Простые вятские орлы

Конец эпохи терроризма?

...Наверное, мне “повезло”. Я последний человек, могущий воочию созерцать этот музей. Музей очень необычный: он посвящен знаменитому... террористу.

Да что там музей! Почти 70 лет город Орлов носил другое название - Халтурин - в честь все того же государственного преступника. Конечно, при советской власти имя Степана Халтурина гремело совсем в другом направлении: он считался борцом за свободу рабочего класса и против тирании. И совершенно неважно, что на место царской тирании пришла почти такая же государственная машина - и без сомнения более жестокая. А вот при царе его имя наоборот старались стереть из истории, даже дом, в котором он родился разобрали и куда-то увезли. Дом-музей впоследствии собирали из кусочков, привезенных из другой отдаленной деревни.

И теперь музей в родной деревне террориста закрывают. И не подумайте, что по политическим причинам! Все гораздо трагичнее. Музей давно переименовали в “Музей крестьянского быта”, внешне он представляет собой усадьбу зажиточного крестьянина XIX века. Он бы и существовал, но случилось, что деревня Журавли (сочетание-то какое красивое: “деревенька Журавли под городом Орловым”...) обезлюдела. В полуразрушенном и разграбленном состоянии теперь все дома кроме двух: этого самого музея и домика, в котором проживает одна женщина. Женщина до последнего времени работала музейным сторожем, но появилась проблема, которую иногда называют “русской болезнью”. Короче, она ушла в длительный запой и теперь охранять культурную ценность просто некому - за последнее время в злодеи два раза снимали в Журавлях провода. А жить в эту “дыру” (расположенную, кстати, всего-то в 5 километрах от центра города) не соглашается никто.

Степан Халтурин был сыном зажиточных крестьян, а “зажиточными” в Орловском уезде считались крестьяне, имевшие не меньше 10 коров. После смерти отца Степан получил наследство и подался с друзьями не куда попало, а в далекую Америку - строить там коммуну. Вольнодумству он научился от политических ссыльных, которых в Орлове было хоть отбавляй. До Америки он не доехал - его просто обокрали в поезде, и пришлось Степе нищенствовать в Петербурге, где он сошелся с народовольцами. Первым его делом было покушение на царя Александра II: в Зимнем дворце (Халтурин туда устроился краснодеревщиком - мастерству он обучился на родине) рядом со столовой была заложена бомба. Царь опоздал к обеду - это спасло ему жизнь. Степан скрылся и “всплыл” только через два года, он участвовал в покушении на одесского прокурора Стрельникова. Оно было удачным, но злодеев схватили, и Степан Халтурин в 1882 году был повешен. Ему было 25 лет. Не обокрали бы его в поезде - жил бы, может, век. Судьба.

А в 1923 году его именем назвали город.

Теперь ликвидируют и музей, точнее, переводят его в город, в помещение бывшей типографии. О каком крестьянском быте может теперь идти речь - неясно, но у сотрудников Орловского краеведческого музея есть надежда: может быть, найдутся какие-нибудь террористы или просто бандиты, которые помогут деньгами ради сохранения музея. Ведь какой-никакой, а духовный брат! Шутка, конечно, но в каждой шутке есть доля горечи...

Кузница землеустройства

Население города сокращается стремительно: смертность превышает рождаемость в пять раз. Если и был когда-то здесь “золотой век”, то наверное таковым можно было назвать промежуток между 1459 и 1489 годами, то есть между годом основания города вольными новгородскими поселенцами и годом завоевания “орлов” дружинами московитов.

С промышленностью сейчас здесь тяжело. Самым большим предприятием является небольшая, всего на 200 работников, фабрика, на которой производятся шахматы. Шахматы самые что ни на есть примитивные, деревянные, кажется, в эпоху компьютерных игр один их вид вызывает снисходительную улыбку, тем не менее, предприятие сейчас живет вполне нормально. Почему - я понял после того как побывал на фабрике. Меня сначала вообще не хотели туда пускать, но потом все же пустили - и то разрешили посмотреть только конечную операцию - упаковку продукции. Выяснилось, что в то время как в стране все подобные предприятия развалились, здесь сохранили уникальные наработки и теперь, когда Орлов стал монополистом в производстве деревянных шахмат и нардов, “шахматные орлы” очень боятся... промышленного шпионажа. Меня, кстати, тоже приняли за шпиона.

Но в Орлове есть еще учебные заведения: педколледж, ПТУ и сельскохозяйственный колледж. Последний довольно знаменит и при поступлении в него наличествует весьма приличный конкурс. Молодежь хочет учиться - и в Орлове есть возможность получить образование, не заплатив за это астрономических взяток. Но нужны ли в регионе, в котором сельское хозяйство, мягко говоря, в запустении, специалисты-аграрники? Директор колледжа Александр Овчинников утверждает, что сейчас, в данный момент, специалисты сельского хозяйства нужны - и даже очень (кстати, его супруга Татьяна Кимовна - тоже педагог, только работает она в педколледже):

- Вообще они нужны при любом раскладе экономики, при любом виде собственности. Но нужны “готовые” специалисты, практики, чтобы не тыкались как котята...

- Но что такое - “готовый” специалист?

- Старые специалисты, из советских времен, не умеют видеть перспективы. Они уже для пещеры. Они не понимают, что такое быть богатым - когда ты знаешь, что нужно не только выживать, но и развиваться. А когда я богат - я свободен.

- Странно все это слышать. Ведь и поля брошены, и поголовье сокращается... Но что такое - свобода?

- Это - независимость. Я никому не обязан, ни сверху, ни снизу, ни справа, ни слева. Нужно еще иметь доброе начало - на работе, в семье...

- Как-то все это абстрактно...

- Самое творческое отделение у нас землеустроительное. Там учатся грамотно использовать земельные ресурсы. Сейчас наконец-то, в связи с принятием Земельного кодекса, начинается правильная земельная политика. В районных землеустроительных организациях мало специалистов, и у нас на это отделение самый большой конкурс.

- Но ведь это - не производители.

- Сейчас самая сложная задача лежит на руководителях предприятий, а до такого надо дорасти. Мы ведь еще готовим и гидромелиораторов, и менеджеров, но самый большой дефицит - на землеустроителей.

- Но есть вообще у российского, или, скажем так, вятского сельского хозяйства будущее? Ну, например: существуют ли в районе рентабельные хозяйства?

- Да, целых три. Там перспективные, вдумчивые руководители и им нужны специалисты. Такие, чтобы умели видеть на два шага вперед. Таких мы и стараемся готовить...

Орлы по жизни

Но почему все-таки город был назван Орловым? Есть три версии. По первой все было завязано то ли с воеводами, то ли с купцами по фамилии Орловы. По второй здесь, на высоком берегу Вятки, гнездились орлы-беркуты. По третьей, принятой официально, все пошло от древнерусских слов “рель” или “релка”, обозначающих гористый речной берег. Как бы то ни было, как назовешь корабль - так он и поплывет. Сами жители Орлова зовут себя “орловчанами”, а на Вятке их называют “орлами”. И называли так даже когда “орлы” именовались “халтуринцами” (прямо как прямые сподвижники террористов!).

В общем, приходится соответствовать прозвищу. Среди уроженцев Орлова, к слову, много героев Советского Союза.

Но сам город внешне не слишком пригляден. Во-первых, здесь (видимо, движимы новым “халтуринским” предназначением) разрушили шесть храмов из семи. Да и вообще город оставляет ощущение сильной запущенности.

А потому вид более-менее аккуратного домика, да еще украшенного резными цветами и птицами, способен вызвать самые благостные чувства. Идешь себе по старенькой орловской улочке - и вдруг замечаешь группку, которая поет и пляшет под гармошку. А невдалеке этот самый дом-красавец. Гармошку из рук гармониста вдруг выхватывает одна из женщин - и в руках ее инструмент словно преображается! Запели частушки:

Как по городу Орлову

Катятся арбузики,

Да, это не арбузики -

Парни - карапузики!..

Оказывается дом с птицами принадлежит гармонистке. И даже более того, она сама его так отделала. Зовут ее Ольгой Карсаковой и работает она на мебельной фабрике (второе по численности сотрудников после “шахмат” предприятие) старшим товароведом. Муж Владимир - кочегар, мужик он хороший, но к творческим занятиям жены относится, скажем так, с терпением. То есть, помогать - не помогает, но и не мешает. Точнее, частенько намекает на то, что вроде бы нехорошо выделяться из общей массы.

Дочки-двойняшки Катя и Света тоже не слишком-то понимают маму. А Ольга просто любит все красивое. Цветы и птиц она выпиливала сама, сама их прибивала и сама изнутри и снаружи расписывала в доме двери, стены, пол и даже потолки - все теми же цветами.

А гармошку Ольга освоила здесь, в Орлове, когда еще училась в школе. Учил один парень-гармонист, а что до того что женщина, вроде, так ведь если отец и брат играли - как девчонке им не позавидовать! Тем более что вятская гармошка - такой инструмент, который сам в руках поет. Несмотря на то, что работы много, Ольга успевает играть в городском ансамбле гармонистов “Славянка”, в котором она - единственная представительница слабого пола. Ездят не только по району, но и в соседние города, и выступление “орлов” всем нравится - за особенную энергетику и редкую виртуозность. Нравится ездить и Ольге: всеж-таки душу можно отвести и людей порадовать.

Родной, Орловский агроколледж Ольга умудрилась окончить дважды, по двум специальностям: экономист-бухгалтер и юрист. Ольга вообще убеждена, что в жизни никогда не надо тормозить на достигнутом. Правда, беда, что зарплаты на фабрике несколько месяцев не платят, но она убеждена, что не это главное. Главное - чтобы дома и в семье было ладно:

- ...Роспись иногда так захватывает, что бывает, в доме забудешь прибраться, обед приготовить. “Сам”-то ругает: “Лучше бы супу сварила...” А я все хожу, приколачиваю, выпиливаю...

Свой Орлов Ольга любит, несмотря на все его достоинства и недостатки. Достоинства, по ее мнению, только одного плана: “Городок зеленый, рядом лес, грибы, ягоды, лекарственные травы”. Прямо как описание какой-то деревни...

Великая мудрость куклы

Нина Васильевна все чаще и чаще вспоминает свою тетушку Анну Федоровну Карпову. Она прожила до 90 лет и дети Нины Васильевны запросто и любовно звали ее “Теньтюрой” (упрощенно от “тетя Нюра”).

Теньтюра родилась в семье, в которой было 17 детей, она была старшей, и, соответственно, возилась со всеми своими братишками и сестричками. Нянчила она и племянников с племянницами, в том числе и Нину, а вот самой Теньтюре Господь детишек не дал. И как-то лихо у этой добрейшей женщины получалось делать куклы - буквально из всего, что могло попасться под руку: веточек, травки, ниток, тряпочек. Тряпичные куклы она называла “завертышами” и буквально из нескольких обрезков материи, из шарфа или из носового платочка Теньтюра в минуту могла “скрутить” маленького человечка.

Нина Васильевна росла на окраине города, в коммунальном бараке, ведь Киров долгие десятилетия оставался городом ссыльных, и там с детишками занимались разные добрые старушки, среди которые особенно запомнилось нашей героине бабушка Агафья. Пусть она была и не родная, но куклы для малышей бабушка Агафья делала еще более красивые и добротные. И, что самое интересное, бабушка вязала куклы обязательно из трех кусочков материи и говорила: “Так надо, это наша, вятская...”

Потом настала взрослая жизнь. Нина Васильевна вышла замуж за военного, помотались они по всей стране, родили двоих детей, игрушки им покупали обычные, советские, и в общем-то до самой пенсии Нина Васильевна не задумывалась о каком бы то ни было творчестве. Да и добрые бабушки из детства всплывали в воспоминаниях не слишком часто. Толчком к пробуждению “кукольного” интереса стало событие настолько нетривиальное, что о нем обязательно нужно рассказать.

Как-то в гостях, за общим разговором, услышали они такую байку: парень, далекий родственник, хотел женится на девушке, но ее родители поставили условие: свадьба только при условии, что родные жениха отправят молодых в свадебное путешествие куда-нибудь за кордон, например, на Кипр. Валентину Михайловичу (мужу нашей героини) стало настолько “обидно за державу”, что он заявил: “Что это за отношения такие пакостные, вот я, например, возьму - и сам поеду в свадебное путешествие со своей женой! Все-таки Нина тридцать лет верой и правдой мне служила...” Продал он машину - и они поехали в свадебное путешествие в Турцию. Через тридцать лет после свадьбы.

И вот, что интересно: супруги Осиповы пробыли там две недели и почему-то именно там, побывав в гостях в одной турецкой семье, она вдруг вспомнила... о куклах. Оказалось, в Турции тоже делают простенькие куклы, почти такие же, как некогда Теньтюра и бабушка Агафья! Турки объяснили так: у них девочки с самого раннего возраста учатся трудиться. Сначала они овладевают искусством изготовления кукол, потом - рукоделиями, а после - ремеслами.

Дома, в Кирове, Нина Васильевна при библиотеке №5 организовала клуб “Валентинка”, естественно, в честь любимого супруга, да еще и потому, что Валентин Михайлович стал его первым спонсором. Клуб объединяет женщин в возрасте от 50 лет до теоретической бесконечности (на самом деле возраст самого пожилого члена - 82). Как объясняет сама Нина Васильевна, клуб для того, чтобы “люди жили, а не доживали”. Сначала женщины просто занимались рукоделием, учились делать такие же вещи, которые сохранились в бабушкиных сундуках, теперь же род их деятельности изменился. Женщины проводят занятия в школах, детских садах, санаториях (для взрослых), приобщая людей - как детишек, так и остальных - к миру творчества.

И почти сразу же после основания клуба Нина Васильевна пришла (точнее, вернулась) к куклам. Знакомые все чаще стали привозить из деревень народных кукол, самых разных, и казалось, что их разнообразию нет предела, тем не менее, в процессе изучения наша героиня поняла, что куклы могут разниться по манере изготовления, материалу, но их вполне можно классифицировать. И, когда она стала все “раскладывать по полочкам”, то перед ней во всей своей глубине раскрылись подлинное значение кукол для жизни и мудрость народа, все это придумавшего:

- Природа никогда не позволит нам забыть некоторые вещи, то самое сокровенное, главное, что таится в, казалось бы, самом простом. И вот эту простоту мы с подругами, кажется, начинаем понимать...

Первую куколку делали младенцу еще когда он лежал в колыбельке. Она так и называлась: “младенчик”. Он был совсем малипусенький, похожий на ребеночка, завернутого в пеленки, и легко мог поместиться в самую маленькую ладошку. Очень нужен был “младенчик”, если у ребеночка был повышенный мышечный тонус. Ребенок инстинктивно мял игрушку и как бы массировал ладошку, которая, как теперь доказано, имеет связь со всеми органами тела. Говорят, “младенчик” мог помочь даже при тяжелых случаях, то есть, если дите рождалось с какой-нибудь врожденной болезнью. Кстати, ребенок сам, инстинктивно чувствует, что “массаж” закончен и выпускает “младенчика” - тогда его вкладывают в другую ручку.

Следующая традиционная кукла - “отдарок за подарок”. Когда ребенок вырастал настолько, что переставал (простите) писаться, мальчика одевали в штаны, а девочку - в сарафан; после этого они уже не могли называться “дитем”, а становились “парнем” или “девкой”. Но за этот подарок дети должны были в ответ подарить “отдарок”, куколку, которую они изготавливали самостоятельно при незначительной помощи бабушки. Дети делали “отдарки” часто, если ходили на именины или какие-то другие праздники - это был самый распространенный вид дарений от детишек. Делался “отдарок” всего лишь из одного лоскутка, и больше всего он напоминает японское оригами, которому сейчас учат малышей, чтобы развить у них пространственное воображение. Так что и японцам у нас есть чему поучиться...

Следующая по сложности кукла, которую осваивал деревенский ребенок - “закрутка”, которая делалась из трех квадратных лоскутков. Она ко всему прочему являлась еще и личным оберегом. На сей счет у Нины Васильевны есть интересное наблюдение: ее подруги из клуба лежали в больнице и там они пожилых людей научили делась “закрутки” - для маленьких пациентов детского отделения. Так вот, те из больных, которые делали “закрутки”, на две недели раньше выписались. Дело здесь, как думает наша героиня, не в мистике, а в развитии моторики пальцев и все том же массаже ладоней.

Более старшие дети мастерили “крестьянские” куклы, изображавшие женщин с ребенком, или мужчин. Делались они уже из множества лоскутков и в сущности выполняли функции современных Барби и Кена, с двумя существенными отличиями: кукольная жизнь крестьянских детей была не стандартным образом богемного существования “звезд”, а отражением собственного воображения ребенка. И второе: собственноручно сделанная кукла, согласитесь, духовнее миллиардного клона. Кстати, кукла создавалась ребенком под свою руку и не превышала 25 сантиметров, а теперешняя наука доказывает, что громадные куклы даже вредны для психики ребенка.

Если кто-то думает, что с наступлением зрелости куклы забывались, он ошибается. Были в старину и женские куклы, называли их “Параскевами”. Параскева-Пятница - всеобщая покровительница женщин и ремесел. Всего на сегодняшний день Нине Васильевне известны 12 видов “Параскев”. Они разные, но цель у них одна: защитить женщину, помочь ей.

Были “Параскевы” многорукими и многоногими - чтобы женщина везде успевала. Они напоминали собой каких-то индийских божеств, что, впрочем, напоминает о наших общих арийских корнях. Были и “Параскевы” в форме креста, не крестовине, как бы на руках несущие полотенца - дар “защитнице”. “Параскев” украшали по своему вкусу, наряжая из обрезками ниток, пуговицами, булавками и прочими отходами рукоделия. Занятно, что размер “Параскевы” зависел от величины семьи.

Наверное, читатель все это слышит впервые, для него это какая-то дикость, язычество. Но это было. И очень жаль, что мы об этом слишком опрометчиво забыли.

Кстати, Нина Васильевна считает, что обыкновенная игольница на стене современной квартиры - тоже разновидность “Параскевы”. Дело в том, что наша генетическая память пока несет в себе то, что ум давно отучился понимать.

Гений машинного доения

Вообще-то начиналось все не слишком романтично. Валентина дала себе слово, что никогда не пойдет работать на ферму - и вот, почему. Дояркой была ее мама Александра Григорьевна и Валентина прекрасно знала, что это такое.

Семья была большая, отец погиб, и мама, кроме того что пропадала на ферме, в одиночку тянула на себе шестерых детей. Умерла она рано, в 52 года, от болезней... ну какой тут может быть оптимизм? Из родной деревни Полом Валя убежала при первом же случае, а таковой представился вскоре: строился громадный химический завод и поселок при нем, названный Восточным, вот туда наша героиня и подалась. Завод имел оборонное значение и создавался там истинный советский рай, с прекрасными домами, магазинами, кинотеатром и прочими прелестями, так обычно привлекающих молодежь из глубинки. Подвело здоровье - от химии стали болеть глаза - и Валя вернулась на родину.

Теперь она понимает, что на то было мудрое указание судьбы. Дело в том, что в связи с развалом экономики завод остался без оборонных заказов, поселок - без денег и теперь ее родственники, закрепившиеся в Восточном, глубоко страдают от холода в “шикарных” квартирах и от безработицы.

В родной деревне Валентина работала кассиром совхозного отделения и одновременно являлась местным комсомольским вожаком. Вскоре она вышла замуж за своего ровесника, красавца с есенинскими кудрями Аркадия, только что вернувшегося из армии. “Пришел, гармонь на плечо повесил, прошел по деревне, кудрями тряхнул, и...” В общем, гуляли они совсем недолго, была свадьба а вскоре у них родились сын и дочь, Дмитрий и Светлана. И все бы жить - да тут новый удар судьбы. Из отделение совхоза решили ликвидировать и по сути молодая семья Подгорных выбрасывалась на улицу, к тому же в деревне закрылись детский садик и школа.

Стали думать, что делать дальше и послышали, что есть такой поселок Костино, в котором строится современная (по тем временам) ферма. Аркадий съездил туда на разведку и узнал, что там у руля стоит очень сильный руководитель по фамилии Сивков, который берет на работу только тех, кому еще не исполнилось 30-ти, согласен он взять Подгорных - и сразу дать квартиру - но при условии: муж идет механизатором, жена - дояркой. Уж очень не хотелось Валентине в доярки, но выхода не было. Переехали они в 81-м.

Не знала она еще, что это был самый удачный в ее жизни выбор...

В Костине, кстати, родился их третий ребенок, Ольга. Валентина слишком хорошо знает секреты работы доярки, потому как в детстве частенько подменяла больную мать, а потому “впрячься” в этот нелегкий режим с подъемом в 3 ночи (или утра - смотря как поглядеть...) было относительно легко. Но тогда был и смысл: доярки зарабатывали до 500 рублей (из-за рекордных надоев) и по достатку вполне могли соперничать с шахтерами. Надои в Костине и теперь самые высокие в области, да и зарплаты тоже (правда, нынешние четыре тысячи смешно сравнивать с тогдашними пятистами). Есть только одно “но”: хозяйство давно переквалифицировалось на овощеводство, приносящее прибыль, а вот коровы, даже несмотря на то что поголовье сохранено, перешло в разряд “хобби”. Дело дошло до того, что возле правления на месте, где по идее должны красоваться портреты передовиков, разместили рекламу овощей.

Итак, доила себе Валентина, доила, и вот однажды на ферму приехала какая-то комиссия. Долго начальство ходило, приглядывалось к тому как трудятся доярки, девчонкам было непонятно и страшновато, но вот от серой начальственной массы отделилась женщина, подошла к Валентине и со значительностью в голосе произнесла: “Вот, из нее я и сделаю чемпионку...”

И они приступили... к тренировкам. Женщина оказалась главным зоотехником области и звали ее Лидия Ивановна Лаптева. Тренировки заключались в следующем: Валентина обучалась доить не только правильно, но и быстро, без “хлопков”, “подсосов”, чтобы ничего не брякало, не падало, не проливалось. Еще “ударили” по науке, осваивали теорию доения и животноводства вообще. К тому же Валентина училась на скорость, практически с закрытыми глазами собирать и разбирать доильный аппарат. Тренировалась много, мучительно, иногда доходило до ссор:

- ..Ох, и много она на меня сил положила. И работали мы с ней... скажем так, плотно. Она меня и по рукам колотила, и поревели мы вместе, и домой приходила - ничего сделать не могла - сразу падала...

И вот настали первые соревнования. В городе Вологде проходил чемпионат СССР по машинному доению, куда собрались команды из всех республик и областей. Вообще соревнования доярок состоят из трех частей: сборка-разборка аппарата, теоретические вопросы и собственно самое доение. Состязались долго, неделю, и в итоге Валентина заняла всего лишь десятое место. Вообще-то попадание в десятку ее тренер воспринял как большую победу, ведь участвовали несколько сотен доярок (и, кстати, дояров), теперь же Валентина оценивает результат с другой позиции:

- Все места выше заняли женщины из Прибалтики и Украины. Они ведь другой культуры были: более опрятные, аккуратные, да и работали как-то по другому...

Больше всего Валентине тогда жалко было женщин из южных республик: они были одеты в шаровары, по своей традиции, - а их заставляли в комбинезоны залезать.

- Ох, они ревели... Это и на результатах сказывалось. И вы знаете, уже близко был развал СССР, а доярки все такие дружные были!

Она все так же работала простой дояркой, но теперь ежегодно выезжала на чемпионаты, которые в результате Перестройки все время находились на грани срыва, но, тем не менее, проходили. Целое десятилетие наша героиня “крутилась вокруг да около”, но призового места она достигла только в 93-м в Челябинске (правда, трижды Валентина становилась чемпионом области).

За Челябинск ей немного обидно: победила доярка из того самого хозяйства, где и проходил чемпионат, ну, да всем известно, что дома и стены помогают.

“Звездный час” ждал ее еще через четыре года: чемпионат проводился на родине, в Кирове. Несмотря на “родные стены” условия чемпионата были жесткими: до начала конкурса на ферму приходить было нельзя, группа коров (четыре головы) определялась по жеребьевке, да и вообще никаких поблажек не давалось. По закону подлости получилось, так, что единственная на всю ферму лягающаяся корова досталась именно нашей героине (сама ее кличка - Малюта - обязывала быть агрессивной). Естественно, Малюта показала свой норов в самый “подходящий” момент: долбанула копытом по ведру с водой, отчего оно улетело метров на десять. Помог “свой” слесарь - быстренько нашел и подставил новое ведро. После этого инцидента Валентина уже ни на что не надеялась, но судьи за дойку неожиданно поставили максимальную оценку - 40 баллов, наверное, потому что контрольный додой (если после дойки судья может додоить больше 100 граммов, это считается браком) оказался почти нулевым.

Итак, через 10 лет борьбы она была названа АБСОЛЮТНОЙ чемпионкой России по машинному доению! Кроме медали и ленты, был внушительный приз: автомобиль УАЗ. Теперь Валентине уже не было стыдно перед кудрявым супругом Аркадием за то, что, пока она тренировалась и соревновалась, он сидел с детьми и вел хозяйство. Это был царский подарок - специально для любимого и все терпящего мужа. УАЗ, правда, продали, купили старенькую иномарку - и отдали ее сыну.

За время, пока Валентина шла к чемпионству, в округе развалились все хозяйства, осталось только родное, костинское, и здесь до сих пор средние надои не опускаются ниже 6500 килограмм на корову. Есть у них и рекордсменка, Волокуша, дающая 10000 килограмм. Секрет прост: у хозяйства умные руководители, да еще овощеводство дает много отходов, которые идут на корм скотине. Несколько лет назад ей предложили перейти в бригадиры. Она сначала отказывалась, ведь бригадирская доля несладкая - надо за всем следить, бороться с вечно пьяными скотниками, следить за тем, чтобы слесаря случайно не выпустили молоко в канализацию - и, что самое главное, никакой благодарности и сплошная ответственность. И еще: бригадиры не могут участвовать в соревнованиях. А за долгие годы в Валентину настолько проник дух соперничества, что доила она только с секундомером.

А вот дети... они Валентину Федоровну всегда жалели, понимали. Например, если она приходила с работы и ложилась отдыхать - никто не смел даже заговорить. А, в общем-то, как и в семье любой другой доярки, дети видели ее - не усталой, выспавшейся и веселой - слишком мало. Сын стал милиционером, старшая дочь получила высшее образование по молочному делу и уехала с мужем на нефтеносный Север. А младшая учится в молочном техникуме. В доярки дети не пошли бы ни за что. Да и 3-летней внучке Полине Валентина Федоровна такой судьбы не пожелала бы. Тяжело...

Ну, а как там, в будущем, определит судьба - никому не ведомо.

Тебе пою, о, огурец!

...И настает день, когда жители вятского села Истобенск поздравляют

друг друга: “С огурцом вас, мужики!..” - “С огурцами вас, бабоньки!..”

...А еще существует целый обряд посвящения в огуречники. Значит, так:

берется один, по возможности, самый крупный экземпляр, и изнутри из него

вырезается мякоть. В образовавшуюся полость наливается, конечно, водка.

Человек, желающий стать огуречником, должен оное опорожнить и закусить тем

самым огурцом. Если через сколько-то времени он не валится с ног (а относится

это к лицам обоего пола), то в таком случае двери одного из самых скрытных

узкопрофессиональных “союзов” России для него открываются. Есть, правда,

еще одно “но”: в огуречный мир принято пускать исключительно коренных

истобян.

Жизнь огурца окутана тайной и недомолвками с самого его рождения. До

сих пор бытует странная традиция, согласно которой огурцы надо садить

скрытно, чтобы никто из соседей и даже домашних не участвовал в работе и

вообще не видел самого этого процесса. Особенно надо беречься посторонних

глаз при посадке начальной полосы. Первый выросший огурец положено

закапывать тут же, в огороде и не дай Бог, если кто-либо подглядит! Иначе,

нападет на урожай желтизна... Собираются огурцы с утра, поскольку они имеют

странное свойство расти только по ночам. У этих овощей есть даже свой

христианский покровитель, отвечающий только за благополучие огурцов. Его и

зовут соответствующе: мученик Фалалей-огуречник.

Уже когда подъезжаешь к селу Истобенск, начинаешь подозревать, что

здесь что-то не так. Уж очень какие-то однообразные огороды, ровнехонько

рассеченные длинными грядками. Явно, что не картошка, не лук и не капуста. И

среди каждого огородика (они немаленькие, соток по тридцать) обязательно

заметишь копошащиеся человеческие фигурки. Только при ближайшем

рассмотрении понимаешь, что все это - огуречные плантации. Известно, что в

любом нашем более-менее населенном пункте главная улица именуется

Советской или Ленина, здесь же главная улица носит имя... Труда.

Почему в этом селе, находящемся в регионе с не слишком ласковым

северным климатом, прижилась всего одна культура, - загадка. Земля здесь самая

обыкновенная: голая глина, жирно налипающая на ноги и навевающая

неопределенную тоску. История донесла до нас сведения о том, что некогда

жители Истобенска, прямые потомки новгородских ушкуйников, вообще не

имели огородов а жили они исключительно рекой. Точнее, истобяне издревле

(село впервые упоминается в летописях под 1379 годом) служили на северных

реках капитанами, шкиперами и просто матросами. Жили настолько

благополучно, что не нуждались в личных подсобных хозяйствах. Но Вятка

постепенно теряла свое значение торговой реки, а потому и возникли проблемы

с достатком. В 1822 году местное земство обратилось к властям с просьбой о

выделении крестьянам земель, которая вскорости была удовлетворена.

Первая культура, которую стали возделывать истобяне, были вовсе не

огурцы, а капуста. Заготавливали ее в жутких количествах и засаливали в

собственноручно изготовленных бочках. Потом дружно переключились на лук.

Но только такой скромный овощ, как огурец (почему-то ему все время

приклеивают эпитет “не жилец”...), по-настоящему принес им удачу, славу и

достаток. Достаток до такой степени, что истобяне до сих пор считаются

самыми зажиточными людьми во всей России-матушке. Так ли это на самом

деле, мы еще увидим, но вот о значении истобенского огурца в судьбе нашей

родины поговорить стоит. Не случайно ведь поются частушки типа: “Истобенск

- село большое, там хороши мужики, у них головы капустны - огуречны

кулаки...”

Житель любого северного города - находись он в Мурманской, в

Архангельской, в Пермской области, или в республике Коми - прекрасно помнят

улыбчивых людей (славянской внешности) на рынках, торгующих огурцами

прямо из громадных деревянных бочек. Но мало кто знает, что эти люди и есть

истобяне. Казалось, что истобян - миллион, но на самом деле население села

составляло всего-то тысяча триста душ. Они “пахали” и в прямом и в

переносном смысле этого слова. Лелеяли и блюли каждый огурчик и в итоге

засаливали по несколько десяток бочек на семью. У огурцов много врагов-

вредителей, от слизней и тли до кошек, которые здесь, в Истобенске, наверное,

за нехваткой другой пищи, выучились поедать огурцы. Борьба со всеми этими

напастями требует неусыпного внимания.

Внешне истобенский огурец вовсе не отличается от своих собратьев из

других регионов, но вся его прелесть заключалась во вкусе. Вкус, цвет и,

конечно же, замечательный, “фирменный” хруст достигался не способом

переработки, но уникальнейшими условиями хранения.

Истобенский огурец еще называется подледным. И вот, почему. После

краткой засолки в течение двух суток, огурцы в бочках помещаются в

специальные ямы, называемые здесь “речками”. К настоящей реке Вятке ямы

имеют весьма приблизительное отношение, так как вырываются не возле реки, а

около ручьев и родников. Но вот родники-то как раз и дарят огурцам

уникальные свойства. Дело не только в чистоте воды, но и в постоянной ее

температуре - около +4 С -, причем, как и летом, так и зимой.

Истобян почему-то считают очень тяжелыми людьми, и меня не один раз

об этом предупреждали. На поверку оказалось, что это вовсе не так. В любой

дом, куда я вошел (честно скажу - наугад) хозяева встречали дружелюбно, поили

чаем и раскрывали буквально все свои “огуречные” секреты. У каждой семьи

они свои. Не существует единой рецептуры и каждый добавляет в рассол свой

набор ингредиентов, среди которых постоянные участники только укроп, чеснок

и хрен. Остальное - личное творчество огородников.

Если закладка огурцов в ямы (и ямы у семей индивидуальные) процесс

долгий и не слишком приглядный, то доставание подледных огурцов,

приходящееся на весну, обставляется как праздник. Здесь даже стихи про это

сочиняют:

Майской весенней порой

Из речки тащат огурцы,

Это бывает всегда,

Как только наступит весна...

В этом участвует вся семья: расчищается застарелый снег, пилой “Дружба”

вырезается во льду квадратная лунка и из нее - одна за одной - вытаскиваются

при помощи трактора или снегохода бочки. Количество бочек, в зависимости от

урожайности года, варьируется от 10 до 50.

Трудно понять, как умудрялись истобяне самостоятельно возить 250—

литровые бочки (истобенский стандарт) за тысячи километров на поездах и

самолетах, но это было так. Но это происходило до некоторого времени. Где-то

около шести лет назад реализацию взяли на себя совсем другие люди. Как уж

там их называть - коммерсантами, посредниками или спекулянтами - каждый

решает сам, но истобяне им сейчас благодарны за то, что часть их труда,

касающаяся реализации, перешла к другим. Есть, правда, отдельные голоса о

том, что на огурце кто-то сказочно наживается, дворцы строит и прочее, но и те,

кто не доволен ситуацией, так же сдают огурцы тем же перекупщикам.

Принимают огурцы хоть и не по шибко великой цене,

но нынешние транспортные тарифы таковы, что, если простой истобянин

решится однажды отвезти свои огурчики, например в Мурманск (а возили и

туда), выйдут они не простыми, а просто-таки “золотыми”.

Напоследок – местная народная типа поэзия:

Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он огурцы солить заставил

И лучше выдумать не мог!

Его рецепт - другим наука:

Берешь огурчик (рублик-штука!),

Наполнишь бочку всю точь - в точь,

И солишь, солишь день и ночь...

Добавишь хрена и укропа,

Листа смородинного часть,

О, Боже мой, какая сласть!

Халвы не надо и сиропа,

Хрусти и думай: “Вот те на!..”

Город в мехах

Слободские мужики вообще всегда были сметливы. Едва только призрак капитализма (тогдашнего, не сегодняшнего) замаячил на горизонте, они смогли его привадить и оседлать настолько, что город на Вятке-реке из зачуханного поселения для ссыльных в считанные годы превратился в промышленный гигант. “Раскрутившиеся” предприниматели строили в центре города особняки и как знак своей “крутизны” украшали ворота своих резиденций каменными львами. А потом власть поменялась и вместо капитализма слободчане приступили к строительству т.н. светлого будущего.

Первым достижением советской власти стало поголовное разворовывание каменных львов. Вторым - перепрофилизация производств. Колокололитейный завод превратился в ремонтно-механический, спичечная фабрика - в фанерный комбинат, винокуренный завод раскололся на спирто-водочный и пивной. И только скорняжное заведение Лесникова не только не поменяло сути, но и выросло в крупнейшее и знаменитейшее на весь бывший Союз предприятие по выделке мехов и пошиву шапок и шуб. Настала Эра Белки.

Гигант элитного скорняжничества назвали “Белкой” не абы как. Государственные умы придумали вот, что: охотничьи артели добывали белок (в сумасшедших количествах), на фабрике из шкурок зверушек сшивались пластины, которые продавались за кордон, ибо там, в Европах долгие годы держалась мода на изделия с беличьей подкладкой. Параллельно шили элитные шубы. На “Белке” до сих пор бытуют легенды и тосты о том, что некогда у них заказывала себе “прикид” сама Алла Борисовна. Партийные и государственные деятели - от Сталина до Горбачева - в счет не идут, уж для этой-то шушеры здесь нашили столько, что и в Титаник бы не поместилось.

А потом настала друга эра. Эра фанеры и водки. После очередного, последнего прихода капитализма государство “Белку” банально “кинуло”. Наверное валютную выручку от сшитых в рулоны русских белок надо было вкладывать не в развитие мировой социалистической системы, а в модернизацию производства - но это весьма сложная политическая материя, которой мы касаться не будем. Для нас важно, что теперь не то что Алла Борисовна, а даже большой любитель всего мехового Боря Моисеев или сладкая парочка из “Тату” вряд ли разместят заказ в Слободском; простите, для них это теперь - “дыра”...

Но что же делать нескольким тысячам меховщиков, за столетие с гаком составивших целые династии? Плюнуть на все - и уйти в фанерное производство (тем белее что теперь фанера - продукт валютный и приносит она солидный доход)? Но люди все же цепляются за мех!

“Белка” работает и сейчас, правда, сейчас трудно понять, какие силы руководят этим большим предприятием. Ясно только, что фабрика частная и недавно она разделилась на два предприятия - АО “Белка” и ООО “Белка”. Это не первое дробление, которому, возможно не будет конца: “вниз” тянет громадная материальная база, которую в свое время, как, впрочем, и всю нашу страну, оставили под обстрелом всяких обстоятельств. По законам военного времени в таких случаях положено делиться на маленькие отряды и спасаться поодиночке, но ведь у нас, кажется, не война (хотя, чуть ниже мы узнаем, что именно война).

Как бы то ни было, на “Белке” (уж не знаю точно - АО, ООО или еще какой-нибудь зашифрованной тарабарщине) нас приняли любезно. Один из директоров (с директорством на “Белке” тоже неразбериха) Леонид Тарасов многозначительно заметил: “Я должен заражать коллектив оптимизмом...” Кроме всего прочего мы узнали, что фабрика давно сделала ставку на изделия из овчины и кролика:

- ...Да, теперь приходится констатировать, что подавляющее большинство россиян не может купить песца, белку, лису. Есть только одна непреходящая мода - на норку - но норковые шубы у нас стоят от 50 до 250 тысяч рублей... вот и считайте, может ли ваша жена позволить себе такое. И сейчас на первом месте у нас по потреблению шубы, шапки, велюровые изделия из овчины, на втором - детские вещи из овчины и кролика, на третьем - госзаказ: головные уборы, куртки для военных, железнодорожников и других ведомств. Пока мы тендеры на госзаказ выигрываем, но... число конкурентов год от года растет. Но, вот, что я хотел бы заметить. Сейчас потребление дорогих мехов растет, и в основном потребители - россияне. Это “новые русские”, банкиры, чиновники... и слышал я где-то, что наша страна - мировой лидер по потреблению мехов...

Самое презентабельное место на фабрике - магазин. Точнее, меховой салон, внутренней отделке которого мог бы позавидовать средний парижский бутик. Несмотря на то, что директор только что рассказал об “уходе на овчину”, шикарных шуб здесь было намного больше, чем следовало бы предположить. Всего же в Слободском, который, откровенно говоря, не может похвастаться чистотой улиц и опрятностью домов, мы насчитали аж 10 меховых салонов - наверняка это рекорд плотности магазинов, торгующих шикарными шубами, на душу населения.

Магазины принадлежат вовсе не “Белке”, а маленьким “акулам бизнеса”, частным предпринимателям, рискнувших заняться мехами. Но и этого мало: частники и находящаяся в процессе передела и клонирования “Белка” - лишь вершина гигантского айсберга, называемого “меховой промысел”. Кроме официально зарегистрированных частных предприятий, в городе имеется множество нелегальных мастерских, а многие из слободчан скорняжничают в одиночку.

“Айсберг” по вполне понятным причинам сопротивляется. Скажу откровеннее: мы пытались установить контакты с мелкими предпринимателями, но они от бежали от нас с фотокорреспондентом как черти от ладана. И даже более того: владельцы меховых салонов, вполне легальные купцы (по сути, они - прямые наследники легендарного Лесникова), подъезжавшие к своим владениям на шикарных иномарках, посылали нас куда подальше. Выглядело это более чем странно.

Чуть позже я понял, почему происходит именно так. Они... боятся! На вид эти ребята круты, а один из “меховиков”, “расставив пальцы веером”, самодовольно заявил: “Пишите лучше, корреспонденты, буквари...” А в глазах-то его таился страх!

И я решил попробовать написать букварь. Про меховое дело. Вот первые буквы:

А: “а пошли бы вы...” - главная хитрость мехового промысла вот, в чем: если государство его “оседлает” полностью, предпринимателей задушат налогами, а потому профессиональная солидарность здесь - святое.

Б: “бригады” - закупкой сырья и реализацией продукции занимаются т.н. “бригады”; поскольку меха - штука дорогая, чтобы не навести бандитов, схема передвижения “бригад” с товаром по стране сохраняется в страшной тайне.

В: “вертеться надо” - нужно постоянно чувствовать конъюнктуру рынка - мода меняется каждую зиму и шить надо то, что будут брать.

Г: “главное табу” - сырье, то есть, шкурки. Вполне легальные цифры: зверохозяйства всей страны производят не больше 3 миллионов шкурок норки, потребность всех предприятий России - 12 миллионов. И шубы шьются. Мне кстати, намекнули: если не хочешь работать всю оставшуюся жизнь на аптеку - в сырье не суйся...

Д: “дальше будет лучше” - дело в том, что в Европе укрепляют позиции “зеленые”; в Англии, в Голландии, в Дании - закрываются зверофермы. Инициативу перехватывают китайцы. Но ведь пока русское все еще считается лучше китайского. Сейчас главное - удержаться на ранке...

Можно было бы продолжить “меховой букварь”, рассказать про то как мехом (как промыслом) заинтересовались отечественные нефтяные короли, какие есть способы ухода от налогов, про то, где на самом деле берутся меха, но я рискую попасть под... ну, скажем так, неадекватную реакцию со стороны меховщиков. Лучше напоследок мы познакомимся с предпринимателем, не отказавшимся от общения с прессой.

Юрий Колесов, владелец салона “Элегантные меха”, согласился уделить нам полчаса, таков оказался промежуток между общением с заказчиками. Юрий в Слободском - своеобразный “уникум”: он изначально решил заниматься мехом по-честному, открыто. Кроме двух салонов, у Колесова имеется свое производство, поэтому его трудно отнести к разряду халявщиков-перекупщиков, а продает он только то, что производит. Сейчас в его фирме трудятся 40 человек, в том числе, кстати, и его супруга:

- ...Но в нашем меховом бизнесе не по количеству людей надо судить, ведь мы работаем с дорогими вещами. Я даже считаю, что в меховом деле сорок человек - это многовато; у нас есть фирмы, в которых работают по два-три человека, и ничего: ездят на “Ауди”. Кстати с нашим количеством работающих мы по конкуренции, по обороту идем сразу после “Белки”. А остальные для меня - “ботва”...

- А почему же вы решили по-крупному?

- Я сам раньше работал на “Белке”, механиком, и шесть лет “оттрубил” там в шапочном цехе. И жена моя, Галина, тоже на “Белке” работала. Надо сказать, почти все предприниматели - выходцы оттуда. А с мехами я работать стал не сразу: сначала на рынке торговали с женой, цветами там, кухонными наборами, а потом мы заметили, что меховая сфера сильно запущена. Первыми частниками-меховщиками были другие, они и сейчас дома шьют, но тихонечко, на высовываются. А с объемами... так получилось. Сначала мы занимались только мужскими шапками, потом, когда магазин открыли, надо было ассортимент расширять, вот так мы и пришли к полному ассортименту. Просто у стратегии, которую мы выбрали, другого варианта на было, как расширяться.

- Жена дома, жена на работе... не тяжело?

- На мехах нужно жену рядом, ведь у нас очень большие ценности. Одну шкурку “проворонишь” - три тысячи убытка.

- А планы расширяться у вас есть?

- Сейчас мы решили остановиться. В прошлом году у нас один магазин подожгли (слава Богу, мы товар спасти успели!), а в другой магазин, в самый сезон, гранату кинули...

- ...Ого!..

- Да... У нас в городе есть такая, мягко говоря, “нездоровая конкуренция”. Причем, я знаю, кто, но пока нет доказательств, а потому не могу говорить открыто. Вот, скажу про планы - а завтра мой новый объект возьмут - и подожгут... У нас полгорода шьет, но они тихонечко это делают, таймя, и знаете: мне это не мешает, так как мы работаем профессионально. Ну, а развитие... Мы решили так: если деньги свободные появятся - мы их будем во что-то другое вкладывать...

...Иные спросят: почему именно здесь, в глубинке развилось меховое дело? Случайного ведь ничего не бывает: за век с небольшим в Слободском вырос целый полк профессионалов, знающих о мехе все. Близко находятся богатые нефте-газовые регионы, жители которых не только любят одеваться тепло и красиво, но имеют к тому же деньги. В Москву слободчане со своими шубами не суются, комплексуют: “куда, мол, нам, вятской деревенщине...” В общем, будущее у здешних мехов есть и оно вовсе не мрачное (что касается всяких бандитских “штучек” - то, если сравнить с той же Москвой - здесь тишь да гладь).

Обидно за другое: раньше, когда раскручивался Лесников со своим скорняжным заведением, его в рамках конкуренции не поджигали и гранат в магазины не бросали. В общем, нынешним купцам и промышленникам гораздо труднее, чем тогдашним, но это уже проблема не города Слободского, а всей страны.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Кировская область.