Severyanin E

Eagle cry [Орлий клич]

Earth And Sun [Земля и Солнце]

Earthly sky [Земное небо]

Easter Anthem [Пасхальный гимн]

Easter In Petersburg [Пасха в Петербурге]

Echo [Эхо]

Ecstasy [Экстаза]

Ego-Polonaise [Эгополонез]

Eight lines [Восьмистрочие]

Eighteenth century [Восемнадцатый век]

Electrosonnanse [Электрассонанс]

Elegy [Элегия]

Elegy (I don’t sleep at night, and with a string) [Элегия (Я ночь не сплю, и вереницей)]

Elegy (I envy you in all things) [Элегия (Я ко всем тебя ревную)]

Elegy (Sound, sound the falling rapids) [Элегия (Шумит, шумит падучая стремнина)]

Elegy of exile [Элегия изгнания]

Elementary Sonata [Элементарная соната]

Elegy of nonbeing [Элегия небытия]

Enemy [Поврага]

Envy Not Your Friend [Не завидуй другу]

Ephemerides [Эфемериды]

Epilogue [Эпилог]

Episode [Эпизод]

Epithalamus [Эпиталама]

Estonian poem [Эстляндская поэза]

Eternal captivity [Извечный плен]

Eternal riddle (triolets) [Вечная загадка (триолеты)]

Eugenia [Евгения]

Evening [Вечеровая]

Evening Sketch [Эскиз вечерний]

Exaltation [Воздвиженье]

Excesses [Эксцессерка]

Exhaustion [Утомление]

Орлий клич

Быть может, ты сегодня умерла
В родном тебе, мне чуждом Будапеште,
В горах подвергнувшись когтям орла.
Сказать врачу: «Не мучайте… не режьте…»
И, умерев венгеркой, в тот же час
Ты родилась испанкою в Севилье,
Все обо мне мечтать не разучась
И проливая слезы в изобильи.
И, может быть, — все в жизни может быть!
Увижусь я с тобой, двадцативешней,
Все мечущейся в поисках судьбы,
Больной старик, почти уже нездешний.
Ну да, так вот увидимся на миг
(Возможно, это будет в Тегеране…)
И вздрогнешь ты: «Чем близок мне старик,
Сидящий одиноко в ресторане?»
И встанет прежней жизни Будапешт:
Ты все поймешь и скажешь… по-венгерски:
«Как много с Вами связано надежд!..»
…И орлий клич, насмешливый и дерзкий,
Ты вспомнишь вдруг, не поднимая вежд…

Eagle cry

Maybe, today you died

In to you dear, to us alien Budapest,

In mountains having exposed to eagle fangs.

Say to the doctor: “Don’t cut… don’t torment…”

And, dying a Hungarian, in that time

You were born a Spaniard in Seville,

All don’t forget about me to dream

And in abundance pouring the tears.

And, maybe, - all in life has been!

I see you, twenty-year-old,

All rushed in searches for fate,

Sick old man, almost alien.

Well yes, thus laboured for a moment

(Maybe, it will be in Tehran…)

And you will shudder “Closer is old man,

Sitting alone in the restaurant?”

And previous life’s Budapest will rise:

You will understand and speak… in Hungarian:

“How many in you are tied the hopes!..”

And eagle cry, derisive and daring,

You will recall suddenly, without lifting the eyelids…

Земля и Солнце

Земля любит Солнце за то,
Что Солнце горит и смеётся.
А Солнце за то любит Землю,
Что плачет и мёрзнет она.
Не сблизиться им никогда,
Они и далёки, и близки;
Пока не остынет светило,
Живёт и страдает Земля.
Хотя у них общего нет,
Не могут прожить друг без друга:
Земля для того и живёт ведь,
Чтоб только на Солнце смотреть.
Оно для неё — идеал,
Любимая, вечная греза;
А Солнце живёт для того лишь,
Чтоб Землю холодную греть.
Они неизменны в любви,
И, если не видятся долго,
Виною — нелепые тучи,
Которые их разлучают, —
Разлука рождает тоску,
И Солнце томится и страждет,
И жаждет скорее свиданья
С далёкой, но милой Землёй.
Влюблённые видятся днем,
Встречаясь всегда на рассвете;
Но к часу вечернему Солнце
Улыбно уходит домой.
А если б оно не ушло
В урочное время — от жара
Земля бы блаженно зачахла,
И было б виновно оно.
А если б оно не ушло
Три дня и три долгие ночи,
Земля бы сама запылала
И ярче, чем Солнце само!
Тогда бы погибла любовь! —
Когда бы увидело Солнце,
Что больше Земля не тоскует…
Пускай бы погибла любовь!
Тогда бы погибла мечта! —
Когда бы увидело Солнце
Весёлой и радостной Землю…
Пускай бы погибла мечта!
В своей всепобедной любви
Светило готово на жертву —
Отдать и сиянье, и пламя
Для блага, для счастья Земли.
Не хочет, боится Земля
Сравняться с прекрасным светилом:
Кому же тогда ей молиться?
Кого же тогда ей любить?

Страданье — природы закон…
Нет равной любви на планете…
— Тебя я люблю за бессилье,
Ты любишь за силу меня!

Earth And Sun

Earth loves the Sun because

It burns and laughs.

And Sun loves the Earth

Because it weeps and freezes.

They can’t come closer,

They are far and near;

That the luminary does not go colder,

Earth lives and suffers.

Though they have nothing in common,

They can’t live without one another:

Earth lives and waits so

As at the Sun stare.

It is for her – ideal,

Loved, eternal dream;

And sun lives only for this:

The cold Earth to warm.

They are loyal in love,

And, if they don’t for long see each other,

Blamed are – stupid clouds,

That will part them.

Parting gives birth to sorrow,

And Sun languishes and suffers

And awaits the rendezvous

With a far but dear Earth.

The lovers meet in the daytime,

Always meeting at dawn;

But in the hour of Sun in the evening

They, smiling, go home.

And if it did not go

In due time – from the heat

The Earth has blissfully withered

And it did have guilt.

And if it had not departed

For three days and three long nights,

The Earth has been blazing

Brighter than the sun!

Then love would have perished! –

When it would see the Sun,

That Earth no longer is missing…

Let love die!

Then the dream will have died! –

When the sun will see

Happy and joyful Earth…

Let the dream be deceased!

In your all-conquering love

Luminary’s ready for sacrifice –

To give back the shine and the fire

For goodness, for happiness of Earth.

Earth does not want, is afraid

With beautiful luminary to compare:

When then to love?

When then to make a prayer?

Suffering – is nature’s law.

There’s no equal love on earth…

No, for powerlessness I love you,

You love me for strength!

Земное небо

Как царство средь царства, стоит монастырь.
Мирские соблазны вдали за оградой.
Но как же в ограде — сирени кусты,
Что дышат по веснам мирскою отрадой?
И как же от взоров не скрыли небес, —
Надземных и, значит, земнее земного, —
В которые стоит всмотреться тебе,
И все человеческим выглядит снова!

Earthly sky

Monastery stands like kingdom midst kingdoms.

We gave behind fences the temptations of the world.

But how in the fence – bushes of lilac,

That breathes in spring with worldly joy?

And how from sight they hid the heavens, -

Elevated, it means, more earthy than earth, it means -

In which it is worthy for you to stare,

And in all that is human to look again!

Пасха в Петербурге

Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русскою верой.
Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-веселою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.
И у памятника Николая
Перед самой Большою Морскою,
Где была из торцов мостовая,
Просмоленною пахло доскою.
Из-за вымытых к Празднику стекол,
Из-за рам без песка и без ваты
Город топал, трезвонил и цокал,
Целовался, восторгом объятый.
Было сладко для чрева и духа.
Юность мчалась, цветы приколовши.
А у старцев, хотя было сухо,
Шубы, вата в ушах и галоши…
Поэтичность религии, где ты?
Где поэзии религиозность?
Все «бездельные» песни пропеты,
«Деловая» отныне серьезность…
Пусть нелепо, смешно, глуповато
Было в годы мои молодые,
Но зато было сердце объято
Тем, что свойственно только России!

Easter In Petersburg

The cafeteria smelled of hyacinth,

Ham, madeira and easter cake,

Of cherries smelled the Easter of Jesus,

Of the Orthodox Russian faith.

It smelled of sun, of paint on the window

And lemon on the body of the girl,

With the inspired-happy Easter,

That does around us buzzed with bells.

And at the Nicholas’s monument

The Sea Grand before,

Where from the ends there was the road

It smelled with the tarred board.

From glass washed into holiday,

Without cotton and without sand

The city stomped, rang and clattered,

Kissed, embraced in delight.

It was sweet for the stomach and the spirit.

Youth rushed, having pinned the flowers.

And, though it was dry, for the old ones

Furs, galoshes, cotton in the ears…

Poetry of religion, where are you?

Poetry’s religion, where it is?

Where sang are songs “idle,”

Now “business” seriousness…

May foolish, laughable and stupid

Be my years young,

But has been embraced the heart

By that, which to Russia only belongs!

Эксцентричка

Звезда горит звезде,
Волне журчит волна.
Но в ней, чего нигде:
Она собой полна!

Заплачет, — блещет смех.
Смеется, — слышен плач.
И грех ее — не грех,
И смерть ей не палач…

Пускай звезда к звезде!
Пускай к волне волна!
В ней нет, что есть везде,
И в этом — вся она!

Eccentric

Star burns to the star,

Wave murmurs wave.

But in her, where’s nowhere:

She is full of herself!

Will cry – laughter shines.

Will laugh – heard is cry.

And her sin – not a sin,

And death is not her hangman.

Let star come from star!

Let wave come from wave!

In her there’s none that’s everywhere,

And in this – all herself!

Элегия (Я ко всем тебя ревную)

Я ко всем тебя ревную
И — страдая —
Все печалюсь, все тоскую,
Дорогая.

Все сомнения терзают,
Сушат душу;
Голос тайный напевает:
«Все разрушу…»

Тайный голос, страшный голос,
О, проклятый!
И сгибаюсь, словно колос,
В поле сжатый.

Elegy (I envy you in all things)

I envy you in all things

And – as I suffer –

I am in sadness, I am in grief,

Dear.

Torment the doubts,

Dry the soul:

Sings the secret voice:

“I’ll destroy all”…

Secret voice, scary voice,

O, one damned!

And bending, like a stalk,

Compressed in field.

Уничтожьте партийность

Партийность — источник всех зол и всех бед:
Отбросьте партийность и ждите побед,
Побед окрыленного духа.
Одна только партия пусть да живет,
И будет ей доброе имя: Народ
Желанное имя для слуха.
Нет партий в природе, и, если кричишь,
Что кошка ест птицу, то кошка не чиж:
Пусть в птицу вцепляется кошка.
Но ты не животное, ты — Человек,
Кто б ни был ты — негр, англичанин иль грек —
Подумай об этом немножко…
Зверей дрессировка культурит. Людей
Культурит величье вселенских идей,
Религия, музы, наука.
Культурит еще человеческий род
Крылатое светлое слово: Вперед,
Любовь, всепрощенье и мука.
Так бросьте партийность — причину вражды,
Устройте повсюду селенья-сады,
Мечтайте о солнечном чуде.
Будь счастлив, живуший в долинах у рек,
Будь счастлив, что имя твое: Человек!
Что все человечество — Люди!

Eliminate partisanship

Partisanship – is source of all evils and troubles:

Throw off partisanship and await victory,

Victories of a spirit inspired.

Only one party is allowed to live,

And will be its kind name: Humankind

Is desired name for the ear.

There are no parties in nature, and, if you are here,

The cat eats the bird, not a finch is the cat:

May the birdling be grabbed by the cat.

But you aren’t an animal, you – are a man,

Who you would not be – English, Greek or Negro –

Think about this a little bit…

Culturite is animal training. People

Are culturite by greatness of universal thoughts,

Muses, science, religion.

Culturite also is mankind’s

Winged light word: Ahead,

Forgiveness, torment and love.

You’ll give up partisanship – reason for enmity,

You will build villages-gardens everywhere,

You will dream of wonder of the sun.

Be happy, one living in valleys by rivers,

Be happy that your name is Man!

That all humanity – are people!

Эпилог

1

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

Я — год назад — сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот — я есть!
Среди друзей я зрил Иуду,
Но не его отверг, а — месть.

«Я одинок в своей задаче!»-
Прозренно я провозгласил.
Они пришли ко мне, кто зрячи,
И, дав восторг, не дали сил.

Нас стало четверо, но сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.

Она росла в своем единстве,
Самодержавна и горда, -
И, в чаровом самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер орда…

От снегоскалого гипноза
Бежали двое в тлен болот;
У каждого в плече заноза, -
Зане болезнен беглых взлет.

Я их приветил: я умею
Приветить все, — божи, Привет!
Лети, голубка, смело к змию!
Змея, обвей орла в ответ!

2

Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным наудачу
Завоевателя порыв.

Но, даровав толпе холопов
Значенье собственного «я»,
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор — стезя моя.

Схожу насмешливо с престола
И, ныне светлый пилигрим,
Иду в застенчивые долы,
Презрев ошеломленный Рим.

Я изнемог от льстивой свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами перевиты,
Росой накаплен мой бокал.

Мой мозг прояснили дурманы,
Душа влечется в примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!

Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий — говор хат.

До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша.
В ненастный день взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!

Epilogue

1

I’m genius Igor Severyanin

Intoxicated with my victory

I’m universally put on screen

I am approved heartily!

From Bizet to the Port-Arthur

I did catch the persistent line.

I conquered Literature,

Blew up, thundering, on the throne!

And – year behind – “I will,” did say

The year had flashed, and here – I am!

I had seen Judas among friends,

His not refusal, but – vengeance.

“I am alone in your problem!” –

Clearly I proclaimed.

Thus the ones sighted came to me

And, given delight, did not give strength.

There were four of us, but power

My, lonely, grew.

She did not ask for the support

And from numbers did not mature.

She did not grow in one unity,

Autocratic and proud –

And in the charmed suicide

The horde staggered into the tent…

From snowy rock hypnosis

Two ran into decay of swamps:

Each with a splinter on the shoulder,

Painful to woman is fugitives’ flight.

I said hello to them: I can

Say hello to all – hello God!

Fly, dove, bravely at the snake:

Snake, wrap around the eagle in response!

2

I have fulfilled my task,

Conquering literature.

I throw for successes to the strong

The impulse of the conqueror.

But, giving to the crowd of serfs

The meaning of my “I,”

I dust my shoes off,

Again and into space – the path of mine.

Laughing, descending from the throne

And, our luminous pilgrim,

I walk into the receding valleys,

Despising the stunned Rome.

I am exhausted of flattering retinues,

And by nature I got hungry.

The dreams are woven with the flowers,

Dripped is my glass with the dew.

Dope has cleaned up my brain,

Soul flies into the primitive.

The fogs of dew I am seeing!

I hear the limes’ motive!

Not student and not teacher,

Of great friends, of brothers insignificant,

I go there, where there is the inspirer

Of my searches – talk of huts.

To the long meeting! In lawlessness

The tolerance is well.

On rainy day, will rise like sun

My universal soul.

Не завидуй другу

Не завидуй другу, если друг богаче,
Если он красивей, если он умней.
Пусть его достатки, пусть его удачи
У твоих сандалий не сотрут ремней…

Двигайся бодрее по своей дороге,
Улыбайся шире от его удач:
Может быть, блаженство — на твоем пороге,
А его, быть может, ждут нужда и плач.

Плачь его слезою! смейся шумным смехом!
Чувствуй полным сердцем вдоль и поперек!
Не препятствуй другу ликовать успехом:
Это — преступленье! Это — сверхпорок!

Envy Not Your Friend

Envy not your friend if he's more handsome,

More intelligent or wealthier than you.

Let his merits and let his successes

Not tear up the laces on your shoe.

Move along your way without a care,

Smile still broader out of his success!

Maybe he'll face darkness and despair

And your porch will be adorned with bliss!

Laugh with him, and cry with his distresses:

Feel him with your heart, and for all time!

Do not block your friend from his successes:

It's a sin to do so! Truly, it's a crime!

Эпиталама

Пою в помпезной эпиталаме
— О, Златолира, воспламеняй! —
Пою Безумье твоё и Пламя,
Бог новобрачных, бог Гименей!

Весенься вечно, бог пьяный слепо,
Всегда весенься, наивный бог!
Душа грезэра, как рай, нелепа!..
Вздох Гименея — Ивлиса вздох!

Журчит в фиалах вино, как зелье,
О, молодые, для вас одних!
Цветы огрезят вам новоселье —
Тебе, невеста! тебе, жених!

Костёр ветреет… Кто смеет в пламя?!
Тот, кто пылает костра сильней!
Пою в победной эпиталаме
Тебя, бог свадьбы, бог Гименей!

Epithalamus

I sing in pompous epithalamus

Oh, Golden lyre, come aflame! –

Your madness and your fire,

God of newly-wed, god Hymen!

Be always spring, god drunken blindly,

Always be spring, naïve god!

The dreamer’s soul is ridiculous like heaven!..

The sigh of Hymen – Ivlis’s sigh!

Murmurs in vials wine, like potion,

O, for you alone, the young ones!

The flowers will cut off your housewarming –

To you, the groom! To you, the bride!

Bonfire is windy… Who dares come to flame?!

He, who blazes more than bonfire!

I sing in victorious epithalamus

For you, your weddings, god Hymen!

Эстляндская поэза

Андрею Виноградову

Распахните все рамы у меня на террасе, распахните все рамы —
Истомило предгрозье. Я совсем задыхаюсь. Я совсем изнемог.
Надоели мне лица. Надоели мне фразы. Надоели мне «драмы»
Уходите подальше, не тревожьте. Все двери я запру на замок.
Я весь день, и весь вечер просижу на террасе, созерцая то море,
То особое море, нет которому равных во вселенной нигде.
Помню Ялту и Дальний, и Баку с Таганрогом. На морях, — я не спорю.
Но Балтийское море разве с теми сравнится при Полярной звезде?..
Это море — снегурочка. Это море — трилистник. Это — вишен цветенье.
Это призрак бесчертный. Эрик принц светлоокий. Это море Лилит.
Ежецветно. Капризно. Несказанна больное. Всё порыв. Все — мгновенье.
Все влеченье и зовы. Венценосная Сканда. Умоляя — велит.
Оттого-то и дом мой — над отвесным обрывом любимого моря.
Миновало предгрозье. Я дышу полной грудью. Отдыхаю. Живу.
О, сказанья про Ингрид! О, Норвегии берег! О, эстляндские зори!
Лишь в Эстляндии светлой мне дано вас увидеть наяву! наяву!

Estonian poem

To Andrei Vinogradov

Open up all the frames of my terrace, throw open the frames –

Weary pre-storm. I am losing my breath. I am tired.

Tired to me are faces. Tired to me are phrases. Tired to me are “dramas”

Go far away, don’t disturb. I will lock all doors.

Contemplating the sea all day long and evening I will sit on the terrace,

That special sea, to which there’s no equal in whole universe.

I remember Yalta and afar, and Baku and Taranrog. On sea – to bet I don’t dare.

But will compare Baltic Sea with them, Polar Star?..

This sea – snow maiden. This sea – shamrock. This – cherry’s blossoming.

This featureless ghost. This bright-eyed prince. This sea of Lilith.

Of every color. Capricious. More unspeakable. All gust. All moment.

All attraction and calls. Spring-bearing Skanda. Begging – orders.

For this it is my house – over cliff of beloved sea.

Passed the pre-storm. I breathe with full chest. I rest. I am alive.

O, sayings about Ingrid! O, shore of Norway! O, Estonian dawns!

Only in light Estonia I’m given to see you! To see!

Вечная загадка (триолеты)

Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость
Под ясной улыбкой декабрьской луны.
Нам грезились дивные райские сны.
Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость

И видели грустную милую скудость
Природы России, мороза страны.
Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость
Под светлой улыбкой декабрьской луны.

Лениво бежала дорогой лошадка,
Скрипели полозья, вонзаяся в снег.
Задумчивость ночи рассеивал бег
Лениво бежавшей убогой лошадки.

А звезды, как символ чудесной загадки,
И в небе горели, и в зеркале рек.
Лениво бежала дорогой лошадка,
Скрипели полозья, вонзаяся в снег.

И все-то в природе казалось загадкой:
И лес, и луна, и мы сами себе —
Лунатики мира в ненужной борьбе.
Да, все-то в природе казалось загадкой!..

Мы Небу вопрос задавали украдкой,
Оно же не вняло душевной мольбе,
И нам, как и прежде, казались загадкой
И Бог, и весь мир, и мы сами себе!..

Eternal riddle (triolets)

We rode at night from Gatchina to Pudost

Under clean smile of December moon.

We dreamt wondrous heavenly dreams.

We rode at night from Gatchina to Pudost

And saw the dear sorrowful scantiness

Of nature of Russia, frost’s land.

We rode at night from Gatchina to Pudost

Under light smile of December moon.

The horse lazily ran on the street,

The runners creaked, piercing the snow.

Night’s pensiveness was scattered

By running of lazily running wretched horse.

And stars, like symbol of riddle wondrous,

Burned in the sky, and in river’s mirror.

Lazily ran the horse,

Piercing the snow, creaked the runners.

And all in nature seemed a riddle:

And wood, and moon, and ourselves –

World’s sleepwalkers in needless struggle.

Yes, all in nature seemed a riddle.

We ask the Heaven the question furtively,

It did not heed the prayer of the soul,

And to us, like in past, seemed a riddle

God, and us, and the world!..

Вечеровая

Серебряно — зелено — голубою
Луною
Освещен ноябрьский снег.
В тиши, в глуши заброшен я с тобою.
Со мною
Ты, чарунья нежных нег.
Ночь так тиха, как тихи ночи моря
Без бури.
Лунно-лучезарен лед.
Мир бьется в политической уморе,
Понурив
Свой когда-то гордый лет.
Нам дела нет до чуждого нам мира —
Кошмара
Зла враждующих людей.
Лишь лунные лучи поют, как лира.
В них — чара,
Символ в них любви моей.

Evening

Silver – gold – blue

Moon

The November snow lit.

In quiet, in silence I’m thrown with you,

With me

Are you, sorceress of tender bliss.

Night is quiet, like quiet are the sea nights

Without a storm.

Moonlit-radiant is the ice.

In political hilarity world beats,

Downcast

His years sometime proud.

We have no business for alien to us world –

Nightmare

Of evil of men at war.

May moon rays sing, like lyre.

In them – charm,

In them, symbol of my love.

Эскиз вечерний

Она идет тропинкой в гору.
Закатный отблеск по лицу
И по венчальному кольцу
Скользит оранжево. Бел ворот
Ее рубашечки сквозной.
Завороженная весной,
Она идет в лиловый домик,
Задумавшийся над рекой.
Ее душа теперь в истоме,
В ее лице теперь покой.
Озябший чай и булки с маслом
Ее встречают на столе.
И на лице ее угаслом
К опрозаиченной земле
Читаю нежное презренье,
Слегка лукавую печаль.
Она откидывает шаль
И обдает меня сиренью.

Evening Sketch

She walks along a trail into a mountain,

The sunset reflection on the face.

And on a wedding ring

The orange slides. White of the gates

Of shirt perforating.

Bewitched by spring,

She walks into the purple home,

Having become thoughtful over the stream.

In languor now is her soul,

And on the face there is calm.

Rolls of butter and tea chilled,

They meet at the table.

And on her faded face

On the prosaic earth

I read the contempt tender,

The slightly wily sadness.

The shawl off she throws,

And with lilac over me she pours.

Утомление

…Но что светила луч восточный
Пред блеском звездной красоты?
Лобзанье женщины порочной
Мне ближе девственной мечты.

Когда багрянец клен умножил,
Зазеленеть не хочет клен.
Я много чувствовал… Я пожил…
Я равнодушно утомлен…

Exhaustion

… But what for shines the ray eastern

Under the beautiful star shine?

The kisses of a sinful woman

Are for me nearer than virgin dream.

When multiplied the maple purple

Maple does not want to turn green.

And I lived… I had much felt…

I am exhausted equanimously…