Воспоминания И.И.Сухомлинова о Г.И.Лейзеровиче

Я знал Гедеона Израилевича давно и был с ним очень близок в годы, когда я заведовал кафедрой. И он, и Серафима Леонидовна [Могилевская] работали с нами на одной кафедре. Он относится к числу тех, кто незаслуженно забыт, кого не оценили по достоинству – и при жизни, а в особенности, после неё. Гедеон Израилевич − это крупный музыкант, пианист, педагог и музыкальный исследователь. Нас многое связывало. Он кончал аспирантуру в Москве у крупнейшего музыканта К.Н. Игумнова, я − у Г.Г. Нейгауза. А его жена, Серафима Леонидовна, тоже у Нейгауза. Поэтому у нас было очень много точек соприкосновения и по Москве, и по Одессе.

Гедеон Израилевич был значительной личностью. Причем, личностью не плакатно-яркого плана, он ведь был человек исключительной скромности. Он не умел жить, расталкивая дорогу локтями. И может быть поэтому, а м.б. в силу каких-то других причин, его имя оказалось почти забыто. Как, впрочем, заслуги и достоинства других выдающихся сотрудников Одесской консерватории.

Берту Михайловну Рейнгбальд, например, вспоминают, но только как учительницу Эмиля Гилельса. А она воспитывала многих других, заведовала кафедрой. Марья Митрофановна Старкова: часть кафедры до сих пор её ученики или ученики её учеников. Но новое поколение о них почти ничего не знает. Были еще фигуры, крупные музыканты-педагоги, чьи имена не были отмечены орденами и медалями, но они были достойны того, чтобы о них помнить и говорить. Это – ученица Есиповой Мария Львовна Подрайская, ученица Скрябина Н. В. Чегодаева. Молодое поколение музыкантов понятия о них не имеет. Я даю общую панораму: на этом фоне есть и еще преподаватели именно фортепианной кафедры Одесской консерватории, которые незаслуженно забыты.

В этом отношении Гедеон Израилевич занимает особое место. Дело в том, что когда говорят об Евгении Могилевском, то нигде не прочтем в его биографии то, что его педагогом была не только Серафима Леонидовна Могилевская, но и Гедеон Израилевич, он никогда не упоминается как учитель сына. Нельзя же себе представить, что два крупных музыканта, живя в одной семье, не слушали оба своего сына, а слушал только один из них. Я уверен, что Гедеон Израилевич принимал участие в формировании Жени такое же, как и Серафима Леонидовна. У всех на устах: «Женя Могилевский? Ну, это сын и ученик Серафимы Леонидовны!». А о нём ничего. По-моему, это глубокая творческая несправедливость.

Гедеон Израилевич был хорошим пианистом. Он даже играл Третий концерт Рахманинова с оркестром филармонии. А это − сложнейшее произведение, и сам по себе этот факт говорит об уровне исполнительского мастерства пианиста. Правда, что Г.И. всегда очень нервничал, волновался и поэтому нечасто выступал. Но он был играющим педагогом, что очень важно: умел не только рассказать, но и показать.

Гедеон Израилевич читал на кафедре курсы методики и истории и теории пианизма − ведущие курсы для профессиональных музыкантов. Сам Г.И. был еще и музыкантом-исследователем. У него есть замечательная работа об этюдах Шопена. Это крупное исследование, включает анализ всех этюдов Шопена, проблемы их интерпретации. Эта работа должна была быть защищена как диссертация. Но ему как-то не повезло. Он не довёл до конца процесс защиты, который был в то время очень сложный. (Я по своему опыту знаю. Помню, каких усилий мне стоило в Москве защищаться). Работа эта очень интересная, ценная и говорит о глубине постижения им явлений музыкального искусства, которые не были в то время хорошо изучены. Это потом уже писали об этюдах Шопена другие преподаватели в других городах. Но работа Г.И. была очень важной в деле формирования пианистов-профессионалов. У него есть еще ряд музыкально-научных исследований.

Об его игре. Гедеон Израилевич учился у Старковой, а потом в аспирантуре у Игумнова. Вот это отношение Игумнова к фразировке, отношение к музыке как какому-то аналогу человеческой речи, было свойственно интерпретациям Г.И. Исключительная тонкость и искренность в подаче материала при глубоком постижении музыкального текста. Гедеон Израилевич воспитал много музыкантов-педагогов.

Не могу еще раз не сказать о личности Гедеона Израилевича. Он был человеком исключительной скромности, мягкости и культуры. С ним было приятно общаться. Он был всегда доброжелательным, хотя в профессиональных вопросах − принципиальным.

И всё-таки Гедеон Израилевич был в первую очередь музыкант-практик, музыкант-исполнитель всё время контактировавший с эстрадой, не только педагог. И он был человеком, который великолепно чувствовал музыку по-музыкантски интуитивно, но был, в то же время, и музыкантом-исследователем.

Гедеон Израилевич представлял собой огромное культурное явление, и это определило его значительность и большое влияние на окружавшую его музыкальную среду.