Маленький, но дорогой Малмыж

Это зрелище по недоразумению назвали карнавалом. На самом деле я видел спектакль, сценой которому служил весь город, а большая часть горожан являлись актерами. Все происходит на Казанскую, в престольный праздник. С одной стороны, дело Божеское, но ведь не должно же все ограничиться богослужениями!

И что можно было увидеть: лже-казаков на настоящих лошадях, но к картонными шашками и трехлинейками; персонажей “Властелина Колец” со всякими Хоббитами и гоблинами; женитьбу графа Дракулы (конечно же, на покойнице) и со всякой нечистью в свите; племя индейцев с человеческим жертвоприношением; пчеломатку с трутнями; рыбака Костю со своей морячкой; похороны... культуры (да-да! везли гроб, на котором было написано: “Культура” и искренне плакали...); “дружбу народов” (почему-то все больше с восточными женщинами); змея Горыныча-искусителя; странствующий цирк; племя чертей; скорую БЕСпомощь, реанимирующую беса; пожарную команду позапрошлого века; курицу с престарелыми цыплятками; кошачье-хулиганскую команду, продающую молочко от бешеной коровки и сшибающую деньги на пиво... да всего и не перечислишь! И, что характерно, лицедействующих было больше, чем зрителей.

Я не знаю причины такой необыкновенной активности малмыжцев. По идеи люди, жители официально признанного самого бедного региона России (Кировской области) должны замкнуться в себе и наплевать на все и вся. Но, когда я познакомился с человеком, который все это придумал, явился вдохновителем и духовной - не побоюсь этого слова - матерью праздника, все более-менее встало на свои места.

Зовут эту прекрасную во всех отношениях женщину Любовью Галимзяновой. Сама Любовь Анатольевна, директор Районного центра досуга, утверждает, что ничего ей и не надо было придумывать, нужно было просто дать понять людям, что время смеху есть всегда. И смехом можно спастись. От всего. И не она виновата в том, что люди в Малмыже такие творческие и заводные.

Кстати о цене. Праздники ныне, как известно, дороги. Но здесь научились обходиться малым: весь бюджет праздника Казанской составил 50 тысяч рублей - включая организацию мотогонок и оплату работы заезжей попсовой группы “Россияна”, устроившей зажигательный концерт на стадионе. Все деньги - спонсорские вклады местных предпринимателей, среди которых нет особо “крутых”.

После созерцания такого феерического действа с особенным удивлением узнаешь, что слово “малмыж” переводится с марийского языка приблизительно как... “сонное царство”!

Вот здесь впору обратиться к истории, которая у Малмыжа, мягко говоря, нестандартна. По сути Малмыж - маленький “Вавилон”, здесь перекрещивались пути многих народов, в результате чего оформился в Малмыже и районе своеобразный интернационал. Взять Любовь Анатольевну: сама она русская, родом с Севера, а вот муж ее - татарин. За время своего пребывания в Малмыже мне посчастливилось увидеть лишь одну свадьбу, и здесь приблизительно такой же случай, как в семье Любви Анатольевны, только наоборот: женились русский, Константин Напольских, и татарка, Гульнара Саляхутдинова. Очень, кстати, симпатичная пара!

Малмыж не случайно назван по-марийски (более точный перевод названия города: “место для сна, отдохновения”). Когда-то согласно легенде, в этих благословенных местах жили марийцы и правил ими Князь Полтыш. Земли вокруг благоприятствовали земледелию, и не случайно на них замахнулось Казанское ханство. Татары были хитры, выдавали марийским князьям ярлыки на княжение, и брали с мари ясак (налог). Мзда была велика, но мари оставались довольны тем, что татары дарили им иллюзию независимости. И тут пришли русские.

Случилось это после взятия войсками Ивана Грозного Казани. Вообще мари считались миролюбивым народом (впрочем по мнению Костомарова марийцы были “самыми свирепыми из финно-татарских племен”), но по какой-то причине променять татарское иго на власть Москвы они не захотели. Есть версия, что татары не трогали марийской веры. Русские обязательно хотели христианизировать черемисов (мари) и те сражались за богов своих Юмо и Кереметь. И была 26 апреля 1553 года битва за Малмыж. Окончилась она тем, что князя Полтыша задело пушечным ядром и он вскоре скончался от раны. Как говорит предание, его похоронили верхом на его любимом коне, на горе, которая называется Болтушева (русские Полтыша называли Болтушем). По другой легенде Полтыша похоронили по марийскому обычаю в озере, в лодке. Сохранилось предание, что с князем утонула шапка, полная золота; она еженощно, ровно в полночь всплывает, но... никто точно не знает, в каком озере лежит Полтыш. Озер в долине реки Вятки сотни.

Полтыша заменил брат Токтауш, который стал подданным Москвы. Марийцы основали новое поселение, которое назвали Мари-Малмыжем. На месте сожженного марийского города построили новый, русский Малмыж.

В XVI веке князь Андрей Курбский писал о Малмыжском крае: “...В земле той поля великие, и зело преобильные и гобзующие на всякие плоды, тако же и дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойны, и села чисты; хлебов же всяких такое там множество, воистине вере к вероисповеданию неподобно, тако же и скотов различных стад бесчисленных множества...”

Русские в Малмыже были разные. Стрельцы “первого созыва”, которые пришли еще с первым воеводою Адашевым, среди марийцев назывались “адашевцами”. Это слово было равносильно “разбойникам, поскольку адашевцы совершали набеги на марийские и татарские селения с целью наживы. В наше время это мероприятие именуется “зачисткой”. Стрельцы, после присланные из Нижнего Новгорода, именовались “кыргызами”. Посадские, народ, переехавший сюда, чтобы выращивать хлеб и развивать ремесла, “острожниками”. Последние так назывались, так как в русском Малмыже центром бытия считался острог, место, где содержались преступники, отдыхающие по пути в Сибирь, на каторгу или в ссылку (через Малмыж проходил Сибирский тракт). Позже острог сломали, на его месте воздвигли тюремный замок, в котором имели честь (либо несчастье) побывать такие видные представители русского истеблишмента, как Радищев, Достоевский, Сталин и т.п. Ныне тюремный замок в прекрасной сохранности. В нем находится дурдом... Ой, простите: психиатрическая больница.

Стрельцы конфликтовали между собой и с посадскими. Потомки стрельцов были богаче, так как занимались торговлей, но, когда в 1785 году их переименовали в крестьян и выселили в особую Пахотную слободу, они сожгли город дотла. Но это не помогло: стрельцы и посадские заняли положение, обратное их предкам. Первые пошли в ямщики, вторые - в купцы.

В 1887-м году безымянный путешественник описывал так: “Город Малмыж походит скорее на село. Тянется он вдоль берега реки Шошмы (правого притока Вятки) с запада на восток. Западная часть совершенно низменна и болотиста, располагает к лихорадкам, восточная же часть более возвышенна. Здесь устроена земская больница, ремесленное училище и городские казармы. На соборной площади устроен водоем, из которого водою пользуются местные жители и пожарный обоз; на этой площади разбросаны небольшие деревянные здания и помещается деревянный гостиный двор. Улицы и площади - немощеные и, будучи вычищенными, в благоприятное летнее время представляются в исправном виде. Тротуары, частью каменные, частью деревянные, не совсем безопасны для пешеходов, а в других местах их совсем нет...”

Как ни прискорбно, описание это почти полностью подходит для описания Малмыжа сегодняшнего. Хотя с другой стороны - много ли в России осталось таких мест, где с легкостью можно окунуться в позапрошлый век? В общем сонное царство. Но почему оно на Казанскую так “выстреливает?! Или Малмыж - тихий омут?

А люди здесь гордые. Любимая их поговорка: “На свете есть три города: Париж, Малмыж и Мамадыш”.

Бутыломания

Количество бутылок, собранное в домашней коллекции жителя села Калинино Файзылхака Низамеева, исчисляется тысячами. Среди них нет ни одной одинаковой. Но, что самое невероятное, содержимого ни одной из бутылок коллекционер ни разу не пробовал...

Секрет “стойкости” собирателя по отношению к спиртному из бутылок кроется в роде занятий села Калинино. Большинство из них, в том числе и сам Файзылхак Низамеевич Низамеев (в жизни его зовут просто Геной) работают на спиртозаводе. Этот спиртозавод, еще под названием “винокуренного” основал в позапрошлом веке купец Александров. Так, неспешно, он и пыхтит по сей день, одаривая окрестности ароматами барды и даря сменяющимся поколениям села Калинино обидное прозвище “бардохлебы”.

Гена три года уже как спирта этого в рот не берет вообще. Как он сам говорит, “отдыхает”:

- ...Тормоза плохие стали. В последний раз ка-а-а-ак загудел... и сказал себе: “Стоп!” А как же мне было не пить, если родился на спиртозаводе, дак. И родители там работали, и жена там. Аля аккурат на том же месте, что и моя мать работает - дрожжеваром. Это самая тяжелая работа - бражку варить...

Гена называет себя “инкубаторным”. Дело было после войны, в мужиках был недостаток, вот он и родился как бы без отца. Хотя отца своего он знал - хороший человек, и семья у него хорошая. Чтобы помогать матери, он еще мальчиком пошел на спиртозавод - подвозил на вагонетках зерно. А после школы всю жизнь шоферил - все там же, на спиртозаводе. Сейчас, поближе к пенсии, перешел, правда, в кочегары, что немного мешает его страсти.

Объясню, почему мешает. Дело в том, что началось все с чисто материального интереса. Как шофер, Гена возил на родное предприятие зерно со станции Вятские поляны. Когда настала перестройка, все больше бутылок стало скапливаться в придорожных канавах. Причем, во времена борьбы с пьянством пошел настоящий бутылочный шквал. Как видно, на дороге выпивать было безопаснее. Гена останавливался, подбирал бутылки, а, когда дома скапливался целый кузов, отвозил в приемный пункт стеклотары.

Когда перестройка кончилась и начались т.н. реформы, ассортимент из обычных “Столичной”, “Пшеничной” и “Особой” стал несколько расширяться. Ликероводочные заводы начали придумывать необычные этикетки и лихие названия. Гена стал самые интересные из бутылок откладывать в сторону. Когда таковых накопилось больше двух сотен, он сколотил в сенях полки и расставил находки на них.

Со стороны Альфиры (или просто Али) сначала противодействия не наблюдалось. Оно началось позже, когда собрание переполнило подсобные помещения и Гена начал претендовать на жилые пространства квартиры. Пока побеждают бутылки (уж сильно страстно Гена относится к собирательству): они занимают не только сени, но и прихожую, кухню и немножечко зал. Борьба за стену зала - нынешняя реальность. Еще один конфликт возник на почве внутреннего освещения. Гене нужен полумрак, так как от яркого света этикетки выцветают и отклеиваются. Аля любит, чтобы было светло, а потому не желает вешать плотные шторы. На этом фронте пока одерживает верх жена. Впрочем собиратель подумывает о постройке отдельного здания, своеобразного “бутылочного дворца”. Ограничивает лишь малое пространство двора, в котором должно оставаться место для домашней скотины. У семьи Низамеевых ведь не целый дом, а полдома.

Большой противницей бутыломании Гены была его теща. Она утверждала, что из-за этой нечисти (ведь ислам резко против алкоголя) из дома уйдет “фэрштэ” - “дух дома” (что-то вроде русского домового). Гена стоял на своем: “Раз начал - надо продолжать. Умру - тогда выбрасывайте...” Раньше умерла теща...

Сейчас коллекция составляет уже больше 3000 экземпляров. Ни одной похожей (хотя бы по этикеткам) бутылки в нет. Бутылки не стоят в беспорядке. Они, как и положено коллекции, систематизированы. Есть отделы Слободского ликероводочного завода, Яранского, Уржумского. Самый крупный отдел - уржумский. Это естественно, так как Уржум ближе всего к Калинино, а, поскольку бутылки подбираются на дороге, соответственно потребители зелья, кидающие опорожненные емкости, пользуются продукцией, которая продается в придорожных магазинах.

Но есть отделы Удмуртской водки (Сарапульский ликероводочный), Татарстана (Казань, Набережные Челны). Остальное уже по мелочи, так как московская водка дорога, ее покупают редко, а импортное здесь считай что не пьют. Кстати очень интересно наблюдать прогресс. Еще десять лет назад и бутылки, и этикетки были примитивными. Сейчас конкуренция жестокая и производители стараются заливать продукцию в свои, фирменные бутылки. А этикетки все больше похожи на произведения искусства и технологии: ведь появились и полиэтиленовые этикетки, и даже выгравированные или вытравленные прямо на бутылках.

Глаз у Гены заранее был “пристрелян”: еще когда он собирал бутылки для денег, уже на скорости, из своей кабины, но приучился определять бутылки по принципу “подойдет - не подойдет” (принимают-то их не все - 0,7 не берут). Теперь он на скорости уже даже и этикетки умеет различать. Но по другому принципу “уже есть или еще нет”. Кстати, и сдает бутылки тоже - но это только для того, чтобы хватило на бензин.

Сейчас Гена вовсю занимается улучшением коллекции. Он выискивает у знакомых или родственников (сами люди не несут - то ли стесняются, то ли не понимают Гениной страсти) такие же экземпляры, какие у него есть, но имеющую лучшую сохранность. Недавно на трассе открылась элитная гостиница и там работает Генин друг. Обещал наладить поставки стеклотары, возможно, элитной. К тому же Гена наладил новые маршруты: к местам массового отдыха, обычно на берегу реки Вятки. Там можно сказать, подлинный “бутылочный Клондайк”. Именно там дала старт часть коллекции, посвященная винным бутылкам. На дороге почему-то вино не пьют...

В винных бутылках Гену восхищают формы. Здесь производители вообще не знают тормозов - фантазия их бесконечна. Даже мужское достоинство могут в стекле изваять!

Особая часть собрания - “подпольная” продукция. Попросту говоря паленая водка. У Гены целая система выработалась, по которой контрафактную продукцию можно отличить от подлинной. Это и качество этикетки, и качество ее приклейки, и форма бутылки, и вид пробки. Можно сказать, Гена - главнейший эксперт по определению подлинности водки. Жаль только, его умение никому не нужно. Народу лишь бы пить, а что - все равно.

В Калинине пьют много. Сейчас, после прихода на спиртозавод нового хозяина, воровство спирта пресечено и местные алкоголики пьют всякую гадость типа жидкости для ванн “Трояр” или лосьона “Апельсинка”. А то и технический спирт хлещут. Этот вид пития (точнее, емкости из-под отравы) Гену не интересует. Вообще Гена понимает, что его коллекция в сущности печальна, ведь она отражает суть нашего бытия. Пьем. Много пьем. И конца этой реке не предвидится. Сам собиратель три года назад едва смог вырваться из крепких объятий змия, дав себе и жене зарок. Но сколько не смогло...

Для чего все это шоферу Низемееву? Они и сам не знает. У него две дочери, обе замужем, и их мужья не интересуются увлечением тестя. Ни разу ни одной бутылки не принесли. Может, внукам это нужно (их у Гены трое)? Вряд ли...

А может быть это нужно нам? Чтобы узреть, в каком угаре мы живем...

Строгая Римма, хозяйка Аджима

Аджим когда-то, лет сто пятьдесят назад, был очень богатым. Стоял на Сибирском тракте, кучу торговых лавок аджимцы завели, ярмарки устраивали. Ехали как-то архитекторы с проектом нового кафедрального собора в уездный центр Малмыж. Остановились перекусить... их угостили так, что архитекторы решили строить кафедральный собор... в Аджиме. А в Малмыже построили церковь поскромнее.

Аджимская Георгиевская церковь ныне действует. Что характерно, хотя ее и закрывали, вся церковная утварь сохранилась. Местные жители 70 лет прятали иконы в своих домах, передавая из поколения в поколения. Когда настало время - все до единого вернули в Божий дом! Хотя Римма Мударисовна Хайртдинова - татарка, мусульманка, она часто заходит туда, общается со священником о. Дмитрием Кононовым. Ему трудно, так как приход мал и беден, а потому и церкви нужно тоже помогать возрождаться.

Самый успешный житель Аджима - чемпион мира по биатлону Сергей Африканович Напольских. Его аккуратный домик стоит рядом с церковью. Он не самый зажиточный (“самые” - это несколько препринимателей-купцов, наживших капиталы на торговле), но “один из”. Свои деньги он заработал не на чемпионстве и не на спекуляции. Дело в том, что возле Аджима обитает “бог”. Прямо скажу, “богом” его называет Римма, а на самом деле он - заместитель генерального директора компании по перекачке газа из Сибири на Запад. В паре десятков километров от Аджима есть поселок Рожки и там находится газо-насосная станция. Туда же взяли на работу чемпиона мира - инструктором по спорту - отсюда и его благополучие. И дай Бог ему и всем газовикам здоровья, но дело в том, что “бог” (тот заместитель) не дает разрешения на техническую документацию на проведение газа в Аджим. Аргументирует тем, что ветка к Аджиму будет пересекать магистральный газопровод, самое святое в нашей стране. Вот Римма с ним и воюет.

Кстати Аджим еще в нормальном положении. В тех же Рожках тоже есть колхоз, тоже обнищавший. А дети газовиков и колхозников учатся в одной школе... Вот тут-то и виден контраст между уровнями жизни тех, кто копошится в земле, и тех, кто обслуживает Трубу!..

...Муж Риммы, Рафис Вазихович, “ушел на скотину”. Был он в колхозе главным строителем, но строить в последние десять лет было нечего, только разве что ремонтировать. Устав от безденежья, он уволился. Занялся домашним хозяйством. Здесь у всех, кто не ленится, крепкие личные подворья. Даже у главы администрации хозяйство большое: в нем корова, лошадь, пять телят.

Аджим всегда был интернациональным, но как-то здесь не принято было, чтобы женщина руководила. Чисто по-татарски. На женщине держаться должен дом, а мужики - начальники. Потому-то переворот в семье Хайрутдиновых можно назвать революцией. Поскольку мужа я так и не увидел, понял, что переживается эта революция тяжело (он просто ретировался, из-за стеснительности, наверное). Тем не менее Римма утверждает, что муж в ее деле - главный помощник:

- У нас взаимопонимание. Он меня морально поддерживает: я могу дома рассказать, что у меня случилось, какие проблемы. И он мне советы дает...

Изначально главой администрации Римма стала, можно сказать, от обиды. Она 18 лет проработала в здешнем Детском садике, и, когда донеслись до нее слухи о возможном сокращении, она попросилась, чтобы ее взяли в сельскую администрацию младшим специалистом. Вообще у Риммы высшее педагогическое образование, детей она обожает, но она решила, что из детсадика лучше пусть уйдет она, чем кто-то из ее коллег. Когда уже договоренность на переход была достигнута, Римму огорошили: “Твое место занято. Нам позвонили, чтобы мы взяли другую женщину...” Отсюда появилась и обида.

На обиженных, как говорится, много чего возят, но в данном случае произошло обратное. Настал 2001-й год, и подошел срок выборов глав администраций. И Римма выдвинула свою кандидатуру. Вообще-то родом Римма не из Аджима, а из другого села, Нуринера, который находится на территории Татарстана. Там, кстати, до сих пор немыслимо, чтобы женщина стала начальником. Сюда она вышла замуж. В Татарстане села намного богаче, там везде газ, улицы асфальтированы, зарплату в колхозах платят. И Римма захотела, чтобы Аджим стал таким же.

В соперниках на выборах у нее были три мужика: старый глава, бывший начальник Сельхозхимии и управляющий одного из отделений колхоза. Уважаемые люди, порядочные. Люди проголосовали за Римму. Видимо, внутренним каким-то чутьем поняли, что пора выходить на арену женщине. Римма шла во власть с идеей: вернуть людям веру в то, что может быть лучше. И вернуть людям веру в себя:

- ...Обидно было смотреть на то, как все разваливается. Кругом пьянка была, грязища. А о газе даже и речи не было. А первая моя цель была: чтобы в селе был внешний порядок. Я считаю, если у тебя дома, возле дома порядок у тебя - то и в личной жизни будет порядок. Помогла мне Людмила Васильевна Кондратьева, главный архитектор района: мы с ней прошлись по улицам, объяснили, что есть правила, согласно которому за “красной чертой” (территория от дороги до ворот) не должно быть места для дров, для стройматериалов. Да, пришлось писать административные протоколы, винить людей. И, представьте себе, они втянулись потихоньку! Прибираются, следят за чистотой. И появилась среди народа такая присказка: “Пока Римма не пришла, давайте уберем, траву выкосим...”

Плюс еще Римма смогла благоустроить две аджимские святыни: святой ключ и святой родник. Дело в том, что святыми их считают приверженцы любой веры, а значит эти источники важны для всех. Тем более что Аджимский округ включает в себя еще и деревни: Верхняя, Исаково, Исаево и Малая Кучка. Они как бы в стороне, эти деревни, а к святым источникам их жители все равно приходят. В эти деревни нет нормальных дорог, и сейчас перед Риммой стоит дополнительная цель: построить дороги. Поскольку со стороны никакого финансирования нет, Римма придумала такой ход: администрация скупает молоко у населения и сама везет на молзавод. Скупкой молока в Аджиме занимаются два частника и Римма изначально вступила с ними в конфликт - им не понравился конкурент. Да и Римма перво-наперво сглупила: предложила селянам сдавать молоко представителю администрации чуть дешевле, чем закупочная цена у частников. Естественно, селяне к ней с молоком “в очередь не выстроились”. Пришлось Римме договариваться с частниками, чтобы заключить “картельный сговор” в итоге все “игроки” на молочном рынке покупают молоко по одной цене (4.30), и молзавод тоже по одной цене у всех принимает. Но есть существенная разница: прибыль от своей спекуляции предприниматели кладут в свой карман. Администрация всю прибыль тратит на обустройство и развитие. В том числе и дороги начали делать. Но больше всего Римму удивляет другой факт:

- Прихожу я к этому частнику (который молоко скупает) и говорю: “Виктор Владимирович, дайте деньги на праздник...” Не дает. Оба не дают ни копейки. А вот колхоз наш нищий - а помогает. И деньги на праздник находит, и молоко мы возим на колхозном молоковозе. Я же говорю: председатель, Габдульбар Габдулхаевич Хасанов, - человек понимающий, болеющий за село родное, и за хозяйство. Строгости бы ему больше...

Следующим этапам стала борьба с безработицей. Конечно, подчистую ее побороть не удалось, но все же некоторого прогресса Римма достигла:

- Есть такие, кого никак не заставишь работать. Он лучше на бирже будет стоять, ему так удобнее. Но мы организовали бригаду при администрации: она обкашивает, погорелые места убирает. Клены обрезаем с ними (у нас борьба с кленами - слишком быстро разрастаются). На делянке они у меня работают: дрова заготавливают. Сначала стеснялись к нам ходить, а теперь поняли: облагораживать село - дело хорошее. По-настоящему неблагополучных семей у нас немного: две. Одна в деревне Верхней живет. Женщина выпивает, у нее девочка. После разговоров, после женсовета она закодировалась. Сейчас в колхозе работает. Жаль, что там не платят, но ведь в колхозе зерно дают, молоко, мясо. Это тоже ведь поддержка. Другая женщина, Ольга Лаптева, болеет туберкулезом. И ребенок у нее грудной. На женсовете решили мы ее на лечение отправить, а она - ни в какую. Возможно, будем настаивать на том, чтобы ребенка у не на время отобрать и пусть лечится. И ведь муж у нее есть, работает...

Женсовет, женсовет... Рудимент какой-то из советского времени. И что за женсовет такой придумала Римма? В этом органе семь человек. Это доярка, телятница, медик, учителя. Председатель женсовета - библиотекарь Нина Владимировна Клинова. Здесь обсуждаются все проблемы: если, например, женщина и или мужчина “загуляли”, если в какой-то семье сильные нелады - тут и женсовет включается. Например недавно в одной семье чуть не до убийства дошло, так женсовет сумел супругов, живущих как кошка с собакой расселить: дал женщине - пусть и временную - но отдельную квартиру. Казалось бы: муж судим, судима... ну, чего их жалеть? Пусть загрызут друг дружку! Но в Аджиме мыслят иначе: это люди, их земляки. И они должны почувствовать, что их благополучие - это капелька всеобщего благополучия - не побоюсь этого слова! - человечества.

- Мы и протоколы составляем, и по домам ходим - это если кто-то из супругов “пирует”. Разбираемся, посылаем на лечение. Боремся мы и с подпольными торговцами спиртным. Рейды совершаем (четыре “точки” обнаружили!), ловим, наказываем, штрафуем. Один торговец зельем совсем уехал из нашего села. Но все равно новые “точки” появляются. Я к ним просто прихожу и прошу: “Ну, что же вы делаете, своих же травите!” (И ведь торгуют-то в основном женщины, у которых мужья бросили пить...) Одна женщина мне говорит: “Моего-то двенадцать лет поили. Я не для себя, мне детей надо кормить...” Я им говорю: “Бог накажет” - “Прости, Римма, больше не будем!” Кто знает, может, кто-то сам не будет, а на кого-то всем женсоветом нажмем... Но в нашем деле есть и светлая сторона. Мы организуем конкурс: “Женщины на пьедестале”. Женсовет определяет, какая женщина у нас самая лучшая. И подарки даем. Ну, как не отметить лучшую доярку Миляушу Гайнуллину? Или не поблагодарить портного Ларису Уржумцеву, которая нас обшивает? Лучшего старосту награждаем (у нас ведь в каждой деревне староста). И не все старосты - женщины, двое из пяти - мужчины. Сейчас у нас лучший - Дамир Ракипович Гараев. Старосты у нас на общественных началах, без денег, но тоже стараются, понимают. Они - моя “правая рука”, ведь они ближе к народу. И у меня пять “правых рук”! А мечта у нас, у членов женсовета, у старост, у работников администрации, одна: видеть наше село таким, чтобы хотелось в нем жить!

Получается, Римма правит в своем селении “железной рукой”? Она с этой формулой не согласна:

- Я хочу добротой объяснить. Как ведь с молоком вышло: я долго убеждала людей, что нам дороги надо строить. Они поняли. Потому что человек откроется только если к нему по-человечески походить. Душевно.

Хранимые Ак-Патыром

Деревня Большой Китяк - исконное марийское селение. Всего их, марийских деревень в “кусте”, окруженном русскими и татарскими деревнями, семь штук. Русские села бедны так же, как и марийские, татарские намного богаче, с асфальтом и газом. Зато в Китяке есть древние достопримечательности.

Их всего две. Первая - старинный Сибирский тракт; отшлифованные веками и ногами кандальников камни будто хранят в себе дыхание истории. Этот тракт стал главной улицей деревни, и, несмотря на то, что машины эту кошмарную “наждачку” объезжают по обочине, что-то в тертых булыжниках есть удивительно теплое. Вторая - могила великого героя марийского народа Ак-Патыра. Переводится это имя с марийского как “Белый-Сильный”. Или Белый Богатырь. Толком никто сегодня не знает, что это был за человек (это в последнее время марийские историки по крупицам собрали какие-то сведения), но все века могиле Ак-Патыра поклонялись.

Он был местным князем и воевал с врагами, посягавшими на марийскую веру. Врагами выступили... русские, которые покорили Казанское ханство. Ак-Патыр был вассалом Казани, платил ясак, но взамен татары не вмешивались во внутренние дела мари. Впрочем и татары вели свою политику: они попросту ассимилировали марийцев, медленно, но верно поглощали их. И теперь жители татарских деревень, считающие себя татарами и исповедующие ислам, даже не подозревают, что на самом деле они - марийцы.

Русские действовали прямолинейно: “ежели мы вас захватили - извольте креститься!”. Церковь не терпела (да и не терпит) язычества. И марийцы, в сущности темный лесной народ, здесь схитрили. Они приняли христианство, но не забыли своих богов. Ходили в церковь, а в определенные дни посещали священную рощу, где совершали обряд жертвоприношения. А рядом с рощей, на окраине кладбища, поклонялись могиле Ак-Патыра. Эта могила обозначена была лишь березой. Она и сейчас стоит, только в более приемлемом обрамлении. По преданию это уже четвертая береза (предыдущие умирали от старости), и, исходя из средней продолжительности жизни этой породы деревьев, можно предположить, что Ак-Патыр был похоронен около 450 лет назад.

Дата совпадает с преданием, согласно которому Ак-Патыр вместе с другим марийским князем Полтышем вступил в бой с войском Москвы. Произошло это в 1553 году. Марийцы сражались храбро, ведь недаром они считались свирепыми воинами, но что они могли противопоставить пушкам? В общем оба князя пали. Где похоронен Полтыш, неизвестно (хотя есть предположения), а вот могила Ак-Патыра с самого дня похорон стала местом поклонения. Видно он больше хорошего сделал для своего народа. Когда Китякском кладбище, рядом с почитаемой могилой копают могилы, находят древние топоры, стрелы; видно, здесь похоронено много воинов.

Как ни странно, по преданию Ак-Патыра воспитывал татарский мурза. Он учился в Самарканде, вместе со своими сводными братьями Шиик и Акпа. Это известно по причине того, что могилы этих людей находятся в татарских деревнях Адаево и Казаклар, они тоже почитаются и среди татар ходят легенды как про Шиик и Акпа, так и про Ак-Батыра (так его именуют татары).

Николай Иванович Зайцев помнит, как власть запрещала поклонение, даже посты выставляли, запрещали подносить дары Березе и Священной роще, которая называется Кысь-Ото. Старики рассказывали, при советской власти давление на язычество было слабее, чем при царе. Тогда священники тех, кто приносил священные дары, вообще предавали анафеме. Тем не менее при любых властях все равно ходили к местным святыням, ночью, особенно в главный праздник Петров день. Богам положено было приносить в жертву барана, Ак-Патыру - гуся или утку. Где-то в 70-х годах власти охладели к марийскому язычеству и прекратили всякое преследование. Тем более что в марийском язычестве есть тайный ритуал: жертву приносят дома, кости сжигают и приносят в рощу хоронить так, чтобы никто не видел. Ритаул этот не в советское время родился, он такой же древний, как и народ мари.

В священной роще обитают боги. Каждый из них символизирует какую-то ипостась бытия. Женские божества: Иючин Ава, Млануя Ава, Перке Ава: Матери Рождения, Земли, Достатка. Мужские боги: Туня Юм, Мер Юм, Кар Юм: Отцы Мира, Общества, Неба и Судьбы. А правит богами главное божество: Ош-Кугу-Юмо, Большой Светлый Бог. Разве не красива эта мифология? И ведь Зайцев этим миром богов был пропитан с детства.

Николай Иванович работал и слесарем, и разнорабочим, и механиком. Но большую часть своей жизни был строителем, бригадиром колхозной строительной артели. Считай всю жизнь строил. Между прочим и в партии состоял. Шесть лет назад он получил очень тяжелую травму: когда разгружали лесовоз, лом сорвался и сильно задел нашего героя. С тех пор он не работает, а занимается домашним хозяйством, скотиной. А вот супруга его и сейчас работает продавщицей в частном магазине. Здесь, в Большом Китяке, почти все живут натуральным хозяйством. По мнению Николая Ивановича это тупик, так как в сельском хозяйстве должны применяться высокие технологии, которые возможно применить только в крупных хозяйствах. Но колхоз в его нынешнем виде - беда, так как у колхоза нет денег, чтобы не то что купить новые технологии, а даже выплатить колхозникам зарплату. Из такого состояния колхоз вряд ли выберется, а потому надо надеяться лишь на себя и на свои силы.

В хозяйстве Николая Ивановича имеется корова, несколько поросят. Большая пасека с “бортевым” ульем: из цельного бревна, как у предков. В общем-то на жизнь хватает, но натуральное хозяйства для XXI века - это все-таки смешно.

Когда Зайцев стал инвалидом, решил исполнить мечту детства. Он всегда с уважением относился к вере предков, ходил на жертвоприношения, но никак не мог понять: почему на почитаемой могиле всего лишь полусгнившая береза? Здесь-то наконец Николай Иванович решил исполнить мечту. Нашелся архитектор, который придумал проект. Но самое главное, Зайцев нашел спонсора, местного уроженца, предпринимателя и владельца колбасного цеха Валерия Аркадьевича Соловьева. Он понял ценность идеи и дал денег. И как не дать, если родная деревенька Соловьева так и называется: Ак-Патырево?

- Был момент, когда у Соловьева дела вниз пошли. Он ходил к березе, молился. Помогло. И он дал слово, что, пока жив, будет способствовать украшению места. Он смог понять, что нужно народу. Если бы не нужно было - люди не ходили бы туда...

Сколотил Николай Иванович бригаду из местных мужиков, и поставили они памятник, обустроили территорию. Даже туалет построили в сторонке, чтобы люди не гадили где не попадя. Ни Зайцев, ни другие мужики, денег не брали. Работали по-коммунистически. Но не спеша, старательно. Больше всего помогал лучший друг и “правая рука” - Василий Семенович Кунаев. А чуть позже приехал к Николаю Ивановичу православный священник из райцентра:

- Они с дьяконом вдвоем были. И давай: “Зачем ходят туда, это неправильно...” Мы немного с ним поспорили. И в итоге расстались друзьями. Человеку надо во что-то верить. И если каждый год в день памяти Ак-Патыра приходит все больше и больше людей, значит в этом святом месте что-то есть...

К облагороженному месту приезжали главные марийские жрецы, карты. Так исторически сложилось, что таких вот почитаемых мест в Марийской республике нет, поэтому карты были очень довольны. Приезжали как-то и русские язычники, интересовались, присматривались. А вот последний здешний карт, настоящий, убежденный язычник (Афанасий Илибаев), давно умер. Правда есть в этом краю один карт - правда не такой фанатичный - в деревне Старый Ноныгерь. Он сейчас и проводит моления. Сам Зайцев в ведение обрядов старается не залезать, просто участвует, как рядовой человек. Он считает себя простым строителем. Но сам часто ходит молиться к могиле Ак-Патыра. И трое его детей ходят. Перед армией, перед поступлением в институты - они обязательно молятся и приносят жертву. И все поступили, сын из армии здоровым вернулся. Сейчас учится в Тартуском университете, в магистратуре.

- У нас, в марийских деревнях, пьют много, и умирают от употребления суррогата. Их матери молятся в Роще, у могилы, чтобы не пили. И бросают ведь! И не скажешь про всех, что пьяницы, большинство - трудолюбивые, ответственные люди...

Коли сколотилась добровольная строительная бригада, мужики решили дело продолжить. В деревне Старый Ноныгерь сломался мост через реку Китячку. С администрации спросу мало, она и дороги-то не в силах ремонтировать. И решил Зайцев построить новый мост. Собрали они с селян по сто рублей, закупили материалы - и построили. Не какой-то деревянный, а металлический! Работали опять по-коммунистически, не за деньги, а за совесть. Вот, уйдут эти работящие мужики из жизни, а память-то наверняка останется: “А, это те самые Николай с Василием, которые мост построили...”

Теперь в процессе реализации новый проект. Жил в Большом Китяке поэт Николай Иванович Тишин. На всю страну он неизвестен, а в семи деревнях его помнят, хотя погиб он 75 лет назад. Его в 37-м расстреляли как “врага народа”. Сейчас мужики прорабатывают документацию, чтобы поставить Николаю Тишину памятник. Так что не все крутится вокруг язычества...

Николай Иванович не понимает, чем так не потрафило язычество властям и церкви. Ничему плохому оно не учит, а только уважение к предкам прививает:

- Есть святое место и люди, которые верят. Мы, мари, может, слишком доверчивые, но в нас упрямство есть. Не любим, чтобы начальство над нами стояло. Может, потому так своя религия и развита. Я хочу быть независимым и хочу быть самим собой. Стараюсь быть честным перед собой, перед своим народом. А они хотят под одну гребенку всех, так им удобнее управлять. Да и чистого язычества нет у нас, мы Христа не отрицаем, в церковь ездим. И праздник у нас главный христианский: Петров день. Это просто наш внутренний мир. Когда его потеряем, оскотинимся...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Кировская область.