Embedded Files
Бертель Торвальдсен. Портрет работы И. Гертнера
Бертель Торвальдсен (1770 — 1844) — датский художник, скульптор, ярчайший представитель позднего классицизма. Торвальдсен был одним из самых плодовитых скульпторов в истории искусства. Почти все его лучшие вещи — на античные сюжеты. Современникам казалось, что именно он смог прочувствовать и воссоздать суть классического искусства Греции и Рима.
Трудно назвать в XIX веке художника, который бы получил столь всеобщее признание, как Торвальдсен. Заказы сыпались к нему изо всех стран Европы. Идеализированные портретные бюсты Торвальдсена пользовались спросом по всей Европе. Он увековечил в мраморе не только монархов (например, Александра I), но и многочисленных представителей аристократии различных государств (в том числе и российской). Торвальдсен является автором памятников Н. Копернику, Дж. Байрону, Ф. Шиллеру.
Г. Х. Андерсен Ребячья болтовня
У богатого купца был детский вечер; приглашены были все дети богатых и знатных родителей. Дела купца шли отлично; сам он был человек образованный, даже в свое время окончил гимназию. На этом настоял его почтенный отец, который был сначала простым прасолом, но человеком честным и трудолюбивым и сумел составить себе капиталец, а сын еще приумножил его.
Купец был человек умный и добрый, хотя люди говорили не столько об этих качествах, сколько о его богатстве.
Он вел знакомство и с аристократами крови и, что называется, с аристократами ума, а также с аристократами и крови и ума вместе и, наконец, с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни другим.
Так вот, большое общество собралось у него в доме, только исключительно детское; дети болтали без умолку — у них, как известно, что на уме, то и на языке. В числе детей была одна прелестная маленькая девочка, только ужасно спесивая. Спесь в нее не вбили, а "вцеловали", и не родители, а слугиродители были для этого слишком разумны. Отец малютки был камер-юнкером, и она знала, что это нечто "ужасно важное".
— Я камер-юнкерская дочка! — сказала она.
Она точно так же могла быть дочкой лавочника — от человека не зависит, кем он рождается. И вот она рассказывала другим детям, что она "урожденная" такая-то, а кто не "урожденный", из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но, если ты не "урожденная", толку не выйдет.
— А уж из тех, чье имя кончается на "сен", — прибавила она, — никогда ничего путного не выйдет. Тут уж упрись руками в бока да держись подальше от всех этих "сенов"!
И она уперлась прелестными ручонками в бока и выставила острые локотки, чтобы показать, как надо держаться. Славные у нее были ручонки, да и сама она была премиленькая!
Но дочка купца обиделась: фамилия ее отца была Мадсен, стало быть, тоже оканчивалась на "сен", и вот она гордо закинула головку и сказала:
— Зато мой папа может купить леденцов на целых сто риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?
— Ну, а мой папа, — сказала дочка писателя, — может и твоего папу, и твоего, и всех пап на свете пропечатать в газете! Все его боятся, говорит мама: ведь это он распоряжается газетой!
И девочка гордо закинула головку — ни дать ни взять, принцесса крови!
А за полуотворенною дверью стоял бедный мальчик и поглядывал на детей в щелочку; мальчуган не смел войти в комнату: куда такому бедняку соваться к богатым и знатным детям! Он поворачивал на кухне для кухарки вертел, и теперь ему позволили поглядеть на разряженных, веселящихся детей в щелку; и уже одно это было для него огромным счастьем.
"Во: бы мне на их место!" — думалось ему. Он слышал болтовню девочек, а слушая ее, можно было пасть духом. Ведь у родителей его не было в копилке ни гроша; у них не было средств даже выписать газету, а не то что самим издавать ее. Ну, а хуже всего было то, что фамилия его отца, а значит, и его собственная, как раз кончалась на "сен"! Из него никогда не выйдет ничего путного! Вот горе-то! Но родился он, казалось ему, не хуже других; иначе и быть не могло.
Вот какой был этот вечер!
Прошло много лет, дети стали взрослыми людьми.
В том же городе стоял великолепный дом, полный сокровищ. Всем хотелось видеть его; для этого приезжали даже из других городов. Кто же из тех детей, о которых мы говорили, мог назвать этот дом своим? Скажете, это легко угадать? Нет, не легко! Дом принадлежал бедному мальчугану. Из него всетаки вышло кое-что, хоть фамилия его и кончалась на "сен"Торвальдсен.
Ну, а другие дети? Дети кровной, денежной и умственной спеси, из них что вышло? Да, все они друг друга стоили, все они были дети как дети! Вышло из них одно хорошее: задатки-то в них были хорошие. Мысли же и разговоры их в тот вечер были так, ребячья болтовня!
Самый грустный памятник на свете
Скульптурная композиция под названием «Умирающий лев», вырубленная в скале в центре швейцарского города Люцерна, является первым изображением животного на памятниках в Европе. Писатель Марк Твен, будучи в Люцерне, назвал этот памятник "самым грустным и трогательным куском скалы в мире". Памятник сразу стал знаменит, позднее его копии были установлены в Греции и США.
"Умирающий лев" был создан по проекту датского скульптора Торвальдсена в 1821 году. Он напоминает о героической гибели швейцарских гвардейцев, защищавших короля Людовика XVI при штурме дворца Тюильри в 1792 году, во время французской революции. Тогда восставший народ перебил около 1000 швейцарских гвардейцев и дворян из королевской гвардии. Высеченный из цельного камня, он символизирует силу, мужественность и одновременно скорбь по погибшим воинам. Те сражались как львы, но... видимо, недостаточно решительно использовали вооружение своего времени.
У подножья скалы со львом каждое лето проходит Международный музыкальный фестиваль, одно из важнейших культурных событий города.
Умирающий девятиметровый лев покоится в глубокой нише, его плечо пробито копьем, а голова опирается на щит с изображением лилии (символ королевской власти во Франции). Рядом стоит и щит с гербом Швейцарской конфедерации. Над нишей вырезана надпись на латыни: «HELVETIORUM FIDEI AC VIRTUTI» («верности и отваге швейцарцев» посвящается).
Трагическая страница истории, послужившая идеей создания памятника "Умирающий лев"
Страница истории Великой Французской революции
Когда в 1792 году восставшие парижане осадили резиденцию французского короля Людовика XVI, дворец Тюильри, швейцарские наемники гвардейцы оказались единственными, кто остался верен королю. Их было чуть более тысячи и они конечно, не могли остановить многотысячную вооруженную толпу. К тому же, король запретил вести огонь по народу из орудий. В результате, большая часть швейцарцев погибла при штурме дворца.
1792 год. Париж. Шел третий год великой буржуазной французской революции. В конце лета двадцать тысяч повстанцев держали в осаде дворец Тюильри, за стенами которого скрывался правящий король Людовик XVI со своим семейством. Восставшим противостояло небольшое французское войско и дворцовая охрана, состоящая из тысячи швейцарских гвардейцев.
Жан Дюплесси-Берто. Штурм Тюильри
Утром 10 августа начался штурм дворца. Королевское войско почти сразу же, предав своего монарха, перешло на сторону восставших. Но престол все еще держался благодаря отважной тысяче гвардейцев. Они, верные своей присяге, готовы были защищать монарха до последнего. Король же, увидев натиск наступающей толпы, в последний момент отдал приказ: «Не стрелять».
Взятие дворца Тюильри
Этим милосердным решением Людовик хотел остановить, рвущихся во дворец повстанцев и доказать, что не хочет кровопролития и зла своему народу. Гвардейцы, не посмев ослушаться приказ короля, остались практически безоружными. И уже ничто уже не могло остановить разъяренную толпу, жаждущую крови.
Озверевшие повстанцы беспощадно убивали всех на своем пути, не щадя ни детей, ни женщин. А гвардейцев они просто зверски растерзали. Сам же дворец был варварски разграблен и разрушен. Этот день стал страшной трагедией в истории двух стран - 786 швейцарских воинов сложили свои головы в одночасье за французского короля. Еще около двухсот было взято в плен и казнено немного позже.
Королевская семья в окружении повстанцев
История создания памятника
Один из уцелевших гвардейцев, лейтенант Карл Пфюффер, находился в это время в отпуске и чудом сумел избежать гибели. В память о своих погибших сослуживцах он в своем родном городе Люцерне решил соорудить памятник. Деньги собирались всем миром, пожертвования внесла даже императорская семья Романовых. Карл долго искал мастера, который бы взялся за создание макета памятника. И лишь датский скульптор с мировым именем - Бертель Торвальдсен верно понял замысел отставного офицера, и создал потрясающий макет. Первоначальный проект Карл представил в виде горельефа мертвого льва, заваленного сломанным оружием и щитами. От себя Бертель добавил лишь то, что льва изобразил не мёртвым, а умирающим. По его рисункам в 1821 году швейцарский скульптор Лукас Ахорн и закончил создание этой скульптурной композиции. Сам Торвальдсен позднее высоко оценит работу швейцарского мастера, созданную по его чертежам.
Открытие памятника было приурочено к 29 годовщине тех ужасающих событий. 7 августа 1821 года к монументу собрались почтить память знать со всей Швейцарии, аристократы Европы, и ветераны-гвардейцы, которые чудом остались в живых после того кровавого месива.
Сам же Торвальдсен посетил Швейцарию лишь через 20 лет. Он восхитился работой скульптора Лукаса Ахорна. И сказал: «памятник швейцарским гвардейцам будет известен более других, и ни время, ни беспощадная погода не смогут этому помешать.» И в этом был прав - символ раненого умирающего льва явился непревзойдённым образцом застывшей в камне скорби и печали.
Изначально, умирающий лев в Люцерне был сооружен за пределами старого города, на месте заброшенного карьера, в лесу. Он был вырезан в склоне крутой скалы в виде горельефа. Перед ним был сооружен небольшой пруд овальной формы. Сейчас это уже не окраина, а центр Люцерна. Вокруг пруда и скалы со скульптурой сохранился небольшой участок леса (сейчас он выглядит как маленький парк).
"Лев лежит в своем логове на срезе невысокой отвесной скалы, ибо он высечен в горной породе. Фигура его огромна и преисполнена величия. Голову он склонил набок, сломанное копьё торчит из плеча, лапа лежит на лилиях Франции, защищая их. Виноградные лозы свешиваются со скалы, ветер играет в их листьях, где-то наверху бьет ключ, и прозрачные капли стекают в водоём у подножия скалы, а в неподвижной глади водоёма, как в зеркале, качается среди кувшинок отражение льва.
Кругом зеленые деревья и трава. Это уютный, отдохновенный лесной уголок, отрешённый от шума, суеты и смятения, — и всё это так, как должно быть, — ведь львы и в самом деле умирают в подобных местах, а не на гранитных пьедесталах, воздвигнутых в городских парках, за чугунными решетками фасонного литья. Люцернский лев везде производил бы большое впечатление, но здесь он особенно на месте… "
Марк Твен. «Пешком по Европе», 1880
Page updated
Google Sites
Report abuse