Санчурск, часть вторая

Мистерии Царево-Санчурска

...И наступает ночь, когда жители некогда великого, а теперь почти неизвестного человечеству города стекаются на берег реки Большой Кокшаги и устраивают там игрища. Возжигаются большие костры, девушки свивают венки и на берег выходят русалки...

Наверное все мы немножко язычники. А некоторые и “множко”. Для городка Санчурска это слишком злободневно, ибо здесь при весьма острых обстоятельствах соединились две культуры - христианская и языческая.

Согласно официальной версии город основал русский царь Иван Васильевич Грозный. И город - это как бы “пальцы веером” нашего противоречивого царя. Я не шучу. В излучине реки центр Санчурска, и от него расходятся веером пять радиальных улиц, образуя паутину с кольцевыми улицами. Раньше улицы назывались по именам церквей, к которым они вели: Троицкая, Владимирская, Никольская, Покровская... Ну, и Мельничная, которая вела, соответственно, к водяной мельнице. В известное время улицы переименовали, дав им оригинальные имена: Карла Маркса, Якова Свердлова, Владимира Ленина, Карла Либкнехта. Мельничную переименовали в честь Зевахина, местного героя. Церкви сломали. Одну - не до конца, ее перестроили в райком партии. И лишь одна церковь спаслась - из-за того что в ней сделали городскую баню. Ее снова вернули верующим, но одна санчурянка (так зовут санчурских женщин; мужчин называют “санчурятами”) мне признались в том, что когда она приходит туда по праздникам, думает: “Я в женском отделении, или в мужском?..”

И у города убрали приставку “Царево”. А жаль - было красиво. И легенда осталась: город был назван Царево-Санчурском в честь дочери Грозного царя, Александры, которую властитель ласково называл “Санчурой”. Город был достаточно мощным купеческим центром. Только по недоразумению Екатерина Великая лишила его статуса уездного центра, переведя Царево-Санчурск в разряд “заштатных” городов. Советская власть поступила еще жестче: Санчурск не только “обесцарили”, но и вообще назвали его “поселком городского типа”. Еще раньше того подсуропили санчурские купцы: они отправляли товар по реке, и, когда вели железную дорогу, купцы дали большую взятку чиновникам для того, чтобы дорога прошла мимо. Купцы не хотели ломать свой речной бизнес. И поплатились: когда-то великий город остался за бортом не только большой истории, но и большой экономики.

И удивительно, почему так превозносили санчурята местного купца Александра Васильевича Булыгина. Он построил в Царево-Санчурске пивозавод, в котором варили великолепное пиво. Есть легенда, что санчурское пиво нашли в бункере Гитлера, когда наши взяли Берлин. Говорят, когда тело купца Булыгина привезли из Каира (он там внезапно скончался), гроб от ближайшей станции несли на руках. Поскольку из-за взятки железная дорога прошла далеко, нести гроб пришлось несли ой, как долго! Я нашел могилу купца Булыгина. Крест с нее украли, а вот надгробие не тронули. Наверное, пожалели... Иле не смогли утянуть? Как бы то ни было, новых купцов типа Булыгина история Санчурска эпохи возрожденного капитализма пока не породила. Да и вообще с экономикой здесь туго. Санчурский район дотационный на 97%. В поселке осталось только одно производящее предприятие: маслозавод. Его хозяйка - новоявленный купец Зоя Вахмянина. Очень хотелось поговорить с ней на тему того как еще может удерживать свой бизнес. Но хозяйка от общения отказалась, сослалась на то, что после всякой публикации на маслозавод как мухи на... сладкое, набрасываются всевозможные проверяющие органы. А бизнес ломать ой, как не хочется! После этого короткого разговора и надобность во встрече отпала сама собой: ясно стало, что бизнес держится исключительно на том, что хозяйка “звезд с неба не хватает”. Ну, и ведет себя очень осторожно, избегая “больших акул” бизнеса, которые с легкостью сметают мелких конкурентов.

Но вернемся к язычеству, с которого я, собственно, начал. Есть сведения, подтвержденные легендами, сказаниями и тостами, что город был основан задолго до Грозного царя и первыми его поселенцами были... язычники-черемисы. Существует другая легенда о происхождении названия города.

У черемисского народа (по-современному, луговых марийцев) был князь и звали его Балтауш. Он был вассалом казанского хана и за относительную свободу, которую хан предоставлял черемисам, Балтауш охранял границы ханства. На большой Кокшаге стоял укрепленный черемисский город. Он назывался Шемчура, якобы в честь дочери Балтауша. Ох уж, эти дочери... ну, никакие правители без них в те времена не могли обойтись! В год похода Москвы на Казань (1552), когда один из отрядов войска Ивана Грозного пытался перейти Большую Когшагу, гарнизон города оказал ожесточенное сопротивление. И была сеча, результатом которой явилось странное событие: начальник московского отряда воевода Дерябин... перешел на сторону черемисов! По приказу царя на правый берег реки были привезены пушки и город Шемчура подвергся жестокому обстрелу. Много защитников крепости полегло, а выживших (включая воеводу Дерябина) добили вступившие в город русские отряды.

Что защищали черемисы? Здесь имелся один щекотливый момент, о котором соловьевы-ключевские скромно не упоминают. Татары не трогали черемисской веры, они не насаждали ислам. Вместе с русскими войсками шли православные священники, для которых язычники были “погаными”, и целые селения, гонимые копьями русских воинов, насильно подвергали крещению. Это называлось “приобщением диких народов к культуре”. Аборигены, лишенные своего вождя (князь Балтауш погиб в одной из битв), безмолвно подчинялись силе. Ну, а после окончания русско-татарской войны по приказу Ивана IV напротив разрушенной черемисской крепости стали строить русский город. Так что легенда о “пальцах веером” грозного царя вполне может соответствовать действительности - ведь Царево-Санчурск - памятник торжеству русского оружия. Ну, и “крутому” царю тоже...

И, соответственно, вновь присланные стрельцы да служивые люди стали брать в жены черемисских девушек. Казалось бы, одна культура поглотила другую, ассимилировала. Однако скорее всего обе культуры - христианская и языческая - взаимодополнили друг друга и в чем-то обогатили. Женщины-черемиски наверняка сохраняли веру своих предков, хотя бы тайно. Иначе ведь предательство какое-то выходит, ренегатство...

Поэтому не стоит удивляться, что любимым праздником санчурят был и остается, пожалуй, самый языческий из всех праздников - Иван Купала. Действо впечатляющее и таинственное. Чего стоят только огромные костры, которые возжигают на берегу реки! Не сказал бы что игрища вокруг костров непристойны - они даже очень целомудренны. И пьяных очень мало, потому что люди осознают, что приходят на мистерии, некое таинственное действо. И сами следят за порядочностью своего поведения. Тем более что санчурята приводят с собой своих детей.

Я долго не мог понять, откуда в Купальскую ночь здесь такая душевная, радостная атмосфера. Люди будто просветлены, них чувствуется внутренняя свобода. И лишь недавно понял: в сущности Купальская ночь - праздник единения жителей маленького, историей довольно сильно обиженного городка! Других праздников здесь нет. Ивана Купалу люди ждут весь год. И после праздника он становится главным предметом разговоров на всю долгую зиму. Пока есть праздник, у людей сохраняется надежда, что все еще наладится и город вернет себе былую славу.

А если говорить о разрушенных храмах... Знаете, есть одна санчурянка, которая эти храмы уже возводила! И еще много храмов построила. Правда, в миниатюре...

Зовут ее Манефа Павловна Пакутина. Всю жизнь она проработала на Санчурской мебельной фабрике (была такая, но наряду с многими другими предприятиями города канула в Лету). Была она столяром-краснодеревщиком. Муж Юрий Михайлович на то же фабрике трудился. Ушли они на пенсию - аккурат производство и закрылось. Не выдержало “рыночных отношений”... Чем на пенсии заняться? Пробовала картины крестом вышивать - скучновато. Как баню церкви вернули и там службы начались, к Богу обратилась. Хотя сама 15 лет на фабрике была секретарем партийной организации. И как-то начала делать Манефа Павловна картонные домики - чтобы занять внуков. И как-то увидела где-то домик, сделанный из спичек. Попробовала сделать с внуками - получилось. Внуки выросли, им рукоделия стали неинтересны. А Манефа Павловна прикипела.

Первый храм, который она построила из спичек, был “выдумкой”, фантазией. Манефа Павловна - мебельщик, у нее архитектурное мышление развито. Потом - несмотря на то что по несколько месяцев на одно изделие уходит - еще несколько храмов создала “из головы”. И как-то подумала: “Сколько реальной-то красоты! Она тоже требует увековечивания...” И сделала макет церкви села Сматанино. Когда в Санчурске все храмы поломали, Сматанинская церковь, которая никогда не закрывалась, долгие десятилетия оставалась единственной на всю округу. Манефа Павловна и своих трех сыновей там крестила.

Потом Пакутина решила восстановить справедливость: воосоздать все санчурские храмы. Поскольку они были разрушены, пришлось искать старые фотографии. Здесь помог местный краеведческий музей. И не зря помогали: после кропотливого труда, который длился почти три года (!!!), четыре макета храмов - Тихвинского, Троицкого, Николо-Владимирского и Покровского - были подарены музею.

А после того Манефа Павловна продолжила свой труд в иной плоскости. Теперь она создает модели самых знаменитых храмов России. Поскольку храмов на Руси немало, работа предстоит долгая... И непростая. Взять макет Дивеевского храма: на него ушло 73 упаковки спичек (в каждой упаковке - 10 коробков!).

Муж, Юрий Михайлович сначала ворчал. Он ведь тоже партийным был и церковь не одобрял. Но главное, что ему не нравилось - супруга по его мнению “праздно” время проводит; уж лучше бы в огороде или на кухне крутилась... Или в крайнем случае книжки читала. Теперь муж потеплел. И даже помогает супруге: “точит” на станке маковки церквей, делает застекленные полки для их хранения. Правда теперь настал этап, когда муж пилит жену на другую тему: “Корпеешь, маешься... а пенсии-то у нас маленькие1 Ты бы продала храм-то какой-нибудь!” А Манефа Павловна против: разве ж можно святое-то продавать? И стоит на своем: пока ничего не продано...

А еще Манефа Павловна немощным помогает. Санчурск постепенно становится “городом стариков”, ибо молодежь от безработицы бежит. И вот недавно при больнице открыли “геронтологическое отделение” - для одиноких стариков, которые себя обслуживать не могут. Манефа Павловна туда носит овощи с огорода, варенье, пирожки. Какая-никакая, а радость для стариков... А еще она им Евангелие читает. Всякий человек, пока жив, нуждается во внимании и любви. Манефа Павловна не скрывает: раньше она свято верила в партию, в коммунизм. Но эта идеология привела к тому что храмы в городе были изничтожены. И у Санчурска отняли приставку “Царево”. Вот и остались люди “без царя в голове”. Дело не в царе-батюшке, который за тебя все решит. Дело во внутреннем законе, стержне. Без “царя в голове” человек как былинка на ветру...

Блуждание в трех Лисах

...На стыке двух деревень мост через Речку Лисинку - да такой, которого даже я, искушенный странник по Руси-матушке, еще не видывал. Мост сделан... из ракетных шахт! Ясно что где-то рядом были секретные пусковые установки, а, когда наши стратегические войска доблестно сократились, кто-то решил наконец ядерный потенциал страны использовать во благо народа. Интересно, а радиацию замеряли?

Первая деревня на пути - Большая Русская Лиса. Избы, робко пристроившиеся вдоль большака, смотрели на меня пустыми глазницами окон. На ядерный удар не похоже, а на мертвую деревню - вполне. Лишь мерное гудение трактора вдали напоминало о том что цивилизация все же где-то есть.

Трактор копал канаву. Тракторист объяснил, что он связист из республики Марий-Эл и проводит телефонную линию. Будет в Малой Русской Лисе красный такой таксофон, при помощи которого местные будут общаться с окружающим миром. На вопрос о том, есть ли они, местные жители, тракторист ответил: “А нам - что? Мы копаем куда приказано. Поверь, парень, я много копал: будет телефон - будут и люди...”

Малая Русская Лиса - это один порядок домов, вытянувшийся вдоль оврага. Первые дома имели вид печальный и разваленный, но по мере продвижения уже возникали признаки живых людей. Особенно поразил “натюрморт”: громадная липа, под ней стол со скамейкой. На столе стоит графин, наполненный чем-то и стакан. Как будто было колхозное собрание, председательствующий и колхозники вышли покурить и пропали...

Краешком глаза я приметил напряженное и сморщенное женское лицо которое на миг вынырнуло из окна дома напротив, но, едва я начал осторожно поворачивать голову, лицо скрылось, как сурок в нору. Через полминуты со двора этого дома решительно вышел мужик. Он прошел мимо меня, как бы не замечая, присел на скамеечку возле сарая и раздумчиво закурил, как бы приглашая к беседе. Познакомились. Его зовут Александр Васильевич Громов. Он - один из четырех жителей Малой Русской Лисы. Несмотря на видимость абсолютной брошенности, столько же - четверо - живут в Большой Лисе. Поскольку те, большелисинские сплошь “небаские” люди, мой собеседник распространяться о них не стал. Рассказал о своей стороне. Они с женой Анной Максимовной (это она испуганно высовывалась из окна) - самые молодые на обе Лисы, он даже еще не пенсионер, а вот жена наконец дожила до своих полутора тысяч. На них и живут. Остальные аборигены - заслуженные и не очень старики. Им больше повезло, ибо они доработали до пенсии. А вот Громов до пенсии не дотянул, ибо колхоз “Лисинский” развалился. В 2005-м году всех скопом уволили, сказав: “Бизнес не удался, идите с миром...” А ведь Александр Васильевич был хорошим механизатором, грамоты получал! Для чего?... Выходит, зря вся жизнь-то...

Поскольку на полторы тысячи не прожить, Громовы живут тем, что держат корову, теленка, поросят. Никто в Русских Лисах не держит, и получается, что Громовы - местные “олигархи” и монополисты. Ведь молоко только они производят, а молочко-то любят даже старики. У Громовых трое детей, так все уехали в города, лучшей доли искать. Пока не нашли, по углам там мыкаются. Но в деревню родную все одно не затянешь щипцами. Рассказывая все, Громов диковато и недоверчиво меня изучал. И вдруг как-то замкнулся, смолк. Я понял, что он поймал один из моих взглядов на “натюрморт с графином”. Это почему-то хозяину сильно не понравилось...

Удалось пообщаться еще с одним жителем Малой Лисы, Ниной Евдокимовной Непогодиной. С ней было проще, ибо она была “под парами”. От этой женщины довольно сильно несло спиртом. Именно спиртом, причем невысокого качества. Одинокая она, вот беда. Вон, Громовы вдвоем, мужик работящий. А что одной старухе сделать? Жизнь свою Нина Евдокимова охарактеризовала кратко:

- Наша жизнь - “пропадай”. Пропала - и все... У меня приступ был аппендицита, упала в избе-то, идти не могу. Хоть бы до соседей дойти, а скрутило так, что даже голоса не подать. День на полу лежала - а к вечеру поползла. Хорошо, Анна меня увидела, когда по воду пошла. Они до большака довели, там машину поймали, и спасли меня в больнице-то... Вот и думаешь: красная будка, говорят, у нас будет, а плохо станет, доползу ли до нее...

Нина Евдокимовна тоже была колхозницей. Колхоз “Лисинским” назвали перед самым развалом, до того он “Путем к коммунизму” именовался. Здрасьте - пришли... Только какой-то этот коммунизм, кажется, не тот, что в учебниках прописывали. Теперь схема простая: от каждого вытянули по способностям и каждому раздали по дырке от бублика. Обман, в общем, вышел. Лохотрон... И кстати бабушка засобиралась на большак. Я аккурат попал в тот день, когда по большаку автолавка проезжает, хлеб продает. Это случается раз в неделю, по пятницам. Пока стояли, лисинцы рассказали мне про местного героя. Его звали Еврегений Смирнов и от трагически погиб несколько лет назад при катастрофе подводной лодки К-159. Мать, Анфуся Яковлевна, сильно переживала и скончалась вскоре после трагедии. С тех пор дом Смирновых опустел. Мы прождали полтора часа, автолавки видно не было. И я двинулся в Марийскую Лису. Простите, но стало тошно (и одновременно почему-то стыдно) смотреть в честные лица жителей Русских Лис.

После Русских Марийская Лиса показалась мегаполисом. Здесь даже магазин есть. Возле него тоже сгрудились старухи, в ожидании все той же автолавки, которая должна привезти хлеб. Одна из бабушек, почуяв во мне корреспондента, начала жаловаться на какую-то дорогу, которая на карте есть, а построить ее забыли. Я цинично посоветовал переправить карту; это дешевле, чем дрогу-то отсыпать!. Злой я был и сильно голодный, чтобы дипломатию разводить. Другие бабушки жалобщицу осадили, шепнув ей, что времена гласности, судя по телевизору, прошли. Могут за длинный язык и наказать, к примеру, отрезать Марийскую Лису от линии электропередачи.

Позже, когда меня в клубе хорошо накормили и угостили огенной водой, я устыдился и вникнул. Речь шла о дороге между райцентрами Санчурск и Кикнур. На ней три Лисы и расположены. Дорогу не построили и получилось что Лисы оказались в тупике. Если бы дорога была, колхоз мог бы молоко в Нижегородскую область возить, там его молокозавод с удовольствием покупает. Но без дороги ничего не вышло. И кстати мне показали издалека женщину, которая все развалила. Она была последнем председателем колхоза и, говорят, что пока народ здесь голодал без зарплаты, она своим детям в городе купила квартиру. Что ж, знакомая картина бизнеса по-русски... даже несмотря на то что деревня-то марийская.

Вид деревня Марийская Лиса имеет очень крепкий. Дело в том, что это была центральная усадьба колхоза “Лисинский”, а кирдык колхозу настал относительно недавно. Тем не менее многое уже успели раздолбать и разворовать. Центр поселка - скопище брошенных на произвол мародеров достижений человеческой цивилизации. Друг рядом с другом теснятся развалины колхозной конторы, почты, медпункта, и, что самое обидное, школы. Ее закрыли всего-то год назад, причислив к разряду “малокомплектных”. Справили стодвадцатилетие - и закрыли. Власти объяснили: “Десять учеников и столько же учителей нам содержать накладно...” Логично, в принципе. Только закон в России действует: закрытие школы влечет за собой гибель деревни.

И какие-то гады все уже успели раскурочить: сняли окна, двери, полы, крышу... А ведь сто двадцать лет назад земство строило школу для светлого будущего... на народные пожертвования, между прочим! Знали ли они, предки сегодняшних лисинцев, что потомки так “отблагодарят”? Печальная картина. А венчают все это развалины великолепного храма Рождества Пресвятой Богородицы. Его раскурочили еще семьдесят лет назад, предварительно причислив к разряду “малокомплектных”. Якобы община была слишком маленькая. История повторяется...

Цел оказался только клуб. Зато какой клуб! Это целый “центр марийской культуры”. На сцене красуется надпись: “Шочмо мланде чылалан шерге”. Перевод (если не обманули) таков: “Родная земля всем дорога”. На втором этаже клуба можно найти целый музей истории трех Лис. И здесь все настолько аккуратно, ухоженно, что кажется, будто ты из суровых российских реалий попал в маленький филиал Швейцарии, в какой-нибудь горный пансионат. Ну, непередаваемое ощущение культуры и уюта!

Хозяйка заведения Фаина Серафимовна Краснощекова угостила национальным марийским блюдом “каман-нелне”. Это трехслойные блины, которые обжариваются в несколько этапов. И рассказала про нынешние дела. Ну, во-первых, про клуб. Когда колхоз развалился, в клуб библиотекарем пришла работать агроном Татьяна Александровна Мишукова. Куда-то надо идти... Сели две женщины и стали рассуждать: “Все закрылось, все развалено... но ведь жизнь - то не кончилась! У деревни должен быть очаг культуры...” Он они затеяли ремонт, пригласив в помощь оставшихся без работы мужчин. Кстати мужики без колхоза не пропали. После того как клуб отделали, они на заработки подались - в Москву, Петербург. Но уже исполненные гордостью: очаг цивилизации она построили. И теперь в клубе вся жизнь деревни сосредоточена: и стар, и млад здесь находят себе досуг. Кстати организовались недавно церковь возрождать: уже изнутри расчистку начали.

Марийская Лиса имеет население 194 человека, 65 из которых - работоспособные. После колхоза у людей остались паи - по 12 гектар. Они даже “рыночную” стоимость имеют, три тысячи рублей. Здесь и дома-то стоит пять тысяч (рублей!), даже на переезд в более зажиточные края вырученного не хватит... И, что странно, даже на эти цены покупатели не находятся. Да что там Лисы! Невдалеке есть деревни Большой и Малый Едун. Так они вообще обезлюдели. Марийской Лисе еще повезло...

Фаина Серафимовна положение жителей Марийской Лисы охарактеризовала так:

- ...Мы между небом и землей. Кто может, своим подворьем спасается. Хорошо еще, собираемся, поем, пляшем... Дети наши из городов летом приезжают, внуки. В Русских Лисах и того не наблюдается...

... Интересно: а Большая и Малая Русские Лисы, Большой и малый Едуны - уже на небе или на земле? В чем причина произошедшего? Мне никто из местных не смог сказать. Так же как никто не знает, почему деревни названы Лисами. Хитрое ведь животное (хотя и вороватое)! Глупо уповать на отсутствие помощи со стороны государства. В районе есть и крепкие деревни. Там колхозы целы, некоторые даже процветают. Поскольку все счастливые деревни счастливы стереотипно, могу твердо заверить, что в них, в крепких деревнях, у штурвалов хозяйств стоят порядочные и требовательные руководители. Ну, а каждая несчастная деревня несчастна в своей манере. Хорошо еще, в Марийской Лисе сильная хозяйка в клубе. Но клуб - это еще не вся деревня.

А уповать приходится только на одну грубую сермяжную истину: дно жизни - самая удачная позиция для старта. Было бы кому стартовать...

Геннадий Михеев.

Фото автора.

Кировская область.