Уездная хирургия

Душа ребенка

Дверь жалобно скрипнула и в щель просунулись две головы:

- Елена Владимировна... как она? - Лица мужчины и женщины были пепельного цвета.

- Успокойтесь, жить будет. Да, не топчитесь там, заходите. С собакой, к сожалению, в течение десяти дней ничего нельзя делать. Пока позаботьтесь о справках: о здоровье собаки, о прививках. Но главное - сведения о прививках девочки. Еще нужны шприцы, ампицилин, новокаин, лейкопластырь на перевязки. Бабушка, наверное, в шоке?

- Да...

- Ну, сначала в аптеку, а потом пообщаетесь с дочкой. Вам придется ее уговаривать, чтобы в больнице оставалась. Приготовьтесь к тому, что завтра на лице будет сильный отек. Домой ее отпускать нельзя: могут быть нагноения. Сейчас она будет получать обезболивающее, антибиотики. Аллергия есть?

- Вроде, нет...

События развивались стремительно: минут двадцать назад отец на руках принес девочку в приемный покой. Тряпочкой она закрывала свое личико. Отец гробовым (но с оттенком самообладания) голосом рассказал, что дочку укусила собака, когда они были в гостях у бабушки. За лицо. Порода собаки бойцовая: стратфордширский терьер (или “страшноширский”, что больше подходит к ее облику: животное, от одного вида которого жуть берет). Собака принадлежит бабушке.

Рана была сложная. Зверь умудрился так схватить своими зубищами щеку девочки (целиком, от подбородка до глаза!), что на лице виднелись не только следы укуса, но и рваные раны.

А, между тем, день близился к концу. Он был тяжелым: прошли четыре плановые операции - две пупочные грыжи, фимоз и аппендицит - после которых так хочется просто расслабиться... И еще - Елена собиралась посетить Дом ребенка: осмотреть тамошних малышей.

Девочку оперировали в перевязочной, под софитом, в котором работала только одна лампочка. Швов наложено было много - около 15-ти. Вообще, вид страдающего 6-тилетнего ребенка, к тому же, не понимающего, что с ним происходит, - зрелище не для слабонервных.

- А вы не будете делать мне больно? - Какой уж там “не делать”, когда надо зашивать под местным наркозом! Но иначе, потом никакая пластика не поможет!

- Ты глазки закрой, заинька...

- Уйдите от меня! Пожалуйста...

- Что же случилось с тобой?

- Я в окошко смотрела - собака и подпрыгнула... Ой, ой! - иголка впивается в кожу. - Я больше никогда туда не приду.

- Еще немножко, Светочка, немножко...

- А вы зеленкой не будете меня мазать? Я домой хочу! - Опять истерика. Сестры вынуждены держать ребенка за ручки, ножки и голову.

- Глазки закрой, малыш. - Слезы, кажется у девочки кончились - все выплакала - и светлых ее глазках появилось выражение смертельной усталости.

- К мамочке хочу, я глаза не хочу закрывать. Отвезите меня к ней... Тетеньки... оставьте меня! Вы мне уже... надоели.

- Еще чуть-чуть, заинька... ну, вот, почти все.

- А вы не будете делать мне еще больно? - Ну, что ответить ребенку, если еще несколько швов надо наложить? Хирург молчит. И ведь потом несчастное дитя будет в равной мере с испугом относится как к собакам, так и к хирургам! Разве ж он способен различить, где зло, а где добро? Я уж молчу о том, что теперь всю жизнь залечивать психическую травму (и вряд ли она зарубцуется, отличие от хирургических швов!). Но ведь родственники, когда покупали собаку, в некоторых странах приравненную к оружию, наверняка, думали о хорошем...

А вскоре мы с Еленой Горбуновой поехали в Дом ребенка. Здесь предстоял не только осмотр детишек, но и знаменательное событие: родственники одной из сестер детского хирургического отделения усыновляли дитя. Подобные заведения требует отдельного разговора, а потому не буду заострять внимание на Доме ребенка. Скажу только, что он не из самых плохих - светлый и уютный - но меня коробило только одно: за время нашего пребывания в нем здание буквально сотрясалось от... взрывов. Дело в том, что невдалеке расположен военный полигон, на котором “пристреливают” пушки. Похоже, наше государство по природе своей устроено так, что... ну, в общем, сами создаем себе проблемы.

По понятным соображениям ни имен, ни фото людей, усыновивших малыша, мы не воспроизведем. Замечу только, что после всех дел новоиспеченные родители устроили небольшую трапезу для сотрудников дома - с громадным тортом и, шампанским и самогоном. Многих детей из Алатырского Дома ребенка усыновляют граждане США, но, как заметили его работники, такого стола не накрывал никто и никогда. Простая чувашская семья из далекого села, получается, гораздо щедрее на добро, чем жители самого богатого государства мира...

Из Дома ребенка мы шли через весь город. Алатырь на меня произвел несколько унылое впечатление: почти все частные дома в городе выкрашены в красно-коричневый цвет (охру). Остальные дома - грязно зеленые. Теперь я понял, почему грузовые вагоны на “железке” такие обшарпанные: вся краска, предназначенная для их обновления, ушла на покраску домов (а зеленая краска, наверное, - с недокрашенных пушек). Украли ее или купили - дело второе. Главное: люди не слишком любят красивое.

Елена не совсем была согласна со мной (заметила, что здесь просто не слишком любят отличаться от других), но вспомнила, что когда сама впервые приехала в Алатырь, ее впечатление от города не очень-то отличалось от моего. Но маленький город имеет свое преимущество: каждый второй встречный здоровался с доктором Горбуновой. “Этого я оперировала, и этот - наш пациент, и у этой девушки были проблемы...” - с некоторой гордостью говорила Елена. Я решился спросить:

-…Как же вы одна справляетесь в своем отделении?

- Моя жгучая мечта - второй детский хирург. Тогда я смогла хотя бы в отпуск с моими мальчиками съездить. Или просто спокойно его провести... Уездная медицина - особенная вещь. Здесь можно отупеть, а можно и зажраться. А иногда получается - как белая ворона в стае. Скажи любому доктору: “Работаю честно”, будет смех! Возможно, где-то хирурги и имеют хороший неофициальный гонорар, у нас в глубинке люди небогатые, и чаще всего у них нет денег даже на элементарное. Когда я приехала на специализацию в Москву, всеми уважаемый дядя сказал на лекции: “Знаете, мне в жизни повезло, что я никогда не работал в районной больнице...”

Геннадий Михеев