Капиталистический рай

Долгие века в Чудове была лишь одна достопримечательность: чудовская грязь. И Радищев, уповая на эту беду, писал: “Не все думать о старине, не все думать о завтрашнем дне. Если беспрестанно буду глядеть на небо, не смотря на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду в грязь...” Писатель хотел жить сегодняшним днем. За что и пострадал. И мы обратимся к сегодняшнему, надеюсь, без жестоких последствий.

И ныне грязь никуда не делась. Особая, глинистая, въедливая, она везде, в некоторых местах посягает даже на главную чудовскую улицу Некрасова. На остальных улицах нет даже тротуаров, а потому грязь непрерывно мешают одновременно человеческие ноги в резиновых сапогах, и колеса иномарок. Зато появилась в Чудове другая достопримечательность: город стал российским лидером по привлечению иностранных инвестиций.

В другие города матушки-России “денежные мешки” из-за кордона что-то не рвутся. Есть отдельные успехи - например в Липецке, в Шарье или в Луге. Везде - по одному предприятию. А здесь, на население всего-то в 17 тысяч, - целых три! И все - громадные. Это фанерный завод “Чудово-RWS”, предприятие по производству стекловаты “Урса-Чудово” и шоколадная фабрика “Кедбери”. Первое предприятие - чисто финское, второе - чисто испанское (еще недавно было германское, но завод перепродали), третье - британское.

И это еще не все! Кроме того имеются другие крупные производства, с русским капиталом: завод “Энергомаш”, завод железобетонных шпал и спичечная фабрика “Солнце”. Можно было бы пополнить список более мелкими предприятиями, но ограничусь числом: 23. Именно столько в городе имеется производящих предприятий. И все работают! Есть города (и немало!), в которых молятся, чтобы хотя бы одно существовало...

Первое чудо свалилось на Чудово в еще при последних всхлипах советской власти. Впрочем, “гидра” капитализма уже тогда накапливала силы, партия (многие возможно помнят, какая, но точно не Единая Россия) дала предпринимателям карт-бланш, и 1 ноября 1990-го в Чудове торжественно открыли фанерный завод. Инвестиционный проект стоимостью $50 000 000 себя окупил вполне. Так же как и другие опыты размещения иностранных капиталов среди русских болот. Итак, более 15 лет назад Чудово шагнуло в капитализм.

Следовало ожидать, что за полтора десятка лет город преобразится. Ведь предприятия не только платят налоги, но и зарплаты хорошие положили своим рабочим. Хуже дела обстоят на спичечной фабрике, исторически самом древнем чудовском производстве, но и там имеются надежды на лучшее. Впрочем на уровне европейских производств какие-то там спички неактуальны. Они лишь дают ключ к “чудовской загадке”: гербу города. На нем изображены два медведя, которые поджигают круг, образованный шестеренкой и колосом. Внутри круга закреплены книга и гусиное перо. Орудие поджога, естественно, спички. Пока в герб не введены шоколадка “Пикник” или кусок березового шпона. Но право увековечение на они имеют, потому как львиную долю отчислений в бюджет составляют денежки от “закордонных” предприятий. Именно они сделали Чудово городом-донором.

Чудовские историки давно ломают головы на причиной экономического феномена. Да, здесь крупный транспортный узел, да, есть вековые традиции привлечения иностранных инвестиций. Но один из историков, учитель Чудовской школы №1 Эдуард Степанович Ольховский разыскал иные сведения. Оказывается с зарубежными капиталами при царе-батюшке далеко не все было “слава Богу”.

Начать хотя бы с одной из версий происхождения названия “Чудово”. Якобы жители тогдашнего села разбойничали на тракте, нарядившись всякой нечистью. Когда ограбленный путник очухивался, первое, что он восклицал: “Чудо-во!” Есть и другая версия: здесь жило племя чудь. Впрочем угро-финская обычаи вряд ли запрещали грабить.

Первым капиталистом в Чудове стал русский человек, купец II гильдии Василий Лапшин. В 1851 году открылась Николаевская железная дорога, двухпутка, с самым современным по тому времени подвижным составом. Когда через десять лет царь крестьянам дал свободу, они сначала растерялись, ведь земли были скудные, и прокормиться сельским хозяйством было невозможно. Но вскоре простолюдины увлеклись промыслом: они стали делать спички (разбойный промысел из-за того, что дорога стала федеральной и охрана усилилась, умер). Единственное, что невозможно было создавать кустарно - серную массу. Вот тут-то и появился Лапшин с небольшим капиталом, который построил в селе Грузино фабрику “Ираида” (по имени своей дочери). Вскоре появились и конкуренты, фабрики в деревнях Большая Любунь и Новая основали Субботин и Воробьев. Лапшин недолго якшался с “коллегами” - скоро он подмял их под себя и предприятия оказались в его собственности.

Скоро появился в Чудове (тогда это был маленький пристанционный поселок) швед по фамилии Лундберг. Он купил здание столярной мастерской и оборудовал ее под спичечную фабрику. Шведу не дали развернуться, надавили на иноземца, и он вынужден был продать фабрику помещице Поплавской. После Лапшину удалось подкрасться и к этому предприятию. Впрочем у здешнего “олигарха” появился и достойный конкурент, Пономарев, чья спичечная фабрика в деревне Березовец не “легла” под Лапшина.

Где-то в 70-х годах позапрошлого века приехал в Чудово некий Иван Кузнецов со своим капиталом. Он устроил в деревне Батановка фарфоро-фаянсовую фабрику. Оказалось, пресловутая “чудовская грязь” - прекрасная глина для производства керамики. Одновременно в Чудове немец Рингерберт открыл завод по производству стекол для керосиновых ламп. Кузнецов, как и Лапшин, следуя олигархическую политику, надавил - в и итоге купил стекольный завод у немца. На своих фарфоровом и стекольном заводах он уже не производил ширпотреб, а делал высококачественную посуда (фарфоровые и хрустальные сервизы), и даже добился звания “поставщика Его Императорского Высочества Двора”.

В общем в итоге Иностранные инвестиции обернулись русскими капиталами. А русские заводчики завели “бизнес по-русски”. Тот же Кузнецов прославился своей жесткостью; он не стремился улучшить условия труда своих рабочих, не шел ни на какие переговоры с профсоюзами и доходило до того, что кабинет министров России (и лично граф Витте) предписывал Ивану Кузнецову “быть мягче”. Он не стал - и пострадал. В 1919-м Кузнецова расстреляли свои же рабочие.

А история сыграла шутку: нынешняя фабрика “Солнце” основана была шведом. Стекольный завод “Урса” открыл немец. И никто уже не помнит, что наши тогдашние “олигархи” недолго дали поправить иноземцам и попросту вытеснили их с рынка.

Вот такие сведения добыл учитель истории. Сразу, чтобы не возвращаться к теме, скажу пару слов о чудовских учителях. С ними в проблема. Рядом Ленинградская область, так вот там учителям платят на 5 тысяч больше. И многие стараются перебраться в Любань или Тосно.

Профсоюзов в Чудове сейчас не видно и не слышно. Как и экологов, которые некогда утверждали, что фанеру клеят фенолом и по экологии фанера обязательно вдарит. Зато имеется объединение “капиталистических директоров”. Называется оно Ассоциацией товаропроизводителей, и возглавляет эту структуру директор Чудовского хлебозавода Татьяна Герасимова. Главная причина создания ассоциации была такая: “капиталистический рай” обеспечивал относительное благоденствие ряду российских граждан, преумножал богатство хозяев предприятий, но никак не влиял на облик города. Чудовцы - как простые работники, так и топ-менеджеры - продолжали месить чудовскую грязь. Татьяна Петровна вспоминает (благо, было все это недавно):

- Это был ужас. Никакого развития социальной инфраструктуры, дороги запущены, бассейн собиралась закрыть СЭС... Света на улицах не было, администрация закладывала свое здание, чтобы выплатить долги. Предприятия платят большие налоги, наш район - донор бюджета, но самому району и городу достаются крохи, все уходит в Центр. А мы, руководители, жили разрозненно и не стремились сколотить “команду”. И все-таки настал момент, когда мы почувствовали беду; мы убедили директора завода “Энергомаш” Виктора Зуева баллотироваться в главы. Этот человек действительно хочет город развивать, чтобы электрички, набитые людьми, не уезжали в Питер...

...Вот здесь-то приходится мне вылить первое ведро “дегтя” в бочку с чудовским “экономическим медом”. Рано утром в сторону Петербурга из Чудова уходит битком набитая электричка. Больше двух тысяч человек в рабочие дни оставляют любимый город в поисках лучшей доли. Среди них не только учителя, но и представители множества других профессий. Закон человеческой натуры - “лучшее враг хорошего” - работает в Чудове в полной мере. Да, на чудовских заводах платят немало. Но в Питере или Москве все равно больше. Одна из чудовок мне поведала, что ее супруг - прораб на ленинградской стройке. Так вот по ее мнению его заработок (20 000) маловат. На жизнь не хватает...

- ...Мы, директора, разработали регламент: раз в месяц собираемся в администрации и обсуждаем, чем мы можем помочь городу. Сейчас решаем вопрос по Вечному огню. Он теперь горит, но вандализм там происходит: ребята бьют плиты, венки курочат. Избили недавно человека; парень здоровый со смены шел... А у нас с милицией плоховато. Мы посоветовались, и решили там навести порядок: установить там камеры видеонаблюдения. И купили автомобиль для милиции. Скинулись - и купили. И каждое предприятие взяло у нас шефство над конкретным социальным объектом. Например “Урса” оборудовало столовую в школе. Но вообще у нас этот год был “годом медицины”. Всего мы в медицину вложили больше миллиона рублей, из них 100 тысяч - RWS, 600 тысяч - “Кедбери”...

Шоколадная фабрика “Кедбери” - странное предприятие. Чужаков и журналистов, как и на остальные чудовские иностранные производства, туда не пускают. Но из этого “черного ящика” в отличие от других исходит много информации. Например о текучке кадров. Или о низких зарплатах (самые большие в Чудове зарплаты между прочим на чисто российском Заводе железобетонных шпал). Но есть и положительное. Недавно “Кедбери” за свой счет оборудовало в профессиональном училище целый компьютерный класс. Просто так, ничего не требуя взамен. Да еще и организовывает обучение по новой специальности: “водитель автокара” - не только для юношей, но и для 30-40-летних.

Удивительные вещи произошли и в Чудовском детском доме. Согласитесь: для рая детдом - не слишком злободневное заведение, ведь сироты - отражение социальной неустроенности общества, но суть не в этом. Только за один прошедший год “Кедбери” подарил детдому стиральную машину, синтезатор, электроплиту, водонагреватель. Отремонтировал фасады, поставил новые двери, карнизы. Помог и фанерный завод: дал фанеру. Некондиционную, зато - бесплатно. Не смею даже представить, как бы жили чудовские сироты без добрых капиталистов. Но удивляет другое: как тогда существуют детдома в городах, где промышленность не развита вообще?..

Ну и в заключение - второе ведро “дегтя” в чудовскую медовую бочку. Главная напасть Чудова сегодня - цыгане. Они обитают на окраине города, незаконно простроив целое поселение. Никто не знает, сколько их, тем не менее их видно всюду. Разные бывают цыгане, эти похожи на агрессивных варваров: не работают, ведут себя, как хозяева, не платят нигде и ни за что. Даже местные, “коренные” цыгане их сторонятся. Возникли “новые цыгане” примерно в одно время с открытием финского фанерного завода, сказали, что они “чернобыльцы” и отовсюду их погнали. Вначале вели себя тихо, теперь же развязали подлинный террор. Попросту нападают на людей, избивают их металлическими прутьями - и растворяются в темноте. Случай у Вечного огня - их дело. Мотива в этих действиях не просматривается, а районная газета “Родина” вынуждена из очередной заметки типа “на человека напали граждане цыганской национальности” вычеркивать последние два слова. Между тем даже мне, мужику крепкому, было рекомендовано не выходить из гостиницы после 9 вечера.

Милиция много раз пыталась наводить порядок, устраивала в “цыганском Чудове” рейды и проверки. Но всякий раз появляются некие правозащитники, которые начинают вещать о нарушении прав нацменьшинства. Насчет “меньшинства” статистика такова: в прошлом году в Чудове родилось 300 детей, 90 из них - цыгане. Если такая тенденция сохранится, лет через 15 на шоколадную фабрику и фанерный завод придется нанимать цыган. При условии, конечно что они захотят честно работать. Возможен и второй вариант. Цыганский барон прикажет легализовать криминальные капиталы и запросто скупит все чудовские предприятия. Вот тут-то и вспоминается Радищев, который советовал не в старине рыться и не заглядываться в прекрасное далеко, а под ноги смотреть. Чтобы не споткнуться и не упасть в грязь. А цыгане... они ведь не селятся там, где нечем поживиться. Он завсегда в богатые регионы стягиваются.

Строевая песня кошек

Растерянные и задолбанные перманентными нашими т.н. «реформами» жители села Грузино мечтают клонировать своего барина, умершего... 170 лет назад. При нем, говорят, здесь был та-а-а-акой порядок! Даже кошки строем ходили! А фамилия-то какая была у барина: А-рак-че-ев. Вся империя содрогалась когда-то от этого звукосочетания...

Со школьной скамьи помним: “Всей России притеснитель, губернаторов мучитель, полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без лести...” Пушкин написал. Про графа Александра Андреевича Аракчеева.

Впрочем, и про пиита Пушкина можно было бы нечто «эдакое» написать. Ведь картежник был, мот, бабник, гуляка... список можно продолжить. Но, сукин сын, гениален. В истории всегда так: пиит светел, потому что, существуя в бренности, уже в будущем одной ногой. А временщик весь в данности. Ибо знает, шельма: гикнется покровитель-батюшка – и все, суши сухари.... Пиит отлил штамп, шлепнул - и накрепко. “Аракчеевщина” - это навечно. Как не отмазывай и не обеляй. Никакие разумные доводы о том, что типа всякая тварь в Божиим мире свою миссию исполяет, бессильны.

На гербе Аракчеева было написано: “Безъ лести преданъ”. Уже современники переписали: “БЕСЪ лести преданъ”. Им было виднее. Но и нам, потомкам, кое-что разглядеть можно. Тем более что издалека виднее общий план.

Аракчееву даже сейчас покоя нет, а при жизни он переживал сонм взлетов и падений. Казалось бы: два века назад его звездный час блистал, а судьба преследует и ныне. Были пять лет назад в Грузине раскопки, под улицей Гречишникова (героя войны, участника освобождения Грузина от немцев). Археологи рассчитали, что аккурат посередине мостовой, рядом с северной стеной разрушенного собора Андрея Первозванного и лежит граф. Нашли. Отвезли в Новгород. И теперь останки человека маются неизвестно где. А здесь кому бороться за уважение к знаменитому земляку? Разве только библиотекарю Вере Федоровне Белановой, которая одновременно и смотритель музея Аракчеева? Да кто библиотекаря послушает...

Музей - одна комната в Доме культуры. Учреждение построили на знаковом месте: здесь был собор (кстати Грузино было единственной в России усадьбой, где была не просто церковь, а целый собор с тремя пределами). Ниже Дома Культуры, у берега Волхова один предприниматель из города Чудово (зовут его Сергей Носов) построил три года назад деревянную церковь Андрея Первозванного. Примечательно, что никакого отношения “новый русский” к Грузину не имел и не имеет; да и что здесь делать предпринимателю, ежели кроме жалких остатков совхоза ничего в Грузине нет? Пожалуй, он просто восстановил историческую справедливость. Не настолько же он наивен, чтобы верить, что за грехи постройка храма спасет.

Грузино - место знаковое. Существует предание, что на Грузинском холме в древности водрузил крест сам апостол Андрей. И Аракчеев отметил это событие, установив в Грузине памятник Андрею Первозванному. В усадьбе вообще было много памятников, включая и памятник Александру I (от него остался лишь постамент - он валяется под холмом - и на нем начертано: “Государю-благодетелю по кончине его”). Стоил памятник по тому времени бешеных денег - 30 тыс. рублей. А собор граф отстроил на месте церкви ап. Андрея, которая существовала 400 лет до него. Жаль, мало чего осталось от усадьбы, считавшейся шедевром в течение 150 лет. Произошло это вот, почему.

Аракчеев в завещании свои деньги разделил следующим образом: 50 тыс. руб. он внес в Государственный заемный банк для награды автору за издание и перевод лучшей книги об истории царствования Александра I; 300 тыс. руб. и великолепную библиотеку в 11700 томов он пожертвовал на обеспечение в Новгородском кадетском корпусе бедных (ведь он и сам был из таковых). Своим имением он поручил после своей кончины распорядиться государству. То есть все, что Аракчеев получил за свою жизнь, он фактически отдал обратно в казну.

В усадьбе почти сто лет никто не жил, она принадлежала военному ведомству. Поле революции 17-го года Грузино сделали Музеем помещичьего быта. Включая и уникальную парковую гидросистему, имеющую только один аналог - в Гатчине. Выкапывали замечательные каналы крепостные Аракчеева. Великая Отечественная война распорядилась по-своему. На правом берегу Волхова стояли наши, на левом - немцы, но Грузинский холм (он на правом берегу) враг сделал плацдармом. Это был идеальный плацдарм, великолепная высота, так как кругом на несколько километров лежали болота. Немцы держались здесь с сентября 41-го по январь 44-го. Советские авиация и артиллерия все это время бомбили и обстреливали Грузино, но немцы прятались во многочисленных подземельях. Никто не считал, сколько наших и ненаших ребятах полегло на холме и в болотах - несладко пришлось всем - зато каждый грузинец знает, что катакомбы и по сей день начинены германскими боеприпасами.

До 1957 года в Грузине вообще не жили. Да и как можно было жить среди груды камней, в которою превратилась усадьба? После, когда начали потихоньку отстраиваться, склады боеприпасов открывали чуть не ежегодно. Последний раскопали в середине 80-х, когда копали фундамент под будущую пятиэтажку. Пока ждали саперов, ребятишки растаскали снаряды и мины по домам. После эти боеприпасы по сараям собирали.

Дети и сейчас не расслабляются. Этой осенью нашли они в парке ушедший в трясину советский танк - и стали вести “раскопки”. Хотели “бизнес” сделать - продать раритет. Но не успели, их археологическую деятельность приостановили уже, когда они башню уже откопали. И что? Закопали бронемашину снова...

Грузино теперь живет неважно. Населения - около 1200 человек, а в местном совхозе, который называется ООО “Березеево”, работают 60 человек. Почти все мужики пашут на стройках в Питере или в Москве, отхожее-гастарбайтерский промысел развивают. Считай, теперь как на войне: остаются в селе только женщины, старики да дети. И с сельским хозяйством неважно: не только совхозное стадо маленькое, но и частное. На все село - 12 коров... В принципе обычная для русской глубинки картина, но у грузинцев есть “идиотская” надежда. Вот сейчас останки Аракчеева где-то “гуляют”. А вдруг поучится клонировать графа... вот бы ему возглавить совхоз! Ведь по преданию у барина даже кошки строем ходили...

Вера Федоровна – возможно, потому что коренная грузинская жительница - к “аракчеевщине” относится своеобразно. Она убеждена в том, что Аракчеев для России сделал больше хорошего, чем плохого:

- ...Если говорить о личности Александра Андреевича, он не был гением. Но он был продукт своей эпохи. Он был умным и чрезвычайно работоспособным. Он никогда не забывал добра, если ему кто-то делал хорошее. Но в то же время он был щепетильным, требовательным. Он требовал от своих подчиненных дотошного исполнения всех предписаний... и не дай Бог, если не выполнишь! Этого как раз сейчас не хватает нашей стране... Чем он поднялся от простого нищего кадета? Стремлением...

Аракчеева называли “тупым унтером”, но ведь он преподавал в кадетском корпусе, учебники писал по артиллерии. Он вознесся при императоре Павле I; царю нужен был исполнительный офицер. Вскоре, после того как он стал комендантом Санкт-Петербурга, ему было пожаловано Грузино. Это был единственный дар, который Аракчеев принял за всю свою жизнь. Аракчеев из Петербурга сделал “картинку”: жителям столицы не было необходимости совершать дальние объезды, чтобы миновать непроезжие улицы. Образцово-показательной усадьбой должно было стать и Грузино.

В течение 13 лет - с 1812 по 1825 годы Грузино было фактически столицей России. Едва Аракчеев выезжал из Петербурга свою вотчину, за ним следовала вереница просителей и всяких гонцов. Должность военного министра (которую занимал Аракчеев) была сродни нынешней должности главы администрации президента. Современники опасливо пошучивали: недаром в государственном гербе двуглавый орел - одна голова символизирует императора Александра, а другая - графа Алексея Андреевича. И сам император 13 раз бывал в Грузине. Существует дурацкая легенда. Якобы Аракчеев тайно выкупил тело Александра и тайком перезахоронил в Грузине. Доказательств тому нет, но дыма без огня не бывает.

На Аракчеева вешали “козырный” идиотизм того времени: военные поселения. Но он всего лишь ревностно исполнял волю государя. Возвратившись из похода по Европе, Александр пожалел воина-победителя: как же это бедный солдатик, сокрушивший Бонапарта, вернется в мрачную казарму? Ах, нехорошо… В нежном воображении государя возникли чистенькие сельские домики, вокруг которых по зеленой травке гуляют беленькие овечки, журчат ручейки и поют птички. Тут солдатик и землю попашет, и книжки почитает, и - о, только для разнообразия! - займется фрунтовой и другой всякой военной подготовкой. Сам же Аракчеев рассказывал служившему в поселениях инженеру Мартосу, что “военные поселения составляют собственную государеву мысль: это его “дитя”, в голове государевой родившееся, которое он любил и с которым он не мог расстаться”.

Первый опыт случился в селе Высоком, невдалеке от Грузина. Полк солдат расселили по крестьянским домам и крестьян приписали к военному ведомству. И ничего особенного; порядок держался такой, которому следовали 2000 крепостных крестьян Аракчеева уже двадцать лет. А в Грузине строго предписывалось все: не только как и когда пахать-сеять, но даже и сколько и каких горшков иметь на кухне и куда их ставить. Дома вытягивались вдоль улицы прямо по “красной линии”. Заглянув в один, следующие можно было не посещать: в точности то же самое. В каждом "коттедже" имелось, например, окно №4, за коим в комнате полагалось обитать подросткам "женска полу". При подъеме и отбое, когда оные подростки одевались и раздевались, занавески на тех окнах следовало на известное число минут задергивать. Когда девки за окнами №4 входили в возраст, их выдавали замуж. Перед праздником Покрова или на Святки полковник выгонял на плац два строя: направо - женихи, налево - невесты. Потом, по своему разумению, выдергивал попарно.

Кончилось в Высоком, в общем-то, бунтом. Как и в других военных поселениях. Ну, не хотели крестьяне на плацу маршировать, а солдатам не по душе было барщину отбывать! А списали все на Аракчеева.

Впрочем исследования последних лет показали, что Аракчеев превратил военные поселения в прибыльные хозяйства. Такие же, как и его Грузино, в котором никто не бунтовал и в котором правила его знаменитая любовница.

История любви графа Аракчеева особенная. Она таинственная и трагичная. Настасья Минкина была его крепостной. Почувствовав внимание барина она использовала свой шанс великолепно. Он стали любовниками, причем Настасья даже манипулировала Александром Андреевичем. Когда наконец Аракчеев решается жениться на дворянке Наталье Хомутовой, он отсылает любовницу в Грузино - домоправительницей.

Но и оттуда Минкина устроила интригу, в результате которой до Аракчеева дошли сведения, что его супруга берет взятки от чинов петербургской полиции. Супругу граф выгнал. Впрочем по другим сведениям Настасья подстроила более пошлую комедию: попросту завлекла графа в спальню и соперница как бы увидела их в “минуту счастья”.Минкину историки называют “бабой толстой, глупой и жестокой”, но, если судить по портретам, которые хранятся в Грузинском музее, она была необыкновенно красива.

Аракчеев хочет наследника. Минкина бесплодна и устраивает аферу: договаривается с одной крестьянкой, симулирует беременность, подвязывая подушки и как бы “рожает” мальчика. Его назвали Михаилом Шумским, граф шесть лет растил его как своего родного, но правда все же вскрылась. Настасья была истинной тиранкой, она всячески издевалась над дворовыми и в конце концов отчаявшиеся люди ее “сдали”. Впрочем “сына” Аракчеев не выгнал, осталось без последствий афера и для Настасьи. Граф прощал ей даже самое страшное по его ранжиру преступление: она брала взятки. Чадо, когда выросло, оказалось буйное, пило и гуляло и “отца” своего почитало дураком. В конце концов Шумский спился и умер в нищете.

Конец Минкиной был еще страшнее. Она садистски издевалась над своей горничной, и однажды, после того как Настасье показалась, что девушка неправильно завивает ей волосы, она горячими щипцами стала выдирать из рук несчастной куски кожи. Брат горничной решил отомстить. Он зарезал Минкину ножом в ее постели. Репрессии последовали незамедлительно: убийца был запорот насмерть, погибли на экзекуции и его родственники; через розги прошла вся дворня.

После этого Аракчеев впал в сильнейшую депрессию и фактически устранился от всех государственных дел. Как говорит В. А. Федоров: “От горя он неистовствовал, носил на шее платок, омоченный кровью убитой. Похоронена Минкина была у стен собора, там же, где граф приготовил место и себе. Аракчеев приказал отлить два колокола. На первом была надпись: “В поминовение усопшей рабы божией Анастасии”, на втором: “За упокой рабов Божиих крестьян Грузинской вотчины...” Обеим сторонам достались равные почести. Когда раскопали могилу Аракчеева, искали и останки его любовницы. Странно, но радо нашли только прах маленькой девочки. Минкиной рядом не было.

После смерти “всей России притеснителя” Пушкин с горечью писал своей жене: “Аракчеев … умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться...”

Между прочим: у нас по 131-му закону (о местном самоуправлении) теперь тоже “поселения”. Привет Аракчееву?

Богатства заводчика Кузнецова

“Кузнецовская богадельня”, стоящая на окраине поселка, - яркая иллюстрация того, во что мог бы превратиться Краснофарфорный, если бы... А в общем-то этого “если” все-таки не произошло. Купец I гильдии Иван Емельянович Кузнецов построил богадельню потому что был верующим человеком, старообрядцем. Там жили болящие и блаженные. Теперь живут люди. Не уверен, что они во что-то верят.

В прошлом году половина богадельни сгорела, пожар совпал с простоем завода, с полной безнадегой в человеческих сердцах. Тем не менее контингент мрачного здания, из недр которого вышло не дно поколение краснофарфорцев, уплотнился и остался жить. Народ соответствующий - сплошь алкаши да тунеядцы. Нормальный, рабочий люд в пятиэтажках проживает. Но тогда, летом 2004-го, когда завод закрылся и работяг распустили по домам, все смотрели в сторону богадельни задумчиво и как-то содрогаясь. Ведь кроме завода в поселке только школа, детсад, приют для брошенных детей - и больше ничего. Под ногами простиралась пропасть...

Ладно - было б на заводе какое-нибудь грубое производство, но ведь фарфор выпускали, завод носил звание “поставщика Его Императоского Высочества двора”. Значительная часть трудящихся - художники, натуры тонкие и ранимые. Чуть тронешь такую душу - в запой уйдет, а после те, кто выстоял, будут насмехаться над бывшим творческим человеком: “Бомж, пьянь, короста... давить таких!”

Случилась вот какая беда. На завод пришли хозяева, которым вовсе не интересно было производство. Они нагло обманули власти, заверив, что будут поднимать производство. На самом деле они его систематически растаскивали. Продукция уходила дешевле себестоимости, сырье покупалось выше рыночных цен... обычный “русский бизнес”. Безбожный... Ну и дотаскались - то того, что рабочие объявили голодовку. Все были уволены, завод почти год стоял.

Спасение пришло от “олигархов”. В лице нефтяного и газового трейдера “Транснафта”, который купил предприятие вместе с его долгами в 9 миллионов. На завод вернулись люди, им стали платить зарплату. И новое название появилось: ““Фабрика И. Е. Кузнецова на Волхове”. Точнее, старое, ведь исторически завод “Красный фарфорист” и был “фабрикой Кузнецова”. И старинный фарфор, который продается на зарубежных аукционах, так и называется: “кузнецовским”. Цены на кузнецовские “чайные пары” в Европе и Америке доходят до 50 000 фунтов.

Роду Кузнецовых принадлежали в России 19 заводов по производству посуды. Иван Емельянович появился на Волхове в 70-х годах XIX века и основал в Новгородской губернии три фарфоро-фаянсовых завода: у станции Волхов, в селе Бронницы, и в деревне Батановка. Нынешний поселок Краснофарфорный - наследник деревни Батановки, названной когда-то в честь помещицы Батановой, которая продала свое имение Кузнецову. Жители поселка и сейчас называют свое селение Батановкой.

Иван Емельянович Кузнецов был человеком сурового нрава. Он не якшался со своими родственниками, шел своим путем, и добился того, что продукция именно его заводов мгла конкурировать с фарфором Императорского завода в Санкт-Петербурге. Кузнецов прославился своей жесткостью (но не жестокостью); он не стремился улучшить условия труда своих рабочих, не шел ни на какие переговоры с профсоюзами и доходило до того, что кабинет министров России (и лично граф Витте) предписывал Ивану Кузнецову “быть мягче”.

...Когда нынешний директор завода Юрий Романович Кругликов рассказал, что по некоторым вполне достоверным сведениям Ивана Кузнецова расстреляли именно здесь - прочем свои же рабочие - я не удивился. У нас еще не такое бывает. Это случилось в 1919-м году; комиссары приехали за продовольствием, прибыл сюда и хозяин, вот и попал под горячие руки. Что характерно, никто хозяина (бывшего) не жалел. И захоронили его так, что никто даже не запомнил, где легендарный старик лежит. Если вообще его похоронили, а не сбросили в Волхов.

Кузнецов был фанатиком своего дела, жил на одном из своих заводов (под Великим Новгородом, теперь это поселок Пролетарий), и в сущности единственным своим богатством считал свое дело, которое состояло из производственных мощностей, уникальных технологий и мастеров, которых Иван Емельянович взрастил самолично. Из страны он убегать не собирался - по причине того, что не верил, что большевики пришли надолго, а так же потому, что фарфор для него был жизнью. А как можно расстаться с жизнью? Вот он и расстался - одновременно со всем...

Фабрику национализировали, назвали “Красным фарфористом” и переориентировали на ширпотреб - фарфор и фаянс для широких народных масс. О сервизах, которые шли в подарок фрейлинам и князьям, по естественным причинам пришлось забыть...

Юрий Романович на взводе. Он год в должности директора, пришел сюда после того как хозяевами на заводе стал “олигархи”. Кстати, как утверждает Кругликов, компании “Транснафта” фарфоровое производство прибыли не приносит, пока убытки (еще бы - сколько долгов-то себе в обременение взяли!). Но на данный момент, по словам директора, ему хочется иногда плевать чиновникам в лица. Юрий Романович протянул мне кипу бумаг и пояснил, что это - финансовые требования:

- ...И все говорят: “Дайте, дайте, дайте!” Никто, ни разу не сказал: “На...” А клиент нынче пошел такой, что не платит. Отказ таков: “Посуда ваша не продается, забирайте...” Приезжаем: ни денег, ни посуды...

Сейчас на заводе работает 334 человека. В лучшие времена было больше 1000. Но зато и зарплата средняя вполне: 6 800 рублей. С позапрошлым летом, когда всех выкинули на улицу и рабочие голодовку объявили, не сравнить. Мое личное наблюдение: народ воспарял. Люди уже и не верили, что завод способен заработать. Тем не менее директор зол:

- Государство не хочет защищать своего производителя. Не ставит препоны на пути опасного для здоровья низкотемпературного фарфора с Востока. Да и не фарфор там делают вовсе, а полуфарфор. Фарфор - вершина керамистики...

...Директор немало рассказал о чуде кузнецовского фарфора. О том, например, что здесь соблюдается идеальный температурный режим, изделия получаются наипрочнейшими, масса превращается в полупрозрачный белый камень. Процесс очень трудоемкий, нужно громадное количество ручного труда. Что касается ручного труда: директор специально в Китай ездил, чтобы посмотреть, как там делают этот самый “полуфарфор”. И открыл, что там обжигают фарфор при более низких температурах. Отчего и в изделиях остается больше вредных веществ. Специально привез китайские образцы-полуфабрикаты и здешние художники пытались отдекорировать из красками. Расплавились китайские шедевры в наших печах!

Впрочем рабочие мне рассказали, что директор (его бесконечно уважают и верят в него) после ознакомительного путешествия ворчал: “Вот, уволю всех - и китайцев работать привезу...” Юморно, но мрачновато. Куда их селить - в богадельню, что ли? А, когда Юрий Романович водил меня по цехам, я приметил, что он больше внимания обращает на сильную половину работающих (коих впрочем на предприятии гораздо меньше, чем женщин). На предмет наличия на рабочем месте алкоголя. Ведь годами в безнадеге жили, привыкли стресс снимать...

А потрясен я был, когда узнал о прежнем месте работы директора. Оказывается Юрий Романович руководил ламповым заводом в... Лейпциге. Построили в туманной Германии при советской власти такое предприятие, которое при смене строя не выдержало конкуренции. Кругликов был там “кризисным управляющим”. А вообще его гражданская профессия врач-реаниматолог. Сейчас-то он на пенсии, и вот теперь промышленность реанимирует. Если верить словам директора, производителям сейчас туго и в сытой Европе.

Сейчас завод возвращается к былым традициям: снова здесь начали делать элитный фарфор. Как-никак мастера остались, не в одном поколении работают. Стали создавать фарфоровую скульптуру, повторяют то, что делалось в Батановке до 1917 года. Правда, из-за катастрофического роста стоимости энергоносителей директор подумывает перейти с газового обогрева печей на дровяное. Впрочем он надеется, что государство такой глупости не допустит.

Директор рад, что последние два месяца его предприятие работает без дотации. То есть научилось само себя прокармливать.

У Виктора Алексеевича Бирюкова, старейшего художника завода, свое мнение. Он был и главным художником на “Красном фарфористе”, и участвовал когда-то в создании заводского музея. Но как заметил Виктор Алексеевич, трудные времена - даже самые жуткие - семечки по сравнению с тем, что он пережил в блокадном Ленинграде. А блокаду он ребенком испытал “от звонка до звонка”, с 41-го по 44-й годы. Впрочем и сейчас, когда налаживаться стало, Бирюков, по его выражению, “улыбается нечасто”.

Есть проблемы творческого плана. Раньше Виктору Алексеевичу давали задание: “чайный сервис”. И он полностью моделировал чайник, сахарницу, чашки, блюдца. И придумывал рисунок. Теперь все иначе: директор приносит какую-то вещь и говорит: “Мне такое же повторите...” И художники копируют - а после запускают в производство.

Дело вот, в чем. Юрий Романович ориентирован на рынок и он экспериментирует не “художественно”, а “рыночно”. В таком же направлении экспериментировал и пресловутый Кузнецов. Он тоже оглядывался на рынок и заставлял своих художников копировать китайский или саксонский фарфор. Делали в Батановке в основном бытовую посуду, ориентированную на лиц среднего достатка, а “подарки для фрейлин” - лишь малая часть производства кузнецовских заводов.

В данный момент Виктор Алексеевич работает над чайником в форме паровоза. Директор принес такой и сказал, что железнодорожным работникам такое должно понравиться. А для души Бирюкову осталась акварель. На досуге он пишет пейзажи.

И жена Бирюкова Валентина Петровна - тоже художник. Он с ней в живописном цеху познакомился. Правда супруга сейчас на пенсии. Отдыхает. У Бирюкова трое детей. Никто из них не художник и не керамист. Чему он несказанно рад.

“Второй фронт” рядового Костина

...Четыре года назад Костины взяли двух мальчиков из Детского дома города Чудово, Олега и Славу Афониных. Теперь пацанам (они близняшки) по 16 лет, они лихо управляются с любой сельскохозяйственной техникой, трактор и комбайн для них - как родные. Анатолий Владимирович приучает их к пчеловодству. Записаны мальчики на сына, но живут с дедом. И внука Мишку дед тоже потихоньку к деревенской работе приноравливает, хотя ему всего-то шесть годков. Глава рода и хозяйства говорит:

- Мы, Костины, жадные на труд. К этому и детей приучаем...

Внук - от младшего сына Анатолия (у него еще и дочка есть, двухлетняя Машенька). Всего у Владимира Викторовича четверо детей, Толя - младший, но троих судьба разбросала, теперь в членах крестьянского хозяйства “Покровское” только Владимир Викторович да Анатолий. Дети пока что считаются “помощниками”. Жена Владимира Викторовича Антонина Николаевна умерла три года назад. Здесь же, рядом и похоронена. “Рядом” - потому что подворье крестьянско-фермерского хозяйства “Покровское” расположено аккурат за сельским кладбищем.

Село Оскуй старинное, славилось оно когда-то тем, что большевики при царе проводили здесь маевки. Вот, “допроводились”: пришли большевики к власти, хозяина на земле подавили, колхозную систему ввели - и теперь приехали... От совхоза здешнего ничего почти не осталось, едва-едва дышит он.

Почему называется хозяйство Костиных “Покровским”: земли площадью 5,8 гектар им дали под деревней с названием Покровское. Когда Владимир Викторович основывал хозяйство, для многих не только в селе, но и в районе это было шоком: ветеран войны, инвалид, сидел бы себе на завалинке!.. Но на восьмом десятке Костин-старший почувствовал особую в себе силу Захотел он долги земле родной и многострадальной вернуть...

Начинал он в 90-х со старшими сыновьями. Толя тогда был еще школьником. Но старшие разъехались: старший Борис - под Новгород, средний Сергей - в Тосно. Теперь Владимир Викторович сильно сей факт переживает. Старший-то степенно живет, хозяйство у него свое, пасека. А средний с бутылкой “подружился”; экскаваторщик он, в лесу с зеками работал, там они его к выпивке и приучили. Если б дома остался, отец бы его удержал... Впрочем разве силой детей удержишь? Анатолий удержался только потому, что во-первых втянулся в крестьянский труд, а во-вторых решил поддержать зачинание отца. Ну, и дочь Валентина теперь городская жительница, в Чудове обитает. Теперь-то Анатолий, считай, главный, особенно в поле, на Костине-старшем представительские задачи остались и стратегия развития. Сейчас в сельхозпроизводстве без мысли и стратегии нельзя.

Сейчас Владимиру Викторовичу приходится с энергетиками бороться. Задумали Костины строительство. Для этого выкупили на окраине села бывший тарный цех, надстроили второй этаж. Рядом гараж переоборудовали под хранилище для сена. В общем это будет большое подворье, для всего рода, с просторным домом 20*13 метров. Там же и приемные мальчики жить будут, корни пустят. Сейчас-то они живут в двух домах, обыкновенных крестьянских избах. Договорились с энергетиками об электричестве, купили у них столбы (по 3 тысячи за штуку, хотя на самом деле столбы те уже стояли где-то и вряд ли стоят больших денег). Провода закупили. И теперь “дети Чубайса” говорят: “Покупайте трансформатор сами - за 250 тысяч. И нам как бы подарите...” Ведь как же так? Костины будут платить за электричество, исправно. Для чего они должны еще и электрическое хозяйство сами себе закупать? Костины не спекуляцией занимаются, они производят сельхозпродукцию... А им все говорят: “Плати за это, плати за то, плати, плати...”

Сейчас Костины выращивают зерновые, картошку сажают. Сено заготавливают. Последнее - их главное занятие. Больше 100 тонн сухого сена на продажу подготавливают, в нескольких хранилищах сено лежит. И жаль, что количество домашней скотины в окрестных селах и деревнях стремительно сокращается, а потому и с реализацией сена хуже стало.

Впрочем по мнению Владимира Викторовича даже сейчас, когда на деревню идет “атака” со стороны власти (в форме неподъемных цен на энергоносители), дело крестьянское не такое худое, каким оно было во времена его молодости. Тем не менее для старого фронтовика его крестьянство - как бы “второй фронт”. Костин-старший и себе самому, и всем людям доказывает, что своим делом заняться можно не только в любом возрасте, но даже в самых неблагоприятных для этого экономических условиях.

Его родители были простые бедные колхозники, других вариантов кроме колхоза у крестьян не было. Это сейчас Костин-старший считает себя свободным (и, между прочим, богатым) человеком, а тогда, еще до войны он как раб вкалывал в колхозе. С 13 лет в кузнице помогал, сено возил, сучки в лесу рубил. Их у отца и матери бело семеро, Владимир - старший, - и все на нем. И “настроения” были такие, что лишнего не скажешь. Как говаривал отец Виктор Васильевич, “без двух шестьдесят огребешь”. То есть 58-я статья. За антисоветчину - “на Соловки”.

Владимир Викторович к тому времени относится отрицательно. И на личность Сталина тоже негативно смотрит. Хотя и фронтовик. Он по его мнению был диктатор в самом худшем пониманию этого слова, и если шли в атаку с криками “За Родину, за Сталина!” - то лишь из страха.

Костин-старший ходил в атаку не один раз. Бог спасал, а однажды спас старшина. Это в Германии было. Послали его на кухню за обедом, и один неумный комвзвода послал взвод в атаку. Приходит Владимир с едой, глядит - а нету никого. Почти все в поле лежать остались... Есть у рядового Костина медаль “За отвагу” - это за подвиг при форсировании речки, названия которой он и не запомнил. Он пехотинцем был, пулеметчиком. Пулемет “классический”: Максим; без колес весит 32 килограмма. Призвали Костина в 43-м, вернулся в 46-м, - и сразу работать.

На лесосплаве он был мотористом. Потом в заготконторе трудился, ну, а большую часть своих трудовых будней работал связистом. Ушел на пенсию в положенные 60 лет. Переработать не мог, потому что здоровье не позволяло. Ведь год почти на войне он провел на передовой, а это означает, что ночевать приходилось и в лесу, и в болоте, и в поле, и в канавах. Куда зарылся - там тебе и убежище. И в результате весь он в болячках, даже почку удалили.

Всю жизнь послевоенную Владимир Викторович провел в деревне. При всех советских властителях (кроме Ленина), а значит есть возможность сравнить. Сталин тяжелую жизнь для крестьян устроил, отбирал у крестьян все. После него возник один заступник, Маленков, он налоги отменил, но Хрущев его задвинул - и авантюру затеял с укрупнением, в результате чего малые деревни погибли. А Брежнев крестьянина избаловал, так как в колхозе привыкли деньги поучать не за работу, а за видимость. Ну, а мысль у колхозника только одна была: как бы чего украсть. Горбачев с Ельциным колхозы развалили, но взамен ничего не придумали. Идея с фермерами не прошла, так как людей не смогли заинтересовать. Поначалу многие в фермеры записались - из-за льгот - теперь все почти разбежались.

Костины - исключение. Потому что изначально ничего не требовали, а медленно разрастались. У них ведь как получилось. Купил Владимир Викторович по случаю старый американский “козел” “Виллис”. Он знал такие машины еще с войны, на “Виллисах” маршал Жуков предпочитал ездить. Костины косили руками, а когда “ленд-лизовский” джип раздобыли, стали прицеплять к нему косилку, плуг, конные грабли. Ведь американский “козел” - чисто трактор. Оказалось, без почки Владимиру Викторовичу очень неплохо работается и энергии старому солдату до сих пор не занимать. Если бы не работал - давно загнулся бы.

В газетах стали писать, что люди делают самодельные трактора. Купить тогда, в конце 80-х технику не дозволялось. Костин-старший во всех сыновьях воспитал любовь в технике, к мастерству, тем паче все трое дома были еще, не разъехались. Специально Владимир Викторович звонил в ОБХСС, чтобы “добро дали”. Те были не против, только сказали, чтобы на все детали товарные чеки имелись. Ну, стали Костины лазить по окрестным болотам и выискивать... самолеты. Наши и немецкие. Тут ведь, на подступах к Ленинграду бои жестокие шли. Самолетный алюминий они и выменивали на тракторные части. Пошел Владимир Викторович в совхоз, просить, чтобы ему продали мотор какой-нибудь списанный. А там, в гараже, целые трактора лежат, только раскомлектованные. Видно было, что трактора эти никуда и никогда не поедут, так как в воздухе уже витал призрак грядущей беды. Впервые Владимир Викторович применил свой авторитет и упросил начальство на большее. Вместо мотора он купил трактор “Т-40”. Домой его привезли буксиром все тем же “Виллисом”.

С тех пор Костины уже без горя могли держать скотину, так как проблема заготовки кормов была решена. В более благополучные времена (когда еще была жива супруга, Антонина Николаевна), они держали до шести коров. Но и сейчас у Костиных три коровы, это не считая нетелей и бычков. В середине 90-х Владимир Викторович созрел для того, чтобы взять землю. Они бы и так жили, подворьем, но фермерство оформили именно для того, что бы своя земля была. Какой же крестьянин без своей земли-кормилицы? Дали им земли далековато, у деревни Покровское, но они и этому рады. Тем более что техники все прибывало и прибывало. Есть в хозяйстве теперь и комбайн, и грузовик, и даже бульдозер. Теперь к самым тяжелым полям они способны “персональные” дороги стоить. Кстати Костины никогда никого не нанимали, работают только сами, а потому те из бывших колхозников, что по Оскую слоняются и называют Костных “кулаками”, не правы.

Как инвалид войны Владимир Викторович получает приличную пенсию. Он мог бы спокойно почивать дома, телевизор смотреть, изредка приходить на площадь и “лясы точить”. Но такая жизнь ему претит. Выражение “жадные на труд” - это не бравада. У Костиных привыкли работать. И он не понимает, как это можно, чтобы без дела сидеть:

- Я рос в такое время, когда если не поработаешь - с голоду подохнешь. А теперь все просто: пенсию получил - в магазин сходил, а там полно всего. А у нас другая натура. Днем и ночью только за свое хозяйство и думаем. Жаль, мало желающих сейчас стало крестьянским трудом жить. А молодежь и не мыслит даже! Хорошо, младшему сыну я это дело внушил. Но мы - другое дело. Мы - “механизаторы-кулибины”, каждый раз что-то изобретаем. А вот если молодые какие все же захотят фермерством заняться, им вряд ли одолеть. Им технику уже не купить...

В одном только не сильны Костины: в бухгалтерии. Но для ведения отчетности они нанимают женщину в Чудове, очень опытного бухгалтера, которая им и помогает.

Само хозяйство Костиных - сплошной склад запчастей. Со стороны это может показаться свалкой, но на самом деле каждая железка для крестьянина - бесценная вещь. Всякие тунеядцы пытаются на эти “ мелочи” покушаться. Именно потому “свалку” охраняют три злющие собаки. Владимир Викторович уверен, что даже несмотря на эту неурядицу для него лучшее время настало. Даже несмотря на то, что фермеру из Оскуя скоро “стукнет” восемьдесят:

- Я так считаю, что сейчас кто работает - тот живет. Может и не так богато, как если бы на золотых приисках, но достойно. Все дело в том, старым ты себя считаешь или молодым. Мы сильны пока дух наш молод!

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Новгородская область.