Холуйская Венеция

С Венецией (той, которая в Италии) Холуй роднит громадное количество художников. Здесь находится один из центров русской лаковой миниатюры и добрая половина населения Холуя в той или иной степени связано с художествами. Здесь находится замечательный музей холуйского искусства, рассказывающий о том, как сотни лет художники творили в этой благословенной глуши шедевры: до советской власти - иконы, при ней - миниатюрные картины на коробках из папье-маше, после нее - и то, и другое. Есть у холуян специфическое прозвище: “Фараоны”. Это потому, что на иконах (в течение нескольких веков) и миниатюре (в короткий период т.н. “перестройки”) холуяне богатели - по крайней мере по сравнению с обыкновенными колхозниками. Впрочем сейчас у холуйского промысла времена не лучшие, а потому “фараоны” нынче вовсе не похожи на каких-нибудь фон-баронов, разве только можно их отличить от простых мирян по вдохновенным лицам. Если, конечно, те не с бодуна (а такое случается). Правда некоторую вредность характера из глубины веком холуяне сохранили.

Есть еще кое-что, роднящее холуян с венецианцами. Это Большая вода, превращающая улицы села в каналы, властвует в Холуе (в зависимости от погоды) от недели до двух. Самим холуянам ничего хорошего паводок не приносит. Огороды он размывает, мусора на улицы и во дворы наносит порядочно, и к тому же холуяне на это время оказываются как бы на островах, оторванных от внешнего мира. Эти острова даже названия имеют, хотя на самом деле это топонимы частей немаленького по русским меркам села: Пупина труба, Курмыш, Кряковка, Кавказ, Сулага. Курмыш еще называется “Чеченами”, и вот, отчего: жили здесь не художников, а простые крестьяне. Отсутствие талантов они возмещала работой кулаков - уж очень подраться любили - и, как правило, Чечены побеждали богомазов, живущих, на противоположном правом, “творческом” берегу. Нынешние “фараоны” не виноваты в том, что их предки выбрали для местожительства нижнее течение реки Тезы; Здесь, в окружении болот, древние русичи однажды сховались от монгольских поработителей, ведомых ханом Батыем. Такова легенда. Такова легенда.

Глава Холуйской сельской администрации Любовь Юдина, даже несмотря на то, что само здание сельсовета тоже оказалось в водном плену (в этом году паводок особенно хорош), утверждает, большая вода холуянам в радость:

- Это жизнь поселка. Если нет паводка - это не Холуй! Холуяне готовятся к нему: поднимают повыше копны сена, прибирают дрова, чтобы они не уплыли. У всех лодки, болотные сапоги. Продуктами запасаются...

На период большой воды из числа местного населения нанимаются перевозчики. Создаются три бригады по два человека, плюс бригадир. Эти семеро - своеобразные “гондольеры”, переправляющие всех желающих с левого берега Тезы на правый и обратно. Делается это совершенно бесплатно, а перевозчики получают зарплату, 300 рублей в сутки. Так же продавцы на лодках разъезжают по улицам-каналам и развозят пенсионерам хлеб и некоторые другие основные продукты. Молодые до магазинов доплывают сами, тем паче, что магазины в паводок не закрываются: продукты туда завозятся так же при помощи плавательных средств. А вот школа, детский комбинат и художественное училище на время потопа закрываются: малыши, учащиеся и студенты отпускаются на каникулы.

Рядом с Холуем, в бывшем Борковском монастыре, находится детский дом. Он тоже подтапливается, но дети и воспитатели там настолько ко всему привычны, что там не прерывается учебный процесс даже в эти напряженные дни. Хотя и с напряженностью вглядываются в воду: не поднимается ли. Опять же, аквапарк получается. Не надо в большой город детишек возить, чтобы ознакомить с достижениями развлекательного бизнеса. Может, кому-то и страшно было бы: а вдруг к утру к лешему (то есть, к водяному, конечно) затопит все и вся? Однако, холуйские сироты ко всему привыкшие. Россия – это судьба.

С другой стороны, особенно для посторонних, розлив - предмет эстетического созерцания и поэтического обожания. Если припомнить, сколько прекрасных слов сказано в адрес вешних вод!

Приезжайте в Обжериху!

Странное название для русского селения? Ну, в общем-то привыкнуть у нас можно ко всякому… В конце концов, если даже слово «Москва» перевести с языка угро-финнов, получится: «коровий брод». Представляете: столица нашей Родины – и какие-то там коровы… Село Обжериха в этом плане – образец респектабельности!

Если судить строго, «обжериха» (с маленькой буквы) - как раз и есть город Москва. Кто ж будет отрицать, что первопрестольная зажралась по полной программе? И, кстати, насчет перевода. В республике Марай-Эл мне говорили, что «Москва» с марийского переводится как «мать-медведица». Волжское село Обжериха в переводе не нуждается. Народ здесь, правда, не зажравшийся, строгий и толковый. Хотя, несколько настороженный. Многие и в толк взять не могли: «И чего это корреспондент к нам заявился? Не к добру…»

Ныне корреспонденты – если они, конечно, не в свите большого начальника – не внушают людям доверия. Наш брат стал как какой-то, что ли, буревестник. В смысле, первый знак грядущей катастрофы. В Обжерихе я больше всего «напряг» учителей местной школы. Причину расскажу позже, поделюсь сейчас лишь своим недоумением: даже в районной газете «Волга», издающейся в городе Юрьевце, мне не могли точно сказать, существует ли еще в Обжерихе школа, либо ее закрыли.

Скажу, положа руку на сердце: никакой я не «засланец» и не «буревестник». В это замечательное (на поверку оказалось, что оно действительно замечательное) село, стоящее на самом берегу Матушки-Волги меня привело желание закрыть «магическо-юмористический» круг. Я так и задумал: приехать в Обжериху, ровным счетом ничего про эту весь не зная – как открыватель, странник. Ну, я что натолкнулся на проблемы… простите, а где их нет?

Как-то, будучи в Ивановской области, я услышал от одного занятного человека шаловливую идею: устроить туристический круиз по деревням региона со знаковыми названиями. Начать в Обжерихе, продолжить в Закусихино, затем попасть в Щекотиху, следом – в Лежебоково… ну, а закончить тур в деревне Похмелино. Шутка? Ну, да – в каждой шутке действительно присутствует доля шутки. Но названия-то деревень не выдуманные! Я ранее уже побывал в деревнях Лежебоково и Похмелино. Так сказать, финальные аккорды поставил. А вот, что касается прелюдии… Таковой и является село Обжериха. А на поверку, между прочим, вышло, что «прелюдия» вполне может стать отдельной песней!

Школа в Обжерихе все же есть. И еще наличествует детский садик. Глава Обжерихи Ирина Игоревна Лапина рассказала мне, какая драма происходила с садиком в последние годы. Его закрыли. У нас ведь в России как: временное – значит навсегда; если закрыли что-то – пиши «пропало». Полтора года садик не работал. Его готовы были уже растащить по кирпичику, но голову не повесила отставной заведующий садика Нина Александровна Мелехина. Эта женщина все полтора злополучных года таскалась по всевозможным инстанциям, пробивалась в кабинеты чиновников разного ранга, и – что самое главное – старательно оберегала здание садика от мародеров. Бывшие воспитательницы и нянечки устроили дежурство в форме своеобразной «народной дружины» - и враг был отбит! В смысле, воров отвадили.

И случилось чудо! Во-первых, в Обжерихе стали больше рожать. Ну, а во-вторых, наверху принято было решение детский сад открыть вновь. А вот школа все же пострадала. Одновременно с закрытием садика районное начальство снизило статус школы. Раньше она была средней, теперь – девятилетка. И постоянно над школой нависает суровый «топор закрытия». Впрочем, народ здешний уже привык к существованию в атмосфере перманентного стресса. И морально окреп. Таких голыми руками не возьмешь!

Откуда взялось название «Обжериха» - не секрет. Вдоль Волги тянется старинный тракт, связывающий Кострому с Нижним Новгородом. В старину село называлось Борисоглебское, по имени полуразрушенного храма, стоящего посередь села. Поселение очень древнее; существует легенда, что именно из Борисоглебского родом Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири.

Так вот: стоял на краю села, у речки Пешевки, ямщицкий трактир. Ямщики его в шутку называли «Обжоркой». Улица села, прилегающая к трактиру, называлась «Обжорихой». И как-то при очередной переписи название улицы приписали селу. Получается, часть села поглотила целое! Еще бы: хозяин трактира – местный «олигарх»; что хочет то воротит… Писарь, правда, переиначил название, заменив «о» на «е». Так и повелось. Проще говоря, бюрократы попутали…

Поразительный факт: трактир в Обжерихе существует по сию пору! Тракт, хотя и прозван теперь «трассой», все равно сохраняет традиции старинного ямщицкого гона. Современный дальнобойщик тоже любит покушать, а Обжериха аккурат лежит а половине пути между Нижним и Кинешмой. В общем, трактир здесь есть. Называется он, к сожалению, стандартно: «Уют». И владелица заведения не местная, кинешемская. Среди местных таких богачей, кто мог бы развить придорожный бизнес, не нашлось.

Вот, что мне рассказала глава о подведомственной ей территории. Сама Ирина Игоревна по профессии парикмахер, но двенадцать лет работала в родной Обжерихе землеустроителем, а потому знает здешние реалии слишком даже хорошо. Обжериха – центр поселения, к которому относится 28 деревень. Территория немалая: вдоль Волги от Обжерихи до деревни Посернятьево тридцать километров. На все деревни населения – 947 душ, из них в Обжерихе – 348. Основное население – пенсионеры. В школе детей всего-то 44, потому-то ее и лишили статуса средней.

С экономикой в поселении, можно сказать, беда. Бывший совхоз-гигант «Волжский» ныне преобразован в ОАО «Родник» и трудится в нем за копейки всего-то 15 человек. Все сельхозпроизводство – ферма на 60 голов дойного стада. В трудное время помогала Москва: многие обжерихинцы там в гастарбайтерах пропадали. Теперь некоторые вернулись и слоняются, не зная, чем заняться. Огороды, скотина хлебнувших урбанистического воздуха не прельщает. Немало народу просто пьют, большинство все же пытаются выживать - как правило, при посредстве рыболовного промысла.

Теперь, как и в старину, здорово выручает Волга. Обжериха много веков рыбой жила. Сейчас этот древний промысел подвергается большой опасности. Дело вот, в чем: народ, конечно ловит; в особенности Обжериха волжскими сазанами славится. Да только рыбохрана зверствует: запрещает ловить. Да и штрафы за «браконьерство» такие, что вовек не расплатишься… А какое там «браконьерство», ежели человек пошел за рыбой, чтобы семью накормить?

За рассказом о старой Обжерихе глава послала к своему свекру Павлу Николаевичу Лапину. Сказала: «Он всю жизнь киномехаником работал, знает эти края в пятьсот раз лучше меня…» По пути я увидел мужиков, колоритно распивающих пузырь водки. Они на меня смотрели изучающее. С выпивающими трудно, потому как они непредсказуемы: то ли заставят выпить с ними, то ли прикажут «сваливать», то ли захотят проучить чужака… Эти вроде бы как оказались лояльными. Спросили только: «Ну, что дядя, пришел покупать нашу Обжериху-то?..» Но все же дружелюбно указали, где находится Кулачиха (улица, на которой живет Лапин-старший).

Павла Николаевича я застал за работой: старик рубил дрова. Пояснил: «Но год три машины дров запасти надо. Дрова покупаем – по четыре тысячи за машину. Раньше-то сами заготавливали; выписывай в лесничестве билет – и пили, сколько надо. А теперь и лесничества-то нет. Все сложнее стало…»

Лапин прежде всего рассказал, что Обжериха не только Ермаком Тимофеевичем славна, но и династией химиков Реформатских. Их, братьев-ученых было четверо, и отец их служил священников в здешней Брисоглебской церкви. И главная улица села (которая по сути является частью старинного тракта) носит имя одного из братьев, Сергея Николаевича Реформатского.

Павел Николаевич трудился сколько себя помнит. Еще мальчишкой во время войны пахал, боронил, полол. Выучился на киномеханика и работал так: в рабочее время по деревням ездил, кино показывал населению, а после работы в совхоз шел подрабатывать, плотничал. Много домов поднял Лапин. И свой дом, что на Кулачихе, тоже сам построил. Помогала жена. Только не стало ее четверть века назад. Один живет теперь старик, и только одна радость у него теперь: пчелы. Пара десятков пчелосемей на личной пасеке Лапина. Он полвека занимается этим делом, толк в пчелах знает. Жаль вот, по наблюдению старого пчеловода, сейчас и для этого дела не лучшее время. Виновата… мобильная связь. Рядом с Обжерихой поставили вышку, так вот излучение от нее дезориентирует пчел, и они не могут найти путь к родному улью. Итог – улей пустеет, а насекомые погибают. Даешь возвращение назад – от цивилизации к природе!

У Павла Николаевича есть свое, особое мнение о судьбе Обжерихи. Когда он кино по деревням возил, приходилось экран прямо в поле развертывать, ибо желающие насладиться искусством в клубе не помещались. Вот, сколько народу жило! А потом, в связи с развитием прогресса, люди стали отдаляться от природы. За это и расплачиваются. Ну, почему люди в города побежали? Захотелось красиво и комфортно жить! Чтобы тебя окружали дорогие вещи, всякие хитроумные приборы, отвлекающие от проблем… А корни-то подрублены! Дерево без корней неспособно питаться и вскоре погибнет. Из Обжерихи многие уехали, влекомые общей жадностью до городских удобств. А нет им покоя в этих удобствах, душа-то страдает!..

…С молодой семьей Арефьевых мне тоже в сельской администрации посоветовали встретиться. Они как раз из тех, кто Обжериху ни на что не променяет. Предлагали Арефьевым в Тольятти переехать. Отказались, заявили: «Не хотим там становиться «серой массой», индивидуальность терять страшно…» А ведь и вправду: в городе человек каким-то невзрачным становится. Как овца в отаре… Сергей имеет в Обжерихе глубокие корни (говорят, он – потомок старого хозяина трактира «Обжорка»), Светлана родилась в близлежащей деревне Разъдьякониха. У молодых супругов два сына подрастает, Сашка и Алешка. Но замечательны Арефьевы прежде всего тем, что не растерялись в современной непростой экономической ситуации.

Сергей после школы в совхоз пошел работать, механизатором. Потом армия, а, когда вернулся со службы, совхоза уже и нету… Устроился директором Обжерихинского клуба. Женился, детишки родились…А ведь известно, какая зарплата у работников культуры. Тем более что в клубе работать надо с молодежью, такая работа полной отдачи требует. Занялся Сергей грибами. Сначала вместе со Светланой собирали лисички и маслята, а после сдавали; ну, а вскоре у себя на дому приемный пункт грибов затеяли. Владимир вышел на одну фирму из Литвы – и стал ее «оптовым поставщиком». Кроме грибов он еще и ягоды принимает. В общем, все дары леса старается собирать.

А в прошлом году Арефьевы решили расширить свой бизнес. Сергей ведь когда-то неплохим трактористом был, и толк в технике знает. Он просчитал: на сто километров в округе нет ни одного магазина тракторных запчастей. Ближайшие – в Кинешме в Нижнем. Да, сельское хозяйство в регионе не на высоте, можно сказать даже, в упадке. Но ведь у народа частных тракторов полно, и в основном техника старая. Сергей прекрасно знает, что в первую очередь в том же «МТЗ» ломается… В общем, Сергей открыл в Обжерихе, прямо на трассе, магазин тракторных запчастей. Бизнес-проект оказался удачным: в Обжериху, в особенности в страду, едут трактористы чуть не со всей области. И белорусская, и российская техника имеет странную тенденцию ломаться часто, а потому Арефьевы в накладе не останутся еще долго.

В Обжерихе вообще-то предприимчивых людей немного. Есть парень, который наладился волжскую рыбу коптить. Один мужик пилораму держит, еще один молоко у населения скупает и отвозит в город. Вот, собственно, весь список оборотистых людей. Трактир-то (как я уже говорил) женщина со стороны держит… Хотя, тенденция развития капитализма в отдельно взятом селе налицо: еще пять лет назад в Обжерихе вообще ни одного предпринимателя не было. Мое скромное мнение: Обжериха – потенциально сильное село в плане туризма. Но, кроме разве рыбалки, ничего «туристического» здесь не развивается.

Говоря современным маркетинговым языком, Обжериха – «нераскрученное» село. Если бы россияне знали о том, где Ермак родился, наверняка кто-то и них захотел бы побывать на родине покорителя Сибири. Места здесь видные, колоритные; вид на Волгу (точнее, на Горьковское море – настолько широкое, что противоположный берег сливается с горизонтом) изумительный! Но эта красота сейчас несколько в иной ипостаси посторонним нужна.

…Общение с местной интеллигенцией вышло напряженным. Директор Обжерихинской школы Надежда Геннадьевна Золина так и не поверила, что в Обжериху я только из-за названия приехал. Учителей не обманешь! По крайней мере, они так думают… Надежда Геннадьевна довольно подробно рассказывала мне о том, что большинство учителей здешних имеют первую категорию, что в прошлом году школа лицензию получила, готовится аккредитацию защитить. И у всех учителей и сотрудников школы работа на первом месте. Если сказать проще, - школа – жизнь села. Если ее закроют – и села не станет.

А в голосе директора звучала все та же тревога. Проблема в том, что школа отапливается углем (природного газа в Обжерихе нет), и районному бюджету это не по карману. С разумной точки зрения такая аргументация звучит как бред: у государства, некоторые граждане которого покупают самые дорогие яхты и особняки в мире, нет денег на уголь для отопления школ? Но ведь это – факт. Школу два года назад лишили статуса «средней» по формальной причине: много учеников получили двойки на ЕГЭ по математике. Теперь учителя ждут новых формальных причин для еще каких-нибудь недружелюбных действий… Надежда Геннадьевна все напирала на свое:

- А можно к вам обратиться с просьбой? Напишите про нас хорошее! Вот, было такое село Проталинки. От него теперь только церковь красивая осталась. Разрушенная… А гибель села с того началась, что там школу закрыли. А мы бы хотели все же существовать! И село наше чтобы не кануло в лету… Напишите об этом, и пусть все знают: мы сдаваться не будем!

Да, вообще-то никто и не собирается хоронить Обжериху. Путь живет древнее русское село! Да и будет оно жить наверняка, ведь рождаемость выросла, в следующем году в школу придут целых семь первоклассников! А все же обидно. На за отдельно взятое село, а за Россию в целом. Я не раз говорил и повторять не устану: русская провинция - костный мозг, который питает государственный организм «кровью», человеческими и духовными ресурсами. Кровь высосана почти, а мозг и не догадывается еще, что скоро умрет без подпитки. «Священная наша держава», помни о своих корнях!

Притяжение Ёлнати

Даже родители не могли понять поступок молодых супругов: из теплой городской квартиры – да в глухую деревню! Ради чего? Однако Галина и Александр знали: они едут к своему счастью!

…Так случилось, что в Семью Соблевых я попал в день, когда Александр только-только вступил в новую для него должность. Его назначили начальником районного отдела по Гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям. Значимое событие! Несколько лет Александр вообще числился безработным… Он работал, конечно, и очень даже немало, но ведь трудился-то без всяких официальных оформлений, а потому ни стажа, ни пенсионных отчислений…

Теперь наконец-то Соболев получил работу, адекватную своему образованию. Работа непростая, ответственная. И так получилось, что общение мы начали именно с рабочих «моментов». Из районного центра, города Юрьевца, ехали в село Ёлнать кружной дорогой, ибо поступили сообщения о крупных пожарах. В начале заехали в деревеньку со знаковым названием «Воля»; там согласно оперативной информации горел двухэтажный дом. Оказалось, дом нежилой, точнее, «бомжатник», в котором собираются сомнительные личности. Да и пожар несерьезный – всего лишь незначительное задымление.

Я пригляделся к деревне. Боже, Воля какая-то на вид убогая… Сплошь покосившиеся домишки, разбитые (хотя и асфальтированные) улочки, мрачные выражения на лицах людей… В народе, кажется, говорится: «как назовешь корабль – так и поплывет»? Воля, кажется, уже приплыла… Впрочем, если бы весь прозвали каким-нибудь «Рабством», результат вряд ли отличался бы… Русская деревня – она везде такая. Брошенная…

Но – так ли? Дальнейший наш путь лежал к деревне Дорки. Александр похвалил тамошних жителей: «Представляете: они официально нигде не работают – у в каждом дворе новый автомобиль! Как думаете, почему?» Я высказал предположение: «Наверное, воруют…» Оказалось, нет. Жители Дорков держат много коров. А молоко возят в город, причем, продают не на рынке, а развозят по постоянным клиентам. Такие своеобразные «веселые молочники», почти как в рекламе. Но ведь главное: научились же достойно жить! Хотя Александру не для ознакомления с искусством жить в эпоху кризиса в Дорки надо было заехать. Горели поля.

Буквально всю округу заволокло дымом! Дело вот, в чем: колхозы развалены и поля давно не пашутся - не засеваются. Подрастает бурьян, который, высохнув, вспыхивает от малейшей искры или от беспечно брошенного окурка. Ах, если бы поля возделывались! Но нет техники, дорогущее топливо… Хорошо еще обитатели Дорков вокруг своей деревни траву выкашивают! А ведь большинство деревень, в которых только старики остались, и такую элементарную защиту обеспечить себе не в состоянии…

…В Ёлнать въехали уже ближе к вечеру. Село меня поразило своей… нет, не заброшенностью. Крепостью! Вид села и в самом деле довольно зажиточный; глядя на красивое желтое здание почти в центре Ёлнати, я было подумал, что это супермаркет какой-то. Оказалось, нет. Это частная хлебопекарня. И хлеб ёлнатский славится чуть не на всю область. Мне раньше сказали, что в этом селе еще и лучшая в области библиотека, и лучший клуб, и даже есть здесь музей истории села. Впрочем, ехал именно я в семью Соболевых, а потому «растекаться мыслию по древу» не собирался.

Многоквартирный дом, в котором проживают мои герои, несколько не похож на жилой дом. И действительно: это бывший школьный интернат, впоследствии разделенный на квартиры и заселенный молодыми специалистами. Квартира Соболевых на втором этаже. Вход отдельный, и возле него я увидел три недоделанных сруба, которые явно делаются на продажу. Жена Александра, Галина, была дома. Да и где же ей быть, если маленькой дочурке Варваре всего-то полгодика? Варвара – четвертый ребенок Соболевых. Старший их сын Олег уже школу окончил, поступил в Ивановский транспортный колледж. Дочка Ира – школьница. Дочка Аня в детский садик ходит.

Галина – педагог, в Ёлнатской школе она преподает математику и информатику. Она считается одним из лучших педагогов района. Сейчас, естественно, в декретном отпуске пребывает, но собирается скоро выйти на работу. В школе ее ждут. В отличие от других сельских школ Ёлнатская не имеет проблем с наполняемостью: в ней больше 200 учеников. Не сказать, чтобы в Ёлнати все было «слава Богу»; здесь есть безработица, трудовая миграция, пьянство. Имеется «классовое» расслоение. Со второго этажа квартиры Соболевых прекрасный вид на Волгу. Был… Купил некий бизнесмен городской участок в селе и построил на нем особняк, который вид просто-напросто закрыл. Да, не учитель этот нувориш явно. Ну, да у Галины с Александром иные понятия о жизни. Они, например, возле своего дома любят для сельских детишек устраивать праздники. На Рождество колядуют, на Масленицу чучело сжигают, на Троицу венки плетут – идут в Волгу бросать, желания загадывать. Александр у входа в квартиру детскую площадку построил. Пусть все дети играть приходят! В общем-то живет семья в гармонии с людьми и природой. А разве большего в жизни надо?

Поселились супруги в Ёлнати в прошлом еще веке. Молодые супруги жили в Иваново, и Александр привез Галину в гости к своей бабушке, Екатерине Яковлевне. Как вы понимаете, Ёлнать - родина предков Александра. Места здесь красивые (она даже подумала: «Господи, ну прямо рай на земле!»), и Галина, естественно, пошла погулять на берег Волги. И здесь к ней подошла женщина: «Здравствуйте, я знаю, что вы преподаватель. А я завуч здешней школы. Не хотели бы вы к нам пойти работать?..» Будто в воду глядела та женщина! Дело в том, что Галина с Александром жили у родителей, и в городской квартире им было несколько, так сказать, неуютно. Когда на свет появился первенец, стало вообще тесно. А завуч сразу предупредила: дадут квартиру!

В Ёлнати в 90-е и совхоз работал, и лесозавод, и другие предприятия. Соболевы легки на подъем и решение пришло почти сразу: «Хотя бы попробуем!» Мама Галины, Галина Георгиевна Майдаченко, - видный ученый, преподаватель университета. Она – один из первооткрывателей и исследователей жидких кристаллов, основы современной техники. Своей дочери она прочила научную карьеру и новость о том, что молодые засобирались в деревню, вызвала бурное сопротивление. Мама сказала откровенно и от души: «Дура!»

Изначально устроились хорошо. Александр – инженер по образованию, и его приняли в судоремонтные мастерские. Было такое предприятие в Ёлнати. Однако очень скоро на Ёлнать надвинулась гроза. Сначала стал загибаться совхоз. Следом «посыпались», как в эффекте домино, и другие предприятия, в том числе и судоремонтные мастерские. На село накатила безработица. Если у Галины все было в общем-то неплохо (если не считать того, что даже бюджетникам перестали платить зарплату), Александру надо было что-то делать. Вначале он устроился водителем на ветеринарную станцию. Но станцию сократили…

Александр вспомнил, что дед его был плотником. И очень даже неплохим. В основном мужики ёлнатские в Москву подались, на заработки. Первые годы в составе плотницкой бригады ездил и он. Строили москвичам дачи, бани, беседки. Много раз был Александр обманут, жить приходилось порой в нечеловеческих условиях, травмы получал… Да, в общем-то такова судьба миллионов российских мужиков! А ведь число детей в семье к тому времени достигло уже трех. И что Александр придумал: нескольких мастеров-плотников, которые творчески умеют мыслить, собрал он в артель, которая стала предлагать «крутым» дачникам в окрестностях Ёлнати строить «эксклюзивные» вещи, в старинном русском стиле.

Дело пошло! Здешние берега Волги облюбил столичный бомонд, люди хотя и капризные, но тоже широко мыслящие. Идеи Александра о теремах, хоромах, даже (если клиент пожелает) дворцах пали на благодатную почву. Пошли заказы; конечно, дворцы артель Александра не строила, а вот терема – легко! Как говорится, «любой каприз за ваши деньги»! Последний заказ, который артель выполняла, вообще немыслимый был: по просьбе частника они строили мост из бревен в «старорусском» стиле в селе Жарки. Дело поставлено было на широкую ногу. Но накапливалась усталость…

В творческом плане делать такие вещи, которые в древности творили великие зодчие, конечно, интересно. Но ведь ты зависишь от капризов заказчика, это крайне нестабильная деятельность. Трудовая книжка у тебя на руках, в будущем ты рассчитывать будешь только на минимальную пенсию. Это не дело. А тут появилась вакансия в районной администрации. Александр пошел за благословением к отцу Максиму, и тот сказал: «Что же, пора чем-то более основательным и стабильным заниматься…»

Соболевы не были особо верующими людьми, когда в Ёлнать на житье переезжали. Батюшка, отец Максим Верещак в начале 90-х в селе появился. В Ёлнати в 90-е все разваливалось, зато Вознесенский храм из развалин поднимался. Да и предприятия новые тоже благодаря батюшке появились. Взять хлебопекарню: ее затеяли молодые люди, москвичи Юлия и Павел Груздевы. Все бросили в столице, переехали в глубинку – и занялись очень полезным делом. Еще в Ёлнати другие духовные дети отца Максима открыли швейный цех, в котором пошивают одежду из натурального льна. К батюшке все идут – и днем и ночью. И всем он старается помогать. Бабушек после службы машина по домам развозит. И, что самое интересное, в селе почти что перестали гнать самогон! Люди занялись трудом, созиданием. Не все, конечно, но число пьяниц существенно поубавилось.

И, кстати, вот, что с четвертым ребенком Галины и Александра получилось. Они не планировали его. Но батюшка всем почти в селе внушил, что аборт – страшный грех. Это убийство. У самого отца Максима в семье тоже, кстати, четверо детей. И вот результат: впервые за много лет в Ёлнатской школе в этом году появилось два первых класса. В детском садике новую группу открывают. А еще: за детьми своими ёлнатские жители больше следят, много времени уделяют их воспитанию.

Взять детей Соблевых: каждый из них свои таланты проявляет. Олег помешан на автомобилях, увлекается гонками, сам собрал мотоцикл. А еще в старшем классе школы Олег занял первое место по области в конкурсе работ «Малая Родина» - за сочинение по истории Ёлнати. Соболевы вместе историей занимаются, несколько лет собирают исторические материалы. Ёлнать – очень древнее село, известное с XIII века. У села есть свои святые угодники: Симон Блаженный и Алексий Ёлнатский.

Олег – парень душевный, очень чувствующий настроение людей. Сестры в нем души не чают, Аня его просто обожает. Ирочка – своеобразная личность. В детстве она страдал астмой, но исцелилась. Одной Ире никогда не бывает скучно, и всегда она находит себе занятие. Последнее семейное увлечение Соболевых – фотография. И больше всего в фотоделе «продвинулась» именно Ира. Недавно она послала свою фотографию на всероссийский конкурс «Экология, детский взгляд» – и победила! Получила приз: видеокамеру. Анечке всего-то шесть лет, а она всю технику в доме знает, лучше папы разбирается во всех пультах, кнопочках… У нее явно «технический ген в голове». А еще у Ани абсолютный слух, она поет замечательно. Варвара… ну, раскрытие ее талантов еще впереди. Вот, годик малышке исполнится – уже будет ясно, какие у нее склонности.

Родители Галины и Александра давно поостыли, не осуждают уже детей за их бегство из города. Часто приезжают в гости. И друзья городские тоже их поняли. Ведь в Ёлнати на самом деле собралось много самоотверженных и творческих людей. В школе, в библиотеке, в клубе работают подлинные подвижники. И вместе все делают общее дело: поднимают село. Интересно, что и равнодушных в селе почти нет; каждый хочет внести свою хотя бы крошечную лепту в возрождение Ёлнати. Александр про село своих предков (и свое село) говорит с особенной теплотой:

- …Пойдешь на Волгу, поймаешь сазана… эта рыба такая – помучает тебя с полчаса, пока вытащишь!... Пойдешь на ключик святой, наберешь воды… У нас ведь святой ключик, в нем вода целебная! В купели искупаешься…. Ну, разве не рай?..

Екатерининский шлюз

...Шлюз не так давно закопали, а плотину построили новую, железобетонную. По сути от шлюза самого остался на поверхности только древний служебный домик с деревянными колоннами и крылечком. Говорят, он поставлен был в год открытия Тезянской шлюзовой системы, 1837-м. Аккурат в год убийства Пушкина.

История рассказывает, что проект строительства шлюзов был разработан под эгидой Петра Великого, но добрую сотню лет к тихой, но в весеннее половодье своенравной реке Тезе боялись подступиться. Шлюзы строились без единого гвоздя, из чистого дерева, насчитывалось их пять штук и трудились эти уникальные инженерные сооружения полторы сотни лет - до момента, когда речной транспорт из-за развития обычных дорог потерял свое экономическое значение.

Шлюзы строили для того, чтобы река Теза научилась нести в своим водах грузовые суда. Для купцов царского времени это было огромным подспорьем, ведь водная система снижали затраты на доставку товара. А плотины были даже не деревянные, а хворостяные, и в обязанности судопропускников входила работа по “оздоровлению” платины - в ней сгнившие хворостины каждый год заменяли на новые.

И вот, что интересно: на том же шлюзе №3, своеобразном сердце системы в самые напряженные времена трудились четыре человека: три судопропускника и один начальник. В войну вообще работали всего двое. Теперь, когда никакого судоходства нет и в помине, а сам шлюз урыли, плотину обслуживают семеро здоровенных мужиков. В селе Хотимль шлюз, точнее, то, что от него осталось, считается самой достойной работой. Колхоз дышит на ладан, и остаются лишь должности бюджетников да продавцов в магазинах.

Но в общем-то жизнь в старинном селе не утихает, особенно - культурная. В музее, созданном при Хотимльской школе, рядом находятся стенды, рассказывающие о матери писателя Антона Чехова, Евгении Яковлевны (уроженки здешних мест), и о женщине, ставшей легендой Тезянских шлюзов, Екатерине Ивановне Шиковой.

Вообще Екатерина Ивановна так и осталась единственной женщиной-судопропускником за всю историю судоходства на Тезе. Слишком уж для слабого пола эта работа непроста. Свой трудовой путь на шлюзе Екатерина Ивановна начала в 1942 году, когда мужики ушли на фронт. Ей тогда было 19 лет. Она стала судопропускником, а ее отец, Иван Петрович Спиридонов служил начальником шлюза. Он за добросовестную работу на шлюзе даже получил орден Ленина. Трудно было, на Екатерина Ивановна с приятной ностальгией вспоминает те годы:

- В войну здесь никакого транспорта не было и весь груз рекой перевозили. На фабрику в город Южу везли хлопок, оттуда - ткани. Дрова на барках возили - высоченными поленницами. И здесь, знаете, даже пассажирское движение было, одних пароходов сколько было! “Иранец”, “Перс”, “Шуя”, “Южа”... А в последние годы даже суда на воздушной подушке ходили. Каждое шлюзование длилось пять минут - и скучать не приходилось, только успевай сводить-разводить!.. Таскали и большие баржи. Я помню, на них возили “лишенцев” (кулаков), ведь только один путь транспортный был. В войну раненых возили по госпиталям, детей ленинградских... Ниже по течению, на Клязьме (туда впадает Теза) была пристань “8 февраля”, где грузы перетаскивали с барок на большие баржи. Потом узкоколейку построили через болота, она стала нашим конкурентом, но ее при Ельцине мародеры разобрали на металлолом. А шлюзы эту узкоколейку не надолго пережили...

Была, кстати, при плотине и мельница, и ГЭС, которая снабжала электричеством село Хотимль и окрестные деревни. Теперь всего этого уже нет...

Так случилось, что после отца начальником шлюза, когда тот ушел на пенсию, стал муж Екатерины Ивановны, Александр Васильевич Шиков. Жили так: рядом со старинным шлюзовым домом Иван Петрович построил другой домик, он теперь стал дежуркой для нынешних смотрителей плотины. А тогда проживали в двух домах два поколения служителей шлюзовой системы. Целая, так сказать, династия реки.

В 1973 году, в один год, умерли отец и муж Екатерины Ивановны. И начальником шлюза №3 стала она. Новую плотину построили, когда Екатерина Ивановна уже была не пенсии. Как жила она в старинном доме с колоннами, так и живет по сей день. Не выгоняют из служебного помещения - и слава Богу. Две ее дочери тоже выросли в этом историческом памятнике. Сейчас они живут отдельно, но все равно приходят на шлюз, как в родной дом. В сущности шлюз и есть их Родина. Одна из дочерей, Галина, живет в Молдавии, а потому Родину навещает очень редко. Другая дочь, Валентина, - здесь, в Хотимле. Она преподает в школе историю.

Работа судопропускника непроста. Он не только управляется с титаническими механизмами, но и следит за порядком, откачивает воду, отвечает за то, чтобы был гарантированный уровень воды. На Тезянской системе, поскольку она была деревянной (кроме ворот, которые были обиты железом), водный горизонт поддерживался при помощи грубой человеческой силы: если вода прибывала, в ручную снимали деревянные щиты, преграждавшие путь воде:

- Я и строгала, и сваи забивала, и все с мужиками, с мужиками... Была такая “баба”, чтобы сваи забивать, она не просто тяжелая была, но и опасная: если не поднимешь вовремя - ударит прямо в лицо! Как мужики - так и я; и тачки возила с землей и камнями (плотину укреплять), и плетни плела. Бывало, и людей спасала. Помню, в Пасху это было. Теза наша разливается аккурат на Пасху. В нашей хотимльской церкви мужики, после того, как ее разорили, устроили “чапок”, распивали там вино. Дежурю я, и слышу ночью: распевают там... А потом поехали на лодке на ту сторону, в деревню Тараканово, домой. Пели, пели, - вдруг затихло все. Вглядываюсь: лодка-то перевернулась, а эти “герои” ухватились за кусты и разговаривают между собой: “Ну все, нам капут...” Весной вода-то студеная, долго в ней не протянешь. Наконец опомнились, кричат: “Шлюзовой, Шлюзовой!” Я в лодку - и к ним. Еле повытаскивала их, привезла в будку, кипятком отпоила. Наутро они - опять “герои”, и спасибо не сказали. Один из них жалел только, что ружье утопил... Или другой случай. Плотину мы ставили в два прогона (бревна). Человек один отчаянный шел по этим бревнам, поскользнулся - и в воду. А народу много было, стоят - и смотрят. Отец мой первый бросился в лодку, за ним я... вытащили его, всего побитого, но живого... Или еще, это уже недавно было. Какие-то пьяницы на тракторе приехали и оставили одного своего. Он не соображает ничего - и на середину реки его выносит. Я бросила веревки - и этого полоумного вытаскивала. И специально я его все по кустам, по кустам тащила! Чтобы рожу ему исцарапать! Очень уж пьяниц я не люблю, вся беда из-за вина этого...

Были в ее жизни утопленники. Она привыкла: багром сама орудовала, когда надо было извлечь несчастного из воды. Даже сторожила трупы всю ночь напролет (этого требовали милиционеры, которые, как правило, не торопились приезжать на место происшествия). Хотя толком-то никто и не объяснил, зачем сторожить мертвого. Что делать: где река - там и утопленники...

К реке у Екатерины Ивановны особое отношение. Так же, наверное, относятся к горе Фудзияме японцы, живущие у ее подножия, - как к естественному фону жизни. С молодости они принимала Тезу как необходимость, даже уехать хотела - хоть куда - лишь бы не видеть реки, которая уже опротивела. Она и сейчас не слишком-то любит Тезу, но взыграло другое чувство. Здесь работали отец, муж, здесь росли дети. И река уже не часть природы, а сама жизнь. Веретенце, на который накручивается нить судьбы.

Тот человек, которому Екатерина Ивановна в свое время передала бразды правления шлюзом, уже умер. Также как умерли все, кто с ней когда-то работал: очень уж работа тяжела, здоровье отымает. Нынешний начальник, Виктор Тюрев, принадлежит, считай, к поколению внуков. Может быть свои речные легенды родятся и в этом поколении. Жаль только, суда по Тезе не ходят - ведь смысл шлюзов был в судоходстве. Теперь, говорят, воду в плотинах держат только для того, чтобы была вода в колодцах приютившихся по берегам Тезы деревень.

Екатерина Ивановна в свое время прослыла самой успешной рыбачкой на тезе. Она и сейчас с ловкостью владеет хитрыми снастями “крыленами” и “наметом”. В свое время она ловила завидных щук, лещей и сомов. Сейчас из-за возраста не ловит, но все равно часто сиживает вечерами в лодке на берегу и вглядывается в сторону закопанного шлюза. Вода всего-то в нескольких метрах от шлюзового домика. Куда от нее денешься?

Искатели русского духа

По-настоящему к вере Валентина Колосова (как он сам утверждает) привел... медведь. Ему, жителю города Риги, нравилось наниматься в далекие экспедиции, он любил геологию и вообще готовился уйти в науку. Было это еще при советской власти, Валентину было всего 22 года, и он отправился в экспедицию в Магаданскую область - искать золото. Встреча с медведем там не редкость, но столкновение человека с медведем - событие чрезвычайное. Однажды Валентин с напарником шли долиной реки, и тут навстречу ему вырос... огромный медведь. Медведи всегда встают на задние лапы, предупреждая, но, если закричать громко и в особенности стрельнуть, лесной хозяин ретируется. Этот медведь вопреки всему встал на четыре лапы и рванул прямо на Валентина. Смертельному прыжку помешала только обгоревшая лиственница и медведь стал ее обегать. В голове промелькнула единственная мысль: “Вот и все!..”

Расстояние между ними было шагов пятьдесят, загнать патрон в ствол уже не было времени, и Валентин, даже не осмысливая, что делает побежал... прямиком на медведя! Он почувствовал космический прилив сил, он почему-то стал уверен в том, что сейчас свернет этому косматому шею, а потом порвет его на куски! Напарник потом рассказал, что Валентин бежал за медведем полтора километра - тот улепетывал похлеще зайца...

Позже Валентин узнал, что в эти минуты в далекой Риге за него молилась мать.

До этого откровения Валентин не читал книг, не интересовался религией, для него существовали только наука и тайга. После этого он ушел в чистую философию, и в особенности его интересовала этика. Он не мог понять, как мог вообще заниматься геологией, наукой, наносящей прямой урон природе. А работать он устроился портным. Прошло еще два года - и Валентин стал активным прихожанином Гребенщиковской старообрядческой общины Поморского согласия. Ничего случайного в мире не бывает: старообрядческие корни были у его отца, Михаила Галактионовича, который родился в деревне Москвино, на юге Латвии. Когда-то староверы бежали от преследования царских властей в прибалтийские леса, основали там много поселений. Они рожали помногу детей - как позже Валентин узнал, в семье староверов 12 детей считалось малым числом, а была одна семья, родившая 26 человек! - и довольно быстро местность эта стала почти чисто русской и даже получила название: Латгалия. Отец не слишком-то думал о своих корнях, но Валентин помнил своего деда Галактиона Епифаньевича, искренне верующего человека, который на памяти Валентина никогда ни на кого не злился, ни на кого не накричал.

Первое свое духовное образование Валентин получил в духовном училище при Гребенщиковской общине. Он уже без пяти минут был наставником (поморы - согласие, не приемлющее попов, из заменяют наставники), ему уже подобран был приход, но он испытывал некое внутреннее беспокойство, неудовлетворенность. Он искал благодати, но среди староверов ее не чувствовал:

- Ни один старовер не скажет, что он счастлив. Староверы - хорошие, порядочные люди, но они живут комплексом ущемленности, как вечные беженцы. И еще: у поморцев нет причастия, а как христианину жить без принятия таинств?.. Хотя наставником моим был великолепный полемист, доктор богословия Иоанн Миролюбов, со мной спорить было бесполезно, я искал благодати - но в Гребенщиковской общине ее не нашел. А, когда через год я впервые увидел своего будущего духовника архимандрита Кирилла Бородина, я понял, что просто был заблудшей овцой. Такой жертвенности, какая была в нем, я не видел ни у кого. Он всего себя отдавал своим духовным чадам. Батюшка говорил: “Миленькие, у меня все становятся православными...” Каждую службу он заканчивал словами: “А теперь все нуждающиеся подойдите к матушке Варваре для получения бесплатно продуктов питания”. Хотя он и был настоятелем кафедрального собора в Риге, он по состоянию здоровья служил в домовой церкви. Набивалось туда много народа и все чувствовали благодать. Лишь после его смерти мы узнали, что хоть и служил он, а по медицинским показаниям и на ногах стоять не мог...

С Анной Валентин познакомился банально, в электричке, по последующая история из отношений была, мягко говоря, нестандартной. Валентин хоть и порвал с геологией, не мог распроститься с жизнью в лоне природы. Он ночевал в лесу, в палатке и спальнике, и ежедневно ездил служить в старообрядческую церковь Ригу. Анна ехала на первую в своей жизни исповедь, ее уговорил исповедоваться знакомый-семинарист (ей было 18, Валентин был старше ее на 10 лет и до этой встречи все время, с юности искал свою женщину и не мог найти). Анна в деталях помнит, как все было. Он просто подсел к ней и спросил: “Вы русская? А почему вы в Россию не едете?” Дело в том, что к тому времени Валентином овладела идея переехать в Россию, к историческим корням. Ни на исповедь, ни к своему семинаристу Анна так и не попала. Они поехали в лес и стали вместе жить в палатке. А через месяц они расписались.

20 лет назад...

И с тех пор они никогда не расставались. Никогда. Только разве на час - и то по нуждам. А чтобы на день или хотя бы на полдня, - никогда. Обвенчались они уже когда имели троих детей, в православной церкви. Конечно, с детьми они в лесу уже не жили. Позже Валентин узнал, что корни Анны находятся на Русском Севере, она - потомственная поморка.

Почему о.Валентин вел такой необычный образ жизни, он объясняет так:

- Современный человек - он очень огрубелый, а когда в лесу живет - он чувствует очень тонко. Мало того, что я с природой общался, я еще и ходил в русской национальной одежде. И латыши, когда меня видели, говорили с уважением: “Русский идет!” Они же не любят советских, а к русским относятся нормально! И Анна тоже одела национальную одежду. И сразу мы стали стремиться в Россию...

Начиналось это стремление у Валентина... с рубашек. Он хотел полностью восстановить русский костюм, занимался этим в старообрядческой общине, ездил по приходам, искал, но настоящей рубахи, точнее красивой вышивки на воротнике, так найти и не смог. Параллельно он еще ведь работал сначала портным, а позже модельером-конструктором в лучшем рижском салоне мод “Балтаяс модас”. Староверы стали заказывать Валентину покрывала на аналой. И постепенно, от вышивки на воротниках Валентин дошел до вышивания икон. Он стал известен, как искусный вышивальщик и от заказов отбоя не было.

одна из работ о. Валентина

Правильно это ремесло называется “церковное лицевое шитье”. Кроме икон о. Валентин делает вышивки на утвари, облачении. Теперь он достиг того, что редко работает под заказ:

- Для меня главное - найти отзвук в своей душе. Я долго изучаю иконы, чтобы сделать очередную работу. Всегда, как только в новое место приезжаем, нелегко объяснить, как это - мужик, здоровенными ручищами - и вышивает... Местный батюшка Митрофан, пока не увидел моих работ, тоже понять не мог. В сравнении с вышивальщицами я работаю быстрее в 3-4 раза, за счет правильной организации труда. Если бы вышивальщицы увидели, как у меня все обставлено в мастерской, они бы рассмеялись. Но, если работы берут, значит, в итоге получается неплохо. А самое для меня тяжелое время - это когда кончил одну работу - и не начал другую...

Когда Валентин заканчивал православную семинарию, по традиции поехал в скит на остров Залит, к старцу о. Николаю Гурьянову за благословением на приход ( так принято у церковнослужителей). Он объяснил батюшке, что хочет на историческую родину, что в Латвии нет духа Родины, на что услышал только два слова: “Вышивай иконы...” А духовный отец, архимандрит Кирилл сказал Валентину: “Куда ты собрался? Ты что, пьяное быдло не видел?. О. Кирилл был прав - это о. Валентин понял позже. Но все рано не жалеет, что все же оказался в российской глубинке. Да и о. Кирилл незадолго перед смертью посетовал: “Ты как осел упрямый, тебя не переубедишь...”

Вранье, что в Латвии русским плохо. Кто знает язык - ничем не отличается от латыша. Большинство и сейчас не понимают Колосовых. Латыши - не то, что россияне, у них продуманная социальная политики: когда у них было четверо детей, а Анна была беременна двойняшками, им дали большую квартиру; немаленькие по российским меркам детские пособия им были гарантированы, но... все равно они стремились в Россию. Однажды Валентину пришло новое откровение:

- ...Владыка послал меня в Москву, и я в первый раз попал в Сергиеву лавру. Там, в Троицком храме, у мощей преподобного Сергия я вдруг увидел... воинство Христово. Смотрю на иконостас - а там вместо икон монахи в схимах от пола до потолка стоят! Это настолько потрясло меня, что я даже не думал, что буду обижать рижского владыку...

Нашелся один человек, бывший военный и человек небедный, который предложил Валентину поехать в Ивановскую область, сторожить его дачу, которая находилась в деревне Куменево. Ни родственников, ни знакомых у Колосовых в России не был и они согласились даже на это. Там они прожили две зимы, после Валентин познакомился с о. Митрофаном и переехал по его предложению в Мугреево-Никольское.

- Ничего случайного не бывает. Наша родовая икона - Святитель Николай, а старый хозяин дома, в котором мы сейчас живем (его Николаем звали), всегда мечтал о том, чтобы в доме жила большая семья...

Первого ребенка, родившегося здесь, они назвали Николаем. Батюшка принимал роды дома, сам. Система образования у Колосовых своеобычная. Дети изучают грамоту, овладевают компьютером, но в основе всегда остается обучение ремеслам: столярному, строительному, швейному. Цель: чтобы дети научились себя обеспечивать. У каждого из детей старше 7 лет есть своя, персональная швейная машинка. Есть еще одна, высшая цель:

- Мы хотим, чтобы дети остались в деревне. Пусть, когда повзрослеют, живут отдельно, но чтобы труба их дома была видна из нашего окна. Пусть дети тоже живут большими семьями и с самодостатком. Правильное житье в деревне развивает общинность. Староверы так и жили; пусть в них духовная ущербность, но уклад жизни у них правильный.

Конечно то, что дети не ходят в школу, многих настораживает. Но батюшка с матушкой в добавок стараются, чтобы их детишки не общались с деревенскими:

- Если пойдут в школу, там не только сквернословие, сигареты, пиво. В конце концов, наши дети умеют на это не обращать внимания. Там главное зло: зависть. У кого-то нет чего-то, а он хочет, и он не думает о том, что на эту вещь надо заработать. Мы с детьми бываем в поселках Палех, Холуй, и они там хорошо общаются с детьми художников. У художников зависти нет...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Ивановская область.