07 - Артек

Директор «Артека», лагеря-легенды со столетней историей, Алексей Каспржак размышляет о школе для «зэтиков», ценности времени, об общественном сознании, о счастье здесь и сегодня. И признается, что даже самые-самые в образовании безнадежно несовременны

«Лучший лагерь в мире»

— С момента вашего десанта в «Артек» прошло уже четыре с половиной года. О чем тогда мечталось? Какие чувства испытали, когда соприкоснулись с легендой?

— Мечталось выспаться. Больше ничего тогда не хотелось, если честно. А про чувства… Я приехал в «Артек», ничего не зная о нем. Лагерь выпал из моего поля зрения в силу его расположения в границах другого государства. Кроме того, я как раз попал в поколение пионеров времен заката Союза, которое уже стало забывать об этом лагере, мечты об «Артеке» у нас не было.

К тому же у меня был предметно, как и у многих в образовательном сообществе, выражен скепсис относительно системы дополнительного образования, и в частности в формате лагеря. Я к тому времени руководил региональной образовательной системой и не испытывал иллюзий. Цепочка приоритетов стандартна: университеты, потом школы, потом детские сады, а потом где-то там лагеря.

Поэтому, когда мне сказали про «Артек», то я не знал ни где, ни что, ни как. В лагере не было хозяина, отсутствовали цели, смыслы, деньги на зарплату… Все было в каком-то хаотичном движении. Каждая часть этого большого организма жила своей жизнью.

Более того, я недавно обнаружил, что очень многие образовательные организации в континентальной части России, как у нас в Крыму принято говорить, продолжают жить в таком беспорядке до сих пор, хотя они никогда не находились в Крыму.

Например, взять имущественный комплекс. У меня к сегодняшнему моменту осталось всего два объекта из пятисот (!), на которые не оформлена актуальная документация. Оказывается, мы мало того что догнали, мы всех опередили с этой точки зрения. Думаю, это произошло потому, что у нас не было представления о том, как должно быть. Наша команда не имела опыта жизни в иных образовательных организациях, поэтому мы просто сделали максимум.

— Вы начали рассказ не с красот Крыма, идеологии или образовательной составляющей, начали с хозяйства. Это главное в вашей работе?

— Каждый должен относиться к месту, в котором находятся дети, как к своему.

— Как хозяин?

— Нет, я не сказал «хозяин», мне слова «хозяин», «шеф» и так далее не очень нравятся. А как к своему — точно. Дети к нам приезжают на очень короткий срок, на 21 день. Если ты в этот срок не исправишь какой-то недочет, ты можешь этим маленьким элементом испортить общую очень важную картину.

— Вы сразу поставили перед собой высочайшую планку — создать этакую витрину счастливого российского детства?

— Секунду, мы никогда не создавали «витрину». Ни в коем случае. Дело в том, что я живу и жил этим проектом. Мы хотели и хотим создать лучший лагерь в мире. И это желание появилось сразу. Почему бы и нет? Исходя из условий, обстоятельств, это оказалось возможным. История, природа, желание всех, желание страны — все совпало. Все двери открывались! Правда, мы на это работали, мы показывали динамику, мы не уворачивались ни от одной задачи.

— Есть такое понятие — предпринимательская позиция: где бы ты ни работал, ты воспринимаешь это дело как свое. При этом ты можешь быть наемным работником, служащим, а не бизнесменом.

— Инженер Николай Путилов на собственные деньги пытался достроить Морской канал, который сделал Петербург Петербургом. Он свято верил в то, чем занимается. Он достиг в этом верха самореализации. Мне кажется, что нужно всегда себе ставить такую высокую планку. В этом смысле не должно быть разницы, работаешь ли ты на госслужбе, руководишь организацией или являешься предпринимателем.

«Созданы, чтобы быть счастливыми»

«Зэтики» и созданы, чтобы быть счастливыми. И они очень хорошо секут, что их приближает к счастью, а что нет

— Какой язык поймут дети из поколения Z? Как же без «надо»?

— Во-первых, с ними в принципе надо говорить, а язык найдется. Это призыв ко всем взрослым, в том числе и ко мне. Как отец я мало разговариваю со своими детьми, и дефицит общения ощущается.

Во-вторых, «зэтикам» необходимо доверие к педагогу, к любому взрослому. Если ты с ними неискренен, они его мгновенно утрачивают. И тогда весь процесс превращается для них в фон. Они все исполнят, но настроения не возникнет, отработали — пошли.

Казенщина очень быстро их останавливает, им становится неинтересно. И все потому, что «зэтики» созданы, чтобы быть счастливыми. И они очень хорошо секут, что их приближает к счастью, а что нет. Причем это не значит, что они хотят валять дурака всю жизнь, просто любое действие для них должно быть осмысленным.

Они не будут отягощать себя, приносить в жертву. И не будут ходить на работу только ради того, чтобы заработать денег и из этого сложить капитал на будущее. Для них в каждой точке должно быть приближение к счастью. Они будут ходить на работу, но только на такую, которая действительно делает их счастливыми. Для них вопрос «зачем?» означает «а что это мне даст сейчас?»

Нам всем надо поучиться так жить. Если не научимся, если не будем потихонечку к этому приближаться, мы не станем конкурентоспособными. Выбор с учетом приоритета ощущения счастья здесь и сейчас приводит человека к большей эффективности везде — на работе, в отношениях, в коммуникациях.

— 21 день — это много или мало?

— Это 504 часа. Это 30 240 минут. Это 1 814 400 секунд. Это такое колоссальное количество мгновений, которые проживает ребенок! Вообще, лагерь — очень полезная вещь для людей, работающих в образовательной системе. Всем надо ее проходить хотя бы для того, чтобы понимать, насколько ценно время. История на одиннадцать лет под названием школа обесценивает время, конечно.

Недавно у нас книгой смены была «Алиса в Стране чудес». Там есть замечательная строчка: «Время очень не любит, когда его убивают». По-моему, мы здорово в образовании научились тратить время, при этом не отвечая на вопрос «зачем?» А если мы не отвечаем на него или отвечаем «надо», то дискредитируем то, чем занимаемся. Спасибо за это ограниченное время, оно заставляет нас жить все-таки…

— Значит ли это, что система оценок должна быть совершенно другой, исключительно мотивирующей?

— Конечно! История, когда ты что-то не доделал до «пятерки», она вообще не работает для «зэтиков». Им абсолютно все равно. У них даже соревновательности особой нет. Я по своим детям замечаю, что они только сами с собой соревнуются. Их надо только по голове гладить. Перед нами личности, это нужно пестовать.

— В «Артеке» гладят по голове?

— Мы к этому стремимся. Когда мы оцениваем смену, то смотрим, какое количество детей реализовали себя, показали, что что-то могут. Абсолютно неважно, будет ли один ребенок танцевать, петь или программировать лучше или хуже другого. Главное, чтобы он представил окружающим свои способности. Ребенок должен это испытать. Для него это проба сил. И для нас это тоже важно. Просто представьте себе, что вы должны по какому-то критерию оценить собственных детей. И сказать им: «Слушай, ты хороший, ты похуже, ты вообще так себе». Нужно научиться говорить: «Ты хорош в этом, а ты в другом».

«Мы заложники образа»

Я вообще не понимаю, от чего детям отдыхать. Я бешусь, даже когда мои собственные дети впадают в образ и заявляют: «Ой, я так устал!»

— «Артек» — это отдых для ребенка?

— С одной стороны — конечно. С другой, я вообще не понимаю, от чего детям отдыхать. Я бешусь, даже когда мои собственные дети, особенно старшие девочки, впадают в образ и заявляют: «Ой, я так устала!» Это действует на меня как красная тряпка на быка.

— Они же перенимают нашу модель.

— Да! Но, если предложить ребенку тяжелый труд, который будет ему интересен, силы у него откуда-то сразу берутся. Отдых, лето, да и не только лето, необходимо использовать для переключения ребенка: нужна смена деятельности, места, коллектива, окружающих взрослых. Многие из этих вещей нужно делать повсеместно.

Я склонен думать, что классы нужно с какого-то момента, может быть не с начальной школы, но со средней, начинать специально перемешивать. И учителей менять каждый год. Это и есть тот опыт, который пригодится человеку в профессиональной жизни. Если под отдыхом понимать вот эти перемены, то да, «Артек» — это прекрасный отдых.

Я сам такой — не могу на месте сидеть. Могу бежать, писать, кричать — что угодно, только не лежать. Я за четыре с половиной года в Крыму, наверное, считаное количество раз был на пляже, на котором, собственно, я живу. В море купался раз двадцать за все это время.

— Парадоксальная вещь. Руководитель флагмана детского отдыха заявляет, что, в общем-то, это место не совсем для отдыха. Может быть, на этот счет немножко порассуждаем? Как должна трансформироваться вся система образования, вся индустрия детства, чтобы такие заявления не шокировали?

— Я вырос среди тех, кто работал в школьной системе. Мой отец* всю жизнь занимался школьной системой и ее преобразованием. Думаю, что я знаю всех инноваторов школы, особенно возрастных и очень авторитетных в стране.

И я уверен, что даже самые лучшие школы — это всего лишь школы, которые принадлежат в лучшем случае к индустриальной эпохе. Даже не к постиндустриальной. И с лагерями то же самое. Даже самый лучший лагерь под названием «Артек» уже на столетие отстает от цифровой эпохи, от того, что реально нужно ребенку!

…Наверное, должен родиться кто-то, кто создаст совершенно другой образ образовательной институции. Я думаю, она не будет связана ни с разделением на программы, ни с разделением на территории, не будет границ зданий и т. д. Где-то школы будут очные, где-то в онлайне, потому что так устроена жизнь современного человека, где-то они будут возникать ситуативно для реализации определенной задачи.

Я думаю, школа возможна как некая навигационная система. И она будет администрироваться теми, кто умеет это делать, кто делает это легко и удобно для разных возрастов, исходя из их психологического, гендерного и иного развития, кто будет умело ограничивать, умело заинтересовывать. Такая школа будет похожа на социальную сеть, где каждый может высказаться, где нет регалий, нет ограничений по входу, нет никакой селекции. В такой школе все будет происходить стихийно, без управления сверху, согласно интересам учеников.

*

Каспржак Анатолий Георгиевич, род. 15 декабря 1953, Москва — советский и российский педагог, директор школы, профессор Высшей школы экономики, общественный деятель.

Наверное, тот, кто сконфигурирует новое устройство образовательной институции, станет следующим Яном Амосом Коменским* . Наша функция здесь и сейчас — это поиск.

Мы должны дать возможность ребенку и вообще человеку реализовать его основное предназначение. И оно никак не связано с использованным временем. Помните, Уильям Глассер сказал: «В нашем мире есть только два заведения, где главным фактором является срок, а не проделанная работа, — это школа и тюрьма». И этой фразе уже, наверное, больше сорока лет. И она до сих пор актуальна.

Мы заложники образа, который у нас в голове сидит. При слове «школа» чаще всего мы представляем домик. У себя в «Артеке», чтобы как-то сдвинуться с этой точки, мы уже даже перестали школу школой называть! Представители контролирующих структур, которые отвечают за соответствие проекта СНиПам, спрашивают меня: «У вас же 25 человек в классе будет?» А я отвечаю: «Не знаю, сколько сбежится, столько и будет». На рынке труда ведь никого не строят в шеренги, в ряды, не делят на равные группы, не выбирают одного руководителя и всех остальных — жизнь по-другому устроена. А мы все равно воспроизводим вот этот образ квадратно-гнездовой.

*

Ян Амос Коменский,1592-1670 — чешский педагог-гуманист, писатель, основоположник научной педагогики, систематизатор и популяризатор классно-урочной системы

— Не только мы, эта система повсеместна…

— Весь мир ее воспроизводит, но тот, кто быстрее всех избавится от стереотипа, тот выиграет. Не потому, что я какой-то анархист и мне нужно быстрее все разрушить, ни в коем случае. Просто мне кажется, что за глубокими переменами кроется сумасшедшая эффективность. А сейчас мы убиваем самость ребенка!

В какое бы образовательное учреждение я ни отдавал ребенка, у меня появляется ощущение, что я его отдаю в казенный дом. Эта казенщина торчит отовсюду, даже в самых-самых замечательных местах.

Я не призываю сносить устои всего и вся в нашей стране. Советская школа, из которой вышла российская, была гениальной для своего времени. Она работала ровно на ту задачу, которая была в тот момент у государства. Но просто задача менялась, государство менялось, а школа — нет. В постсоветский период были школы, которые демонстрировали уникальные подходы. Возможно, благодаря им и будет создано что-то новое.

«На инновации нужно потратиться»

— Вам не кажется, что семьи не готовы к тому, о чем мы говорим? Средний родитель хочет, чтобы его ребенка просто учили хотя бы не хуже, чем его самого.

— Нам просто всем нужно научиться работать с общественным мнением, пытаться рядом с устоявшимся образом формировать новый, который тоже станет популярным.

— Приведите пример.

— Возьмем классическую традицию — линейку 1 сентября. Первоклассница на плече у одиннадцатиклассника. Косички, бантики и так далее. И у меня точно такая же история из 2014 года, когда моя дочь пошла в школу «Артека». 29 августа директор школы присылает мне сценарий. В нем Соня Каспржак на плече старшеклассника должна колокольчиком объявить о начале учебного года. А для кого-то — о начале школьной жизни.

Я уверен, что почти каждый, стоящий на линейке 1 сентября, думает: чья дочка с колокольчиком? И за какие такие великие заслуги у нее все это так замечательно вышло?

Нужно формировать образы, которые смогут конкурировать с традиционными представлениями обо всем, что сегодня включает в себя школа

— Да и старшеклассник не случаен, как правило…

— Наверное, наверное. Я говорю: стоп, так дело не пойдет. Не будет Соня Каспржак с колокольчиком! …31 августа вечером ко мне приходит Соня довольная, с репетиции. Говорит: «Папа, я буду нести ключик!»

Тут уже ситуация другая. Отнять у ребенка ключик я не могу, потому что я не могу объяснить ей. Но с 2015 года на линейке 1 сентября у нас все первоклассники с колокольчиками. Вот этот образ лег тут же! Он нарушил традицию, которая испокон веков, все ее знают. Он был принят одномоментно.

Есть такое движение — дизайн-мышление. Нужно формировать такие образы, которые смогут конкурировать с традиционными представлениями о классе, об уроке, о предмете — обо всем, что сегодня включает в себя школа. Это очень сложный процесс, на инновации нужно потратиться, нужно идти вдолгую. Если мы сумеем объединить вокруг новых образов общество, то топ-менеджмент, министерства и руководство страны смогут реализовать глобальные изменения.

Все к этому аккуратно подходят. В инновациях нужно находить вот эти кирпичики, из которых сложится фундамент изменений, к которому общество нужно подвести. Что произойдет, если одномоментно отменить классно-урочку? Родитель придет в школу, не услышит звонков и увидит расписание, устроенное по-другому принципу — не в плоскости, а в трехмерном пространстве, и просто все одномоментно сойдут с ума!

«Логистика персональных траекторий — задача школы»

Никто же не хочет заниматься логистикой персональных траекторий. А вот это как раз задача школы!

— Что-то изменить нам по силам уже сейчас. Наверное, не надо всего ждать от школы. Нужно говорить обо всем богатстве возможностей, которыми уже сейчас располагает, во всяком случае, житель крупного города. И в том числе в официальной системе. Есть все, чтобы строить персональные треки, чтобы компенсировать для ребенка недостатки школы.

— Правильно, только здесь появляется другое ограничение. Никто ж не хочет заниматься логистикой персональных траекторий. А вот это как раз задача школы! Мы сейчас тех, кто мотивирован строить образовательные стратегии, не делаем своими сторонниками. Мотивированные мамы с папами самостоятельно занимаются нивелированием проблем между отдельными элементами образовательной системы. Тут такое расписание, тут сякое расписание, доберись из одной точки в другую, «собери» график. Тут этот гениальный, там тот гениальный, под всех подстройся, всем улыбнись…

— Считаете, школа могла бы быть оператором этого процесса?

— Это и есть функция школы в современной образовательной системе. На мой взгляд, за этим и пойдут. То есть если мы здесь улучшим сервис значимо, то мы начнем формировать вокруг себя ядерное сообщество людей, которые понимают, что эти изменения приводят к улучшению качества того, что им нужно как услугу получить.

— Осталось семь лет до столетия лагеря. Чем будете встречать, какими движениями, какими планами?

— Точно хорошо будем праздновать. Точно будет туча народу! И надеюсь, что к столетию два миллиона детей пройдут через «Артек»… А может быть, и больше. Мы очень быстро растем по численности. За предыдущие 92 года полтора прошли. Мы очень быстро растем. Мы вообще выросли физически.

Но сегодня я думаю, как я завтра вечером полечу в Крым. У меня сейчас идет активная подготовка к осеннему турслету. Честно говоря, меня больше ничего сейчас не волнует, кроме курток, палаток, спальников, содержания концерта, разговоров с Митяевым — как сделать так, чтобы бардовская песня стала модной.

— «Артек» стал модным?

— Конечно. По крайней мере, когда я приехал в модный «Сириус», половина детей со мной здороваются, а во-вторых, они ходят в форме «Артека».

Из невошедшего:

«Артек» можно посмотреть изнутри, а можно отойти от берега и посмотреть на него с моря. Он по-разному выглядит. Точно так же, как Крым по-разному выглядит с большого судна и с маленькой лодочки. Когда на каяках идешь вдоль побережья, это просто уникально. Они кажутся такими большими, высокими — эти каменистые берега. А если ты плывешь на большой лодке, то ты этого не замечаешь. Ну, берега и берега…

Алексей Каспржак

Директор Международного детского центра «Артек»