Сокровища Хвалынских гор

Несклоняемые Горюши

Многим соседним хозяйствам, расположенным в не менее прекрасных селах, “добрые дяденьки” предлагали продаться, сулили им златые горы. За пару лет истощив землю подсолнечником, “добряки” бросали хозяйства в нищете. Горюшинцам продаться не предлагают; наверное, знают, что в Горюши уже есть своя Золотая гора. Настоящая.

В 30 километрах от Горюши находится село Шаховское, родина “серого кардинала” партии, товарища Суслова. В советские времена к Шаховскому провели хорошую дорогу, естественно, хорошую, а про Горюши в плане улучшения путей подъезда даже и не вспомнили.

Власть переменилась - и чудесная дорога к Шаховскому давно разбита. Теперь “у руля” новые лица. Есть в 30 километрах от Горюш еще одно село, которое является родиной ныне действующего депутата Государственной Думы. Я бы с удовольствием назвал его имя, тем более что в районе о нем говорят с придыханием, радуясь тому, что этот депутат все строит (интересно, на чьи деньги), если бы не одна закавыка. В первую очередь господин депутат построил новую дорогу к своему родному селу. Стали вести дорогу и к Горюши, но случилось так, что Горюши на последних выборах проголосовали против сего замечательного мужа. И строители бросили дорогу ко всем чертям недостроенной.

Но ничего, люди в Горюши живут. Сюда даже раз в неделю ходит рейсовый автобус из райцентра Хвалынска. И ведь что придумали водители: ежели не было дождя и ежели не хозяйничает осенне-весенняя распутица, водитель “ПАЗика” ведет доверенное ему транспортное средство по проселкам, в объезд основной, битой-перебитой дороги. И ничего: 55 километров он с легкостью пролетает всего за два часа!

Первое, что видишь по пути в Горюши, - Золотая гора. По сути это просто большой холм посреди степи, но на равнине он выглядит величественно. Золотой, говорят, гора названа оттого, что во времена татарского ига на ее вершине находилась ставка хана (имя которого, впрочем, да нас не дошло). Ходит поверье, что где-то в недрах горы сокрыты клады Золотой орды. Когда-то археологи даже проводили на вершине раскопки. Клад ученые не нашли, а, после того как наука наша вступила в эпоху разгрома, о Золотой горе они забыли вовсе.

Кстати, один местный краевед то ли откопал, то ли придумал интересную легенду о происхождении села. Хан, взглянув на деревню в свете заходящего солнца, в сердцах воскликнул: “Хороши!” Народ не расслышал и подумал, что полководец произнес: “Горюши”.

На самом деле, если оглядеться от подножия Золотой горы, кругом увидишь лишь поля, но это - оптический обман. В одном из широких логов спрятаны Горюши, село, в котором живут трудолюбивые и несдающиеся злому року люди. Села по пути к Горюши, хотя и имеют более оптимистичные названия (Сосновая Маза, Дубовый Гай, Старая Лебежайка), вид имеют печальный. Колхозы там развалены, люди пребывают в унынии, и потому опрятный и какой-то основательный (хотя и небогатый) вид села Горюши по контрасту истинно радует глаз.

Первое, что сказал нам председатель местного СХПК “Имени Калинина” Виктор Челноков: “Горюши не склоняются”. Не в физическом или политическом смыслах, а просто по установленному здесь правилу русского языка.

Неслучайно пришлось начать рассказ с дорог: в большой степени именно из-за них Горюши существуют как отдельное государство. Здесь есть свой, Горюшинский сельский совет, 11-летняя школа, отделение Сбербанка, фельдшерско-акушерский пункт. Всего в селе живет 350 человек, среди которых 170 пенсионеров, 50 детей и 130 человек работоспособных. В СХПК работает 100 человек - если учесть бюджетников, все работоспособные - а потому от положения хозяйства напрямую зависит судьба села. В Горюши проведен природный газ, и сделано это за счет СХПК.

Кроме в сущности никчемной Золотой горы, главное богатство горюшинцев - пашня. Из трех тысяч нектар крестьяне ни пяди земли не отдали на растерзание бурьянам - выращивают овес, ячмень, пшеницу, капусту и кабачки. Есть свинарник; сейчас он дохода не приносит (уж слишком сейчас мизерные цены на мясо), но в хозяйстве надеются, что однажды настанет “звездный час” и для свиней. Прибыль приносит только зерно.

В прошлом году в хозяйстве был праздник: расплатились по всем долгам, накопленным за предыдущие годы (чистой прибыли вышло 3 миллиона). Соседние хозяйства (целых пять) пошли по иному пути - попросту обанкротились, чтобы не платить, и теперь там разворовывается все, что не успели разворовать за все предшествующие эпохи. Даже хозяйство на родине Суслова - и то в развале. Наконец-то в этом сезоне хозяйство “имени Калинина” начнет приобретать новую технику - но все будет зависеть от урожая. Кстати, от имени “дедушки” Калинина здесь отказываться не собираются: ничего плохого он Горюши не сделал.

Что же случилось в Горюши, отчего здесь легко вздохнули? Виктор Яковлевич Челноков ни в коей мере не связывает относительный успех с тем, что два года назад он возглавил хозяйство. Он убежден в том, что просто они, горюшинцы, смогли выстоять в самое тяжелое время. Правда, ценой жертв:

- Старый председатель - он был хорошим, тянул хозяйство, сколько мог. Но его не хватило... он устал. Не выдержал он современных условий.

- В чем же они, эти условия?

- Трудности есть с людьми. Нужно найти к ним подход, чтобы работа шла. И нужно уметь выгодно продать.

- Вы выгодно продали?

- Считаю, да. Мы узнали рынок, выждали, и ячмень продали по 3 рубля. Очень трудно было войти в рынок... Капусту вырастили неплохую, а сбывали ее - год. И до сих пор не можем сбыть. И не все так просто. Был у нас молодой агроном, так ему это стало не по душе и он ушел в коммерцию (устроил у нас здесь частную торговлю). Пока на его место пригласили пенсионера, Шаталова Анатолия Павловича, но съездил я в Саратов, в Агроуниверситет, и вывесил там объявление о том, что нам требуется агроном: зарплату обещаем - 7 тысяч, квартиру даем. Смотрю я на той же доске другие предложения: по 2, максимум - 3 тысячи предлагают.

- Ну, и как, очередь к вам в агрономы?

- Пока нет. Но мне обещали в руководстве университета, что при распределении будут иметь нас в виду...

Можно сказать, в Горюши теперь хозяйствует семейный тандем. Виктор Яковлевич - председатель, его супруга, Тамара Алексеевна главный бухгалтер. До недавнего времени в трудовых книжках супругов были по одной записи: “главный бухгалтер” и “главный инженер”. Теперь записей на троих - три.

Показатель жизни в селе - школа. Горюшинская школа - замечательная, чистая, просторная, светлая. Жаль только, учится в ней всего лишь 38 детей (вместе с детсадовской группой); она бы вместила раз в пять больше. Два года подряд в школе не было первого класса, и вот на, тебе: в этот раз первый звонок услышат сразу 6 детишек. Достижение!

Открыватель родников

Эта история началась 137 000 000 лет назад. Громадный океан Тетис властвовал на нашей планете, порождая всевозможные ныне невообразимые формы жизни. Природа экспериментировала, пробуя (и частенько ошибаясь) миллионы вариантов, по видимому, нащупывая путь к созданию биологического вида, который в данный момент считает себя господствующим на Земле.

Если мы, люди, homo sapiens, удержимся на природном Олимпе и не превратимся в homo sapiens ferys (не впадем в звериное состояние), то наверняка узнаем о Меловом периоде, продолжавшемся 66 000 000 лет, много больше, чем знаем сейчас. Но и сейчас человечество составило представление о многом: например, о том, что нынешние Хвалынске горы, которые являются самой высокой частью Поволжья (379 метров над уровнем моря), некогда были... океанической впадиной. Здесь оседали останки “природных экспериментов” и глубина своеобразного “кладбища Мезозойской эры” достигает сотни метров.

Итак, прошло с той поры 136 000 937 лет. По галактическим меркам - пустяк. В семье коренных хвалынцев, местной интеллигенции, родился мальчик, которого назвали Валерием. Дедушка и бабушка Валеры Лаврова были учителями, а отец, Евгений Петрович, хотя и имел образование 7 классов, работал инженером садоводческого совхоза с романтическим названием “Садвинсовхоз”.

Хвалынск - город особенный: полоса берега в несколько километров между горами и Волгой образует особенный климат, весьма благоприятный для садоводства. Холод, образующийся на горах, немедля скатывается к великой реке, минуя долину, занятую яблоневыми, грушевыми, сливовыми, абрикосовыми и вишневыми садами. В каком-то смысле Хвалынск - рай для плодовых деревьев, который, впрочем, три столетия обустраивался трудами людей, “венцов природы”.

Валера Лавров с детства знал о своем предназначении:

- У меня всегда была склонность к садам. Бабушка моя, Матрена Павловна, все время в саду пропадала, выращивала там все, а однажды, когда она раздобыла ветвистую пшеницу (ее авторство приписывали достославному Лысенке), я стал ее сеять и получать урожаи. Это были мои первые опыты, через которые я непосредственно на садоводство обратился. И поступил в сельхозинститут именно на садоводческую специальность...

Валера, когда был еще ребенком, подметил, что хвалынские сады такие богатые еще и потому, что подпитываются какой-то необыкновенной водой, стекающей с гор. Бабушка рассказывала, что там, в горах, некогда были раскольничьи скиты, основывающееся у родников, которые считались святыми. Но так получалось, что дом Лавровых находился у садов, от которых и до гор, и до Волги было далековато. По-настоящему Валера познал реку и горы только, когда ему исполнилось 10 лет:

- И к реке мы стали бегать купаться, и горы лазить. А однажды приятельница бабушки повела меня дальше в горы, в лес. И я увидел там первый в своей жизни родник, у мелового карьера. У нас в Хвалынске все-таки воды не хватало, и вечные очереди стояли у колонок; сидели на ведрах, коромыслах по часу, “лясы точили”. А колодезной водой поливать огороды было нельзя, так как она соленая. От нее земля белела. А родник тот был старый, как говорила бабушкина приятельница, еще раскольниками обустроенный. Вода - студеная, вкус у нее приятный, и жажду утоляет быстро. И меня тогда озадачило: родники есть, ручьи сквозь сады текут, - а воды в городе не хватает... И как-то (я уж институт закончил, работал агрономом в совхозе “Садовый”) выдалась холодная зима и водопровод промерз. И стал я предлагать начальству использовать родниковую воду. А начальники злятся: “Ты тут чушь городишь, итальянскую забастовку хочешь устроить!” Я не понял, при чем тут “итальянская”, но сам - глубоко заинтересовался...

Будучи агрономом по садам, Валерий Евгеньевич в первую очередь обследовал территорию садов. И обнаружил целых четыре родника, которые, едва выбившись из-под земли, исчезали в неизвестность (снова просачивались под землю). Он их очистил, обустроил, построил каптажи (сооружения для выхода воды на поверхность), а течение вод направил в нужное русло. И с той поры начал замерять “дебет”, скорость выхода воды из родника на поверхность. Делается это просто: подставляется под поток 10-литровое ведро и засекается время, за которое оно наполнится. Началось это в 1969 году и с тех пор Валерий Евгеньевич не реже раза в неделю замеряет “дебет” всех хвалынских родников, число которых с каждым годом неуклонно увеличивается:

- Ну, и пошло-поехало. Облазил я все горы, но уже имея на вооружении сведения о родниках, которые были знамениты в старые годы (мне помогли их найти работники нашего краеведческого музея). Узнал еще о деталях постройки хвалынского водопровода; его начали организовывать еще в 1842 году и до сих пор он действует! А достраивали его пленные австрийцы, по национальной своей особенности не умеющие делать плохо. Тогда еще Национального парка не было, но ключи, которые питали водопровод (Винный, Каменка и Красулинский), были огорожены колючей проволокой, была охрана. Теперь Национальный парк есть, но никаких ограждений не стало. Оставили там одного сторожа, который там живет и охраняет одновременно все родники и еще пионерлагеря, которые создали на месте раскольничьих скитов. А воды поступает с родников в водопровод до 1800 “кубов” в сутки...

Метод поиска родников прост: Лавров старательно обследует каждый квадратный метр гор и предгорий, проходит от устья ручьев вверх, выискивая потоки, которые его питают. И соотносит новые данные с уже имеющимися. Когда родник обнаруживается, он обустраивается по всем правилам, если же найденный родник имеет приметы прошлого обустройства, Валерий Евгеньевич по возможности повторяет все инженерные задумки своих предшественников. Родники, как правило, капризны и не слишком любят, когда их “заключают” в рамки; они стараются просочиться мимо и даже спрятаться под землю. Но, если взяться за дело грамотно и знать природу происхождения и нрав воды, чтобы построить щадящий каптаж, люди могут пользоваться природной благодатью не меньше сотни лет - и никуда она не убежит.

Интересны исторические названия родников. Самый знаменитый из них - родник Святой; прежде рядом с ним был мужской старообрядческий монастырь и над родником была построена часовня. Теперь осталось некое подобие сараюшки, благоустройство оставляет желать лучшего (за ним ухаживают сотрудники Национального парка), тем не менее, вода из него считается целебной и сейчас. Есть в долинах и на склонах родники с названиями: Мамонтов, Сухой дол, Катюшины горки, Благодатный, Девичьи горки, Любкин перевал, Гремучий, Старая яблонька, Ераскин. Открытым им самим родникам Лавров дал названия сам. Например, родник Девятиглавый назван так потому, что он состоит из девяти потоков. Родник Лев - потому что когда-то невдалеке стояла гипсовая фигура львы (остаток купеческой усадьбы). Родник Елисеев назван в честь одного хвалынца: этот Елисеев сам обустроил этот источник, за что и удостоился чести увековечивания своего имени на карте. Эта карта - самое дорогое для Валерия Евгеньевича: на ней обозначены 164 родника (больше половины из них до исследований открывателя не были известны вообще) и Лавров убежден в том, что это - не крайнее число, открытия еще ждут впереди. Нет только на карте родника с названием “Лавров”:

- А мне это не надо. Мне просто так жить интересно... А чего, как другие мужики, собраться за бутылкой, и болтать: сколько вчера выпил, сколько позавчера, с кем подрался. А ведь у меня материалы собраны с 1945 года: какая была высота снежного покрова, глубины промерзания почвы, интересные явления природы, и ведь все это влияет на родники.

Лавров в результате исследований узнал тайну происхождения хвалынских родников. Вода в них - первого водоносного горизонта. Считается по идее, что это самая грязная вода - дождевая и от таяния снегов (больше всего ценятся воды третьего и четвертого горизонтов) - но интересен сам механизм образования здешних родников. Вода просачивается через многометровую толщу известняковых отложений, не только фильтруясь, но и насыщаясь веществами, которые образованы за миллионы лет физических и химических процессов, которые пережила органика реликтового океана. Говоря образно, вода эта “получила информацию о жизни и смерти материи”. Пройдя этот своеобразный фильтр и “прожив” по сути 66 миллионов лет, вода упирается в глиняную твердь, которая ее не пропускает ниже, - и вырывается наружу.

Не оставляет Валерий Евгеньевич и свое второе увлечение: садоводство. Благополучие садов во многом зависит от состояния родников. Почти четверть века Лавров работал агрономом в совхозе, но настал капитализм и однажды в хозяйстве перестали платить зарплату. Точнее, сначала начальство пыталось выдавать зарплату яблоками и грушами, н вскоре сказало, что не даст и этого.

Лавров, и еще 35 работников, вышли из совхоза со своими паями: по 0,8 гектар сада и по 6 гектар пашни. Им дали три стареньких трактора, корову, теленка и часть плодохранилища. В результате, через несколько лет, кто-то из единоличников отошел от садоводства, кто-то крутится в одиночку, а Валерий Евгеньевич вместе с пятью единомышленниками (Александром Евграфовым, Виктором Дегтяревым, Рашидом Исмаиловым, Николаем Сорокой и Сергеем Суханкиным) создали объединение фермерских хозяйств. Заключили устный договор “на совесть”, купили еще несколько паев, парочку паев взяли в аренду и стали возделывать сады. Фермерское хозяйство Лаврова называется “Анис”, по сорту яблок; так же, по яблочным сортам, именуются и хозяйства его друзей. Были в их объединении еще двое, но они отпали: их испортила... собственность. Дело в том, что для простоты технику, которые садоводы покупали, они записывали на кого-то одного. Так вот, когда “концессионер” понимал, что юридически трактор или грузовик находится в его собственности, он... быстренько “кидал” бывших друзей. После двух подобных опытов решили - даже несмотря на видимую задушевность отношений - не записывать ничего на одного человека.

Сады - дело выгодное, но, по мнению Лаврова, процветать они могут только в частных руках. Главная беда садов - воровство. Совхоз, будь он хоть трижды хорош, не сможет обеспечить охрану, так как воровать будут те же охранники. Частник костьми ляжет, сам будет с “пушкой” под яблоней ночевать, но воровства не допустит. К тому же сейчас на плодовые культуры нападают новые болезни, с которыми нужно оперативно бороться; настоящий хозяин, участь которого полностью зависит от урожая, поднимет на дыбы все средства защиты растений - но не даст саду погибнуть.

Сочетание мягкого климата, вековых традиций садоводства и, конечно же, родниковой воды (во всех родника круглый год она имеет постоянную температуру +7° позволяет достичь урожайности в 250 центнеров с гектара и выше. Причем, не банальной антоновки, а дорогих зимних сортов (беркутовская, кортланд, северный синал), способных сохранять свои кондиции до весны следующего года.

А вообще, по подсчетам Лаврова, садами в Хвалынске кормятся около 3000 человек, иметь “свои сады” здесь считается “хорошим тоном”. Если человек говорит: “Я еду в свои сады, подрезать...”, - все на него посматривают уважительно.

Жаль только, сын Валерия Евгеньевича не интересуется ни садами, ни родниками:

• • Видно, природа отдыхает на детях. Он и со мной работал, а на Север, на нефтепромыслы ездил (у маня зять тем и зарабатывает, что в Сургут нанимается), да ничего ему не интересно. Жаль еще, что род Лавровых прерываются, у нас с Зинаидой Лаврентьевной (женой) только внучки. Хотя, когда подрастут, может и заинтересуются родниками-то...

Живые здесь есть!

Отсюда Хвалынск виден, как на ладони. Городское кладбище в старинные времена расположили на самом высоком пригородном холме, а умирали в этом городе, по-видимому, не так часто, чтобы его заполнить за пару веков, поэтому остается оно до сих пор единственным в Хвалынске. Трудно сказать, почему на кладбище так любят сажать плодовые деревья - ведь все равно вишни и яблоки с могил никто не будет срывать - но в мае цветущие “сакуры” в контрасте с крестами смотрятся просто потрясающе. И к тому же необычайно органично. Так и мы с другом бродили среди могил, вдыхая ароматы цветов... И неожиданно наткнулись на деревянный домик. Видно было, что в нем кто-то обитает.

Взыграло любопытство. Прежде чем постучать, мы все-таки призадумались, кто же может обитать в этой лачуге? И пришли к выводу, что сейчас навстречу к нам выползет дряхлый, обросший бородищей старик - кладбищенский сторож.

- Эй, есть тут кто живой? - Заорали мы в два голоса, стараясь придать им наипущую солидность.

В избе что-то громыхнуло, звякнуло, послышались шаги, скрипнула дверь... и перед нами предстала... девушка. Симпатичная и улыбчивая...

Вскоре мы уже знали, что это дочка кладбищенского сторожа и зовут ее Катей. Живет она здесь с мужем, сестрами и братом. Сторож - ее мама, сама же она - медсестра, муж же ее - монтер. Познакомились и с мужем. Алексей немного погодя смущенно предстал перед нами из-за Катиной спины, и это очень даже не вязалось с его обликом - Алексей смуглой кожей и суровыми чертами лица походил скорее на пирата или... ну, неприятно было бы, наверное, встретить его где-нибудь в темной подворотне. А вот по повадкам -. сущий агнец...

Сидим в оградке одной из могил на скамеечке и беседуем. Катя рассказывает, что не одни они такие - семьями на кладбищах живут и в Саратове, и в Тольятти. Но к своему месту жительства они относятся без смущения. Страшно? Да нисколечко! Катя здесь уже шестнадцать лет и не припомнит ни одного мистического случая, связанного с их упокоенными соседями. Ну да, мама рассказывает, что на девятую ночь после погребения некоторые могилы начинают светится, блистать какими-то таинственными лучиками... Но каждый, кажется, ребенок знает, что это светится фосфор, выделяющийся из разлагающегося тела. Все, что напридумывали придурки от религии - полная чепуха!

- Вот поживите здесь - узнаете, что многое люди сами придумывают, что бы, не скучно было им жить, что ли... Как то засиделась со мной подруга допоздна, пошла ее провожать, смотрим - венки на могиле шевелятся... Подруга мне: “Бежим!”, а я все ж пошла посмотреть. И вправду - ежик забрел...

В общем, можно жить на кладбище. И не только жить, но и любить. Своего будущего мужа Катя встретила... ну, естественно, здесь. Алексей искал чью-то могилку и обратился, естественно, к ней, как к местной. Потом стал посещать кладбище каждый день. И все воспринимали это естественно. Между прочим, и помогать теще приходилось: одно дело - простая, бедная могилка, а вот, если какой цветной металл пошел на ее украшение, то тут - жди вора. А воровать стали больше... Приходилось и в поединки вступать с мародерами. И не всегда - успешно. Или вот зимой те же подонки за елками идут не в лес, а на городское кладбище. Ближе. А уж весной, когда по идиотской русской традиции поджигают траву в окружающей кладбище степи, все семейство встает по его периметру и вступает в бой с “организованной” стихией. Местную милицию тоже мобилизуют. Но те пока никого не поймали. Только Алексей изредка может “навалять” шпанюге какому, но, если их двое и больше - тут он пас. У кати даже созрел зловещий план: обнести кладбище металлической решеткой - и пропустить ток. Пусть подонкам неповадно будет! Но у властей пока нет денег и на простой забор. Но разговор все же вернулся к более жизненным вопросам.

• • А не возникало желание переселится в город, жить, как все?

  • Ну, нет... Здесь спокойнее. Там, у бабушки ляжешь спать - крики, лязги, сирены... Тут мне больше нравится.

  • Да, здесь лучше, - подтверждает Алексей, - придешь домой злой, усталый, сядешь - и успокоишься. Да и могилы родные рядом: отец, брат, дочка...

  • Дочка?!

  • Да, - отвечает Катя, - мне слишком поздно сделали кесарево...

  • Простите...

  • А красиво тут у нас, правда? - спрашивает Катя.

Мы соглашаемся. Со всех сторон к нам подступает сирень, ее аромат пьянит. И вовсе не думается, что там, под нами - тысячи хвалянчан питает своей плотью это фантастическое пиршество природы - цветение (такая мысль приходит только после). Все-таки их души - в том числе, и душа их дочки - улетели куда-то... Здесь же остался только сад, обозначающий место на Земле, где мы простились с близкими. Невдалеке от нас на мраморном памятнике прошлого века едва видна эпитафия: “Покойся, милый друг, до радостного утра...”

И здесь действительно впору ощутить истинный покой. Покой для живых.

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Г. Хвалынск.