Ночная охота

Страница, которой нет в дневнике Тристана фон Крейнхилла

Георгий Николаевич отыскал меня, когда я сидел на заднем дворе лачуги, запустив руку в жесткую шерсть на загривке Сергея. Вряд ли он понимал, что это прикосновение успокаивает меня едва ли не больше, чем его самого, и потому нужно мне не меньше, чем ему. Я посмотрел на Георгия Николаевича с удивлением и не представляя, что могло ему от меня понадобиться.

Он нравился мне и вызывал уважение, этот человек. В его скупых движениях и отрывистой манере говорить была уверенность, виденная мной доселе лишь у двоих других людей. Следы на его теле говорили о многих боях, в которых ему довелось побывать - и выйти победителем, а то, как приветствовали его охранники игорного дома, только подтвердило мысль, которая пришла мне в голову еще при нашей первой встрече несколько дней назад.

Не сотник - тысячник. Старый, матерый волк. Мне до него далеко.

Он кивнул мне, и я пожелал ему доброго вечера.

- Тристан? Мне нужна твоя помощь в опасном деле.

Я удивился, и он, должно быть, заметил это и потому продолжил.

- Ты сам просил меня взять тебя с собой, если я собираюсь рисковать.

- Я...

Очередной приступ косноязычия заставил меня растерять слова. Он терпеливо ждал, пока я соберу их снова. То же самое произошло накануне, когда я попытался объясниться с ним, но не сумел, сбился и был понят неправильно, да еще и наговорил лишнего. Попытайся я объяснить ему, что он неверно истолковал мои слова, я бы сделал только хуже. Теперешнее мое замешательство было вызвано тем, что я не ожидал услышать от него чего бы то ни было подобного после вчерашнего неудачного разговора.

- Я... Да, Георгий Николаевич.

Это было сказано с такой поспешностью, что почти наверняка утвердило его мнение обо мне, но он только усмехнулся.

- Хорошо.

- Куда мы отправляемся?

- На охоту.

<...>

У меня было достаточно времени, чтобы осмотреть развалины старого монастыря. При свете убывающей луны он выглядел иначе, нежели днем. Некогда это было величественное сооружение, высота и крепость стен которого могли поспорить со стенами нашего родового замка, но время и скверна не пощадили его. Потолочные балки покрыла копоть, крыша во многих местах провалилась. Это место долго стояло пустым, здесь не было даже крыс - и только свежие кострища да голубиный помет под ногами свидетельствовали о том, что ни люди, ни птицы не сторонятся этого места намеренно.

Подтянувшись на руках, я взобрался на стропила трапезной, чтобы выполнить указания, отданные мне Георгием Николаевичем. Он хотел отправляться сразу после нашего разговора, и я был вынужден просить его позволить мне поспать хотя бы несколько часов. Мне было стыдно просить его менять планы из-за меня, но треснувшее ребро все еще давало о себе знать, и вряд ли я оказался бы полезен ему, если бы рухнул ему под ноги после первого же удара, не сумев совладать с болью. Он ничего не сказал, однако дал мне четыре часа на отдых. Этого было достаточно.

Я повесил фонарь на стропилах, оставив его гореть. Даже в такую светлую ночь, как эта, его можно было разглядеть издалека. Спрыгнув на рыхлую землю - кто-то копался здесь, и совсем недавно - я отправился подыскать себе место, из которого я мог бы наблюдать за происходящим, оставаясь при этом незамеченным.

Со стороны дороги раздался шум, уже хорошо знакомый мне. Так рычали повозки этого мира, когда возница погонял их, и так гремело оружие, заменившее этим людям арбалет и лук. Белая машина Георгия Николаевича вылетела из-за холма, не останавливаясь, вкатилась на земляную насыпь перед стеной и замерла почти у самого ее верха. Георгий Николаевич оставил ее, убедился, что его заметили, и исчез во внутреннем дворе, погрузившимся после захода луны в тень и полумрак. Его преследователи не замедлили появиться.

Их было четверо, мужчины возрастом старше меня, но моложе Георгия Николаевича - коротко стриженные, возбужденные и с оружием в руках. Выскочив из своей повозки, гораздо более новой, чем та, за которой они гнались, трое из них с руганью бросились на свет оставленного мной фонаря.

Четвертый остался дожидаться их в десяти шагах от моего укрытия.

Когда он перестал дергаться и затих, я отошел в тень стены, содрогавшейся от доносящегося со двора грохота.

Я не думал, что мне стоит идти туда, и оказался прав. Один из людей уже бежал со двора, крича своему другу, чтобы тот звал на помощь. Я поступил с ним так же, как и с его другом, несмотря на его попытки выстрелить в меня из своего оружия - после встречи с людьми Андрея в первую ночь нашего пребывания в этом мире я знал, что это такое, и не повторял своих ошибок.

Георгий Николаевич подошел ко мне несколько минут спустя, когда грохот, доносящийся с монастырского двора, наконец затих. Окинув меня взглядом и убедившись, что со мной все в порядке, он кивнул себе за плечо и попросил меня принести тела.

Я не стал говорить ему, что он тяжело ранен. У меня не было сомнений, что он знает это и так. Бегло осмотрев двор, теперь сильно пахнущий гарью, и удивившись тому, что могло оставить такую воронку в земле, я отнес убитых за стену и спросил Георгия Николаевича, хочет ли он, чтобы я похоронил их - но он только покачал головой и велел мне усадить их в повозку, на которой они приехали сюда.

Когда я сделал это, он облил их жидкостью, запах которой едва не заставил меня отскочить в сторону.

- Что это?

- Огненное погребение.

Рассудив, что он знает, что делает, я отошел в сторону и принялся наблюдать. Минуту спустя он привел повозку в движение, заставив катиться по склону холма прочь от нас, выскочил из нее прежде, чем та успела набрать скорость, вынул из-за пазухи оружие, прицелился - и выстрелил ей вслед.

В ночи распустился огненный цветок.

Мгновением спустя он превратился в ревущий огненный шар.

Георгий Николаевич ухмыльнулся.

Я подумал о том, что уже видел нечто подобное в первую ночь нашего пребывания в этом мире, на картине в неглубоком подземелье возле дороги. Слава убеждал нас, что все изображенное на них - неправда.

Он ошибался и в этом тоже.