлением Прокофьева. Сыграно очень хорошо, но без той пронзительной силы артистического влияния. Прокофьев вынуждает её быть другой.

Рахманинов. Четыре прелюдии. Замечательная позиция ретроспективы, воспоминания, обобщающего отношения к миру, но без потери чувства, действительного отношения к миру. Взгляд на мир, а не воспоминания о мире, взгляд, но с другой стороны.

Она несёт свою личность во всём, что бы она не играла. =============================================

Георгий Гоциридзе, дир., Ирина Беркович, ф-но

Брамс. Симфония № 3.

Слушал с разработки (сзади в рядах ребята громко разговаривают, мешают слушать).

I. Прямолинейно в динамических посылах и сухо в «воздухе».

II-III.Достаточно культурно, в целом звуяание гибкое, осмысленное

IV. Хороший тонус. Живое наполнение кульминаций в разработке. Конец неопредленный.

Бетховен. Концерт №4.

I. Нет, по-видимому, обобщающей концепции. Оркестр бледен. Фортепиано просто не интересно. В целом темпераментно, мило, но без образа. Т.е. в высоком смысле не художественно.

II. Оркестр неуклюже в ансамблевом отношении и в своей «решительности» -- нет подлинной густоты, образа и смысла. Ф-но хорошо, но это диалог образа с без-образностью.

III. «Маневры» темпами были уже в первой части, но здесь доходит до крайностей и просто потери темпа в оркестре.

В целом ощущение, что музыка у оркестра не глубже, чем в их смычках и мунштуках. И концерт в целом ни о чем,и они относительно него соверщенно холодны, отбывают номер. В оркестре нет решительно никаких средств – ни технических, ни духовных делать настоящую музыку.

=============================================

В. С. Губаренко, Опера «Коммунист». Одесский театр оперы и балета, 14 марта 1986 года

=============================================

Роман Матсов, нар арт. ЭССР (дир), ЗФ,

закрытие сезона, 23 мая 1986 года. 100 чел.

Прокофьев. Симфония № 5.

Бетховен. Симфония № 5.

Прокофьев. Тянут. Тяжело, вязко. Неинтересно. 3 ч. Получше.

Бетховен. Живо. Глубина фактуры. Не всё одинаково интересно. Оркестр в плохом состоянии во всех отношениях.