Прекрасный дар Валдая

Ох, и ославил Александр Радищев валдайцев... третий век расхлебать не могут. Я немножко провоцировал жителей этого прекрасного города, напоминая им про главу “Валдай” из “Путешествия из Петербурга в Москву”. Самое мягкое, что я слышал, было: “Поймать бы этого зас...”

Дело в том, что Радищев написал книгу, имеющую цель донести до императрицы Екатерины правду о народной жизни, прозябающей вне Садового кольца (ой, простите - перепутал эпохи! - вне Зимнего дворца...) Каждая глава радищевкого путешествия была посвящена какой-то стороне жизни русского общества и не вина Валдая в том, что глава об этом городе была посвящена не колокольчикам, а другим “дарам Валдая”: женщинам... легкого поведения.

Писано Радищевым даже не в сарказмом, а со злостью: “...Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие...” Каково? И это патриархальная, целомудренная Россия? Это еще что: “...Путешественник, условясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится во двор... раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены, омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огонь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отяготченного любовными подвигами и вином путешественника сии... чудовища предавали смерти...” Чуть ниже находим авторскую ремарку: “...Не знаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася...”

Картины, нарисованные русским дворянином, зараженным французским вольнодумством, могли развернуться в любой точке Российской империи. Если отбросить временные препоны, нечто подобное можно найти и в современных криминальных хрониках - поэтому судить Радищева за клевету так же глупо, как обвинять современного журналиста зато, что тот “художественно” перерабатывает милицейские сводки. Но что же было на самом деле?

А было вот, что. Помимо литья колокольчиков, в Валдае в существовал еще один, не менее знаменитый по тем временам промысел: печение баранок. Даже Александр Пушкин, давая в письме своему другу Соболевскому инструкцию к путешествию между двумя столицами, советовал:

У податливых крестьянок,

(Чем и славится Валдай)

К чаю накупи баранок,

И скорее поезжай...

“Податливость” крестьянок - разговор отдельный, но заметьте главное: Пушкин советует Соболевскому не задерживаться в Валдае. Может, Радищев был отчасти прав? Научный сотрудник местного музейного комплекса Надежда Яковлева утверждает, что автор “Путешествия...” все-таки лгал:

- Наш ситный хлеб и теперь туристы увозят на память в Москву - такого аромата вы не изведаете нигде! Те баранки, которые пекли в Валдае (да и сейчас пекут) особенные, они, мне кажется, несут память десятков поколений. Дело здесь в целом комплексе, который соблюдался веками. Например, печь их надо в ночь с четверга на пятницу; это самая женская ночь. А в пятницу женщина не работает. Или работает “валдайской женщиной”... Проституция здесь не при чем. Баранок в Пушкинские и Радищевские времена пекли много, тракт был оживленный и нужно было умело их продать. “Валдайских девок” выбирали самых красивых, самых языкастых, причем были они не из бедных семей. Женщина побелила лицо, нарумянила щеки, одела красное платье, вышла на улицу - и она королевна!.. Здесь, вдоль “красной линии”, женщины стояли ухоженные, нарядные, веселые - ведь человек, который устал, не захочет смотреть на смурное лицо. А продавать они умели...

Но столичные и провинциальные представления о красоте и благородстве несколько разнились. Европейски образованный путешественник наблюдал такую картину: девушки стайкой вились у станции и нагло (не будем скрывать), бесцеремонно навязывали свой товар осоловелым от дороги господам: “Барин, милинькай, красивинькай, купи баранок!” Как нынешние цыганки! Ну, может, кому чего и наобещают... Практиковалась “продажа баранок с поцелуями”. Девушки целовали всех покупателей, как бы в “нагрузку” - прямо через бараночную дырку. Если путник покупает маленький “баранок”, то и поцелуй мимолетный; ежели баранок великий - поцелуй соответствующий.

Другой валдайский символ, колокольчик, тоже имеет “женское начало”. Не случайно по форме он напоминает женщину. У него есть “голова”, “туловище”, “сарафан”; самой же главной часть колокола является “юбка” (самая нижняя часть). Если у колокола проблема с юбкой, он потеряет свой голос. Фигурально говоря, колокол, как и женщина, должен быть целомудрен.

К Радищеву Надежда Петровна. Как и все валдайцы, относится с презрением:

- Если проанализировать книгу (вообще читать ее надо на сытый желудок, а то изжога появится), видно, что писал ее больной человек, который постоянно забывается в дреме под звон валдайских колокольчиков. Потому-то совершенно ничего и не понял. За семь лет до написания книги у Радищева умерла жена, и у него от этого немного потемнился ум. В ссылку, уже после приговора, к нему приехала сестра покойно жены, они поженились - и он стал писать стихи о бабочках, о цветах. Но и она умерла, и после этого Радищев окончательно лишился рассудка. Потому что без женской “подкрепы” остался. Радищеву повело, что он стал пионером в жанре русских “Путешествий” и все последующие заметки (особенно если описывался Валдай) опирались на его мнение. Получается, он нас заклеймил... Теперь туристы приезжают - обязательно им подай “валдайскую девку”! А все наши “девки” теперь - это бабушки, которые к туристическим автобусам приносят продавать клюкву...

Надежда Петровна - один из главных колоколоведов России и, без сомнения, она самый компетентный знаток валдайского колокольчика. В городе, кстати, есть единственный в стране Музей колокольчика. Он расположен в Екатерининской церкви, которая и сама имеет форму колокола. А история валдайского колокольчика очень интересна.

Легенда о его рождении удивительно красива. Отсылает она нас в 1478 год. Тогда по приказу великого князя Ивана Третьего с Софийской звонницы Новгородского Детинца был снят вечевой колокол. Его отправили в Москву. Русскому самодержцу не по душе было, что в Новгороде существует такая вольница, что любой гражданин мог позвонить в вечевой колокол, собрать народ и рассказать люду, какая мысль “тут к нему пришла”. Нет: колокол есть символ власти и только один единственный человек может притронуться к нему: князь Московский. По дороге, на одном из крутых склонов Валдайских гор, сани с колоколом покатились вниз, кони понеслись вскачь, колокол сорвался и, свалившись в овраг, разбился. Местные мужики, собрав осколки, отлили из них маленькие колокольчики. И с той поры в каждом валдайском колокольчике хранится частичка свободолюбивого духа Новгородской республики.

Как выяснила Надежда Петровна, это - не более чем легенда. На самом деле вечевой колокол благополучно добрался до Москвы, где был перелит в другие колокола. Первый колокол на Валдае был отлит мастером Александром Григорьевым в 1656 году для колокольни здешнего Иверского монастыря, основанного патриархом Никоном по подобию Иверской обители, что на Афонской горе в Греции. Валдайские колокольчики распространились где-то в конце 18 века и вышеописанное сказание придумали колокольные мастера в рекламных целях. Конкурентов валдайским колокольчикам долгое время не было, но во второй половине 19 века возникли другие колокололитейные центры: Пурех, Слободской, Касимов, Тюмень, Елабуга, Тула, Кунгур, Баранча. Прошло много лет, но в истории остались только “валдайские” колокольчики - и виноваты в этом не только русские поэты, воспевшие их “однозвучный и утомительный” звон. Дело все-таки в особенной “ауре” которой они были окружены.

Колокололитейные заводики в Валдае то возникали, то исчезали - в разное время их насчитывалось от одного до четырех - и особенно долгожительным и славным стал завод братьев Усачевых. Места производства колоколов считались особенными, зареченными. Изготовление даже маленького колокольчика обставлялось, как страшное таинство. Идете вы, к примеру, мимо колокольного завода, а там случайно отливают колокол. Бородатые мужики вежливо попросят вас отойти “от греха”, а, если вы станете упорствовать, подхватят под белы ручки - и отнесут куда подале.

Валдайские колокола славились не только звоном, но и надписями на них. Кроме стандартного “Дар Валдая”, старинные колокольчики и доселе несут на себе целое литературное наследие. Любимая надпись на свадебных колокольчиках: “Кого люблю - того дарю”. Разнообразных подписей можно насчитать сотни и сотни: что ни мастер - своя. Мастер-то был провинциальный, малограмотный, отсюда и жанр подписи - разговорный, что так умилительно смотрится в долговечном материале - бронзе. И все же эти строчки, отлитые в бронзе, необычайно добродушны: "МЕНЯ СОБОЙ ВОЗМИ ОТЪ МАСТЕРА БАСКОВА", "ЗВЕНЮ ПОТЕШАЮ ЕДУ ПОСПЕШАЮ", "КУПИ МЕНЯ Я УВЕСЕЛЮ ТЕБЯ", "ДЕШЕВО ЛЮБО ДАРЮ ДРУГУ". Были "мысли" и более пространные: "ПРОЩАЙ МИЛЫЯ МОЯ ЕДУ В ДАЛЬНЫЯ КРАЯ". И целые поучения: "ВОТЪ СТАРЫ ДРУХ ЛУТЧИ НОВЫХ ДВУХ"...

Сочетание “дар Валдая” к концу ХIX столетия стало настолько распространённым и даже устойчивым, что Достоевский в шутку предлагал воспринимать его в составе песни как глагольную форму — деепричастие — и, соответственно, предлагал новый глагол “дарвалдаять”. Он объяснял свою идею следующим образом: “Смешнее представить себе нельзя чего-нибудь, как город Валдай, дарящий колокольчики. К тому же глагол этот известен всей России, трём поколениям, ибо все знают тройку удалую, она удержалась не только между культурными, но даже проникла и в стихийные слои России...”

Есть один исторический факт, которым русский человек может весьма потешить свое болезненное самолюбие. А именно: финны и шведы с радостью делали подделки под валдайские колокольчики. Скандинавы были уверены в том, что каждая буква в колокольной надписи влияет на звучание изделия. Они дословно списывали валдайские колокольные тексты, досконально повторяли и форму валдайского колокольчика. Смысла надписи иностранные мастера не понимали и воспроизводили на своих изделиях даже свидетельство о том, что отлиты они якобы в Валдае тем или иным мастером. Иногда дотошные компиляторы подправляли или произвольно переставляли местами слова и буквы, выбрасывали некрасивые на их взгляд буквы.

Надежда Петровна убеждена в том, что скандинавы шли в верном направлении. Колокол на самом деле “говорит” то, что на нем написано. Если на изделии нет надписи, это чревато опасностями, ведь колокол - предмет сакральный. Ямщицкий колокольчик обязательно должен иметь надписи. Вот, к примеру колокольчик, не котором по юбке написано: “Колокольчик дар Валдая звучит уныла паддугой”. Если в надписи исправить грамматические ошибки, к примеру, вместо “уныла” - “уныло”, то колокольчик “потеряет” свою песню. Звучать он, конечно, будет, но та прелесть, присущая колокольчику будет потеряна. Дело в том, что лишний грамм металла на “юбке” колокола влияет на голос.

Вообще, поездка с колокольчиками была придумана не для того, чтобы барину не было скучно, а для элементарной безопасности - чтобы ямщик не заснул. Ямщик, когда садился на облучок, чтобы не чувствовать в ушах дискомфорт от непрерывного звона, постоянно вынужден был орать песни (отсюда - великое множество ямщицких песен). К тому же, при помощи песен выравнивалось давление на ушные перепонки, которое со стороны колокольчиков было довольно приличным.

Последний ямщицкий колокольчик был отлит в январе 1930 года. Тогда на заводе Усачевых собрались мастера и из остатков металла изготовили колокольчики с простой надписью “Валдай”. Немногим позже всех мастеров ждал “молох” Гулага, где они и сгинули.

Колокольчики с надписью “Дар Валдая” приноровились делать и сейчас. Но не в Валдае, а в Великом Новгороде (их продают в Валдае туристам), но в полной мере колокольчиками их назвать сложно; скорее это “сувенирная продукция”. Вообще, по наблюдению Надежды Петровны, ни в одном из старых колокололитейных центров России колоколов теперь не отливают:

- Все было разорено. У нас не сохранилось ни одной семьи, которая хранила бы традиции, и нет ни одного человека, кто смог бы поднять такое непростое дело. Несколько раз пробовали - но незнание и неумение оказались сильнее желания. Вообще поддужные колокольчики отливать крайне сложно, легче делать большие, церковные. И не нам тягаться с большими производствами; ЗИЛ отливал колокола для храма Христа Спасителя, так этот заказ обеспечил зарплатой всех рабочих завода на год. Самый, на мой взгляд, лучший колокольный мастер сегодня - Пятков Николай Геннадьевич из Каменска-Уральского; но и у него целое большое производство, все на компьютерах рассчитывается.

Нынешний колокольный музей планируется расширить (если, конечно, позволят средства). Сами колокола перекочуют в другое, не менее старинное здание, а в Екатерининской церкви будет находиться концертный зал, в котором желающие могут послушать пение разных видов колоколов и даже целые колокольные концерты. Вообще, будущее родного города Надежда Петровна видит в... возврате к прошлому:

- Нам не надо многоэтажных домов. В свое время в городе построили громадный завод “Юпитер” на две тысячи рабочих, и “высосали” таким образом деревню. При заводе строился микрорайон, так в позапрошлое Рождество теплоцентраль “жахнула” - и весь микрорайон, он у нас Молодежной улицей называется, остался без тепла. В тридцатипятиградусный мороз. А старушки на Народной улице, в стареньких домишках доже не заметили морозов, сидя у своих печек. Завод ныне в упадке - и сейчас у нас в музее смотрителями работают бывшие его работницы. Поэтому, как ни крути, будущее у города - за туризмом...

Кстати, сын Надежды Петровны, Евгений, тоже работает в музее. Он занимается формированием информационно-туристского центра, который как раз и занимается освоением туристического потенциала Валдая.

...А по вечерам с другого конца Валдайского озера, из Иверского монастыря, как из другого, горнего мира, доносится пение колоколов. Колокола небольшие, ведь монахи не обладают значительными капиталами, чтобы заказать себе многотонные гиганты. А потому иногда кажется, что там, вдалеке, из Петербурга в Москву несутся тройки...

Последняя жрица матриархата

В обычной жизни Нина работает администратором в гостинице. Портье, как говорят в Европе. “Отбарабанив” положенные сутки, она уходит на противоположный конец маленького городка, к себе на квартиру. И там она погружается в иной, ни на что не похожий мир...

Обыкновенная пятиэтажка на улице Ленина. Правда, ни названия улицы, ни номера дома вы не найдете: в городе, похоже, научились уже ориентироваться без всяких указателей. Пробираюсь к подъезду, перепрыгивая через грязные лужи. Простая квартира на четвертом этаже. На лестничной клетке — хоть глаз выколи, поэтому ориентируюсь почти на ощупь. Вместо электрического звонка какая-то рукоятка в двери, поворачиваешь ее, и...

Мне открыла дверь крупная женщина с добрым русским лицом. Сразу провела в комнату. Честно скажу, при входе в квартиру я слегка опешил: вся она населена была какими-то непонятными существами. По виду — куклами, но уж очень необычными. На стенах развешены красочные панно, тоже неясного содержания. Да и потолки, окна, даже пол — все было как-то... с чудинкой, что ли. Квартира больше походила на склад в кукольном театре или... на избушку Бабы-Яги из сказки.

Некоторое время трачу на то, чтобы сосредоточиться хоть на чем-то. Ладно, думаю, спрошу вот про это абстрактное панно из лоскутных кусочков над постелью хозяйки. Нина, видя мое замешательство, пытается объяснить:

— Этот лоскутный ковер называется “Благодать на все четыре стороны”. В нем все имеет свой смысл. Вот, видите, крест в центре? Это — языческий знак Солнца. “Солярный знак”. От круга в разные стороны расходятся красные и зеленые лучи, “кринами” называются. “Крин” — это лопнувшая почка, как бы обозначение начала жизни. Дальше, вот там, знаки Луны, “лунницы”. Это как бы Луна в движении, от молодой до старой. То, что внутри квадрата, есть соединение мужского и женского начал. Если взять всю эту космогонию, то Солнце свершает свой годовой круг, определяя всю нашу жизнь.

— А звездочки по краям зачем?

— Звезды — это пиктограммы, символы жизни.

— Нина... скажите, а для чего вам это все?

— ...У меня этот ковер забирали где-то на полгода, я — даже не можете представить, как плохо себя чувствовала. А когда вернули, будто родилась заново...

Ну, ладно. Смотрим дальше. На окне висит непривычное вязаное существо, некое подобие птицы. Оказывается, когда-то очень давно таких птиц, как правило, вешали на окна. Назывались они по-разному; эту, к примеру, Филином зовут, и птицы олицетворяли... зло. То есть всю нечистую силу. Зачем? А затем, что подобные обереги призваны были защищать дом от зла. По принципу: “клин — клином”.

Следующее настенное панно: на нем изображены русалка (обычная, каких мы привыкли видеть), и... мужик с хвостом! Мое недоумение Нина предполагала и популярно объяснила, что, мол, зовут его “Русалом”. Вначале славяне населили в своем воображении реки именно Русалами, и они в отличие от Русалок считались добрыми духами, не умеющими причинить вреда. Лишь изредка — в порядке назидания — он являлся в образе прекрасного белого коня, мирно пасущегося на лугу. Если какой смельчак пытался оседлать его, тот скакал во весь опор и уходил с тем храбрецом на дно. Но это были редкие исключения. Обычно Русал был покладистым малым и даже помогал утопающим. Потом, во времена христианизации Руси, духи становились все злее и злее.

Есть у Нины изображение “тотемного” животного новгородцев — Ящера. Тотемное — это значит, что все местные жители считают Ящера своим прародителем. А себя, соответственно, его потомками. В разных вариантах Ящера звали или Яшей, или Коркоделом. И якобы под Новгородом сохранилось древнее святилище, которое так и названо: Коркоделова гора. Вот другой сюжет работы Подчищаловой: фантастического вида зверь дерется со львом. Это, как объясняет Нина, поединок Единорога с Львом. Лев — олицетворение злого чужеземца, Единорог, называемый еще Индриком, — добро, всегда, естественно, побеждающее.

— Нина, все-таки скажите: откуда у вас интерес ко всему этому?

— Я родилась и выросла в деревне Зимогорье. Это древнее поселение, основанное еще тогда, когда Новгородская республика была. Потом там проложили тракт из Москвы в Петербург, и в Зимогорье стали заниматься ямщицким промыслом. Мои дед и прадед были ямщиками. Но больше всего я любила бабушку свою, Екатерину Григорьевну, простую крестьянку. Ведь какое у меня самое светлое воспоминание? Это когда я вхожу в бабушкин дом, а там — все белое, даже полы так натерты, что и они белые, и все кругом — в “зимогорской строчке”. Было у нас такое шитье. И пахнет накрахмаленным бельем... Я удивляюсь, ведь тогда никаких особенных отбеливающих средств не было... А запах морозного белья! То есть с мороза принесенного... От него даже голова кружится! И бабушка гладит его утюгом... Лампадка у иконы, еда из печки... Ничего лучше быть не может! Так это все загадочно было...

— Ну вот лампада, говорите. А язычество тут при чем?

— Я там в школе училась, мы историю проходили, а я все думала: ведь было же что-то до христианства! Чувствовала: стоит стена, а за ней что-то непонятное. Думала еще: откуда Русь взялась... Вот я и стала потихонечку проникать туда. Потом не было понятно, почему в христианских праздниках мы следуем языческим обычаям. И я думаю, что... язычество интереснее.

— Но ведь к жизни это не имеет никакого отношения...

— Как сказать... У нас есть такое интересное место, называется Фалевская гора. Я очень люблю туда ходить. Там раньше были две деревни, но теперь только один дом остался, и живет в нем пожилой мужчина. Он сказал, что из-под этой горы бьют два родника — с живой и мертвой водой. Где мертвая вода, там маленькие такие растеньица красные растут и больше — ничего. А однажды там корова провалилась! А вот у живого источника — будто рай какой. Меня туда мама впервые привела, когда мы за брусничником ходили, только про источник ничего не рассказывала. Но все равно, как это ни удивительно, мама сказала, что и сама туда любила ходить. А с самой горы видно три озера: Короткое, Боровское и Черное. Станешь на горе — и кажется, будто земля круглая... И если в одну сторону посмотреть, там под кривыми, красивыми такими соснами — курганчики. Они с востока на запад лежат. Я думаю, что это — древние кладбища, “жаленки”. А на горе языческое капище было.

— Ну и что?

— Мы там травы собираем. Они особенные, целебные. Давайте я вас чаем из них напою!

Чай был вкусный. Хотя я лично предпочел бы ему хороший цейлонский. Трава — не по мне. А хозяйка между тем провела краткий экскурс по местной, народной демонологии; оказалось, что куклы в доме Подчищаловой — не просто украшения, а ее домашние духи. Или демоны?

Вот ее любимый домашний дух, которого Нила ласково зовет Харитоном. В общем плане он называется “Дедушкой-суседушкой”, а проще — Домовым.

— Он должен быть обязательно быть похожим на хозяина дома или на кого-то из предков, только очень обросшего бородой. И я улавливаю, что он похож на моего отца Якова Егоровича. Любит он хозяйскую шапку на голову накинуть.

— Это серьезно?

— У меня так всегда теряются ножницы. Вот, сижу, не двигаюсь, шью. И — пропадают. Я: “Поиграл — отдавай!” И сразу появляются. Я даже знаю, где он у меня живет.

— И где?

— А вот, в прихожей... в ящичке. Там дверца еще открывается все время. Я закрою — она открывается. Он меня раз от пожара спас!

— А, может, не он?

— А вот как дело было: заснула я раз на диване, потому что у меня приятели дома заночевали. И вдруг среди ночи: “Встань!” — и ногу кто-то дернул. Я глаза-то продрала, смотрю: в коридоре провод дымится, уже и в комнаты дым пробирается, Эдак в дыму бы и не проснулась бы... Или вот, цветок у меня стоял огромный в стенке, и так он вырос, что готов был уже упасть. Но руки, чтоб пересадить, не доходили. Однажды ночью вдруг: “Стук!” Встаю: цветок аккуратно, с подставкой, на полу стоит. И все листики подобраны, и ни одной соринки на полу нет.

— Хорошо, а кто вот этот старикашка?

— О, это Баенник — злой дух русской бани. Особенно любит жить там, где веники сушат. В старину в четвертую очередь в баню не ходили, так как эта его очередь была: Баенник в четвертую очередь чертей и русалок мыл. Однажды и мне он таз на ноги кинул...

— Верю. А это что за страшила?

— Шишимора. Живет она в избе, везде любит свой нос сунуть, не любит мужчин. Изводит их. Если хозяйку не полюбит — вообще всех из дома выгонит. Посуду иногда моет.

— Чисто?

— Чисто, но всю побьет при этом. Еще обожает в молоко заглядывать — не прокисло ли? Как взглянет — так сразу оно и прокиснет.

— Так, дальше у нас...

— Бабки-Ежки. Это — очень сильные жрицы времен матриархата. Они раньше не были страшными, как и другие духи. Их опять же сделали такими при христианстве. Они были связаны с древней какой-то библиотекой “клубков”. Часто в сказках Иван-царевич приходил к Бабе-Яге за волшебным клубком, который должен был сообщить ему какое-то знание. Ее избушка находилась на границе с Тридесятым царством; наши предки думали, что это северные незаселенные места и в темном лесу, на границе жизни она оберегала вход в иной мир.

— Ох, Нина, вы и сами напоминаете чем-то жрицу... как это вы говорите: матриархата? Как это?

— Я и сама не знаю точно... У меня есть одна знакомая, у нее с головой что-то не то. Но она странные вещи говорит. Она сказала, что я в другой жизни... жила на Фалевской горе. А что там было — я не знаю.

— Ладно, а что это за старичок со старухой, с корзинками и палками?

— Лешие. Бабушка говорила нам, детям: “Не ходите в лядину, там Ляд живет!” Лядина — это такой заболоченный лес. Больше я ни от кого не слышала этот “Ляд”. Леший может быть и маленьким, а может — и большим. А может и Снежным человеком быть. Вот у нас одна дачница жила. Пошла она по грибы и встретила бабушку с полной корзинкой — та показала грибное место. Набрала дачница грибов, домой возвращается. Перед ней дорога. Пытается она дойти до дороги той — идет, идет — а та не приближается. Всю ночь шла! Потом быстренько продала дачу и уехала...

— А вот этого товарища я знаю: Дед Мороз!

— Не совсем. Это Морозко. Его еще Студенец, или Трескунец, звали. Был он не как Дед Мороз, а маленький, с кудлатой бородкой. Ходил и палкой по бревнам стучал: оттого они и трескались. Хозяин у нас кутью ему на Рождество разбрасывал. Любил с ребятишками играть — в кутерьме его незаметно было — а не любил тех, кто мороза боялся. А рядом с ним Зима — розовощекая красавица в голубых одеждах. Она следила за тем, чтоб все красиво было; ей прислуживали снегопады и метели. Но добрая она было только в первую половину зимы, а в феврале злиться начинала, что уходит. Сестер своих Лихорадку и Лихоманку призвала.

— Ой, а это страшилка какая — бр-р-р-р...

— Это Кикимора, злой дух ночных кошмаров. Появлялась она так: огненный змей влетал в трубу, представал перед девицей в образе ее любимого — красавца неописуемого, и от их любви появлялось некое существо. Если родители проклинали этот плод во чреве, злые колдуньи переносили его в Тридесятое царство, там обучали колдовству семь лет и нарекали Кикиморой. Вся она тонешенька, зеленешенька, но несмотря на это очень быстро бегает и еще лучше того видит. Прислуживает ей кот Баюн. Она может забираться в избу, пробираться за печку и по ночам, когда все уснут, выходит — берет прялку и начинает прясть. При этом привычку имеет подпрыгивать. А веретено так быстро вертится, что свистит. Но сколько бы ни пряла — все равно все испортит...

— Ну, знаете, Нина, вы все так это рассказываете, будто это живые существа. Они что, вправду существуют?

— Конечно! Только... они не совсем материальны, что ли.

— То есть все черти существуют только у нас в головах?

— При чем здесь черти? Язычество обожествляет все: землю, небе, листик на дереве. То есть то, чем все живут и что у всех есть. Чего же плохого в том, что человек относился к другому существу, к животному, к ветке, к травинке так же, как к себе самому?

— А как ваши родственники и близкие оценивают ваше увлечение?

— Среди подруг... меня не очень понимают. Скажите, а вот вы везде ездите, не встречали ли таких же людей, изучающих язычество?

— По правде сказать, нет.

— Жалко. Сын тоже меня не понимает. А вот когда маме про все это рассказываю, она подумает, подумает, и говорит: “Ну, правильно, так оно и есть...” Только она не разделяет православие и язычество. Бог для нее и есть Бог. Вот на Троицу она дом ветками убирает... Да и все ходят в церковь освящать березки. Или те же крашеные яйца: это же жертвоприношение! Как вы сами к этому относитесь?

— Я об этом как-то не задумывался. Чудно все это...

— Но ведь красиво?

— Наверное, что-то в этом есть...

Интересно, а что за чайком потчевала меня Нина Яковлевна Подчищалова? Так у нее и не спросил...

СОБИРАТЕЛЬНИЦА ЖИВОТНЫХ ДУШ

Слово «таксидермист» не очень приятно для нашего слуха. Хотя в переводе с греческого оно всего-навсего означает: «человек, приводящий в порядок шкуры». Так называются мастера, изготавливающие чучела животных и птиц. Работа таксидермиста тяжела и далеко не всякий мужик оказывается способен грамотно и хладнокровно выпотрошить тело животного, да потом еще воссоздать его внешний облик. А если таксидермист — женщина? А ведь бывает и такое...

В то время, как в обществе кипят споры о существовании души и всякой такой реинкарнации (то есть, переселении души в другие существа), на практическом уровне все давно решено. И вот как: к тем животным, в коих мы подразумеваем наличие души, мы относимся, как к самим себе.

В деятельности Аллы Пикиной эта закономерность проявляется в полной мере. Какие только чучела она не делала! Но... собак, кошек, даже поросят — ни-за-что. Вообще Алла животных просто обожает. Сейчас у нее проживают две собаки и целых шесть кошек (одни только их клички чего стоят: Фунт, Бакс, Марка, Копейка, Монетка и Ластик). Была еще третья собака, но она недавно умерла. Друзья Алле намекнули, что можно было бы в чучело ее обратить, но она реагировала очень импульсивно:

— Ну, что вы, не дай Бог, это же родное...

Из своих, домашних животных Алла увековечила только петуха Петю. Да и то потому, что тот умер своей смертью и у него был достойный напарник.

Вообще знакомые и друзья часто просят научить этому делу. Алла сначала предупреждает энтузиастов, что нужно будет глаза выковыривать, мозги выскребать, и прочее... Если намек не действует, приступает к первому занятию. Еще никто до второго занятия не «дотягивал», а абсолютное большинство отказывалось принимать урок уже на пятой минуте...

Вообще-то странно. Мы можем легко выпотрошить курицу, кролика, или того же поросенка. Что же мешает то же самое сделать с прообразом будущего чучела? Оказывается, технология иная: если, предположим, вы хотите сделать чучело курицы, вы должны начать с ее глаз. Выковыряв глаза, приступаете к выкорчевыванию языка, потом доходите до мозга, потом уже распарываете живот и приступаете к внутренностям. Этот процесс, оказывается, самое главное в работе таксидермиста. От качества обработки зависит будущая жизнь чучела. Выскребаны должны быть даже самые малые частицы мяса и жира.

Но вернемся к душе животного. Получается, Алла делает чучела существ, которые как бы не имеют этой самой души. Конечно, это не так. Что-то подобное душе есть в любом организме, только присутствует некая незримая черта, отделяющая очень близкое к нам, людям, от не очень близкого. Так вот, воспроизведение жизни в чучеле — главная задача таксидермиста и его «высший пилотаж». То есть, в итоговом произведении должно сохраняться впечатление, что животное или птица исполнены жизни.

Представляете себе всю сложность задачи? От той же птички осталась только кожа с перьями, и тем не менее зритель должен чувствовать, что в маленькой пичужке есть... душа. Такой эффект достигается при помощи целого ряда приемов, и достижение его зависит не только от опыта мастера. Несомненно, необходим талант; ведь таксидермия — настоящее искусство.

Алла стала овладевать этим искусством относительно недавно, пять лет назад. Отец ее, Валентин Александрович Рогачев был знаменитейшим на весь Валдай охотником. Естественно, про его охотничьи подвиги ходили целые легенды. К тому же он умел выделывать прекрасные чучела, но дочь к этому занятию старался не привлекать. Понимал, что не дамское это дело. Алла сама присоединилась к отцову занятию, когда почувствовала, что он просто физически не успевает очистить шкуры. Дело в том, что животное или птицу надо обрабатывать сразу после того, как ее убьют: иначе, это может сказаться на качестве меха или пера. Приходит охотник с добычей — а на следующей день шкура должна быть выделана и натянута на каркас. Нужно не забывать про то, что в тухлом мясе образуются токсические вещества, и это очень опасно для здоровья. Но дальше помощи отцу Алла на заходила.

Первой ее самостоятельной работой стала индоутка. Соседи завели несколько этих новомодных домашних птиц, но половина из них вскоре умерли. Алла попробовала на одной из птиц — и у нее получилось. Несколько грубовато, конечно, с изъянами, но индоутка в своем втором воплощении вполне удалась. Подарила соседям.

Кстати, несмотря на то, что Алла до сего времени изготовила великое множество чучел, ни одного из них она не продала. Только раздаривает, или у себя дома оставляет.

Три года назад Валентин Александрович погиб... Как истинный охотник, на охоте. Точнее, на рыбалке. Пришел он с глухариной охоты, усталый, не выспавшийся — и предложили ему на озеро сплавать. Без его опыта, говорили, никак...

Искали его долго, две мучительных недели. Все части Валдайского озера обшарили — и все-таки нашли. Сначала лодку, а потом самого Рогачева. Трудно сказать, что там произошло, свидетелей тому не было, но, судя по всему, произошла трагическая случайность.

Время, конечно, все лечит, но Алла очень жалеет, что отец так ни разу и не взял ее с собой на охоту. Дело не в стрельбе. Она никого за всю свою жизнь не убила: рука не поднимется. Просто, таксидермисту очень важно знать повадки животных, чучела которых он изготавливает.

— Знаете, как хочется на охоту сходить... Ведь я делаю чучело, не зная, каков тот же глухарь в природе. Это ведь только там можно увидеть...

Помогает один хороший друг отца, тоже охотник: показывает, как правильно посадить животное и жизненно его «довернуть». Так, чтобы движение было естественным. Между прочим, охотник тоже участвует в работе таксидермиста. Зверя надо не только убить, а убить грамотно. То есть, «не в бровь, а в глаз». А для этого нужно большое умение. Птица, к примеру, лучше всего получается, если она не застрелена, а случайно попала в рыбацкую сеть.

Алла работает в центре дополнительного образования «Пульс», преподает там детям флористику. То есть, учит композиции из цветов составлять. Но таксидермии детей не учит. Говорит, что работа такая очень трудоемка и не для них — здесь очень усидчивость нужна. Хотя, детишки, зная ее увлечение, постоянно приносят кого-то: то крота, то ежика, которого машиной задавило, то птенчика или мышку. Естественно, Алла не успевает все это выпотрошить и «очучелить».

Многие из животных ждут своей очереди в морозильной камере ее холодильника. Да что там ее! У всех друзей в холодильниках обязательно пребывает умершая птичка или еще кто-то. Так, люди очень просят делать чучела попугайчиков, которые жили у них. Собак и кошек — не просят.

Через Аллины руки уже прошли утки, глухари, тетерева, курочки, вальдшнепы, сойки, белки, кролики, кроты, скворцы, ондатры, чайки, галки, вороны, гуси, цапли. Как видите, в основном птицы. Между прочим, в таксидермии сложнее всего делать маленьких пичужек: это просто очень кропотливая и мелкая работы. Более крупные экземпляры делать легче.

Пробовала изготовить чучело лося, но... это оказалось не для ее женских рук. Кожу отчищать легко — она толщиной в целый сантиметр, но вот натянуть, а потом сшить ее оказалось задачей почти непосильной. После этого лося Алла зареклась связываться с «крупняком».

Работает Алла в основном по ночам, да и то не каждый день. Для этого, как она утверждает, нужно особое вдохновение. Если это состояние приходит, мастерица может сделать десять произведений за неделю. Это очень хорошие темпы, так как на отделение и очистку только одной шкурки уходит не менее четырех часов. Зато, освобождается холодильник от копившихся месяцами существ...

Посматриваю я на нее: симпатичная молодая женщина, профессионально занимающаяся цветочками. И вдруг — такое странное хобби... Зачем? Алла будто чувствует мой вопрос и поизносит:

— Знаете... мне это нравится. Интересно и красиво. Ведь согласитесь: они почти живые... Скажите, а вы сами были на охоте? Как там?

— Пару раз. Как вам сказать... По-моему, не женское это дело...

Война еще не кончена

...Они были молоды. На сохранившихся более-менее черепах - по тридцать два беленьких зуба. И они не верили, что умрут. Потому и не вешали солдатские медальоны, да и поверье было: медальон зовет смерть. Поверье не помогло.

Весной 42-го необстрелянных мальчиков бросили на отборные Эсэсовские части (шутка ли: один полк СС разбил в пух и прах три наших дивизии: 170-ю, 171-ю, и 163-ю).Потери наших доходили до 75% , потом еще года два позиционных боев и в итоге в лесах под деревней Кирилловщина Валдайского района Новгородской области Остались лежать тысячи русских солдат.

В жизни Василич (Виктор Васильевич Камаев) - майор милиции, старший оперуполномоченный управления по борьбе с организованной преступностью. Уже седьмой год группа под его руководством из подмосковного города Коломны выезжает в Новгородскую область. К ним присоединяются ветераны Афганистана из Электростали. Обыкновенные мужчины - военные, рабочие, художники, студенты - берут отпуска за свой счет и на несколько недель превращаются в поисковиков. Времени между тем, как растает снег и вырастет густая болотная трава, очень мало, поэтому работа идет с рассвета и до заката. Косточки давно вросли в землю помогают только металлоискатели. Человека «поднять» можно только по Патронам, пуговицам, кружкам и прочим железякам. Собирают и моют кости даже сыновья поисковиков, Василич в последний раз привез с собой двух сыновей. У руководителя «афганцев» Дмитрия Абакумова сын 12 лет, и он наравне со всеми копается в человеческих останках, подбирает косточка к косточке, и ни слова об усталости из его уст я не услышал.

Между прочим, поисковики делятся на две «партии». Русского солдата от немецкого отделить, оказывается, нетрудно, слишком разняться атрибутика, оружие...Так вот половина аккуратно закапывают останки немцев, оппоненты же оставляют все как есть , не трогая. Пускай, мол, свои хоронят. Но не будем встревать в их спор, и тем, и другим виднее.

Собственно говоря, в Кирилловщине только один праздник в году - 9 мая. В этот день на горке посреди деревни поднятых захоранивают. А в ночь на 9-е встают в последнем строю вместе с павшими.

В конце концов, этот строй - единственное, что сейчас объединяет нас...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Новгородская область.