Embedded Files
Ольга Горохова, женщина из Дворца
День начинает затемно, когда огни в окнах соседей еще не зажглись. Надо “обряжать” скотину, которой у Гороховых немало. Ольга и Александр - не фермеры и не колхозники. Они - простые крестьяне, каковых лет сто назад в этих краях было много.
Если у тебя на подворье 4 коровы, нетель, 2 телки, 2 бычка, 3 теленка, 3 свиноматки, хряк, штук 20 поросят, - тебя впору назвать “кулаком”. Но ведь как у нас было в старину: кулак - он был хорош, пока не нанимал рабочую силу. Если у него появлялись батраки, заезжие нигилисты могли бросить в их сторону слово “эксплуататор”; пьянчужки в деревне новые словечки усваивать любят - и получалось, что “кулак” - это как бы плохо, потому что он наживается. А вскоре в разряд “кулаков” перекочевали трудолюбивые крестьяне, которые даже не думали нанимать работника. Не потому, что у них большие хозяйства, а просто так, из “классовой ненависти” - не фига работать, когда народ гуляет...
Дальше - раскулачивание, колхозы, укрупнения хозяйств, хозрасчет, фермерство... и вот, к чему пришли. Деревни в Центральной России (только ли в Центральной!) опустели, молодежь бежит из отчего дома, даже боясь оглянуться на милые сердцу пейзажи, а город на село смотрит как на зоопарк, при этом ханжески вздыхая: “Хорошо иметь домик в деревне...” Но это - рассуждения, а по жизни картина такая: на весь Дворецкий сельсовет (а это полтора десятка деревень!) населения осталось 259 человек. В самой деревне живет 90 человек. А поля, которые некогда возделывало отделение при птицефабрике, давно забыли, что такое плуг.
Для семьи Гороховых это - плюс. Дело в том, что бывшие поля сплошь теперь - покосы, и для того, чтобы заготовить корма, далеко уходить не надо. А сена заготовить надо много - по три тонны на голову. Косят вдвоем, для помощи нанимать никого не собираются, а вот сам двор большей частью лежит на плечах одной Ольги. Они молодые (ей - 29, ему - 30) и сил пока много. Мало того: сейчас у них двое детишек - 8-летняя Люда и 5-летняя Кристина, - так вот сейчас Ольга в положении, ждет третьего ребенка - пацана. Рожать по срокам через полтора месяца, а она таскается с ведрами, доит, чистит хлев, кидает сено... Ну как тут не сравнить ее с “некрасовскими” русскими женщинами, которые и рожали-то в поле!
А в деревне их любят и уважают. Ведь Ольга, кроме того, что она держит такое немаленькое хозяйство, еще работает участковым ветеринарным врачом. Работы, правда, становится все меньше и меньше. Когда Ольга еще начинала, по сельсовету насчитывалось 60 коров, теперь - 40. Молодые уезжают, а старикам содержать скотину невмоготу. Но сразу напрашивается вопрос: а почему у Гороховых все не так?
Александр и Ольга - местные. Когда они поженились, им под квартиру дали домик, который когда-то был конторой. Рядом находился клуб; в нем Олина мама всю свою жизнь крутила кино, а Ольга ей помогала. Она с детства любила животных и перед ней не стояло выбора, кем стать. Когда они поженились, сразу завели корову и свинью. Александр работал трактористом на тогда еще существовавшем отделении, потом, когда все развалилось, устроился рабочим на железную дорогу (именно благодаря станции с названием “Дворец” деревня еще существует), но потом, когда личное хозяйство Гороховых разрасталось, стало невозможным надолго его оставлять (железнодорожников для работ развозят - на целый день - по всему участку дороги), пришлось пойти в деревенские почтальоны. Полгода назад Александра взяли лесником в Национальный парк “Валдайский”; зарплата небольшая, но зато каждый день при хозяйстве.
Первые корова и свинья начали приносить потомство, потом - новое поколение и вот так, постепенно, у Гороховых вырос довольно приличный скотный двор. Сама Ольга объясняет все просто:
- А мне, дак, нравится во двор ходить. Я с детства люблю животных. Ну, и жить как-то надо. У меня зарплата тысяча восемьсот, у Саши - тысяча... разве на это прокормишься? Двор бы только побольше - мы бы и овец завели...
Молоко хорошо расходится летом: дачники с удовольствием покупают гороховскую продукцию по 7-8 рублей. Зимой с реализацией труднее, так как дачников нет. Большую часть молока приходится отдавать поросятам. Ни молоко, ни мясо сюда никто покупать не приезжает, а потому Гороховы сами возят продавать мясо на рынок в город Валдай. Крутиться непросто, но даже в таких жестких условиях Ольга и Александр смогли на мясе заработать на подержанный трактор Т-25 и новенькую легковушку “ИЖ”. Еще купили красивую двуспальную кровать (давнишняя их мечта) и кухонную мебель. Правда, это - все, что они смогли приобрести.
Скотный двор, который они даже не строили, а постоянно пристраивали по мере роста поголовья, уже изрядно обветшал, но для того, чтобы построить новое подворье, нужно найти денег гораздо больших, чем они потратили на трактор и машину. За время супружества Гороховых во Дворце произошли не слишком радостные изменения. Число учеников в начальной школе сократилось до 4, а клубное здание (оно по соседству с домом Гороховых) опустело. Чиновники приняли “соломоново” решение. Клуб перевели в школу, туда же переехала библиотека; а библиотечный домик переоборудовали под школу. Зачем - подумали начальники - отапливать немаленькое школьное здание, если все четыре ученика поместятся в одной избе? Одна только беда: бывший клуб с аварийной крышей теперь оставлен на растерзание времени. Его еще можно успеть переделать под скотный двор (для более высоких целей здание не годится), но, как говорит Ольга, скорее всего клуб пойдет “с молотка” и вряд ли мечта Гороховых осуществится.
Кое в чем чиновники помогают. В прошлом году супругов Гороховых пригласили в Великий Новгород и вручили грамоту как лучшему молодежному семейному подворью. К бумаге прилагался конверт с одной тысячью рублей. Закупочные цены на мясо не растут, а вот корма дорожают безбожно. Комбикорм в прошлом году стоил 2600 рублей за тонну, в этом - 4000. Пшеница и ячмень подорожали вдвое. Выручает то, что Гороховы сажают больше гектара картошки, которая почти вся уходит на корм для свиней.
Гороховы - люди не разговора, а дела. Они не понимают, как можно жить в деревне и не держать большого хозяйства. И еще им обидно, что большинство из молодых жителей Дворца вместо того, чтобы трудиться, пьют - не водку и не самогонку, а спирт сомнительного качества, который “сжигает” человека за месяц. Некоторые из их ровесников, из тех, кто поддался тлетворному влиянию алкоголя, уже лежат на погосте. Вообще Ольга и Александр ни на что не жалуются и нынешнее время для них вполне подходящее. Знаете, почему? Потому что им не мешают. Их родители рассказывали про времена, когда брали налог с яйца, а дедушки с бабушкой вспоминали годы, когда таких, как они ссылали в Сибирь - за то, что слишком трудолюбивые...
А, что касается демографической ситуации, - то, кроме ребенка Гороховых, во дворце в этом году должно появиться еще трое малышей. Практически, “демографический взрыв”!
- Для нашей деревни это - великое дело. Считайте, омоложение. Мы иногда с Сашей думаем: ну, ведь хорошая деревня, крепкая - что ж с ней такое происходит? И народ почему-то работать не хочет... Земли - вон, сколько; коси - не хочу, и даже косить обязательно нужно, иначе поля кустарником зарастают...
...Читателю наверняка интересно, почему деревня называется Дворец. За ответом я пошел к местному библиотекарю Нине Васильевна Федоровой. В библиотеке она работает уже 52 года и видела много хороших и не очень этапов в жизни своей деревни. Прежде всего Нина Васильевна сказало теплые слова о Гороховых:
- Раньше в наших краях нормальным для крестьянина считалось иметь четыре-пять коров, а уж по одной корове имели только лентяи. А сейчас молодые не хотят работать, и только Оленька с Сашей такие... Думаю, у них особенная любовь к животным и как приятно, когда весной они выгоняют пятнадцать голов! Это - жилка такая у них крестьянская. Вот, мне 74 года, а мы с мужем тоже сейчас держим корову, нетель, телку прошлогоднюю - и будем держать, пока будет позволять здоровье...
Деревне Дворец исполнилось уже 509 лет. Существует два предания. Согласно первому, здесь находился путевой домик, в котором останавливались знатные особы, едущие из Москвы в Новгород (и обратно). Согласно другой версии, более правдоподобной, в деревне находились постоялые дворы (ведь здесь проходил один из торговых путей). Правильно в названии деревни делать ударение на первом слоге, но, поскольку наш слух привык к ударению на втором, так и прижилось. На самом деле, дворцов во Дворце никогда не было.
Кстати, с деревней Дворец связана одна романтическая история. Когда-то, в год коронации Николая II, в Россию по найму приехал работать немецкий механик Рудольф Рорбик. На корабле, который Рудольф сопровождал, он познакомился с прибалтийской немкой Шарлоттой Нейбух. В России Рудольф подрядился на строительство Виндаво-Рыбинской железной дороги, а конкретно он руководил работами на станции Дворец, в те времена считавшейся жуткой дырой. А Шарлотта, между тем, жила в Петербурге, она была фрейлиной императрицы Александры. Они переписывались, и дело закончилось тем, что Шарлотта оставила настоящий царский дворец и переехала во Дворец “вымышленный”, в скромный домик рядом с водокачкой. Так во Дворце супруги Рорбики и прожили всю свою жизнь, произведя на свет шестерых детей (четверых из них после начала Империалистической войны оторвали от родителей и выслали в Германию). Рудольфа народ любил, называли его Федором Федоровичем, он был трудолюбивым и добрым человеком, чинил все механизмы, которые ломались в домах обитателей Дворца. Здесь же, во Дворце он умер и на здешнем погосте похоронен. Шарлотта после смерти мужа переехала в город Валдай, там же она и скончалась в 1926 году, пережив мужа ненадолго.
Водокачка сохранилась, а вот домика Рорбиков уже не существует.
Пирожковая слобода
Любят ныне блогеры таскаться по миру и фоткать жизнь разных отсталых народов. Подобные фоторассказы можно назвать «зоопарком» - потому что все эти фоотчеты напоминают рассказы о сафари: вот я несусь в джипе – а вот злобные противные зверушки. Им все чего-то надо, и они вымогают мои деньги. Я весь такой успешный, навороченный, с охраною. Я, представитель золотого миллиарда, спустился из первого мира в третий – Орфей спускается в ад.
Теперь представьте себе: современный Радищев едет из Петербурга в Москву, а по обе стороны от тракта разлеглись нищие селения. В них обитают зверушки, которые – хотят твоих денег. Страна третьего мира… Теперь по сути. Попробуем залезть в шкуру обитателей обочин, чтобы понять этот мир. Который, вообще говоря, называется Россиею. И не зверушки здесь обитают, а русские люди. Уверен: тогда мы поймем обитателей всех обочин всех дорог планеты Земля.
Чтобы хоть как-то выжить, они вышли на Большую Дорогу, чтобы... нет не грабить добропорядочных путешественников, а кормить их...
Жанр “путешествий из Петербурга в Москву” (и обратно) в русской культуре популярен до приторности. Со времен Радищева интеллигенция ужасалась разительным контрастом между двумя столицами и Россией. А России было плевать на стенания своего истеблишмента, потому как пространство между Москвой и Петербургом (а так же севернее, южнее, западнее и восточнее магической линии “Е-95”) привыкло жить просто - заботясь мыслью: “а что мы завтра будем кушать?”
Тем не менее, восклицание Радищева: “Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала...” - тронет любого, даже бандита с зачерствевшим сердцем, потому как за последние 200 с лишком лет менее обидно за державу не стало, а несомненное улучшение качества главной дороги страны не изменило сути проблемы. Контраст между столицами и глубинкой растет, потому как во времена Екатерины хотя бы строили вдоль тракта “потемкинские деревни”, - теперь же фасады сняты и проезжающие по знаменитой артерии путники имеют честь лицезреть бесстыдно ютящуюся вдоль обочин правду.
Но правда многолика, точнее их несколько - в зависимости от точки зрения и времени суток. Окраина поселка Крестцы - наглядный тому пример. Трасса проходит мимо этого райцентра, едва задевая тихий полудеревенский мирок. Непосредственно на Большой дороге находится Ямская слобода, старинный пригород, несущий в своем названии смысл существования основателей селения. Здесь Вам с удовольствием покажут улочку, которая в старое время была трактом (новую трассу проложили рядом), о чем напоминают плотно вбитые в мостовую булыжники, помнящие не только желчного Радищева, но практически весь сонм русских знаменитостей. Ямщицкое сословие подкосила железная дорога, и в народной памяти осталось только выражение “пьян как ямщик”. Ямщиков не стало, а пить, “как ямщики” не перестали и даже добавили оборотов. Отсюда все - начиная от апатии и заканчивая слухами о найденных в крестецких пирожках кошачьих коготках.
Кстати, на всем притяжении пути из Москвы в Петербург (или обратно) такое селение одно. Нигде больше народ на трассы в таком массовом порядке - до трех сотен одновременно - не выходит. Картина внешне выглядит убого: косоногие столики, на которых стоят помятые дымящиеся самовары и самодельные чемоданы, в которых теплятся пирожки. Лица пирожниц (почти все они - представительницы слабой половины человечества) оптимизма не выражают а даже исполнены выражением, которое когда-то поэт в стихотворении о первых днях войны выразил так: “в глаза нам смотрели усталые женщины...” (с той только разницей, что Крестцы - не Смоленщина, а Новгородчина).
Итак, за правдой далеко идти не надо. Просто шагаешь вдоль обочины, регулярно получаешь порцию дорожной грязи из-под колес крупнотоннажных фур, - и знакомишься. Сегодня восьмое марта, праздник, а потому пирожниц на трассе меньше, чем обычно. Погода - поганая, но не самая плохая, потому что нет дождя. Одеты все, как будто бы сейчас пойдут перебирать картошку.
-...Дак, продукты же дорогие, а пирог надо из чего-то сделать. Вот, печем с невесткой четыре раза в неделю, по сорок пять штук; она не работает, трудно у нас устроится. Из предприятий-то в Крестцах более-менее держится только “Крестецкая строчка”, да и там платят немного. Сын вот - он полгода на деревообрабатывающей фабрике работает, там зарплата – котам на смех. Уже было встала фабрика, да купили ее какие-то ненаши. Теперь это - “фирма”. Я сама на ней сорок лет проработала станочницей, и вот теперь, на старость-то лет - здесь...
Нина Яковлевна К. просит не обнародовать ее фамилию. Стыдно. На трассу она вышла шесть года назад, когда пирожковый бизнес уже был в самом разгаре. “Пионеры”, впервые вынесшие на обочину свои пирожки, начинали почти в другую эпоху - пятнадцать лет назад. Все шло в обратной пропорциональности: предприятия разваливались - самоваров на трассе становилось все больше. Нина Яковлевна, хотя и стоит ее дом у трассы, держалась до последнего:
- ...Пенсия у меня шесть семьсот. Была б хотя бы в два раза больше - не пошла бы в пирожницы. Но у меня сын пришел с войны (в Афганистане его ранило) болел, болел - и умер. А оставил он троих детей. Двое у невестки, а одна девочка у меня вот живет, ее ж одеть надо, обуть. Вот, дорогой мой... А чегой-то вы ко мне-то, пожилой подошли? Тут у нас молодежи много торгует.
- Да глаза у вас какие-то... добрые.
- Станешь тут... А нынче осенью мы сдали корову, телку. Тяжело мне стало. А молодежь - они не хотят с коровами возиться.
- А дело-то хоть прибыльное?
- Зимой - не очень. Тыщу рублей заработаешь (ну, “чаек-кофеек” еще выручает) - триста уйдет на то, чтобы закупить продукты. А продукты-то дорожают.
- А почему именно пирожки, а не пицца, хот-доги какие-нибудь?
- Ну, понимаете.. Пирожки хоть немного можно сохранить. Начали мы с пирожков - может, этим и кончим. Не знаем, надолго ли дадут-то нам...
Нина Яковлевна относится к разряду “диких” пирожниц, тех, которые не платят никому и ни за что. Таких на трассе - большинство. По ее словам, еще в прошлом году полиция их “гоняла” но сейчас пирожниц оставили в покое, видимо, начальство поняло, что людям надо чем-то жить. К тому же работа не только грязная, но и опасная. В прошлом году машины сбили двоих пирожниц, этот год принес только одну жертву. Пока. Полиция утверждает, что виноваты в происшествиях не водители, а торговки: конкуренция вынуждает приближать свои “торговые точки” вплотную к дорожному полотну, к “линии спроса”. У пострадавших обнаруживается состояние алкогольного опьянения, что они объясняют простой причиной: “Не сугреешься - замерзнешь на фиг...”
Несколько лет на пирожки держится “демпинговая” цена - 25 рублей (вне зависимости от начинки). До мысли, что можно заключить картель, как это, например, делают кавказцы на рынках, слободчане пока не дошли, тем более, что среди пирожковой братии (точнее, сестричества) намечается сильное расслоение. Об этом я узнал, пройдя по всей слободе, растянувшейся вдоль трассы на три километра.
Люди рассказывали разное. Например, что некоторые из жителей слободы, из числа спившихся, в своих домах, при керосинках (за неуплату дома отключены от электричества) из черт знает чего тоже пекут пирожки - и по ночам их продают. Есть сведения, что, поскольку ночью все кошки серы (а так же не разглядишь личность лже-пирожника), в начинку перерабатывается крестецкое поголовье собак и кошек. Если бы эти выродки попались днем, им бы наверняка накостыляли - портят ведь репутацию честных слобожан - но они хитры, как крысы и умеют творить черное дело тихо и незаметно.
“Дневные” пирожницы за качество могут дать голову на отсечение, тем более что значительная часть клиентуры - дальнобойщики, которые мотаются по трассе по несколько раз в месяц и могут в случае чего крепко наказать. Стимулирование к повышению качества - железное.
Полиция пыталась разбираться с пирожниками, но теперь поостыла и требует только наличия медицинской книжки. После последнего “закручивания гаек” многие оформили частное предпринимательство, но, когда прессинг ослаб, пирожники на это дело плюнули и не стали переоформлять “ЧП”. Насчет “отстегивания” органам и бандитам все пирожники в один голос твердили, что ничего подобного нет, но по застенчивым улыбкам в момент отнекивания было явственно видно, что таковые платы скорее всего имеют место - правда суммы малозначительны. Среди пирожников преобладает местная интеллигенция - учителя, врачи, бухгалтера - но в недавнее время наметился “новый призыв”, пришельцы из отдаленных деревень.
Сельские поселения в Крестецком районе (а также в соседних районах) пребывают в состоянии, которое назвать “упадочным” было бы слишком мягко, - и люди оттуда бегут куда ни попадя. Я познакомился с женщиной, которая уехала из деревни вместе со всей своей семьей, поскольку там закрыли даже школу. В Крестцах они снимают комнату и спасаются только пирожками. Еще я пообщался с 17-летней девушкой Леной, которая приехала в Крестцы из Демянского района; здесь она тоже живет на квартире и работает... наемной рабочей силой. Одни из пирожниц устала торговать на исполненной опасностями дороге и взяла девушку в продавщицы. Содержание - мизерное, тем не менее для Елены этот способ существования единственен. Других, более радикальных способов зарабатывания девушка не признает.
Две этих женщины стоят на “пятачке” у моста через реку Холову (пирожники расположены вдоль трассы не равномерно, а “порциями”). Этот пятачок так и называется: “Мост”. Завсегдатаи “Моста” - восемь человек, из которых сегодня, в Женский день пришли пятеро. Только одна из женщин, надежда Николаевна Сальникова, не скрывает своего полного имени. Дело в том, что она - “легальная” пирожница.
- ...Я была бухгалтером в совхозе “Зайцевский”. Сначала подрабатывала здесь, на “Мосту”, а теперь из совхоза ушла, потому что он нарушился. А муж и сейчас в совхозе - другом, “Крестецком” - ему там пятьсот рублей в месяц платят. У меня еще и дочка поздняя, школьница; знаете, какие запросы о молодежи сейчас. Нас, честных предпринимателей, человек семь по все трассе, а остальные все - нелегалы.
- То есть как - честные? Это те, кто гарантирует качество?
- Ну, за качество у других не скажу. У меня оно хорошее. Это я имею в виду тех, кто оформил предпринимательство.
- Но ведь нелегалов вроде бы не гоняют...
- Зато я имею свое место и заняла я его законно. Подъезжает полиция - меня не трогает, потому что они знают, что у меня документы.
- Ну, а налоги?
- Сейчас я плачу единый налог, это удобно.
- И получается зарабатывать?
- Конечно. Правда, зимой мало берут, бывает, весь день простоишь - и домой с пирожками уходишь. Летом народу больше ездит, но и конкуренция повыше - на трассе до трехсот пирожников стоит. Мне еще хорошо, что у меня все свое: и картошка, и капуста, и грибы, и мясо. У меня на дворе бык, три поросенка, индоутки. Корову вот только сдали, маломолочная она. Но ничего: новую заведем обязательно. Если бы не свое - пирожок мне бы по себестоимости обошелся дороже того, за сколько продаю.
Пироги Надежда Николаевна печет (если быть точным - крестецкие пироги не пекутся, а жарятся на сковороде) вместе с дочкой и они стараются, чтобы в ассортименте было побольше разнообразия. Сегодня, например, у нее в продаже пироги с капустой, картошкой и грибами, с творогом, с яблоком, с малиной, с черникой, беляши с мясом и рыбники. Чем разнообразнее меню - тем быстрее пироги разойдутся. Если учесть, что в день семья Сальниковых печет 40 штук, доход вряд ли способен принести значительную прибыль. Я говорю об этом, потому что в поселке упорно ходят слухи о том, что на пирогах умудряются строить себе дома и покупать иномарки. Нет: здесь умудряются просто сводить концы с концами. Или (как максимум) зарабатывать на учебу детей, причем дети сами прилагают к этому усилия, выходя на трассу в каникулы. Надежда Николаевна на вопрос: “Хотелось ли такой жизни?” отвечает с оттенком горечи:
- Да, какая там жизнь! Понимаете... Мне 52 года и я хочу отдохнуть. Посидеть у телевизора. А мы стоим на этом мосту по девять часов, чтобы продать пирожки (потому что конкурентов много, и особенно нам портят дело те, кто не платит налогов - да еще и продавцов они нанимают), и не знаем, что там вообще по телевизору показывают. Нам эти сериалы потом старушки пересказывают. И это - жизнь? Вот, вы скажите: что там наверху решают? Неужто еще и подоходный поднимут?
- Не знаю, я там не бываю...
- Жаль... А мне кажется, что все это и нашим детям достанется, и внукам. Вся эта... И еще ведь обидно, что сначала людей отучили работать, а теперь всех бросили в растерянность. Вот и пошло обнищание...
...Мне лично кажется, что дело обстоит немного не так. Люди не сдались. В каком-то смысле пирожки (или шашлыки, пуховые платки, хрусталь) вдоль трасс - своеобразная манифестация, призванная показать, что народ еще жив, он хватается за любую возможность устоять. Мир поделился на тех, кто проносится с ветерком мимо, и тех, кто стоит на обочине. А, может быть, наоборот: это крутые иномарки стоят на месте, а Россия стремительно проносится мимо? И хочется воскликнуть: “Русь, куда ты несешься?!”
Вопреки классику ответ она дает. Прислушайтесь...
Формула Наволоцкого
Внутренний переворот в душе молодого ученого-агрария Сергея Наволоцкого случился намного раньше пресловутой “перестройки”. Его карьера складывалась вполне в духе того времени: отец, занимающий солидный пост в Минсельхозе, престижная школа, институт, тема в НИИ, тянущая на диссертацию, но...
Однажды Сергей почувствовал, что та наука, которой он себя посвятил (а в то время он занимался селекцией озимой пшеницы), в сущности никому не нужна. Может быть, это было вовсе не так, но он решил пойти в реальное производство. Поскольку до семилетнего возраста Сергей рос в деревне в Новгородской области, в тот же регион он и махнул. Ему предложили на выбор три места и Сергей не глядя согласился на первое же попавшееся - все равно об этих трех населенных пунктах он ничего не знал.
Сергею повезло, так как он попал в городок Чудово, в очень сильный совхоз “Коммунар”, которым руководил умный и честный директор. В 25-летнем возрасте Сергей стал главным агрономом и его уже называли не иначе как “Сергеем Аркадьевичем”. В те, еще советские времена “демарш” столичного гостя вполне был объясним: ну, необходим человеку “трамплинчик” для того, чтобы получить теплое место в министерстве - с кем не бывает... Но в том-то и дело, что это еще не вся история, а только ее зачин. Главными агрономами “папенькины сыночки” не становятся - слишком тяжело, тем более что проработал он в Чудове не год, а почти пять лет.
А потом Сергей совершил ошибку: уговорили его пойти работать в обком партии, в сельхозотдел. За полгода, проведенных в областном центре, он оброс жирком, приобрел начальственный баритон и понял, что скоро он окончательно скиснет.
К тому времени к Сергею приехала Елена. Они были знакомы еще со школы, но потом их судьбы разошлись. Елена (тоже, между прочим, ученый-аграрий) была замужем, он оставался холостяком, но в итоге все закончилось тем, что она приехала к нему с маленьким сыном и они поженились.
Настал 88-й год и, образно говоря, повеяло свежестью, В Прибалтике появились первые “арендаторы” предвестники фермеров, а вскоре свои “арендаторы” завелись и на Новгородчине. Канцелярская работа настолько опротивела Сергею, что он решил на все плюнуть и податься в самую глубинку.
- Мы были семейкой “что надо”: я в обкоме работаю, жена - на мясокомбинате... но к своему решению мы подошли вместе. Мы ведь совсем молодыми были, а романтика из нас прямо-таки излучалась...
Кстати, первые “арендаторы” (а потом сельхозкооператоры) Демины так же первыми и закончили свои опыты на земле, благополучно удрав в город (откуда они и прибыли). Теперь это уже далекая история, тем не менее Сергей вспоминает те времена, как будто все произошло на прошлой неделе:
- В 91-м, когда дали деньги, кредиты, - все подались в крестьяне. Планов у народа было громадье: те же Демины мечтали заработать миллион - и у ехать в Гималаи. Но все-таки они хорошие ребята были, только уж слишком романтики. И перебрались они не в Гималаи, а в Москву, потому как на земле ни при какой власти не разбогатеешь. Тут ведь как: что заработал - это же надо в землю и “закопать”, то есть, вложить средства в развитие. И так будет тянуться о-о-о-чень долго... Но и мы с Леной тоже были “хороши”. Я ж приехал сюда - стыдно сказать... коров боялся. Хоть и агрономом был в крупном хозяйстве, все равно шарахался от скотины. Да... за все мое городское детство отыгрался.
Выбрали на жительство деревню Большое Уклейно - по случаю: у Лениной сестры там была дача. Тихая деревенька о 13-домах относилась к разряду умирающих и дочь Анфиса, которая родилась у Наволоцких в 91-м году, стала первым за 20 лет ребенком, появившемся на свет в этих краях. Свой сельхозкооператив “Уклейно” Сергей основал вместе двумя компаньонами, такими же, как и он, романтиками (один из них был ветврачом, другой - водителем троллейбуса):
- ...Очень скоро компаньоны наши “отпали” и остались мы с женой вдвоем в фанерном бараке. Мы отремонтировали двухквартирный дом, который по совковой привычке когда-то построили на болотине. Начинали мы с партнерами с откорма бычков, которых взял в ранде в совхозе, но совхоз ферму снова забрал себе и скотину отобрал. Я и сам виноват: полностью углубился в производство, а руководитель должен большей частью заниматься “внешними связями”. Но в те времена давали кредиты, я закупил в совхозе тринадцать бычков и стали мы с Леной жить-поживать. Самое главное - нужно было привыкнуть к деревенской жизни. Ведь существенное отличие между сельским жителем и горожанином какое: селянин работает медленно, неспешно, но долго; а городской сразу на все налетает, пятнадцать минут прошло - и он - все... “отпал”. Мы тоже взялись сразу за все: и овес, и ячмень сеяли, и коров, и свиней завели. Взяли в аренду сорок гектар земли. В общем, через три года я был в состоянии рыбы, выброшенной на берег.
Потом я понял, что просто не могу оторваться от “совхозного” стереотипа, согласно которому у меня должно быть все свое. Помогли мне фермеры-американцы. Их звали Джо и Марк, а познакомился я с ними в Новгороде, куда они по обмену опытом приезжали. Они ребята солидные, но простые. Я им предложил - и они сели ко мне в машину - и мы поехали. Их, конечно, поразило наше обилие леса, ведь они из Айовы, там у них одни степи. Посмотрели они мое хозяйство - и говорят: “Сергей! Ты займись чем-то одним. Вот, у тебя техника под картошку есть - займись картошкой...” Я внутренне все это прекрасно понимал и без них, но - расстаться со стереотипами...
Дело в том, что раньше на кредиты я приобрел картофелеуборочный комбайн (который, впрочем, мне теперь не нужен, потому что слишком уж некачественно работает), дефицитная по тем временам сажалка, трактора и прочее по мелочам. Еще до визита американцев у меня под картошку был отведен один гектар и я “убился” его убирать (день копаем - три дня перебираем) и именно потому я купил комбайн. Чтобы отработать долг, нужно было на следующий год четыре гектара сажать. И так постепенно картофельные поля у меня разрослись до 18 гектар.
И постепенно я вывел такую формулу ведения хозяйства в наших не слишком благоприятных для сельского хозяйства краях: надо заниматься тем, что выгодно в данный момент в данном месте. Но обязательно нужно дело, которое затеял, доведи до логического конца. Вот и все...
Наволоцкий, на мой взгляд, - фермер не русского, а европейского образца. Таковым я его считаю не только потому, что его внешность более подходит для городского интеллигента; об этом можно судить по облику его хозяйства, которое теперь превратилось в настоящую, культурную ферму. Здесь есть ангар, в котором хранится вся техника. Есть два овощехранилища, которые строились не спеша, но основательно. Есть подъездные пути, выложенные бетонными плитами. Болото, в котором первоначально все это находилось, осушено. На летний сезон Сергей нанимает рабочих, около 10 человек, как правило, местных жителей. С воровством картошки боролся просто: пару раз в полях стрельнул (один из них - прямо по мотоциклу) и народ понял, что с таким серьезным парнем лучше не связываться.
Из скотины в хозяйстве остались только корова, куры и несколько коз швейцарской породы “зааннинская”. Порода выбрана не случайно: молоко этих коз не обладает специфическим “козьим” запахом, что порой сильно не нравится дачникам. Релазацией молока и всяческих продуктов, изготовленных из него, занимается жена, а вот обязанности по ухаживанию за козами полностью возложены на дочь. Сергей вполне официально платит Анфисе зарплату, причем, когда у коз появляется очередной приплод, дочь пишет отцу заявление: “В крестьянское хозяйство “Уклейно” Наволоцкого С.А. Прошу увеличить заработную плату в связи с рождением козленка”. И отец увеличивает содержание дочери на 50 рублей.
Наволоцкий называет себя не фермером, а крестьянином. Просто крестьянином. По его мнению, во всем Валдайском района таковых осталось всего четыре человека:
- Я имею в виду профессиональных крестьян. И из четырех человек только двое занимаются товарным производством, живут от земли. Еще двое деньги зарабатывают торговлей и транспортом. А другие ребята, которые оформили фермерство, от земли вообще отстали. Кто-то в мелкий бизнес ушел, кто-то на работу нанялся, и остались только я да мой сосед, Александр Максимович Дегтярь. Ему еще хорошо, что ему два взрослых сына помогают. Хотя у него сейчас не лучшие времена, как, впрочем и у меня. Прошлый год был дождливый, неурожайный; я собрал 110 тонн картошки, а в предыдущие годы меньше 200 не собирал. Ну, ничего, теперь зато появилось время задуматься: может, что не так мы делали. Хотя у нас с женой и хорошая семейная ферма, все равно могло быть и лучше. Кстати, впервые за пятнадцать лет я этой зимой встал на лыжи. На рыбалку тоже в первый раз сходил - четырех карасиков поймал. И теперь я окончательно понял, что хозяйство не за счет рук надо развивать, а за счет головы. Надо заниматься грамотным севооборотом, а не вытягивать из земли и без того чахлые силы, и надо знать, что в данный момент требует рынок.
Надеюсь, что налоги наконец снизят не на словах, а на деле, ведь сейчас получается, что я продал картошки на 100 рублей, 36 из них я отдал в соцстрах и в пенсионный фонд. Плюс еще налог на землю, а если опоздал, не отчитался - на тебя штрафы накладывают. У меня, слава Богу, Интернет есть, я оттуда скачиваю все необходимые бланки. Но на деле получается так: бланк я заполнил, повез в райцентр на дискете (и обязательно со своей бумагой) Если я что неправильно заполнил, меня отсылают - и я домой, перезаполнять. У меня, в деревне, электронная почта есть, но туда, в город я должен везти дискету и бумагу. И так по несколько раз; это ли не издевательство? Иногда думаю: эх, было бы у нас в районе таких крестьян не четыре, а хотя бы сорок! И чтобы реально занимались хозяйством. Мы, эти сорок человек, объединились бы, и такие действия, как поиски запчастей (ведь поодиночке за запчастью в Тверь мотаемся!), на кого-то одного возложили... И отчетностью тоже занялся бы один человек, профессиональный бухгалтер, которого бы мы в складчину наняли бы. Но ведь понимаю, что не найдется сейчас 36-ти человек. И, значит, так, как сейчас есть в деревне - так оно и будет...
Довольно неожиданно звучит идея Наволоцкого путях вывода российской деревни из кризиса. Спасение русской деревни Сергей Аркадьевич видит вовсе не в поддержке крестьянина, а в ином:
- Вы знаете, я бы прежде всего дал приличное содержание сельским медикам и учителям. Если развивать школы и медицинское обслуживание, тогда на селе появятся люди, достаточно обеспеченные для того, чтобы самим не проводить все свободное время на огородах, а покупать продукты у крестьян. Тогда и крестьяне найдут рынок сбыта (это ведь и для меня камень преткновения), и молодежь в деревне станет закрепляться. А сегодня каждый занимается бредом: учитель приходит из школы - и к корове, медик - к свиньям, бывший колхозник ищет, чем похмелиться, а механизатор едет в Подмосковье дачи строить. До чего дошли: мне некого нанять на работу! Я уж о специалистах молчу - просто вменяемого человека трудно найти... И, вот, когда я буду знать, что мой ребенок спокойно пойдет учиться, а я, если заболею, получу квалифицированную помощь... тогда и уверенность появится. Это ведь стержень современной деревенской жизни.
Геннадий Михеев.
Фото автора.
Новгородская область.
Page updated
Google Sites
Report abuse