Окраина

Сама Шуя может похвастаться прекрасно сохранившимся центром с многочисленными каменными особняками, хранящими память о былом величии, настоящим университетом, и... не слишком приглядными рабочими окраинами: Арсеньевка, Северный, Металлист и т.д. Самая знаменитая из этих окраин - Заречье. Почти как по фильму “Весна на Заречной улице”, с той только разницей, что в шедевре соцреализма люди на городской окраине искренне верили в светлое будущее и любили, а здесь, в жизни, верят разве только в то, что богатые мира сего не поделятся своим добром. Ну, а что касается любви... думается, истинные чувства не имеют никакого отношения к политике и экономике.

“Знатоки” меня останавливали: “Ну, что ты потерял в этой Шуе, там пьянка одна да разбой!” По приезде я ознакомился с городской криминальной хроникой за последние два месяца, регулярно публикуемой в городской газете. Особенно яркого я не встретил, по сравнению со столицей картина “пьянки и разбоя” выглядела серенько, но, тем не менее: “...Труп женщины со следами побоев был обнаружен на улице Кирова. Подозреваемый задержан...”, “...трое учащихся школ №7 и №9 разбили стекло в одном из киосков “Союзпечати” и похитили печатные издания, канцтовары и игрушки. Ущерб составил почти 5000 рублей...”, “Двое неизвестных мужчин в масках ворвались в квартиру гр-на Б. И под угрозой предмета, похожего на пистолет, открыто похитили 600 долларов США...”, “В 3 часа ночи ходить по улице опасно. Это теперь твердо усвоил 23-летний Ф. После того как появившиеся из мрака фигуры дважды ударили его бутылкой по голове и ограбили...”, “...В районе первого гидроузла была задержана группа браконьеров, добывавших рыбу с помощью самодельных взрывных устройств большой мощности...”

Ну, если, например, представить град Москву по столичным криминальным сводкам - получится не столица, а какой-то Содом; а здесь, в маленькой Шуе - можно сказать, рай. Хотя - с какой стороны посмотреть... Предвзятость взялась вот, откуда: город-работяга, в котором далеко не все предприятия функционируют успешно, безработица, пьянство, отсутствие перспектив... Примерно такие картины рисует воображение. Так ли на самом деле?

Теперь о личных наблюдениях. То же, к примеру, Заречье - большой район, состоящий из предприятий, выстроившихся вдоль реки Тезы, современных пятиэтажек и частного сектора. За все время командировки я встретил бесчисленное количество людей, вид которых указывал на то, что они накрепко подружились со спиртным, и всего одного беспризорного ребенка, который побирался у автостанции. Полицейские патрули действительно встречались часто. В темное время суток (несмотря на газетную криминальную хронику и советы “знатоков”) автор чувствовал себя вполне уверенно.

Вообще Шуя - город своеобразный. Здесь немало предприятий, работающих круглые сутки, поэтому ощущения ночного “затухания” жизни здесь испытать вряд ли приведется. В том же Заречье сразу в нескольких производственных корпусах ночами ярко светятся окна и из фабричных труб к звездам рвется густой дым. Среди предприятий Заречья, как я узнал позже, есть очень успешные, а одно из них даже занимает второе место в области по экономическим показателям. Первое место уверенно занимают энергетики.

Предприятие это - “Шуйские ситцы”, само название которого говорит о том, что оно производит. Для меня, кстати, явилось полным откровением, что легкая промышленность в наше время может приносить солидную прибыль. До посещения “Ситцев”, я был убежден, что прядильно-ткацкое производство, мягко говоря, в... ну, сами знаете, где. Встретили меня на предприятии приветливо и провели почти по всем цехам. Приятно все-таки видеть фабрику, на которой ничего не простаивает, все (и люди, и станки) трудятся, да и лица работников явно не выражают уныние. Правда, в некоторых цехах (например, в красильном) не слишком-то хотелось оставаться больше пяти минут - запахи соответствующие, жара и прочее... Но ведь не я заметил, что легкая промышленность не такая уж и “легкая”.

Почему я попал на “Шуйские ситцы”? Не только из-за успешности предприятия. Дело в том, что здесь трудится почти четверть трудоспособного населения города и от того, как будет работать производство, зависит судьба города. В прямом смысле.

В текстиле весьма сильная конкуренция, а потому приходится бороться за качество - ведь мы, россияне, потихоньку познаем вкус хорошего, например, мы уже не купим “пластмассовую” колбасу или китайские трусы. Так же и с ситцами: их качество должно соответствовать мировому уровню. Здесь, в Шуе этого уровня уже достигли, даже какую-то часть ситцев экспортируют в Германию, страну, в которой толк в качестве знают. Очень, кстати, приятно, что сильные мира сего (может быть, для Москвы здешние богатеи и мелковаты, но здесь они - почти боги) экспортируют за кордон не свои деньги, а отечественную продукцию. А ведь могли бы плюнуть со своих высот на эту Шую и на эту Россию и просто перегонять свои кровные в какие-нибудь оффшоры...

Напротив проходной “Ситцев” стоит дворец. Настоящий. На самом деле это был дом заводчика Павлова, последнего владельца предприятия перед известными событиями 17-го года. Но, если войти в этот дом... ей-богу, такого шика я не видел даже в столицах! Надо отдать должное советским властям, за ХХ век ничего в этот дворце не разворовали и долгое время здесь находился фабричный Дом культуры. Это и теперь - культурное учреждение, которое называется “Павловским” и здесь в различных кружках и секциях занимаются шуяне - как дети, так и взрослые. Ко всему прочему здесь проводятся церемонии бракосочетания. Глядя, в какой красоте расписывались Наташа и Сергей Сыровы, я чувствовал, что мне немного завидно...

…В газете “Шуйские ситцы” я нашел перепечатку школьного сочинения ученицы школы №17 М. Родионовой. Там были такие слова:

“...Осмотрись вокруг. Ты увидишь дома, железные дороги, чудесные картины, цветущие сады, города, мосты... Все это труд человека. Трудом создано все самое прекрасное. Труд нужен человеку как воздух, как вода, как хлеб. Человек должен работать, чтобы всего у нас стало больше: платьев и рубашек, ложек и чашек, электростанций и кораблей, рыб и зверей...”

Наивно? Конечно. Но разве девочка написала неправду? М. Родионова (простите, но имени ее не знаю), мне кажется, должна гордиться, что родилась и живет она в городе-работяге. Городе, который нас кормит и одевает. Давайте поклонимся ему. До земли.

Шуйская певунья

“Я поеду в город Шую - и куплю гармонь большую...” - такая частушка пелась когда-то в деревнях. Почему-то гармошку давно и накрепко прикрепили к русской культуре, как валенки, водку или матрешку. Но мало кто догадывается, что это сугубо иностранная вещь пустившая на наших просторах корни в относительно недавние времена.

Даже в Европе (точнее, в Вене) гармошку изобрели всего-то 160 лет назад, а что тогда говорить о русской гармошке? Путь гармошки в нашу холодную страну пролегал, как и положено, через самый европейский город Петербург. Оттуда она медленно продвигалась в Югу и Востоку, через города Череповец, Вологду, Тулу и Нижний Новгород. И так получилось, что аккурат в этих городах и зародились гармонные центры. Примерно то же самое произошло и с Шуей. Относится это уже к области полулегенд, но вполне достоверно известно, что однажды, точнее, в 1870 году шуянин Иван Соколов привез домой с Нижегородской ярмарки музыкальный инструмент тальянку. И почему-то захотелось ему сделать по образу и подобию заморской штучки точно такую же. И у него это получилось, а по прошествии нескольких лет слава о шуйской гармонике и о мастере Соколове (точнее, о братьях Соколовых) разнеслась по всей святой Руси.

В процессе копирования европейских образцов т.н. “венская двухрядка” сначала преобразилась в гармонь с “русским строем”, потом - в “хромку”. Собственно, “хромка” - это и есть русская гармонь в чистом виде, дожившая до наших дней.

Утекло с тех достославных времен много воды в здешней речке Тезе (шуйские гармони часто выпускаются под названием “Теза” в честь реки), свершилось громадное количество событий, большинство российских гармонных центров приказали долго жить, но шуйскую гармонь Господь хранит. И даже более того: до сих пор функционирует Шуйская гармонная фабрика (не путать с “гормонной”!), и ко всему прочему она носит звание “старейшего предприятия России”.

В отличие от других гармошек, шуйская - расписная. Художники ее украшают вручную, а иногда (по желанию заказчика) даже инкрустируют драгоценными камнями. Хотя, если откровенно, делается подобная шикарность все реже и реже. Да и гармонная фабрика постепенно уступает свои производственные площади другим, более прибыльным производствам: мебельному и швейному. Само же производство гармоней сосредоточилось на одном этаже трехэтажного корпуса.

Да и самый главный человек в производстве гармоней теперь даже не имеет звания “директора”: он всего лишь “заместитель по производству деревянных инструментов”. Анатолий Команев в каком-то смысле “обнадежил” автора: когда-то по всей стране насчитывалось 60 предприятий, на которых делали гармони, теперь - в десять раз меньше. Если в лучшие времена на Шуйской гармонной фабрике трудились до 800 человек, то теперь - 100. Из всех предприятий лучше всего сейчас живут туляки, но они существуют за счет московских денег, и, кстати, там сокращение было еще более значимым. Забавно, что в результате т.н. демократических преобразований гармонные фабрики просто-напросто забыли внести в список предприятий, которыми ведает министерство промышленности. Оказалось, что производства “язычковых” музыкальных инструментов (к ним относятся гармони) в стране якобы не существует.

Зато возродилось кустарное производство гармоней. Отдельные мастера, делающие инструменты на заказ, составляют предприятиям серьезную конкуренцию. Цены на заказные гармони у частников порой достигают полумиллиона рублей за экземпляр (уж не знаю, чем украшают их: рубинами или сапфирами). В Шуе кустарей нет.

Но и шуйской фабрике в некотором смысле повезло. Она по традиции всегда изготавливала инструменты под конкретные индивидуальные заказы (например, для автора передачи “Играй, гармонь!” Геннадия Заволокина, к сожалению, безвременно оставившего сей мир). Здесь работают великолепные мастера, виртуозы, могущие полностью изготовить гармонь начиная от кусков дерева и металла и заканчивая полноценным инструментом. По сути каждый из сотни работников - истинный гармонный “Левша”, но и среди них выделяются настоящие гении, “Страдивари язычковых инструментов”. Например, Виктор Масленников, Ольга Виноградцева, Александр Поначин или Виктор Уткин (простите, что не упоминаю все - газетные полосы ограничивают).

На самом деле на фабрике делается 35 видов инструментов язычковой группы - начиная с маленьких, “детских” гармошек и заканчивая концертными баянами. А еще здесь разработали самую сложную, “навороченную” гармонь: восьмиголосную и четырехпланочную. Правда, и стоит этот инструмент соответственно: 20 000 рублей.

Шуйская гармонь отличается от других гармоней не только своей раскрашенностью. В конце концов, например, в Пакистане водители тоже любят раскрашивать свои автомобили как писанные торбы. Но от этого они не ездят лучше. “Шуйку” любят за звучание, особенное, ни на что не похожее. Звук - это душа любого музыкального инструмента, а у гармошки звук рождает металлический “язычок”. Про “душу” шуйской гармони Анатолий Сергеевич говорит так:

- ...Туляки свою гармонь всегда настраивают “вчистую”, то есть, если нота “ля” первой октавы должна звучать с частотой четыреста сорок герц, она так и звучит. А у нас каждая нотка приобретает обертона: нота как бы окрашивается дополнительными звуками и получается, что звучат два, а то и три голоса. Так повелось еще со времени первых шуйских мастеров. Из-за этих призвуков получается особенная окраска игры. Наша гармонь, если грубо сравнивать, по звучанию ближе всего к французским аккордеонам: у тех плывущий, немножко гнусавый звук, он ближе к человеческому голосу. Итальянские или немецкие инструменты - совсем другие, более строгие. У нас такая настройка называется “настройкой в розлив”.

Люди здесь у нас мягкого, “лесного” характера, без резких эмоциональных всплесков, вот и шуйская гармонь мягкая, лиричная, приближенная к человеческой душе. Да и вообще русская гармошка более всего подходит к нашим песням. У каждого народа в песнях используется стандартный набор звуков. Немцы, например, любят танцевальные мелодии, в них преобладают шесть или восемь звуков. А русская частушка - она всего четыре звука терпит. А вообще русские песни такие: слушаешь - и хочется заплакать. И вот шуйская гармошка со своим “человеческим” голосом очень этому помогает. Была тут у нас как-то группа немецких туристов, все - полицейские. Ходили они с каменными лицами, баз эмоций, послушали, посмотрели, а потом мы их отвели в “Красный уголок” и сыграли. “Калинушку” и еще чего-то (уж не помню). Смотрю: лица-то у них зарделись, а у одного немца даже слезы потекли...

Вообще, гармонь - инструмент сложный. Казалось бы, это “балалайка в ящике”, но на самом деле в одной гармони собраны тысяча деталей и даже больше. И каждая из этих деталей проходит человеческие руки по несколько раз. Здесь вообще нет механизации: гармонь - стопроцентное творение рук человеческих. Самый ответственный этап всегда оставалась подготовка “голосовой части”. По сути это - “вдувание в инструмент души”. Делают это настройщики. Они оттачивают металлические язычки и пробуют звуки на слух. Пытались использовать для настройки специальные приборы, но результат был примерно тот же, как если бы творения великого Леонардо мы изучали бы по репродукциям. Мало того, что настраиваются отдельные язычки: после этого настраивается целый строй язычков, а потом гармонь достраивается еще и в собранном виде.

Большой прибыли, по словам Анатолия Сергеевича, гармошки не приносили даже во времена Госплана. Сейчас гармонное производство малоэффективно (в экономическом смысле) тем более. Но из этого ведь не следует, что гармонную фабрику надо закрывать! Кто виноват, что музыкальные инструменты в тех же музыкальных школах давно износились, а денег на покупку новых никто не выделяет? Но будущее, мо мнению моего собеседника, у гармони есть:

- Загадывать далеко - мы не загадываем. Судя по тому, как строится экономика в нашем царстве-государстве, тяжелые годы нас еще ждут. Но тяга людей к музыке - она ведь сохраняется! Вот, можете себе представить: недавно приехал шахтер из Донецка, когда он со мной здоровался, думал, он лопату мне дает. У него ладонь - как две моих! И он уехал отсюда со слезами. Счастья! Он всю жизнь мечтал купить шуйскую гармошку... Или из Минска приехал музыкант, тоже за заказной гармонью. Мы не поверили сначала: он слепой абсолютно, и один ехал, тысячи километров. Ведь музыка - это такая область человеческой деятельности...

...Тем не менее, среди мастеров я лично не приметил молодых людей. Зарплаты здесь маленькие, перспектив немного, а, чтобы набрать нужную квалификацию, в учениках нужно ходить много лет. Можно, конечно, сказать штампом: “Что будет - покажет время”. Вот, если бы научится это самое время обгонять...

Родина героя

Семейкино - очень красивая деревня, особенно оно может похвастаться великолепными наличниками; срывай любое окно - и выставляй где-нибудь в Третьяковке! А если несколько окон сорвать - целая галерея может получиться. Такие же красивые наличники - на окнах дома Дмитрия Ильича Заботина, местной знаменитости. Однажды в деревне случилось непредвиденно событие: сразу двум семейкинцам вручили награды. Не простые, а звезды Героев социалистического труда. Это был единственный за всю историю награды случай: звание Героев получили муж и жена. С тех пор прошло много лет, Зинаида Ивановна Заботина оставила сей мир, а вот Дмитрий Ильич живет, причем, вместе с ним в маленьком но уютном домике проживает одна из его дочерей, внучка и даже правнучка Лиза, которой все от роду полгодика. Дмитрий Ильич твердо решил: обязательно выдать Лизоньку замуж.

Такой он оптимист. Неисправимый. Даже в свои 89 лет.

Да, еще кое-что о деревне. Ходит сюда из города автобус со странно звучащим для села названием: “Семейкино-Университет”. То есть, если сесть в него в Семейкине - без пересадок угодишь прямиком в Шуйский педуниверситет. Мелочь - а приятно...

Но не об этом наш рассказ. Нам хотелось узнать как ныне живет герой соцтруда, получивший звание вовсе не за то, что был начальником, а за то, что честно трудился на ниве сельского хозяйства, точнее, были супруги Заботины простыми животноводами. Дояркой и дояром.

Но до того как прославится, прошел Дмитрий Ильич через мытарства...

Предатель

Да... пришлось нашему герою поносить и ярлык изменника Родины.

Случилось это 2 августа 1941 года под Киевом. Рядовой Заботин был первым номером пулеметного расчета при пулемете “Максим”. Они шли в атаку, но из леса на них посыпался ураганный огонь. Окопались, как могли и стали отстреливаться. Но их пулеметный расчет засекли и сверху посыпались мины. Лето было дождливое, земля рыхлая, как пух, и мины падали, не разрываясь. Командир дал команду к отходу, и, когда рядовой Заботин отцепил свою часть, чтобы уходить (как первый номер, он должен был нести ствол), он почувствовал, что идти не может. И из сапога текла кровь. Боли он не ощущал, но вот - двигаться... несли его четверо на плащ-палатке, в какой-то деревне перебинтовали, оставила - а сами пошли в бой. Потом их перевезли на подводах в какое-то другое село, и, только они прибыли - налетела немецкая авиация! Мясорубка была страшная, а вскоре в село зашла вражья пехота.

Дмитрий успел скатиться с подводы, заполз в сад, там наломал веток и стал зарываться в них. Не успел. Немцы хозяйски ходили по селу и добивали раненых. Нашли и его. Деревенский парень сообразил, что лучше притвориться убитым. Немец, который подошел к нему, пнул его ногой, потом снял с него пилотку, сорвал с нее звездочку, пилотку кинул назад и... ушел. В первый раз - пронесло. С темнотой Дмитрий пополз в сторону Востоку. Села на Украине большие, так вот, по ночам переползая, а днем отлеживаясь в ямах, он пробирался к окраине села трое суток. Едва только на окраине он заполз в бурьян, наткнулся на красноармейца, который был здоров и силен. Поговорили и решили, что вдвоем к нашим им двигаться будет накладно: один-то на ногах. Тот с темнотой пошел, а наш герой - пополз. Один.

Кровь к тому времени спеклась и Дмитрий потихоньку выучивался вставать на ноги. И не спеша двигался на Восток. Через несколько дней он-таки добрался до передовой. Пережидал день в пшеничном поле, на нем можно было кое-как утолить голод спелыми колосьями, однажды налетали самолеты, теперь уже наши, бомбили густо, но его опять пронесло. Настала решающая ночь, когда он решил: “Или перехожу фронт, или убивают, или...” Едва только он прошел поле, обнаружил за ним текла довольно широкая река. Брода он не знал и решил плыть напрямую. Переплыл, встал по пояс в воде, вгляделся: прямо перед ним танк. Немецкий. И люк открывается. Но Дмитрий сообразил, что темно очень и те двое, что вылезли из люка, его могут и не заметить. И действительно вышло так - они пошли в другую сторону. В третий раз его пронесло.

Пройдя еще немного, он выбрался на околицу деревни, и вот тут-то его не пронесло! Просто-напросто он нарвался на немецкого часового. Часовой, правда, оказался добрым: он перевязал ему ногу, отвел в какую-то хату, приказал хозяйке дать раненому русскому молока и хлеба, но утром Дмитрий уже находился в концентрационном пункте, среди других наших пленных.

До зимы Дмитрий мытарствовал по лагерям военнопленных, а после его переправили в Германию, в город Магдебург. Здесь он пробыл до самого конца войны, когда их освободили американцы. Про плен Дмитрий Ильич говорит коротко: “Плен есть плен... сладко не было. Наверное, сила какая-то меня хранила, если я выжил...” Американцы относились хорошо, а вот наши, когда их передали, сразу навесили ярлык: “предатели”. “Почему ты не погиб?” - примерно такие вопросы задавали особисты. Но Дмитрию повезло. Случайно его узнал переводчик, который сидел с ним в одном из лагерей. И потому довелось ему пройти всего одну проверку, после которой он еще год служил в Германии сапером: очищал страну, державшую его в рабстве, от мин и снарядов.

Герой

Зинаида была солдатской вдовой. Правда, пожили они со своим мужем меньше чем полгода - война...

Были они не только одного года, но и одного месяца рождения, и знали друг друга давно. Женились, они хоть и в суровые послевоенные годы, но по любви. Всего они произвели на свет четверых детей. Сейчас в живых - двое.

Дмитрий Ильич работал в городе, на заводе - электромонтером, а Зинаида Ивановна - здесь, в Семейкино - дояркой. И вот однажды его пригласил к себе тогдашний директор совхоза “Шуйский” Николай Веселов (очень был деятельный человек и талантливый руководитель) и предложил Дмитрию Ильичу устроиться на ферму электриком. Дело вот, в чем: на ферме внедряли новую систему машинного доения, которая называлась “елочкой”. Такое имя системе дали потому, что коровы стояли под углом к траншее и доярка подходила к вымени, не нагибаясь. Тогда это считалось передовой технологией.

Очень скоро Дмитрию Ильичу предложили перейти в дояры - дояркам в те времена платили приличные деньги. Так они и трудились на ферме вдвоем с женой, пока однажды, 31 декабря 1961 года их вдвоем не вызвали в областной центр. Они только не знали, зачем их вызывают, их попросили только приодеться, а там, в обкоме, первый секретарь торжественно вручил им звезды и корочки за подписью Брежнева. Чудно это как-то было: работали себе, особенно вроде бы не выеживались, а тут... Ну, был единственным дояром в районе, ну семья такая “доярная” - ну и что?

Да и жизнь, собственно, не поменялась, все так же вставали затемно - и на ферму; разве что дважды их свозили в Москву на совещание и там они читали бумаги, которые им подсовывали.

Но зато в Семейкино часто приезжали всякие делегации по обмену опытом, семья Заботиных стала знаменитой, и дело дошло до того, что в их родной деревне стали строить гостиницу для желающих черпать опыт механизации доения. Двухэтажную! Каменную!

Но прошло сколько-то времени - и Дмитрий Ильич почувствовал, что здоровье не позволяет оставаться дояром. Запрещали врачи, да и старая военная рана на ноге не давала покоя. Перешел он снова в электрики, а супруга так до пенсии и проработала дояркой. Труд этот - даже с системой “елочки” - только внешне кажется простым. На самом деле сквозняки, постоянные резиновые сапоги, контрасты температур, подъемы в 2 часа ночи даже самый здоровый организм превратят в развалину.

В общем, после ухода на пенсию Зинаида Ивановна прожила совсем недолго. “Свалило” ее высокое давление. А Дмитрию Ильичу судьба предопределила еще пожить.

Снова предатель

Да... довелось нашему герою хлебнуть за свое геройство. Пришедшие к власти новые “герои” договорились до того, что якобы тогда звания давали незаслуженно и вообще герои соцтруда - это вовсе не герои, а неизвестно кто. Типа самозванцы.

На автобусе-то (том самом: “Семейкино-Университет”) он ездит по ветеранской книжке, но однажды он ее забыл. И предъявил “геройскую”. Вообще-то в известное время Заботиных в районе знали все. Но кондукторша была молодая и она сильно удивилась: “Какой герой? Социализма уж нет!” Слава Господу, другие пассажиры заступились за старика, а то...

Но это еще “цветочки”! Было время, когда Дмитрий Ильич... сам платил государству за свое “геройство”! Государство посчитало, что до того слишком много отваливает героям и потребовало у них возвратить переплату. И каждый месяц наш герой отчислял от своей военной пенсии деньги... Льготу отменяли. Потом опять возвращали, потом опять отменяли. очередная стабилизация наступила только в конце минувшего года.

“Забота” государства чувствуется во всем. Например, этой зимой дом Заботиных отрезали от радиоточки. Посчитали, что радио для деревни теперь нерентабельно.

А ферма развалилась. Сейчас там кроме ветра и грязи вообще ничего нет.

Но есть и приятное. Гостиницу, которую строили для обмена опытом, перепрофилировали под сельскую школу. Очень Дмитрию Ильичу от этого радостно, потому что в школе этой учились его внуки, будут учиться правнуки. Третий (последний на сегодняшний день) его правнук родился 2 августа прошлого года, в престольный праздник деревни. Назвали пацана Ильей.

Родина Жар-птицы

Ходит то ли быль, то ли легенда о том, что в свое время американцы предлагали палешанам перевезти их вместе с избами, скотиной, сараями и даже пожарной каланчей за океан. Но они отказались...

Правильно ли палешане сделали? Американцам конечно же были нужны не они, а их искусство, которому от роду почти тысяча лет. Даже у немца фон-Гете, автора “Фауста”, была голубая мечта побывать здесь, в глубине русских снегов, чтобы увидеть, как в темных избах мужики пишут иконы византийского стиля, да еще такого качества, которого цивилизованная Европа в то время не видывала...

“Темные избы” канули в лету, да и снега с тех времен стали не такими глубокими, но палехское искусство с той поры не только не затихло. Оно стало еще более совершенным!

Правда, с тех пор многие призадумались: а не стоило тогда согласиться и свалить в Америку?

Советская власть палехское искусство любила. Потому что оно приносило стабильный валютный доход. Не смущало даже то, что промысел-то изначально был иконописный! Здешние изографы славились не только тончайшей техникой письма, но и тем, что посредством тайных иконописных секретов могли сообщить образам, которые они создавали, удивительную духовность - вплоть до того, что иконы воспринимались как живые существа. Кстати, в другом иконописном центре, селе Холуй, в канун революции стали внедрять практику писания т.н. “расхожих” икон. В те времена иконописцы по степени мастерства подразделялись на “личников” и “доличников”. Первые писали лики, вторые - все остальное. Развилась полиграфия, печатные иконы создали конкуренцию художникам пришлось переквалифицироваться в “личников”. Зачем писать икону полностью, если она все равно пойдет под оклад?

Это был жестокий переворот в иконописи, потому что с тех пор образы стали писаться не для Бога, а для денег. Ежели такое возможно - значит, Бога нет, ежели его нет, - значит все дозволено. Ох, как мы, русские люди, потом жестоко поплатились за эту логику...

Палех по сравнению с Холуем и Мстерой (еще один иконописный центр) оказался в оппозиции. Дело в том, что здесь была глубинка, иконы писались в основном под заказ и палешане не опускались до халтуры, старались поддерживать марку (ко всему прочему, палешане развивали еще одно ремесло: они расписывали по всей России храмы и в этой области они являлись монополистами). Но далеко не все поддержали честь цеха. Палехские “доличники”, простые подмастерья, все же стали в угоду рынку штамповать злополучные “расхожие” иконы и раковая опухоль халтуры проникла и на эту благословенную землю.

Если сказать коротко, вскоре пришли ко власти атеисты, Бога они отменили и в этот-то момент как раз и поступило предложение из-за океана. Но подвернулся другой случай. Старые мастера где-то подглядели расписные немецкие коробочки из папье-маше и они решили перенести свое сакральное искусство на картонные изделия. Ну, а поскольку религиозные сюжеты власти запретили, придумали изображать эпизоды построения коммунизма в деревне. Или эпизоды Гражданской войны. Но особенно палехские художники полюбили русские сказки. Практически они стали в сказках жить.

Такова краткая история палехского искусства.

Теперь о настоящем. Еще перед капитализмом (назвали его хитро: “перестройкой”) стали в Палехе, аккурат между каланчей и Ильинской церковью строить гигантское сооружение. Оно должно было стать Дворцом творчества, в котором кроме залов и гостиных у каждого художника должна была иметься мастерская. Дворец на целых триста мастерских! Прямо-таки сказка наяву...

Теперь этот долгострой превратился жуткого монстра, могущего испугать свои видом любого.

Зато успели достроить великолепное здание Палехского художественного училища. Пожалуй, это - лучшее, чем может теперь похвастать село. Здесь до сих пор стараются не ронять планку как уровня преподавания, так и быта студентов. И не случайно: училище находится под эгидой Министерства культуры.

Заместитель директора училища Галина Бердникова рассказала мне, что не всегда здесь была такая “божья благодать”. Всего несколько лет назад из Москвы приходила бумага за подписью премьер-министра с предложением ликвидировать уникальное учебное заведение, точнее, переоборудовать его в художественную школу. Но чиновники вовремя одумались и теперь, несмотря на то что Палех - глубинка, конкурс сюда - 4 человека на место.

Выходят отсюда художники-мастера лаковой миниатюры (кроме всего прочего, здесь учатся писать иконы), хотя на самом деле, как заметила зам. директора, “методом подсадки”, то есть, получая навыки от своих родителей, молодые палешане могут узнать гораздо больше о тайнах росписи. Но здесь, в училище еще дают классическое образование, включающее в себя владение всеми техниками живописи и рисунка. Важно и другое: диплом Палехского училища имеет значительный вес и с ним специалист при условии наличия таланта и желания никогда не пропадет. Те более что салоны принимают работы только у дипломированных художников.

Но, по наблюдению Галины Васильевны, уровень подготовки иногородних абитуриентов выше. Сказывается самоуверенность палешан: мол, “мы имеем вековые корни, нам нечему учиться”. Кстати, иногородних среди студентов сейчас всего 12 человек из 132; дорога стала нынче слишком дорогая (простите за каламбур)... И вообще в нынешних студентах прослеживается какое-то охлаждение по отношению к учебе: проблема в том, что промысел сейчас находится в упадке. Как, собственно, и вся экономика региона. В том же Палехе все предприятия развалены, остался лишь молокозавод. Потому и получается, что либо палешанин идет в сельское хозяйство, либо - в художники. Третьего ему не дано.

Насчет нынешнего положения промысла мы поговорили и с директором Музея палехского искусства Алевтиной Страховой. Вообще музейных работников, особенно провинциальных, автоматически можно причислять к лику святых. Что некоторые и делают, чем на самом деле глубоко их оскорбляют. Особенно рассуждать по поводу “святости” обожают чиновники от культуры. Лучше бы зарплату подняли!

Нынешние Времена Алевтина Геннадьевна оценивает весьма положительно. В лучшие времена Палех посещали больше 200 тысяч туристов, в частности, иностранных, и это была слишком большая нагрузка на музеи. Теперь - не больше 60 тысяч, причем иностранцы здесь не бывают вообще.

- ...Раньше иностранцы не боялись ездить по России, а теперь... Да и вообще, палех - специфическое, очень сложное искусство, у него есть свой круг любителей и почитателей. Мало кто знает, что такое палех на самом деле...

Алевтина Геннадьевна рассказала, что такое настоящий палех. В принципе, это живопись темперой, но имеющая свои особенности. Раньше краски делались так: собирались разноцветные камни, перетирались в красители, а потом порошки перемешивались с яичным желтком и квасом. Сейчас вместо природных чаще берутся химические красители, но в целом техника не изменилась. Испокон веков художники вяжут себе кисти сами: подходит для них беличий мех, причем, белка должна быть убита в августе, тогда у нее особенно тонкий и прочный волос. В Палехе, в отличие от других центров лаковой миниатюры, к простым краскам добавляется золото. Настоящее. Приготавливает золотую краску каждый художник сам: сусальное золото в блюдце перетирается с гуммиарабиком. Длится этот процесс долго, до нескольких дней - до того момента, пока художник не почувствует, что краска готова (истерта до нужной степени). Такая краска называется “твореным золотом”, потому что она “творится” мастером. Золото используется вот, для чего: на черном фоне оно смотрится настолько эффектно, что кажется, будто изображение на шкатулке стереоскопическое. Твореное золото первоначально не блестит. Для того, чтобы оно “заиграло”, художник берет... волчий зуб (он очень острый) и каждый штрих на своем творении отшлифовывает.

Для тех, кто не знает: настоящий палех от поддельного, которым теперь буквально наводнена страна, можно как раз определить по золотому блеску. Но и стоит настоящий палех соответственно.

Всего, как отметила директор музея, в Палехе чуть больше 600 художников, из которых истинных мастеров “высокого полета” (именно так Алевтина Геннадьевна выразилась), не больше 120. Ну, а что касается положения промысла... директор посоветовала мне спросить об этом у самих художников.

Мне повезло. Я попал на мероприятие, которое проходит всего дважды в месяц: художественный совет. Палехские художники всегда работали кустарно, на дому, и в общем-то грандиозная идея построить для них Дворец творчества (теперь это - “гробница творчества”) с самого начала была обречена на провал. Если в Холуе и Мстере есть предприятия, объединяющие художников, то здесь, в Палехе, как создали в 1924-м “Артель древней живописи”, та они и существует до сих пор. Правда, теперь эта артель именуется “Объединением художников Палеха”. Входит с объединение около половины палехских изографов. Творят, как уже было сказано, они дома, но дважды в месяц самые маститые и уважаемые мастера оценивают работы. В прямом смысле этого слова: результат оценки - сумма, которую получит художник. Объединение берет на себя реализацию работ и снабжает художников красками, материалами и золотом.

Стоимость работ на худсовете варьировала от 100 до 8000 рублей. Впоследствии перекупщики “накрутят” на них 3 или даже 4 цены. В перерыве я решился подойти к самому солидному из оценивающих работы, так как посчитал, что именно он - главный. Оказалось - вовсе нет. Он простой, правда заслуженный, художник и зовут этого почти двухметрового бородача Николаем Павловичем Лопатиным. Откровенно говоря, в моем воображении его могучая внешность как-то не вязалась с миниатюрными шкатулками, тем не менее в процессе общения я понял, что передо мной человек, свято преданный искусству.

В отличие от большинства палехских художников, Лопатин - не местный. Однажды, еще когда был школьником, он приехал сюда на экскурсию и просто был потрясен лаковой миниатюрой. Лопатин учился здесь, в Палехе и в училище познакомился с девушкой, тоже иногородней, так же “зараженной” лаковой миниатюрой. Теперь в их семье художники все: Николай Павлович, Супруга Нина Павловна и их два сына - Алексей и Лев. Лопатин и сам теперь преподает в училище.

Такой семейный промысел - обычное для палеха дело. Работа им в радость, но она неуклонно обесценивается. Еще десяток лет назад, когда в мире была мода на русское, шкатулки не продавались дешевле 50$ (тогда мерили на доллары!). Дошло до того, что художники перестали расписывать броши: тогда они оценивались в 10$, теперь же их цена - сущие копейки. Художников считали миллионерами, хотя на самом деле это было не так: деньги “делали” перекупщики, барыги. Некоторые из художников успели построить себе коттеджи на улице Зеленая Горка, но строились они не за шкатулки, а на кредиты, которые тогда можно было взять. Семья Лопатиных как жила, так и сейчас живет в маленькой квартирке.

Если говорить о сегодняшнем заработке художника, то, если за месяц он заработает 25 тысяч (рублей), это для него будет большим успехом. Практически удается наработать лишь на половину того. Жили бы и вовсе худо, но выручают личные подсобные хозяйства.

Все зависит от самого художника. Мы уже упоминали тех 120 настоящих изографах, которые поистине творят, так вот, как и перед революцией, кризис промысла привел к тому, что многие опускаются до откровенной халтуры. Так же как в те времена стали писать “расхожие” иконы, так и сейчас многие берутся за весьма сомнительные заказы. Например, расписывают “под палех” мобильные телефоны, или малюют шкатулки с “Мерседесами” на крышках, или пишут пошлые портреты “новых русских”. А недавно заказчик искал художника, который бы ему изобразил “икону”: улыбающуюся Богоматерь. Художники отказывались, ведь есть же предел даже у пошлости. Но заказчик вскоре уехал в хорошем настроении; видимо исполнителя он нашел.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Ивановская обл.