Барышские истории

Барыш - почти Париж

На полном серьезе: областные чиновники обсуждали следующую проблему: городок Барыш сделать... маленьким Парижем. Барыш и без того в области почти все именуют “Парыжем”. Для начала хотели построить Эйфелеву башню...

Не получилось. Парни из сотовой компании запросила за нестандартный проект вышки (стилизованный под Эйфелеву башню) сумму, соизмеримую с годовым бюджетом города. Жаль, под “Елисейские поля” место уже заготовлено. Там правда памятник Ленину стоит, пришлось бы что-то с ним делать, но ведь, если историю вспомнить, Ильич бывал в Париже неоднократно - противоречия не будет. Вообще пространство между железнодорожным вокзалом и комплексом административных зданий и сейчас утопает в цветах, менять почти ничего не пришлось бы. Но все же до времени с идеей “маленького Парижа” решили обождать. До момента, когда город разбогатеет.

А то может и конфуз получиться. Есть в Барыше район под названием Красная горка. Он вполне сравним с Монмартром (по крайне мере по своему “горнему” расположению). Только так получилось, что это самая бедная часть города - оттого, что кирпичный завод, при котором Красная Горка пребывает, накрылся медным тазом. Или другой вопрос. Поставить бы на въезде в Барыш триумфальную арку... однако в контрасте с битыми-перебитыми дорогами арка будет смотреться приблизительно как балерон Цискаридзе на сцене деревенского клуба.

В каком-то смысле Барыш даже покруче Парижа. Дело в том, что он расположен в довольно значимом месте. Неширокое пространство между двумя возвышенностями на много сотен километров было единственной “седловиной”, по которой можно было пройти войску. Именно поэтому многочисленные кочевые народы не могли миновать Барыша. Тут собирались в мирное время купцы с разных концов Света, а в военные годины завоеватели, проходя Барышской долиной (здешняя река тоже называется Барыш), предчувствовали близкую наживу. Оттого-то и название такое - не богатое, но сулящее немалую прибыль. Но не надо забывать, что в переводе с турецкого “барыш” - это “примирение”. Загадка названия города еще не разгадана.

Барыш вытянулся с Запада на Восток на 16 километров. Хотя то, что называется городом, трудно назвать таковым. Скорее это сгрудившиеся рабочие поселки, соединенные общим понятием “город” в 1954 году. Каждый поселок - при какой-то фабрике или при заводе. Некоторые из поселков ( Жадовка, Имени Ленина, Измайлово) в городскую семью не приняли, поскольку слишком уж далеко расположены от города. Другим повезло больше. Это Гурьевка, поселок при ткацкой фабрика имени эсера Гладышева. Микрорайон при швейной фабрике, так и называемый: “На швейной”. Поселок “Чапайка” - при сельхозтехнике (раньше там была артель имени Чапаева). Поселок Красная горка при кирпичном заводе. Поселок Марьино при бумажной фабрике. Поселок Елховка при птицефабрике. Район “МСО” (при Межколхозстрое). Ну, и поселок при станции Барыш, который и дал имя городу. Теперь он называется “Центр”; позже там находится завод “Редуктор”. Раньше “Центр” назывался село Троицко-Куроедовым. Непростой мир, ориентироваться в нем сложно.

Человек, основавший город Барыш, умер совсем недавно. Звали его Иван Андреевич Пятаков и он был первым председателем горисполкома. В народе этого всеми уважаемого человека звали “градоначальником” и благодарили за многие блага. Именно Пятаков провел во вновьобразованном городе первый водопровод. Случилось это в конце 50-х годов прошлого века. До деяний Ивана Андреевича возле реки стояли чаны с водой, стекающей с гор, из которых будущие горожане черпали живительную влагу. При Пятакове поселки были соединены дорогами. К тому же были построены невиданные по тому времени сооружения - мосты. Жаль, но дороги с тех пор изрядно поизносились. Мосты пока живы.

В промышленной укорененности Барыша таилась “бомба”. В основном промышленность легкая, и с наступлением экономического кризиса она легко “полетела”. Грубо говоря, на Барыш налетела страшная безработица. И даже более того: город в средине прошлого десятилетия погрузился во мрак. А именно - из-за задолженности предприятий энергетики надолго отключали город от электроэнергии

Сейчас свет в городе не отключают, и это можно назвать великим достижением современной эпохи. Хотя еще в недавнее время при городском Святотроицком храме “кормились” до трех тысяч (!) человек ежедневно. И это при том, что все население Барыша - двадцать тысяч. Люди приходили в храм за едой и одеждой; купить это им было просто не на что. Здешний священник о. Игорь Ваховский, как истинный христианин, принял на храм социальные функции. Он даже два Дома милосердия открыл, ибо городские власти были не в силах предотвратить социальный коллапс.

Жизнь вроде бы стабилизировалась. Многие предприятия стали снова раскручиваться, а кое-какие - например швейная фабрика - заработали в полную силу. Впрочем и сейчас человек четыреста при Святотроицком храме кормятся. Средняя зарплата по предприятиям - около трех тысяч, немного. Так что Барыш и по уровню жизни пока далековат от Парижа. Впрочем есть куда стремиться, а ясная цель - уже многое. А то ведь предыдущие поколения мэров цель видели в одном: людей утихомирить. В народе говорят, только нынешний мэр Сергей Кочетков, пришедший к власти три года назад, реально задумывается о городе. В Барыше наконец появились цветники, детские площадки. С последними снова помогает Святотроицкий храм, их церковная бригада строит. Вообще мэр уже в конце нашего разговора заметил, что если ему отец Игорь в течении дня позвонил меньше пяти раз, значит день не удался.

Кочетков рассказал о том, как вся администрация и вся милиция в “День знаний стояла на ушах”: молодежь, которую пятнадцать лет пивной рекламой кодировали, так разошлась!.. Но ничего. Совладали... Мэра уже потому можно уважать, что он поднял швейную фабрику. Сейчас там есть заказы, зарплата (хоть и небольшая) платится регулярно. А ведь это 600 женщин - страшная сила, если на рельсы выйдут... В сущности Кочетков и сейчас - хозяин фабрики. Капиталист. Однако взял - и на выборы пошел. Ладно, попал бы на зажиточный город, а то ведь - сплошная депрессивная слякоть. Отец Игорь, местный “спаситель”, вообще охарактеризовал здешний мир (впрочем как и всю нашу страну) как болото, в котором кочки. На одной кочке жаба сидит, на другой - лягушечка. А где-то существо и пострашнее. Каждый чего-то хочет, кричит... А между кочками-то трясина... Мэр и священник дружат. У них есть совместные проекты, например, церковь и город вместе строят мосты. Сергей Владимирович полон оптимизма:

- ...У меня достаточно опыта и сил, чтобы приложить их на пользу города. А вообще, если без красного словца сказать... надоело смотреть на людей, которые приходили во власть только для того чтобы сидеть в кресле! А про себя скажу: кто финансово независим - независим и политически. Моя независимость дает мне пространство для работы. Впрочем за время работы мэром я столько всего узнал!..

- Но ведь с благими намерениями сами знаете, куда можно прийти...

- Каждой задаче нужно приложение: умение. Я в этом городе много лет живу - и не хочу, чтобы мне плевали в лицо... Хотя народу трудно угодить...

“Много узнал”, “трудно угодить”... Да. Таинственность какая-то. Впрочем после официальные слов (приведенных выше) Сергей Владимирович перешел к более простой передаче мыслей. Первый год он работал в непрерывном авральном режиме. А выходных и праздников нет и поныне. С новым губернатором области Морозовым Кочетков выбирался в один день. С ним легко работать, не надо каждодневно ездить в Ульяновск, чтобы решать мелкие вопросы. Тем не менее мэр заметил: “Нельзя сказать, что мы сильно поднялись...”

Дело в том, что многие - как и в остальных несчастных регионах России - приучились уезжать на заработки в Москву и другие города. Плюс еще оформился класс... профессиональных безработных:

- ...Есть такие, для кого стоять на бирже труда - профессия. Был у нас в городе один океанолог... хотел найти работу по специальности. А если затронуть вопрос об уезде людей в другие регионы... Процентов пять из них - те, кому Бог дал искру в плане рук и таланта. И они находят в Москве работу по душе и высокооплачиваемую. А остальные девяносто пять процентов уезжают просто в надежде хоть как-то прокормиться. Я это еще заметил по швейной фабрике: женщины засобирались в Питер, на мебельную фабрику. Обивку шить. Я сижу, думаю: “Рынок мебельный сейчас так забит... Как им там придется?” Через полтора месяца возвращаются. Оказывается, их там заставляли шлифовать формальдегидную смолу. По семь тысяч платили; тысячу удерживали, еще минус питание, проезд... Не лучше ли у нас за три тысячи работать - и дома картошку растить? Так наши женщины и решили...

По наблюдению Кочеткова народ в Барыше крутиться все же умеет. Когда фабрики встали - Барыш прославился самым большим и дешевым в регионе базаром. Потому что торговлей многие стали спасаться. Феномен начал затухать где-то в 95-м: тогда в окрестностях города деревопереработкой занялись, пилорам понаставили частных. Но тогда лес с корня стоил 50 рублей за куб. Сейчас - 700 за тот же куб. Да и порядок в лесу навели, стали ловить на “левых” вырубках. Сейчас вот промышленность стала подниматься. Пришли инвесторы на полумертвую ткацкую фабрику. Будут там дорогую шерстяную ткань производить. Переговоры идут, чтобы еще одно ткацкое производство из Москвы в Барыш перевести. Там-то земля страшно сколько стоит, а здесь - готовые корпуса пустуют...

А мечта у мэра одна: сделать хорошие дороги. Идея “второго Парижа” еще витает в воздухе, но ведь только одна стилизация вышки под Эйфелеву башню стоит 8 миллионов...

Сельцо Диваново

...Я зашел в Поливановский детский садик, чтобы увидеть то, с чего собственно, все началось. Впечатление - ужас. Половина двухэтажного здания брошено, вокруг все перекопано, да и “живая” половина, мягко говоря, несколько запущена. Заведующая охарактеризовала происходящее кратко: “Нет денег...”

Нет денег, похоже, и во всем остальном поселке. Дороги здесь жуткие, даже та, которая ведет в “Добрый стиль”. Дома - сплошь двухквартирные щитовые бараки. На улицах довольно пьяных мужиков. И женщин “под мухой” - тоже хватает. Только разве станционное здание вполне прилично, но ведь железная дорога у нас - отдельная “епархия”. Поселок жил обычной жизнью: он по сути был поселением при леспромхозе. Потому-то он так и мрачен обликом, что строился - как и все леспромхозовские поселки - в ожидании грядущего конца. Чего ждали - то и нагрянуло...

С этого детского садика все однажды и началось. Когда леспромхоз был силен, его директор пригласил из Ульяновска бригаду шабашников - для устроительства в садике деревянной детской площадки. В бригаде был и Батырев. Часть деревянных скульптур, горка и качели целы и поныне. Но они вызывают у долгожителей Поливанова ностальгическую боль: ведь получается, что один из работяг, которого нанял директор леспромхоза для изготовления детских игрушек, превратился в здешнего “олигарха”. А они, бывшие герои лесопромышленного комплекса, страждут...

Сергей Александрович Батырев и его супруга Ирина приехали а Поливаново зарабатывать на хлеб. Оба они по образованию инженеры-электрики. Сергей работал в Ульяновске, на заводе крупнопанельного домостроения. В конце 80-х завод практически встал (в городе перестали что-либо строить), зарплаты соответственно платить перестали, вот и внедрился Батырев в бригаду резчиков, которая каталась по “шабашкам”: там городок детский построят, здесь ресторан украсят резьбой.

Батырев и сам не может объяснить, чем ему понравилось Поливаново, но именно здесь он затеял первое свое дело, связанное с переработкой леса. Лес здесь многих вскормил... Купили в 90-м году старенький “ЗИЛ-133” и стали работать в старом здании гаража, на окраине Поливанова. Таков был старт.

Скопили Сергей с Ириной небольшую сумму - и не нее Батырев поехал... в Италию. Нет, не отдыхать, а изучать. Италия - “мебельная Мекка”; здесь исстари трудились целые династии мебельных мастеров, “мебельные Страдивари”. И Сергей захотел постичь тайны европейских мебельщиков, поставляющих свои шедевры в лучшие дома Лондона и Парижа.

Любовь к мебели в Батыреве была с детства. Его дед был столяром; в некоторых домах, в Ульяновске, еще стоят комоды и шкафы, сделанные дедом. Первое, что сделали Батыревы самостоятельно, был диван. Им просто не на чем было спать. Выстрогал Сергей каркас, купили поролон, натянули ткань... в общем-то примитивная получилась вещь. Но с той поры Батырев понял: диваны - его любовь. И кстати тот самый первый диван стал так и остался единственным, который Батырев сделал собственными руками. После он занимался - да теперь занимается - исключительно дизайном мягкой мебели и развитием своего бизнеса. Непосредственно производством занимаются мастера, которых он взрастил сам.

В Италии ему удалось сойтись с одним из самых признанных “диванных” мастеров, Карло Каппеллини. Фабрика у Карло под Флоренцией, а работает он по заказам зажиточных англичан, причем его фабрика производит исключительно мягкую мебель. Началось все вообще-то с интересов бизнеса. Батырев не мог организовать у себя в Поливанове производство резных боковых каркасов из бука (дерва, которое прочнее дуба). А Каппеллини - признанный лидер в их изготовлении; его рабочие истинные виртуозы резьбы. У него-то Батырев их и заказывал. Ну, а после завязалось сотрудничество творческого плана.

С самого начала Батырев выбрал самый непростой сегмент рынка: “для людей с достатком”. Чего уж тут мелочиться? Если уж делать - так шедевры! Здесь, в Поливанове, создают не просто дорогую, а очень дорогую мебель. Стоимость комплектов мягкой мебели варьируется от 20 до 200 тысяч. Самая недешевые комплекты - из натуральной кожи. Умение работать с кожей считается у мебельщиков “высоким полетом”, вершиной мастерства. Поливановские мастера потихоньку обживают эту вершину.

Первые комплекты мягкой мебели были точными копиями итальянских образцов. Постепенно подкупали станки (тоже итальянские) и учились работать самостоятельно. Конечно, методом проб и ошибок. Но и у великих мастеров тоже многому научились.

Теперь над разработками новых моделей в “Добром стиле” работают уже три дизайнерских студии (одна в Поливанове и две - в городах). Сергей - “шеф-дизайнер”, он только смотрит на работы молодых и оценивает. Но сами “молодые” (которые порой и старше Сергея) все же нуждаются в Батыреве. Дело в том, что Сергей совершил главный жизненный прорыв: он преодолел в себе “комплекс провинциала” и внедрился в мировой рынок. Я бы назвал это подвигом. Если бы я был Карло Каппеллини, то смотрел бы на русского мебельщика, освоившего мебельное искусство и рынок за одно десятилетие, мягко говоря, с удивлением. А значит Батыреву нужно было проявить и отчаянную наглость.

Если рассудить: ну, откуда в Поливанове взяться специалистам-мебельщикам? Здесь только лес пилить умели - и не более того... Взять главного технолога фабрики Николая Михайловича Воронова. Он по сути руководит экспериментальным цехом, там новые модели диванов и кресел доводят до ума. По образованию Воронов - специалист по гидравлическим системам дорожно-строительных систем. Он жил в Средней Азии, а когда там начался исход русских, стали они с женой Натальей и детьми беженцами. Попали сюда потому что жена из этих краев родом. Сначала жили натуральным хозяйством, землей, скотиной. Ну а в 95-м устроился сюда, на фабрику - простым рабочим на сборке диванных каркасов.

Воронов как инженер видел, что и где можно подправить, изменить. Вкус художественный проявил - и Батырев попросил его возглавить экспериментальную бригаду. Тогда еще только мечтали о достойном качестве, о самостоятельности; все производство заключалось в копировании западных образцов. И только четыре человека (не считая Батырева) - Валентина Пензякова, Анатолий Шишкин, Николай Кочкин и Воронов - занимались творческим поиском. Они простые люди, а дизайнерскую науку постигали по ходу работы. Ей-богу, итальянцам такое и присниться не может!

Первая модель придуманная своими головами, называлась “Феникс”. Она и сейчас производится - “долгожитель”. Потом другие модели стали рождаться в своеобразном поливановском дизайнерском центре: “Корвет”, “Вивальди”, “Наутилус”... ну, и десятки других. Конечное слово всегда за Батыревым. Да и начальное - тоже. Работа над диваном начинается так: приезжает “шеф”, садятся они в круг, берется чистый лист бумаги, на него кладутся первые робкие штрихи, и... Кстати и с Каппеллини общаются при помощи бумажных набросков; это международный язык мебельщиков. Воронов тоже бывал в Италии (Батырев стремится, чтобы все его специалисты увидели “мебельную Мекку”), и вот, что понял: если бы поливановские мебельщики работали на уровне кустарщины, Каппеллини, не стал бы с ними общаться.

Если говорить об исполнительном директоре, Салюкове, он - бывший милиционер, подполковник в отставке. Его Батырев пригласил как человека, умеющего работать с кадрами. Коллектив на фабрике молодежный, средний возраст - 30 лет. Зарплата небольшая, но текучки нет. Люди, измученные безвременьем, держаться за стабильность. Ну, некуда больше в Поливанове податься! Сюда даже из районного центра люди приезжают работать. Тем более что на своей фабрике работник эту дорогущую мебель может даже себе купить - со значительными льготами. На фабрике не приветствуется пьянка: за двойное “алкогольное” нарушение (к которым относится даже запах спиртного) - увольнение. Именно потому-то Поливаново и оставляет впечатление “пьяного” поселка, что те, кто не может расстаться с зеленым змием, бесцельно слоняются по поселку весь день, бросаясь в глаза.

Сергей Александрович искренне жалеет, что я попал в Поливаново именно сейчас. Поселок по его мнению сейчас на самом дне. В начале 90-х он выглядел гораздо лучше, но ведь пятнадцать лет - аккурат после того как бригада шабашников детский городок срубила - в поселке ничего не делалось! Вот если бы представить маэстро Карло Каппеллини, который сюда наведался, чтобы посмотреть, как его русский коллега производство наладил... Сергей признался, что если он и привезет сюда маэстро, то о-о-очень нескоро. Стыдновато...

“Добрый стиль” все еще строится. И численность рабочих растет. В 96-м на фабрике трудились 100 рабочих, сейчас - 630. Развитие требует больших денег. Но в ближайших планах у “Доброго стиля” - строительство жилья для работников. А замена водопровода в поселке уже началась; но два года вообще не работал. Фабрика уже купила новый насос, трубы. В тот самый детский садик воду фабрика уже провела. Следом за водопроводом фабрика займется и дорогами.

Может быть со временем и доведется переименовать Поливаново в Диваново. Одна из фирм в группе компаний тоже называется “Диваново”; можно сказать, намек.

Сокровища Акшуата

Акшуатцы вполне могли бы существовать и без своего знаменитого парка. Дело в том, что в селе Акшуат вполне успешно функционируют психоневрологический интернат и Дом для инвалидов и престарелых. Не беда, что в первом заведении обитают психотроники, а контингент второго составляют бывшие заключенные, отмотавшие не по одному сроку в лагерях. Главное - эти люди дают рабочие места населению.

А вот Акшуатское лесничество (есть в селе и такое учреждение) живет все хуже и хуже. Говорят, его директор, лесничий г-жа Логутаева - человек замечательный. Но от встречи она решительно уклонилась, просто-напросто сбежала. Позже я узнал, почему. Оказалось, в лесничестве сокращена должность смотрителя парка. А еще ликвидирована уникальная артель лозоплетения; остававшиеся два мастера отпущены восвояси. Что самое обидное, и смотритель, и мастера были последними государственными людьми (то есть они получали зарплату от государства), в обязанности которых входило сохранение уникального наследия. Лесничему наверняка стыдно, хотя штатное расписание зависит вовсе не от нее.

Акшуатский парк ограничен забором только с одной стороны - и то лишь там, где наличествуют “парадные” ворота. С других сторон в парк хоть на автомобиле заезжай - и твори что душе угодно. Правда лесничество поставило в прошлом году памятник Владимиру Поливанову, “отцу-основателю” парка. На скромной мраморной стеле, сокрытой за символическими воротами парка, написано: “В.Н. Поливанов 1849 - 1915 г-г. Основоположник искусственного степного лесоразведения Симбирской губернии”.

Теперь, получается, парк будут защищать только энтузиасты. Таковых я нашел в Акшуатской школе. Но, собственно, прежде чем обратиться к подвижникам, нужно разъяснить, уважаемый читатель, кто такой этот “В.Н. Поливанов” и что собственно он создал.

“Акшуат” переводится с тюркского как “белый источник”. В действительности источников здесь много: школьники открыли и обследовали в окрестностях села уже 40 родников. Даже научный труд составили: “Подземные воды села Акшуат”. Забавно, что в селе с татарским названием живут русские люди. А вот в соседнем селе с чисто русским именем Тимошкино обитают татары. Многие из Тимошкино приезжают в Акшуат на работу - в здешние “богадельни”. Рабочие места в глубинке - дефицит.

Владимиру Поливанову, камер-юнкеру и доктору юридических наук, Акшуат достался в наследство в 1874 году, после смерти отца, Николая Ивановича Поливанова. В 1890 году Владимир Поливанов начал строить в Акшуате музей - он понимал, какие толщи истории сокрыты в его отчине и пожелал сохранить ее вехи.

Дендропарк в его нынешнем виде - детище Владимира. Но и его предки постарались тоже. Николай Поливанов был другом поэта Лермонтова, лихим гусаром (все в его жизни было - шампанское, женщины, карты, Кавказская война...). Проживал в Москве, сюда приезжал не часто, но некоторые усилия по устройству парка все же предпринимал. Кстати сын, Владимир, обнаружил в альбоме отца автограф Лермонтова, посвященный Поливанову-старшему: “Послушай, вспомни обо мне...”

Знамениты были и другие предки Поливанова-младшего. Земли здешние получил в подарок от Петра I Никита Кудрявцев, “главнозаведующий всеми лесами Поволжья”, а после основания Адмиралтейства - главный кораблестроитель. Его сын, Нефед Кудрявцев, начал службу рядовым еще в 1704 году, участвовал в Северной войне, в Персидском походе Петра. Пережил опалу при императрице Анне, а после низложения Бирона получил чин генерал-майора. Именно Нефед Никитич построил в Акшуате великолепную церковь, через 200 лет так безжалостно порушенную (почти нашими современниками). Особенно Нефед Кудрявцев прославился таким подвигом. Господь даровал ему долгих 100 лет жизни, но умер он не от старости, а погиб мученической и героической смертью. Когда повстанцы Емельки Пугачева брали крепость Казань, старец не захотел укрыться за ее стенами, а лично пожелал увидеть бунтовщика и обличить его пред Богом и людьми. Самозванец со своими вояками хотел ворваться в церковь Казанского Девичьего монастыря, туда, где находился знаменитый чудотворный образ Богородицы. Дорогу ему преградил древний старик, который сказал: “Злодеи! Вы забыли Бога! Страшитесь страшного суда!..” Пугачев приказал казнить “наглеца”. Это был Нефед Никитич Кудрявцев. Тело старика было обнаружено позже, среди развалин сгоревшей церкви. Вышеозначенное событие описано в Пушкинской “Истории пугачевского бунта”.

Следующим владельцем Акшуата стал Петр Татищев (он был защитником Казанской крепости, именно он опознал тело своего деда, Нефеда). Сначала Татищев вел распутную жизнь, предавался в Москве грехам; после, вступив масонскую ложу “Гармония”, увлекся благотворительностью. Стал чаще бывать в имении. Но старт развитию Акшуата дал генерал, герой русско-турецкой войны Николай Чирков, женившийся на дочери Татищева Елизавете. Именно он построил в доставшемуся ему в качестве приданого имении каменный дом и “развел по вкусу своему времени парк”. Но по-настоящему за парк взялся только его правнук, Владимир Николаевич Поливанов.

Владимир Поливанов был человеком энциклопедических интересов. Он был председателем Симбирского дворянского собрания, возглавлял Губернскую архивную комиссию. Увлекался археологией, земледелием, животноводством. Но в особенности он был заражен насаждением деревьев. Для своего дендропарка Поливанов добывал семена и саженцы из любой части Света. Там были и легендарные “черные березы” (их сейчас никак не могут обнаружить), и кедровые сосны, и туя, и лиственница, и... в общем более ста пятидесяти видов деревьев и кустарников. Все это было организовано в соответствии с биологией того или иного растения. В парке, в семи специально построенных домах, находился музей. В каждом доме - свой раздел - от исторического до природного. Среди парка стояли языческие идолы, добытые Поливановым в археологических экспедициях. О парке и о музее писали многие дореволюционные журналы, в Акшуат приезжали многие - только для того, чтобы взглянуть на это чудо. В одночасье все поменялось...

Владимир Николаевич скончался в 1915 году. Говорят, когда его хоронили (в Симбирске), всю дорогу от церкви до кладбища, зная, как Поливанов любил лес, устлали еловыми ветвями. У него было два сына и дочь. Вера Петровна Фомина, создатель современного музея В.Н. Поливанова, выяснила их судьбу. Старший сын Николай после революции эмигрировал во Францию; он жил в Ницце, там же и похоронен. Младший сын Александр был военным, воевал в Белой армии. Умер он тоже во Франции. Дочь Людмила (по мужу - Тимирязева) осела в Подмосковье. Вера Петровна уже напала на следы ее потомков.

Как только пришли к власти большевики, народ местный понял, что дан знак грабить. В первую руку разворовали музей. Растащили не только экспонаты - разобрали на стройматериалы все семь музейных домов. Усадьбенный дом трогать не решались, ибо там оставался управляющий, которого народ уважал и побаивался. Как-то прислали в Акшуат красноармейца по фамилии Анельский. Аккурат в Акшуатской церкви шло венчание, и среди народа, который там находился, пронесся слух: “Комиссары наше добро забирать приехали!” Красноармеец для вида пригрозил народу наганом, и кто-то вышел из толпы - и зарубил непрошеного гостя. Приехал карательный отряд. Убийцу не нашли - он в лесах скрывался - а вот священника Тихвинской церкви забрали. Заодно и управляющего имением загребли. Они пропали... Акшуатцы легко отделались - и то потому лишь, что в качестве взятки сплели для милицейского начальника из лозы тарантас (конную коляску).

Акшуатцы похоронили красноармейца с почестями, прямо в центре села. Крест из лозы сплели. А главную улицу переименовали в честь Анельского. Она и теперь это название носит. Жаль, но усадьбу все же разграбили. Сначала разломали ограду вокруг парка. Барина помнили, плохого о нем не говорили, но ведь (и это рассказывали Вере Петровне старики) сквозь эту ограду всегда посматривали на гуляющих в белом господ с некоторой томительной униженностью. Следом взялись за барский дом: его тоже разломали. Говорят, дорогими картинами окна в сельских избах заколачивали, да крыши крыли - для тепла и сухости.

Церковь еще довольно долго стояла пустой. Ее сломали в 1967-м, объявив ветхой. Хотя старожилы знают: крепкая была, даже несмотря на то, что деревянная. Власти объяснили: “На ее месте будет торговый центр”. Теперь магазин это стоит пустой, там молодежь пиво распивает. Даже атеисты знают: на святом месте ничего стоять не будет! А вот на месте барского дома находится теперь интернат для престарелых зеков. Там все здания относительно новые, а о Поливанове напоминает лишь единственная голубая ель, посаженная когда-то самим Владимиром Николаевичем.

Да... весьма жестоко повели себя акшуатские крестьяне... А ведь любили своего барина, уважали! Сейчас впрочем тоже не слишком рачительно относятся к былому. Вообще о любви акшуатцев к лесу “красноречиво” говорит следующий факт: в селе действует пять частных пилорам. Они все пилят, пилят... Впрочем Вера Петровна не согласна, что нынешние акшуатские жители равнодушны к своему парку:

- Мы все живем близко к лесу, а потому к природе относимся трепетно. Люди - только для того, чтобы выжить - много времени проводят в лесу, ведь живем-то его дарами...

Последним “оплотом” былого и своеобразным памятником Владимиру Поливанову была артель лозоплетения. Чтобы занять крестьян, Поливанов привез с Западной Украины мастера по фамилии Репка. Были насажены целые плантации специального ивняка, из которого получается очень гибкая лоза. Для Репки Поливанов построил большой дом, там же мастер обучал лозоплетению акшуатских детей. Было время, в Акшуате плели все - от мала до велика. Не все было от чистой филантропии: барин основал винокуренный завод, и мастера плетения ему нужны были для того, чтобы бутылки со спиртным оплетать лозой, придавать вину товарный вид. Конечно винокуренный завод прикрыли, но акшуатцы плели мебель и бытовые предметы - на хлебушек в лихие годы зарабатывали. Когда появились здесь интернаты-богадельни, промысел вообще пошел на спад.

Здорово плел муж Веры Петровны; в школьном музее все плетеные вещи его работы. Но он умер, к сожалению... Музей родился в 1982 году, когда почти все было потеряно или разбазарено. Сама Вера Петровна не имеет здесь глубоких корней: хотя она родилась и выросла в Акшуате, ее родители всего лишь приехали сюда в молодости. Они были учителями.

Перед тем, как заняться экологией родного края, Вера Петровна прежде всего старалась вернуть старые традиции. А именно - народные праздники. Например возродили в Акшуате своеобразный весенний обряд “Жаворонки”. Даже бабушки к этому празднику подключились: они пекут обрядовое печенье. Потом появился праздник более современный и привязанный к природе: “Птицеград”. Точнее это целая группа праздников, связанная с птицами. Например Зиновий-синичник, “день зимующих птиц” (12 ноября): в этот день синицы прилетают в село - поближе к человеку. Ну, как их не встретить торжественно? Или Герасим-грачевник (17 марта), когда грачи к нам возвращаются... тоже ведь праздник природы!

Следом была создана организация “Экоша”. Здесь уже дети сами “правят бал”. Например ежегодно сооружают “мусорного монстра”: прямо в центре села ставят скульптуру, сделанную из разных бытовых отходов, укрепляют на ней плакат: “Дорогие акшуатцы! Я - мусорный монстр. Если не уберете свои незаконные свалки - нас будет много!!!” Действует. Село стало значительно чище. Дети из “Экоши” старательно изучают парк. Насчитали в нем на данный момент 35 видов деревьев и 20 видов кустарников. Многие виды либо были утрачены, либо еще не найдены. А недавно - уже вне парка - совершили открытие: обнаружили целую рощу ореха маньчжурского. Стали выяснять, откуда она взялась - и совершили второе открытие: узнали о том, что был еще один подвижник леса, последователь Поливанова.

Его звали Алексеем Ивановичем. Фамилия - Тузиков. Он приехал сюда в начале 50-х годов прошлого века, прослышав об удивительном дендропарке. Тузиков был лесничим. Он не только сохранял раритетные растения парка, но старался прививать новое. Он завел свой питомник, выписывал семена деревьев, а саженцы рассаживал по лесу, пытаясь создать “интродуцированные экзотические виды”. Он даже трактор изобрел, который автоматически сажал деревья. Маньчжурский орех - его творение. Впрочем тогда были суровые времена, Поливанова вспоминать было просто опасно, поэтому все делалось под эгидой лесничества.

Дети изучили этот редкий вид и написали о нем научный труд. Теперь рыскают по окрестным лесам в поисках новых интродуцированных экзотов. Кстати школа недавно выиграла грант; теперь на ее базе будет создан социокультурный центр. Впрочем в связи с угасанием лесничества школа уже давно стала подлинным центром культурной жизни села.

Вера Петровна по специальности учитель географии. На географа учится ее дочь Дарья. Вторая дочь Екатерина тоже получает учительскую специальность - она будет филологом. Обе, как и мама, безумно в люблены в Акшуат и в родной парк. А значит, у наследия Владимира Поливанова будущее все же есть.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Ульяновская область.