Северянин Я

Яблоновые рощи [Apple groves]

Яблоньки [Apple trees]

Яблоня-Сомнамбула [Apple tree – Sleepwalker]

Яля [Yalya]

Ямбург [Yamburg]

Январь [January]

Январь на юге [January in the south]

Янтарная элегия [Amber Elegy]

Я бы дорого дал за прощенье твое [I would give a lot for your forgiveness]

Я вопросил себя сердечно [I ask you cordially]

Я грущу [I’m sad]

Я жив, и жить хочу, и буду [I live, and want to live, and will]

Я запою [I will sing]

Я иду [I go]

Я композитор [I Am A Composer]

Я к морю сбегаю [I run to sea]

Я любил только раз, только раз [I loved only once, only once]

Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я [I love you, love you, love you]

Я мечтаю [I Dream…]

Я невоздержан! Я своеволен [I am intemperate! I am self-willed]

Я несомненно скверный патриот [I am an undoubtedly bad patriot]

Я не лгал [I did not lie]

Я ночь не сплю, и вереницей... [I don’t sleep at night, and with a string…]

Я окружен такими гадкими [I am surrounded by such disgusting]

Я приду к тебе, еврейка [I will come to you, Jewess]

Я речь держу [I hold the speech]

Я спать не мог… Дурман болотных музык [I could not sleep… Dope of swamp music]

Я хочу [­I want]

Я хочу умереть молодой... [I want to die young]

Яблоновые рощи

Яблоновые рощи на отлогих зеленых и приветливых склонах
Говорят о весеннем белорозовом нежном и мятежном цветеньи,
При таком безразличном в городах безвоздушных в ваших глупых салонах,
Где есть все, что угодно, кроме радости жизни и ее упоенья…

Я смотрю из окошка на простую природу, ах, что может быть проще?
На холмистое поле, на прохладную речку, на раскидистость буков,
На далекие Альпы и на вас, что повсюду, яблоновые рощи,
Где цветы облетели, чутко сердце поэта перед сном отаукав…

Apple groves

Apple groves on the friendly and green slopes

Speak of tender white-pink of spring and rebellious blooms,

Indifferent to airless cities in your stupid salons,

Where whatever will be, besides life’s intoxication and happiness…

I look from window on simple nature, ah, what can be easier?

For hilly field, for spreading of birches, for river cold,

On distant Alps and on you, apple groves, as everywhere,

Where flowers flew around, lulling to sleep the heart of the poet…

Яблоньки

Ах, убежал бы я в предлунье бежевое,
Но обессиливает шаг тоска:
Вот эти яблоньки меня удерживают
И их сажавшая ее рука…

Рука под шарфиком парижским, зябленькая,
Оберегавшая мой каждый шаг.
Не удивительно, что с яблоньками
Связует нежного моя душа…

Вновь целомудрие подруги ландышевое
Мне ль, опрометчивому, уязвить?
Душа вечерняя, от мук оранжевая,
Изнемогающей полна любви…

Apple trees

Ah, to the beige fore-moon I would sprint,

But will the angst make step powerless:

Let these apple-trees hold me

And the arm planting theirs…

Hand under Paris scarf, chilly,

My every step protecting.

It is no wonder that with apple trees

My soul connects to each tenderly…

Now chastity of friend of lily of the valley

Can I, reckless, harm?

Soul of evening, orange from torments,

Full of the exhausting love…

Яблоня-Сомнамбула

Спит белая вешняя яблоня.
Ей любо, как девушке, грезить.
Что, в зеркале неба корабль луня,
Восходит тоскующий месяц.

Плывет над землею он алчною,
Во влажном скользит малахите.
Он дышит дыханием яблочным
И сердце ее он похитил.

О грезы! К нему вы зареяли…
Вас месяц приветливо встретил…
Вам знойно, — просите о веере, —
И жар вам овеерит ветер.

Apple tree – Sleepwalker

Springs the white spring apple-tree.

Like a girl to sleep she likes.

That, lighting ship in the sky’s mirror,

The angstful crescent does arise.

It sails above the greedy land,

Slides in the wet malachite.

It breathes with the apple breath

And it has kidnapped her heart.

O dreams! You started to glow to him…

Affably the wind you had met…

It’s hot to you – you ask for fan, -

And wind fans to you the heat.

Яля

В вуальной апельсинной шали
Идет в вечерние поля.
Я выхожу навстречу к Яле,
Как в бурю лодка без руля.
Идет насмешливо, но робко.
Так угловато, но легко.
Зигзагами ведет нас тропка,
Ах, близко или далеко?
Я не влюблен в нее нисколько,
Как, впрочем, и она в меня.
Мы лишь слегка флёртуем только —
День изо дня. День изо дня.
Читаются стихи крылато:
Я — ей, и мне в ответ — она.
А небо морем все объято,
Волной захлестнута луна.

Yalya

In pineapple veil of the shawl

She goes into fields evening.

To greet Yalya I walk,

Like boat in storm without a steering.

Derisively, but shyly, she walks.

Thus angularly, but light.

The trail leads us in zigzags,

Ah, is it near or is it far?

I’m not in love with her at all,

Like, however, she with me.

We a little barely flirt –

Day after day. Day after day.

Wingedly poems are read:

I – to her, her to me right back.

And sky by ocean is embraced,

With wave the moon is overwhelmed.

Ямбург

Всегда-то грязный и циничный,
Солдатский, пьяный, площадной,
С культурным краем пограничный,
Ты мрешь над лужскою волной.

И не грустя о шелке луга,
Услады плуга не познав,
Ты, для кого зеркалит Луга,
Глядишься в мутный блеск канав.

Десяток стоп живого ямба,
Ругательных и злых хотя б,
Великодушно брошу, Ямбург,
Тебе, растяпа из растяп!

Тебя, кто завтра по этапу
Меня в Эстляндию пошлет,
Бью по плечу, трясу за лапу…
Ползучий! ты мне дал полет!

Yamburg

Always dirty and cynical,

Soldier’s, drunken, areal,

With a culture’s foreign age,

You die before the puddle wave.

And, not sorrowing of silk of meadow,

Delights of plow not having recognized,

You, for whom mirrors the Meadow,

You peer into ditch’s turbid shine.

Ten moans of the living iambus,

Vituperative and mean

I throw magnanimously, Iamburg,

Blurry among blurry, to thee!

To you, who by the stage tomorrow

Will send me to Eastland,

I beat on shoulder, I shape on paw…

Crawling! You to me gave flight!

Январь

Январь, старик в державном сане,
Садится в ветровые сани, —
И устремляется олень,
Воздушней вальсовых касаний
И упоительней, чем лень.
Его разбег направлен к дебрям,
Где режет он дорогу вепрям,
Где глухо бродит пегий лось,
Где быть поэту довелось…
Чем выше кнут, — тем бег проворней,
Тем бег резвее; все узорней
Пушистых кружев серебро.
А сколько визга, сколько скрипа!
То дуб повалится, то липа —
Как обнаженное ребро.
Он любит, этот царь-гуляка,
С душой надменного поляка,
Разгульно-дикую езду…
Пусть душу грех влечет к продаже:
Всех разжигает старец, — даже
Небес полярную звезду!

January

January, old man in sovereign fund,

Sits in the winded sleigh,

And the deer rushes and runs,

More airy than touches of the waltz

And more intoxicating than ease.

Her takeoff is directed to the wilds,

Where he cuts the road to the boars,

Where dully wanders the piebald moose,

Where the poet had a chance…

The higher the whip – run is faster,

Run is quicker; all more patterned

Is the fluffy lace’s silver.

And how much screeching, how much violin!

The oak fell, then linden –

Like a denuded rib bone.

He loves, this tsar-reveler,

With the soul of an arrogant Pole,

The ride recklessly wild…

Let sin drag the soul into purchase:

The old man burns all -

Even the polar star in the skies!

Январь на юге

Л.Н. Бенцелевич

Ты представь, снег разгребая на дворе:
Дозревают апельсины… в январе!
Здесь мимоза с розой запросто цветут.
Так и кажется — немые запоют!
А какая тут певучая теплынь!
Ты, печаль, от сердца хмурого отхлынь.
И смешит меня разлапанный такой,
Неуклюжий добрый кактус вековой.
Пальм захочешь — оглянись-ка и гляди:
Справа пальмы, слева, сзади, впереди!
И вот этой самой пишущей рукой
Апельсин могу сорвать — один, другой…
Ты, под чьей ногой скрипит парчовый снег,
Ты подумай-ка на миг о крае нег —
О Далмации, чей облик бирюзов,
И о жившей здесь когда-то Dame d’Azow.
И еще о том подумай-ка ты там,
Что свершенье предназначено мечтам,
И одна из них уже воплощена:
Адриатику я вижу из окна!

January in the south

To L. N. Bentselevich

Raking snow in the yard, you imagine:

In January… the oranges ripen!

Here bloom simply mimosa and rose.

The dumb will sing - thus it appears!

And how here warm weather sings!

Go away from the gloomy heart, sadness.

And, so torn apart, entertains

The clumsy kind century-old cactus.

You want palm – stare sitting back:

The palms are to the right, to the left, ahead, behind!

And with this writing hand

Tear off oranges – one after one…

You, under whose foot brocade snow creaks,

Think for a moment of the land -

Of Dalmatia, whose look is turquoise,

And in whom sometime Dame d’Azow lived.

And still of whom you would think there,

That conclusion is intended to the dreams,

And embodied is one of them is:

In window Adriatic sea I see!

Янтарная элегия

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
А. Пушкин

Вы помните прелестный уголок —
Осенний парк в цвету янтарно-алом?
И мрамор урн, поставленных бокалом
На перекрестке палевых дорог?

Вы помните студеное стекло
Зеленых струй форелевой речонки?
Вы помните комичные опенки
Под кедрами, склонившими чело?

Вы помните над речкою шалэ,
Как я назвал трехкомнатную дачу,
Где плакал я от счастья, и заплачу
Еще не раз о ласке и тепле?

Вы помните… О да! забыть нельзя
Того, что даже нечего и помнить…
Мне хочется Вас грезами исполнить
И попроситься робко к Вам в друзья…

Amber Elegy

Village, in which Eugene was bored,

Was a beautiful corner.

A.  Pushkin 

The beautiful corner do you recollect –

The autumn park in light scarlet-amber?

And marble of the urns, like a glass placed

On yellow-pale road intersection?

Do you recall the icy glass

Of the trout river’s green jets?

Do you recall comic honey agarics

Under the cedars, bending heads?

You will recall over river chalet,

How I had called the three-room dacha,

How I had cried from happiness,

I’ll cry once more of warmth and tenderness?

You recollect… Oh no! I can’t forget

Him, who does not recollect…

I want in dreams to fulfil you entire

And humbly to ask to be my friend I desire.

Я бы дорого дал за прощенье твое

Я бы дорого дал за прощенье твое,
За когда-то чудесное счастье мое,
За улыбку твоих зацелованных губ,
За мгновенье, когда для тебя был я люб.
Я готов на страданья, на пытки идти,
Чтоб прижать тебя снова к иссохшей груди,
Чтоб молить о прощеньи у маленьких ног,
Чтоб слезами омыть твой невинный порог.
Возвратись — возврати мне желанный покой
И живи, и умри для меня и со мной.
Возвратит мне чудесное счастье мое
Только взгляд, только слово былое твое!

I would give a lot for your forgiveness

I would give a lot for your forgiveness,

For my sometime wonderful happiness,

For the smile of your kissed lips,

For the moment, when I was loved by thee.

I’m ready to go to suffering, to torment,

To press you again on dried chest,

To pray for forgiveness by little feet,

To wash with tears your porch, innocent.

Come back – and return to me rest desired,

And in me and for me both live and be dying.

Return to me my wonderful happiness

Only glance, only your word that is past!

Я вопросил себя сердечно

Я вопросил себя сердечно:
О вы, стихи мои, милы ли ей?
Моя мечта была протечна,
Провеял воздух белой лилией.
И я заплакал, весь изнежен
Прекрасной тайною общения…
Я откровеньем обнадежен,
И в сердце жажда всепрощения.

I ask you cordially

I ask you cordially:

Oh you, my poems, are you to her dear?

Leaking was my dream

Willowed with white lily the air.

And I cried, all pampered

With communication’s gorgeous secret…

I’m encouraged by revelation,

And thirst for forgiveness in heart.

Я грущу

Я грущу не о том, что себя отдала ты другому,
что до встречи со мной ты была не одна, а вдвоем,
что лишь гостьей прошла по убогому нашему дому, —
Не о том… не о том…
Не о том, что уехала в город, что сам я уеду
далеко и надолго в края за Балканским хребтом,
что и впредь без тебя одержу над сердцами победу, —
Не о том… не о том…
А о том я грущу, что два месяца были неделей,
что их нет, что они позади в чем-то мертвом, пустом,
что уже никогда мы с тобой не пойдем на форелей, —
Вот о чем!..

I’m sad

I’m sad not because you gave yourself to another,

That you were not one but together before meeting with me,

That you went past the guests in our wretched house, -

Not about it… not about it…

Not that you went to city, that I myself will go

Far and for long in land behind Balkan ridge,

That without you the hearts I will conquer –

Not about it… not about it…

But I’m sad that a week were two months,

That they’re not here, that they are back in something empty, dead,

That never will we go to the trout –

About it!..

Я жив, и жить хочу, и буду

Я жив, и жить хочу, и буду
Жить — бесконечный — без конца.
Не подходите, точно к чуду,
К чертам бессмертного лица:
Жизнь — в нашей власти: мы дотоле
Трепещем, бьемся и живем,
Пока в нас много ярой воли
К тому, что жизнью мы зовем.
Смерть торжествует в те мгновенья,
Когда поверил ты в нее,
И нет в тебе сопротивленья:
Смерть — малодушие твое.
Я не могу себе представить
Всем ощущеньем, всей душой,
Как можно этот мир оставить, —
Молчать, истлеть, не быть собой!
Я превозмог порывы гнева:
Убив другого — я убит…
А потому — любимец неба —
Прощу — чтоб жить! — всю боль обид.
Я смел и прям, и прост, и светел.
И смерти явно я бегу.
Я всех простил, я всех приветил,
А большего я не могу!..
Что значит жить? Для вас, — не знаю…
Жить для меня — вдыхать сирень,
В крещенский снег стремиться к маю,
Благословляя новый день
Искать Ее, не уставая,
И петь, и мыслить, и дышать.
Какие нови в чарах мая!
Какая в новях благодать!
И сколько новей в чарах мая,
Ведь столько песен впереди!
Живи, живое восторгая!
От смерти мертвое буди!
Но если ты, в чьих мыслях узость,
Мне скажешь «трус», — услышишь ты:
— Да здравствует святая трусость
Во имя жизни и мечты!

I live, and want to live, and will

I live, and want to live, and will

Live – endlessly – endless.

Do not approach, like a marvel,

Immortal face’s features:

Life – in our power; we hitherto

Tremble, live and fight,

Thus in us is much ardent will

To all that we do not call life.

Death triumphs in those moments,

When in her you put your trust,

And in you there is no resistance:

Death – is your cowardice.

I cannot introduce me

With all feeling, with your heart,

How can one this world leave –

Not to be oneself, to decay, to be quiet!

I overcame impulses of rages:

Killed another – I am killed…

And because – the loved one of heaven –

I ask – why live? Pain of insults all.

I’m brave and straight, luminous and simple.

I clearly run from death.

I forgave all, I all greeted,

And more I cannot!

What does life mean? For you – I don’t know…

Life is for me – lilac to breathe,

To rush to May in epiphany snow,

Blessing the new day

To find Her, and to not be tired,

And sing, and think, and breathe.

What new ones are under spell of May!

What is in new ones paradise!

And newer under spell of May,

So many songs there are ahead!

Live, the living ones delighting!

From death the deceased awake!

And if you, in whose thoughts there’s narrowness,

Will tell me “coward,” – will you hear:

Long live the holy cowardice

In name of life and of dream!

Я запою

Я запою на лире звонкой
Мятежно, бурно — как гроза —
Черты улыбки чьей-то тонкой
И чьи-то русские глаза!

Я запою, в восторге, встречи
Влюбленных взоров, их игру,
Их гармонические речи,
Их смех, подобный серебру.

Я запою улыбок солнца
Их золотистые лучи,
Сердец закрытые оконца
И душ струистые ключи

Благоухая вешним пылом,
Предав забвенью грусть свою,
О ком-то призрачном и милом
Я в упоеньи запою.

I will sing

I will sing on ringing lyre

Rebelliously, roughly – like thunder –

Features of someone’s sweet smile

And Russian eyes of someone!

I will sing, in delight, of meeting

The glances enamored,

Their game, their harmonic speeches,

And, like silver, their laughter.

I will sing the smile of the sun

Their rays golden,

The closed windows of the heart

And souls’ flowing fountain

Fragrant with spring fervor,

Having given your sorrow to oblivion,

About something ghostly and dear

In rapture I will sing.

Я иду

Вглубь извилистой тропинки
Я иду из пустоты
Поля снежного. Цветы
Мая сердца пьют росинки.
Грезы вьются, как снежинки,
И снежинки, как мечты.

Я иду в дремоту леса
Бредить сказкою небес,
Сказкой той, что бредит лес,
Как невинная принцесса.

День был хмур, угрюм и гневен;
Ночь спустилась на поля;
Звезды — точно рой царевен,
А рабыня их — земля…

I go

Along the zigzagging trail

I go from the emptiness

Of the fresh field. Flowers

Of May heart drink dewdrops.

Dreams curl, like snowflakes,

And snowflakes, like dreams.

I go into wood’s darkness

To rave with tale of the heavens,

With fairy tale that forest raves,

Like an innocent princess.

The day was angry and glum,

Night descended on the fields:

Stars – like princesses’ swarm,

And slave girl of all – the land.

Я композитор

Я — композитор: под шум колес
‎Железнодорожных —
То Григ, то Верди, то Берлиоз,
‎То песни острожных.

Я — композитор: ведь этот шум
‎Метрично-колесный
Рождает много певучих дум
‎В душе монстриозной.

Всегда в лазори, всегда в мечтах
‎Слагаю молитвы.
Я — композитор: в моих стихах
‎Чаруйные ритмы.

I Am A Composer

I am a composer: under the sound of wheels

Of the railway

Griege, Verde, Berlioz,

Songs of the careful.

I am a composer: this noise

Metric-wheeled

Gives way to many singing thoughts

In monstrous soul.

Always in azure, always in dreams

Prayer I compose.

I am a composer: beautiful rhythms

Are in my poems.

Я к морю сбегаю

Я к морю сбегаю. Назойливо лижет
Мне ноги волна в пене бело-седой,
Собою напомнив, что старость все ближе,
Что мир перед новою грозной бедой…

Но это там где-то… Сегодня все дивно!
Сегодня прекрасны и море, и свет!
Сегодня я молод, и сердцу наивно
Зеленое выискать в желтой листве!

И хочется жить, торопясь и ликуя,
Куда-то стремиться, чего-то искать…
Кто в сердце вместил свое радость такую,
Тому не страшна никакая тоска!

I run to the sea

I run to the sea. The wave

Intrusively licks my leg in gray-white foam,

Reminding self, that nearer is old age,

Like the world before trouble fearsome.

But that’s somewhere… Today is bright!

Beautiful today is sea and light!

Today I’m young, and to the heart is given

Naively to seek in yellow leaves the green!

I want to live, to hurry and rejoice,

Something to look for, somewhere to aim…

Who in his heart placed such a joy,

To whom no sorrow is fearsome!

Я любил только раз, только раз

Я любил только раз, только раз,
Но зато всем простором души,
Без причуд, без изменчивых фраз…
Это было в сосновой глуши.

Я любовь потерял, и никто
Не взволнует сердечной тиши…
Всем простором, всей волей души
Я любил только раз, но — зато!

I loved only once, only once

I loved only once, only once,

But with soul’s full expanse,

Without quirks, without changeable phrases…

It was in the pine wilderness.

I lost love, and no one will

Disturb the peace of my heart…

With the soul’s expanse and freedom

But I loved you only once!

Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я

Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я!
Будь жива, ты поняла бы, как люблю.
О, не надо мне ни клятв, ни поцелуя,
Как не надо влаги сочному стеблю.

Я смотрю тебе в глазенки, их милуя.
Я молюсь тебе, — молюсь, но не молю.
Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я!
Ты не знаешь обо мне, но я люблю!..

I love you, love you, love you

I love you, love you, love you!

Be alive, how I love you’d understand.

Oh, I do not need a kiss, nor vows,

As is not needed wetness for juicy stem.

I look at your eyes, them I value.

I pray to you – I pray, but don’t conjure.

I love you, love you, love you!

You won’t know about me, but I adore!..

Я мечтаю

Я мечтаю о том, чего нет
И чего я, быть может, не знаю…
Я мечтаю, как истый поэт, —
Да, как истый поэт, я мечтаю.

Я мечтаю, что в зареве лет
Ад земной уподобится раю.
Я мечтаю, вселенский поэт, —
Как вселенский поэт, я мечтаю.

Я мечтаю, что Небо от бед
Избавленье даст русскому краю.
Оттого, что я — русский поэт,
Оттого я по-русски мечтаю!

I Dream…

I dream of what, of which there’s not

And which I do not know, may be…

I dream, like the real poet, -

Yes, like a real poet, I dream.

I dream, that in the glow of years

The earthly hell will be more like heaven.

I dream, a universal poet –

I dream like universal poem.

I dream, that Heaven from the woes

Will give to Russian land reprieve.

For that, I am – a Russian poet,

For this in Russian do I dream!

Я невоздержан! Я своеволен

Я невоздержан! я своеволен!
Весь — вихрь, весь — буря, весь — пламень игр!
Уж чем доволен — так я доволен!
Уж если зол я — так зол, как тигр!

Что полутени! что полутоны!
Безбрежью неба — в душе алтарь!
Раз ты страдаешь — пусть будут стоны!
Раз замахнулся — больней ударь!

Дышу всей грудью! горю всем пылом!
Люблю всей страстью! молюсь душой!
Пусть жизнь суровым затянет илом,
Хлеща холодной, как смерть, волной —

Я жизнь отброшу и иссушу я,
Но не поддамся, не сдамся в плен.
Так шторм отважный, в морях бушуя,
Все превращает в сыпучий тлен.

I am intemperate! I am self-willed

I am intemperate! I am self-willed!

All - swirl, all - storm, all – play of fire!

With what are you glad – thus I am glad!

And if I’m angry – I’m angry, like a tiger!

What are half-shadows! What are half-tones!

Vastness of sky – altar in soul!

Since you suffer – let there be moans!

Since you swung – hit more painful!

I breathe with full chest! With all fervor I grieve!

I love with all passion! I pray with soul!

Let life be covered with harsh silt,

Pouring with wave as death old –

I’ll dry life and throw it away,

But I won’t give myself into jail.

Thus the brave storm, raging in the seas,

Turns all things into crumbling decay.

Я несомненно скверный патриот

Я несомненно скверный патриот,
Но я могу не радоваться бою
У петербургских западных ворот:
Быть может, жизнь несет тот бой с собою,
А значит — и искусство, и — любовь.
В нем чувствуется что-то голубое.
А в голубом всегда сияет новь.

I am an undoubtedly bad patriot

I’m an undoubtedly bad patriot,

But I can not rejoice in battle

Near Petersburg’s western gates:

Maybe, life with itself this battle carries,

It means – love, it means – art.

And in it something blue is felt.

And in blue always shines newness.


 

Я не лгал

Я не лгал никогда никому,
Оттого я страдать обречен,
Оттого я людьми заклеймен,
И не нужен я им потому.
Никому никогда я не лгал.
Оттого жизнь печально течет.
Мне чужды и любовь, и почет
Тех, чья мысль, — это лживый закал.
И не знаю дороги туда,
Где смеется продажная лесть.
Но душе утешение есть:
Я не лгал никому никогда.

I did not lie

I did not lie to anyone,

Thus I’m doomed to suffering,

For this I am branded by men,

And not needed by anyone.

Never to anyone did I lie.

Thus life flows sadly.

Alien to me is honor and love

Of those whose thought – is lying temper.

I do not know the roads there,

Where laughs the sell-out flattery.

But there is for the soul consolation:

I never lied to anyone.

Я ночь не сплю, и вереницей...

Я ночь не сплю, и вереницей

Мелькают прожитые дни.

Теперь они,

Как небылицы.

В своих мечтах я вижу Суду

И дом лиловый, как сирень.

Осенний день

Я вижу всюду.

Когда так просто и правдиво

Раскрыл я сердце, как окно...

Как то давно!

Как то красиво!

Я не имею даже вести

О той, которой полон май;

Как ни страдай,-

Не будем вместе.

Я к ней писал, но не достоин

Узнать - счастлива ли она.

Прошла весна,

Но я... спокоен.

О, я не требую ответа,

Ни сожаления, ни слез,

Царица грез

Елисавета!

Биеньем сердца молодого,

Стремленьем любящей души

Хочу тиши

Села родного.

Я на мечте, своей гондоле,

Плыву на Суду в милый дом,

Где мы вдвоем

Без нашей воли.

Меня не видишь ты, царица,

Мечтаешь ты не обо мне...

В усталом сне

Твои ресницы.

I don’t sleep at night, and with a string

I don’t sleep at night, and with a string

Shimmer lived days.

Now they are here,

Like tall tales.

In my dreams I see the court

And, like lilac, purple house.

The autumn day

I see in every place.

How so truthful and simple

I opened heart, like a window…

How it is long ago!

How beautiful it has been!

I do not have the news from her,

With whom May is full;

How much you suffer –

We won’t be together at all.

I wrote to her, but I’m not worthy

To know – is she happy.

The spring has gone,

But I… am calm.

Oh, I don’t demand response,

Nor pity, nor tears,

The queen of dreams

Elizabeth!

With aspiration of loving

Soul, with young heart’s beating,

I want the silence

Of native village.

I on the dream, with my gondola,

Sail on the court to dear home,

Where two of us

Are without the will of ours.

You do not see me, queen,

Do not you dream about me…

Your eyelashes can be gleaned

In tired dream.

Я окружен такими гадкими

Я окружен такими гадкими,
Такими подлыми людьми.
Я кончу буйными припадками,
Пойми, любимая, пойми.

Словами сердца равноправными
Спаси мне жизнь! Нельзя, — возьми…
Я окружен такими скверными,
Такими низкими людьми!

I am surrounded by such disgusting

I am surrounded by such disgusting,

Such vile men.

I finish with violent seizures,

Understand, beloved, understand.

With equal words of the heart

Save my life! Not allowed, - take….

I am surrounded by such nasty,

Such lowly men!

Я приду к тебе, еврейка

Я приду к тебе, еврейка,
В звездном плеске сонных струй.
Отворяй-ка поскорей-ка,
Отвори и не горюй!

За любовь плати любовью,
За измену отомсти:
По холмистому горбовью
Труп мой в озеро спусти…

I will come to you, Jewess

I will come to you, Jewess,

In sharp flash of jets sleepy.

Open up sooner,

Open and do not grieve!

With love for love repay,

Avenge for betrayal:

On the hilly humpback

Lower the corpse into the lake…

 

Я речь держу

Я речь держу... Да слушает, кто хочет!

Черствеет с каждым днем суровый мир.

Порок гремит, сверкает и грохочет.

Он - бог земли! Он - мировой кумир!

Я речь держу... Да слушает, кто может!

Искусство попирается стопой.

Его огонь болотный мрак тревожит,

Его огонь ослаб перед толпой.

Я речь держу... Да слушает, кто верит!

Настанет день - искусство станет звук:

Никто значенья строго не измерит,

И, может быть, никто не примет мук.

Я речь держу... Да слушает, кто близок!

Настанет день, день эпилога чувств.

Тот день убьет (зачем же он так низок?)

Вселенную - искусство из искусств!

I hold the speech

I hold the speech… Let hear, who wants!

With every day gets stale the severe world.

The vice thunders, rumbles and shines.

He – god of Earth! He – worldly god!

I hold the speech… Let hear, who can!

The art is trampled on the foot.

Gloom is disturbed by his swamp flame,

His flame has weakened before a crowd.

I hold the speech… Let hear, who believes!

The day will come – the art will become noise:

Nobody will measure the meaning strict,

And, maybe, nobody will accept the torments.

I hold the speech… Let hear, who is near!

The day of epilogue of feelings will come.

That day will kill (it’s so low wherefore?)

The universe – art out of arts!

Я спать не мог… Дурман болотных музык

Я спать не мог… Дурман болотных музык
Кружил мечту, пугая и пьяня.
Бледнела ночь. И месяц — хил и узок —
Сребрил змею, прильнувшую у пня.
Металась мышь воздушная стеня,
И доносились вопли трясогузок.
Блуждал туман, как бред больной земли.
Его вдыхал исчадье мрака — филин.
А мой челнок приткнулся на мели,
И — как и я — был жутью обессилен.
Пылал костер вдали, как адский факел,
И — сном цветов! — проснулся светлячок,
Весь — греза их, их тайных дум зрачок.
Не мог я спать, — я вздрагивал и плакал.

I could not sleep… Dope of swamp music

I could not sleep… Dope of swamp music

Circled the dream, frightening and drunk.

Night has paled. And crescent – frail and narrow –

Silvered the snake, leaning to the stump.

The air mouse was rushing about,

And carried the screams of wagtail.

Wandered the fog, like raving of sick earth.

Inhaled him fiend of darkness – the owl.

And my canoe is stranded,

And – like I – was made powerless with horror.

Like hell’s flashlight, afar burned bonfire,

And awoke lighting bug – dream of flowers!

All – pupil of secret thoughts, its dreams.

I could not sleep, - I wept and I winced.

Я хочу

Я тебя постараюсь простить,
Как прощает свечу мотылек…
Пусть отныне тебе я далек,
Но приди же меня навестить.

Приходи, как бывало, гостить,
Не вверяйся обиды пращу.
Я хочу… я могу… я прощу…
Я тебя постараюсь простить…

I want

I will attempt to forgive you,

How the moth will candle forgive…

May by now I am far from you,

But come to visit me.

Come, as in the past, be my guest,

The insults’ sling don’t believe.

I want… I can… I request…

I try to forgive.

Я хочу умереть молодой...

Я хочу умереть молодой...

Мирра Лохвицкая [1].

И она умерла молодой,

Как хотела всегда умереть!..

Там, где ива грустит над водой,

Там покоится ныне и впредь.

Как бывало, дыханьем согреть

Не удастся ей сумрак густой,

Молодою ждала умереть,

И она умерла молодой.

От проезжих дорог в стороне

Есть кладбище, на нем - островок,

И в гробу, как в дубовой броне,

Спит царица без слез, без тревог,

Спит и видит сквозь землю - насквозь, -

Кто-то светлый склонился с мечтой

Над могилой и шепчет: «Сбылось,-

И она умерла молодой».

Этот, грезой молящийся, - кто?

Он певал ли с почившей дуэт?

Сколько весен душой прожито?

Он поэт! Он поэт! Он поэт!

Лишь поэту она дорога,

Лишь поэту сияет звездой!

Мирра в старости зрила врага -

И она умерла молодой.

I want to die young…

I want to die young

Myrrha Lohvitskaya

And she died young,

Like she wanted to die!..

There, where willow over water grieves,

There now and henceforth it rests.

How it was, to warm with the breath

Her dense dusk she had no success,

Young she wanted to die,

And she died young.

From passing roads to the side

There’s cemetery, in it – island,

And in coffin, like in oak armor,

The queen sleeps without tears, without alarm,

Sleeps and sees through the earth – across –

With a dream someone luminous

Bends over the grave and whispers, “It has come –

She has died young.”

This, praying with dream –

Who? Did he sing the deceased duet?

The soul has lived how many springs?

He’s a poet! He’s a poet! He’s a poet!

To the poet one road,

To the poet the star shines!

Myrrha in old age saw the foe –

And she died young.