Severyanin K
Kalemegdan In April [Калемегдан в апреле]
Katyulinka [Катюлинька]
Kenzels [Кензели]
Kenzel III [Кэнзель III]
Kenzel IV (In her boudoir there are so many narcissuses) [Кэнзель IV (В ее будуаре так много нарциссов)]
Kenzel V (Once she came to Ingrid Ortruda) [Кэнзель V (Однажды приехала к Ингрид Ортруда)]
Kenzel VII (What sadness on the heart) [Кэнзель VII (Какая в сердце печаль)]
Kenzel XI (Miniona, Myrrha, Balkis and Ingrid) [Кэнзель XI (Миньона, Мирра, Ингрид и Балькис)]
Kenzel VIII (Bouquet of forget-me-nots was thrown carelessly) [ Кэнзель VIII (Букет незабудок был брошен небрежно)]
Kenzel IX (Now in jasmine trill nightingales) [Кэнзель IX (Уже в жасминах трелят соловьи)]
Kenzel X (I – Polar Solveigh, a blonde sad) [Кэнзель X (Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная)]
Kenzel XII (In the air circle birds) [Кэнзель XII (Птицы в воздухе кружатся)]
Kingdom of common sense [Царство здравого смысла]
Kin-Cato [Кин-Като]
King’s walk (etude) [Прогулка короля (этюд)]
Knight of spirit. Symbol [Рыцарь духа. Символ]
Koit and Emarik (Estonian legend of white nights) [Койт и Эмарик (эстляндская легенда о белых ночах)]
Koktebel [Коктебель]
Konvlyankas [Конавлянки]
Калемегдан в апреле
Как выглядит без нас Калемегдан —
Нагорный сад над Савой и Дунаем,
Где был толчок одной поэме дан,
Поэме той, которой мы не знаем?..
Там, вероятно, все теперь в цвету,
Не то что здесь — мороз, снега, метели,
И, может быть, там встретить можно ту,
Кто, так и кажется, сошла с пастели…
Она в тоске, — заметно по всему, —
Глядит в тоске, как мутно льется Сава,
Как вдалеке туманится Земун,
И все ее волнует чья-то слава…
Ей не хотелось бы идти домой,
На замкнутую улицу в Белграде,
Где ждет ее… Но кто он ей такой,
Я лучше умолчу, приличья ради…
Красавица она. Она тиха.
Не налюбуешься. Но скажет слово…
Я, впрочем, предназначил для стиха
Совсем не то… Начну-ка лучше снова:
Как выглядит теперь Калемегдан —
Бульвар над Савой, слившейся с Дунаем,
Где был толчок одной поэме дан,
Которой никогда мы не узнаем?..
Kalemegdan In April
How looks without us Kalemegdan –
Mountain garden over Dunai and Sava,
Where push was given to one poem,
Poem of her, of whom we do not know?..
There, probably, all is now in bloom,
Not like here – frost, snow, blizzards,
And, maybe, you will meet the one,
Who, as it seems, has stepped out of bed…
She is in sorrow – noticeable throughout –
In sorrow looks, as cloudy Sava pours,
From afar Zemun is foggy,
Somebody’s glory worries her…
She does not want to go home,
On closed street in Belgrade,
Where he waits for her… but who is he to her
I will be quiet, to be decent…
She is beautiful. She is quiet.
You won’t finish admiring… But she’ll say the word…
I, actually, intended two poems
For something else… I will begin again:
How looks again Kalemegdan –
Boulevard over Dunai and Sava,
Where push was given to one poem,
Which we will never know?..
Катюлинька
Гули-гулинька, гуля-гулинька,
С белым крылышком голубок…
Это ты, мой друг, ты, Катюлинька.
Ты, Катюлинька, мой дружок?
Осень дымчата. Лес и хижина.
День склоняется. Ночь близка.
Ты обижена… Ты унижена…
Ты любима мной, — как тоска…
Двери скрипнули. Бьется крылышко, —
То колышется твой платок…
Где ты, молодость?.. где ты, силушка?..
Где Катюлинька — мой дружок?
Katyulinka
Flower-party, flower-party,
With the dove’s wing white…
You are my friend, you, Katyulinka,
You, Katyulinka, are my friend!
Autumn is smoky. Wood and hut.
The day bows down. Near is night.
You are insulted… you are humiliated…
You beloved by me, - like angst.
Doors have creaked. The wing beats, -
Your handkerchief sways…
Where are you, youth? Where are you, strength?..
Where is Katyulinka – my friend?
Кензели
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево…
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.
Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная…
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено…
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —
Вы такая эстетная, Вы такая изящная…
Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?
Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым —
Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..
Kenzel
In noisy moire dress, in noisy moire dress,
On moonlit alley the sea you do pass…
Your dress is exquisite, your talma is azure,
And patterned with leaves is the road of sand –
Only spider’s paws, only fur of jaguar.
For refined woman always cloudy is night…
Lover’s rapture is ordered for you by fate…
In noisy moire dress, in noisy moire dress,
You’re so aesthetic, you’re so full of grace…
And who into lovers! And will you a pair find?
Wrapping legs in plaid expensive, jaguar,
And, sitting comfortably in gasoline car,
You trust life to a boy in mackintosh of rubber,
And with your jasmine dress close his eyes –
With noisy moire dress, with noisy moire dress!
Кэнзель III
Яхта Ингрид из розовых досок груш комфортабельна,
Ренессансно отделана и шелками, и бронзою.
Безобидная внешностью, артиллерией грозная,
Стрельчатая — как ласточка, как порыв — монстриозная,
Просто вилла плавучая, но постройки корабельной.
Королева название ей дала поэтичное:
«Звон весеннего ландыша» — правда, чуть элегичное?
Яхта Ингрид из розовых досок груш комфортабельна
И эффектна при месяце, если волны коричневы
С темно-крэмной каемкою, лучиками ограбельной.
Если небо затучено, и титаново-сабельный
Путь сапфирно-излуненный обозначится на море,
Яхта вплавь снаряжается, и, в щебечущем юморе,
Королева готовится к путешествию по морю
В быстрой яхте из розовых досок груш комфортабельной.
Kenzel III
Yacht Ingrid from pink boards of pears is comfortable,
Finished the Renaissance with silk and bronze.
Innocent in appearance, thundering artillery,
Lancet – like swallow, like fit – monstrous,
Thus the floating villa, but shipbuilding.
The queen gave her poetic name:
“Heat of spring lily of the valley” – right, elegiac?
Yacht Ingrid from pink boards of pears is comfortable
And spectacular before moon, if the blue waves
With dry-creamy border, robbed with rays.
If the sky is cloudy, and titan-saber
Sapphire-moon way will be indicated on the sea,
Yacht equips to sail, and, in chirping humor,
The queen readies for travels on the sea
In fast yacht from pink boards of comfortable pears.
Кэнзель IV (В ее будуаре так много нарциссов)
В ее будуаре так много нарциссов,
Китайских фонариков радуга светов
И ярких маркизов, и юных поэтов,
Сплетающих Ингрид гирлянды сонетов,
И аплодисментов, и пауз, и бисов!
И знойных мечтаний, и чувств упоенных,
Желаний фривольных, и фраз окрыленных —
В ее будуаре, в лученье нарциссов,
Так много, так много… И взглядов влюбленных
Весенних поэтов и пылких маркизов.
И фрейлина царья, принцесса Эльисса,
Жене моей как-то в интимной беседе
Поведала нечто о знатной милэди
И пылко влюбленном в нее правоведе,
Не то… в будуаре, где много нарциссов.
Kenzel IV (In her boudoir there are so many narcissuses)
In her boudoir so many narcissuses,
Rainbow of lights of Chinese flashlights.
And bright marquises, and young poets,
Weaving garlands of Ingrid’s sonnets,
And applause, and pauses, and encores!
And sultry dreaming, and intoxicating feelings,
Of frivolous wishes, and winged phrases –
In her boudoir, in rays of narcissuses,
So many, so many. And lover’s glances
Of spring poets and ardent marquises.
And kingly maiden of honor, Eliysses princes,
To my wife in intimate conversation
Told again of noble milady
Of lawyer wildly in love with her,
Not till… where there are many narcissuses, in boudoir.
Кэнзель V (Однажды приехала к Ингрид Ортруда)
Федору Сологубу
Однажды приехала к Ингрид Ортруда
С Танкредом и Арфой на легком корвете.
В те дни безбоязно дышалось на свете.
Войной европейской пугались лишь дети.
Итак, на корвете из дали Оттуда.
Представила гостья царице Танкреда,
Чье имя для женщин звучало — победа! —
Зачем же приехала к Ингрид Ортруда?
Да так: отдохнуть от интриг, как от бреда,
Взять моря и соли его изумруда.
О, чудное диво! О, дивное чудо! —
Миррэлия сходна с ее островами!
Она ей рассказана странными снами!
«Вы с нами», — сказалось. Ответила: «С вами…»
Так вот как приехала к Ингрид Ортруда!
Kenzel V (Once she came to Ingrid Ortruda)
To Fyodor Sologub
Once she came to Ortruda, Ingrid,
With Tankred and Harp on light corvette,
In those days I could fearlessly breathe in the world.
Only the kids of European war were afraid.
Thus, on a corvette from far-away there.
She presented the guests to Queen Tankred,
That the women’s name sounded – Victory! –
Why did you come to Otruda, Ingrid?
Thus: they will rest from intrigues and from madness,
To take sea and salt of its emeralds.
O, what a wonderful miracle! O, what miracle wonderful!
Mirellia is similar to islands!
She’s told to her in strange dreams!
“You and I” – it was said. “With you” – she returned…
Thus she had come to Ortruda, Ingrid.
Кэнзель VII (Какая в сердце печаль)
Какая в сердце печаль!..
Никто, никто не идет…
Душа уже не цветет…
Весна уже не поет…
Уже никого не жаль…
Заплакать — ни капли слез…
Загрезить — ни грозди грез…
О злая сердца печаль!
Стынет в устах вопрос…
Снежеет, ледеет даль…
Июль это иль февраль?
Ночь или яркий день?
Цветет ли опять сирень?
Думать об этом лень:
Немая в сердце печаль…
Kenzel VII (What sadness on the heart)
What sadness in the heart!.. No one,
No one goes…
The soul does not bloom…
Spring sings not…
I pity no one…
To cry – no drops of tears…
To dream – no bunches of dreams…
O evil sadness of heart!
Question chills on the lips…
Far away snow, ice…
Is it February or July?
Night or bright day?
Should lilac bloom again?
Too lazy to think about this:
In the heart, dumb sadness…
Кэнзель XI (Миньона, Мирра, Ингрид и Балькис)
Миньона, Мирра, Ингрид и Балькис —
Слиянных воедино их четыре,
Извечным украшеньем в этом мире
Проведших жизнь, и вот воспеть на лире,
Прославить их — начертан мой девиз.
От каждой взяв, что в каждой характерно,
По качествам оценивая верно,
Миньону, Мирру, Ингрид и Балькис
Я превращаю в пятую. Ильферна —
Вот имя ей: так хочет мой каприз.
И в этот год, когда, как бич, навис
Над миром гром неотвратимой кары,
Да отразит кровавые удары
Ильферна, в ком свои сокрыли чары
Миньона, Мирра, Ингрид и Балькис.
Kenzel XI (Miniona, Myrrha, Balkis and Ingrid)
Mioniona, Myrrha, Balkis and Ingrid –
Four of them merged together,
With external decoration in this world
Conducted life, and to sing on lyre,
To glory them – my motto is drawn.
Having taken from each, that is typical in every way,
Assessing truly by qualities,
Mioniona, Myrrha, Balkis and Ingrid
I turn into fifth. Ilferna –
Here is her name: thus wants my whim.
And in this year when, like scourge, hung
Over the world the thunder of inevitable penance,
May reflect the bloody hits
Of Ilfern, in whom are hidden the charms
Of Miniona, Myrrha, Ingrid and Balkis.
Кэнзель VIII (Букет незабудок был брошен небрежно)
Букет незабудок был брошен небрежно
На письменном розовом дамском столе…
Покинуто было хозяйкой шалэ,
И солнце блистало в оконном стекле
Прощально и нежно.
У окон гостиной сох горько миндаль.
Эльгриной, уплывшей в исконную даль,
Букет незабудок был брошен небрежно
В ее кабинете; в гостиной рояль
Вздыхал так элежно…
Струнец благородный, он слушал прилежно,
Как плакал букет бирюзовых цветов,
И вторить букету рояль был готов,
И клавишил — это ль не песня без слов? —
«Был брошен небрежно…»
Kenzel VIII (Bouquet of forget-me-nots was thrown carelessly)
Was thrown carelessly bouquet of forget-me-nots
On the pink writing table of the ladies.
The mistress abandoned the chalet,
And sun shone tenderly
And farewell in window glass.
By windows of living room almond dried bitterly.
Like Elgrina, swam in distance primordial,
Bouquet of forget-me-nots was thrown carelessly
In her office; piano in the living room
Sighed so elegantly..
A noble string-player, he listened diligently,
How weeps the bouquet of flowers azure,
And to echo bouquet piano was ready,
And keyed – is the soul without words?
“You were thrown carelessly…”
Кэнзель IX (Уже в жасминах трелят соловьи)
Уже в жасминах трелят соловьи,
Уже журчат лобзания в жасмине,
И фимиамы курятся богине;
И пышут вновь в весеневом кармине
Уста твои!
Уста твои — чаруйные новеллы!
Душист их пыл, и всплески так смелы,
И так в жасмине трелят соловьи,
Что поцелуи вальсом из — «Мирэллы» —
Скользят в крови.
На! одурмань! замучай! упои!
Испчель, изжаль кипящими устами!
Да взветрит над жасминными кустами
Царица Страсть бушующее пламя,
Пока в жасмине трелят соловьи!
Kenzel IX (Now in jasmine trill nightingales)
Now in jasmine trill nightingales,
Now murmur kisses in jasmine,
And incense is smoked to the goddess:
And again puff in spring carmine
Your lips!
Your lips – charming novellas!
Brave are their bursts, fragrant their heat,
And thus in jasmine trill nightingales,
That kisses in waltz from – “Mirelle” –
Slip in blood.
So! Stupefy! Intoxicate! Torment!
To pity boiling lips!
Will blow over bushes jasmine
Queen Passion raging flame,
While in jasmine nightingales trill!
Кэнзель X (Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная)
Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная,
С глазами газельными, слегка удивленными,
Во все неземное безумно влюбленными,
Земным оскорбленными, земным удивленными…
В устах — окрыленная улыбка коральная.
Приди же, мой ласковый, любовью волнуемый!
Приди, мною грежемый, душою взыскуемый!
Я, Сольвейг полярная, блондинка печальная,
Привечу далекого, прильну поцелуйно,
Вопью в гостя милого уста свои жальные!
Так сбудется ж, несбывная мечта моя дальняя!
Блесни упоение, хотя б мимолетное, —
Мое бирюсовое! Мое беззаботное!
К бесплотному юноше льнет дева бесплотная —
Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная!
Kenzel X (I – Polar Solveigh, a blonde sad)
I – polar Solveigh, a blonde sad,
With eyes of gazelle, slightly surprised,
In love in all earthly things like mad,
With earth offended, with earth surprised…
On lips – coral smile inspired.
Come to me, my tender one, with love worried!
Come to me, my dreamt one, recoverable with soul!
I, polar Solveigh, a sad blonde,
I’ll attract one afar, I’ll snuggle up in a kiss,
I will sink my pathetic lips into dear guest!
Thus it will happen, unrealizable far-off dream!
Shine rapture, although momentary, -
My turquoise! My care-free!
To ethereal youth clings the ethereal maid –
I – polar Solveigh, a sad blonde!
Кэнзель XII (Птицы в воздухе кружатся)
Птицы в воздухе кружатся
И летят, и поют,
И, летя, отстают,
Отставая, зовут…
Воздух северный южится.
Не считая минут,
Без печали, без смут,
Птицы в воздухе кружатся.
Мотыльки там и тут
Золотисто жемчужатся.
Стаи белые вьюжатся
Мотыльковых причуд,
Воздух золотом ткут…
Бросив трав изумруд,
Птицы в воздухе кружатся.
Kenzel XII (In the air circle birds)
In the air circle birds
And fly, and sing
And, flying, they fall behind,
Falling behind, they call…
Snuggles up northern air.
Not counting minutes,
Without sadness, without troubles,
In the air circle birds.
Moths here and there
Became gold and pearly.
White flocks are fussing
At the moth’s wonders,
They weave air with gold…
Threw off grasses the emerald,
In the air circle birds.
Царство здравого смысла
Царство Здравого Смысла —
Твоя страна.
Чуждо над нею нависла
Моя луна.
Все в образцовом порядке
В стране твоей;
Улицы блестки и гладки,
Полны людей.
Люди живут, проходят
Туда-сюда,
Все, что им нужно, находят,
И без труда.
Учатся, и на спектакли
Ходят подчас.
Только поэты иссякли
Что-то у вас…
Да! Но никто не скучает:
Меньше грехов,
Благо, страна процветает
И без стихов…
Kingdom of common sense
Kingdom of Common Sense –
Your land.
Alien over her hang
My moon.
All in order exemplary
In your land;
Streets smooth and shining,
Full of men.
Men live, they go past
Here-there,
All that they need they find,
And without labor.
They learn, that to performances
On time they go.
Only have run out the poets
Before you…
Yes! But no one no one misses:
Fewer sins,
Well, the land blooms
And without poems…
Кин-Като
Вы не бывали в чайном домике
Напротив виллы адвоката?
И на бамбуковом ли столике
Поила чаем вас Кин-Като?
Что вам она читала в томике
Цветов восточного заката?
Глазами, резвыми как кролики,
На вас смотрела ли Кин-Като?
В благоуханьи карилопсиса
Вы с ней сидели ли покато,
Следя, как от желанья лопался
Костюм вуалевый Кин-Като?
Скажите мне, какими темами
Вы увлекли жену фрегата?
О, вероятно, кризантэмами
Ваш торс украсила Кин-Като!..
Kin-Cato
You had not been in a tea home
Against the villa of advocate?
And on the bamboo table
Drank tea with you Kin-Cato?
What in the flowers of Eastern sunset
She read to you in tome?
With sharp eyes, like rabbits,
Looked at you Kin-Cato?
In the blooming of Corylopsis
You did not sit aslope,
Waiting, like from wishing was popping
With vial bush Kin-Cato?
Tell me, with which topics
You wife of frigate carried off?
Oh, probable, with golden daisy
Your torso was beautified by Kin-Cato!
Прогулка короля (этюд)
П.Я. Морозову
Я иду со свитою по лесу.
Солнце лавит с неба, как поток.
Я смотрю на каждую принцессу,
Как пчела на медовый цветок.
Паутинкой златно перевитый
Веселеет по’лдневный лесок.
Я иду с принцессовою свитой
На горячий моревый песок.
Олазорен шелковою тканью,
Коронован розами венка,
Напевая что-то из Масканьи,
Вспоминаю клумбу у окна…
Наклонясь с улыбкой к адъютанту —
К девушке, идущей за плечом, —
Я беру ее за аксельбанты,
Говоря про все и ни о чем…
Ах, мои принцессы не ревнивы,
Потому что все они мои…
Мы выходим в спеющие нивы —
Образцом изысканной семьи…
Вьются кудри: золото и бронза,
Пепельные, карие и смоль.
Льются взоры, ласково и грезно —
То лазорь, то пламя, то фиоль.
Заморело! — глиняные глыбки
Я бросаю в море, хохоча.
А вокруг — влюбленные улыбки,
А внизу — песчаная парча!
На pliant из алой парусины
Я сажусь, впивая горизонт.
Адъютант приносит клавесины?
Раскрывает надо мною зонт.
От жары все личики поблекли,
Прилегли принцессы на песке;
Созерцают море сквозь бинокли
И следят за чайкой на мыске.
Я взмахну лорнетом, — и Сивилла
Из Тома запела попурри,
Всю себя офлерила, овила,
Голоском высоко воспарив.
Как стройна и как темноголова!
Как ее верхи звучат свежо!
Хорошо!.. — и нет другого слова,
Да и то совсем не хорошо!
В златосне, на жгучем побережье,
Забываю свой высокий сан,
И дышу, в забвении, все реже,
Несказанной Грезой осиян…
King’s walk (etude)
To P.Y. Morozov
I walk with retinue in the forest.
Sun flails in the sky, like a flood.
I look at every princess,
Like bee upon a honey flower.
Intertwined with golden cobweb
Grows merry the noontime wood.
I walk with princess’s retinue
Onto the hot sea sand.
Dressed in the cloth of silk,
With roses of garden crowned,
From Maskania singing something,
I remember window flower pot…
Bending with smile to adjutant –
To, walking behind shoulder, the maiden, -
I take her for aiguillette,
Speaking of everything and nothing…
Ah, not jealous are my princesses,
Because all of them are mine…
We descend into the blooming fields –
With likeness of family refined…
Curls are curling: gold and bronze,
Ash, pitch and brown.
Pour the sights, tender and dreamy –
Azure, violet, and fire.
Tired! The mud lumps
I throw into the sea, laughing.
And around – smiles of love,
And below – a sand’s brocade!
On pliant from scarlet canvas
I sit, imbibing horizon.
Does adjutant bear harpsichord?
Umbrella opens over me.
All the faced faded from heat,
Princesses on the sand lay down:
Through binoculars they view the sea
And the seagull follows.
And I’ll wave lorgnette – and Seville
Sang the potpourri from Thomas,
Offered herself, as she will,
Highly soaring with voice.
How she’s trim and dark-headed!
How fresh her top sounds!
Good!.. and there’s not another word,
And this itself is not good!
In golden dream, on burning shore,
My high dignity I forget,
And I breathe, in oblivion, rarer,
Alit with Dream unsaid…
Рыцарь духа. Символ
Человек, заковавший свой разум
В строгих принципов духа кольчугу,
Этим к небу возносится разом,
Примыкая к почетному кругу.
Взявши меч справедливости в руки,
Что гимнастикой развиты веры,
Он идет под штандартом науки
Показать нам отваги примеры.
Ждет его не один уже недруг:
Смотришь, Ложь подползает ехидной,
То Соблазн на ретивом коне вдруг
Пристает к нему с речью бесстыдной.
Не смущается доблестный витязь,
На удар отвечает ударом,
Грозно кличет: «с пути расступитесь!»
И глаза его пышут пожаром.
Наказуя гордыней объятых,
Он — смиренных и правых защита.
Сердце светлое спрятано в латах,
И душа в них великая скрыта.
Да, мечи из божественных кузниц
Обладают могучею силой
И, свободными делая узниц,
Палачам угрожают могилой.
Knight of spirit. Symbol
Man, having chained his mind
To armour of spirit in strict principles,
With this once ascends into the sky,
Adjoining to the honorable circle.
Taking the sword of justice in the hands,
That faiths were by schoolgirl invented,
He walks on the science standard
To show us bravery’s example.
He is awaited by more than one enemy:
You seek, crawls up Lie malicious,
Temptation on zealous horse suddenly
Will bother him with speech shameless.
Is not embarrassed the knight brave,
With a hit to hit answers,
Dreadfully shouts: “for the way make way!”
And his eyes are lit by the fire.
Punishing the hugged with pride,
He – defender of right and humble.
In patches is hidden the sun,
And hidden is their great soul.
Yes, from divine forges the swords
Possess the mighty strength
And, freeing the prisoners,
With the grave threatens executioner.
Койт и Эмарик (эстляндская легенда о белых ночах)
Алексею Масаинову
1
Койт, зажигатель солнца, и Эмарик, гасунья,
Встретились перед ночью в небе, весной золотом,
Встречею чаровались. Койт запылал: «Чарунья»…
А Эмарик сказала: «Счастье в тебе — молодом…»
И позабыла махнуть рукавом,
И не подула на солнце июнье,
И осенило оно новолунье
Победоносным лучом.
2
Бог, Вседержитель неба, Солнечный Вседержитель,
Сам себя сотворивши, Койта и с ним Эмарик,
Бог разразился гневом: «Дерзостные, дрожите, —
План мой разрушить смели, оцепенившие миг».
В небе раздался испуганный крик:
То растерялись и Койт-небожитель,
И Эмарик, распустившая нити
Льняных волос на свой лик.
3
Но пережив мгновенье, пламенным чувством смелы,
Правы своей любовью, искренностью осмелев,
Койт и Эмарик вскричали: «Мы пред тобою белы!
Мы пред тобой невинны! Твой непонятен гнев».
И Эмарик, от тоски побледнев,
Облако в руки взяла и запела,
Пела о чувстве своем и бледнела
Бледностью девственных дев…
4
Он справедлив, Премудрый! Бог остается Богом!
Светлое возмущенье может судью восхитить!
Месть пробуждает правда только в одном убогом.
Бог же всегда был Богом, пламя готовым простить!
И даровал он им право — любить,
В вешние ночи встречаться дорогам,
Разным путям их, и в этом немногом
Счастье уметь находить!
Koit and Emarik (Estonian legend of white nights)
To Alexei Masamnov
1
Koit, incendiary of sun, and Emarik, fire extinguisher,
Met before night in sky, golden with spring,
With meeting we were enchanted. Koit flared: “Sorceress…”
And Emarik said: “Happiness to you – young…”
And she forgot with the sleeve to wave,
And did not blow at the sun in June,
And dawned with victorious ray
The new moon.
2
God, Almighty of sky, Almighty of Sun,
Created himself, Emarik and with him Koit,
God burst out with rage: “Tremble, daring ones, -
Dared to disturb my plan, numbing the moment.”
In the sky rang out the cry frightened:
Were confused Koit – dweller in skies,
And Emarik, letting out the threads
Of linen hair on the face.
3
But surviving moment, brave with fiery feeling,
Right with their love, emboldened with sincerity,
Koit and Emarik shouted: “We are white before ye!
We’re blameless before you! Your rage is not understood.”
And Emarik, pale with angst,
Took the clouds in hand and
Sang about her feeling and paled
With pale virginity of maidens…
4
He is just, All-Wise! God remains God!
Can a judge delight a Holy furor!
Truth awakens vengeance only in someone wretched.
God was always God, forgiving ready fire!
And the right – to love – he had given them,
Meeting on the roads in spring nights,
Different ways to them, and in this little
Happiness to find!
Коктебель
Подходят ночи в сомбреро синих,
Созвездья взоров поют звезде,
Поют в пещерах, поют в пустынях,
Поют на морс, поют везде.
Остынет отзвук денного гуда, —
И вьюгу звуков вскрутит закат…
Подходят ночи — зачем? откуда? —
К моей избушке на горный скат.
Как много чувства в их взмахах теплых!
Как много тайны в их ласк волшбе!
Весь ум — в извивах, все сердце — в воплях.
Мечта поэта! пою тебе…
Koktebel
Nights arrive in blue sombreros,
Constellations of glances sing the star,
They sing in caves, they sing in deserts,
They sing at sea, they sing everywhere.
Will sing the day’s buzz’s echo, -
And sunset turns blizzard of sounds…
Nights come – what for? From where? –
On mountain slope in my hut.
How many feelings in their warm swings!
In their caressing magic how much secret!
All mind – in twists, all heart – in screams.
The poet’s dream! I sing thee…
Конавлянки
Уже автобус на Конавлю
Готов уйти. У кабачка
Я с конавлянками лукавлю,
Смотрящими исподтишка.
Они интеллигентнолицы,
Их волоса то смоль, то лен.
Не зря презрительный патриций
Был в их прабабушек влюблен!
Порабощен Наполеоном
И дав безбрачия обет,
Недаром к Чилипийским склонам
Послал он сына для побед…
Красавиц стройность не случайна,
Высокий рост и вся их стать:
На них веков почила тайна,
И им в наследственность — блистать.
От Ерцегнови до Изовиата
Ядран ядрен и осиян —
Республика аристократа —
Последними из могикан.
Konvlyankas
Already the bus to Konavlyu
Is ready. By the bar
I’m lying with konavlyankas,
Looking on the sly.
They are intelligent people,
Their hair is either pitch or flax.
Not in vain the contemptuous patrician
Was in love with their grandmothers!
Enslaved by Napoleon
And given the vow of celibacy,
No wonder to Chilippine slopes
He sent his son to victories…
Slimness of beauty is not random,
All their build and the whole height:
On their centuries secret rested,
And in return – to shine.
From Herzegnovi to Isoviata
Jadran is vigorous and divine –
Republic of aristocrat –
The last of Mohicans.