Severyanin J

January [Январь]

January in the south [Январь на юге]

Jellyfish [Медуза]

Joy of seaside [Отрада приморья]

Joke rondel [Шутливая рондель]

July Noon [Июльский полдень]

June Sketch [Июневый набросок]

Январь

Январь, старик в державном сане,
Садится в ветровые сани, —
И устремляется олень,
Воздушней вальсовых касаний
И упоительней, чем лень.
Его разбег направлен к дебрям,
Где режет он дорогу вепрям,
Где глухо бродит пегий лось,
Где быть поэту довелось…
Чем выше кнут, — тем бег проворней,
Тем бег резвее; все узорней
Пушистых кружев серебро.
А сколько визга, сколько скрипа!
То дуб повалится, то липа —
Как обнаженное ребро.
Он любит, этот царь-гуляка,
С душой надменного поляка,
Разгульно-дикую езду…
Пусть душу грех влечет к продаже:
Всех разжигает старец, — даже
Небес полярную звезду!

January

January, old man in sovereign fund,

Sits in the winded sleigh,

And the deer rushes and runs,

Than waltz touches more airy

And more intoxicating than ease.

Her takeoff is directed to the wilds,

Where he cuts the road to the boars,

Where dully wanders the piebald moose,

Where the poet had a chance…

The higher the whip – faster is run,

Quicker is run; all more patterned

Is the silver of fluffy lace.

And how much screeching, how much violin!

The oak fell, then linden –

Like a denuded rib.

He loves, this tsar-reveler,

With the soul of an arrogant Pole,

The recklessly wild ride…

Let sin drag the soul into sale:

The old man burns all

Even the polar star!

Январь на юге

Л.Н. Бенцелевич

Ты представь, снег разгребая на дворе:
Дозревают апельсины… в январе!
Здесь мимоза с розой запросто цветут.
Так и кажется — немые запоют!
А какая тут певучая теплынь!
Ты, печаль, от сердца хмурого отхлынь.
И смешит меня разлапанный такой,
Неуклюжий добрый кактус вековой.
Пальм захочешь — оглянись-ка и гляди:
Справа пальмы, слева, сзади, впереди!
И вот этой самой пишущей рукой
Апельсин могу сорвать — один, другой…
Ты, под чьей ногой скрипит парчовый снег,
Ты подумай-ка на миг о крае нег —
О Далмации, чей облик бирюзов,
И о жившей здесь когда-то Dame d’Azow.
И еще о том подумай-ка ты там,
Что свершенье предназначено мечтам,
И одна из них уже воплощена:
Адриатику я вижу из окна!

January in the south

To L. N. Bentselevich

You imagine, raking snow in the yard:

Ripen the oranges… in January!

That mimosa with rose simply bloom.

Thus it seems – will sing the dumb!

And how here is singing warm weather!

From gloomy heart go away, sadness.

And, so torn apart, makes me laugh,

The clumsy kind century-old cactus.

You want palm – stare sitting back:

The palms are to the right, to the left, ahead, behind!

And with this writing hand

Tear off oranges – one after one…

You, under whose foot creaks brocade snow,

Think for a moment of the land -

Of Dalmatia, whose look is turquoise,

And in whom sometime lived Dame d’Azow.

And still of whom you would think,

That conclusion is intended to the dreams,

One of them is embodied:

In window I see Adriatic!

Медуза

Глаза зеленые с коричневыми искрами.
Смуглянка с бронзовым загаром на щеках.
Идет высокая, смеющаяся искренно,
С вишневым пламенем улыбок на губах.
Такая стройная. Она такая стройная!
Она призывная и емкая. Она
Так создана уже, уж так она устроена,
Что льнуть к огнистому всегда принуждена…
Вся пророкфорена, и вместе с тем не тронута…
О, в этом самчестве ты девность улови!
И как медуза, что присосана к дредноуту,
Пригвождена она трагически к любви…

Jellyfish

Gren eyes with brown sparks.

Darkie with bronze sunburn on the cheeks.

She walks tall, laughing sincerely,

With cherry flames of smiles on the lips.

She is slim. She is so slim!

She is called and capacious. She

Is conscious that she is arranged,

That to cling to the fire she is condemned…

Thus prophesied, and touched with him not…

Oh, catch the feminine in this manhood!

And like jellyfish, affixed to a dreadnaught,

To love tragically she is nailed.

Отрада приморья

Изумительное у меня настроенье:
Шелестящая чувствуется чешуя…
И слепит петухов золотых оперенье…
Неначертанных звуков вокруг воспаренье…
Ненаписываемые стихотворенья…
— Точно Римского-Корсакова слышу я.
Это свойственно, может быть, только приморью,
Это свойственно только живущим в лесу,
Где оплеснуто сердце живящей лазорью,
Где свежаще волна набегает в подгорью,
Где наш город сплошною мне кажется хворью,
И возврата в него — я не перенесу!..

Joy of seaside

My mood does amaze:

Feel the rustling scales...

And the plumage of gold roosters sleeps…

Soaring around unwritten sounds...

The unwritable poems…

Exactly I heed Rimsky-Korsakoff.

It’s characteristic, maybe, only seaside,

It’s characteristic of one living in the woods,

Where heart is splashed with living azure,

Where the refreshing wave runs on the foothills,

Where our city seemed to me ill,

And to return to it – I won’t bear…

Шутливая рондель

Тебе в альбом электростишу
Свою шутливую рондель,
Возьми же эту самодель,
Чтоб спрятать в башенку под крышу.
Ты что-то говоришь, я слышу?
Что? лучше скрыть ее в постель?
Как хочешь! — я электростишу
Тебе в альбом свою рондель.
А может быть, ты спрячешь в нишу
Своей души, под сердца хмель?
Там ненадежно? неужель?
Своей тревоги не утишу,
Но все-таки электростишу.

Joke rondel

To you in album of electric verse

Be the rondel humorous,

Take this homemade,

Under roof in a tower to hide.

What do you speak, I hear this?

What? Better to hide it in the bed?

How you want! – I with electric verse

Give you rondel with white album.

And maybe, you will hide in niche

Of your soul, hop under heart?

There it is hopeless? Really?

I won’t calm down my anxiety,

But all is in electric verse.

Июльский полдень

Элегантная коляска, в электрическом биеньи,
Эластично шелестела по шоссейному песку;
В ней две девственные дамы, в быстро-темпном упоеньи,
В Ало-встречном устремленьи — это пчелки к лепестку.

А кругом бежали сосны, идеалы равноправии,
Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок;
И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,
Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог…

У ограды монастырской столбенел зловеще инок,
Слыша в хрупоте коляски звуки «нравственных пропаж».
И с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,
Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.

Хохот, свежий точно море, хохот, жаркий точно кратер,
Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,
Шелестел молниеносно под колесами фарватер,
И пьянел вином восторга поощряемый шоффэр…

July Noon

Elegant carriage, in electric pulse,

Elastically on highway sand rustled;

In it two virgin dames, in rapture fast-paced,

In scarlet-meeting rush – as bees to petal.

And around ran the pines, equality’s ideals,

Sailed the sky, sang the sun, the wind somersaulted,

Under tires of the engine dust smoked, jumped the gravel,

Coincided with wind bird on roads without roads…

Stupefied evilly monk at the monastery fence,

Hearing in frailty carriage’s sounds “moral loss”…

And, with fright brushing off the awakened sands,

With harmless sight the playful carriage he cursed.

Laughter, fresh, like the sea, laughter hot, like a crater,

Chilling in height of spheres, like lava poured from the carriage,

Lightning-fast trembled the channel’s wheels under,

And went drunk with wine of delight the driver encouraged.

Июневый набросок

Взгляни-ка, девочка, взгляни-ка!
В лесу поспела земляника,
И прифрантился мухомор —
Объект насмешек и умор…
О, поверни на речку глазы
(Я не хочу сказать: глаза…):
Там утки, точно водолазы,
Ныряют прямо в небеса.
Ты слышишь? Чьи-то голоса
Звучат так весело-задорно
Над онебесенной рекой?
Дитя, послушай, — успокой
Свою печаль; пойми, все вздорно
Здесь, на земле… Своей тоской
Ты ничего тут не изменишь,
Как нищего не обезденежь,
Как полдня ты не олунишь…
Взгляни вокруг себя, взгляни ж!
Оно подобно мигу, лето…
Дитя, ты только посмотри:
Ведь мухомор — как Риголетто,
Да не один еще, — их три!

June Sketch

Look, girl, look!

Strawberry has ripened in the woods,

And grew fancy agaric –

Object of ridicule and death…

O, turn your eyes to the river

(I do not want to say: eyes…):

There ducks, like divers,

Dive right into the skies.

You hear? Voices of someone

Ring happily-fervently

Over the river gone to heaven?

Child, listen – calm down

Your sadness; remember, all absurd

Is here on earth… With your sorrow

You will change nothing,

As you cannot impoverish a beggar,

As you can’t have moon at noon…

Look around you, look around!

Summer for a moment only…

Child, you only look:

Agaric – like Rigoletto,

And it’s not one, it is three!