Вареновка

Из книги: МЫ НИ ЕДИНОГО УДАРА НЕ ОТКЛОНИЛИ ОТ СЕБЯ (Т.М.Хабарова) (Вареновка)   doc 

 выражаю глубочайшее уважение автору

ПО ЦАРЕВОМУ ВЕЛЕНИЮ

Среди сел, раскинувшихся на высоком берегу Таганрогского залива Азовского моря расположена наша малая Родина – Вареновка. Впервые приехавшие сюда люди, особенно весной и летом, любуются в полном смысле этого слова, видом на сверкающую под солнцем морскую гладь, широкими улицами, растянувшимися на несколько километров, аккуратными домами, прячущимися в фруктовых садах, домом культуры, школой, величественной церковью. Радуют здесь глаз и магистрали газопроводов.

Но особенно всем нравятся приветливость и степенность жителей села, влюбленность их в этот красивый кусочек земли, имеющей определенное значение в истории Российского государства.

Здесь в конце XVII века скрестились интересы России и Турции. Еще в 80-е годы XVII века, в период правления Софьи, Россия начала стремиться к выходу к южным морям. Но походы русского войска в Крым в 1687 и 1689 годах не принесли никаких результатов.

Лишь только в июле 1698 года, когда войска молодого царя Петра I штурмом взяли турецкую крепость Азов, Россия получила выход в Азовское море. Через шесть дней после падения Азова Петр I с группой своих соратников на лодках отправился в Азовское море, чтобы отыскать место для сооружения гавани. Царь говорил: «Гавань – это начало и конец флота, без нее есть ли флот, или нет его – все равно». В тот же день экспедиция Петра I прибыла к высокому пустынному мысу, издавна называвшемуся турками Таган-Рогом. Именно здесь на мысу Таган-Рог решено было создать гавань для первого в истории России регулярного военно-морского флота.

12 сентября 1698 года Пушкарский приказ постановил:

«Пристани морского каравана судам по осмотру и чертежу, каков прислан за рукою итальянской земли капитана Матвея Симунта, бить у Таганрога... а для сбереженья той пристани на берегу сделать шанец, чтоб в том шанце ратным людям зимовать было мочно».

Из исторических документов также известно, что на реку Самбек для защиты будущей гавани и крепости Таганрог, царь отправил группу солдат, среди которых был и рядовой Вареный. Позже севернее по  реке Самбек возникло село, названное по фамилии первоселенца наших мест.

В 1707 году Азовскому губернатору И.А. Толстому передано распоряжение Петра I: «На Таган-Роге в удобных местах (а лучше за городом) посадить рощи дубового или иного какого дерева, привезти с Дону немалое число маленьких деревцев в осень (под листопад); также подальше от города в удобных же местах несколько десятин посеять желудков для лесу».

Посажены были такие желуди и в пойме реки Самбек от моря до нашего села. Рассказы наших односельчан подтверждают это.

Бражников Тимофей Иванович (1888 г.р.) рассказывал о том, что его, малолетнего мальчика семи-восьми лет, дедушка брал с собою в гости к родственникам, которые жили на Курячей косе (с. Приморка). Шли они с дедом пешком по пойме реки Самбек и встречались им на всем пути до речушки Бугас многочисленные огромные пни. На вопрос внука, дед  ответил, что это пни дубов, которые росли здесь когда-то.

Надолинская Ирина Георгиевна (1906 г.р.) родилась в Николаевке. Рано умер ее отец. К этому горю добавилось другое: через крышу в дом проникли воры и забрали буквально все (запасы еды, деньги, вещи). Семья в одночасье стала нищей. В 1913 году  мать, работавшая в Таганроге санитаркой в больнице, двух старших дочерей забрала с собой, а Ирину отдали в Вареновку к тете на воспитание, надеясь, что дочь сможет учиться. Однако в школу Ирину не взяли, так как у нее не было надела земли и она не была членом сельской общины, которая содержала эту школу. И она стала работать по дому у тети: помогала по хозяйству, нянчила детей. Она пасла коров в пойме реки, и поразило ее множество

больших и маленьких пней, находившихся там, о чем она позже рассказала своим детям.

Мамченко Федора Григорьевна (1886 г.р.) рассказывала, что в давние времена в месте, где река Самбек впадала в море, ее дельта делилась на три рукава. Один из них сохранился и сегодня – это речушка Бугас под Приморкой.

Долгое время у обрыва стоял ветхий маленький домик, в котором жили старик со старухой. Совсем как в сказке А.С.Пушкина о рыбаке и золотой рыбке.

Вдоль реки Самбек по левой ее стороне когда-то росли огромные деревья, спиленные, вероятно, для строительства. И остались огромные пни. Левый берег был очень красивый. В пойме росла сочная зеленая трава, слышалось пение птиц, стоял дурманящий запах цветов. Жители села любили в выходные дни, особенно на Троицу, приходить на левый берег реки, устраивать гулянья. Женщины играли с детьми, пели песни, а мужчины играли в карты, используя пни вместо столов.

В результате бомбардировок и жестоких боев в годы ВОВ от этих пней почти ничего не осталось. А еще позднее распашка земель в пойме реки окончательно стерла следы дубовой рощи, появившейся благодаря Петру I.

Территория, занимаемая ныне Вареновской администрацией, вошла в состав России с 1698 г. «в результате Азовских походов Петра I».

До этого, начиная с XV века, она входила в состав Крымского Ханства. Неудачная война России с Турцией в 1710-1711 годах (так называемый Турецкий период) привела к возврату Турции территории, завоеванной Петром I, но в следующей войне (1735-1739г.г.) по Белгородскому договору, она была окончательно закреплена за Россией.

Поскольку земли, занимаемые вареновцами, до Первой Турецкой войны Петра I, были заселены турками, в селе долго рассказывали байки, связанные с событиями того времени.

Бабушка Тараненко Анна, жившая на улице Октябрьской, рассказывала ребятишкам историю одного из многочисленных холмов-курганов в усадьбе Щелкиных – Наймиловых, такие курганы в селе называли «буграми». Якобы, после поражения русских в Турецком походе, по приказу турок плененные русские солдаты шапками насыпали этот бугор, под которым были похоронены высокопоставленные турецкие военноначальники, погибшие в сражении.

А в семье Романенко Дмитрия Степановича сохранился другой рассказ. Здесь рассказывалось о хитрости русских в войне с турками. Перед штурмом крепости Азова ночью, солдаты поставили множество снопов на пути к городу, и утром,  приблизившиеся турки приняли их за солдат, глянули и ахнули: «Какая сила идет!», и отступили.

Курганы часто раскапывались жителями, сравнивались с землей и люди натыкались на большие захоронения. И, что не является легендой, находили золотые и серебряные монеты. Это скрывалось по известным причинам и гораздо позже выявлялось.

На углу улицы Октябрьской и медицинским пунктом был когда-то пустырь и на нем курган. На этом месте никто долгое время не селился, старые люди не советовали. Уже в 60-е годы доярка, работавшая в колхозе, попросила выделить ей этот участок земли под постройку дома. Новые хозяева пригнали бульдозер, стали выравнивать землю, и тут выяснилось, что это место турецкого кладбища, как сказали старики. Захоронения, на которые натыкались строители, хорошо сохранились благодаря глиняно-тырсовому грунту, по остаткам одежды определили принадлежность захороненных к «бусурманам». Не выдержав эмоционального напряжения, хозяева продали построенный дом, недолго в нем прожив.

Долго в селе жили легенды и о том, что от наших мест через море к г. Азову шли подземные ходы. При строительстве ДК и подготовке котлована под фундамент были обнаружены два засыпанных подземных хода в южную сторону. Но, конечно же, вряд ли они вели к г. Азову. В середине улицы Октябрьской и сегодня находится пустырь, который жители называют «пещерами». Место каменистое, на нем, кроме травы, ничего не растет. Здесь находились две большие пещеры – ямы, в которых были видны полузакрытые лазы, ведущие вглубь земли. Это место всегда вызывало любопытство у людей, но страх заставлял обходить его стороной.

Сравнительно недавно, в 1965 году, житель нашего села, Лисицын Филипп Алексеевич, вместе с дочерью решил проверить, что же скрывают эти пещеры. Из рассказа его дочери Марьенко Валентины Филипповны: «вооружившись факелом, мы с отцом спустились в одну из пещер и пошли по подземному ходу, который шел по направлению к школе и бывшей церкви. Шли, не пригибаясь, в полный рост. Пламя освещало тырсовые стены хода. В каком-то месте ход имел разветвление. Меня поразили лежащие по пути мертвые то ли гадюки, то ли ужи. Зрелище не для слабонервных. Было жутко и страшно, факел стал потухать. Пройдя метров 100 мы, не видя конца туннели, решили вернуться назад. С огромным облегчением мы вздохнули, выйдя на свет. Больше смельчаков для исследования подземных ходов не оказалось, но сами они стали опасны для жителей. В 70-х годах здесь произошла трагедия. Дети зимой ходили кататься на санках, как говорили «на пещеры». И шестилетнего  мальчика завалило обвалившейся тырсой пещеры. Он задохнулся, спасти его не удалось. Тогда было решено засыпать эти входы в пещеры».

Теперь надо сказать о том, как образовались эти ходы и пещеры. Из документальных источников известно, что при строительстве города Таганрога на правом высоком берегу реки Самбек добывали камень, одним из таких мест была территория нынешней Вареновки.  Очевидно, что отработанные каменные шахты и образовали подземные ходы. Некоторые из них со временем проседали, образуя провалы в огородах, выходящих к реке по улице Октябрьской и Партизанской. Это происходит и сейчас.

Россия развернула энергичное заселение и широкое сельскохозяйственное освоение обширных пространств плодородных приазовских земель. Это не случайно. Приазовский край издревле привлекал к себе людей. Проведенные в начале XХ века и позже археологические раскопки на берегах реки Самбек рассказали нам о древних поселениях людей в этих местах.

ВЕСТИ ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ

Наше Село Вареновка расположено в двенадцати километрах восточнее Таганрога, на берегу реки Самбек, при впадении ее в северно-восточный угол Таганрогского залива Азовского моря. В древние времена нижняя часть реки была судоходна. Устье ее представляло собой хороший естественный порт. Эти природные условия и привлекали к себе людей.

Первыми поселенцами в Приазовье, как говорит древняя история, были скифы, сарматы и росслане, которым пришлось выдержать набеги воинственных племен  герулов, готов (германцев), гуннов, хазар. Таким образом, в середине века побережье Азовского моря, именовавшееся Меонтийским озером, было местом  постоянных сражений, воин и набегов. И редкий человек решался вести здесь оседлый образ жизни вплоть до образования государства Российского.

В 1907 году В.И. Строменко раскопал группу курганов по правую сторону реки Самбек. Еще недавно речка Самбек в нижний ее части была судоходной. Парусные баркасы поднимались до Вареновки, доставляя оттуда продукты, для сбыта в Таганрог. (Из записок Таганрогского краеведческого музея).

Археологи впервые начали исследование наших мест еще в 1926 году. Тогда на правом берегу речки Самбек, при впадении ее в море, археологами было обнаружено древнее городище круглой формы диаметром около ста метров. Сторона, обращенная к морю, разрушалась из-за постоянных обвалов. К востоку от города, на территории обрывистого и крутого берега реки была обнаружена пещерная церковь византийского периода. По-видимому, в свое время городище отстояло далеко от берега.

В трехстах метрах от первого городища было обнаружено второе, образованное из прямых валов. На обоих городищах встречаются обломки посуды, римской (II-IV вв.) и византийской (XIX-XI вв.).

Еще более древние стоянки человека на этой территории обнаружены археологами в террасе Таганрогского залива близ села Бессергеновка. Здесь в 1933 году был найден отщип кремниевого орудия эпохи Лутеверской культуры, уходящей корнями в глубину тысячелетий, существовавшей задолго до каменного века, когда человеческое первобытное общество еще находилось в стадии дородовой общины. Археологи также сообщают, что в 1953 году на побережье села Бессергеновка, где расположена балка Ягидна, был найден наконечник каменной стрелы, эпохи бронзы.

В Х-XII веках новой эры на берегу Таганрогского Залива в устье реки Самбек существовал крупный поселок. Археологи его назвали Самбекским городищем. Экспонаты, найденные здесь, на месте раскопок, дают возможность предполагать хозяйственные сооружения. Было обнаружено множество хозяйственных ям, обмазанных глиной, для хранения зерна и продуктов. Предметы быта, найденные археологами, свидетельствуют о большой роли рыболовства в жизни обитателей Самбекского городища.

Археологи также обнаружили около нашего села остатки небольшой крепости XVIII века, времен Елизаветы Петровны. В центре крепости была расположена цитадель диаметром 28,6 метра. Вокруг сооружены вал и ров. Диаметр вала 108 метров, ширина 15-17 метров, высота 0,8 – 1 метр. Ров в 1975 году имел глубину 1,4 метра, ширину – 15,4 метра. В XIX веке крепость потеряла свое значение как опорный казачий пункт. Здесь позже возник небольшой рыбацкий поселок.

Все эти данные взяты из документов экспедиции Ростовского краеведческого музея, которая вела раскопки в селе Вареновка в течение 1975-1978 годов. Руководил экспедицией сотрудник музея П.А.Ларенок. Результаты работы экспедиции публиковались в местных газетах, а также в сборнике «Археологические открытия».

ВОЗРОЖДЕНИЕ

С 1774 года потянулись люди и в северо-восточное Приазовье. Земли были заняты здесь в основном донскими чиновниками и рядовыми казаками. Они были розданы им правительством за различные заслуги в ходе войны. В небольшом числе поселян были здесь и казенные крестьяне. Манифест Екатерины II от 27 апреля 1780 года открыл дорогу всем для поселения в степях Приазовья не только свободным, но и крепостным крестьянам. Здесь, не спрашивая, кто ты таков, принимали всех желающих осваивать землю. Люди бежали сюда, прельщенные рассказами о привольной и сытой жизни из Великороссии, из Украины - их было особенно много. И до настоящего времени сохранился «хохлацкий» говор у старожилов нашего села. Странная смесь украинского и русского языков, красивые украинские мотивы в песнях!

Переселение в Приазовье продолжалось до конца 1796 года пока именным указом от 10 декабря 1796 года император Павел I не прикрепил крестьян к помещикам, на тех землях, на которых их застал императорский указ.

Но переселение продолжалось и после указа. Донские помещики, получившие дворянство до 1778 года, покупали крепостных в разных губерниях и привозили на свои земли, что продолжалось до указа 1816 года, когда правительство запретило покупку крепостных, либо путем обмана закрепление бежавших в Приазовье крестьян от помещиков.

Так вокруг Таганрога постепенно образовывались помещичьи слободы, поселки, деревни, казачьи хутора и поселения государственных крестьян. Так возникли села Николаевка, Троицкое, Вареновка, Бессергеновка и хутора Самбек, Курлацкое.

Вот о чем говорят карты и другие исторические документы XVIII-XIX веков.

В начале Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. первый комендант Таганрогской крепости генерал-майор Дежодерас имел у впадения реки Самбек в море, хутор и рыбный завод. Известно, что он позволял купцам и прочего звания людям ловить рыбу на Самбекской косе. За это с каждого завода и невода взято было в его хутор, на все лето по одному работнику по паре волов.

На картах конца XVIII века на этой территории показан у самого устья реки по правой стороне под обрывом - кабак, выше - два рыбных завода. Там, где ныне расположены остатки бывшей средневековой круглой крепости – «Канатный завод майора Фирсова на Самбецком мысу». На западе, на берегу, показаны три хутора без указания их названия.

Надо отметить, при устье реки Самбек во время войны России с Турцией при Екатерине II находилась корабельная верфь, на которой в 1783 года был построен шестнадцатипушечный фрегат «Вестник» для черноморского флота.

Примечательно, что река Самбек была спорной из-за рыбной ловли между Войском Донским и комендантом Таганрогской крепости, распоряжавшегося этой территорией по своему усмотрению, не имея на это никаких прав. Эти распри закончились тем, что правительство запретило рыбную ловлю обеим сторонам. Река Самбек с 1802 по 1887 г. была восточной границей между Таганрогским градоначальством и областью Войска Донского. А затем, много позднее в 1920 г. была границей Таганрогского округа с Ростовским.

Начиная с XVIII века через село Самбек проходил тракт (столбовая и транспортная дорога) из Дмитриево-Ростовской крепости на Таганрог и далее на реку Миус. Кроме этого главного тракта, была и другая дорога, проходившая недалеко от берегов Азовского моря и Мертвого Донца через село» Вареновку.

Обе эти дороги были проложены еще при Петре I, когда строился Таганрог. В верховьях реки Самбек добывался камень, который доставлялся морем на баржах к месту назначения.

При строительстве Таганрогской гавани в 1769 году камень доставлялся и на правый берег реки Самбек, где на балке «Поповой» (к северу от Вареновки) был устроен казенный известковый завод. На картах более позднего времени (1872 г.) на этой балке, примыкающей к реке Самбек у села Вареновка. На вершине этой балки показан поселок Мурзы-Баранов, а в средней части – Христофоров. На территории от реки Самбек по побережью Азовского моря в сторону Таганрога в 1827 году земля в количестве 134 десятин была пожалована таганрогскому духовнику Александра I протоирею А.Федотову в потомственное владение. На карте 1872 года этот земельный надел отмечен как населенный пункт «Царев-дар».

В первом описании дороги и окружающей ее местности от Ростова до Таганрога, данное членом Петербургской Академии наук И.А. Гюльдежелтентом в 1773 году говорится:

"Сделав еще 2 версты к северу, остановились. На дне реки были только лужи воды, питаемой ключами. Но ближе к устью, от поднимающейся в ее русло морской воды, река становилась глубока и потому со стороны Таганрога был устроен паром для перевозки тех, которые не хотят делать этого крюка, что мы сегодня сделали <…>  товары везутся изнутри России к Дону, к Ростову и оттуда же гужом уже доставляются в другие города – в Таганрог и Берду чумаками, которые наезжают сюда из Малороссии и которых мы встретили сегодня..."

В дневниках И.А. Гюльдежелтента 1773 года также давались рекомендации правительству страны по использованию наших мест:

"... и в этой пустынной стране без сомнения, могли бы процветать поселения, которые легко нашли бы сбыт для своих земледельческих произведений в городах Таганрога и крепости Св. Дмитрия Ростовского, и запасаться в них другими... " 

Эти слова стали для наших мест пророческими. Во второй половине XVIII века началось заселение здешних мест казенными крестьянами. Казенным хутором стало и наше село. В начале XIX века это поселение быстро разрасталось. Уже в 1859 году по результатам переписи населения в Вареновке насчитывалось 115 дворов с населением в 824 человека. В 1915 году в селе было уже 450 дворов с населением 3373 человека, две школы, паровая мельница, и Надельной земли было 1394 десятины.

Надо отметить, что в 1859 году в соседней Бессергеновке было 40 дворов с населением 275 человек, в с. Михайловка 17 дворов с населением 86 человек.

РОЖДЕНИЕ НАШЕГО СЕЛА

Наши бабушки и дедушки, рожденные в начале XIX века, говорили, что во времена их молодости «старые люди» рассказывали, что «Вареновка начиналась с моря». 

Действительно, подтверждают это архивные данные, в которых на период ХVII – ХVIII веков указывается наличие на наших землях хуторов, рыбзаводов, парома,  судоверфи, кабаков, военной крепости. Когда эти объекты расформировались по причине ненадобности, то те, кто их населял, не все могли (или не захотели) вернуться на старое место жительства. Они-то и осели в наших краях, поднявшись выше по устью реки. Эти люди заселили плодородные земли и образовали свободное поселение.

В числе первопоселенцев были и запорожские семейные казаки, называемые «гнездюками». Часть нынешней улицы Партизанской близ моря называлась Дуневкой (по первопоселенцу Дунюку). В 60-70 годах XVIII века наши земли заселялись простыми хлеборобами из Украины.

 По рассказам Романенко Семена Ананьевича (1869 г.р.), жителя села Вареновка, его дом и усадьба была южной окраиной села. Метрах в пятидесяти от его дома и чуть правее (ныне усадьба Клеонтьевых) уже было кладбище. Там, где сегодня живет семья Пирка, жил когда-то знаменитый потомок Вареного, оставленный Петром I с группой солдат для защиты от турок крепости Таганий-Рог. По его фамилии и названа была позднее Вареновка. До Великой Отечественной войны на улице Партизанская жили четыре семьи Вареных, все мужчины у них были настоящими богатырями. И вспомним, что в Петровскую гвардию отбирали физически очень крепких мужчин, что является подтверждением данной версии.

До сих пор живы рассказы о том, что село делилось на две части: северную называли «Вареновка», а южную «Дуньевка». Но все же, более древней частью села была именно северная часть. А когда село было заселено казенными крестьянами и потребовалось его занести на географические карты, то определяющим стало название «Вареновка», а «Дуньевка» постепенно ушла из лексикона, и мало кто сегодня о ней знает.

ДОЛЯ КРЕСТЬЯНСКАЯ

Подавляющее большинство жителей наших мест были крестьянами, земля была их главной кормилицей. Труд на земле всегда был тяжелым, а жизнь самих крестьян была нелегкой.

Об облегчении крестьянской доли в разные годы велись дискуссии, как в правительстве, так и в обществе. Так, например, Лев Николаевич Толстой, величайший защитник крестьян, говорил, что «мужицкая работа» «самая радостная», и если людей к ней влечет из города в деревню, к земле, это прекрасно и естественно. На склоне лет великий писатель не без гордости говорил: «Я всю жизнь прожил не в городе. Жил в деревне. Пахал землю, сажал деревья…». Посаженный им сад, был самым большим в Европе. «Сразу видно, кто чего стоит, – говорил Толстой. – И еще замечательная черта

крестьян – кровное единство с родной землей. Земельный вопрос для подлинного крестьянина самый важный». У любимой дочери писателя Александры есть знаменательный эпизод. Писателю рассказали, как «представители крестьян» в Госдуме во время перерыва взялись было косить траву в Таврическом саду, но сразу запарились и под насмешки сторожей побросали неподъемные косы. Толстой засмеялся: «Поразительно! Ну, разве они – крестьяне? Это случайный сброд, который берется решать судьбу русского народа…». Он, как известно, был против купли-продажи земли, передачи наделов в частную собственность. Толстой доказывал, что земля не должна быть ни помещичьей, ни государственной, поскольку Бог дал землю нам, она – общая, ничейная, Божья. «Спросите, – писал Толстой, – и весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности».

Однако, ни царское правительство, ни пришедшее ему на смену  советское, так и не дали полной свободы крестьянам.

Жители села Вареновка всегда славились своим трудом. Всякий, находивший себе здесь пристанище, понимал, что он только сам может прокормить свою семью. И счастье наших предков было в том, что их минуло крепостное право, это позорное рабство. Они жили на земле Войска Донского, а здесь крепостного права не было.

Все это положительно сказалось на отношениях между сельчанами, на их мировоззрении и быте.

Владение землей было общинным. Без соглашения общины запрещалась продажа земли. Периодически производился ее передел среди членов общины. Земля выделялась на каждого мужчину в семье. Все вопросы устройства сельской жизни решались «на миру» – сельском сходе.

Историческая справка

Что же представляла из себя российская община, «крестьянский мир»? Это объединение крестьян одного села (или нескольких сел), основанное на совместном владении землей, самоуправлении и взаимопомощи.

Веками российские крестьяне являлись носителями вожделенной мечты о равенстве. Идею равенства они стремились воплотить в реальность своей экономической практике. Это находило выражение прежде всего в отношении к земле, которую крестьяне рассматривали как «ничью», «божью», как то, что должно принадлежать всем в равной степени. Крестьяне распределяли общинную землю «по совести», «по правде и справедливости», «по доброте», «по равнению». Если одной семье дать землю рядышком с деревней, а другой – за 15-30 верст, это будет несправедливо. Не по совести один двор наделить плодороднейшим черноземом, а другой отправить на песочек. Если семье из двух человек выделить столько же земли, как и семье с десятью ртами, – это не по-христиански, не по доброте.

Землю делили либо по едокам, либо по работникам. Определение размеров надела по количеству едоков было наиболее справедливым. И крестьяне это отлично понимали.

Деревенский мир, определяя величину надела на двор, в интересах справедливости учитывал такие тонкости местных условий и особенности каждой семьи, которые не в силах предусмотреть ни один закон. Так, в нечерноземных губерниях, где доходность крестьянского двора сильно зависела от заработков на отходничестве, община при распределении земли исходила из того, какие доходы получает двор от заработков на стороне. «Ты много получаешь, промышляя извозом или плотничая в городах, ты не в силах из-за этого как следует трудиться на земле, не холишь, не лелеешь ее, – значит получи надел меньше, уступи его часть другому», – так рассуждали общинники.

Чтобы обеспечить справедливое распределение земли, община периодически производила земельные переделы. Количество едоков и работников в крестьянском дворе со временем менялось. Одни рождались, превращались в здоровых, крепких землепашцев. Другие дряхлели умирали, многие становились инвалидами. Распределение земли, которое еще вчера являлось справедливым, превращалось в полную противоположность. И тогда крестьяне осуществляли земельный передел.

Промежутки между такими переделами были разные. Производились два вида переделов: основные и частные. Основные проводились один раз в 15-18 лет, в год ревизии, которая определяла число мужских душ в семье (по закону, который крестьяне обычно не соблюдали, надел полагался только лицу мужского пола). Частные наделы (живописно названные «свалки и навалки») осуществлялись по мере надобности.

Переделы земли были делом тонким, требующим большого опыта, знаний и честности. Работу мерщиков крестьяне доверяли только настоящим, не раз испытанным специалистам своего дела. Перед выходом на поля они даже давали присягу на честность. Изощренной наукой передела неграмотные мужики-общинники владели в таком совершенстве, что не раз озадачивали самых искусных ученых-землемеров. И это не случайно: ведь делилось самое дорогое для крестьянина и его потомства – земля.

Земля – наша кормилица. Она дает нам, живущим на ней, хлеб. Хлеб, как говорят у нас в народе, – «всему голова». На земле растет множество растений, которые полезны для человека и всего животного мира. Но основа основ – это хлеб. Мы его едим каждый день. Он единственный продукт, который не преедается никогда, поэтому отношение к хлебу воспитывалось благоговейное, как к святыне. Из рассказов старожилов, услышанных еще с дореволюционного времени, мы узнаем, что детей в семье учили бережно относиться к хлебу. Кушали тогда все за общим столом, не взирая, какая бы семья ни была: большая или маленькая. Ели из одной общей миски. Эти миски были сделаны из стволов деревьев большого диаметра. Чаще это были яблоня, груша или липа, которые легко поддаются ручной обработке резцом. Так же делали деревянные стаканчики для питья. Из глины отдельными мастерами делались горшки для приготовления пищи, кувшины для закваски молока, крынки для взбивания масла. Их обжигали в специальных печах.

Хлебом дорожили. После обеда на столе ничего не оставалось от положенной порции, выданной каждому едоку (как тогда назывались члены семьи). После окончания еды стол был чистым, без единой крошки хлеба на нем. Кушали очень дисциплинированно, каждый знал, когда подойдет его очередь по старшинству. Ели тихо и спокойно, без каких-либо лишних разговоров. Нарушив этот порядок, можно было заработать половником по лбу от старших.

Об уважении к хлебу говорит рассказ из более поздних лет, который поведал Синдецкий Николай Михайлович: «Это было в 1937 году. Я тогда учился в школе № 15 г.Таганрога в 6 классе. Прозвенел звонок на урок, все сели по своим местам. В класс вошла учительница Евгения Федоровна Руденко, было ей тогда лет тридцать пять. Мы редко видели на ее суровом лице веселую улыбку. Окинув глазами класс, учительница спросила, кто дежурный. Я поднялся и на ее вопрос, все ли в классе, ответил: «Да». Тогда она спросила: «А кто это из вас разбрасывается хлебом?» Действительно, в углу класса лежал кусочек хлеба. Мы молчали. Учительница села за стол, помолчала и своим ровным сиплым голосом опять спросила: «А кто это у вас не уважает своих родителей?» Мы не сразу поняли, к чему это она сказала. В классе продолжала стоять мертвая тишина. Тогда учительница уже потребовала подняться тому, кто бросил хлеб. Все сорок человек молчали. Но зная строгость учительницы, все же один из учеников поднялся и сказал: «Это я бросил хлеб». На наше удивление учительница ласково посмотрела на признавшегося и сказала: «За честность – спасибо, а за обращение к хлебу – не хорошо», помолчала и продолжила: «Попов, подними хлеб и положи на стол, чтобы видел весь класс». Ученик сделал то, что ему велели. Евгения Федоровна громко сказала: «Садись на место». Через небольшую паузу она вновь стала говорить, обращаясь к классу: «Дорогие ребята, вы еще не знаете, каким трудом добывается и по какой трудной дороге приходит этот кусочек хлеба к нам». Учительница тихонько взяла лежащий на столе кусочек хлеба и съела его у нас на глазах. Класс замер. Этим она показала нам уважение к хлебу и к тому, какой ценой он достается нашим родителям и всем живущим на земле. Думаю, что все ученики класса навсегда запомнили, как и я, эту науку нашей учительницы.

XIX век считается благоприятным для жителей Вареновки. Село обустраивалось. Основные средства к существованию давали вареновским семьям плодородные земли, засеваемые зерном, кукурузой, просом.

В Вареновке было много скота и вдоволь кормов на берегах реки Самбек, в балках и в окрестностях села. Для большинства сельчан большим подспорьем в хозяйстве, а для некоторых и основным промыслом, была ловля рыбы в реке Самбек, и в Таганрогском заливе. Сельскохозяйственные продукты и рыба продавались селянами, как в Таганроге, так и в Ростове. Они находили хороший спрос. Среди первых поселенцев были и бывшие работники рыбных заводов. Поэтому вареновцы были умелыми специалистами по засолке рыбы и приготовлению рыбных блюд. Это стало традицией потомков рыбацких семей.

Самыми заядлыми вареновскими рыбаками были Степан и Григорий Дергачи. Они имели свою парусную лодку и днями и ночами пропадали на море. Такой тип лодки был редкостью среди сельчан, потому что обычно у простых мужиков были маленькие лодки на веслах для ловли рыбы, называемые каюками.

С дореволюционных времен по окончании сельскохозяйственных работ (это было глубокой осенью и в теплые зимы) мужики долбили в окрестных балках камень для своих нужд и на продажу.

Садоводство на наших землях развилось позднее. Сады стали высаживать помещики. Вдоль побережья Азовского моря от устья реки Самбек до Таганрога были имения помещиков. Они использовали наемный труд русских и украинских крестьян и добились хороших успехов в садоводстве и огородничестве. Воду для полива садов и огородов брали из моря, где на берегу были сооружены насосные станции. Существовала обширная оросительная система, которая позволяла получать хорошие урожаи фруктов и овощей. Особенно ценились яблоки, вишни, черешня, виноград и земляника. Их сбывали в городах Таганрога и Ростове-на-Дону, в Российских столицах. Яблоки зимних сортов даже отправляли за границу – в Германию.

Имения назывались по фамилиям их владельцев. От Ягидной балки (железнодорожный разъезд села Бессергеновка) располагались земли помещика Карташова, далее – Лакьера (ему же принадлежали земли за Таганрогом около села  Поляковка), а ближе к городу были имения Скарамонги и других. В северной части села жители батрачили у помещика Ходжиева, имение которого располагалось на станции Морской. Непосредственно в Вареновке были владения братьев Лоцкановых.

Богатой и разнообразной была растительная флора в помещичьих усадьбах. Каких только видов декоративных растений не было завезено в наши места! Они благоухали и удивляли красотой! Липы соседствовали с кизилом, а жасмин с боярышником. Такого изобилия, пожалуй, и сейчас нет ни в одном частном саду.

В плодовых садах произрастали чудесные сорта груш, яблок, слив и черешен...

Зажиточные жители села, подражая помещикам, заводили себе сады с сортовыми породами деревьев. А у крестьян сады состояли в основном из вишен и несортовых слив. Усадьбы обсаживались по периметру жерделами всевозможных сортов и видов. На улицах высаживались акации. Позднее появились у нас тутовые деревья, плоды которых стали главным лакомством детворы. Вдоль балок росли несметные заросли терна, шиповника. Их плоды собирались и заготавливались на зиму.

Удивительно, что жители Вареновки все поголовно имели клички. Откуда пришел этот обычай сегодня никто не знает, но вплоть до Великой Отечественной войны хозяев подворий называли по кличкам, а фамилии попросту не озвучивались. И сегодня многих давно живущих в селе людей знают только по их кличкам. Скорее всего, это пришло вместе с украинскими поселенцами. В селе было много семей однофамильцев. Их надо было различать, и смекалистые острословы подмечали какие-то особенности во внешности, в роде занятий, в поступках людей, и давали им клички-фамилии, которые намертво приклеивались к людям. Клички употреблялись для удобства в общении.

ИЗ ЖИЗНИ КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬИ

СЕНЯ-ДЕДОК

Из воспоминаний о Романенко Семене Ананьевиче (1869 г.р.)

В детстве в возрасте трех лет (в 1872г.) он получил увечье и на всю жизнь остался инвалидом. Дело было так. Он бегал со старшими ребятишками по улице и попал под груженную арбу. Правая нога оказалась под задним колесом: стопа и голень были полностью раздроблены. Врачей тогда в селе не было, родители за помощью никуда не обратились. Мальчик плакал от боли день и ночь. Для него сделали ящик, положили туда подушку и поместили ящик в задней комнате, чтобы он не мешал спать остальным членам семьи. В семье он был третьим ребенком, у него были две сестры – пяти и восьми лет. А когда он «жил» в ящике появилась и третья сестра, а потом еще одна. Матери, было кем заняться. Уже в возрасте пяти лет он запомнил, как она о нем говорила соседке: «Не приберет его Господь, чтобы я с ним не мучилась». Три года он жил в ящике. Его выносили на улицу, иногда там оставляли на ночь. А летом, когда шел дождь, ставили под  навес. Соседи жалели мальчика и приносили кто пирожок, кто кусочек сахара, а кто воду. Отец его все лето находился в поле, зимой же отвозил от рыбаков рыбу по льду в таганрогский порт. И хотя он и любил своего единственного сына больше других детей, но внимания ему уделить не мог. Приезжал домой очень уставший и сразу валился спать. Мальчик помнил те редкие дни, когда отец брал его на руки (мать и этого не делала), помнит, как он ругал мать за то, что мальчик давно не мыт. Эта беспросветная жестокая жизнь длилась три года. Однажды, когда Сене было шесть лет, к нему в ящик попал мяч, в который играли дети на улице. Он его не выбросил, а встал и побежал с ним по двору. Изумленные дети закричали: «Сеня побежал!» Они позвали  его мать, но та не только не обрадовалась, а наоборот – шлепнула его и посадила назад в ящик. «Но я уже   понял, что могу ходить! - вспоминал потом Сеня. – Вернее почти скакать на левой ноге, ведь правая была искалечена!» Душа мальчика ликовала! Рад был и отец. Вернувшись поздно ночью домой, он услышал новость от жены, разбудил сына, заставил показать, как он ходит, выбросил ящик на улицу, а сына положил спать рядом с собой на кровать. Потом сделали мальчику специальную палку, на которую он опирался. С годами палки менялись. Фактически он становился на землю одними пальцами. Почти каждую неделю Сеня парил и срезал на этих пальцах мозоли. С ними он мучился всю жизнь.

Как-то священник, делая подворный обход, обратил внимание на мальчика и пригласил его в церковь. Здесь Сеня с двумя ребятами учился читать и писать. Мать была им не довольна и говорила, что «он даром ест хлеб». Со временем он стал помогать отцу: запрягал лошадь, перевозил с ним рыбу, помогал грузить и разгружать подводу.

Со временем Сеня женился. Жил со своей семьей вместе с родителями. Но случилось несчастье. Жена умерла от тифа. Он остался с детьми один. Со второй женой Сеня встретился случайно: она пришла на мельницу зерно молоть, а он здесь был дневным сторожем. Эта мельница стояла на месте нынешней птицефабрики. Тогда в период НЭПа владельцем этой мельницы был некий Лихолетов. Знакомство состоялось, когда Сене было пятьдесят два года, а его жене – тридцать два года.

Дети Семена Ананьевича от первого брака были уже взрослыми. Дочки жили в Таганроге, а сын служил в Красной Армии. У жены был один сын, 1914 года рождения. Его отец погиб на Германском фронте. Семен Ананьевич усыновил этого мальчика. Он окончив в 1930 году педагогическое училище, работал впоследствии в нашей школе под фамилией Романенко Константина Семеновича.  Но когда пришло время идти служить в армию, он взял свою настоящую фамилию Дудко.

Во время коллективизации Семен Ананьевич вступил в колхоз и работал на ферме сторожем. Во время войны пережил оккупацию. Умер в возрасте семидесяти пяти лет 7 марта 1944 года. В августе 1944 года Дудко Константин Георгиевич приехал в село после лечения в госпитале. Узнав о смерти отчима, заплакал и сказал, что в Вареновке он жил с ним с семи лет и другого отца не хотел бы иметь.

Жестокой была судьба Семена Ананьевича. Но его все любили и родные, и односельчане за доброту и человечность.

Рассказ о Мамченко Федоры Григорьевны (1886 г.р.). Когда она родилась, её отец посадил посреди двора шелковицу. Росла девочка, вырастало и дерево. Сельские дворы того времени были большими, так как крестьяне, вырастив хлеб, молотили его катками на своих дворах. В эти катки запрягали лошадь. Она ходила по кругу, и каток обмолачивал разложенные по двору снопы пшеницы или ржи. Катки эти делали из бетона. Изготавливали деревянную форму, заливали ее бетоном, а когда бетон застывал, форму разбирали и получался каток с пятью или большим числом зубьев. Каждый мастер делал каток по своему усмотрению. Сегодня в дальних деревнях такие катки можно увидеть на усадьбах в виде межевых столбов.

Как-то запомнился Федоре Григорьевне случай времен, когда она была подростком. Выращенный хлеб был собран, связан в снопы. Их привезли во двор, где был устроен ток для обмолота. Началась молотьба. Не прошло и часа, как небо заволокли маленькие тучки. Лошадь начала останавливаться, при этом она беспрестанно фыркала и беспокойно шевелила ноздрями. Отец, хорошо знавший своего коня Борьку, его повадки, посмотрел на небо и сказал, что лошадь чувствует близкий градовой дождь. Отец с дочерью начали убирать зерно. Зерно убрали быстро, солому еле успели накрыть брезентом. Хлынул проливной дождь. Длинными лентами непрерывно сверкала молния и ударялась о землю. Отец завел коня в конюшню и смотрел, как потоки воды во дворе сметали все на своем пути. Вдруг сверкнула молния, ударил гром и большой огненный шар пролетел по двору и скрылся за конюшней. Вскоре дождь утих. Вышедший из конюшни отец позвал Федору, которая пережидала грозу в доме. Выйдя на зов отца, она увидела страшную картину. Большое дерево шелковицы молния расколола пополам. Её центрального ствола как и не бывало. Остались четыре боковых ветви. Но дерево выжило. Шли годы. И сегодня этому дереву уже 115 лет, его высота – 10 метров. Огромная зеленая крона укрывает весь двор от палящих лучей солнца, а летом дарит вкусные сладкие ягоды семье сына Федоры Григорьевны и напоминает о предках, когда-то живших в этом дворе.

Из рассказа Александра Васильевича Пирка (1945 г. р.): «С чего начать повествования о своей семье? С преданий старины глубокой.

По рассказам моего деда, Вареного Кирилла Демьяновича, село наше было основано предком его рода и названо Вареновкой. Вырос  мой дед сиротой (мать и отец, да и вся его семья вымерли в одночасье от чумы). Воспитывал его дядя. А так как у дяди семья была большая, то с малых лет пристраивали его то батрачить, то отдавали в наймы за еду и одежду.

Будучи подростком, попал он в услужение к местному попу. Работал на хозяйственном дворе со скотом и помогал на кухне. Рассказывал, что в пост перед Пасхой прислугу буквально морили голодом. И вот однажды на страстной неделе к попу приехал его друг. В этот день повариха почему-то моего деда на кухню не пригласила и даже ему заходить запретила. После обеда (хлеб с водой) ему все же удалось попасть на кухню (повариха куда-то отлучилась и в спешке забыла закрыть дверь). Дед вошел на кухню. И увидел на плите приготовленные угощения: и мясо и рыбу, а в махотке (глиняный горшок) были вареники, которые прямо плавали в сметане. Дед, не долго думая, опрокинул в рот содержимое горшка. Потом поставил его на место и накрыл крышкой. Хозяин в конце трапезы с возлияниями сказал кухарке, чтобы она подавала вареники. И здесь разразился скандал. Вареников-то не оказалось. Поп понял, что его разоблачили как не соблюдающего пост, страшно осерчал, выругал и отлупил повариху, а деда моего уволил.

Дядька Автоном «от сраму» отдал деда в работники в Мясниковский район к армянину. Дед был очень здоров, силен физически и любая работа была ему не в тягость. И сколько бы еще здесь проработал дед, если бы не один случай. В эту пору было около двадцати лет.

Его хозяин был очень зажиточный, занимался торговлей. Вот однажды уехал он торговать далеко, и не было его дома недели две. Домашние уже начали волноваться. Дед рассказывал, что в этот день (был какой-то армянский праздник)  работникам разрешили погулять на гульбище допоздна. Когда дед шел домой, он увидел, что перед усадьбой стоит лошадь, впряженная в линейку, а в ней лежит пьяный хозяин. Дед открыл ворота, завел лошадь во двор, выпряг ее, поставил в стойло и решил занести хозяина в дом. Помог ему добраться до входа в дом. Здесь выскочили домочадцы и потащили купца. Дед вернулся к линейке, хотел поставить ее на место и под сиденьем увидел большой и толстый кошелек. Открыл его. Он был набит деньгами. Дед схватил кошелек, выскочил со двора, побежал к балке, спрятал его в укромное место под камень и вернулся домой.

Утром его позвал хозяин и стал спрашивать про кошелек. Дед не сознался, что взял его. И хозяин решил, что он его где-то потерял.

Проработав до осени, дед отпросился съездить к дядьке домой в Вареновку. Прихватил с собой конечно и кошелек. Отдал  его дядьке и обо всем рассказал. Дядька посоветовал ему вернуться к хозяину и еще какое-то время поработать. Он сам придет к купцу и попросит отпустить племянника домой в помощь семье. Так и сделали. Дед проработал еще почти полгода, а весной вернулся домой. Тогда-то он смог жениться и обзавестись хозяйством на деньги купца. Детей в его семье было двенадцать, но многие умерли, в живых осталось шестеро (Гриша, Петя, Васюня, Вера, Женя и Оля (моя мама). Всех мужчин потом забрала война.

КАК ЖИЛОСЬ У ПОМЕЩИКОВ

И.М. МАЖУГА - старший член сельхозартели им. ХХ партсъезда. Из его рассказов в 1957 году: «К моменту Великой Октябрьской социалистической революции на пятьсот крестьянских дворов приходилось немногим больше одной тысячи десятин земли. Помещик Ходжиев, имение которого находилось там, где сейчас расположена усадьба совхоза “Морской”, владел одиннадцатью тысячами десятинами.

Во время реформы 1861 года мой дед получил две десятины. Я был единственным сыном, поэтому десятина от отца полностью перешла ко мне. Вот почему наша семья считалась не самой бедной. Но многие мои односельчане не имели и такого количества земли. Голод и нищета заставляли их идти в батраки.

Когда мне было двенадцать лет, я ушел подпаском к помещикам Аскановым. Их было пять братьев. Мои хозяева любили блеснуть своей ученостью. Действительно, один из них получил инженерное образование, другие закончили различные сельскохозяйственные заведения. Однако это не мешало им кормить своих батраков гнилой рыбой. А кухня, которая служила одновременно столовой и общежитием для рабочих, весной становилась еще и птичником. Под нашими койками хозяева размещали кур-наседок, уток, гусынь, индеек для высиживания яиц. Пернатые разгуливали по койкам и столам. Нередко из мисок с квасом мы выбрасывали пух и перья. И попробуй пожаловаться хозяину! Он сразу же выгонит. А найти работу в других имениях было не так-то просто. Каждый день у ворот помещичьих усадеб собирались толпы крестьян. Да разве было лучше у других хозяев? Батраки, работающие у Ходжиева, рассказывали, что их помещик еще хуже обращался с крестьянами.

Хотя помещики Аскановы и закончили учебные заведения, ни один из них нигде не работал. Они весело проводили время в Ростове, жили на доходы от своего имения.

Не лучше жилось и тем вареновским хлеборобам, которые еще считались хозяевами, арендуя землю.

Арендная плата была очень высока. Порою собранного хлеба не хватало для того, чтобы внести его в счет аренды. И тогда крестьянин шел батрачить на помещика».

Из воспоминаний Устьиньи Нестеренко и Аграфены Леус, работавших на помещика Лакьера: «Сады и огороды, принадлежащие помещикам на побережье Азовского моря, обрабатывались жителями хуторов Бессергеновка и Михайловка. Здесь также трудились молодые люди, приехавшие из Екатеринославской губернии. Они выполняли самые тяжелые работы по уходу за садами и огородами: полив, опрыскивание, укрытие винограда на зиму и т.д. Особенно трудно было тем, кто производил опрыскивание садов. Носить на спине ранцевые опрыскиватели было тяжело и опасно. Раствор “парижской зелени” разъедал одежду, он капал с деревьев, попадая на лицо и руки. А защиты от химикатов в то время не было почти никакой.

Жили наемные работники во временно приспособленных под жилье помещениях, в которых отсутствовало отопление. Поэтому, приехавшие из Украины работники, часто страдали от простуды.

Легче было жителям из окрестных деревень. Они могли раз в неделю приходить домой, чтобы постирать одежду и взять домашних продуктов. Домой и обратно шли босиком, вдоль полотна железной дороги, спеша к началу рабочего дня. Особенно нашим односельчанам запомнились дни, когда они слышали, как пели свои родные песни украинцы.

Пение это обычно заканчивалось у них общим плачем: “Ой, мамуленька, на што ты мэнэ послала в чужый край?” Вареновские девушки сочувствовали им и, чем могли, помогали. Особенно трагичным было положение тех украинских крестьян, которые во время срока найма болели. Никаких больничных помещики не платили, и у некоторых украинцев не оставалось денег даже на проезд домой.

Во время сбора черешни (боже упаси сборщикам скушать хоть несколько ягод) была настоящая каторга. Бывало, хозяин внезапно появлялся в саду. Приезжал на небольшом возке, в который впрягалась одна лошадь. Это был толстый Лакьер. Он сразу замечал “непорядки” в саду. По словам очевидцев, он звал садовода за сарай и порол его плетью.

Надо сказать, что это был самый жестокий помещик на побережье. Ему припомнили его издевательства в 1918 году, когда летом, во время высадки у Таганрога “красного десанта” по приказу одного из красных командиров он был выпорот шомполами.

Надо сказать, что помещики по-разному относились к своим работникам. Одни кормили их “кандером” и “затиркой”, разными кашами, а у других варили, хотя и не всегда, рисовый молочный суп. Но подневольный труд нигде не был радостным.

Рассказывает Федора Алексеевна Овсиенко: «В пятнадцать лет пошла я работать к пану. Помогала его семье по дому и на кухне. Я многому научилась в доме этого помещика. Крестьяне тогда жили бедно, еда была скудной и однообразной. А барыня научила меня готовить форшмак, рассольник, кулеш и многое другое. Научилась я и до блеска натирать посуду, полы в доме. Не обходилось и без курьезов. Барин как-то позвал меня и сказал: “Дора, почистите самовар”. А я ему отвечаю: “Я не знаю как”. Барин удивился и сказал, что это очень просто - картофельными очистками. Я так и сделала, когда остались очистки, я сложила их в самовар и зажгла. Но воды не налила, так как барин мне этого не сказал. Пошла гарь по всему дому, чуть не сожгла самовар. Получила от хозяев нарекания».

Особенно запомнились Федоре Алексеевне пасхальные приготовления. На пасху тесто вымешивала она под надзором барыни по четыре часа. Вспоминала: «Сто потов сойдет, а барыня сидит в кресле и читает книгу. Рецепт пасхального теста барыня не раскрывала никому: выйдет в соседнюю комнату, все отмерит: муку, яйца масло и опять заставляет перемешивать».

Теплых воспоминаний о своем пребывании в доме помещика В.А. Овсиенко не осталось, хотя ее там особо не обижали и многому научили. Позднее она вышла замуж за местного жителя Тимофея Бражникова по прозвищу Ермак. Тимофей был вдовцом. Жена, Анна умерла, оставив его с тремя сыновьями (Иван, Федор, Виктор). Но это не смутило Федору Алексеевну. Жили они с Тимофеем дружно и счастливо, в семье их еще появились дети.

Гайдаченко Евгения Дмитриевна (в девичестве Лисовенко), уроженка села Вареновка, родилась в 1897г. В 1909 году когда ей было двенадцать лет, старший брат отвез ее в  Ростов-на-Дону, чтобы отдать на службу в богатый дом. К этому времени там уже жила в прислугах ее старшая сестра Паша.

Поездка запомнилась Евгении Дмитриевне тем, что брат решил не платить за нее в поезде, билет не взял и посадил ее под лавку-сиденье вагона. Так, полулежа, полусидя, она и ехала до Ростова.

Служила  она в семье богатых греков горничной. В работе была старательна, так что хозяева к ней относились уважительно. Иногда она помогала кухарке при закупке продуктов. Она шла с ней на базар - интересно было посмотреть на людей. Да и кухарка обязательно ей за услугу давала сладости, а иногда и монетку.

Семья греков была богатой. Все ее члены были культурными людьми. Евгения Дмитриевна вспоминала, что сервировка стола у хозяев была роскошной. Запомнилось то, как употребляли они в пищу нашу редиску. Причем, и когда встречали гостей, и когда сами обедали, никогда не резали редиску на салаты. Всегда ели ее, обрезав хвост и оставив три-четыре сантиметра черешков. Блюдо выкладывалось листьями редиса в один или два слоя. Посредине блюда ставились две розетки (одна с солью, другая со сливочным маслом) и вокруг выкладывалась редиска. Было  очень красиво и, видимо, вкусно, съедалось все без остатка и черешки и плоды. Греки считали, что резать редис нельзя. Так как при этом теряются все витамины.

В этой семье она жила шесть лет. Когда ей исполнилось восемнадцать  лет, то брат  забрал ее домой. К этому времени их мать состарилась, жена его заболела, а в семье было двое детей, и нужна была работница в доме. Приехала Евгения Дмитриевна из Ростова, получив щедрые подарки от хозяев - пальто, одеяло, ковер, даже швейную машинку - полное приданное для невесты, это выдали ей за хорошую работу.

И вскоре она замуж вышла. Познакомилась Евгения Дмитриевна в сельском клубе с будущим мужем, который в то время был «актером» в драмкружке. Тогда в деревянном здании на главной площади села молодежь ставила спектакль «Наталка-Полтавка».

Расскажем о жизни крестьян

Доктор исторических наук Юрий Денисов выпустил статью:

«Некоторые современные авторы, «искатели новых истин», в последние годы занялись сочинением благостных сказок о «России, которую мы потеряли». Народу, нынешним селянам пытаются внушить, будто дореволюционное крестьянство являлось чуть ли не сплошь богатым и процветающим, будто стол русского мужика был таким, что «нам инее снилось», будто при царях крестьяне знать не знали, ведать не ведали о голоде, а, наоборот, буквально объедались мясом и имели вдоволь сливочного масла, сладостей, всякого рода кушаний».

А как обстояло дело в действительности? Как питались наши деды и прадеды примерно 80-120 лет тому назад?

Те, кто мог бы об этом рассказать без утайки, без очернительства и прикрас, давно ушли в мир иной. Но, слава богу, кое-кто из людей, живших в ту пору, оставил нам записи изумительного интересных, живых наблюдений крестьянского быта. Многое можно узнать из данных сельскохозяйственной статистики, которая в старой России со второй половины XIX века была одной из наиболее полных и достоверных в мире.

В 1872-1887 гг. вышли в свет знаменитые «Письма из деревни» А.Н. Энгельгардта, замечательного ученого-агрохимика, талантливого публициста, отличного знатока крестьянской жизни, создателя великолепного образцового имения в селе Батищево Саратовской области.

Приведем фрагменты из «Письма седьмого»:

Случилось мне однажды поехать на именины к одному родственнику, человеку богатому и любящему угостить. Ели-ели, пили-пили, да тошно стало, на другой день у меня такое расстройство желудка сделалось; что страх. Доктор выписал лекарство, я его пил-пил – не помогает. Ну, думаю, умирать – так уж лучше дома, и уехал домой. Приезжаю на постоялый двор, вхожу и вижу: сидит знакомый дворник Гаврила, толстый, румяный, и уписывает ботвинью с луком и селедкой (ботвинья – холодное кушанье из кваса с отварной ботвой из свеклы, луком и рыбой. – Ожегов С.И. «Словарь русского языка».). Я рассказал Гавриле о своей болезни. «Это у вас от легкой пищи, у вашего родственника пища немецкая легкая – вот и все. Вы выпейте-ка водочки, да поешьте нашей русской прочной пищи, и выздоровеете. Эй, Петровна. Неси барину водки, да ботвиньица подбавь, селедочки покроши». Я выпил стакан водки, поел ботвиньи, выпил еще стакан, поел чего-то крутого, густого, кажется, каши, выспался отлично – и как рукой сняло. С тех пор вот уже четыре года у меня никогда не было расстройства желудка.

По-мужицкому, кислота есть необходимейшая составная часть пищи. Без кислого блюда дл рабочего обед не в обед. Щи из кислой капусты – холодные или горячие – составляют основное блюдо в народной пище. Щи и каша – это основные блюда. Уничтожить кашу – обед не полный, уничтожить щи – нет обеда.

Вдоволь мяса могут есть люди, на которых работают другие. У нас теперь мясо чрезвычайно дешево. Только нужда, необходимость уплатить подати, купить хлеба заставляют крестьянина продавать мясо по таким дешевым ценам. И богатый человек, наслаждающийся сочным бифштексом из вырезки, и бедный студент, жующий подошву в супе, потому только имеют мясную пищу, что масса земледельцев питаются исключительно растительной пищей, а дети этих земледельцев не имеют достаточно молока. Дешевизна мяса происходит от бедности крестьян-земледельцев, питающихся исключительно хлебом».

Интересны цифровые данные, приведенные в статистико-документальном сборнике «Россия 1913г.» (1995г.). В 1900-1913гг. один крестьянин европейской России в среднем потреблял в день: хлеба – 692г., картофеля -  399г., мяса и рыбы – 73г., молочных продуктов – 377г., сахара – 11г. Их этих данных видно, что, во-первых, питание крестьян являлось в основном молочно-растительным, а во-вторых, крестьяне почти не видели сладостей. (Замечу, что мой отец, 1982г.р., происходивший из крестьян Воронежской области, рассказал мне: «В старое время на деревенском столе сахар появлялся редко и считался большим лакомством».). Добавим, что из материалов названного сборника видно, что нельзя судить о крестьянском питании только по средним цифрам. Мужики питались далеко не одинаково. Крепкие крестьяне, имевшие свыше 15 десятин на двор, потребляли, например, намного больше крестьян с двумя-тремя десятинами (особенно мяса и сахара).

А вот что пишет современный исследователь Т.В. Привалова в одной из статей книги «Крестьяноведение» (1997г.): «В начале ХХ века основу питания крестьян составляли продукты растительного происхождения, в первую очередь хлеб (на две трети). В случае недорода этого основного продукта питания не хватало, что становилось настоящим бедствием. Население употребляло в пищу различные суррогаты и примеси, пекли хлеб из лебеды с примесью ржаной муки из желудей, из травы с примесью ячменя и соломы… Совсем ничтожным было потребление крестьянами сливочного масла (чуть больше 1 кг на душу в год)… Страшным бедствием стали засуха и голод 1921г. В мае 1922г. голодали 25-27 млн. человек…».

Крестьяне того времени не были трезвенниками. Но деревня, пишет Т.В. Привалова, всегда употребляла алкоголя значительно меньше, чем город. В 1913г. в городе приходилось на душу населения от 18 до 43 литров спиртных напитков, а на селе – от 4,5 до 8 литров. Неплохо было бы и в наше время возродить некоторые добрые старые традиции. Воздерживаться, например, от пьянства в страдную пору.»

О жизни зажиточных крестьян рассказывает Иван Андреевич Дзюба: «Мой дедушка, – вспоминает Иван Андреевич, – потомственный крестьянин, всю свою недолгую жизнь занимался сельским хозяйством. Умер он очень рано, оставив бабушку с детьми: двумя дочками и четырьмя сыновьями. Отец мой его не помнил.

После смерти дедушки все заботы по хозяйству и по воспитанию детей легли на плечи бабушки. Семья была большая – более двадцати человек. Всем хозяйством управляла бабушка. После женитьбы моего отца, младшего сына в семье, бабушка организовала раздел и поделила хозяйство между сыновьями, а дочерей выдала замуж. Старшая дочь Мария вышла замуж за преподавателя гимназии в Таганроге, и он впоследствии оказывал огромную помощь бабушке и моему отцу.

Отец мой был младшим из братьев, родился он в 1875 году. Закончил в Вареновке церковно-приходскую школу и по тому времени считался грамотным, в селе пользовался авторитетом. Служил отец в царской армии на флоте. Срок службы тогда на флоте был восемь лет. Начал службу в 19 лет. Демобилизовался в 1902 году. Только обжился – началась русско-японская война. Всех моряков вновь мобилизовали, и пока их доставляли до мест боевых действий, наш крейсер “Варяг” и канонерская лодка “Кореец” были потоплены японцами. Мобилизованных моряков вернули домой. Отец поступил на работу на Таганрогский металлургический завод, где трудился помощником инспектора по приемке продукции. Эта должность в те времена была высокооплачиваемой. Хозяином заводов металлургического и котельного, была бельгийская фирма “Невильда”. Труд рабочих хорошо оплачивался. Работа отца состояла в том, что он после проверки инспектора ставил клеймо и номер на каждый проверенный рельс, изготовленный на заводе.

На заводе отец заработал значительную сумму денег и, вернувшись домой в деревню, женился и занялся сельским хозяйством».

А вот как описывает свой дом, построенный  его дедами еще в XIX веке, Александр Антонович Бородавко: «... Сама постройка была немалых размеров: в ширину она имела, не считая открытой веранды, метров около 10, а в длину - 16-17 метров. Все это строение имело одну общую крышу. Веранда и коридор имели наклонные потолки, и уже под другой крышей.

К жилым помещениям относились кухня-прихожая, зал и спальня. Кухня представляла собой одну комнату, освещалась двумя окнами: одно было со стороны двора под верандой, а другое напротив него в глухой стене. Это окно было большим, как тогда говорили “итальянка”. Задняя стена была сплошной для жилых комнат и сарая. В ней было небольшое окно, размером 0,5 х 90 см. Оно служило для освещения сарая, в темное время суток на него ставилась керосиновая лампа, а иногда и две.

Чтобы войти в жилое помещение, надо было подняться на веранду, потом через дверь войти в коридор, а из него уже попасть в кухню. Из кухни одна дверь вела в зал, а другая в спальню. В перегородке стены между залом и спальней, двери не было. Главной достопримечательностью этой постройки было наличие двух печей. Обычная печь стояла посредине между входами в зал и спальню, а по пути следования из кухни в спальню, стояла старинная красавица - русская печь. Ее любили все, и взрослые и дети.

В жилых комнатах, в отличие от современных, потолки были не набивные (гладкие), а накладные, т.е. потолочные доски накладывались сверху на сволока на определенном расстоянии, а на них потом накладывали замес (глина и солома). Все сволока и доски были на виду.

Если в доме появлялся новорожденный, то в сволока ввинчивался крюк, на который подвешивалась люлька-качалка.

Полы были земляными (мазанки). Хозяйки их мазали жидким раствором глины и коровьего помета.

В зимнее время хозяева не оставляли новорожденного теленка в сарае рядом с матерью (зимы были суровыми). Теленка помещали на кухне, в тепле, под приглядом людей.

Коридор дома был большой и начинался от веранды и упирался в общую стену с сараем. В этом коридоре вдоль стен помещались деревянные рундуки с различной дертью, полки, шкаф для рабочей одежды и обуви, торцевой погреб, а далее шла небольшая дверь в курятник.

За домом имелся сеновал (его называли “клуней”), без потолка, крыша стояла на сволоках. Здесь хранили сено и солому, а в теплое время года запускали животных: коров и овец.

Мебель в доме была примитивной. В зале стояли стол кустарной работы и несколько стульев. У переднего окна - небольшой столик, на котором лежали пластинки для граммофона, а у входа в зал, слева, на таком же столике находился сам граммофон, а рядом с ним – висела балалайка. Другой мебели не было.

В кухне у простенка между окном во двор и дверью в зал стоял шкаф-сервант для посуды, посредине комнаты располагался обеденный стол с табуретками, и в углу кровать. В спальне, у окна, выходящего на улицу, стояла кровать, а за ней - шифоньер. Замыкался набор мебели в этой комнате подвесной люлькой, которая была кроватью всех новорожденных той поры».

Для строительства домов люди в наших местах использовали природные строительные материалы. Глину применяли для изготовления саманного кирпича, из которого выкладывали стены домов. Их белили известью, а внизу обязательно была «обводка» – полоса из охры или сажи. Селяне, работавшие на Металлургическом заводе, снабжали односельчан этими материалами.

В балках за селом и в «пещерах» добывали строительный камень. Из него выкладывали фундаменты домов, иногда и стены. Но чаще всего камень использовали при строительстве сараев и подсобных помещений. Из камня возводили ограды усадеб, ставили межевые заборы, выкладывали колодцы.

Распространенным строительным материалом, кроме древесины был камыш. Им селяне укрывали крыши домов, делали заборы, вязали маты для укрытия скирд соломы и сена. Камышовые маты служили постелью в клунях, а у некоторых селян и в домах. Использовали их в сараях, где осенью хранили арбузы и тыквы. Пришедший в негодность камыш сжигали и использовали золу для удобрения огородов.

Заготовка камыша велась зимой, когда море сковывал лед. Мужчины, собираясь в дорогу, ковали наостро подковы лошадей, брали попоны укрывать их. С вечера хорошо кормили животных овсом, брали фураж с собой в дорогу. Подготовленные кони, как птицы неслись по скользкому льду. Собирались на заготовку камыша обозом по нескольку подвод, так как ехать в одиночку никто не решался. Ехали по льду моря в устье Дона (Лагутино, Рогожкино и т.д.). Места, где рос камыш, назывались «гирлами» или «займищами». Займище – это тот участок камыша в несколько квадратных саженей, где мужики косили камыш, вязали его в пучки. Хозяевами этих земель были казаки. Хозяин приходил к работающим, считал пучки камыша, вел подсчет скошенного и получал плату. Расплатившись с хозяевами займища мужики возвращались домой.

Перед кладбищем, где сегодня проходит газовая магистраль, стояло раньше большое сооружение в виде длинного сарая. Его называли «гамаза», которое сгорело во время войны. До революции это были складские помещения купцов-перекупщиков, которые скупали у наших жителей зерно по дешевой цене и на этом имели хорошие доходы. За гамазой, через дорогу в степь, на маленьком холмике стоял ветряк – ветряная мельница. Мирошником был знаменитый мукомол Тихон Иванович Финенко. Он молол муку простого помола для выпечки хлеба, рушил просо на кашу, и в этой крупе не было ни одной шелушинки. Молол кукурузу, из крупы которой получалась вкусная каша, еще изготовлял дерть – корм грубого помола для животных.

Мастером по строительству кровли был Радченко Григорий. Дома, укрытые камышом выделялись. Среди них были такие, на которые было любо-дорого смотреть: под зонтиком ни одной камышинки не выглядывает, все словно из воска вылито, так ровно и гладко. И каждый житель, проходя мимо такого дома, говорил: «Это “Рачок” укрывал (кличка сельская )».

Был в селе и мастер по кладке из камня дед Митя-Свирид. Фундаменты, которые он делал, были выложены с большим мастерством: камни в нм будто срастались. Он выкладывал камнем и колодцы, и погреба. Цемента тогда не было, и укладывали камень на растворе из желтой глины.

Талантливым мастером по дереву был Железный Михаил Никофорович. Не было ни в селе, ни во всей округе такого искусного мастера. Изготовленные им рамы и двери были на загляденье гладкими, ни одного шва не было видно. Поверхность изделия была как зеркало. Инструмент у Михаила Ивановича был всегда отточен, как бритва. Он его никому не доверял. И хотя он был не прочь пропустить рюмочку спиртного, дело свое знал и выполнял четко. К нему всегда была очередь из заказчиков. В оплате никогда не обижал людей. Смотрел на материальное положение заказчика.

В зимние морозы мужики побогаче одевали овчинные тулупы и валенки. Но большинство селян одевали сапоги, как их тогда называли «вытяжки»: они были теплыми и не пропускали воду. В 20-х – 30-х годах шил их мастер Петя Кулик, украинец по национальности. Был у мастера секрет: при изготовлении сапог он использовал деревянные гвозди (шпильки). Эти «шпильки» делались из кленового дерева и потому не пропускали воду.

Обзавестись водой, уметь ее найти мог не каждый селянин. В этом деле были свои редкие мастера. Один из них Петренко Автоном Яковлевич (1896 г.р.). Он работал у помещика Лакьера на изготовлении консервов фруктового повидла. Там же работала молоденькая девушка Ксения, которая была уроженкой села Беглица. Она работала в доме помещика по присмотру детей.

Молодые люди познакомились и после революции, в начале 20-х годов прошлого века, поженились. Автоном Яковлевич стал рабочим металлургического завода, а, выйдя на пенсию, работал плотником в строительной бригаде колхоза. Был человеком мастеровым. Односельчане помнят его как специалиста находить питьевую воду. Такие умельцы были редкостью, а Автоном не только находил воду, но и копал колодцы людям и, конечно, себе и своим детям, когда те стали жить своими семьями.

Синдецкий Николай Михайлович (1922 г.р.) четырнадцатилетним подростком вот как описал наше село: «Вареновка расположилась на возвышенном полусклоне, откуда хорошо виден невооруженным глазом Азовский залив и глубоко врезавшийся в него длинный язык таганрогского порта. Отсюда в ясную, тихую погоду хорошо видны высокие берега противоположной стороны залива и город Азов.

Большие и маленькие хорошо выбеленные домики деревни утопают в зелени вишневых садов. Они ступенчатым порядком спустились к берегу небольшой реки Самбек и веселым взглядом своих окон сопровождает её тихие воды, день и ночь бегущие в Азовский залив. За речкой расположилась низменность, занятая логом, по которому бродят стада коров, овец и табуны молодых лошадей, еще не приученных к упряжке. На полусклоне, идущем к речке, расположила свой въезжий двор неугомонная день и ночь мельница. Её светло-желтый дым от сгораемой нефти ковром расстилается по земле и моментально исчезает. За нею в ста шагах стоит двуглавая церковь, огороженная кирпичной оградой с четырьмя высокими железными воротами.

Невдалеке стоит памятник погибшим борцам за революцию 1917 года. Рядом с памятником находятся клуб, кооператив, а дальше простирается площадь, на которой деревенские ребята во время школьных каникул и в выходные дни проводят время, занимаясь игрой в футбол, волейбол и другие спортивные игры. За площадью в конце деревни приветствует проходящих, весело махая парусовыми крыльями, ветряная мельница. За мельницей простираются широкие поля с посеянными и уже поспевающими колосистыми хлебами. Они склоняют свой тяжелый налитой колос, полный золотых зерен, до самой земли и готовятся к встрече со своим главным хозяином – колхозником, который их взрастил.

Без конца раздаются звучные свистки бегущих паровозов, тянущих за собой вереницу груженных вагонов. Железная дорога отделяет почти четвертую часть всего села и пересекает ее в длину до километра. Она пересекает большой колхозный сад, отделяющий деревню от моря».

НА СТЫКЕ ВЕКОВ

Бурные события в России начала ХХ века не обошли стороной Приазовье. Развитие капитализма, революция 1905-1907 годов, Столыпинские реформы обнажили главную проблему: в Миусском округе, к которому относилась Вареновка, ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС стоял остро.

Земли в Вареновской общине было мало. Крестьяне вынуждены были арендовать ее у армян, проживающих в селе Екатериновка (волость Самбекская), и у синявских казаков.

Аренда обходилась дорого. К тому же, земли эти находились далеко от села, поэтому весной, летом и осенью Вареновцам приходилось подолгу жить на арендованных участках почти под открытым небом в наскоро сооруженных балаганах.

Жители нашего села были заинтересованы в приобретении новых земель, особенно во владениях помещиков в селах Советка, Камышевка, Приют. Но и здесь, как говорится, с наших крестьян драли «три шкуры».

С каждым годом нарастало недовольство среди крестьян. Это понимал председатель правительства России, государственный деятель П.А. Столыпин. Он начал аграрную реформу, целью которой было создание «новых помещиков» (зажиточных крестьян). Именно это новое сословие крестьянства должно было стать прочной опорой монархии.

В ходе реформы 1910-1914гг. разрушилось общинное владение землей. Крестьянам разрешили уходить в «отруба» и «хутора». Земля объявлялась их собственностью. Для создания этих отрубных и хуторских хозяйств государством оказывалась финансовая поддержка. Был создан Крестьянский земельный банк. Для обустройства хозяйства на новом месте банк давал кредит под залог земли и имущества под относительно небольшие проценты.

В Вареновке в отруба и хутора выделились немногие. В основном, это были состоятельные крестьяне, братья Надолинские, Харченко, Головенко, Лысенко, Романенко и несколько других семей. Они основали хутора Вареновка и Головинка (недалеко от Советки). В период Великой Отечественной войны здесь были жестокие бои и х. Вареновка был разрушен. А хутор Головинка сохранился и сегодня, он входит в Советинское поселение.

Среди хуторян выделялись Харченко Михаил Алексеевич и Харченко Сергей Акимович. Последний имел на хуторе мельницу, а в селе Вареновке большой сад и маслобойню. Братья Надолинские - Борис и Степан - владели ветряными мельницами.

После Великой Октябрьской революции бывшие хуторяне, за исключением некоторых, возвратились в Вареновку. В период коллективизации они были «раскулачены», лишились имущества и домов. В одном из таких домов, в самом большом в селе в 1,5 этажа, разместилось правление колхоза. Маслобойня еще в двадцатые годы перешла в собственность артели инвалидов «Заря». В сараях были оборудованы конюшни, кузница, зернохранилища.

         В «кулацких» домах разместились сельский Совет, медпункт, детские ясли и другие помещения. Их бывшие хозяева разъехались из села в разные места, в основном, в Таганрог. Здесь они нашли работу на заводах города.

Заблудились в тумане деревья,

Поднимается солнце в зенит,

И на рыжем пригорке деревья,

Ближе к югу России стоит.

Здесь на лавочках деды шутливо

Про свое вспоминают житье……

Невыдуманные рассказы, которые сохранились в памяти односельчан живших на улице Партизанской

Как обычно в праздники, мужики собирались вкруг и обсуждали все житейские вопросы, а также вспоминали о прошлых годах своей молодости. Сидящие в кругу жители улицы Партизанской просили Луку Петровича Кириченко: «Ну, Лука, ты постарше нас всех, расскажи, как воевал в первую мировую». Один его рассказ звучал так: «Служил я рядовым солдатом, так как окончил только два класса школы. В 1915 году, когда турки устроили резню армян, наш полк стоял на Южном Кавказе. Начальство забегалось, подняли по тревоге наш полк. К месту конфликта мы двигались строевым шагом. Сзади ехали повозки с необходимым военный реквизитом и полевая кухня. Так подошли к границе к Турции, нас там встречали везде одинаково недружелюбно и мужчины и женщины. Особенно агрессивными среди турок были курды. Мы подошли к месту назначения. Командование остановило нас, и тут узнали, что кровавые столкновения закончились. Нам велено было вернуться на прежнее место, где ранее базировался наш полк. Так два года еще я служил, уничтожая басмачей и разные бандитские отряды, которые нападали на мирных жителей, да и на нас. Был легко ранен в ногу, но все обошлось благополучно, после излечения вернулся в конце войны, слава Богу, живым».

Дед Лука обратился к Ивану Демьяненко: «А теперь очередь твоя Иван. Ты человек среди нас грамотный, закончил четыре класса школы, наизусть знаешь Библию, пел в церковном хоре – тебе есть, что рассказать».

Иван рассказывал: «Когда меня забрали на службу, начальство, зная мою биографию, присвоило иное звание младшего командира, я командовал взводом, и однажды при проверке постов я обнаружил на посту спящего солдата. На проверке со мной был солдат. Разоблаченный упал передо мной на колени и стал просить не докладывать о случившемся старшему офицеру. Я ответил, что не могу этого сделать, так как со мной свидетель. Доложил ротному, тот высшему начальству, и солдата отдали под суд. За нарушение устава венного времени, солдату грозила смертная казнь. На суде он стоял бледный как смерть. Венный прокурор действительно потребовал смертную казнь. Тут судья обратился ко мне: «А что скажет офицер Демьянено». Я сказал: «Ваше высокоблагородие, этот подлец заслуживает такого наказания по причине военного положения, но я знаю, что у него дома трое детей и прошу ради них его помиловать, да и солдат он толковый». Посоветовавшись, военный суд принял решение о помиловании. Услышав это, солдат пал на колени и стал  целовать полковнику сапоги, на что тот сказал: «Господину Демьяненко целуй, служивый, а не мне». И велел солдата посадить на десять суток гауптвахты и после этого поручал самые трудные задания.

Положение на фронте ухудшалось, немцы почти взяли верх над нами. И тут наш служивый приволок пленного немца, показания которого помогли начальству изменить военную ситуацию. Командование дало солдату отпуск на десять суток и выдало ему денежное содержание золотыми рублями. Обрадованный солдат проходу мне не давал, все время благодарил».

Стрики тут дружно кивнули: «Правильно, ведь ты ему жизнь спас». Следует сказать, что Демьяненко Иван на фронте был ранен в правую руку, после чего у него плохо двигались пальцы руки, даже ложку ему приходилось брать в левую руку. В жизни никогда не курил, да и спиртным не увлекался. Был хорошим семьянином.

Подошла очередь для рассказа сидящему в кругу Михаилу Синдецкому: «Стояли мы у подножья Карпат. Была осень. Как-то к концу дня пошел такой проливной дождь, что вскоре в окопах  было по колено воды, а мы солдаты промокли насквозь. Между нашими и немецкими окопами на нейтральной полосе стояла большая копна из скошенного жита. Мы стали вытягивать сухие снопы из нее. Тоже стали делать и немцы. Никто не стрелял, дождь прекратился, и мы, и немцы стали возводить костры и сушиться. Немцы ругали на чем свет стоит своего Вильгельма, а мы своего царя Николашку и смеялись, что дождик сделал «братание». О выстрелах забыли обе стороны. Наутро немцы сами покинули окопы и начали отходить не запад. Мы остались на своих позициях.

Недалеко была какая-то железнодорожная станция. Меня вызвали к ротному командиру, тот дал мне пакет, который срочно приказал передать начальству в штаб армии. Я положил пакет за пазуху и бегом помчался к станции, не добегая метров пятьдесят, увидел, что поезд, на котором я собрался ехать, тронулся со станции. Я начал махать руками, кричать машинист увидел, что я военный, и состав остановил. С облегчением я вскочил в первый попавшийся вагон, через два часа поезд прибыл к месту моего следования.

Выйдя из вагона, я подошел к машинисту вытащил из вещмешка пачку махорки и отдал ему. Сам я не курил с детства. Машинист, как я видел, был курящий и меня за подарок поблагодарил. А я очень был благодарен ему, так как пакет, очевидно, был важный и, благодаря этому машинисту, я смог его доставить вовремя, а в военное время неисполнение приказа грозило попасть под военный трибунал. За два года пребывания на войне я был легко ранен в ногу, и на правой руке осколком мне оторвало палец».

Дед Лука сказал, что в жизни человека все случается и хорошее и плохое, и что можно много рассказывать о войне, а сейчас он предложил: «Помянем товарищей, что дали нам жизнь». Не успел произнести он эти слова, как в дверях появился Дмитрий Кондратенко: «Вы что без меня собираетесь трапезничать?» Дед Лука пригласил его присоединиться к ним. Потом попросил пришедшего рассказать, как ни служил. Тот отмахнулся: «Как все». Дед Лука покачал головой: «Да вот и не как все. Ты человек грамотный, не одни штаны протер в канцелярии штаба за два года. Небось, санитарочек поглаживал и поганого вина не пил, как мы сейчас, а все французское да молдавское, да закусочек всяких перепробовал».

Видя что ему не отвертеться, Дмитрий начал рассказывать, а дед Лука обратился к сидящему Михаилу: «Расскажи как кормил офицеров жаренными зернами подсолнечника». И тот рассказал: «Поехал я на десять суток отпуска домой. Возвращаясь, решил привезти товарищам солдатам подарок. Дома у нас была маслобойня, я набрал целый рюкзак поджаренных зернышек семечек и привез с собой, положил подарок на стол. Солдаты стали кушать да хвалить за вкуснятину. Как вдруг в казарму зашел ротный офицер, он тоже попробовал мои семечки и спросил у нас: «Где взяли». Получил ответ: «Синдецкий из отпуска привез». Ротный забрал рюкзак и ушел. Солдаты притихли, но дальше ничего не произошло.

Через неделю денщик ротного прибегает в казарму: «Синдецкий, быстро к ротному».  Я бегом помчался в кабинет ротного, встал перед ним на вытяжку и не успел сказать: «Ваше благородие», как ротный скомандовал: «Вольно» и объявил, что дает мне отпуск на десять дней и пять рублей золотом: «Отправляйся домой и привези два рюкзака таких зернышек». Когда я во второй раз оказался дома, ко мне на лошади прискакал урядник, размахивая плетью, заорал во все горло: «Дезертир, посажу!» Я спокойно показал уряднику отпускной лист, а он говорит: «И какой же ты подвиг совершил, что два раза в месяц в отпуск ездишь?».

После моего возвращения в часть денщик забрал у меня оба рюкзака с зернышками и унес офицерам, а мои товарищи на этот раз только посмотрели вслед».

Старики начали говорить, перебивая друг друга каждый свое, а дед Лука изрек: «Да, кому война, а кому мать родна». Старички налили еще по стопочке. Кстати, они никогда не напивались и к стопочкам прикладывались только по праздникам.

О ЖИЗНИ НАЧАЛА  ХХ ВЕКА

В этой главе рассказывается, каким были экономическое положение и быт жителей села Вареновка с начала ХХ века и до коллективизации, как она проходила на нашей земле и что она дала крестьянству. Эти картины прошлого хорошо обрисованы в воспоминаниях вареновцев разного поколения. Но историю нельзя ни исправить, ни переписать. Что было, то было.

Много ярких личностей было среди жителей села, живших в начале 20 века. Одним из самых колоритных был Бражников Тимофей Иванович.

Бражников Тимофей Иванович в селе имел кличку «Ермак». Так называли его за то, что он по внешности напоминал легендарно любимого в народе покорителя Сибири — атамана Ермака. Тимофей Иванович брал в руки металлический прут толщиной в палец и завязывал его узлом, как веревку. У него в доме были двухпудовые гири, с которыми он постоянно делал физические упражнения.

Его сосед по улице Чернов Андрей Спиридонович ходил вместе с Бражниковым пешком на работу на Таганрогский металлургический завод. Дорога проходила мимо плодового сада, принадлежащего помещику. Однажды, походя мимо сада, они решили нарвать фруктов. Но сторож был начеку. Он наскочил на воров с тяжелейшей дубиной и 3 раза «огрел» ею Тимофея Ивановича, но тот даже с места не сдвинулся...

Много еще рассказов ходило в селе, в которых люди прославляли силу Тимофея Ивановича и о том, что никогда эта сила не употреблялась на недобрые дела. Бражников Тимофей Иванович работал на металлургическом заводе сталеваром, работа эта была очень тяжелая и вредная. Несмотря на отменное здоровье, он стал инвалидом и еще до войны ушел на пенсию.

Тимофей Иванович часто рассказывал внукам о своей жизни. Вспоминал, что когда он только начинал работать на заводе, стал свидетелем землетрясений. Он работал подмастерьем в цехе. Там стояла огромная бадья и тяжеленное корыто, которое в одиночку нельзя было даже сдвинуть с места, но когда началось землетрясение, то корыто начало качаться во все стороны.

Он рано овдовел, остался один с детьми. Женился на девушке сироте, которая, не имея своего угла, пошла замуж за вдовца.

Жена после коллективизации работала в колхозе, была бригадиром в садово-огороднической бригаде. Семья была дружной.

Не менее яркой личностью был Харченко Дмитрий Иванович. Он родился 8 ноября 1898 года в день Святого Дмитрия Солунского и был крещен Дмитрием. С детства выделялся смекалкой и смелостью. Очень много знал и помнил о своем селе. В 1908 году, в жатву наблюдал полет метеорита, названного впоследствии «Тунгусским».

Судьба нашего села складывалась из жизни его людей. Расскажем о тех людях, образы которых сохранились в людской памяти. Таким человеком был купец Иван Савогиров. Он жил на теперешней ул. Октябрьской (на месте дома Марии Лысенко). Дом у него был сравнительно небольшой, крытый железом и был обшит деревом. Этим он и выделялся среди других домов, которые были обмазаны глиной и побелены.

В дни престольного праздника князя Александра Невского на сельской площади устраивалась ярмарка. Купец обязательно выставлял здесь две карусели. Они были большие и очень нарядные. Их вращающийся верх был украшен стеклярусом, звенели бубенцы, играла внутри каруселей красивая музыка. Сиденья в них были самые различные и очень красивые. Тут были и лодочки, и лошадки, и даже две кареты!

Вся эта красота привлекала к себе и взрослых и детей. Билет для катания стоил 5 копеек - по тому времени не все могли его купить. А поскольку карусель вращалась людьми, то мальчишки, кружа эту карусель, могли бесплатно прокатиться. Было и две больших качели. Последний раз это все выставлялось на площади в 1929 году.

В селе был и свой мороженщик по фамилии Бородавка. Мороженное его было необычайно красивым и на вид и хорошим на вкус. Оно привлекало покупателей внешним видом: розовое, желтое, голубое и т.д. Для его изготовления у Бородавки была специальная мороженица. Мороженное накладывалось в специальные стаканчики слоями, чередуя их по цвету. Каждую слойку мороженного поршнем выталкивали из стаканчика и с двух сторон укрывали вафельными кружками.

На ярмарку, а потом и к клубу мороженное купец привозил на тачке с большими колесами.

На краю села, в самом начале сегодняшней улицы Первомайской жила зажиточная семья Бородавки Ивана. По рассказам Мамченко Федоры Григорьевны: «У него были два сына, Иван и Борис. Усадьба их была большой (это приусадебные участки с 1-го по 12). Старший, Иван, жил с отцом, а Борис имел надел земли на противоположной стороне улицы ( с 11-го по 16-ый). При доме семьи Бородавко был неплохой сад, в котором росли сортовые деревья слив, груш, яблонь. Был у них и прекрасный виноградник. Хозяева делали вино, которое продавали односельчанам и жителям окрестных мест. На их усадьбе имелся огромный подвал, где хранилось это вино и собранные фрукты. Кроме выращивания сельскохозяйственных продуктов, мужчины занимались изготовлением мебели. Они делали комоды и шкафы и успешно их продавали. Небольшой доход давала карусель, которую Бородавки соорудили на конце улицы. Здесь гуляла молодежь по праздникам и в выходные дни. Напротив их двора был вырыт  большой колодец, с хорошей питьевой водой. Хозяева использовали воду для своих хозяйственных нужд. С согласия хозяев воду для питья из этого колодца брало множество людей. После войны колодец стал нуждаться в очистке, но лезть в него никто не решился, и спустя некоторое время его засыпали землей. Позже соседи по улице вырыли небольшой колодец чуть подальше. Этот колодец функционирует и в наши дни. Старший сын Иван делал баяны. Сам был хорошим баянистом. Изготовленные баяны Иван возил в город Ростов к знаменитому мастеру для настройки. После раскулачивания Иван с отцом уехали в Таганрог. Там они купили себе дом и жили безбедно. Внуки Ивана Бородавки после войны приезжали в село к однофамильцу, живущему на территории их усадьбы, Бородавко Ивану Степановичу».

Для нужд хозяйства он и богатые жители села имели свои ледники. Большой ледник был А.С. Харченко (на месте сегодняшней усадьбы Валентины Малаховой). Лед зимой заготавливали на море, привозили на телегах, его складывали в специальные подвалы, выложенные кирпичом и закрывали соломой. И все лето лед сохранялся. Это были своеобразные холодильники.

Из воспоминаний Ивана Степановича Нестеренко (картинки далекого детства): «Еще одно мое воспоминание о раннем детстве: поездка в село Латоново, где находилась коммуна, членом которой недолго состоял мой дядя Василий Минтян. Помню переправу через речку (видимо Миус) на пароме. Затем жизнь в бывшей помещичьей усадьбе.

В 1925 году дядя купил дом в Вареновке. Мне запомнился день, когда я с ним пришел осматривать новое жилище. Весь двор был засеян маком. До сих пор в моих глазах стоит этот красный цветущий мак. Он поразил меня своей красотой. Вскоре на усадьбе был разбит огромный сад.

Жизнь в 20-е годы была для селян беззаботной. В доме дяди Васи царил достаток. Он в это время работал в городе Таганроге. Имел, по тем временам, хорошую зарплату. Каждый год он засаливал несколько десятков лещей, покупал осетров. Из рыбы делал балык. Сельскохозяйственным производством он не занимался, землю (свой и наш надел) сдавал в аренду зажиточному крестьянину Жадченко Ефрему Сергеевичу. Мне запомнились дни, когда по току катками молотили пшеницу, веяли зерно, подбрасывая его вверх деревянными лопатами. Часть земли засевалась венечным просом. Из него изготовляли веники на продажу.

В 20-е годы я пас коров возле моря. Купание в нем осталось в памяти у меня до настоящего времени.

До 1929 года в нашем селе 12 сентября (престольный праздник Александра Невского) организовывалась сельская ярмарка. В Вареновке строились две карусели, гигантские качели, палатки торговцев. Из многих городов приезжали мелкие торговцы пряностями, игрушками. Возами из-под Новочеркасска привозили виноград.

В этот день мне давали 20 копеек на конфеты. А чтобы один раз покататься на карусели, надо было уплатить 5 копеек. Но мы, пацаны, находили выход: сами крутили карусель (5 раз), зато могли на ней покрутиться один раз.

Не имея денег на покупку игрушек, ребята иногда отваживались без оплаты взять у продавцов игрушки и убежать с ними с ярмарки. Я тоже раз у китайца схватил пугач и бросился бежать. Он долго за мной гнался, но не догнал. В тот же день я опробовала игрушку: выстрелил в проезжавшего велосипедиста. Он меня преследовал, но я сумел убежать. Ребята потом говорили, что на его часах я разбил стекло. Больше никогда в жизни я не брал ничего чужого».

История одной фотографии

До 40-х годов прошлого века основным развлечением мужчин в селе была игра в карты. Хотя и редко по старой дореволюционной традиции проводились кулачные бои, которые часто были жестокими и вскоре были запрещены властями. В карты играли все: и подростки, и взрослые. Шевченко Николай Алексеевич рассказывает, что в 1937 году вместе с друзьями подростками он играл в «очко». Ему крупно повезло, и он выиграл несколько рублей – огромную по тем временам сумму. Вернувшись домой, никому о выигрыше не сказал. Старшая сестра осмотрела его карманы и нашла деньги. Она предложила поехать в Таганрог прогуляться по городу. Там, проходя мимо фотоателье, она уговорила брата сфотографироваться. Так появилась эта фотография.

Вскоре в селе карточные развлечения вытеснили спортивные игры: футбол, волейбол.

Говорят, что самым богатым жителем нашего села был Харченко Сергей Акимович. Источники его средств неизвестны. Но он был один из первых, кто получил отруб во времена аграрной столыпинской реформы и имел земельное владение около хутора Вареновка. Здесь он имел мельницу, большое подворье, использовал наемный труд.

После революции он от всего этого отказался, а, может быть, его к этому вынудили. Но, так или иначе, он полностью сосредоточился на своем хозяйстве в селе  Вареновка. Здесь была им построена маслобойня, единственная в округе. На переработку семян подсолнечника на масло сюда приезжали крестьяне из соседних деревень. В хозяйстве Харченко была переездная молотилка, которую он за определенную плату сдавал в аренду нуждающимся селянам.

Был у него и небольшой черепичный завод. На плитках изделий стояла клеймо «Х.С.А.». В селе мало кто мог себе позволить покрыть крышу такой дорогостоящей черепицей. Но все же такие находились. К примеру, черепица была на доме, в котором жил Мамченко Михаил Федорович.

Запомнилась односельчанам и огромное число голубей на его подворье. Как тогда говорили: «Не менее тысячи пар».

Жил Сергей Акимович в большом доме, покрытом оцинкованным железом. Такой дом был единственным на селе. Окна были большими, поэтому потолки в доме были высокими. В большом зале, выходящем окнами на улицу, на потолке были масляными красками изображены летящие ангелы, различные цветные картины с изображением моря.

Вся комната была уставлена горшками и кадками с цветами.

Односельчан поражало богатство этого зала, его великолепие. В остальных комнатах дома были спальни.

Кухня помещалась в полуподвале дома, здесь же хранились продукты, а зимой и фрукты. Под домом был большой подвал, который сохранился до настоящего времени (на усадьбе Л.М. Пасечниковой).

Во дворе Сергей Акимовича были конюшня, скотный сарай, деревянные хлебные амбары. Имелся колодезь для питьевой воды и колодезь-дождевик.

Но особой достопримечательностью его владения был большой сад. Он находился за селом, примыкая одной стороной к железной дороге (сегодня это с/кооператив "Луч"). В саду был большой колодезь, воду из которого потом по водопроводу подавали на колхозную ферму. За садом ухаживали члены семьи Харченко и нанятые сельчане. Садовником был Кузьма Игнатьевич Мамченко (впоследствии он стал садовником в колхозе).

В сад никого из посторонних не пускали. Он тщательно охранялся, хотя ночью сельские мальчишки совершали набеги и на него. Тогда в Вареновке садов было мало, да и то в них росли только вишни да жердели. А сельским детям хотелось попробовать и другие фрукты.

«Назарька» (сельская кличка Харченко) не отличался щедростью. Когда дочери Сергей Акимовича везли из сада черешни домой, то за подводой всегда увязывалась ватага ребятишек. Они просили: «Тети, дайте черешен!» Подвода не останавливалась, а девушки бросали несколько горстей черешен прямо на дорогу, в пыль. Ребятишки бросались за ними. Происходила свалка. Это смешило и забавляло ехавших из сада девчат.

У Сергея Акимовича было два сына, звали их Иван и Сашка. Они были очень разными по характеру. Иван был строгим и, как говорили сельские ребята, жадным. У него было не выпросить ни черешен, ни яблок, ни сушеных фруктов. А вот Сашка был общительным и щедрым. Он даже взбирался по трубе на крышу дома и сбрасывал оттуда «сушку», делился яблоками. За это ему не раз доставались подзатыльники от старшего брата, сестер и матери. Саша прожил долгие годы. Работал до пенсии на Таганрогском металлургическом заводе. Наши односельчане, работающие там, рассказывали, что вместе с ними в транспортном цехе работал грузчиком Харченко Александр. Был он физически здоровым, сильным парнем. Работал добросовестно. Ко всем относился уважительно. Ему платили тем же. В разговорах с ним никто не слышал даже затаенной обиды за прошлую немилость советской власти к его семье. Он никогда не жаловался на перемены в своей судьбе. Часто ему задавали вопрос: «Саша, тебе не жалко твое наследство, которое досталось колхозу?» На что он простодушно отвечал: «Нет, так, значит, было надо».  Конечно, это был редкий случай, хотя и не единичный, когда злоба и обида на новую власть не поселилась в душе раскулаченного. У большинства она живет ни у одного поколения.

В период коллективизации после «раскулачивания» вся семья Харченко переехала в город Таганрог. Здесь и умер Сергей Акимович и его жена.

В семье «Якушей» было четверо братьев – Кузьма, Терентий, Сергей, Платон. Но богатым стал только один из родных братьев – это была загадка для селян, только лет спустя разгадка была получена. В семье Надолинского Сергея (отца Демьяна) жила старенькая бабушка, которая просматривала за детьми и летом вместе с ними пасла гусей на Турецком валу. Однажды после паводка, произошел обвал на месте бывшей крепости. И там пастушки нашли бумажные деньги. Бабушка ничего не понимавшая в бумагах оклеила ими стену в доме. Дед «Якуш» был умным и грамотным. Увидев обои, он смекнул, что там, где они находились, может быть и еще что-либо ценное. Спросил у бабушки, где она взяла эти бумажки, пошел на указанное место, и долго его не было. Что там он нашел, Матрена не знала, но через пару дней дед собрался и уехал. Отсутствовал не один день, а в семье потихоньку говорили между собой, что он «уехал в банк менять деньги». Когда дед вернулся, то вскоре купил землю своим сыновьям, построил им дома.

Побережье вблизи моря там, где в него впадает река Самбек, имело название Турецкий вал. Историю, связанную с этим местом рассказала внучка зажиточного жителя Надолинского Сергея – Матрена. Ее отец Надолинский Демьян имел на улице Советской добротный дом крытый железом, и рядом имелись сараи и хозпостройки. Имел он и работников, которые обрабатывали его земельный надел и выполняли работу по хозяйству. В основном это были молодые люди из бедных семей. Работники подружились с детьми Демьяна, когда он был раскулачен, дружба эта не прекратилась. Матрена, вышедшая замуж в село Приморку, связи с селом не теряла. И уже после войны лона была частой гостьей в семье бывшего батрака. Здесь ее принимали как родню. Бывший работник и дочь хозяина долго вели беседы о прошлой жизни и обсуждали новую. Она и рассказала, как разбогател ее отец.

Из рассказа Мамченко Аксиньи Фоминичны (1894 г.р.)  Родилась в семье крестьян Фомы и Лукерьи Мамченко. У них было два сына - Илья и Александр, три дочери - Мария, Аксинья, Полина. Детей к работе приучали с детства. Земли было много: своя и арендованная. Так что и работы было много.

Сначала женили сыновей. В семью пришли невестки, родились у них дети. Любимой невесткой стала жена Александра Фомича - Шура. Другую невестку Лукерья невзлюбила за то, что у нее родилось много детей. В семье сына Александра родилось четверо сыновей. А у Ильи было пятеро дочерей и четыре сына. И свекровь винила жену Александра за то, что она рожала каждый год. Поэтому работать в хозяйстве ей приходилось меньше других. Лукерья ворчала: «Напсовали детей!» - и не очень жаловала внуков. Даже конфеты от них прятала в сундук, тогда как внуки другой невестки сладости получали часто. Судьбы дочерей сложились так: Аксинья Фоминична была совсем девчушкой, когда ее отдали в няньки в семью евреев-врачей, которые жили в Таганроге. Так и прижилась она там, вынянчив  детей, стала экономкой в их доме. К ней относились хорошо, считали ее членом своей семьи. А своей семьи она так и не создала. В Вареновку приезжала она часто, была хорошей рассказчицей, веселой и смешливой. Племянники ее очень любили.

Старшая дочь Мария вышла замуж за приморского богатого «Прасола». Этот зять презрительно относился к семье бедных Мамченко и даже жену очень редко отпускал навестить своих родных в селе Вареновке. Редко по праздникам он с женой приезжал в гости к Мамченко на богатой повозке, в дорогих шубах, всем своим видом демонстрируя достаток и превосходство.  Младшая сестра Марии Пелагея рассказала об одном случае, произошедшем в семье старшей сестры Марии.

 Еще маленькой, Пелагею послали в няньки к сестре Марии. В их доме была большая русская печь. Однажды Поля с детьми зашла на кухню и застала сестру, которая возилась у печки. Подойдя ближе, дети увидели, что возле духовки в стенке печки вынут кирпич. Из этого тайника Мария достала банку, в которой лежали золотые червонцы. На вопрос Поли: «Что ты делаешь?», старшая сестра смертельно испугалась, накинулась на вошедшую: «Зачем ты сюда пришла?» Но поняв, что девочка все видела, стала просить, чтобы она никому не говорила о золотых червонцах. И объяснила, что эти деньги нужны на покупку земли. Взяв часть монет, остальные положила в банку и, закрыв тайник, замазала его глиной. Потом она приставила к этому месту кочергу и рогачи. Она очень боялась своего мужа и просила своих детей не говорить о том, что они видели.

Рассказывает Дзюба Пелагея Фоминична (в девичестве Мамченко, 1887 года рождения): «В 1917 году я вышла замуж за Константина Дзюбу, жителя села Бессергеновка. Его считали богатым женихом. Но разочарование наступило скоро». Она очень удивилась, когда после свадьбы решила повесить в шкаф свадебный костюм мужа и услышала: “Не бери, Поля, это не мой костюм”. Оказалось, что на свадьбе “богатый” жених был одет в костюм своего брата: у него своего костюма не было.

Алексей к тому времени уже был женат. Сватался сначала за одну из дочерей вареновского богача Сергея Харченко – Ольгу. Но оказалось, что у Ольги в Вареновке был любимый Николай. В день сватовства он пришел к дому Ольги, через окно она покинула свою комнату и вместе с женихом убежала. Когда родители Ольги зашли в ее комнату, чтобы пригласить ее к сватам, то Ольги в комнате не оказалось. Чтобы загладить казус, родители предложили Алексею сосватать свою младшую дочь Шуру, которая была намного моложе Алексея. Сватовство состоялось. Ольга, убежавшая от Алексея, поселилась в Таганроге и жила счастливо с мужем Николаем.

В семье «обиженов» (такая была кличка семьи Дзюба в селе) было много земли. Были у них и наемные работники.

Вспоминая свою жизнь в «богатой» семье, Пелагея Фоминична говорила, что жили очень экономно, по строго заведенному порядку. В семье насчитывалось двадцать три человека. По воскресеньям все посещали церковь. И только летом это правило нарушалось, так как все жили на своих землях. В поле сооружали «балаганы». Тут же под арбой висели люльки с детьми. Невестки ходили по очереди кормить младенцев. Здесь же были коровы. Их доили, пили молоко. На сооруженных печках варили обеды. Домой в летние месяцы почти не наведывались.

Сеяли пшеницу и просо. Все выращенное зерно свозили домой, где имелся огромный ток. Обмолот зерна продолжался с раннего утра до полуночи. В целях экономии, вечером лампы керосиновые или свечи не жгли, работали при лунном свете. Вязали много веников. Они стопами лежали во дворе и под навесами. Во всем был порядок. Инвентарь хранился под навесами. Скот содержался в добротных сараях.

В этой семье, кроме работы, ничего не знали. Никаких развлечений не было. Никаких ссор и скандалов в семье тоже не было. Во всем был диктат свекрови. После продажи своей продукции, они ехали в город и тюками брали в лавках материалы: тюк - на костюмы, тюк - на платья, тюк – на простыни и т.д. Все покупки делили между членами семьи. Каждой молодой семье выделялась своя доля. Невестки сами шили себе и детям одежду. Семья «богатых обиженов» гордилась своей двуколкой. Такой другой не было ни у кого в Бессергеновке.

В доме «обиженов» во всем был порядок, и следила за всем бабушка. Выросшие внуки вспоминали, что дети обедать или ужинать садились за большой круглый стол отдельно от взрослых. Еду им наливали в одну большую чашку, ставили ее посреди стола и все дети деревянными ложками хлебали из одной миски. Вольности и веселье за столом не допускались. Если кто из детей провинился сидя за столом, то получал от бабушки удар ложкой по лбу или в лучшем случае подзатыльник. И дети, и взрослые подчинялись бабушке беспрекословно.

Семья Харченко Ивана Ивановича была немаленькой – семеро детей, которые повзрослев стали обзаводиться семьями. Все они жили в доме отца. Дом этот находился на сегодняшней улице Советской (на этом месте сегодня живет его внук, Харченко Виктор Пантелеевич). Как и основная часть вареновцев, семья Ивана Ивановича занималась хлебопашеством. В хозяйстве его были лошади, несколько быков и коров и другая живность.

Первым из сыновей женился старший, Николай. Он взял жену из небедной семьи Марьенко, живущей в селе Бессергеновка. Надежда Дмитриевна получила в приданное от родителей швейную машинку, потому имела свой собственный заработок в семье мужа. Но ей не по нраву было жить в большой и хлопотной семье. Большой кухонный стол не мог в один присест вместить всех домочадцев за обедом, поэтому обедать садились в два захода. Собрав необходимую сумму, Надежда Дмитриевна купила себе домик на сегодняшней улице Первомайской и переехала туда с дочерьми. Муж наотрез отказался покидать семью родителей. Некоторое время он жил со своими родными, но родители не одобряли этой вольной жизни. В балке у железной дороги ни одно десятилетие собирались мужчины села для игры в карты. Шли туда выходцы из состоятельных семей. Бедняков туда не принимали. Частыми посетителями этих игр были братья Харченко. Однажды, выиграв, кроме прочего, много конфет, Николая сложил их в домашнее сито и пришел к жене и дочерям с повинной, прося принять его к себе. С это дня из семьи он не уходил.

В коллективизацию семья Харченко Ивана Ивановича была раскулачена. Жена Николая пошла работать на колхозную ферму, а он сам крайне негативно относился к колхозам. В дальнейшем он работал везде, исключая колхоз. Сначала устроился на роботу в «ТОРГСИН». Это была организация, которая занималась приемом золота, меняя его на продукты. Будучи совсем маленькой, его дочь, Татьяна Николаевна Голованова, запомнила, как она приходила к отцу на работу. Его кантора находилась в маленьком помещении, на полу которого стояли мешки с зерном, крупами и мукой. А на столе стойки стояли маленькие матерчатые сумочки, как она утверждает с золотыми монетами. Девочка брала их в руки: это были золотые монетки, размером с ноготь, достоинством в пять и десять рублей.

О судьбе мужчин этой семьи пойдет рассказ в других главах.

Терещенко Филипп Игнатьевич уроженец села. Рано лишился родителей. Его вместе с братом воспитывала бабушка. Семья была зажиточной. Филипп Игнатьевич, кроме земли при доме, имел надел земли под Кошкино. Брал землю в аренду у Синявских казаков. На землях выращивал пшеницу. На усадьбе имелся большой сад, где  росли яблони, груши, сливы. Фрукты продавали на рынках Таганрога и Ростова.

Когда ему исполнилось двадцать пять лет, его решили женить. И поехали в село Троицкое свататься к богатой невесте. Невест выбирали, как объясняли старики, из дальних сел, чтобы не было кровосмешения. В селе жили многочисленные родственные кланы, и много было родственников. Считалось, что браки однокровные не дадут родиться здоровым детям, что было в крестьянских семьях так необходимо. В семье Лукерьи и Филиппа было пять дочерей и три сына. Но в 1917 году Лукерья заболела тифом и умерла. Заботу о детях взял на себя Филипп Игнатьевич. Старших сыновей, Ефима (1895г.р.) и Гаврила (1893г.р.), отец отправил к армянам с тем, чтобы обучить их мастерству. Ефим стал краснодеревщиком, Гавриил ‒ плотником. Землю отец поделил между сыновьями. В коллективизацию они сдали землю в колхоз. Гавриил к этому времени работал на железной дороге, а Егор ‒ на металлургическом заводе. Филипп Игнатьевич вставал до зари, набирал воду из колодца и поливал грядки с зеленью и овощами. Деньги, вырученные от продажи сельхозпродукции, хранились у свекра, а он их никому не доверял.

В эту семью пришла Терещенко Анастасия Никитична (в девичестве Горбачева). Она родилась на хуторе Ставрино (теперь это М.-Александровка). В семье Елены и Никиты Горбачевых воспитывались четверо дочерей и трое сыновей. В Первую империалистическую войну погиб старший сын, второй сын погиб в Великую Отечественную войну.

В городе Ростове-на-Дону, в «наймичках» (прислугах) работала старшая сестра Ольга. Была она очень красивая. И на ней женился ее хозяин. Ольга родила ему двух дочерей. Муж Ольги был состоятельным человеком, имел свое фотоателье, семья жила в просторном двухэтажном доме. Анастасию, которая была в то время подростком, родители отправили к сестре в помощь в воспитании детей и по хозяйству. В Ростове она прожила до смерти сестры.

Терещенко Ефим Филиппович

В 1923 году Анастасия познакомилась со своим будущим мужем, Егором. Знакомство состоялось на свадьбе вареновского парня Головенко Федора. Молодые люди приглянулись друг другу и через год поженились. Но мужнина семья не приняла Анастасию. Ее называли «кацапкой», и только потому, что она научилась говорить по-русски. Да и манерой одеваться она отличалась от новой родни. Отношения с красавцем-мужем, и с его многочисленной родней желали лучшего.

От работы она не отлынивала. Трудилась наравне с мужчинами. Как-то сразу после свадьбы ее послали со свекром косить камыш, для крыши дома. По дороге домой арба на подъеме опрокинулась и нога попала под телегу. Нога болела всю жизнь.

В 1926 году, мужа Анастасии призвали в Армию, четыре года муж служил на Черноморском Флоте. После службы он поступил на работу на металлургический завод. Но Анастасия Никитична практически не ощущала поддержки мужа. Пятерых детей она фактически воспитала сама.

ИЗ ЖИЗНИ РАБОЧЕЙ СЕМЬИ

Сагунов Михаил Маркович (1895 г.р.), когда ему исполнилось четырнадцать лет, пошел работать в старотрубный цех Таганрогского металлургического завода. Сначала приняли его «мальчиком на проводке», где катали трубы. Работа была тяжелой. Через три года стал работать подручными вальцовщика. Работали тогда с 6 часов утра до 6 часов вечера. В обед были получасовые перерывы.

Домой в Вареновку надо было идти 12 километров пешком, так как пассажирских поездов тогда не было. В 1915 году был призван в царскую армию. Служил на Кавказе. После революции перешел на сторону Красной Армии. Воевал с басмачами. После демобилизации опять стал работать на заводе в новотрубном цехе подручным сварщика. Делал болванки для труб. Чуть позже в цехе появились механизмы, облегчающие труд металлургов. Михаила Марковича перевели на производство обсадных труб. Стаж его работы в металлургической промышленности – 28 лет.

Михаил Маркович участник Великой Отечественной воны, которую прошел от начала до конца. Победу встретил в Берлине.

Его жена Ефросинья Симоновна с 14 лет работала нянькой у учителя. Благодаря этому получила трехклассное образование. А вскоре вместе со своими членами своей семьи пошла работать к помещику. Выполняли различные работы: поили свиней, занимались посадкой огорода и уборкой урожая. Работали много. Сильно уставали. Иногда приходили домой настолько уставшие, что сразу ложились спать.

В ВИХРЕ РЕВОЛЮЦИИ

Весть об отречении царя Николая II от престола и свершившейся в Санкт-Петербурге буржуазной революции в село Вареновку пришла из Таганрога. Ее принесли наши сельчане, которые работали на металлургическом и котельном заводах, а также служили в богатых домах города. Обсуждали вареновцы эти события в своем «сельском клубе» – в лавке бакалейных товаров, хозяйкой которой была «Хаджийка» (так ее на селе называли).

Реакцию на это событие можно узнать из эпизода, произошедшего в одной семье. Одна из невесток страшно встревожилась: «Как же мы будем жить без царя?» А другая невестка сняла со стены портрет царя и стала топтать его ногами: «На черта он нужен, такой царь! Проживем и без него!» Так считало большинство жителей села. И весть о победе Великой Октябрьской Социалистической революции в сельчане встретили с душевным подъемом. С фронта стали возвращаться солдаты. В селе же был создан ревком.

Еще до революции в Вареновке была создана ячейка Таганрогской партийной организации. В ее составе были городские рабочие и селяне. Они часто собирались на подпольные сходки и собрания. Ими успешно проводилась разъяснительная работа среди вареновцев. Когда юг России стал базой контрреволюции, партийцы многое сделали, чтобы оказать белым сопротивление. Активную работу по укреплению советской власти вели Головенко Михаил Иванович, Гайдаченко Петр Егорович, Железный Михаил Никифорович, Минтян Василий Семенович и другие.

Минтян Василий Семенович прошел большой путь революционной борьбы. За участие в вооруженном восстании матросов Черноморского Флота в 1905 году он сидел в плавучей тюрьме. Октябрьскую Революцию Василий Семенович принял всем сердцем и все силы свои отдал на восстановление советской власти в нашем селе. До 1924 года он возглавлял Вареновский ревком.

На месте, где сегодня стоит Дворец культуры и находится местная администрация, до революции стоял дом, в котором жил Мирошниченко Яков Иванович. В его семье было семеро детей, трое из них – сыновья. Старший сын Иван служил в царской гвардии Санкт-Петербурга. Из его письма к родным в Вареновке стало известно, что произошло в столице 9 января 1905 года. Он описал, как жандармы расстреляли мирную демонстрацию рабочих, которых духовенство уговорило идти к царю, чтобы рассказать ему о бедственном положении народа, полагая, что царь этого не знает.

Наивная вера в доброго и справедливого царя закончилась гибелью около 1000 ни в чем неповинных безоружных людей. Демонстранты шли, чтобы вручить царю «Великое прошение» позже названное «Петицией рабочих и жителей Санкт-Петербурга», но мало кто видел его полный текст, поэтому мы решили поместить его здесь целиком без всякого изъятия:

«Государь!

Мы, рабочие и жители Санкт-Петербурга разных сословий, наши жены и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы не многого просили, мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная. Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсудили наши нужды. Не в этом нам отказали – нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконны также оказались наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до 8 в день; устанавливать цену за нашу работу вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией заводов; увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до 1 руб. в день; отменить сверхурочные работы; лечить нас внимательно и без оскорблений; устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.

Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противозаконно, всякая наша просьба – преступление, а наше желание улучшить наше положение – дерзость, оскорбительная для них.

Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, - в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека – значит, совершить тяжкое преступление. Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах народа, но попирающего эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную войну и все дальше ведет Россию к гибели. Мы, рабочие и народ, не имеем никакого голоса в расходовании взимаемых с нас огромных поборов. Мы даже не знаем, куда и на что деньги, собираемые с обнищавшего народа, уходят. Народ лишен возможности выражать свои желания, требования, участвовать в установлении налогов и расходовании их. Рабочие лишены возможности организоваться в союзы для защиты своих интересов.

Государь! Разве это согласно с Божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть – умереть всем нам, трудящимся людям всей России?  Пусть живут и наслаждаются капиталисты – эксплуататоры рабочего класса и чиновники – казнокрады и грабители русского народа. Вот что стоит перед нами, государь, и это-то нас собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Взгляни  без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не к злу, а к добру как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собой. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай его помощь, повели немедленно, сейчас же призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть там будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, - пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, - и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.

Эта самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.

Но одна мера все же не может залечить наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них от лица всего трудящегося класса России,

Необходимы:

I.                   Меры против невежества и бесправия русского народа.

1.                  Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.

2.                  Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.

3.                  Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

4.                  Ответственность министров перед народом и гарантия законности правления.

5.                  Равенство перед законом всех без исключения.

6.                  Отделение церкви от государства.

II.                Меры против нищеты народной

1.                  Отмена косвенных налогов и замена их прямым прогрессивным подоходным налогом.

2.                  Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

3.                  Исполнение заказов военного морского ведомства должно быть в России, а не за границей.

4.                  Прекращение войны по воле народа.

III.              Меры против гнета капитала над трудом.

1.                  Отмена института фабричных инспекторов.

2.                  Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных от рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе как с постановления этой комиссии.

3.                  Свобода потребительно - производственных и профессиональных рабочих союзов – немедленно.

4.                  8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

5.                  Свобода борьбы труда с капиталом – немедленно.

6.                  Нормальная заработная плата – немедленно.

7.                  Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих – немедленно.

Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе; лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей Родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от наглой эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства. Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена;  а не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу – мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути; или к свободе и счастью, или в могилу… Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее.

Священник Георгий Гапон

Рабочий Иван Васимов»

Последние слова «Великого прошения» оказались великим пророчеством.

Такие новости не могли не отразиться на политическом самосознании вареновцев. Знали в селе и о жестоком подавлении восстания на броненосце «Потемкин». Там служили несколько наших односельчан. Мирошниченко Анатолий Алексеевич – офицер, живущий сегодня на ул.Октябрьской, рассказал о судьбе его прадеда по матери, который, как и наши вареновцы, принял участие в восстании моряков 1905 года. Это был Гуров Леонтий 1875 г.рождения. Когда восстание было подавлено, его арестовали и присудили к двенадцати годам каторжных работ. Закованный в кандалы, он в каменоломнях города Феодосия добывал камень. Освободила его революция 1917 года. Выйдя на свободу, Гуров остался в Феодосии. Он был активным строителем новой жизни, защищал новую власть с оружием в руках, позже занимался продразверсткой, но заготавливая продукты для голодающих, сам умер от голода в 1932 году.

Прасковья Дмитриевна Романенко была отдана в прислуги в г. Ростов-на-Дону. Семья греков, в которой она служила горничной, была очень богата. Она пользовалась их большим расположением. Об этом говорит тот факт, что они брали ее с собой в поездку на родину – в Грецию.

В Ростове Паша познакомилась с симпатичным рабочим пареньком – Василием Сыщиковым. Сняв квартиру, молодые люди поженились. Родилась дочь – Антонина. Но счастье было недолгим. Василий возглавлял подпольную революционную организацию в городе Ростове. Накануне революции он был схвачен жандармами и посажен в тюрьму. У него пытались узнать имена товарищей по партийной работе, но, видимо, безрезультатно. Жандармы многократно являлись с обыском на квартиру к Прасковье Дмитриевне и требовали, чтобы она отдала им бумаги мужа. В обмен на бумаги они обещали выпустить мужа из тюрьмы. Но она о деятельности мужа ничего не знала. Позднее Федора расстреляли. А Паше ничего не оставалось делать, как с дочерью вернуться в родное село.

Революция в России не была неожиданной. Самодержавие, дворянско-помещичья «аристократия» России изжили себя и в политическом и в интеллектуально-нравственном отношении.

Обратимся к письменным свидетельствам того времени, оставленных современниками.

В одной из книг писательница Н. Берберова, хорошо знавшая, что такое русский правящий класс, пишет:

«Русская аристократия, или, иначе говоря, феодальный класс России, в 18и 19 веках давший людей, значительных, европейски образованных, энергичных, а иногда и гуманных, теперь пришел к моменту своего разложения… Чем была русская аристократия, считавшая себя когда-то… хозяйкой России, в последнее царствование? Гвардия, дипломатия, чиновничество столицы… не давали почти ничего стране, от которой они старались, как могли брать то, что, они считали, им принадлежит по праву, и которой запрещалось меняться. Для чего перемены? Кому они нужны? Разве есть место на свете, где живется лучше, чем живется в России? Мы не французы, нам революции не нужны…».

И далее отмечается, что за некоторым исключением  «Из высшего класса России за последние два царствования не вышло сколько-нибудь замечательных людей ни в науке, ни в искусстве, ни в политике. Их дурной вкус  в современной поэзии, музыке служил мишенью для насмешек, наивность и нищета их мысли  в политике возбуждали раздражение, возмущение и презрение. Оба класса – дворяне и буржуазия – как- будто были лишены способности расти и меняться. Когда пришел февраль 1917 года, аристократия была неорганизованна… и не знала ни как себя защитить, ни как принять реальность, ни как включиться в нее. Она, в сущности, не поняла что происходит, никогда не слыхав о различии между голодным бунтом и революцией. На что, собственно, жалуется мужик? Что он, в рабстве? Его не купить, не продать больше не дозволено, пусть радуется! А царя трогать нельзя, он наместник Бога…».

Посол Франции в царской России М. Палеолог, умный, опытный дипломат и политик, изучивший российскую элиту дает последнему русскому царю Николаю II и его главным министрам такую характеристику: о Николае II он пишет следующее : «Не знаю, кто сказал о царе,  что у него «все пороки и ни одного недостатка». Для самодержавного монарха, у Николая II нет ни одного порока, но у него наихудший недостаток: отсутствие личности. Он всегда подчиняется . Его волю обходят, обманывают или подавляют, он никогда не импонирует прямым или самостоятельным актам. В этом отношении у него много черт сходных с Людовиком XV, у которого сознание своей природной слабости поддерживало постоянный страх быть порабощенным. Отсюда у того и у другого в равной степени наклонность к скрытости».

А вот характеристика  Главных Министров  Николая II: «Председатель Совета Министров Горемыкин действительно устарел (ему 87 лет), у него нет воли к управлению и активности. Сменивший Горемыкина Штюрмер (ему 67 лет)- человек тоже ниже среднего уровня. Ума небольшого, мелочен, низок душой. И никакого делового размаха. В тоже время с хитрецой и умеет мстить. Все удивляются этому назначению. Но оно становится понятным, если допустить, что он  должен быть лишь чужим оружием; тогда его ничтожество и раболепность  окажутся очень кстати. За него перед государем императором хлопотал Распутин. Управляющий канцелярией Штюрмера- Манасевич-Мануйлов. Еврей по происхождению, ум его быстрый и изворотливый; он любитель хорошо пожить, жуир  и ценитель художественных вещей. Совести у него ни следа. Он в одно время и шпион, и сыщик, и пройдоха, и жулик, шулер и подделыватель, и развратник – странная смесь…

Министр иностранных дел – Протопопов. – «Октябрист», умеренный либерал. Знаток тайных наук, главным образом, смой высокой и самой темной из них: некромантии. Кроме того, болен какой-то заразной болезнью; у него осталось после этого нервное расстройство, а в последнее время в нем наблюдали симптомы, предвещающие обширный паралич». И с сарказмом заключает: «Внешняя политика империи в хороших руках!»

Остается поверить и великому поэту А. Блоку, который будучи членом Чрезвычайной комиссии Временного правительства, допрашивал высших сановников, окружавших царя; вывод его краткий: «придворная рвань».

По мнению А. Блока в окружении царя лишь Распутин был фигурой, ему истерично поклонялись и его глубоко ненавидели, на него молились и его стремились уничтожить. Распутин - пропасть, куда потом все и провалилось.

Поэтому в феврале 1917 года революционные выступления подавить правящий класс и самодержавие уже не могли; не было реальных сил противодействовать революции. Николай II  двинул, было, войска на Петроград, но, солдаты, в конечном счете, отказались вступить против революции.

В. Шульгин, ярый приверженец монархии, вспоминает, как он мечтал о 50 пулеметчиках, о нескольких тысячах солдат, верных самодержавию. Их не было…

Из автобиографии Мамченко Александра Фомича (1897 г. рождения): «… Рано начал трудиться, работать. До 15 лет работал с отцом на своей земле, а в 1915 году нанялся на Таганрогский металлургический завод. В мае 1916 года был мобилизован на службу в царскую армию, где пробыл до 1917 года. Вернувшись из армии, работал в подпольной партийной организации в Таганроге. Выполнял задание по распространению листовок, призывавших против контрреволюционной белогвардейщины. В декабре 1919 года вступил в ряды Красной Армии.»

После победы Октябрьской революции в селе был создан реввоенсовет. Белогвардейцы в 1919 г. расстреляли всех его членов. Но это не испугало наших коммунистов. В 20-е годы Вареновский ревком возглавил Минтян Василий Семенович. В 1924 году селяне избрали его председателем созданного Совета в с.Вареновка

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Ворон кличет беду,

Мы на плечи взвалили и страну и судьбу

Полыхает гражданская война от села до села,

Много в жизни тропинок, только правда одна.

Гражданская война 1918-1920 годов одна из самых трагических страниц истории ХХ века нашего Отечества. Она сегодня еще не до конца осознана потомками. Современные историки хотят примирить белых и красных, дескать, та и другая сторона воевала за Россию. Но давайте найдем ответ на правомочность этого суждения в воспоминаниях наших односельчан и участников гражданской войны в рассказах о них. Это поистине человеческие документы вызывающие и печальные и радостные рассуждения.

Эта война стала жесточайшим испытанием и для только что родившегося государства и для всех народов, населявших Россию.

2 сентября 1918 года образуется в Советской России Реввоенсовет, в который мало кто верил даже в рядах большевиков. Ю.В. Емельянов в своей книге пишет: «Троцкий, возглавлявший Реввоенсовет, находившийся на Южном фронте, 1 июля телеграфировал Ленину: “Ни агитация, ни репрессии не могут сделать боеспособной босую, раздетую, голодную, вшивую армию”. Он вернулся в Москву и подал в отставку со всех своих постов».

Конечно, трудно было поверить, что хорошо обученную русскую армию, возглавляемую боевыми генералами, имеющую финансовую поддержку  многих крупных капиталистических стран, смогут разбить необученные, полуголодные, плохо вооруженные рабочие и крестьяне, отказавшиеся помогать белым частям. Но наши деды и прадеды сделали это, благодаря своему мужеству и геройству. Ценой напряженной работы революция  смогла создать и вооружить к весне 1919 года армию, численностью свыше 1 миллиона человек.

В ряды Красной Армии тысячами вступали патриоты России из числа бывшего царского офицерства. Одним из первых офицеров царской армии, перешедших на сторону Советской власти, стал Каменев Сергей Сергеевич (1881-1936гг.), командарм первого ранга. Родился в семье офицера, участник первой мировой войны. Октябрьскую революцию встретил полковником русской армии. С сентября 1918 года – командующий Восточным фронтом. В июле 1919 по апрель 1924 года – главнокомандующий вооруженными силами Республики и член РВСР. Окончил академию РККА в 1925-26гг. начальник штаба РККА. Главный инспектор Красной Армии, член Реввоенсовета СССР.

Назовем еще одно имя.

Буденный Семен Михайлович (1883-1973гг.) Один из первых Маршалов Советского Союза, трижды Герой Советского Союза. Участвовал в Русско-японской войне (1904-1905гг.) с 1914 года – в звании старшего унтер-офицера на фронтах Первой мировой войны. За храбрость в боях награжден четырьмя крестами Святого Георгия и полным бантом Георгиевских медалей. Летом 1917 года избирался в руководство полковым и дивизионным комитетами. В феврале 1918 года создал Платовский революционный красный отряд, который сразу вступил в бои на Дону. Сначала 1919 года командовал кавалерийской бригадой. Воевал под Царицыном против белоказаков генерала Краснова. Был одним из организаторов первой конной армии и командовал ею до 1923 года. Он был особо любим народом, о нем сложено множество песен, в одной из них:

По военной дороге шел в борьбе и тревоге

 Боевой восемнадцатый год

Были сборы не долги от Кубани до Волги,

Мы коней поднимали в поход.

Среди зноя и пыли мы с Буденным ходили

На рысях на большие дела.

По курганам горбатым, по степным перекатам

Наша громкая слава прошла.

Уже в 1918 году в Красной Армии служили на командных должностях свыше 22-х тысяч генералов и офицеров и 128 тысяч унтер-офицеров бывшей царской армии. Так что Деникин был прав, когда возмущался, что большая часть царских офицеров честно служила большевикам. Для подготовки командного состава Красной Армии была создана академия генерального штаба, где также служили в основном, бывшие царские штаб-офицеры. В результате боеспособность Красной Армии значительно повысилась.

Почему же в интеллигентских кругах, которые, по логике вещей, должны были быть заинтересованы в успехах белых, возникло равнодушие к судьбе белого движения? Потому что лидеры белого движения полагали, что когда речь идет о большевиках, то они готовы были принять любую помощь извне, чтобы уничтожить их.

А какие цели преследовала Антанта? Общий тон английской политики был определен самим премьером Ллойд Джорджем в английском парламенте, когда он прямо сказал, что сомневается в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России. Один из самых яростных вдохновителей интервенции У. Черчилль признавал, что Англия и другие страны Антанты преследуют в России свои цели, направленные против любой России, и красной и белой: «Было бы ошибочно думать, что в начале всего этого года (1919) мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело…».

Англия имела грандиозный план по расчленению России. Балтийские государства должны были окончательно отрезать Россию от Балтийского моря. Кавказ должен быть буфером между Россией с одной стороны и Турцией и Персией – с другой. Таким же самостоятельным должен стать и Туркестан, чтобы раз и навсегда преградить России путь в Индию. И интервенты действовали. Истинные патриоты России не могли быть на их стороне.

Из Государственного архива Ростовской области о Донской области 1920-1924гг.

«1918 год. Вся территория Дона была охвачена контрреволюцией, но большевики не сдались. Они возглавляли в подполье борьбу против интервентов и белогвардейцев. На Дону был создан Ростово-Нахичеванский подпольный комитет РКП(б). В Ростове и Таганроге произошли крупные забастовки. Крестьяне отказывались идти в белую армию, организовывали отряды и нападали на карательные экспедиции. Особенно широко развернулось партизанское движение в Таганрогском округе».

Как известно из истории, начавшаяся на Дону, гражданская война была жесткой. Большинство донских казаков не приняло Советскую власть.

Атаман Войска Донского генерал А.М. Каледин начал формировать белогвардейские части. Он заявил о неподчинении Войска Донского Советскому правительству и установил связь с Милюковым, Корниловым, Деникиным, с казачеством Кубани, Терека, Астрахани, с казачьим атаманом Дутовым в Оренбурге.

Финансовую помощь Каледину оказывали Правительства Англии, Франции, США. Госсекретарь США Лансинг писал в докладе президенту  Вильсону: «Наиболее организованной, способной покончить с большевизмом и удушить правительство, является группа генерала Каледина. Ее разгром будет означать передачу всей страны  в руки большевиков. Надо укрепить у союзников Каледина надежду, что они получат моральную и материальную помощь от нашего правительства, если их движение станет достаточно сильным».

В ноябре А.М. Каледин овладел Ростовом-на-Дону, затем Таганрогом и объявил о своем решении наступать на Москву. Бои развернулись на берегах рек Миус и Самбек.

Из военной хроники 1918 года: «12 (25) января 1918 г. красногвардейская бригада под командованием Р. Сиверса заняла с. Матвеев-Курган. Но 16 (29) января красные потерпели поражение под железнодорожной станцией Неклиновкой и отступили к Амвросиевке.

17-19 января восставшие рабочие г. Таганрога разгромили калединцев, захватили власть в городе и помогли бригаде Р. Сиверса отправиться от поражения и вновь начать наступление.

Имея в тылу восставших рабочих г. Таганрога, белогвардейцы отступили и укрепились по линии реки Самбек. К 29 января в селе Самбек был сосредоточен отряд белых в 300 штыков с 2-мя орудиями, в селе Курлацком (к северу от села Самбек) – конный отряд в 100 сабель, в Бессергеновке – отряд в 200 штыков с артиллерией, начался обстрел г. Таганрога.

29 января (11 февраля) Сиверс перенес свой штаб из Таганрога в Вареновку. 31-го января Сиверс занял линию железной дороги от станций Неклиновка до Марцево, установил связь с Таганрогом, потом занял село Курлацкое и продвинулся к селу Самбек.

Р. Сиверс в те дни в официальной сводке сообщил: “Наши части заняли всю линию железной дороги от Неклиновки до Марцево. Сообщение с Таганрогом установлено... Наши войска заняли хутор Курлацкое и двигаются на деревню Каменный мост (село Самбек). Боевые действия в этом районе ограничиваются стычками разъездов. У станции Бессергеновка и у цементного завода (село Михайловка) весь день шла артиллерийская перестрелка. С нашей стороны действует бронепоезд. Цементный завод несколько раз переходил из рук в руки”.

На следующий день после неудачной попытки окопаться между железнодорожными станциями Морской и Синявской, калединцы отступили к г. Ростову-на-Дону.

Но не только крестьяне и рабочие не поддержали стремление генерала Каледина. Большевики развернули активную пропаганду среди казачества. И съезд казаков-фронтовиков в станице Каменской признал советскую власть и объявил войну генералу.

В этот же день Каледин оказался атакованным с фронта и с тыла. Поняв, что исход борьбы будет не в его пользу, как человек большой воинской чести и достоинства, Каледин покончил жизнь самоубийством. На смену Каледину пришел генерал Краснов, а затем немцы.

В марте 1918 года по согласованию с буржуазной Украинской Центральной Радой немецкие войска заняли Украину, а 1 мая город Таганрог и его округа.

За отказ населения дать сельхозпродукты, немцы, наложили контрибуцию в 10 тысяч рублей на жителей Вареновки.

Командующий белой добровольческой армией генерал А.И. Деникин, тоже стал рассчитывать на помощь германских войск. И весной 1918 года А.И. Деникин отдал им Таганрог.

Вот как приход немцев описан писателем Б. Изюмским: «Слухи о том, что "идут немцы" распространились по городу ранней весной 1918 г. Охранявший город сводный красногвардейский полк вышел в поле навстречу немцам, но все знали: плохо вооруженный малочисленный полк не сдержит их натиск. (Среди красногвардейцев было несколько вареновцев, в том числе Мамченко Варфоломей Иванович – Т.Х.).

Когда последний отряд красногвардейцев покинул город, улицы его угрюмо притихли. В окнах не было видно огней, в подворотнях вспыхивали огоньки цыгарок. Люди выжидающе молчали. Горожане поспешно прятали свой скарб: платье, обувь, посуду, продукты в погребах, в подвалах, в колодцах.

По-разному вели себя горожане: жившие в халупах окраины Таганрога - Каспаровка, Собачеевка настороженно молчали, а на богатых улицах - Петровской, Александровской, Николаевской, жильцы радовались приходу немцев: "Н-да.., - говорили они. - Немцы наведут порядок... У них разговор короткий!"

Вскоре на станции Марцево появились многочисленные войска оккупантов. Они двинулись к городу и запрудили его улицы. Они заняли все бараки крепостных казарм, мужские и женские гимназии, церковные школы и больницы, военный госпиталь, а также лучшую в городе гостиницу "Европа".

Солдаты расклеили на всех улицах приказ германского главнокомандующего. Приказ был отпечатан на трех языках: русском, украинском и немецком (Таганрог и наше село относились тогда к Украине – Т.Х.). В нем говорилось следующее: "Германские войска, пришедшие по призыву Украинской Рады, окажут свое содействие по восстановлению правильного снабжения населения продуктами и денежными знаками. Все, кто будут мешать этому - портить железные дороги, телеграф, телефон, разрушать сооружения, рудники, заводы, красть уголь или другие материалы - будут расстреляны!"

Прочитав приказ, в котором слово "расстреляны" было выделено жирным шрифтом, люди переглядывались и молча расходились.

Командующий группой немецких оккупационных войск в г. Таганроге был генерал кавалерии Кнерцер, которому отвели роскошный особняк на улице Греческой.

Немцы начали повальный грабеж Донского края. В Германию отправлялись железнодорожные составы с зерном и скотом».

Командование Красной Армии летом 1918 года предприняло попытку освободить Таганрог от оккупантов. Со стороны г.Ейска Краснодарского края был направлен в сторону Таганрога десант в составе 8 тысяч человек. В истории он получил название «Красный десант». Но немцы его отбили, жестоко расправились с пленными красноармейцами.

В начале ноября немецкие войска оставили Таганрог, где вместо их стали хозяйничать белогвардейцы. Для борьбы против них в тылу был создан большевицкий комитет, который организовал подпольные ячейки в селах Бессергеновка, Вареновка, Курлацкое.

В конце 1919 года Красная Армия заняла линию фронта от Миуса до Самбека. А 24 декабря (6 января 1920 года) в результате ожесточенного боя был освобожден и Таганрог. Когда была прорвана линии фронта между селами Самбек и Курлацкое белые отступили к Ростову.

Село Вареновка оказалось в стороне от непосредственных боев. Оно было объектом пополнения белыми своей армии продуктами и живой силой. Сюда не раз наведывались казачьи отряды, через нее отступали белые под натиском красногвардейцев.

В памяти жителей села сохранились картины различных нашествий на село. Вот как описывали очевидцы приход немцев в село: по дороге с запада села в центр въехала конная группа людей на больших лошадях с подстриженными хвостами. Они были одеты в шинели мышиного цвета, на головах сверкали рогатые каски. Подъехав к дому, где в это время стояла оторопевшая женщина, они спросили: "Где находится волость?" Получив ответ, они отправились дальше к зданию волостного управления. В селе они долго не задержались. Вскоре уехали в восточном направлении, видимо, торопились по рассказам жителей села в Новочеркасск, куда их позвал генерал К. Краснов, который был тогда атаманом Войска Донского. С помощью немцев он мечтал возродить на Дону старые порядки.

А вот эпизод присутствия в нашем селе отряда белогвардейцев. Рассказывает И.С.Нестеренко: «Когда отец был мобилизован в белую армию, мне было три недели. Мать рассказывала, что отец подошел к люльке, где я лежал, поцеловал меня и вышел из дома, где ждали белые. Мама рассказывала о моей встрече с деникинцами, которые отступали зимой 1920 года под ударами Красной Армии к Ростову. Белые, утомленные долгим зимним переходом, остановились на ночлег в нашем доме. Они везли с собой жен и тюки с вещами и продовольствием. Заснули, как убитые. Ранним утром они собрались, чтобы отправиться в Ростов. Я, находясь на руках бабушки, сильно раскричался. Это вывело из себя одного из деникинских офицеров. Он выхватил меня из рук бабушки и намеривался бросить на пол. При этом закричал: "Да замолчишь ты, наконец, большевик!" Бабушка с трудом отняла меня у офицера и выбежала из дома. Так впервые меня назвали большевиком, идеям, которым я остался верен до настоящего времени».

Вареновцы были свидетелями заезда в село и живописного отряда анархистов, который возглавляла, атаманша Маруся.

Поляков Иван Нефедович, рассказывал, что в 1919 году он учился в школе. Шли занятия, и вдруг к школе верхом подъехала женщина, вызвала учительницу и долго с ней о чем-то говорила. И на следующий день учеников «не поставили на Закон божий» (урок этот велся стоя), а в селе говорили: «Маруся отменила Закон Божий». С того дня этого урока в школах не было. Тем и запомнился селянам этот приезд.

Но самыми частыми гостями в селе были карательные отряды белогвардейцев, которые посылались по хуторам и селам Таганрогского округа. Самый известный своею жестокостью был отряд полковника Дроздовского. «Дроздовцы» проводили «мобилизацию» и в нашем селе. По их приказу все мужчины, годные к военной службе должны были явиться к зданию, где находилась сельская Управа. Таких явилось совсем мало. Тогда «дроздовцы» начали облаву по домам.

Мужчины прятались на чердаках, в погребах в пещерах, в оврагах. Пойманных публично пороли. Попали под порку и несовершеннолетние Гавриил Нестеренко, Федор Карнаух и другие. Очевидцы порки рассказывали, что Гавриила – 17-летнего парня пороли в доме, куда никого не пускали. Мать металась по двору, а из дома доносились крики истязаемого, «... он ревел как бык». Таким способом белые пополняли свою армию.

Показателен тот факт, что в своем большинстве, вареновцы лояльно отнеслись к победе большевиков. В развязанной позже гражданской войне, на стороне белогвардейцев, оказались единицы. А в Красную Армию ушло много добровольцев. Один за другим в село приходили карательные отряды, хватали вареновцев, уклонявшихся от службы в калединских и деникинских войсках. После порки шомполами их отправляли в город Таганрог, где формировались белогвардейские полки.

Вот какие воспоминания о тех днях хранят в своих семьях наши односельчане.

Надежда Семеновна Дзюба (в девичестве Удовиченко, 1923 г.р.): «В нашей семье было шестеро детей, три брата и три сестры. Старшая сестра Мария, родилась в 1919 году. Наша мама, Ирина Акимовна, как-то выделяла ее среди нас, жалела больше всех. А все это потому, что рождение Марии было связано с трагическими событиями гражданской войны. Отец наш Семен Тимофеевич, был из бедной семьи. Поддерживал Советскую власть. Идти к "белым" воевать не хотел, и вместе с другими жителями уходил из села, как тогда говорили, "партизанил". В наше село часто наведывались карательные отряды белых. Однажды офицер, добивавшийся от мамы, где скрывается отец, в гневе несколько раз ударил ее нагайкой. Один удар пришелся по животу, а мама тогда ждала ребенка. Она потеряла сознание, после этого долго болела, роды были очень тяжелые, и родившаяся девочка была очень слабой. До конца жизни у Марии, а это именно была она, сохранился дефект - у нее дергались веки глаз. А отец все же угодил в тюрьму как дезертир. Он участвовал в восстании сидящих в тюрьме против белогвардейцев, сумел уговорить стоявшего в охране жителя села Приморка, которого он знал, чтобы тот отдал ему ключи от камер. И отец с товарищами открывал двери камер, выпуская узников. Однако с частями Красной Армии, перешедшими в наступление он не пошел, т.к. не смог оставить горячо любимую жену с детьми.»

А вот свидетельство Александра Степановича Полящука (1922 г.р.): «Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Отец женился на вдове Федоре Подопригора, у которой было трое детей, два сына и слабоумная дочь. Но слабоумие ее было не от рождения.

В годы гражданской войны белые врывались в дома вареновцев и под угрозами "мобилизовывали" мужчин в свою армию, искали тех, кто уклонился от их мобилизации.

Отец ушел на войну в 1914 году. И никаких вестей от него не было. Но каратели, пришедшие в наш дом, в рассказы эти не верили. Они стали угрожать мачехе оружием, требуя сказать, где муж. Около матери стояла девятилетняя дочь, офицер приставил к ее голове наган, и девочка лишилась рассудка. Так до конца своих дней она осталась слабоумной».

Пойманных «дезертиров» привозили в город Таганрог, где шло формирование новых белогвардейских полков. Здесь свирепствовали военно-полевые суды. По их приговору уклонявшихся от службы в армии генерала А.И. Деникина приговаривали к порке шомполами. Эту участь испытал на себе житель нашего села Мостовенко Яков Макарович. Он родился в селе Вареновка в семье крестьянина в 1901 году. В 1913 г. закончил два класса начальной школы. В это время отец Якова Макаровича отдал его на работу к помещику Лацканову.

В 1919 году белые насильно забрали его в свою армию. Но не прошло и месяца, как он дезертировал и скрывался на хуторах. Но казаки его поймали и вместе с несколькими товарищами, привезли в Таганрог.

Здесь их судил военно-полевой суд. Якову Макаровичу присудили двадцать пять шомполов, а другие получили пятьдесят шомполов. Последние не выдержали и там же умерли, а Якова Макаровича бросили в сарай, где он «отходил» от побоев две недели. Потом выдали ему винтовку и обмундирование и погнали на фронт. Но, не дойдя до фронта, Яков Макарович сбежал. А через несколько дней был уже в 1-ой Конной Армии С.М. Буденного. Служил кавалеристом в 875 кавалерийском полку с февраля 1919 г. по май 1921 год. В начале 1921 года был пулеметчиком на тачанке. Воевал до окончания гражданской войны.

Тут уместен вопрос: "Почему наши односельчане не хотели служить деникинской армии, а добровольно вступали в Красную Армию».

Ответ один: белые заставляли их силой воевать за чужое для простого крестьянина дело. Воюя на стороне красных, вареновские крестьянские парни надеялись, что победив белых, перед ними откроется новая жизнь, где не будет ни бедных, ни богатых.

Ответ на вопрос почему переходили на службу Красной Армии бывшие царские генералы мы находим у генерала царской армии выходца из дворян, героя Первой мировой войны Алексея Александровича Брусилова.

В 1920 году он подписал воззвание «ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились» с призывом идти в Красную Армию, забыв все прошлые обиды, «дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку – Россию». В ответ на это обращение тысячи русских офицеров, в том числе и многие пленные белые офицеры, в тот же самый день попросили принять их в Красную Армию.

Патриотический порыв царских офицеров по-разному был воспринят в то время. Так, в 1920 году эмигрант, кадет, публицист Н.В. Устрялов в статье «Генералу А.А.Брусилову, мужественному и верному служителю Великой России в годину ее славы и в тяжкие дни страданий и несчастья» писал: «До чего отрадно, до чего символично, что первая война объединившейся новой России с внешним врагом связана с именем старого боевого генерала старой русской армии – словно сама история хочет примирить Великую Россию былого с великой Россией нового дня! И нет ничего легче, как понять мотивы доблестного полководца, слишком старого, чтобы стремиться к “авантюрам”, и слишком уже знакомого с боевой славой мирового масштаба, чтобы во имя личного честолюбия прельщаться красным блеском советских наград…

Великая любовь к родине повелительно заставляет его отбросить колебания и предрассудки, пренебречь осуждением некоторых из бывших соратников и друзей, и, несмотря на грань, отделяющую его символ веры от идеологии нынешней русской власти, честно отдать ей свои силы и знания».

Однако другой парижский эмигрант, народоволец В.Л. Бурцев в это же время издает другую статью «Предатели-нахлебники», в которой приводит список двенадцати царских генералов, перешедших на службу к большевикам. Автор статьи считал, что перечисленные поименно удовлетворяют всем условиям, чтобы подлежать смертной казни, ибо они поступили на советскую службу добровольно, занимали посты исключительной важности, работали не за страх, а за совесть и своими оперативными распоряжениями вызвали тяжелое положение Деникина, Колчака и Петлюры.

Но история распорядилась так, как произошло.

Вареновцам, вступившим в ряды Красной Армии, пришлось воевать на разных фронтах Гражданской войны. На Юге страны и в войне с Польшей сражался Мостовенко Яков Макарович. В боях за Крым в составе войск Красной Армии приняли участие Мамченко Александр Фомич, Романенко Андрей Федорович, Петренко Владимир Тимофеевич и другие вареновцы.

Только с северной части нижней улицы села воевали в рядах Красной Армии Романенко Василий Семенович, Нехаев Александр Николаевич, Поляков Яков Прокофьевич, Поляков Нестор Романович, Вареный Кирилл Демьянович, Железный Михаил Никифорович, Минтян Кирилл Семенович. Не меньшее число жителей другой части улицы было также в рядах Красной Армии. Поэтому в 60-е годы, когда улицы села получали названия, нижняя улица была названа Партизанской в честь участников Гражданской войны.

Контратакующую южную группировку войск Восточного фронта возглавил М. В. Фрунзе. В декабре 1918 года, когда этот герой подполья и революционных схваток возглавил 4-ю Армию, его имя появилось среди высшего комсостава Красной Армии, - имя, с которым связан разгром Колчака и Врангеля. М.В. Фрунзе обладал незаурядными интеллектуальными и моральными качествами, был скромнейший из скромных, храбрейший из храбрых. Это была светлая и талантливая личность, серьезный, ответственный и осторожный человек. Он, бесспорно, был наделен качествами большого полководца. Фрунзе быстро и скрупулезно разбирался  в обстановке, всегда принимал тщательно взвешенные решения. Таким и запомнился он Нестеренко Василию Иовичу – нашему односельчанину.

Нестеренко Василий Иович ушел из села до прихода деникинцев. Он вступил в ряды Красной Армии и воевал под Царицыным. Далее его судьба забросила в Среднюю Азию. Здесь он воевал с басмачами. Войсками здесь одно время командовал М.В. Фрунзе. У него Василий Иович был денщиком.

При случае Василий Иович рассказывал родным, каков был Фрунзе. Особенно тепло он отзывался о жене командарма Софье Андреевне.

В армии Нестеренко заболел тифом. После выздоровления М.В. Фрунзе дал ему отпуск, чтобы он смог поехать на родину в Вареновку, но взял с Василия Иовича обещание вернуться назад в Среднюю Азию. Однако, приехав домой, Василий Иович так увлекся сельской жизнью, что дальше служить в армию не пожелал.

В стране наступила мирная жизнь, М.В. Фрунзе был назначен Наркомвоенмором страны. Василий Иович рассказывал, что Михаил Васильевич Фрунзе написал ему несколько писем, просил, чтобы он вернулся в армию, обещал помочь получить военное образование. Но, увы, от Василия Фрунзе ответа не дождался. Так, не состоялась военная карьера Василия Иовича Нестеренко.

Там за Волгой и за Доном

Мчался степью золотой

Загорелый, запыленный

Пулеметчик молодой.

Эх, тачанка-ростовчанка,

Наша гордость и краса.

Приазовская тачанка –

Все четыре колеса.

На Южном фронте воевал красноармеец Финенко Василий Федорович (1899 г.р.) служил в Красной Армии, освобождал Юг России от белогвардейцев. Вступил совсем молодым парнем 1918 году в партизанский отряд. Был долго пулеметчиком, долгое время военная удача была на стороне белых. При отступлении в одном из боев переплывал на лошади реку Кубань, и здесь его ранило в правую руку. Рука, к счастью, срослась и он смог впоследствии работать шофером. Рассказывал, что в Москве,  будучи делегатом съезда, видел В.И. Ленина и других советских государственных деятелей. Через много лет  довелось ему воевать и на другой войне — Великой Отечественной.

В это же время начался боевой путь красноармейца Мамченко Варфоломей Иванович (1894 г.р.) Родился в с. Вареновка. Сын бедного крестьянина. Учился в начальной школе, окончил 3 класса. В возрасте 12 лет пошел работать на один из заводов г. Таганрога. Трудился здесь до 1918 года. В это время в Таганроге организовался отряд для защиты советской власти. Варфоломей Иванович вступил в него. Отряд назывался 1-м Таганрогским военно-морским отрядом.

Под Новочеркасском Варфоломей Иванович участвовал в первом бою против войск генерала Н. Краснова. Вскоре отряд возвратился в Таганрог для пополнения. Потом занял оборону возле станции Синявка, куда, по предположению командования должны были наступать немцы. Потом отряд занял оборону под Батайском. Отсюда красные войска перебросили в Краснодар (Екатеринодар). Заняли оборону по речке Кугасейка. Тяжелые бои шли под станицами Мечетинской, Ново-Егорлыкской. Красные отступали. Задержались близ станции Высилки, где начались кровопролитные бои. Не один раз красным бойцам приходилось контратаковать. Когда бойцы в 3-й раз штурмовали позиции белых, был смертельно ранен ротный командир. Пуля попала в голову. Перед смертью он приказал Варфоломею взять командование ротой на себя. Огонь белых был плотным. Тогда Варфоломей поднялся в полный рост и скомандовал: "Рота вперед!" Бойцы пошли за ним. Ожесточенный бой, закончился нашей победой к вечеру.

Из Выселок отряд перебросили под станцию Невиномыскую. Бои здесь тоже были жестокие. Приходилось несколько раз наступать и отступать через реку Кубань.

Из воспоминаний В.И. Мамченко в Москве созывался Съезд представителей от фронтовиков. Я был делегатом этого съезда. Там было 90 делегатов. Делегатами были Чапаев и Кочубей. Так я увидел легендарного уже тогда В.И. Чапаева. На съезде выступал В.И. Ленин. Близко увидел вождя революции.

В истории гражданской войны особое значение командование Красной Армии придавало боям за овладение города Царицын. Его надо было прочно удержать, чтобы предотвратить возможное соединение белых армий Восточного и Южного фронтов. Кроме того, Царицын был тогда главным источником хлеба для голодающего центра. Здесь все сосредоточилось на вопросах обороны. Подтягиваются, пополняются новыми силами все местные партийные  и рабочие организации, обуздывается партизанская вольница. «Физиономия Царицына,- писал К.Е. Ворошилов, - в короткий срок стала неузнаваемой. Город, в котором еще недавно в садах гремела музыка, где сбежавшаяся буржуазия вместе с белым офицерством откуда-то толпами бродила по улицам, превращается в Красный военный лагерь, где наистрожайший порядок и воинская дисциплина господствуют над всем». Жизнь всего города охватывалась клещами жесткой диктатуры.

Вот как вспоминает о своем участии в боях за Царицын Мамченко Варфоломей Иванович: «После съезда я вернулся на Северный Кавказ. Под Невиномысском была сформирована стальная дивизия, командиром которой стал товарищ Жлоба. Наш отряд влился в эту дивизию. Мы шли через Чеченские аулы, через астраханские степи к Царицыну. Переход был трудным, жара и жажда не давали покоя.

Пришли мы под Царицын ночью. Близ села Татарское и Чепурники мы встретились с юнкерами. Завязался ожесточенный ночной бой. Трудно было ориентироваться в стрельбе. Мы разгромили юнкеров. Оставшиеся в живых прятались, где кто мог и в сараях, и в подвалах и на чердаках домов. Мы их быстро обнаружили. Бойцы хотели расстрелять юнкеров. Но это было строго запрещено. Некоторые из юнкеров оказались хорошими артиллеристами. Им предложили вступать в ряды Красной армии. Некоторые из них согласились.

Оборона Царицына была долгой и кровопролитной. К этому времени наши отряды имели уже опыт военной борьбы, были хорошо вооружены и дрались мужественно и стойко...

Однажды перед наступлением по цепи передали, что по окопам идет товарищ Джугашвили - Сталин. После прохода Сталина по окопам у бойцов поднялся боевой дух. И сильный натиск белых был отражен.

Позже нас на боевых позициях сменили свежие части Красной Армии. А мы вернулись в Царицын, немного отдохнули. Затем последовал поход в Астраханскую губернию, где белые офицеры организовали отряды из дезертиров».

Около двух месяцев отряд, в котором был Мамченко, преследовали. Окончательно разбили их у станции Владимировка. Возвратившись в Царицын, бойцы знали, что там свирепствует тиф. Многие сразу же заболели, в том числе и Варфоломей Иванович. Больных отправили в госпиталь, который находился в г. Тамбове. Месяц были на лечении.

Затем В.И. Мамченко пришлось служить в 1-ой конной Армии. Варфоломея Ивановича зачислили пулеметчиком в четвертую Кавалерийскую дивизию, командиром которой был Белодедов. Красные коники громили части генералов Мамонтова, Шкурко.

В апреле 1920 года Ростов был освобожден от белогвардейцев. И в этом же месяце В.И. Мамченко был демобилизован. В числе первых он вступил в колхоз и работал в нем до пенсии (1966г.). Участвовал в сооружении оросительной системы огородной бригады. Был механиком водонасосной станции.

В семье Варфоломея Ивановича было три дочери и два сына. Анатолий и Иван в 1943 году добровольно ушли на фронт. Были танкистами. Оба погибли.

Гремела атака и пули свистели

Ровно строчил пулемет

И девушка наша в походной шинели

Горящей Каховкой идет…

Терещенко Ирина Филипповна (1900 г.р.). С 12 лет отец отдал ее в прислуги к богатому коммерсанту – еврею Фищикову, жившему на переулке Гоголевском в Таганроге, где она работала до начала революции. В городе она подружилась с революционно-настроенной молодежью. Жениха выбрала из числа красноармейцев, вышла за него замуж. Когда началась Гражданская война, она вместе с отрядом красноармейцев прошла до г.Курска. В отряде готовила еду, перевязывала раненых, а когда на обоз с ранеными напали белогвардейцы, пришлось взять в руки оружие. Здесь она познакомилась с комсомольским работником Николаем Тевяшовым и стала его женой. Война закончилась, и она привезла мужа в Таганрог. В их семье родилось двое детей. Николай работал на железной дороге, Ирина работала до 1933 года на комбайновом заводе. Начался голод. По совету врачей ослабевшая Ирина с детьми и мужем вернулась в Вареновку. Сельский совет продал молодой семье брошенный хозяевами дом на ул.Садовой. В годы Великой Отечественной войны Тевяшов Николай погиб.

Шли по степи полки со славой громкой,

И день, и ночь со склона и на склон.

Ковыльная родимая сторонка,

Прими от красных конников поклон.

Инвалидом пришел с гражданской войны Гайдаченко Василий Егорович. О себе он рассказывал так: «Шел второй год моего пребывания в Красной Армии. Помнится сильный натиск белых под Ростовом, пришлось отступать с боями до Житомира. Оттуда мы стали гнать белых к Ростову, и 8 августа 1920 года были уже в Таганроге, а 9 августа подошли к селу Вареновка. Здесь были немцы. Мы стали готовиться к штурму села, наши бойцы разделились на 2 отряда. Решено было наступать с двух сторон, но второй отряд задержался, и в бой пришлось вступить нам самим. Белые преградили нам путь на тачанке, из пулемета стали поливать нас огнем. Я ехал на коне со своими товарищами (их было 7 человек, среди них Харченко Д.). Меня ранило в ногу, а коня в грудь. После освобождения села меня направили в госпиталь в Ростов. В сентябре 1920 года демобилизовали».

Его односельчанин и боевой товарищ Д.И. Харченко был более удачливым и войну прошел до конца, о себе рассказывал: «Я шел из Таганрога по железной дороге и встретил броневик Красных. Разговорился с бойцами и понял, что отсидеться в стороне от происходящего, не получиться. Пришло время сделать свой выбор.

Добровольно вступил в Красную Армию в ряды первой конной армии. В 1919 году в конной атаке под Кременчугом осколком был ранен в ногу. В апреле 1920 года  из-под Майкопа наши части двинулись к Киеву и отрезали белополяков у Житомира. С боями дошли до Львова. Совместно с пехотными частями провели решающий бой. Потом пошли на выручку под Люблин 14-й дивизии А. Пархоменко».

Впереди были кровопролитные бои против армии Врангеля. Был помощником командира взвода. Получил вторично ранение в ногу под Сивашем. После выздоровления опять возвратился в часть. Служил до 22 марта 1922 года.

Из его рассказов. В одной из атак его выбили из седла, и он оказался на земле. Но не получил никаких ранений. Он благополучно добрался до расположения своей части пешком, без коня. Однако командир послал его искать коня, который был статным, видным и состоял на учете госимущества. Командир дал ясно понять Дмитрию Ивановичу, что без коня ему лучше не возвращаться. По условиям военного времени за этот проступок его ждут большие неприятности. Харченко пошел на то место, где был бой (лошадь ему не дали). Ходил весь день, но коня нигде не было, и Дмитрий Иванович стал думать, как ему жить дальше, и куда идти? И уже ближе к вечеру, когда он окончательно упал духом и обреченно шел по балке, то увидел своего коня. На его зов конь подошел к нему. На радостях вскочил на коня и поскакал из балки на бугор. И только выскочил на бугор, увидел троих всадников, которые, свесившись с коней, кого-то лежащего рубили шашками. Расстояние до низа было небольшое и его сразу заметили (эти трое были белополяками). Дмитрий Иванович вихрем подскакал к ним, успел схватить лошадь одного из поляков за узду, достал гранату и начал угрожать, что взорвет ее. Двое других поляков начали кружить вокруг него. Начались "переговоры" и они где мимикой, где жестами, договорились между собой, поляки положили ему на коня, порубанного красноармейца в обмен на поляка, лошадь которого он держал за узду. И с раненным бойцом Харченко вернулся в часть. Спасенный им боец был из его части, даже хорошим знакомым.

Вспоминал Д.И. Харченко и о легендарном комбриге Г.И. Котовском. Как-то раз их отряд неожиданно столкнулся с поляками и завязался бой. Все перемещалось. Вдруг Дмитрий Иванович увидел бегущего с пикой поляка, который вот-вот наколет нашего бойца. Только успел подумать: "Ну, пропал мужик!" Как невесть откуда взялся комбриг Г.И. Котовский на коне, и он тоже заметил этого поляка с пикой. Мигом развернул коня, и смог дотянутся до поляка шашкой - рука этого поляка так с пикой и упала на землю, а Котовский, не оглянувшись, умчался дальше. О Котовском Дмитрий Иванович говорил, что его очень любили бойцы, он был хорошим командиром, "сильным рубакой" и очень отчаянным человеком. И в подтверждение рассказывал вот что: "Сидим мы в окопах на передовой.

Котовский подъезжает и говорит: "Сейчас я буду скакать вдаль передовой, со стороны белых будут стрелять, а вы запоминайте их огневые точки". Выезжает на своем коне на нейтральную полосу и во весь опор скачет вдоль вражеских окопов, по нему открыли огонь, а мы сидим и засекаем огневые точки врага. Г.И. Котовский ничего не боялся, и пуля его не брала, словно он был "заговоренный".

Пришлось служить под командованием Александра Пархоменко, он отзывался о нем так: «Это... дерзкий, смелый, отчаянный и беспощадный командир». Под его командованием Дмитрий Иванович в составе его дивизии гражданской войны «гонял банды». Вот его рассказ о гибели Пархоменко: «Отряд у А.Пархоменко был сильный, а банды были небольшие. Но они между собою постоянно поддерживали связь, заранее предупреждая, куда идет Пархоменко. Однажды, получив сообщение о том, что в одной из деревень находится банда, он направил туда свой отряд. Бойцы вошли в деревню, собрали жителей, но они в один голос заявили, что никакой банды тут нет, все здесь деревенские жители. Отряд полдня простоял в селе, никаких следов банды не нашел и двинулся дальше. Но когда бойцы отъехали на приличное расстояние от села А. Пархоменко их остановил. Он их опыта знал, что и раньше бандиты не все успевали уйти из деревни. Они прятали коней, оружие. Притом многие бандиты были жителями этих деревень. Потому, припугнув своих односельчан, добивались, что их скрывали.

А. Пархоменко решил вернуться в оставленную деревню взял с собой четвертых бойцов. А отряду сказал, что если к такому-то времени они не вернутся, скачите в село. Бойцы, которых он взял с собой, потом рассказали, что когда они вернулись в село, то те самые "мужики", которые говорили, что банды нет, и бандитов они в глаза не видели, схватили А. Пархоменко с бойцами, отобрали у них оружие и повели к местному батьке атаману. Обыскали, отняли оружие и А. Пархоменко в сапоге был наган. Когда его мгновенно привели в избу, он выхватил наган и прицелился в батьку. Нажал на курок - осечка, еще раз осечка... Батька тут же выхватил свой наган и застрелил Пархоменко. Через некоторое время в село вернулись конники легендарного комдива. Почему его наган дал осечку, так и осталось тайной».

Смертельная угроза нависла над новой советской властью, а, следовательно, и над Россией. В этих условиях большевики действовали порой даже жестко, по принципу «око за око, зуб за зуб». Но их действия были ответом на беспощадные действия белых. Например, в материалах следственной комиссии по делу Колчака указывается, что колчаковцы иногда за ночь расстреливали по 500 и более человек.

О жестокости белогвардейцев в народе слагали стихи и пели песни. Вот одна из них:

В суровом жестоком неравном бою

Отряд коммунаров сражался

Под натиском белых наемных солдат

В засаду жестоку попался

Мы сами копали могилу свою:

Готова глубокая яма.

Пред нею стоим мы на самом краю:

«Да здравствует красное знамя!»

На встречу нам вышел седой генерал:

«Спасибо за вашу работу.

Вы землю просили – я землю вам дал,

А волю на небе найдете.»

А вы что стоите, сомкнувши ряды

К убийству готовые братья

Пускай мы погибнем в неравном бою,

Но мы не пошлем вам проклятья.

А вот свидетельство начальника судной части 1 –го корпуса Армии Врангеля: «Население местности, занятой частями Крымской Армии, расстреливалось, как завоеванное в неприятельской стране… Крестьяне беспрерывно жаловались на офицеров, которые грабили у них подводы, зерно, сено и пр.… Защиты у деревни не было никакой. Достаточно было армии пробыть 2-3 недели в занятой местности, как население проклинало  всех. Генерал Кутепов прямо говорил, что ему нужны такие судебные деятели, которые могли бы по его приказу кого угодно повесить и за какой угодно поступок присудить к смертной казни. Людей расстреливали и расстреливали. Еще больше их расстреливали без суда…».

Интервенты тоже жестоко расправлялись с теми, кого считали большевиками или близкими им. На острове Мудьюг и в Иоканьге англичане создали «лагерь смерти», где беспощадно расправлялись с большевиками или с теми, кого принимали за большевиков. Пленных красноармейцев расстреливали без суда и следствия.

На снимке Варвара Петровна Паленая и ее муж Паленый Иван Карпович (стоит слева)

На улице Социалистической жили до войны семья Паленой Варвары Петровны.

Варвара Петровна жила вместе с детьми – Федором и Марией. Гражданская война оставила её без мужа, осиротила ее детей.

Её муж – Паленый Иван Карпович вместе с братом Николаем устанавливал Советскую власть в Сибири. Иван был командиром красного  партизанского отряда. В отряде был и его брат.

В одном из боев, отряд был окружен белочехами, которые, взяв в плен красноармейцев пытались склонить их на сторону белых. Пытки и угрозы  не сломили командира. И тогда он, и его брат были жестоко казнены в назидание другим – их четвертовали.

На снимке памятник, установленный на месте гибели братьев Паленых

 в 40-х годах Алтайский край Алейский район село Кабаково.

Варвара Петровна вернулась на Родину, к родственникам мужа в с. Покровское. А когда сын был направлен на работу в образовавшийся колхоз в с. Вареновка, она с дочерью переехала жить к сыну. Там и жила до конца жизни, похоронена в 1943 году на сельском кладбище.

И припомнятся не раз нам, как манящие огни,

Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни.

Разгромили атаманов, разогнали воевод

И на Тихом океане свой закончили поход.

Последней попыткой белых победить Советы была экономическая реформа правительства Врангеля в Крыму, ей было не суждено сбыться.

Разоренные войной крестьяне  и казаки уже не верили врангелевской власти и отказались ей помогать. Это наряду с полководческим искусством и мужеством сторонников Советской власти довершило в ноябре 1920 года гибель белого движения на Юге России.

Как уже говорилось ранее, в рядах белой армии вареновцев было не много. Доподлинно известно, что добровольно и активно служили в ней братья Ласкановы — сыновья помещика, на землях которого находилась Вареновка. В белой армии служил средний сын Харченко Ивана Степановича — Николай. Его мобилизовали в 1919 году в армию Деникина, где он был ездовым.

Нестеренко Степан Иович был участником 1-й мировой войны. После возвращения с фронта в 1917 году скрывался дома от мобилизации в деникинскую армию. Но Дроздовцы-каратели нашли его на чердаке его дома. И после порки он был отправлен в г. Таганрог. Там шло формирование частей армии А.И. Деникина, который вел наступление на Москву. Односельчане Романенко Андрей Федорович видел Степана Иовича в госпитале больного тифом. Никаких сведений о его дальнейшей судьбе не поступало.

Примером того, как гражданская война разводила родственников в разные стороны, может быть семья Шкурко Прокопия, жившего на ул.Октябрьской. Революционные события поглотили сознание его сыновей полностью. Сыновья Иван и Захар были призваны в 1914 году на фронт империалистической войны, там получили политическую закалку и стали сторонниками революции и новой Советской власти. В годы гражданской войны защищали ее с оружием в руках. Оба вступили в ряды ВКП(б). Захар впоследствии стал первым секретарем райкома партии г.Азова. В годы Великой Отечественной войны руководил подпольным штабом партизанского движения. На партийной работе оставался до конца своей жизни. Третий сын Григорий в гражданскую войну оказался на стороне белых. Мигрировал за границу, и каким-то образом оказался во Франции. Судьба его осталась не известной. Получили родные одно единственное письмо Григория Прокопьевича из Франции и след его потерялся.

Хочется закончить главу о гражданской войне напоминанием о том, как нельзя пересматривать историю. Живых участников гражданской войны уже нет. А те, кто говорит от их имени, нередко преследуют свои далеко идущие цели.

Уже не первый раз донские казаки пытаются восстановить репутацию генерала Краснова – видного лидера белого движения, с 1918г. По 1919г. Атамана Всевеликого Войска Донского. Петр Краснов в годы Великой Отечественной Войны приветствовал нападения Гитлера на СССР и возглавлял Главное Казачье Управление при министерстве Восточных областей Германии. Он публично заявил, что России нужен «Наш – Русский, православный Гитлер». Народное возмездие его не минуло.

В 1947 году смертный приговор генералу был приведен в исполнение.

Через пятьдесят лет, в 1997 году казаки подняли вопрос о реабилитации Краснова, однако Верховный суд ответил окончательным отказом.

Но вот прошло десять лет, и снова атаманы ВВД вновь говорят о том, что на Краснова навесили ярлык «изменника Родины», и нужно донести до народа правду о том, кем был на самом деле Краснов. А правда-то одна – Краснов играл не последнюю роль при Адольфе Гитлере. На его совести жизни тысяч советских солдат, и «доброе имя»  такого человека не подлежит восстановлению. На этом сошлись и те кто «за белых» и те, кто за «красных».

         А как будет дальше?

КОМСОМОЛЬСКОЕ ПЛЕМЯ

Лучше нету дороги такой,

Все, что есть, испытаем на свете.
Только нам по душе непокой.

Мы сурового времени дети.

                        Е.Долматовский

Крепла молодая советская республика. Началась коллективизация сельского хозяйства, а потом и индустриализация страны.

От работы захватывало дух. Страна была в лесах новостроек и сладкой музыкой тогда зазвучали слова: «Магнитогорск!», «Днепрогресс!», «Турсиб!», «Сталинградский тракторный!» Рвались с газетных страниц призывы и лозунги к молодежи: «Комсомольцы, на трактор!», «Комсомольцы, на самолет!», «Комсомольцы, в школу и институты!», «Даешь социалистическое соревнование!», «Даешь! Даешь!»...

И задымили построенные  комсомольцами заводы, домны. Двести тысяч юношей и девушек приехали по комсомольским путевкам на новостройки первой пятилетки. Свыше миллиона молодых крестьян состояли в сельских комячейках и встали во главе Всесоюзного похода за урожай. «Культармейцы», «отряды ликбеза» несли в массы культуру и знания. Было нелегко. В ожесточенной классовой борьбе проходили социалистические преобразования на селе.

Молодые вареновцы тоже боролись за новую жизнь. В апреле-мае 1920 года была создана в селе комсомольская ячейка. Ее организаторами были вареновкие коммунисты: Снименко Михаил, Иванов Василий, вступивший в партию в дореволюционные годы, Лысенко Роман Алексеевич, Гайдаченко Петр Егорович, Гайдаченко Василий Константинович. И уже в 1921 году в комсомол вступили молодые наши активисты Головенко Михаил, Портянов Николай, Антонов Серафим, Антонов Николай, Кихтев Сергей, Петренко Иван, Шевченко Степан, Шкурко Елена, Ковалева Вера, Наймилова Мария.

Первым комсомольцам приходилось с оружием в руках бороться с бандитами, ликвидировать неграмотность, проводить большую работу  по организации культурно-массовой работе на селе. А когда по призыву партии большевиков началась коллективизация сельского хозяйства, комсомольцы помогали крестьянам перейти на коллективное ведение хозяйства.

Одним из них был Степан Гаврилович Шевченко (1905г.р.).

В послевоенные годы он жил в г. Краснодаре, часто приезжал в родное село погостить у сестры, Марии Гавриловны, жившей по ул. Октябрьской. Степан Гаврилович встречался со своими одноклассниками, друзьями, соседями. Посещал школу, заходил в сельскую библиотеку. Ему очень хотелось знать, как и чем живет наше село – село его детства и юности. В последний раз он приезжал в родное село в 1980 году. Возился с молодежью, вспоминал прошлое.

Рассказывая о своей жизни в Вареновке, Степан Гаврилович обязательно вспоминал своих друзей комсомольцев. Говорил сколько   молодого задора, оптимизма, веры в лучшее будущее было у молодежи той поры! Сколько было упорства, чтобы из неграмотных крестьянских парней стать учителями, летчиками, учеными.

Он был в числе тех, кто вступил в ряды первой комсомольской ячейки села, еще до революции приобщился к партийной работе. Тогда в Вареновке проходили нелегальные «маевки» и собрания таганрогских парторганизаций. Сходки проводились под видом обыкновенных вечеринок, часто с баяном и песнями. Но на них решались серьезные вопросы. А дети выполняли роль «дозорных», следили за тем, чтобы полиция не застала собравшихся врасплох. Среди них был и Степан Шевченко. В 1920 году, повзрослев, эти дети вступили в комсомол. Степан Гаврилович рассказывал, что комсомольцами стали Демьяненко Антон, Подопригора Георгий, Шевченко Степан, Надолинский Иван, Коноваленко Харлампий. Они избрали  секретарем своей комсомольской ячейки Демьяненко Антона. А чуть позже 1920-30-х годах в комсомол вступили Головенко Мария Иосифовна, ее сестра Любовь Иосифовна, Головенко Николай, Антонов Николай, Коровец Иван - сын священника.

На вопрос, чем занимались комсомольцы тех лет, Степан Гаврилович отвечал, что в первую очередь учились военному делу, состояли в Чрезвычайном отряде, принимали участие в разгроме белогвардейских десантов. Вели борьбу с самогоноварением, создавали кружки политграмоты, разъясняли ситуацию в стране, организовали кружки самодеятельности. Они даже вели беседы со священником, пытаясь изменить его мировоззрение.

Своим убеждениям эти комсомольцы не изменили до конца своих дней. Антонов Серафим в 1924-1925 годах  был секретарем райкома комсомола. Был призван на службу во флот. В Великой Отечественной войне  потерял руку, вернулся в село инвалидом. Потом жил и работал в Севастополе. Головенко Александр был секретарем горкома комсомола в г. Таганроге, затем работал директором макаронной фабрики. Шкурко Алексей после войны был заместителем начальника милиции Неклиновского района. Наймилов Степан стал военным, вышел в отставку в звании полковника.

Демьяненко Антон, Подопригора Георгий, Коноваленко Харлампий погибли смертью храбрых на фронтах Великой Отечественной войны.

Жизнь раскидала комсомольцев по всей стране, но связь с друг другом они поддерживали постоянно.

В 30-е годы выросло новое племя комсомольцев. Нашему колхозу нужны были трактористы. Ими стали комсомольцы Петренко Демьян Мартынович, Минтян Николай Тихонович, Мамченко Михаил Иванович, Радченко Федор Иванович, Радченко Яков  Тихонович и другие. Они не жалея сил укрепляли колхозное хозяйство. Большую организационную работу среди сельской молодежи вели секретарь комсомольской организации колхоза Фоменко Алексей, уроженец села Покровское и учитель Вареновской начальной школы – Дудко Константин Георгиевич.

Родина, партия требовали, чтобы комсомольцы овладевали знаниями.  И они учились. Упорно и настойчиво учился, например, Портянов Николай, который затем изменил свою фамилию на Железный. Он стал военным летчиком. А когда началась Отечественная война, он смело дрался в небе с фашистскими захватчиками, прошел боевой путь от Волги до Берлина. Полковник Железный был награжден многими боевыми орденами и медалями. В боях за Берлин он погиб смертью героя. Память о нем живет в сердцах Вареновцев. Славный боевой путь прошел и первый комсомолец нашего села Головенко Михаил, который окончил Великую Отечественную войну в звании полковника. Потом до выхода  на пенсию заведовал военной кафедрой Бакинского университета.

 Одним  из первых секретарей комсомольской ячейки села Вареновки был Кихтев Сергей  Павлович, он по заданию райкома комсомола создавал комсомольские организации в селе Бессергеновке и Приморке. Позже он вырос в крупного комсомольского и  партийного работника. В годы Великой Отечественной войны С.А. Кихтев был крупным политработником в Советской Армии   он закончил Московскую Промышленную академию и Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Доктор исторических наук. Работал доцентом Киевского политехнического института. Им опубликовано ряд книг и брошюр на исторические темы.

Революционный настрой родителей во многом передавался их детям. Сыщикова Антонина (Паленая Антонина Васильевна, 1904 г.р.), живя в Вареновке, активно поддерживала власть, за которую отдал жизнь ее отец. Она была в числе активных комсомольцев того времени. Работала в колхозе, возглавляла молодежное звено. Когда в колхоз прислали нового бухгалтера- Федора Паленого, она нашла в нем близкого по духу и судьбе человека. Отец Федора погиб в годы гражданской войны, защищая советскую власть. Активным комсомольцем стал его сын. Молодые люди поженились. Призванный на действительную службу в армию, Федор Паленый остался в ней после окончания срока службы. Служил сначала в Новочеркасске, затем был командирован в Сибирь. За ним последовала его жена. Там родился их 1-й сын – Виктор. Была еще не одна поездка по стране семьи Паленых. В 1937 году они вернулись в Вареновку. По  рассказам родственников, их семья была дружной и счастливой. Старшей в ней была мама Федора – Варвара Петровна. Росли сыновья. Жизнь складывалась удачно.

Но война стала рубежом в жизни Антонины Васильевны. В 1943 году умерла свекровь, которая давно стала ей родным человеком. С фронта не вернулся любимый муж. После освобождения села, Антонина Васильевна работа в колхозе, возглавляла комсомольско-молодежное звено, которое доставляло зерно из Покровки для сева. Вместе с другими носила на своих плечах мешки с зерном. Позднее была звеньевой в огородной бригаде колхоза.

А когда появились внуки, она оставила работу и посвятила себя детям и внукам. Именно в это время она узнала, что ее муж на войне не погиб, а создал новую семью. От обиды, нанесенной ей близким человеком, она стала замкнутой, и не очень общительной. Это была совсем другая женщина, которая сосредоточилась только на своей семье. Время сгладило пережитое, однако счастье в ее дом не вернулось. Она пережила смерть старшего сына, неустроенную жизнь младшего и его смерть. Судьба подарила ей девяносто лет счастливой и горестной жизни.

Комсомольцы нашего села: Мамченко Виктор, Писаренко Петр, Кондратенко Василий, Беликова Мария, Нестеренко Иван, Мамченко Мария учились в педагогическом училище и работали учителями. А Мамченко Виктор при призыву комсомола становится курсантом Ордженикидзевского военного училища, которое оканчивает в 1941 году.

Офицерское звание вскоре получил и Писаренко Петр. Военным связистом в эти годы стал бывший ученик нашей школы комсомолец Бражников Владимир Дмитриевич, участник Отечественной войны, полковник, преподавал в Академии связи города Москвы.

Без отрыва от производства оканчивает Таганрогский аэроклуб комсомолец Иванов Николай. Дальше – военное училище. Он храбро сражался за Родину, был награжден многими орденами и медалями. В послевоенные годы     Иванов Николай продолжал службу в Аэрофлоте.

Смертью храбрых в боях за Родину на полях Великой Отечественной войны погибли комсомольцы  - выпускники нашей школы: Шкурко Александр - военный летчик; лейтенанты Писаренко Петр, Мамченко Виктор, Бражников Михаил; танкист Кононенко Федор; солдат Бондаренко Алексей и многие другие.

В 1943 году, когда село Вареновка было освобождено от немецко-фашистских захватчиков, комсомольцы Гайдаченко Иван Васильевич, Степаненко Алексей Степанович, Кондратенко Федор    Яковлевич и другие сели в трактора. Им было по семнадцать лет.

На районной комсомольской конференции (1950г.) вареновские комсомольцы

Надя Данилова и Раиса Романенко с работником Райкома комсомола Михаилом Лукиенко.

Работая и днем и ночью, они помогают сельчанам быстрее залечить раны войны. Другие комсомольцы колхоза носят на своих плечах зерно из сел Синявки и Покровского, собирают корм для колхозного скота, участвуют в общественных постройках, работают на полях и фермах. Секретарем комсомольской организации в это время была Бражникова Мария Тимофеевна. Большую помощь комсомольцам оказывали тогда коммунисты: председатель сельского совета Яков Ефимович Клименко и председатель колхоза Гайдаченко Семен Иванович.

         И в последующие года комсомольцы были самыми активными  помощниками партии на селе. В нашем колхозе работало несколько комсомольско-молодежных звеньев в полеводстве, саду и огороде. Во главе их были Головенко Лидия Петровна, Бородавка Ольга Андреевна и другие. Особенно больших успехов в работе добилось звено  Надолинской Ольги Яковлевны, которая за высокие урожаи была награждена Орденом Трудового Красного знамени.

 Комсомольцы – выпускники нашей школы настойчиво штурмовали вершины науки. Радченко Василий Григорьевич успешно оканчивает Ростовский институт сельхозмашиностроения. Работая на заводе «Красный котельщик», он с группой товарищей участвует в создании специальной аппаратуры для нового метода сварки. За это удостаивается звания лауреата Ленинской премии. Долгое время В.Г. Радченко заведовал кафедрой Алтайского государственного университета. На широкую  дорогу науки вышли и другие выпускники нашей школы - комсомольцы 40-50-х годов.

С ЗАКАЛКОЙ КОМСОМОЛА

Думается, что уместно поговорить вот о чем. Среди нынешней политической и деловой элиты  России очень много тех, для  кого комсомол был в свое время профессией, у кого с ним связана не просто молодость, но и часть трудовой биографии. Это бывшие комсомольские работники. Сегодня они депутаты, руководители госучреждений, члены различных политических партий и движений, бизнесмены, банкиры, губернаторы и мэры, чиновники всех мастей. Конечно, у них другая сегодня политическая ориентация.

Именно комсомол дал стране огромное количество подготовленных, что называется,  вышколенных кадров руководителей, которые, не смотря на полную смену общественного строя, пригодились и на производстве, и в системе государственного управления, и в сфере бизнеса.

Но это не единственная и главная заслуга комсомола. С высоты сегодняшних дней очевидно, что эта организация сыграла в истории нашей страны роль, действительно, выдающуюся. На протяжении семи десятилетий она обеспечивала массовое и эффективное участие молодежи во всех государственных проектах: будь то строительство новых городов и промышленных гигантов или освоение Сибири и целины. Без хорошо организованного участия молодежи ни один из этих «проектов» просто не мог бы быть осуществлен так, как задумывался. Комсомол был государственной структурой по управлению молодежью и ее воспитанию в нужном государстве духе. Можно сегодня сколько угодно говорить о «тоталитарном характере» ВЛКСМ, но факт остается фактом: со своей исторической миссией комсомол справился, те задачи, ради которых он и создавался в начале 20-х годов, были им выполнены полностью.

Сама идея комсомола есть продукт той эпохи, когда полагалось раньше думать о Родине, а потом о себе, когда коллективное, общее ставилось выше и важнее личного, частного, когда успех любого общего дела решали дисциплина, чувство долга, самоотдача. Да, это была жесткая система и жесткие правила игры, но в тех исторических условиях только так и можно было мобилизовать огромные массы людей на строительство задачи построения социализма.

С распадом комсомола мы многое потеряли и, прежде всего, это прекрасно отлаженную систему детского и подросткового воспитания. Пионерская организация вообще пострадала ни за что. Все свели почему-то к несчастному Павлику Морозову. Вместе с мальчиком Павликом выплеснули и пионерский океан. Это пионерлагеря, лагеря труда и отдыха, военно-спортивные лагеря, всесоюзные игры «Зарница» и «Орленок», детский футбольный клуб «Кожаный мяч» и хоккейную игру «Золотая шайба». Была масса других спортивных объединений для детей, детские театры и киностудии, многочисленные детские  кружки в школах и Дворцах Пионеров. Все это бесплатно.

А для комсомольцев создавались студенческие строительные бригады, комсомольско-молодежные бригады и звенья. Их смысл был не только в том, что бы молодежь «пахала» на государство. Этим обеспечивалось молодежи свое место в производстве, гарантировались рабочие места, возможность получить профессию,  закрепиться на земле и на заводах, в новых необжитых просторах нашей Родины.

Давайте вспомним, что в обязанности комитетов ВЛКСМ на производстве вменялась, помимо всего прочего забота о создании нормальных условия труда для молодежи, защита их от увольнений, участие в распределении  мест в общежитиях и квартир.

При распаде СССР комсомолу досталось за излишнюю идеализацию в работе с молодежью, и в этих упреках было немало справедливого. Однако видно и главное: комсомол прививал молодым  людям патриотизм, уважение к своей стране, к ее истории, к труду старших поколений, традициям, памяти героев. В этом  была основа национального самосознания. Конечно, комсомол не был идеальной организацией. Но он был нужной и в ту эпоху, правильной организацией. Опыту комсомола будут удивляться и даже не верить (неужели так было?). И самое лучшее из этого опыта обязательно когда-нибудь пригодится России.

Закачивались годы учебы. Мы, пять человек из нашего курса, горевшие желанием принести пользу своей стране, «выбирая трудные пути», послали запрос о вакансиях на учителей в самые дальние точки СССР и получили запрос на наши кандидатуры из Красноярского Крайоно. Как же мы гордились тем, что будем работать в далекой Сибири! Когда мы прибыли на работу в Емельяновский район, находящийся вблизи Красноярска, нас собрали на встречу, организованную Районо и РК ВЛКСМ и повезли в город Дивногорск. Мы были покорены увиденным. Встреча проходила на берегу Енисея в кафе города Дивногорска. Затем нам показали строящуюся Красноярскую ГЭС. Неописуемая красота осенней тайги, величие Енисея и самой ГЭС было незабываемым зрелищем, и никакие неурядицы в дальнейшем не смогли испортить впечатление и пожалеть о выборе.

Попала я в сельскую восьмилетнюю школу, которая находилась в двадцати километрах от Красноярска. Добраться туда можно было только одним путем – по Енисейскому тракту автобусом или попутными машинами. Дальше три километра надо было идти пешком. Село стояло у озера, а вокруг была тайга. Жила на квартире в маленькой избушке, которую надо было топить дровами. Температура в ней, пока я была на работе, понижалась так, что вода в ведре, принесенная от знакомых учителей,  замерзала. 

Помогали друзья и коллеги. Когда посетил меня как молодого специалиста Первый секретарь РК ВЛКСМ Николай Степанов, то он очень удивился тому, в каких условиях я нахожусь, и добился, чтобы мне дали квартиру в доме ранее принадлежащему священнику, который, естественно, был более приличным, чем окружающие дома. В школе, кроме уроков, я бесплатно вела работу пионервожатой, кружки, была секретарем школьной и сельской комсомольских организаций. Позже была избрана членом бюро РК ВЛКСМ. Затем меня перевели завшкольным отделом райкома комсомола. Коллектив РК был мужской. Но мы дружили по настоящему, уважали друг друга. Прекрасные были годы и прекрасные люди были рядом. На работе мы просто горели. Не удавшаяся личная жизнь и рождение сына заставили меня вернуться в родное село. Но полученная комсомольская закалка  помогала мне жить всегда в жизнеутверждающем тонусе, добиваться поставленных целей и быть хозяйкой своих слов.

Нестеренко Николай Иванович (1949 г.р.) окончил Вареновскую восьмилетнюю школу. После окончания Таганрогского авиационного техникума работал на Ростовском вертолетном заводе. Два года служил в Советской Армии. Уволен в звании старшины. Учился в Ростовском Государственном университете на факультете «экономическая кибернетика». По окончании его был направлен на работу по специальности в город Сарапул (Республика Удмуртия). Перешел на работу в качестве инструктора, а затем секретаря горкома ВЛКСМ. Позже переведен на партийную работу в город Ижевск в качестве инструктора. После событий августа 1991 года остался безработным. Занялся журналистской деятельностью, сотрудничая с республиканской газетой «Удмуртская правда». В ней печатались его статьи, в которых он давал свою оценку происходящим в стране событиям. Она, в основном, носила критический характер в отношении гайдаровских реформ и их негативных последствий. Николай Иванович выступал против охаивания всего того, что было в стране  в советский период. Это, однако, не помешало ему получить премию американского миллиардера Сороса в области журналистики. Работал в пресс-центре Госсовета. Был главным редактором газеты «Удмуртская правда». В последние годы сотрудничал с пресс-центром при Государственном Совете Удмуртской республики. Член Совета журналистов Российской Федерации. В настоящее время работает в пресс-центре Госсовета Удмуртской республики.

Ничего, что вески побелели,

Но глаза тем же светом горят.

Никогда, никогда не стареет

Тот, кто в юности сердцем богат

Комсомольцы – великие фантазеры и мечтатели, реалисты и практики, совершенствующие мир своих товарищей и, прежде всего, – самих себя.

Я, от имени тех, кто посвятил себя комсомолу, в год 90-летия со дня его образования с искренней гордостью говорю: «Спасибо тебе, комсомол! Спасибо, за большую и прекрасную науку! За кипучую юность, неподвластную времени. За замечательных товарищей, с которыми ты нас подружил! За имена бессмертных героев, которые ты нам подарил, и которые были нам ориентиром по жизни.

Память хранит дела и жизнь первых комсомольцев советской страны. Многие из них, так и не увидели того, о чем мечтали – ни новых городов и сел, ни новых заводов и электростанций, не узнали того, сколько поистине массового героизма проявили их товарищи в грядущих испытаниях. Им неведомо осталось и то, что они, великие фантазеры и мечтатели, не могли вообразить даже в самых дерзких своих мечтах – то, что первыми дорогу в космос проложат советские люди – воспитанники комсомола.

Но они верили, точно знали, что новая жизнь, за которую, они сражались, будет лучше и ярче той, о которой они мечтали с друзьями в нетопленном доме при свете керосинки.

Мы комсомольцы 60х-70х годов это увидели. И по мере своих возможностей старались быть причастными к происходящему.

В наше время не всех молодых людей принимали в ряды комсомола. Нравственная планка члена комсомола была высокой, не всем она была по плечу. Не все хотели нагружать себя «чужими проблемами». Поэтому не всем довелось быть в числе комсомольцев. Теперь они всячески очерняют эту светлую организацию. Жаль их, а еще больше жаль, что сегодняшняя молодежь по их глумливым рассказам, судит о сути Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Хотелось, чтобы эта глава о комсомоле не ускользнула от вашего внимания.

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

Глава о коллективизации включает в себя непредвзятые рассказы современников того времени. Но сначала надо уяснить главный вопрос: нужна ли она была селу и государству?

Начать хочется со слов Сталина, которые он произнес в 1931 году: «Мы отстали от передовых капиталистических стран на 50-100 лет. Или мы пройдем этот путь за 10 лет или нас сомнут». Это было сказано в плане укрепления обороноспособности страны. Настало время индустриализации. А она была невозможна без коллективизации. Почему? Для стремительного развития  индустрии нужны были миллионы рабочих рук. Но 80% населения жило в деревне. Взять эти руки из единоличного крестьянского хозяйства, значит миллионы крестьян пустить по миру. Выход был в том, чтобы организовать колхозы и дать крестьянам тракторы, машины, а высвободившиеся рабочие руки перевести в промышленность. Именно поэтому в интересах коллективизации первыми стройками создаваемой индустрии были Сталинградский и Минский тракторные заводы.

Деревенские ребята и девчата умели работать только лопатой, использовать носилки и тачку. Днем они работали на строительстве. А вечерами садились за учебу. Для них были открыты вечерние школы рабочей молодежи, техникумы, рабфаки. За короткое время вчерашние крестьяне становились умелыми токарями, сварщиками, бригадирами, а потом и большими руководителями. Приходилось разговаривать с бывшими середняками и единоличниками уже в послевоенные годы. Они рассказывали, что после нескольких лет работы в колхозе, вернуться к единоличной жизни редко кто из колхозников уже согласился бы. Созданные по указке свыше колхозы были предметом горячих споров и обсуждений среди стариков села. По воспоминаниям старожилов, старики колхозы хвалили. Аргументы, по их мнению, в пользу колхоза были такие:

если один-два человека не выйдут на работу в колхоз, то хлеб все равно посеют, а если не посеешь сам – умрешь с голоду;

если в семье много нетрудоспособных едоков, то она жила в нищете, а теперь можно получить поддержку колхоза;

соберешь урожай, надо купить хомут, подковать лошадь и оплатить кузнецу эти и другие услуги. Не у всех был нужный сельхоз инвентарь, его брали в аренду за плату, и потому от выручки за выращенный урожай семье почти ничего не оставалось.

И делали вывод: «В колхозе жить легче!» Хотя тут же говорили, что истинные лодыри (а такие были среди селян) – это обуза для колхоза.

Работа в колхозе была не мед, но ясной стала перспектива лучшей жизни для детей. В подтверждение этих слов приведем рассказ Дзюбы Иван Андреевича о своих родителях, а прежде расскажем о том, как сложилась его собственная судьба.

Он родился 20 марта 1923 года. Учился в Вареновской семилетней школе, которую окончил в 1938 году. Поступил учиться в Таганрогский котлостроительный техникум, который окончил с красным дипломом и получил специальность «техник по производству котлов».

В 1943 году был призван в Красную Армию. Участвовал в боях против гитлеровских захватчиков. Был награжден медалью «За отвагу», орденами «Красной звезды», «Отечественной войны I степени». Был дважды ранен. Демобилизовался в октябре 1945 года. После окончания Великой Отечественной войны И.А. Дзюба был направлен на завод «Красный котельщик», где проработал сорок два года. Он прошел путь от технолога до заместителя генерального директора.

За трудовые заслуги награжден двумя орденами: «Знак почета» и «Заслуженный машиностроитель», является «Почетным пенсионером завода». В 1986 году ушел на заслуженный отдых.

Рассказывает Иван Андреевич Дзюба: «На момент коллективизации мой отец считался середняком. В селах Михайловка и Бессергеновка были организованы две сельскохозяйственные артели, “Полевой” и “Рыболовецкий”. Когда началась коллективизация, отец сдал быков, лошадь и сельскохозяйственный инвентарь в полевую артель.  Взяв рыболовецкие снасти и парусную лодку, он вступил в члены рыболовецкой артели. Такие организации просуществовали недолго: рыболовецкую артель начали объединять с Приморским колхозом, а артель “Полевой” – с вареновским колхозом. Как только артели были расформированы, отец возглавил группу рыбаков, завербовался на рыбные промыслы Дальнего Востока. Этим самым он спасся от преследования как кулака,

а два его брата, оставшиеся в селе, были репрессированы.

Мать осталась с двумя детьми одна. В то время ей найти работу было практически невозможно. Вся надежда была на корову – единственную нашу кормилицу. Но она была в семье недолго: в дом пришли уполномоченный по коллективизации с двумя членами комитета бедноты и потребовали сдать корову. Мама долго сопротивлялась, но под угрозами вынуждена была выполнить требование комитета бедноты. И повели мы с мамой корову в село Вареновку. Сколько времени шли, всю дорогу мама плакала и говорила: “Как мы будем жить без коровы?”»

Семья Харченко Сергея Ивановича была в числе тех, кто в период столыпинской реформы смогли купить землю и создать хуторское хозяйство. В семье было десять человек. Глава семьи погиб в гражданскую войну. Детей поднимала его жена. Их было восемь человек: три дочери и пять сыновей. Жили все на хуторе Вареновка. Начавшаяся коллективизация лишила семью земельного надела. Ставшие взрослыми дети разъехались кто куда: в Ростов, Матвеев-Курган, Таганрог. Средства на проживание в семье у них были. Все дети Сергея Ивановича закончили высшее учебные заведения. Младший сын Николай, 1926 года рождения, стал судьей военного трибунала, жил в Иркутске, потом переехал в Москву. Это еще раз опровергает утверждение, что новая власть преследовала детей раскулаченных. Наоборот, способные молодые люди были востребованы ею.

Семья Харченко Николая Сергеевича

Острым вопросом истории коллективизации является вопрос: зачем Сталин ликвидировал кулаков, самых умных хозяйственников, основных производителей зерна?

С высоты прошедшего времени очевидно то, что хлебом зажиточных крестьян нельзя было обеспечить стремительно развивающуюся индустрию и армию. Нужны были крупные, механизированные хозяйства – колхозы. Но на их пути встали ярыми противниками, как их стали называть «кулаки» и те, кто спекулировал продажей зерна. Причем противниками  колхозов они были не только на словах, но и на деле. Нередки были случаи, когда кулаки жгли колхозные поля пшеницы, травили колхозный скот и другими способами мешали колхозам становиться на ноги. Более того, их руками были убиты сотни колхозных активистов, рабочих-большевиков, которые были посланы помогать крестьянам строить новую жизнь. Так кулаки поставили себя под удар. Они показали, что являются врагами новой власти. Ни одна власть не только советская такого бы не допустила.

Но другое дело, что крестьян насильно загоняли в колхозы и раскулачивали даже середняков. Справедливости ради надо полистать статьи Сталина, которые он писал в те годы, и заглянуть в тексты его выступлений. В период с 1925 года Сталин указывал: «Только добровольно, только без какого-либо нажима не допускать насилия над середняком. Середняк – это наш союзник и работать с ним надо, как с товарищем». Однако нашлось много людей, работавших в советских и партийных органах, которые, как и сейчас стремились бежать паровоза, они угрозами и запугиваниями проводили сплошную коллективизацию. Эта спешка принесла много вреда, прежде всего руководству страны и самим крестьянам.

Середняки были в числе тех, кто пострадал при начавшейся коллективизации. И если смотреть правде в глаза, то этих «справных хозяев» в годы коллективизации объявили «кулаками» и уничтожили. И мы решили в этой книге в воспоминаниях наших старожилов рассказать, как на самом деле проходила коллективизация, как она меняла судьбы людей.

На переулке Урожайном до революции стоял сравнительно небольшой крытый железом дом. Он принадлежал местному торговцу - Головенко Мартыну. Их всех раскулаченных только его вся семья была выслана из села, за то, что он наотрез отказался отдать свое имущество в колхоз.

В семье Мартына Головенко было пять детей. Две его дочери к этому времени уже вышли замуж и жили отдельно. А остальным детям пришлось последовать за своими  родителями на поселение в Сибирь. Свидетелем их отъезда был Полящук Александр Степанович, семья которого жила рядом с Головенко, а сам он дружил с младшими детьми этой семьи.

Александр Степанович вспоминает: «Была глубокая ночь, все спали. Разбудил нас шум машины, подъехавшей к дому. Потом из дома стали  выходить его жильцы, самая младшая Надя громко и надрывно плакала. Это была жуткая картина»

А позже Надежда, вернувшись в родные края, рассказывала о том, что их привезли в глухие места. Поместили семью в наскоро сколоченных бараках и оставили без средств и помощи, как говорится, на выживание. Они познали и голод, и холод, и отчаянья. Многие не выносили выпавшего на их долю и умирали. Рано умер и сам глава семьи.

Надежда в 60-е годы приехала в наши края. Устроившись, она хотела перевезти сюда и свою мать. Но та не дожила до встречи с родиной, заболела и умерла на чужбине.

Суровая судьба родителей не повлияла на судьбу детей и внуков Мартына Головенко. Они выучились, стали хорошими специалистами. Получили бесплатное государственное жилье. В нашем селе оставались жить сестры Варвара и Мария.

Мария Мартынов была женщиной редкой красоты. В ней чувствовались какая-то вальяжность и стать, хотя жила она в условиях, когда ее не холили и особо не жалели. Вышла она замуж за рабочего паренька Федора Карнауха. На протяжении всей своей жизни она была домохозяйкой, воспитывала своих детей. Их было в семье шесть человек: три дочери и три сына. Дети Федора и Марии Карнаух унаследовали красоту родителей, были настоящими красавцами.

Именно к Марии Мартыновне приезжал в 70-е годы ее племянник, сын высланного брата. Приезжал, чтобы посмотреть на родных, на родину своего отца. И Мария Мартыновна, на правах старшей в их семье, сделала все, чтобы племянника встретить достойно.

СЕМЬЯ ОТ ФЕЛЬДФЕБЕЛЯ ДО ГЕРОЯ

Гайдаченко Григорий Захарович родом из коренных вареновцев, которые занимались земледелием. Отслужив ряд лет в царской армии, он получил чин фельдфебеля, занимал должность каптенармуса. Это позволило ему, накопить небольшой капитал и  после выхода в отставку заняться коммерцией. Земельный надел у него был небольшой, он его сдавал в аренду. В период НЭПа Григорий Захарович открыл в своем доме небольшую москательную лавку (как тогда говорили) торговал макаронами, чаем, конфетами и другими товарами вплоть до коллективизации. Он был внимателен к людям, отзывчивым к чужой беде. Нередко отпускал товар в долг тем, кто жил бедно, а таких в Вареновке в двадцатых годах было немало.

Семья Григория Захаровича была дружная, работящая и большая: три сына (Иван, Яков, Борис) и три дочери (Мария, Ксения, Нина).

Наступил 1929 год. В стране началась коллективизация под лозунгом:  «Уничтожим кулачество как класс!» К кулакам отнесли зажиточных крестьян, мелких торговцев. В списки кулаков в Вареновке попал и Гайдаченко Григорий Захарович. В областном архиве сохранился список вареновских крестьян, подлежащих  раскулачиванию. Зимой 1930 года Григорий Захарович и супруга вместе с детьми были выселены из дома, а их имущество  – конфисковано. Пришлось жить по чужим углам.

После Великой Отечественной войны жил Григорий Захарович с семьей в Азове. Сначала в небольшом ветхом доме, а затем в государственной квартире, которую предоставили его внуку Демьяну, сыну дочери Марии. Дочь Григория Захаровича Ксения вышла замуж за участника гражданской войны, бойца Конной Армии Буденного – Петренко Владимира Тимофеевича. У сестры Ксении в самое трудное время жил ее младший брат Борис, он посещал Вареновскую семилетнюю школу. Старшие сыновья – Иван и Яков – работали на разных заводах в Таганроге.

В Великую Отечественную войну все три сына ушли на  фронт, участвовали во многих сражениях, имели боевые награды. В мирное время его дети жили в разных городах: Иван – в Ростове-на-Дону, Яков – в Тбилиси, Борис – в Украине в городе Черкесск. Сохранилась фотография, на которой изображена почти вся семья Григория Захаровича: он с супругой, сыновья Яков и  Борис, дочери Мария, Ксения и Нина, внук Демьян. Один из внуков – сын дочери  Марии – Демьян был кадровым военным, имел воинское звание полковник. Всего у Григория Захаровича было четыре внука и семь внучек, больше десяти правнуков. Одному из внуков, сыну дочери Ксении, Петренко Николаю Владимировичу было присвоено звание Героя  Социалистического Труда за трудовые успехи на Таганрогском заводе «Красный котельщик». В послевоенные годы Григорий Захарович и его дочери Мария и Нина приезжали в родное село. Ходили на пепелище их дома, встречались с бывшими соседями и родственниками.

Прожил Григорий Захарович сто пять лет, супруга его больше ста лет. Односельчане сохранили о них добрую память.

За нежелание вступить в колхоз и критику коллективизации был осужден и участник Гражданской войны Харченко Дмитрий Иванович, который отсидел четыре месяца в тюрьме в ожидании суда. У него конфисковали землю, сельхозинвентарь, зерно. Вместе с другими осужденными привезли на Урал на строительство Магнитогорского металлургического завода. Здесь Дмитрий Иванович пробыл недолго. Режим охраны был не строгим. Воспользовавшись этим, он бежал. Скрывался какое-то время, затем достал себе документы и вернулся в родное село. Некоторое время жил полулегально, но потом все утряслось. Пережил с семьей Великую Отечественную войну. Из-за обострившегося ранения, полученного во время пребывания в Красной Армии на Гражданской войне, его не взяли на войну Великую Отечественную. Постепенно жизнь налаживалась. Подросли его трое детей. Сыновья отслужили в Армии. Старший сын по комсомольской путевке уехал в Красноярск. Второй сын работал на Металлургическом заводе. Дочь вышла замуж в Таганрог, там и жила. Умер Дмитрий Иванович в 1988 году, намного пережив своих братьев и сестер.

Мамченко Евдокия Андреевна: «Родители мои, Ушаковы Андрей и Ефросинья, родом их Харьковской области. В начале прошлого века они решили поехать на “вольные земли” и остановили свой выбор на селе Горячие ключи Семипалатинской области. Село это стояло у реки Иртыш. Места были сказочно красивые и богатые. Здесь семья, приехавшая обустроилась, обзавелась хозяйством. Часто рождались дети, но выжили всего четверо: я с сестрой Матреной и братья, Павел и Василий. У нас было много птицы, корова, четыре лошади. В наших краях началась, коллективизация. Я хорошо помню, как зимой по Иртышу под конвоем милиционеров увозили на санях раскулаченных.

Мой отец, считавшийся середняком, сдал в колхоз своих коней, стал работать в созданной артели конюхом. Но, не смотря на то, что работал добросовестно, постоянно имел неприятности. Так, завистники нашептывали руководству колхоза,  что он, дескать, своих коней кормит хорошо, а колхозных плохо. Над его  головой стали собираться тучи. И родители, распродав все, что у них было, вернулись на родину.

Был 1933 год. Родное село встретило их зарослями травы в рост человека, пустыми домами и горами трупов. В живых из родни никого не осталось. Забрав нас, четырех  детей, родители поехали наугад в поисках жилья и работы. Так попали в  Таганрог. Здесь поселились в бараке, нашли работу. Однако городская жизнь была не по нраву детям. Привыкшие к вольной сельской жизни братья просили отца увезти их в деревню.

Отец пошел по железной дороге и попал в Вареновку в колхоз им. Мичурина. Устроился на работу, взял арбу и перевез в село всю семью. У нас почти не было никаких вещей. С продуктами также была проблема.

Первое время мы жили на квартире у приютившего нас жителя села, фронтовика Мирошниченко Василия Семеновича. Благодаря бескорыстной помощи и поддержке этого человека и его жены, мы пережили очень трудное время.

Отец от природы был прилежным в работе. А уж на новом месте старался работать изо всех сил. И надо отметить, что его старание было замечено. Получал он премии за работу, его посылали, как передовика, в Москву на ВДНХ СССР. Колхоз продал нам дом раскулаченного Ивана Бородавка. Помнится, отец заплатил за дом 180 рублей. Дом был большой, нас радовало то, что в доме была настоящая русская печь. В доме было две спальни и большая комната с паркетными  полами. Когда началась война, появился в селе бывший хозяин дома Бородавка и стал требовать, чтобы ему дом вернули. Но тут началась эвакуация. Спор о доме решила война: вернувшись из эвакуации, мы увидели только развалины. Снаряды сравняли дом с землей. Мы начали строить себе новое жилье. Родители уже умерли и нам помогали муж и сваты моей сестры. В блиндажах и окопах искали металл, стройматериалы. Дом этот  стоит и сейчас и на улице Первомайской».

СУДЬБА АНТОНОВА СТЕПАНА ИВАНОВИЧА

До коллективизации он жил зажиточно. Имел добротный, крытый железом просторный дом. В нем располагалась небольшая лавка, в которой он торговал продовольственными и промышленными товарами.

Начиналась коллективизация, а с ней и раскулачивание зажиточных крестьян и мелких торговцев. Но в списки раскулаченных Степан Иванович не попал. Объяснить это можно было тем, что все его дети (Серафим, Николай, Вера, Люба, Варя и  Соня) были   комсомольцами и принимали активное участие в общественной жизни села, были членами в художественной самодеятельности в сельском клубе.

Когда в Вареновке организовался  колхоз «Путь Ленина», Степан Иванович в него вступил в числе первых и был назначен секретарем правления. Его жена, Мария Прокофьевна, была избрана членом правления. Она выполняла обязанности женорганизатора. Дети их, Серафим и Николай Антоновы были постарше и вступили в партию. Сохранилась фотография членов бюро комсомольской организации села Вареновка. Среди них и Антонов Николай. После войны он работал в партийных и хозяйственных организациях Таганрога. Оба сына Степана Ивановича сражались на фронтах Великой Отечественной войны, имели боевые награды.

Дочь Варя работала трактористкой в колхозе «Путь Ленина». Простудившись, она заболела туберкулезом и умерла. Дочь Люба трагически погибла, попав под паровоз.

Соня, младшая из дочерей, была необыкновенно красива. В селе ее звали «парижская красавица». В военные годы о ней ходила молва, что она «водится с немецкими офицерами». Как выяснилось позже, Соня в период оккупации в Таганроге была у немцев переводчицей. После освобождения города её арестовали, но вскоре выпустили. Оказалось, что она была связана с таганрогскими подпольщиками, помогала многим избавиться от угона в Германию, от отправки на рытье окопов под Вареновкой и т.д.

Серафим, получив  тяжелое ранение на фронте, работал на различных хозяйственных должностях в Азовском районе. Затем переехал в город Севастополь, где и умер.

В селе остались потомки Антоновых, в их числе – Лысенко Юрий Алексеевич, мать которого была дочерью Антонова Степана Ивановича, добровольно отказавшегося от своего имущества в период коллективизации и передавшего его в колхоз.

Из воспоминаний Гайченко Елены Степановны (1915 г.р.): «Родители мои, Степан Степанович и Мавра Гавриловна Романенко, были зажиточными крестьянами. Они владели землей в селе и на хуторе Вареновка. Там все лето работала почти вся их семья. Мои родители потом отделились и построили свой дом на улице Садовой».

Но наступила коллективизация. У них отняли дом, лошадей, и коров. Семья из восьми человек жила на квартире у Гайченко. Елена Романенко вышла замуж в 1935 году за их сына Ивана Петровича Гайченко (1911 г.р.). Она сразу понравилась свекрови своей хозяйственной хваткой, ловкостью. Все у нее спорилось в руках.

В 1936 году родилась у них дочь. Муж работал на кожевенном заводе в Таганроге. Жили дружно и счастливо. Иван был, как говорила она, золотой, но пожить вместе долго не удалось. Мужа забрала война.

Приятным воспоминанием было, как вся семья ждала мужа в день получки. Приходил он зачастую со второй смены, ночью. Но никто не ложился спать – все его ждали. А он приносил любимое всеми лакомство – ореховую халву. Приносил целый килограмм! И для всех это был настоящий праздник!

Нестеренко Иван Степанович (1913 г.р.): «Насильственная коллективизация крестьянских хозяйств, начавшаяся зимой 1930 года, была болезненной для деревни. Колхозы приживались трудно. Неурожайный 1932 год привел к гибели крестьян. Хлеб в деревнях стали насильственно отбирать. Крестьяне зерно прятали.

Государство объявило тех людей, которые не отдавали хлеб, “саботажниками”. Их выявляли особые комиссии, они ходили по дворам, забирали хлеб, а тех, кто прятал его, наказывали.

Мне пришлось видеть, как отбирали хлеб в нашем селе. У нас в доме сохранилось ведро кукурузы. Примерно столько же фасоли. Мать велела на дно двух железных банок насыпать кукурузу, сверху присыпать ее фасолью. Пришли к нам комсомольцы полезли на чердак, за ними полез и я. Один из комсомольцев спросил: “Что в банках?” Я сказал: “Фасоль”. Он рукой полез в банку, взял фасоль рукой, помешал ее в банке. И сказал товарищам, что на чердаке хлеба нет. Они покинули дом».

В период раскулачивания и коллективизации, как главный активист ВКБ, изучил Кучеренко Поликарп Анисимович (1888­-1960). Родился в селе Вареновка. До революции имел подсобное хозяйство, кроме огорода было еще две десятины земли. В Вареновке находилась  ветряная мельница, занимались зерновыми. При этом молотили сначала катками и терками, а потом вскладчину купили молотилку. Поликарп Анисимович выращивал виноград, ловил рыбу. В годы гражданской войны в 1918-1919 гг. служил в Красной Армии. Когда пришли белые Поликарп попал  к ним в плен и чуть не был повешен, да спас атаман, знавший его хорошо.

трактор «Фарзон», на котором распахивал межи кулаков, за что и получил пулю в затылок, но чудом остался жив. Затем работал бригадиром тракторной бригады, а в последние годы жизни ухаживал за лошадьми, которых любил с детства.

Кучеренко Анна Михайловна (1882 года рождения) родила двух дочерей и четырех сыновей, которые очень любили ее, старались помогать и поддерживать во всем. Анна Михайловна была домохозяйка, но когда необходимо было отрабатывать трудодни, то работала там, куда пошлют по сезону. А посылали на поле, на огород и в сады.

Государству отдавали по норме молоко, яйца, шерсть, шкуру свиньи или теленка если забивали. Вот что рассказывает: «Была у нас корова Майка, которая давала тридцать пять литров молока в день с высоким процентом жирности. Колхоз направил Анну Михайловну и Майку на выставку  достижений народного хозяйства, как колхозных представителей. С выставки Анна Михайловна вернулась без коровы. Колхоз затем дал другую корову».

14 октября 1941 года  эвакуировались на Кубань, обратно в Вареновку  вернулись только в 1947 году.

Кондакова Клавдия Егоровна (в девичестве Терещенко) вспоминает: «В шестилетнем возрасте родители мои начали привлекать меня к полевым работам. Когда перевозили урожай, они сажали меня на арбу с просом и кукурузой и давали мне в руки вожжи. Умница-лошадь сама везла меня домой, а дорога была неблизкой не менее семи-восьми километров. И всегда лошадка привозила меня к дому, а здесь меня встречал дедушка. Когда началась коллективизация дедушка сдал в колхоз арбу, телегу и одну лошадь. А отец ушел работать на Таганрогский металлургический завод. Здесь на детей выдавали по 33 грамма хлеба. Отец брал меня с собой. Получит по карточке хлеб, себе отрежет кусок, а остальное завязывал в узелок и клал его в сумку. Папа брал меня за руку и выводил к морю. Здесь, на берегу, он вешал сумку мне на плечи, и я шла домой. А папа стоял и смотрел, пока я не дойду до Михайловки, тогда он шел на завод.

В 1934 году я пошла учиться в школу. Помогала семье вести хозяйство. По выходным дням ездила в Таганрог за хлебом. Отец не работал: заболел воспалением легких. Работала в семье только одна мать, в колхозе. Летом я тоже работала в колхозном саду: гоняла скворцов, рвала черешню, полола сад, копала ямы. Вот так тяжело проходило мое детство в то время, когда началась и продолжалась коллективизация».

Из воспоминаний Шкурко Марии Гавриловны (в девичестве Старунова): «

В колхоз родители мои, Старуновы Варвара и Гавриил, пошли сразу, после объявления коллективизации. Семья состояла из пяти человек. В хозяйстве имелись лошадь, корова и немногочисленный сельхозинвентарь. Когда в селе Михайловка была создана коммуна, отец начистил до блеска красивую сбрую, надел ее на коня, впряг его в “линейку” и поехал в коммуну. А нам, детям, так жаль было эту красивую сбрую. Позднее в колхоз отвели оставшуюся корову и лошадь и сдали последний сельхозинвентарь.

Рано начали трудиться в колхозе и мы, дети. В 1934-1935 гг. был посажен в колхозе новый фруктовый сад. Старый сад остался для выращивания рассады. Нас, человек десять детей из школы, водили помогать работавшим в саду женщинам сажать бахчу. Они делали лунки между посаженными молодыми деревцами, а мы бросали в них семена, выливали туда по кружке воды и закрывали лунки. Воду подвозили на быках и коровах, в больших бочках.

В огородной бригаде готовили обед, которым кормили работающих, а вместе с ними кормили и нас, детей. Во дворе огородной бригады стояли огромные чугунные котлы, в которых варили пшенный суп. Большими половниками разливали его по чашкам.

Огородные бригады выращивали различные овощи. Весь урожай свозили в большой сарай, перебирали и хранили в подвалах. Фруктовая база была на старом “Сергеевом” подворье. Садоводом колхоза в то время работал Мамченко Кузьма Иванович, а огородником – Сагунов Михаил Григорьевич. Помнится, как Кузьма Иванович говорил нам: “Не ешьте девчата целые черешни, ешьте клеванные, они слаще”.

В 1936 году я покинула школу. А в 1937 году пошла в колхоз в садово-огородную бригаду, где проработала два года. В 1939 году мне исполнилось шестнадцать лет, и я ушла на ферму помогать сестрам доить коров. Мне и моим подругам, тоже пришедшим на ферму дали по двенадцать нетелей - молодых коров. Работали мы дружно, с настроением. План выполняли. В 1940 году меня за хорошую работу колхоз премировал – дали мне красивую шерстяную шаль. Хотелось бы отметить, что работа у меня была нелегкой. Да и сейчас работа в животноводстве остается самой тяжелой из всех сельхозработ. Судите сами, в большом сарае содержалось более ста коров. Рядом был “отелочник”. Работало в нем четыре человека. Там была печка, которую топили дровами. Помещение белили, и тут же хранился фураж. Всегда был идеальный порядок. Навоз и перегной вывозили на поля на подводах, грузили его сами доярки вручную. Корм для скота подвозили к сараю на подводах. А в сарай его доярки таскали сапетками - такими большими корзинами. Поили животных тоже вручную. Во дворе фермы был колодец. Из него таскали ведрами воду, наполняли деревянные корыта, из которых пили животные. Летом было полегче: коров и телят на водопой гоняли на речку. И, конечно же, доили всех коров тоже руками.

Но мы были молодыми и тяжелый труд не лишал нас радости жизни. Мы были дружны и веселы. Вот этим мы были только и богаты.

Ни для кого не секрет что раскулачивание происходил повсеместно по решению на местах. Люди, жившие в каждом населенном пункте, сами решали, кого причислить кК кулакам и какую меру наказания избрать при их раскулачивании, поэтому были случаи, когда люди страдали незаслуженно. Только по злой воле недоброжелательных непорядочных односельчан.

Шевченко Николай Алексеевич (1927 г.р.) родом из зажиточной семьи, в хозяйстве его родителей, кроме живности, были лошади, имелись плуг и сеялка для сельхозработ. Имелся выезд – линейка, в которую впрягали статного рысака.

         Когда началась коллективизация, решение о вступлении в колхоз принималось на сходе.  Колхоз был создан отец Николая и все его дети пошли туда работать. Вскоре состоялся сход по раскулачиванию. И вот на сходе сосед Шевченко Григорий Писаренко предложил эту семью раскулачить, перечислив все, что было в его хозяйстве. Однако тут встал бригадир Мажуга Иван Маркович и стал увещевать зарвавшегося односельчанина: «Как можно это делать, ведь человек работает в колхозе добросовестно, и вся семья его в колхозе. Это же прямое нарушение “Указа  о коллективизации”». После его выступления семью оставили в покое. А ведь могло быть иначе. Не вдаваясь в подробности, селяне могли просто поднятием руки человека наказать ни за что.

Очевидно, как и было в других местах, где не находились смелых объективных людей при принятии решений.  Примером является случай описанный ниже.

Вспоминает Кувардина Антонина Васильевна: «Родных своих не знаю. Меня удочерила далеко не бедная семья Кувардиных. Хорошо помню, как меня привезли домой по большому снегу на санях, запряженных красивой белой лошадью. Занесли меня в комнату и поставили на пол. “Это мама, – сказал отец, указав на женщину, сидящую рядом с девочкой, – а я ‒ тятя!” Так состоялось мое знакомство с новой семьей. Меня полюбили, приняли как родную.

В годы коллективизации отец сдал добровольно все свое добро в колхоз. Ломал вместе с другими односельчанами церковь: принял новую жизнь. Помню, как он обучал грамоте неграмотных женщин, помогал сиротам. В колхозе его назначили завхозом.

В 1936 году я пошла в школу. А в 1937 году отца арестовали, как бывшего кулака по доносу соседа, который тоже был раскулачен и затаил злобу на отца, человека, уважаемого в колхозе.

Однажды, когда отец уехал в город, чтобы купить вещи для сирот, в дом к нам пришел сторож и заявил, что он отказывается от работы. Когда отец вернулся, то мама ему об этом сказала. Отец взял ружье и пошел охранять сарай с зерном. Он вспоминал, что в полночь  он увидел, что к амбару подъехали две подводы, отец стал стрелять. Подводы повернули назад.

Как потом выяснилось, сосед Ефим, зная, что сторож не пришел на дежурство, приехал к сараю, чтобы взять зерно. Обозлившись на отца, сосед написал донос, якобы отец убрал сторожа, чтобы украсть колхозное зерно. И ему поверили. Отца арестовали, осудили и сослали в Архангельск.

В 1938 году умерла мать. Перед войной отец был освобожден из заключения. Он добровольно ушел на фронт. Я опять стала сиротой. Колхоз меня взял на свое обеспечение, кормил, одевал. А когда к нам подходили немцы, председатель колхоза определил меня к одной женщине. Он привез ей шесть мешков зерна и попросил присмотреть за мной.

После освобождения села от немцев я пошла  на работу в колхоз. Потом меня послали учиться в  Таганрог в ФЗУ №10. Учеба длилась шесть месяцев. И после этого  меня направили на работу на 31 завод. Мы трудились в три смены. Помню 1 мая 1945 года дали мне премию: красивое платье с вышивкой и 200 рублей. А в августе этого же года я ухала на уборку овощей в свой колхоз. В ноябре 1945 года меня разыскала моя сестра Зоя, забрала  меня к себе в село Кирсанова. Мы с ней работали в тракторном отряде: подвозили горючее, были прицепщиками.

В 1948 году нас разыскала старшая сестра, которая в годы войны была угнана в Германию. Вернувшись, она вышла замуж и забрала меня к себе. Ее муж делал модельную обувь, обучил этой специальности и меня.

А через семь лет нас всех нашел старший брат, живший на Украине. Он был военным, и я переехала жить к нему. Пошла работать в  ателье по изготовлению обуви. Посещала Дом Офицеров, участвовала в художественной самодеятельности. Там познакомилась со своим будущим мужем».

 Белокудренко Зоя Васильевна (1927 г.р.) родилась в бедной крестьянской семье. Родители батрачили у пана, жили на хуторах. В семье было пятеро детей. В этой же семье воспитывался сын брата отца, которого взяли на воспитание после того, как умерли его родители. В семье умершего брата осталось двенадцать детей. Их и пытались пристроить на воспитание в другие семьи.

Зимы в те годы стояли суровые, снежные, с вьюгами и морозами. Они были бедствием для бедняков, не имевших теплой одежды. Перед Новым годом отец пришел с «обозом» поехать в город за сахаром, спичками и т.д. Обоз ‒ это три-четыре подводы запряженных лошадьми. На обратном с отца пути ветром сорвало шапку. Он слез с подводы, чтобы ее поднять. Были сильные морозы. Пока искал ее, потерял обоз. Он побрел в другую сторону, не видя пути, и пришел в чужую деревню. Сильно обморозился. Около месяца он болел. У него началась гангрена, и отец Зои умер.

В 1930 году, когда Зое исполнилось  три года, при родах умерла мама. Женщина ждала ребенка, но работала до последнего дня. Она родила двойню. Но вскоре умерли и новорожденные.

Остались дети со своим дядей, которому было около двадцати лет. Он определил трех старших детей в детский дом в Таганроге, а младшую Антонину отдал на усыновление в другую деревню. Тоня в этой семье жила недолго. Ее приемного отца расстреляли в 1937 г, а приемная мать умерла.

Зою дядя оставил в своей семье. Он женился. Но семья жила в страшной бедноте. Пришлось детей отдать в приют. Однажды пришла воспитательница и сказала девочкам: «Собирайтесь, поедем в вашу деревню!»

Дядю оформили опекуном над Зоей. Колхоз обеспечивал ее продуктами и одеждой. Ежемесячно  ей выдавали на питание один пуд муки, пятнадцать литров молока, овощи и другие продукта. Она была одета и обута за счет колхоза. Живя у дяди, Зоя пошла учиться в школу, закончила пять классов. А дальше началась война…

ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА ГОЛОДА

В первой половине XX века Советская Россия пережила два страшных голода. Сегодня это явление преподносится как порождение советской власти.

Но нужно вспомнить о том, что в России только с 1872 по 1913 гг. было двенадцать голодных лет (1872г. -1873гг., 1891-92гг., 1901, 1905-1908гг, 1911-1912гг.) люди гибли миллионами. Об этом надо знать.

Первый голод новой советской России разразился после окончания  Гражданской войны. В 1921-22 годах была страшная засуха. Страна еще не оправилась от войны. Спасая население от смерти, правительство продавало за границу музейные и церковные ценности, покупало зерно.

Что мог тогдашний крестьянин, безграмотный, вся сила которого заключалась в собственных руках, да лошади, работающий на небольших полосках земли, которую он пахал сохой, сеял из лукошка, жал серпом и молотил цепом, противопоставить стихии – суровым зимам, летним, засухам, осенним ненастьям? Бесчисленные межи служили постоянными рассадниками сорняков, болезней, и вредителей. Пытаясь найти выход и облегчить работу крестьян на земле на ХV съезде было принято решение начать коллективизацию. Однако это решение встретило далеко не единодушное одобрение людей, живших на селе, а некоторая часть его стала ее открытым противником.

Через десятилетия снова заговорили о голоде. Он в 1932 и 1933 годах, кроме засухи, имел и другие причины. Одну из них хочется напомнить. Крестьяне не желали сдавать скот в колхозы, которые к тому времени были организованы. Его резали, особенно быков. На Украине, на Дону и Кубани земли тяжелые, их пахали в то время быками. В 1932-33 годах земли оказались не вспаханными и незасеянными. Это усугубило положение.

Голод в 30-х годах был не только в России. Пресса того времени свидетельствует о том, что голод был в южной части Северного полушария Земного шара на протяжении 1928-1936гг. Писалось о голоде в Румынии, Венгрии, Испании, Германии, Англии.

Приведем примеры из прессы:

Берлинская газета «Дольче Альгемайне Цейтунг»: «Трехлетний экономический кризис в стране и кабальное положение крестьянства привели к разорению и развалу польское земледелие, и без того маломощное и отсталое. Недоимки по сельскому хозяйству дошли уже до 1 млрд. злотых (1 злотый – 22 коп.). Живущее под угрозой банкротства государство безжалостно выколачивает эти недоимки из нищего крестьянства. Особенно свирепые поборы обрушиваются на украинцев и белорусов. Приезд судебного исполнителя повергает деревню в панику. Он появляется в сопровождении стражников и маклаков, описывает все мало-мальски ценное, описанное тут же продается за бесценок».

Польская газета «Новый час»: «На Гуцульщине число голодающих хозяйств в 1932 году достигло 88,6%. Собственность польских помещиков в эти годы достигла 37% в Станиславском воеводстве, 49% - на Полесье. На помещичьих землях даже в неурожайные годы крестьяне работали за 16-й или 18-й сноп. В марте голодовало полностью около 40 сел Косивского, 12 сел Наддвирнянского и 10- Коломийского уездов. Люди повально пухнут с голоду и умирают на ходу. Вместе с голодом быстро распространились брюшной тиф и туберкулез».

По сообщениям польских газет, в апреле 1933 года только в Лодзи бастовало 60 тысяч голодных рабочих. Кулаков ненавидели крестьяне не только в Украине, а и в Польше. Левая газета «Сила» сообщает: «В Здунской Воле (под Варшавой) крестьянин привез на ярмарку продавать 18-летнего сына, чтобы на вырученные деньги спасти от голодной смерти остальных членов семьи. Просил за него всего 50 злотых. Нашелся кулак, согласившийся купить парня, но под натиском разъяренных крестьян он вынужден был удрать из ярмарки».

Голод в России особенно был свирепым. Пережили голодные годы и жители нашего села.

Из воспоминаний Ивана Степановича Нестеренко: «Помню о себе с 1922 года. В памяти у меня хранится такой случай. Был солнечный весенний день. Я и бабушка Параска стоим во дворе. Растет картофель. Я хожу за бабушкой и канючу: "Бабушка, накопай картошки, я кушать хочу!" Надо иметь ввиду, что 1921 год был неурожайным. Царил жестокий голод. Я, видимо, тоже был голодным, потому так настойчиво просил бабушку меня чем-нибудь накормить. А бабушка меня уговаривала: "Под кустами нет картошки, она только взошла!".

Второй  голод я испытал  в моей жизни в 1933 году. В нашем доме кушать было нечего. Остались в бочке помидоры. Помню, в марте я их съел, утром пошел к тете, надеясь, что меня покормят. По пути встретил одного мужчину. Он пристально посмотрел на меня и сказал: "Мальчик, да ты опух от голода!" В доме тети я посмотрел в зеркало и в нем увидел себя с розовым, пухлым лицом. Покушать у тети я не сумел, ее не было, а ее дочь Люба (тетя куда-то уехала) мне ничего не дала покушать. Видимо, и она голодала.

Я вышел из дома. Мне так было обидно, что всю обратную дорогу прошел в слезах. Я бы наверное умер от голода, но нашелся добрый, сердечный человек ‒ мой первый учитель Алексеевич. Он заведовал школой и организовал при школе столовую для детей. Здесь работала моя мама. Он сказал ей: "Яковлевна, пусть твой сын ходит в школьную столовую и питается вместе со школьниками". Что я ежедневно и делал. Это спасло меня от голодной смерти. А в конце марта 1934 года меня приняли рассыльным в колхозную контору, через некоторое время перевели помощником кладовщика. Здесь всегда можно было поесть хлеба и взять немного домой кукурузной муки».

Терещенко Клавдия Егоровна вспоминает: «Хорошо мне запомнился 1932 год. Шла я с хлебом, который получил отец. В селе Михайловке была полеводческая бригада и у моря стояла водокачка. По берегу моря я доходила до водокачки, затем шла в деревню, и по железной дороге домой. Дошла однажды до железнодорожной будки, а там стоит путевой обходчик по фамилии Трилис. А через железную дорогу косяком идут мыши, множество мышей. Он и говорит: "Не к добру это!" И действительно, следующий год был 1933 - голодный. Мне уже было восемь лет. Дедушка зарезал лошадь, которую оставил себе. Ели конину, спасаясь от голода. Немножко дали соседу, Шкурко Ивану Савельевичу. У него пухли от голода дети. Мы спасли их».

Полящук Александр Степанович: «В 1933 году мне было уже одиннадцать лет. Дома есть было совсем нечего. Как-то приехал к нам родственник, живший на станции Марцево в г.Таганроге, и завел с родителями разговор, о том, что делать, чтобы выжить. Говорил, что есть возможность устроиться в Дубках на работу в отдел "Земтранстреста". Разговор этот мне почему-то запомнился.

Через некоторое время родители приняли жестокое решение - уехать из села. А меня решили бросить дома с малоумной дочерью моей мачехи. Так они решили сами спастись от голода. Ушли, не сказав куда, взяв с собой только младшую сестру.

Лежу я голодный в доме на кровати, а на русской печке лежит сводная сестра. Несколько дней еще кое-что из овощей можно было положить в рот, но скоро и этого не стало. Лежу день, другой, третий: ни еды, ни воды. Находился  в каком-то забытьи, изредка окликая сестру и снова погружаясь в сон.

Так в один из дней я позвал Машу, а она не отвечает. Я слез с кровати, встал на припечку, взял ее за ноги – они были холодные, я решил, что она умерла. Я пошел искать родителей, чтобы сообщить им о смерти сестры. День был зимний. Погода морозная, ветреная, нашел сапоги, кое-какую одежду и побрел в город. Пройдя мельницу, повернул к железной дороге. Шел по железнодорожному полотну. Поездов не было. Кое-как дошел до старого железнодорожного тоннеля, постоял, определил местонахождение станции Марцево, добрался до Дубков. Здесь были владения «Земтранстреста». Наступил уже вечер, когда я подошел к какому-то сараю. Мне навстречу вышел мужчина. Я спросил его, знает ли он моего отца. Он ответил, что не знает, и посоветовал мне пройти к другому сараю, где, он это точно знает, работает вареновский сторож. Еле держась от усталости на ногах, я побрел туда. Зашел в сарай и увидел знакомого - дядю Васю Гречинского. Тот меня спросил: "Ты чей?", а я ему: "Где мой тятя?". Он меня узнал и говорит: "Тут, недалеко. Но уже ночь, я тебя к нему завтра отведу". Налил он мне тарелку горячего супа, я ее сразу же проглотил, и уснул мертвым сном. Утром повел он меня в дом, где жили вареновцы, работавшие в этом хозяйстве. Отца не было, а мачеха, увидев меня, была очень недовольна. Они жили в одной комнате. Тут же была прикована к стене цепями на болтах корова, которую они забрали с собой, уходя из дома. Приковали корову потому, что ее могли украсть. Отец ходил рыбачить и две-три рыбины всегда приносил домой за пазухой. Моему появлению никто не обрадовался. Я им сказал: "Маша умерла".

На другой день родители оставили меня с младшей сестрой, а сами поехали в Вареновку хоронить Машу. Сделали гроб, пришли в дом, сняли Машу с печки, а она оказалась живая. Даже легла в гроб, примерила его. Родители не забрали девочку. Два года она жила одна и умерла».

Из воспоминаний Марии Гавриловны Старуновой: «Голодный 1933 год, будучи подростком, пережила благодаря тому, что моя мать работала дояркой на ферме колхоза. И там давали по кружке молока. Это было по тому времени дорогим подарком. Но голод унес жизнь ее отца. Весной 1933 года он работал на севе зерна. Посевное зерно было протравлено. Но отец был очень голодным и наелся этого зерна. Он сильно отравился и умер. Мария Гавриловна помнит, что в селе в том году на улицах и во дворах не было ни кошек, ни собак – их съели голодные люди. Помниться и то, что умирало очень много людей и часто в одной могиле хоронили несколько человек. Обессиленные люди с большим трудом копали неглубокие ямы. У некоторых просто некому было это делать.

Наймилова Анна Ильинична (в девичестве Мамченко), вспоминая этот год, рассказывала, что она работала в колхозе с тринадцати лет. В 1933 году была в числе доярок. Заведующий фермой Мажуго Иван Маркович, следивший за откормом бычков, стал замечать, что они стали истощенными. Удивлялся, что могло с ними случиться. А причина была в том, что при закладке отрубей в кормушки, женщины сами их ели и по чуточке откладывали в карманы, чтобы принести домой. Кто-то из женщин попался за этим занятием бригадиру, и он стал корм закрывать на замок. Многих жителей села в те годы спасла от голодной смерти рыба, которую ловили они в речке и в море.

Копылова Евдокия жила в 30-х годах в Курлацком, а Вареный Алексей – уроженец с.Вареновки. Молодые люди познакомились на работе в доме отдыха «Морской». Туда они по счастью устроились, чтобы пережить голодное время. На работу ходили пешком. Евдокия рассказывала, что использовали любую возможность, чтобы хоть что-нибудь принести домой. Где увидели кусочек хлеба валяется – подбирали, баки в которых была сметана тщательно выскребали. Находили другие остатки еды отдыхающих. А однажды шла Евдокия домой и увидела у дороги лежит бугорочек, оказалось это кукуруза. Обрадовавшись, она сняла платок, туда положила собранное и шла радостная домой, мечтая, какое богатство она несет домочадцам. Но кукуруза была протравленной для посева, съев ее, все отравились, правда, обошлось без смертельных исходов.

Алексей решил показать своей невесте свой дом. Молодые люди пошли в Вареновку. Дом стоял без крыши – кровлю растащили сельчане на топку. Алексей очень сильно огорчился, так как уже сказал своей невесте, что у него есть немного денег, и они спрятаны под крышей. Но крыши не оказалось. И вдруг Алексей увидел на земле тряпичный узелок и радость его захлестнула. Он узнал узелок – там были деньги. Считал, что это был промысел божий. Вскоре молодые поженились. Свекровь дала им ведро картошки, наказав, посадить ее. Картофель посадили. И через некоторое время выпал большой снег. Евдокия вспоминала, как они переживали с мужем, считая, что мороз повредит картофель. И жалели, что его не съели. Но снег растаял, а урожай картошки был небывалый и радость была огромная. Появилась еда.

КОЛХОЗ ОТ РОЖДЕНИЯ ДО НАШИХ ДНЕЙ

Большая часть крестьянства была беднотой и в колхозы пошла сознательно. А уже через несколько лет колхозы смогли показать, что крестьянам легче вырваться из вечной нужды коллективом.

В 1937 году законом земля была закреплена за колхозами навечно. Это было близко крестьянам, так как на Руси земля была во владении общины, а община – наполовину колхоз.

До 1929 года в селе Вареновка было раздробленное сельское хозяйство, крестьяне работали на своем земельном участке в основном в одиночку. В таких условиях невозможно было на своих полях использовать сельскохозяйственную технику, повысить урожайность зерновых и других культур. Большинство таких крестьян постоянно были в кабале у кулаков. Уже в 20-х годах жители нашего села: Гайдаченко Василий Константинович, Надолинский Григорий Иванович, Мамченко Иван Иванович, Надолинский Петр Иванович, Ермоленко Николай Иванович, Кучеренко Поликарп Анисимович, Романенко Иван Гаврилович, Финенко Василий Федорович, Петренко Владимир Тимофеевич – объединились в артель "Заря". В коллективном труде они видели улучшение своей жизни. А в конце 1929 года по решению партии большевиков началась в стране массовая коллективизация. Жители нашего села тоже приступили к созданию колхоза. Кто-то был против коллективизации, кто-то относился к ней с недоверием. Но основная часть селян, в основном бедняки, в колхоз шли добровольно. Уже зимой 1929 года в селе Вареновка был создан колхоз "Путь Ленина". В числе первых в колхоз вступили: Поликарп Анисимович Кучеренко, Иван Иванович Мамченко, Александр Фомич Мамченко, Василий Семенович Минтян, Илларион Алексеевич Мостовенко, Николай Ануфриевич Гайдаченко, Петр Семенович Терещенко, Федор Алексеевич Мамченко, Яков Григорьевич Надолинский, Яков Ефимович Кондратенко, Андрей Митрофанович Швец, Лукьян Павлович Кононенко, Василий Иович Нестеренко, Матрена Дмитриевна Погорелова, Устинья Яковлевна Нестеренко, Агафья Николаевна Шкурко, Владимир Погорелов и Иван Назарович, Варфоломей Иванович Мамченко, Иван Петрович Мамченко, Тихон Николаевич Минтян, Владимир Тимофеевич Петренко, Лука Петрович Кириченко, Михаил Никифорович Железный, Дмитрий Николаевич Новобранов, Петр Егорович Гайдаченко, Василий Мартынович Петренко, Лука Петрович Кириченко, Михаил Никифорович Железный, Дмитрий Николаевич Новобранов, Василий Мартынович Петренко, Илья Спиридонович Чайка, Иван Моисеевич Поляков, Константин Моисеевич Поляков, Степан Селиверстович Полящук, Николай Федорович Писаренко, Кузьма Игнатьевич Мамченко, Семен Ананьевич Романенко и другие.

В колхоз не принимались кулаки, их раскулачивали и высылали из села, так как они мешали крестьянам строить жизнь по-новому. Среди раскулаченных были Харченко Сергей Акимович, Ефрем Сергеевич Жадченко, Степан Степанович Харченко, Иван Степанович Надолинский, Дмитрий Дмитриевич Подопригора и другие.

Колхозники избрали себе руководителей: первым председателем колхоза был Мамченко Иван Петрович, заведующим первой молочно-товарной фермой колхоза – Мажуга Иван Маркович; огородником стал Шкурко Иван Прокофьевич, садовником – Мамченко Кузьма Иванович, завхозом был назначен Нестеренко Василий Иович, председателем ревизионной комиссии был избран Шкурко Петр Дмитриевич.

В начале коллективизации возникли большие трудности. Не умели бывшие единоличники хорошо вести крупное хозяйство. Тогда из города Таганрога на помощь им были присланы рабочие, так называемые двадцатипятитысячники. Дворцевой стал председателем колхоза, заместителем его был А. Щербатенко, секретарем партийной организации был избран Маховитский. Но эти, вроде бы, по натуре энергичные люди не имели опыта работы на земле и не могли добиться подъема сельскохозяйственного производства. И хотя они старались, как этого требовала от них партия большевиков, пославшая их на село, но время требовало грамотных хозяев земли. И успехов колхоз "Путь Ленина" добился, когда его возглавил Мамченко Александр Фомич. Он трудился полеводом, очень любил землю.

Из автобиографии Александра Фомича Мамченко:

«В с. Вареновка организовалась сельская артель “Показатель”. Я со своей семьей вступил в данную артель и работал в ней до 1929 года. Осенью 1929 года началась коллективизация. Наша артель влилась в единый колхоз, который был назван “Путь Ленина”. В нем я работал полеводом, колхозники избрали меня членом правления данного хозяйства. В 1930 году меня послали на трехмесячные курсы полеводов, эти курсы были организованы колхозсоюзом в г.Таганроге. Я их окончил успешно и работал полеводом до февраля 1934 года. В 1932 году вступил в кандидаты ВКП(б). по рекомендации Неклиновского РККПСС и Политотдела меня члены колхоза избирают своим председателем. В этой должности работал до 1941 года. Членами правления колхоза в то время были Нестеренко В.И., Антонова М.П., Погорелова М.Д., Мажуга И.М.

 При оккупации немецко-фашистскими полчищами нашего района по приказу руководства страны колхоз эвакуировался вглубь страны. Я со своей семьей, с женой и тремя детьми, также эвакуировался с колхозным хозяйством в Орловский район Ростовской области.

В декабре 1941 года город Ростов и частично Неклиновский район Красной Армией был освобожден. По решению Обкома КПСС Неклиновский райком КПСС и исполком райсовета возвратились в свой район в с.Синявка, т.к. в то время райком и исполком райсовета были отозваны из эвакуации. Вместе с активом района вернулся и я. В марте 1942 года райком КПСС направил меня в колхоз «Заветы Ильича» председателем данного колхоза, где я работал до августа 1942 года.

После освобождения села Вареновки от гитлеровской оккупации в 1943 году хозяйство колхоза фактически возрождалось заново. Из Казахстана сюда возвратились эвакуированные селяне, скот. Восстанавливались сельскохозяйственная техника, разрушенная войной хозяйственные постройки, жилые дома. Военные минеры с помощью населения проводили разминирование села и полей». В это время колхоз возглавил Гайдаченко Семен Иванович.

А в 1947 году председателем колхоза стал Луганский Михаил Семенович. Тогда же колхоз «Путь Ленина» объединился с сельхозартелью «Соцсоревнование». Новое хозяйство стало называться колхозом имени Мичурина. Его председателем вскоре стал фронтовик Корсунь Иван Маркович.

В 1957 году произошло также объединение колхозов Вареновского и Самбекского сельских советов.

Позже наш колхоз стали называть «Имени ХХ партийного съезда». Председателем его был избран Опешко Николай Михайлович. Секретарем парткома – Корсунь Иван Маркович. Колхоз был одним из самых крупных в Неклиновском районе. Это было высокорентабельное коллективное хозяйство. Оно имело пяти комплексных бригад, шесть – МТФ и два – СТФ. В колхозе был большой сад и три огородных бригады. Наилучших экономических показателей колхоз достиг, когда им руководил Чеботарев Николай Иванович. Колхоз был миллионером, но не долго. Из-за тяжелой болезни покинул свой пост Н.И. Чеботарев.

На смену ему пришел Белоконь Анатолий Ильич, который слабо разбирался во всех тонкостях сельскохозяйственного производства. Фактически колхоз становился нерентабельным. Вывести хозяйство на прежние позиции старался Тараненко Виктор Иванович, но он рано ушел из жизни, оставив о себе хорошую память у людей и добрые дела.  Поднять колхоз смог Кравченко Николай Иванович, направленный к нам райкомом партии. Волевой, резкий, но справедливый, грамотный специалист сумел вывести колхоз в число передовых в районе.

Здесь уместна историческая справка:

«Колхоз им. ХХ партсъезда» в 80-е годы имел в своем пользовании свыше 15 тысяч земельных угодий, более 100 тысяч голов всех видов скота, свыше 13 тысяч голов птицы, поля колхоза обрабатывали 65 тракторов, 25 комбайнов, 26 автомашин. Хозяйство имело 189 электродвигателей и 24 двигателя внутреннего сгорания. Сравним это с реальностью дореволюционного времени. Если мощность всех этих машин перевести в лошадиные силы, то их тяговая сила равна почти 9 тысячам лошадиных сил вместо 500 лошадиных сил в дореволюционное время. Безземельные и безлошадные крестьяне  - вот подавляющая часть населения того времени. Только более зажиточные имели землю и тягло. По неполным данным жители сел Вареновки, Самбека, Курлацкого имели немногим более 300 лошадей, 100 пар рабочих волов, а плуги и бороны имели даже не все те, кто имел тягло. Земля делилась по принципу: богатым – чернозем, бедным – глиняные участки. Безлошадные отдавали свои наделы пополам и по третям, своего хлеба часто не хватало у них и до нового года». 

1970–1980-е годы ознаменовались бурным развитием колхоза. В это время велось большое строительство, были на центральной усадьбе возведены зернохранилище, склады для хранения удобрений и ядохимикатов, гаражи. Построены дворец культуры, открыты медицинские профилактории. В Вареновке началось строительство сельского клуба. В новом здании разместился детский сад. На центральной усадьбе были возведены несколько десятков жилых домов, здания правления колхоза и детских яслей, построено два тока. В колхозе был небольшой асфальтный завод. Это позволило произвести асфальтирование многих улиц сел Самбек, Вареновка, Курлацкое, пять машинных дворов, а также дороги, ведущие к фермам и полеводческим бригадам.

Колхозники считают, что главная заслуга во всех достижениях колхоза последних лет принадлежит бывшему председателю колхоза Кравченко Николаю Ивановичу. На юбилейном собрании председатель правления СПК-колхоза «Колос» Кравченко Николай Иванович сказал: «За плечами нашего коллектива семьдесят трудных, но знаменательных лет. Это были годы становления, лихолетий, испытаний на стойкость и мужество. Наши люди выдержали все только благодаря дружному коллективному труду. Чего это стоило – могут сказать только те, кто проложил путь к светлому дню кровью и потом. Мы преклоняемся перед ними и, вступая в третье тысячелетие, завещаем своим потомкам будьте достойны своих отцов и матерей, приумножайте славу земли русской».

Позже, в период перестройки и экономических реформ в стране, наш колхоз возглавил Гордиенко Владимир Григорьевич. При всех экономических трудностях колхоз следовал по пути сохранения экономического роста и благополучия хозяйства. В следующем юбилейном году 75-летия образования колхоза сельхозугодия составляют 11022 га, животных КРС 3400, свиней 1000. В подсобном производстве есть макаронный цех, пекарня, прудовое хозяйство, пасека. Это немало для коллектива в 500 человек. Меняется инфраструктура производства, на что ежегодно направляются средства. Как бы ни было трудно, но колхоз выделил средства на обновление машинного парка, приобретено 23 трактора, 18 автомобилей и 5 комбайнов. Построено овощехранилище, зерносклад, сушилка, проведена капитальная реконструкция четырех весовых на животноводческих фермах и трех – в растениеводстве. Именно таким хозяйство досталось новому председателю Шевченко Владимиру Павловичу, который возглавляет колхоз до настоящего времени.

Хозяйству все сложнее преодолевать препоны современных реформ. 

Нынешнее хозяйство далеко не сильное. Переход страны на рыночные отношения в селе проходил, да и еще проходит болезненно. Фактически в деревне возрождается частная собственность, которая имеет одну цель – убрать с лица страны советское наследие – колхозы.

ОНИ ВСЕ ОСТАВИЛИ ЛЮДЯМ

История, конечно, еще даст точную оценку коллективизации сельского  хозяйства в нашей стране. Но как бы там ни было, колхозный строй помог быстрыми темпами провести индустриализацию, создав в нашей стране мощнейший в мире промышленный потенциал. В годы Великой Отечественной войны колхозы кормили фронт и тыл. В послевоенные годы восстановления разрушенного гитлеровцами народного хозяйства колхозы, хоть не в изобилии, но обеспечивали страну продуктами питания. А в 60-80-х годах прошлого века сельское хозяйство СССР положительно влияло на повышение материального благосостояния советских людей. Достижения наших выдающихся агрономов и животноводов обогатили мировую науку земледелия и животноводства.

Труженики нашего колхоза тоже внесли свой вклад в обеспечение жителей страны продуктами питания. Большинство из них работало честно и добросовестно. Они понимали, что труд их нужен не только собственным семьям, но и всем людям. Они, не жалея сил, трудились во имя могущества своей Отчизны, во имя мира на земле, во имя счастья детей и внуков. Эти люди, какие бы должности они не занимали, работали по чести и совести, с чувством высокого собственного достоинства, с понимаем своей значимости на земле. И мы в этой главе рассказываем о некоторых из них, имена которых навсегда останутся в истории нашего села. Их жизнь – это пример молодежи, которая живет и будет жить на нашей земле.

Мостовенко Яков Макарович в 1930 году вместе с семьей вступил в колхоз. С 1930 года по 1941 год был бригадиром полеводческой бригады. В 1942 году пошел на фронт. В 1945 году под Будапештом был тяжело ранен и его демобилизовали. С 1945 по 1950 год работал в строительной бригаде колхоза, а в 1950 году был назначен бригадиром овцеводческой бригады и работал там до выхода на пенсию в 1962 году, работу не бросил и трудился в своем колхозе еще много лет. Умер в 1978 году.

ЕГО СЕРДЦЕ БЫЛО ОТКРЫТО ВСЕМ ЛЮДЯМ

Корсунь Иван Маркович… Этого человека по праву можно назвать человеком-легендой. Этот высокий мужчина с добрым лицом и внимательным, словно проникающим в душу взглядом всегда был желанным гостем в любой семье, встречи с ним всегда вселяли в сердца сельчан веру в правоту своего дела, надежду на счастье. Иван Маркович Корсунь – фронтовик, неоднократно избирался секретарем парткома нашего хозяйства, работал заместителем председателя правления колхоза. Когда люди искали в чем-либо справедливость, они сначала шли к Ивану Марковичу. Часто он помогал им и словом, и делом. Иван Маркович родился 12 марта 1912 года в городе Таганроге. В 1919 году с родителями переехал на постоянное место жительства в село Николаевка. В голодный 1922 год от болезни и голода умер его отец. И у матери осталось трое детей, старшим из которых был Иван Маркович.

Жизнь тогда была крайне тяжелой. В хозяйстве Корсуней ничего не было, кроме крыши над головой. Мать работала у кулаков. Иван нанялся пастухом в общественное стадо коров и работал здесь вплоть до 1929 года.

Однако ничего не помешало ему учиться. А учиться было тяжело. Учебников не было. В школу Иван приходил всегда с опозданием, так как пас скот. Но, тем не менее, он всегда был примером для других учеников. В 1924 году, в день смерти Владимира Ильича Ленина, Иван Корсунь был принят в пионеры. Это событие в его памяти осталось на всю жизнь. В 1929 году Иван Маркович вступил в комсомол, а в 1930 году он успешно закончил семь классов.

С началом коллективизации в 1930 г. Иван Маркович вступил в колхоз "Красный Повстанец" в селе Николаевка, где работал конюхом, прицепщиком, мотористом. С 1930 по 1933 годы он был избран секретарем комсомольской организации колхоза и руководителем группы по раскулачиванию.

В 1931 году при изъятии имущества у кулака по фамилии Задави-свечка, чуть не погиб, если б не подоспел на помощь ему комсомолец Афанасий Стукан: кулаки и их родственники хотели сбросить Ивана в колодец. В том же году однажды ночью, на комсомольцев напала группа кулацких сынков. Они стреляли из ружей и ранили активистов, в том числе и Ивана Марковича.

В 1934 году Иван Маркович был призван в ряды Красной Армии и направлен в школу НКВД города Москва. За два года он сдал экзамены по программе  подготовки командира среднего звена, и ему было присвоено офицерское звание. В войсках НКВД Иван Маркович прослужил до 1938 года. За добросовестное и четкое выполнение служебных обязанностей фотография Ивана Марковича была помещена в галерее Славы НКВД, а он был награжден именными и серебряными часами, народным комиссаром внутренних дел.

В 1938 году ЦК ВКП(б) Корсунь  был отозван из НКВД и направлен на работу в аппарат исполкома Коминтерна. Незабываемым у Ивана Марковича оставалась встреча и беседа с выдающимся деятелем коммунистического и рабочего движения Генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Георгием Михайловичем Димитровым. Ивану Марковичу пришлось работать в этот период с Дмитрием Захаровичем Мануильским, Морисом Торезом, Климентом Готвальдом, Пальмиро Тольятти, Долорес Ибаррури, Вильгельмом Пиком, Вальтером Ульбрихтом и другими государственными деятелями и работниками Коминтерна.

В 1938 году Иван Маркович был направлен в служебную командировку в Китай.  Сколько было радости и гордости за оказанное доверие. А как было выполнено задание, говорит запись в трудовой книжке: «За проявленную высокую сознательность, преданность и дисциплинированность на порученной ему оперативной и общественной работе объявить благодарность. 28 апреля 1939 года нарком НКВД».

В 1942 году Иван Маркович был направлен в распоряжение Генштаба Красной Армии. Вначале Иван Маркович прошел переподготовку, а потом его назначили командиром пулеметно-артиллерийской роты. Первое время он находился в распоряжении командования Московской зоны обороны. После разгрома фашистов под Москвой, окреп район, в котором служил Иван Маркович, направили на Центральный фронт на Курскую дугу, здесь в тяжелых боях Иван Маркович был ранен. После лечения в госпитале он был уволен из рядов Красной Армии по инвалидности.

В 1944 году Ивана Марковича избрали председателем колхоза «Красный повстанец» в селе Николаевка Неклиновского района. Этот колхоз в то время имел пять тракторов, около сорок коров, а все производственные помещения были разрушены. В таких тяжелых условиях пришлось восстанавливать разрушенное хозяйство. Но своей энергией И.М. Корсунь умел увлечь селян. И уже к концу 1947 года колхоз уже имел двести пятьдесят коров, восемьдесят четыре лошади, одиннадцать пар волов, свыше  четырехсот овец и коз. В том же году колхоз первым в районе купил грузовую автомашину. Колхоз «Красный повстанец» уверенно укреплял свою экономическую базу и оказывал помощь и другим колхозам района.

Иван Маркович Корсунь неоднократно избирался членом Неклиновского районного комитета КПСС и депутатом Неклиновского райсовета, постоянно был депутатом сельского Совета. По предложению бюро райкома партии в 1951 году Иван Маркович был избран председателем укрупненного колхоза им. Мичурина Вареновского  сельского совета. А с 1956 года  он работал секретарем парткома колхоза им. ХХ Партсъезда и был заместителем председателя колхоза. За честный и добросовестный труд Иван Маркович был награжден Орденом «Трудового Красного Знамени», семью медалями. Память о нем бережно хранится в сердцах людей, с которыми он работал, которые знали его.

Из воспоминаний Лыман Валентины Андреевны (в девичестве Швец, 1935 г.р.): «Родилась в семье коренных вареновцев. И сегодня проживаю на родовом подворье по ул.Партизанской, 164, в доме, который был в полном смысле "слеплен" из чего попало моими родителями в 1947 году. Теперь, конечно, все приходится переделывать.

Мои дедушка и  бабушка – Митрофан и Ульяна Швец – умерли от голода в 1933 году. Со слов моих родных, когда бабушке, которая лежала ослабленная голодом, давали поесть, то она отказывалась от пищи и говорила: “Все равно мне умирать, отдайте это детям”. Может, благодаря ей, и выжили маленькие дети. Дедушка – Митрофан Никитович – был в  селе известным человеком, лекарем-травником. На своем небольшом земельном наделе он выращивал целебные травы, которые продавал односельчанам и на рынке Таганрога. За его ум и добрые человеческие качества его избирали до революции мировым судьей. Наша семья поэтому и получила прозвище “мировые”.

Отцу моему Андрею Митрофановичу в революцию было девятнадцать лет. Поскольку он был из очень бедной  семьи, то, естественно, стал на сторону красных. Ушел с красногвардейцами, четыре года его не было дома. Стали думать, что он погиб. И тут, как рассказывала мама, он заявился в кожаной тужурке и с кобурой на боку. В числе первых он поступил в колхоз и посвятил ему всю свою жизнь.

В молодости отец пережил личную трагедию. Еще до  революции он имел невесту, когда вернулся после гражданской войны, молодые люди стали встречаться   вновь. Отношения были у них бурные. Девушка ждала ждала ребенка. Как-то с отчаяньем спросила у него, какой из этого выход.  Новость о ребенке его ошарашила, и он, шутя, сказал, что выход  один – голову в петлю и проблемы не будет. Конечно, он любил свою невесту, и бросать ее в таком положении не думал. Однако сказанные им слова оскорбили невесту, она, вернувшись домой со свидания с ним, повесилась. Очень трудно пережил отец потерю своей любимой женщины. Долго не женился. С семьей своей невесты всю свою жизнь поддерживал хорошие отношения.

Семьей он обзавелся, когда ему был тридцать один год. Женился на дочери богатых вареновцев Харченко. В семье родителей было пятеро детей. Старший сын, Василий, родился в 1929 году. В августе 1945 года он пошел косить траву, был убит разорвавшимся снарядом. Самая  младшая дочь 1940 года рождения умерла от голода в 1947 году. Нас осталось трое. Отец выдержал эти испытания. Он был человеком особенным. Прежде всего, это был честнейший человек, я бы сказала “честный до легенды”. В колхозе он почти всю жизнь проработал бригадиром полеводческой бригады. Но никогда не позволял себе что-то из колхоза принести в семью. Помнится, брат мой Павлик принес однажды зерно, отец в гневе выбросил это зерно, сказав: “Все голодают, и вы будете голодать!” Ругал нас, детей, когда мы решили идти собирать колоски в поле.

Брат Павлик ушел в Таганрог и поступил на работу на рыбозавод. Он приносил домой в бутылке рыбий жир. Это и спасло семью в те тяжелые годы от полного вымирания. А запах рыбьего жира я до сих пор не могу переносить.

У нас был дореволюционного издания томик сочинений А.С.Пушкина. И я хорошо помню, как отец читал нам стихи. А когда у нас вечерами  собирались друзья папы: Молочный Григорий, Кондратенко Дмитрий, Подопригора Павел, Дущенко Василий и другие – папа читал им “Капитанскую дочку”, “Сказку о попе  и его работнике  Балде” и другие произведения великого поэта. Читал и статьи Вышинского, но никогда я не слышала, чтобы мужчины ругали власть.

В годы войны отец эвакуировал скот. Потом его призвали в армию. Он был в железнодорожных войсках. Во время бомбежки на него упала шпала и разбила ему челюсть. Отца комиссовали. Он вернулся в село за год до Победы. В колхозе до шестидесяти лет был бригадиром полеводческой бригады. Получал “персональную пенсию” - она тогда была 17 руб. 50 коп. Пришлось ему подрабатывать в строительной бригаде.

Кондратенко Николай Иванович (из его воспоминаний. 2006 год): «

…Мои дедушка и бабушка - коренные вареновцы. Дед Харитон Андреевич 1867 года рождения прожил долгую жизнь – сто один год,  а бабка Прасковья Андреевна – немного  меньше. Они были потомственные крестьяне. Занимались всю жизнь земледелием. Семья наша по тем временам, была маленькая: двое детей и сводная сестра отца.

Мой отец, Кондратенко Иван Харитонович (1905 г. р.) не стал продолжать династию хлеборобов. Поступил на работу на Таганрогский металлургический завод и работал там до начала Великой Отечественной войны. Мама, Акулина Филипповна (1908 г. р.) была домохозяйкой, растила нас, троих детей. Брат ушел работать в Таганрогский рыбтрест, а потом перешел к отцу на металлургический завод. А мне суждено было продолжить дело деда – работать на земле. Когда мне было пятнадцать лет, это уже после ухода немцев из нашего села, я пошел работать в возродившийся из руин наш колхоз. И там проработал всю свою трудовую жизнь. Наверное, сегодня мало кто может похвалиться преданностью своей профессии и одному месту работы.

В 1943 году меня, подростка, поставили работать прицепщиком. Работал я старательно, проявляя интерес к технике, и мне вскоре доверили трактор. Я стал работать на маленьком тракторе, обслуживая садово-огородную бригаду. Технику я любил, освоил ее быстро, и мне вскоре доверили новый трактор - МТЗ-5. Работал я на нем на закладке нового колхозного сада: бурил ямки для посадки деревьев.

Наша полеводческая бригада в те годы находилась за нынешней трассой Таганрог-Ростов. Когда наш колхоз объединили с колхозом села Самбеком, меня перевели в новую бригаду в селе Михайловка. Тут я был назначен звеньевым в бригаде по выращиванию подсолнечника и кукурузы. Работал всегда с охотой и  на совесть. А что такое работа  в колхозе прошлого века? У механизаторов выходных не было. И в весеннюю, и в летнюю, и в осеннюю пору работы было много. Трудились по двенадцать часов, бывало и до часа ночи, почти не отдыхали. Прицепщик сменял меня часа на два-три, садился за руль трактора, а я ложился немного поспать в скирде соломы. Затем снова за руль. Потом шли в бригаду, там до утра досыпали несколько часов, а утром  снова в поле – сеять, культивировать и т.д. Нас в бригаде кормили, и мы сутками не показывались дома. Меньше десяти часов в день тогда не работали. И только в 1970-е годы был установлен восьмичасовой рабочий день и для колхозников. Но я был из числа “завзятых”, как тогда говорили, если надо работать десять часов, то работал пятнадцать. Хотелось побольше сделать,  да и хотелось побольше заработать: в семье моей ведь росло трое детей.

Надо сказать, что высокие темпы работы не влияли на ее качество. Комиссии, следившие за качеством полевых работ, всегда признавали мою работу лучшей по качеству. Да и урожаи на моих полях были самыми высокими.

Агроном колхоза, Меркулов Константин Панкратьевич, всегда  ежедневно объезжал все бригады, проверяя ход работ. Помнится, в один из таких его приездов, шел небольшой дождик, но я работу не бросил. И он меня похвалил: “Молодец, Николай, все бригады объехал – не работает никто, а ты – в поле!” Поощряли меня за мой труд соответственно. Я был “Ударником одиннадцатой пятилетки”, “Победителем соцсоревнования 1978 года”, “Ударником коммунистического труда в 1974 году”, награжден медалью “К 100-летию со дня рождения В.И. Ленина”, Орденом “Трудового Красного знамени”. А в 1988 году получил звание “Заслуженный механизатор сельского хозяйства РСФСР”.

Кондратенко Павел Яковлевич родился 2 февраля 1929 года  в крестьянской семье. Его родители, Яков Ефимович (1892 г. р.) и Анастасия Лукьяновна (1894 г. р.), деды и прадеды его – все коренные вареновцы. По семейным преданиям предок Павла Яковлевича, один из тех, кто сюда попал еще в период азовских походов Петра I. Отец Павла всю свою жизнь проработал кузнецом. До революции у него была своя маленькая кузница, где он подковывал лошадей односельчан, оковывал железом подводы и  лодки. За его труд селяне с ним расплачивались продуктами. Однажды, как вспоминает Павел Яковлевич, отцу рыбаки привезли целые сани рыбы. Вот это был праздник!

Когда организовался колхоз, то Яков Ефимович вступил в это коллективное хозяйство и там работал кузнецом. В нашей семье было восемь детей, и естественно мама была домохозяйкой.

 Из его рассказов: «Я остался, как тогда говорили, “на корню”. Очень я любил своего отца, он прожил до 1962 года, и никогда не слышал от него не то что бранного, но даже грубого слова. Отец был мастеровым человеком: делал лопаты, грабли, другие сельскохозяйственные инструменты, столярничал, сапожничал. Дом, в котором я живу и дома всех его детей сложил из самана сам отец. Он же делал столярку, умел крыть крыши. Одним словом, был мастером на все руки. В школу я пошел в 1937 году. Но вскоре учебу прервала Великая Отечественная война. И все же уже после войны мне удалось окончить школу. Затем пошел работать в колхоз, так как там работали все члены нашей семьи. Это был 1947 год. Работал я прицепщиком на тракторе, на который водил мой старший брат Федор Яковлевич. А у другого тракториста, Ивана Васильевича Гайдаченко, прицепщиком стал мой хороший товарищ Надолинский Павел. В том же году меня направили учиться в ремесленное училище при заводе “Красный гидропресс”. Там я получил специальность токаря 5 разряда, и меня оставили работать на заводе. Работал я там до 1949 года. Заболев туберкулезом, я уже не мог работать в ночные смены. Поэтому  снова пришел работать в наш колхоз. В селе шла радиоэлектрофикация, и я устроился работать в радиоузел, который обслуживал села Вареновка, Самбек, Бессергеновка, Курлацкое, Некрасовка. Во всех этих селах я участвовал в их радиофикации. Колхоз послал меня в Ростов-на-Дону учиться на курсы радистов. Окончив их, я был назначен заведующим радиоузлом. Затем ушел служить в армию. После демобилизации вернулся в родной колхоз и продолжал работать. В 1956 году после объединения колхозов радиоузел  перевели в село Самбек, где я стал заведующим. Здесь под моим руководством была построена новая студия, которая вещала по колхозу. Но в 1960 году меня, члена КПСС, направили работать заведующим молочно-товарной фермой. Положение дел тогда там было неважное. Работа была тяжелой. Ферма располагалась в старых помещениях, телятники были в аварийном состоянии, автопоилок не было, коров доили вручную. Корма подвозили на быках, асфальта на территории фермы не было.

Молоко до автотрассы везли на лошадях, а там переливали в молоковоз. В те годы была бескормица, так как годы были неурожайные. В 1961 году коровы были слабые, кормить их было нечем. Весной начался сильный падеж телят. А отчетность на ферме в те годы была ежедневной. Мне только что пришедшему на ферму пришлось ответить за падеж по всей строгости того времени. Нам, коммунистам, тогда спуску не давали. И вот секретарь парткома И.Н. Корсун, не вдаваясь в причины, вынес свой приговор: главного зоотехника Молчанова освободить от занимаемой должности, а мне объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку. Наказание это было суровым, но главное, что в решении парткома была формулировка: “за антигосударственную деятельность, допустившую падеж молодняка”. Тогда все партийные взыскания утверждались на бюро райкома КПСС. Повезли меня на заседание бюро. Секретарь райкома в те годы был И.А. Бондаренко. Я спросил у И.М. Корсуня: “В чем заключается моя антигосударственная деятельность?” Он подумал, и эти слова зачеркнул.

И вот на бюро подошла моя очередь. Председатель колхоза Н.М. Опешко был членом райисполкома. И.А. Бондаренко, посмотрев на меня, задал ему вопрос: “Сколько он у вас работает?” и, услышав ответ, что несколько месяцев, сказал, что несправедливо выносить такое наказание. Было принято решение вынести мне выговор без занесения в учетную карточку.

Следующие годы были урожайными, фуража было достаточно, на ферме повысились надои молока. Меня направили учиться в годичную школу животноводства, которую я закончил на “отлично”. Меня назначили участковым зоотехником. Выделили мне лошадь и “бедарку”, и я объезжал ежедневно все фермы колхоза. На базе школы, где я учился, был организован зооветеринарный техникум. Поступив на его дневное отделение, я закончил его в 1965 году. Преподаватели посоветовали мне продолжить заочно учебу в Персияновском сельскохозяйственном   институте. До сих пор помню, как сдавал вступительные экзамены. Писал сочинение на свободную тему “Почему я хочу стать зоотехником”, чуть не засыпался на химии, зато биологию сдал на “отлично”. Физика мне тоже покорилась. Я быстро решил задачу, в которой надо было рассчитать давление на опоры моста, вогнутой формы, по которому идет грузовик. Я был очень рад, когда увидел в списке, вывешенном в коридоре института, против моей фамилии слово “принят”.

Меня назначили на должность главного зоотехника колхоза. Работа эта была хлопотной, заедала текучка. Через три года бросил учебу в институте, не было времени. В должности главного зоотехника я проработал до 1973 года. Это были годы, когда колхоз был на высоте. Председатель колхоза Чеботарев Николай Иванович добился того, что колхоз стал прибыльным. Большое внимание уделялось животноводству: закупили триста голов телок в ставропольском крае и в селе Багаевка Ростовской области. Колхозное стадо уже насчитывало пять тысяч голов. А в дойном стаде было тысяча семьсот голов, колхоз имел одну тысячу пятьсот овец, десять тысяч свиней, птицеферму. Но по болезни ушел Н.М. Чеботарев, и его сменил Белоконь, на мой взгляд, шулер, пьяница и мот. А с новым начальством я поладил и снова вернулся на свою родную ферму. Построил им еще два коровника по двести голов каждый, установил автодойку, оборудовал автоматической привязью для скота, провел реконструкцию телятника. Появились на ферме кормораздатчики, скребковые транспортеры. Надои с двух тысяч литров с одной коровы выросли до четырех тысяч литров. Получали мы тогда и премии и награды.

На ферме оборудовали столовую, комнату отдыха, имели свои места в колхозном санатории на Черном море в поселке Лазаревской. Колхоз постоянно выделял бесплатно путевки для животноводов.

После выхода на пенсию я проработал еще полтора года. И ничуть не жалею, что вся моя трудовая жизнь прошла на молочно-товарной ферме колхоза. Мой труд был нужен людям.

В ОДНОМ РАБОЧЕМ СТРОЮ

Коноваленко Михаил Пантелеевич (1935 г.р.)

Отец, Коноваленко Пантелей Родионович, из коренных вареновцев. Мать, Мария Леонтьевна, из семьи казаков из Недвиговки. Поженились Пантелей и Мария в 1929 году.

Михаил Пантелеевич был вторым ребенок в семье. Его крестили в домике бабки Тарасихи, куда приезжал священник. В его памяти сохранилось, как в 1940 году его старшая сестра Вера водила его смотреть кинофильм «Чапаев». Показ проходил в помещении церкви, которая была оборудована под клуб. Хорошо запомнился мальчику довоенный родительский дом, который был большим и просторным, крыт был камышом. В войну дом был разрушен, остался только коридор. Пантелей Родионович был призван на службу в 1940 году, затем была война. Вернулся домой 1947 году. Михаил его не узнал, ведь прошло восемь лет с их последней встречи. Отец сразу пошел на работу в колхоз. Михаил закончил школу в 1952 году, поступил на завод «Красный Котельщик» учеником токаря. В 1956 году в колхозе был радиоузел. Его как специалиста, разбирающегося в технике, послали на курсы радиомехаников в Таганрог, и стал он после их окончания работать дежурным радиоузла, потом его директором. В этой должности работал десять лет до 1965 года. В 1965 году стал кандидатом в члены КПСС. Как будущего коммуниста послали на самый тяжелый участок работы – механиком на ферму сроком на один год, но фактически на все оставшееся время. Старательным и дотошным был в работе, со временем не считался, и его заслуга была в том, что ферма занимала по надоям второе место в районе. Он стал не заменимым на ферме, часто оставался без выходных и без отпуска. А когда уходил в отпуск заведующий,  лучшей замены, чем он, не было. Работал до пенсии на одном месте.  Михаил Пантелеевич много лет подряд избирался членом правления колхоза.  В 1989 году признан «Лучшим по профессии» среди механиков-животноводов. Множество грамот, денежных премий и поощрений получал он за свою работу. 

Кроме того, в селе его знают как очень радушного хозяина, руки которого умели делать буквально все в домашнем хозяйстве. К нему шли со всего села, если выходили из строя электромоторы – лучшего мастера их починить в селе не было.  Михаил Пантелеевич обладает чувством юмора. Его тонкий и глубокий юмор настолько поразителен, что думается, что не будь он механиком, он смог бы стать великим юмористом на сцене. Повезло ему и с женой. Валентина Яковлевна совсем молодой вышла за него замуж. Ладила и со свекрами и с мужем, была покладистой и скромной. За уважительное отношение к людям супругов Коноваленко ценят и сейчас их соседи. За советом и помощью к ним идут в любое время, зная, что здесь им не откажут.

На самом  краю улицы Партизанской стоит дом, на которой долгие годы висела табличка: «Здесь живут заслуженные колхозники». Этими колхозниками были Иван и Мария Гайдаченко. Оба всю свою жизнь отдали работе в колхозе, которому были по-настоящему преданы. Отец Ивана Васильевича – Гайдаченко Василий Егорович участник войны пришел домой инвалидом, всю жизнь работал в колхозе. Из тех сыновей в семье Василия Егоровича продолжил работу в колхозе только один – Иван. Селяне помнят всех братьев Гайдаченко : Ивана, Александра, Николая по причине того, что это были поющие парни с великолепными голосами. Петь они любили, а их пение вызывало восхищение у односельчан. Иван Васильевич на колхозных огоньках неизменно исполнял куплеты Курочкина из кинофильма «Свадьба с приданным». Колхоз на празднике Дня урожая всегда приглашал именитых артистов из Ростова и Таганрога. Как-то на сцене выступали артисты Ростовской музыкальной филармонии. Иван Васильевич поднялся на сцену поблагодарить артистов от имени зрителей. Сделав это, он вдруг попросил их разрешения спеть. Музыканты согласились ему подыграть.  Когда он спел, спел так мощно и красиво, что руководитель музыкального коллектива восторженно сказал ему: «Да Вам не в колхозе, Вам на сцене надо выступать, дорогой человек, у Вас уникальный голос».

         Но как говорится, у каждого своя дрога в жизни и своя судьба.

Тракторист Григорий Финенко

Районная газета «Под знаменем Ленина» от 21 мая 1958 года писала: «Ему тогда не было и семнадцати. Он пришел в тракторную бригаду прицепщиком. Но с первого же дня полюбил технику и пристрастился к ней. Водители стали доверять ему руль, и вскоре Григорий Финенко сам повел трактор. Прошло почти пятнадцать лет. Срок не особенно велик. А некогда совсем незнакомый с сельскохозяйственной техникой простой деревенский паренек уже стал опытным механизатором.

«Он у нас мастер квадратно-гнездового сева, - тепло отзывается о Финенко бригадир пятой комплексной бригады колхоза имени ХХ партсъезда Григорий Иванович Кондратенко. - Гнезда на его участках отличаются прямолинейностью и точностью размещения. … Да, впрочем, не будем рассказывать, поедемте, сами посмотрите, кстати, там и Григорий культивирует».

Мы подъехали к раннему посеву подсолнечника. На огромном поле отчетливо обозначались зеленые квадраты. Куда ни глянь – всюду видны прямолинейные ряды.

Из-за бугра вышел трактор «Беларусь» Григория Финенко. На нем навешен культиватор с остро отточенными лапками.

-                     Вот поглядите, как точно по прямой размещены гнезда, - обратил наше внимание Кондратенко на взрыхленные междурядья, - ни одно растение не попадает под лапки культиватора.

На краю загона агрегат остановился, и мы заговорили с Григорием Финенко.

-                     Работаю, как и все, - смутился он. - Машина хоть и не новая, а в деле не отказывает, сам готовил к весне, тщательно проверил каждый узел!

Когда речь зашла об использовании техники в новых экономических условиях, Финенко сказал:

-                     Без работы не стоим. Если не сеем. Так культивируем, а надо и плуг берем на прицеп. Да и порядок лучше стал - одного хозяина знаем, распорядился бригадир и этого достаточно для нас.

Григорий из-за скромности не назвал свои производственные показатели. А они превосходные. На подготовке почвы к севу колосовых он давал до полторы нормы. Такая же выработка была и на квадратно-гнездовом севе пропашных. Обработка посевов в бригаде только начинается. Агрегат Финенко по существу сделал пробный проход, но уже можно определить, что и на этом участке его машина будет использована высокопроизводительно. В полевом стане мы познакомились с техническими уходами за техникой. Трактор Григория Финенко красной нитью проходит по журналам. Но графа “капитальный ремонт” прочеркнута. Опытный механизатор вместе со своим напарником Федором Кондратенко так ухаживают за машиной, что она не нуждается в капитальном ремонте.

Григорий Финенко умеет не только беречь общественные средства, но и топливо. В минувшем году он сэкономил тысячу килограммов горючего.

Он гордится своим трудом в колхозе».

Участвовал в освоении целинных земель. Он вместе с Гайдаченко Иваном Васильевичем удостоены медали «За освоение целинных земель».

Мамченко Анастасия Константиновна (1916 г. р.) из семьи коренных вареновцев. Отца своего не помнит, он погиб во время гражданской войны, когда ей было несколько лет от роду. Второй муж матери умер во время голода в 1933 году. В семье было четверо детей. В колхоз семья вступила сразу же после его образования. Мать Анастасии Константиновны была кухаркой в колхозной столовой, которая находилась в доме раскулаченного С.А. Харченко. Здесь так же кухарки готовили и развозили обеды по полевым станам для бригад. Пекли пышки и варили борщ. В образовавшемся колхозе скота было много. Его пригнали вступившие в колхоз жители сел Михайловки, Бессергеновки и Вареновки. В Воловой балке, был летний лагерь. Построили здесь клуню – это было место для отдыха. Анастасия Константиновна стала дояркой. Проработала в качестве доярки сорок один год. Учитывая тяжесть этой работы, можно столько удивляться упорству этой женщины. И  сегодня, когда ей перевалило за девяносто лет, она говорит о неимоверно тяжелой работе своей без сожаления. Не только надо было покормить стадо коров, но и напоить его. И садилась Анастасия на коня и гнала животных к речке на водопой. Поила коров по два раза в день, а когда была непогода – один раз.

На месте, где сегодня стоят дома Ручки и Надолинских по улице Социалистическая построили сараи, где содержали скотину. Живший рядом подросток, Павел Надолинский, тайно от родителей часто курил, спрятавшись в скирду соломы. И, видимо, однажды не потушил папиросу. Солома вспыхнула, сараи сгорели мгновенно. К счастью, коровы были на пашне. И тогда все, кто работал со скотом, приняли решение строить новое помещение для коров.

Анастасия, подоив коров, запрягала их в дроги и возила камень к месту нового строительства. Камень брали из тынов домов богатых хозяев. К зиме два сарая были построены. Один был с набивной глиняной крышей, а второй к зимовке не успели утеплить крышу – положили камыш. Летом работать было легче. Но выходили из дома на работу очень рано, в половине четвертого утра. И так продолжалось всю ее трудовую жизнь. Приходила всегда первой на ферму, но надо попасть к коровам, которые были в балке у села Самбек. Помогал туда ей добраться возчик Трофим Сазонович, который шутливо говорил Анастасии: «Кто рано встает, тому и Бог дает», сажал ее в свою бричку, и они ехали к месту дойки. Другие доярки, любившие поспать, туда добирались пешком. После Великой Отечественной войны она вновь пришла на ферму. Участвовала в восстановлении разрушенных сараев. Все работы выполнялись вручную: и доили коров, и раствор месили. И только в 1960-е годы на фермах колхоза появилась механизация. Правда, очень несовершенная.

Анастасии Константиновне приходилось собственными силами строить себе новое жилье: ее дом был разрушен в ходе боев. Сестра помогла ей восстановить стены дома и дала немного досок для крыши. Да и соседи помогли кое-какими дощечками. Вместе с сестрой подбили потолок и укрыли дом камышом.

Трудно было в те годы с продуктами, но еще труднее было с углем и дровами. Постоянно голову сверлила мысль, чем протопить печь? И приходилось ночью тайком идти к колхозным скирдам. Там брала она солому и ею топила печь, хотя тепло было невесть какое. Спички были дефицитом. В печке жар берегли, закрывали ее, стараясь сохранить тлеющие соломинки. Когда огонь в печи тух, ходили тогда соседи к соседям «за жаром». А когда не было соломы, то основным топливом была куранда – трава. Но ее надо было отыскать в снегу, который в послевоенные годы был выше колен. Носили траву вязанками. И только позже уже стали получать уголь от государства. Тогда давали три тонны угля на зиму и стоили они шестьдесят рублей.

Но Анастасия Константиновна дожила и до тех счастливых дней, когда в село пришел газ. Не задумываясь, дала деньги сыну, когда жители стали собирать средства на строительство газопровода.

Трудную, казалось бы непосильную для девушки профессию, выбрала для себя дочь Анастасии Мамченко, Мамченко Елена. В 1958 году она пришла работать на ферму, где трудилась ее мама, сестра мамы, Евдокия, с дочерью Галиной. Все они работали доярками. Казалось, что эта миловидная, изящная девушка с огромными голубыми глазами и вьющимися русыми волосами больше  подходит для кино, чем для работы дояркой. Но Елена полюбила своих питомцев. Мама отдала ей свою группу коров, раздоенную, чтобы ей было легче работать. А сама набрала себе новую. Лена быстро запомнила клички и привычки животных.  Они же, чувствуя  ее ласку, тянулись к ней. Как сама она говорит: «Приедешь на дойку, а они подходят к тебе, смотрят блестящими черными глазами  и словно просят: “Подои меня!”» Понимали мы друг друга, а потому и надои у меня были в группе высокие. Животные ценили мой труд – в молоке была их отдача. Всегда  они были у меня чистыми. В отличие от других доярок, я чисто мыла бока своим буренкам и даже хвосты им мыла и расчесывала. Это нравилось и животным, и начальству, которому по душе были мои чистюли-коровы. Труд, конечно, был не из легких. Чего  стоила одна огромная корзина, в которой носили корм. Скошенную зеленку привозил трактор, сваливал в кучу посреди двора. А уж доставить корм своим коровам мы должны были сами. После дойки садились в тележку, и тракторист вез нас, доярок в поле, где росла свекла. Надо было ее вырвать, погрузить в тележку и привезти на ферму. Поили скот вручную. Воду брали из колодца и носили в сарай. Награждалась я постоянно грамотами, отмечающими мой добросовестный  труд. По моим стопам пошла и моя дочь Надежда, которая работает ... до сих пор на ферме. Так и продолжается наша династия  доярок».

Восемьдесят четыре года своего труда отдано женщинами семьи Щеляковых работе доярками в животноводстве, причем труда достойного самой высокой похвалы.

Одной из первых на созданной ферме  колхоза стала работать Щелякова Мария Тихоновна. Ее труд был примером для других многие годы.

Обратимся к рассказу одной из них – Гайдаченко Галины Валентиновны: «Мой рабочий стаж на ферме №4 нашего колхоза – тридцать шесть лет. К своей работе относиться старательно меня научила моя мама, у нее же я училась и мастерству доения.

Группа коров, которых я обслуживала, состояла из пятидесяти голов, и только намного позднее число коров уменьшилось до сорока. Кроме дойки в мою обязанность входило и выращивание телят. В годы моей работы на ферме коллектив был большой и дружный. Между доярками шло попарное соревнование за лучшие надои. В своей паре я всегда была первой.

В 80-е годы вступила в ряды КПСС, а коммунисты в работе всегда были примером. Моя работа была оценена по достоинству. Имею множество наград, ценных подарков от руководства колхоза. Неоднократно была победителем соревнования «Лучшая по

профессии» среди доярок машинного доения. Являлась ударницей трех пятилеток, за что получила бесплатную путевку в Польшу и Болгарию. В 1985 году мне была вручена бронзовая медаль ВДНХ ха высокие показатели в работе. В 2000 году была награждена Орденом «Трудового красного знамени». Материально мой труд также был оценен по заслугам. Я рано потеряла мужа и двум своим дочерям смогла дать высшее образование. Сегодня одна из них – заместитель начальника в одном из цехов Ростовского вертолетного завода, другая – инженер-конструктор отопительных котлов.

Сестра Зоя рано ушла из жизни, ей было сорок четыре года. Более половины своей жизни она работала на ферме. Была членом партии и трудилась на совесть.

Считаю, что жизнь моя удалась. Тяжелым был мой труд, но была радость от сделанного, от того, что тебя ценят. Человеком я была счастливым и в своей семье. Сегодня рада, что дочери выросли достойными людьми, растут внуки, у нас полное взаимопонимание и крепкая любовь друг к другу».

Мирошниченко Нина Сергеевна рассказывает: «Наша семья приехала в Вареновку на постоянное место жительства в 1938 году. Отец работал в Воронеже на станции дежурным по отправке поездов. Жизнь была очень тяжелой. И решили переехать в Вареновку, где к этому времени жили наш дедушка и братья мамы. Колхоз определил нас в дом, где раньше была школа.

Училась я в школе, расположенной в доме раскулаченного Демы Харченко. Занимались в доме, а рядом был сарай. Там было до десятка свиней. Привозили туда кукурузу для их кормления, а мы, ходившие часто полуголодными, воровали початки, лущили их и, так как в комнате, где мы учились, была печь с духовкой, то бросали в эту духовку кукурузу и ели ее. Пока учительница придет, в классе полно дыма, но нас не ругали. Обуви тоже почти никакой. В гололед шли полубосыми ногами, кое-как добирались домой.

Учебу бросила в пятом классе. Семья жила очень бедно, и я в пятом классе, оставив учебу, пошла работать в колхоз. В колхозе был птичник, и меня взяли туда.  Позже работала на ферме, выращивая телят. Став старше, перешла в полеводческую бригаду. Работала прицепщицей на комбайнах, а зимой – опять на ферму разнорабочей, то корм возила, то доила коров.

В 1956 году убрали старые сараи. И начали строить новые. Нас перевели на работу на ток. 1957-1958гг. – годы ручного труда. Веялки были ручные, вручную ведрами засыпали в них зерно. На комбайнах вручную выгружали из бункеров зерно. Вручную грузили в ящики зерно и везли его в Таганрог в «Заготзерно». Причем работа оплачивалась трудоднями.

И только когда перешли на оплату деньгами, жизнь стала легче. Но я ушла на завод имени Сталина. А когда вышла замуж, снова вернулась на работу в колхоз. Мой трудовой путь: с 1956 года – рядовая колхозница, с 1973 по 1977 годы работала в качестве экспедитора, с 1982 года пошла на утиную товарную ферму птичницей, где работала по 1984 года. С 1985 года – заведующая ПТФ №1, потом в 1986 году была экспедитором на ПТФ №3, заведующей МТФ №3, на пенсию пошла в 1990 году.

Шкурко Анатолий Иванович родился в семье колхозника Шкурко Демьяна Егоровича. Его родовое подворье и сегодня находится на улице Советской 1. Здесь родился его отец, Иван Демьянович. Но колхозником он не стал: ушел работать на металлургический завод. В семье его из трех родившихся сыновей только Анатолий связал свою судьбу с колхозом. Хотя одно время он работал на заводе «Красный Котельщик». Когда он в 1962 году женился на своей односельчанке Валентине Жадченко, то было принято решение выделиться в отдельную семью и построить себе дом. Но в те годы землю для строительства наделяли только колхозников. И Анатолий решил идти в колхоз, где работали его родственники. Добросовестно и умело работал трактористом, комбайнером, заведовал машинной мастерской. Был в числе передовиков.

«ПОСЛЕДНИЙ  ИЗ  МАГИКАН»

Как уже отмечалось, сегодня колхоз переживает трудные дни, а, по мнению тех, кто там еще работает, очевиден закат когда-то крупного, успешного хозяйства.

Верным своему выбору – работать на селе остался Дейненко Василий Николаевич. Родился он в 1954 году в г.Таганроге, но после службы в Армии (1972-1974гг.) он переехал жить к своему дедушке, жившему в нашем селе. Здесь в 1975 году стал работать трактористом в 4-й комплексной бригаде. Бригадиром тогда был Кондратенко Григорий Иванович, механиком – Шкурко Анатолий Иванович. Он и стал наставником молодого механизатора. Бригада была в те годы многочисленной, коллектив механизаторов – большой и дружный. Василий работал на колесном тракторе, выполнял самые различные полевые работы – сеял, культивировал, обрабатывал посевы, ему доводилось подвозить корма на фермы и работать на погрузчике. Уже тридцать четыре  года он работает в своем колхозе. Большую часть своих трудовых лет он провел, обслуживая молочно-товарную ферму. Василий Николаевич пришел на ферму в те времена, когда на ферме не было никакой механизации. Силой вручную секаторами измельчали, грузили на тележки. Телегу с кормами он доставлял на ферму, высыпал содержимое, поделив его на две кучи, а дояркам корзинами носил корм в сарай, подвозил солому.

Весной и осенью работа была особенно тяжелой. В дождливую погоду грязь была неимоверная. Добираться с поля на ферму можно было с огромным трудом. Часто трактор застревал в грязи. Пробивали по грязи колею, но вскоре ехать по ней было невозможно, приходилось пробивать рядом другую колею. По три месяца работал без выходных, ранним утром уходил и приходил поздно. Молодая жена была не в восторге от его трудолюбия. Она часто говорила ему: «Кто тебе дороже: я или работа?» Но ей приходилось мириться, зная, что по-другому к работе ее муж относиться не мог. Работал он с комсомольским огоньком, не мог подвести своих старших товарищей. А еще он думал о том, чтобы обеспечить свою семью материально. Оплату тех лет помнит до сих пор: за день работы платили 6 руб. 10 копеек. А всего 189 рублей в месяц – это совсем неплохая зарплата. При Н.И. Кравченко зарплата была очень хорошей 150-500 рублей. Были и награды и поощрения. О сегодняшнем дне говорит грустно: добыли технику, подвозить корм нечем, запчасти из дома носили. Покупать колхозу новую технику не за что. Все, кто работает сегодня в колхозе, уверены, что колхоз тихо умирает, перспективы у него нет. Но по-прежнему Василий Николаевич поднимается каждый день в пять часов утра, чтобы быть в утренней кормежке животных на работе.

Свой вклад в разные годы внесли в развитие колхоза руководители среднего звена – бригадиры.

Назовем некоторых из них:

Мостовенко Яков Макарович          Швец Андрей Митрофанович     Кондратенко Александр Васильевич

Кондратенко Иван Яковлевич       Шкурко Иван Сергеевич   Кондратенко Григорий Иванович

Гайдаченко Иван Васильевич    Степаненко Алексей Степанович         Дащенко Иван Филиппович

                                                                    Шкурко Анатолий Иванович

Мовсесьянц Григорий Иванович  

Бригадирами в разные годы были:

Бригадир Анатолий Иванович Шевченко со своей бригадой овощеводов.

На встрече старейших членов партии ветеранов колхозного движения с руководителями колхоза. В центре – председатель колхоза Чеботарев Н.И., секретарь парткома – Корсунь И.М. (1967г.)

Хорошо помнится послевоенное время колхозной жизни в селе, а по рассказам так было и до войны. Девчата – на работу с песней, с работы – с песней. Мы, малыши, слышали эти песни еще задолго до того, когда машина, возившая девчат на работу, въезжала в село. И вечером, после тяжелого рабочего дня девушки и парни собирались «на лавочках». А там за полночь снова песни, частушки, гармони и гитары. А какие песни пелись! Широкие, раздольные и грустные, и веселые, как сама русская природа необъятная, русская душа.

И мамы, и бабушки не возмущались, что им спать не дают. Они с удовольствием слушали, вспоминали свою молодость. Они тоже пели. Но в их песнях было больше печали, они оплакивали свою тяжелую долю. А в песнях их дочерей и внучек чувствовалась радость, свобода, дух коллективизма.

И совсем не похоже, что это пели «запуганные КГБ, закабаленные сталинским режимом, строчащие друг на друга доносы и клевету, трясущиеся от страха люди». Нет, так петь, так веселиться, так работать от зари до зари могли совершенно свободные в выборе и абсолютно уверенные в завтрашнем дне судьбе своих детей, люди, стремящиеся сделать свою жизнь красивее и богаче. Вглядитесь в фотографии того времени. На них бедно одетые, но богатые на улыбки и радость люди.

Сегодня нашим колхозникам не до песен. Они продают и пропивают свои ничего не стоящие паи. А государство 50-70% продовольствия закупают за границей. В каждом из нас живет вера в то, что Россия себя кормить будет сама уже в ближайшие годы.

Не ставьте памятник деревне!

Поставьте на ноги ЕЕ!

Земля – кормилица издревле.

Ну где ж вы, наше мужичье?!

Иль вы в коленях ослабели,

Иль ваши высохли умы?

Деревня дышит еле-еле,

Уж до чего дожились мы?

Продали Русь с землей и людом,

Кто продавец и кто купец?

Добро народное Иуды

Все растранжирили вконец!

<…>

Нас учат жить американцы,

Как воровать, как убивать.

А мы к своим, как иностранцы,

И может сын зарезать мать.

                     <…>

Проснись, Россия! Стань ты сильной!

Деревню-матушку спасай:

Держи ее ладонью пыльной

И люд свой в рабство не сдавай!

Не ставьте селам обелиски!

Земле нужней Мужик живой!

Но не чужой – Мужик российский –

Хозяин с трезвой головой!

                                 А.Голосная

ВАРЕНОВКА В ОГНЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ШЛА ВОЙНА НАРОДНАЯ…

Великая Отечественна война 1941-1945 годов – одна из ярчайших страниц беспримерного подвига нашего народа в борьбе за свою независимость в истории Российского государства. Это была самая кровавая битва народов на земле. Пламя Второй Мировой войны полыхало целых шесть лет. В ее орбиту оказалась втянуто шестьдесят одно государство, более 80% населения земного шара. Сражения шли на территории сорока стран Европы, Азии и Африки, на обширных морских и океанских просторах. Армии противоборствующих сторон насчитывали в своих рядах свыше 110 миллионов человек. Война унесла более пятидесяти миллионов жизней. Причем почти половина из них - гражданское население.

Честные люди земли, не жалея ни своих сил, ни жизни тогда боролись с самым большим злом на земле – с гитлеровским фашизмом и японским милитаризмом. «Третий рейх» хотел превратить большинство людей на планете в своих рабов. Особую участь немецкие нацисты готовили славянским народам: их попросту хотели уничтожить, а их города и села сравнять с землей. Самыми масштабными в ходе войны были события на советско-германском фронте.

Хотелось бы ответить на вопросы о Великой Отечественной войне, возникающие в наше время, словами наших противников, которые по непонятным причинам были более откровенны, чем наши доморощенные историки и телеведущие.

В наше время некоторые утверждают: «Если бы мы не оказали бессмысленное сопротивление войскам Гитлера, а покорились, то жили бы сегодня намного лучше». Так ли это?! Давайте обратимся к документам того времени, военным директивам и записям в дневниках, которые вели на фронте немецкие генералы.

В памятке немецкого солдата было написано: «Убей в себе жалость! Убей каждого русского, советского! Убей – будь то мужчина или женщина, старик или ребенок! Убей!» Гитлер заявлял: «Мы обязаны истреблять население. Это входит в нашу миссию охраны германского населения. Природа жестока, следовательно, мы тоже имеем право быть жестокими. Если я посылаю цвет германской нации в пекло войны, без малейшей жалости проливая драгоценную немецкую кровь, то, без сомнения, я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви».

В директиве от 16 сентября 1941 года начальника Верховного командования германскими вооруженными силами Кейтеля говорилось: «…Следует иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и что устрашающее воздействие возможно лишь путем применения необычайной жестокости».

Итак, они готовились победить. А что они готовили нам? Предусмотрено было буквально все.

ДЕМОГРАФИЯ: в отношении русских –  или полное уничтожение русского народа, или онемечивание лишь той части, которая имеет явные признаки арийской расы.

ОБРАЗОВАНИЕ: целью обучения должен быть только простой счет, самое большое до пятисот. Умение считать не нужно.

МЕДИЦИНА: ни при каких условиях не должны производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия.

БЛАГОУСТРОЙСТВО: ни в коем случае не следует строить русские (украинские) города или благоустраивать их, ибо местное население не должно иметь высокого жизненного уровня.

По каждой национальной группе была отдельная разработка. Белорусы, например, казались им более пригодными для отправки в Германскую империю в качестве рабочей силы, поскольку «белорусы наиболее забитый и безопасный … народ». Как отнеслись сами белорусы к версии о безобидности мы знаем: на территории Белоруссии к 1944 году действовало 862 партизанских отряда.

1941-1945 – страшные и мучительные годы. В нашей стране почти не было ни одной семьи, которой бы не коснулась война, ставшая народной. А наше село Вареновка оказалось на острие удара фашистских войск, рвавшихся на Кавказ, к бакинской нефти. Здесь, на Южном фронте, осенью 1941-го года и летом 1943-го разворачивались тяжелые бои. Жители нашего села испытали горечь поражения советских войск осенью 1941 года, познали ужасы гитлеровской оккупации и видели победное наступление армий Южного Фронта под командованием одного из выдающихся полководцев Великой Отечественной войны генерал-полковника Ф.И. Толбухина.

В этой главе мы публикуем воспоминания наших земляков о тех огненных годах. Это не вымышленные истории, а подлинные события, произошедшие в то время в нашем селе, в семьях вареновцев и их соседей, на берегах рек Миус и Самбек.

Родина-Мать зовет! Повсюду, ко всем и к каждому обращено суровое лицо матери. Грохочут танки по дорогам. Идут ополченцы. Радио доносит вести: «от советского информбюро». Чуть утро, на призывных пунктах военкоматов новые и новые патриоты: мужчины, женщины, солдаты и офицеры запаса, призывники. Сотни тысяч добровольцев! Родина – в смертельной опасности. Решается судьба страны … судьба человечества.

К оружию, товарищи-соотечественники!

ПО НАШЕЙ ОБЛАСТИ ПРОШЛА ВОЙНА

(из государственного архива)

Осенью 1941 года Ростовская область стала прифронтовой. Десятки тысяч трудящихся всех городов и районов области взялись за кирку и лопату и самоотверженно строили оборонительные сооружения. В октябре фашистские полчища уже вторглись в пределы области. Они стремительно рвались к Ростову, бросая в бой отборные части.

В середине октября развернулись тяжелейшие бои под Таганрогом. Перед партийными и советскими организациями, всеми трудящимися Дона встала сложная задача в короткий срок провести эвакуацию заводов, фабрик, колхозного имущества в глубокий тыл. И эта работа была с честью выполнена.

21 ноября немецким войскам удалось захватить столицу Дона - Ростов. Только 7 дней фашисты хозяйничали в городе, существенно его разрушив. Ростов был освобожден контрударом войск Южного Фронта. Это была первая победа над гитлеровцами в Великой Отечественной войне.

Война была! В крови без хлеба

В мороз, ломавший твердь брони…

Вы согласитесь, как нелепо

Звучит все это в наши дни

А ведь была, была когда-то!

Свистел убийственный свинец,

И вскинув руки так крылато

Не вверх, а вниз летел боец…

Воспоминания Нестеренко Ивана Степановича: «Утро 22 июня 1941 года было ясным, тихим. Многие вареновцы уехали в Таганрог на рынок, но на сердце у всех было тревожно.

Первые известия о вероломном нападении фашистской Германии на нашу  страну мы узнали от жителей, которые часовым поездом возвратились домой из Таганрога. Затем известие о начале войны пришло из района по телефону, а затем конным нарочным. Примерно в три часа дня в клубе села состоялось собрание жителей села, на котором председатель сельского совета Илья Алексеевич Жадченко сообщил, что заместитель председателя правительства СССР Вячеслав Михайлович Молотов объявил о начале войны с Германией.

На этом собрании некоторые из запасников получили повестки из райвоенкомата о призыве в действующую армию.

Мимо села по железной дороге день и ночь на запад шли составы с солдатами и боевой техникой. Призывались в армию мужчины из запаса. Из колхоза забрали для армии почти все автомашины, гусеничные трактора, лошадей.

В июне в нашем селе был сформирован истребительный отряд из мужчин, не подлежащих пока мобилизации. Его возглавил Константин Моисеевич Поляков. Вскоре он был призван в армию. Он воевал под Ленинградом и погиб там в 1943 году.

Бойцы истребительного отряда, в который был зачислен и я, изучали оружие, занимались строевой подготовкой. Ночью охраняли село и прилегающую к нему местность. На колокольне бывшей церкви был оборудован наблюдательный пост, где дежурили бойцы истребительного отряда. Мне пришлось быть здесь наблюдателем несколько ночей. Вместе с другим бойцом мы зорко всматривались в сторону степи, где под прикрытием темноты немцы могли высадить в тылу десант. Ночью сидеть в полной темноте было тревожно, кричали сычи, слышались шорохи, к утру клонило ко сну. Но мы старались не поддаваться ему и до утра вели наблюдение за окрестностью села, понимая, какая лежит на нас ответственность. Правда на территории села, немцы не высаживались, а вот бомбить его бомбили.

Около молочной фермы стояли копны соломы. Ночью немецкие летчики их, наверное, приняли за замаскированные танки. Бомбардировка велась из пикирующих самолетов. Со страшным воем на землю летели бомбы, стоял страшный грохот. А в это время жители нашей улицы стояли под стенами колхозного свинарника, ожидая, что и нас достанут немецкие бомбы. Но это не произошло. Немецкие самолеты отбомбившись, улетели на Запад. Во время бомбежки Мария Мостовенко вспомнила рассказ бабушки Оли Нестеренко (однофамилица) о том, что якобы немцы  жителям толи Петрушино, толи Новобессергеновки сбросили с самолетов несколько ящиков печенья и конфет. И взрыв каждой бомбы женщина  сопровождала словами: “Это тебе, бабушка Оля, монпансье! Это тебе - печенье!” Так, люди не теряли чувство юмора даже в страшные моменты, когда  на наши головы могли упасть “немецкие гостинцы”.

Нечего греха таить, среди наших людей были и такие, кто ждал фашистов и считал, что с их приходом жить станет лучше. Так, один из них (не буду называть его имени) говорил: “Пусть придут немцы, наведут порядок. А то наши, сукины сыны, все брали на оборону, а пришла война, а воевать нечем!” К слову, он и пострадал от “нового” немецкого порядка: его вместе с другими сельчанами фашисты расстреляли, когда Вареновка была оккупирована».

Тивяшова Зинаида Николаевна закончила семь классов одной из школ Таганрога и пошла учиться в ФЗУ от авиационного завода. Три года работала на этом заводе после окончания училища, а потом перешла работать билетным кассиром на железнодорожный вокзал г.Таганрога. Там и узнала она о начале войны. Не хотелось верить, что война дойдет родных мест. Поверили в это только тогда, когда во время ночного дежурства поздно ночью в здание вокзала вошли моряки в полном боевом обмундировании с оружием в руках. На встречу им вышел, несмотря на поздний час, начальник вокзала, которого в обычные дни в такое время на работе не было, и повел их к себе. Тогда стало понятно, что война близко.

Вспоминался Зинаиде Николаевне случай о бдительности в то суровое время. Два месяца с начала войны был запрещен свободный въезд без пропусков в города Москву и Ленинград. Но люди старались попасть туда любыми способами. Так, одна женщина купила билет на Москву, дав в качестве взятки кассиру отрез крепдешина, но об этом сразу же стало известно начальству. Кассира немедленно уволили с работы, а женщину, купившую билет, в вагон не пустили, задержали до выяснения обстоятельств поездки. Оказалось, что в Москве у нее не было ни родных, ни друзей. Объяснить свою цель поездки в Москву она не смогла, и ее отдали под суд по законам военного времени.

Рассказывает Романенко Раиса Семеновна: «22 июня 1941 года в нашем колхозе был выходной день. После обильных дождей речка наша разлилась примерно метров на 100 в ширину. Камышей тогда по берегам не было. На речке было много детей. Но вот кто-то из Таганрога принес весть о войне. Я побежала домой. Оказалось, что мать, отец и старший брат уже знали об этом: страшную новость о войне принесла людская молва, ведь радио у нас не было. На второй день мы, подростки по 14-16 лет, пришли работать в полевую бригаду (за  шесть километров от села). В сентябре 1941 года из нашего села было призвано военкоматом на оборонные работы двести человек, из Таганрога – двадцать тысяч! 

Мужчины, на плечах которых держался колхоз, почти все пошли в сельсовет, где им в тот же день вручили повестки о призыве в армию, а многие из них находились на военных сборах под Новочеркасском. А 24 июня уже все село провожало призывников со слезами, песнями  и танцами под баян. Еще не знали, еще не думали, какое горе пришло на нашу землю…

В колхозе остались женщины и дети, да инвалиды, как мой отец. Урожай тогда был отменный. Все убирали хлеб, выращивали скот. Много было коров, свиней, овец и молодняка. А какие богатые были сады! Всю мужскую работу выполняли женщины и дети.

Под Мариуполем мы копали противотанковые рвы. По вечерам собирался почти весь мой 7 “А”. Девчата плакали,  ребята собирались идти на фронт, но им всем было по 15-16 лет.

А вести с фронта приходили тревожные. Наши войска отступали, и фронт подходил все ближе. Уже 12 октября гремел бой за Мариуполь. Утром нас отправили по домам. В ту же ночь мы ночевали уже дома. А потом три дня и на Миусе шел бой.

Немцы пришли в наше село и в Таганрог 17 октября. Помню, проехало несколько мотоциклов и машин. Потом немцы пошли искать наших солдат, затем начали стрелять кур. Мы все сидели в домах и боялись выйти на улицу.

Линия фронта дошла до нашего села 2 декабря 1941 года. До этого за три дня, вечером часов в восемь был слышен гул самолета. Мы предположили, что это наши летят бомбить железнодорожный мост. Но большая бомба упала на нашем огороде в сорока метрах от дома. Все стекла из окон посыпались. Было ощущение, что сам дом намного подскочил. На улицу мы не решались выходить: там стояли груженые немецкие машины и ходили патрули.

Наша семья поселилась в подвале. Туда принесли все необходимое, а потом перебрались в подвал к соседям, их было трое (двое детей-подростков и мать), а у нас отец-инвалид (в то время 72 года), мать и мы с братом пятнадцати и двенадцати лет. На улице стояли морозы больше 30-ти градусов.

Соседский мальчик и мой отец просились к немцам в дом варить кашу из пшеницы. Так и жили пять недель. А 6 января в подвал пришли  два немца, переводчик сказал, чтобы уходили в Таганрог. Мы и пошли в Таганрог. Шли, не зная куда. Около металлургического завода стоял одинокий барак. Там уже было полно наших. Они ушли из села раньше и кое-что успели принести с собой, нас пустили   погреться. Потом сошлись  в комнате  люди со всего барака и стали решать, что с нами делать. Один пожилой мужчина сказал: "Не умирать же людям на морозе"!

В одной из комнат стояла его лошадь, он вывел ее и  поставил в коридор. Мы убрали в комнате навоз, нам дали немного дров,  а потом принесли кто старое пальто, кто мешок, кто ботинки, кто кастрюльку с ложкой. Комната была большая, но не было в ней полов. Их сожгли в печке.

Так мы и жили семь месяцев, пока фронт стоял у села. А тех, кто не ушел из подвалов в город 7 января 1942 года немцы расстреляли».

Об этом рассказывает Шаповалова Вера Андреевна: «Когда в селе стал фронт, нас немцы выгнали в подвал. Все продукты остались в доме. В коридоре стоял мешок муки. Бабушка вышла из подвала и попросилась к немцам в дом, чтобы на печке испечь пышки. Но нам они не достались, их тотчас расхватали немцы. Так было не один раз. Из Таганрога пришла бабушкина двоюродная сестра, жившая в Северном поселке. Зная, как обращаются немцы с жителями, она стала уговаривать бабушку, чтобы она с семьей покинула село. В это время вошел немец, который намеревался забрать нашу корову. Тетя обратилась к нему: «Нехорошо, пан, забирать корову – в семье маленькие дети. Ты приходи каждый день, и мы будем давать тебе молоко и хлеб». С этими словами женщины дали немцу свежеиспеченную пышку и кувшин молока, которое он тут же стал пить. Немец все съел, сказал: “Ya-ya”, и ушел, объяснив, что придет снова. Тут же было принято решение уйти в город с коровой. Бабушка из дома уходить не захотела: «Не пойду из родного угла, пока не разобьют мою хату». А мы решили ночью покинуть село. Взяли пожитки, немного еды, свою корову и двинулись в путь. Однако стоял сплошной туман, и мы долго блудили по селу – куда не пойдем, все время возвращаемся к ветряной мельнице. Я несчетное число раз падала, перемазавшись в грязи. Другие выглядели не лучше. И только, когда стало светать, мы вышли из села на шлях и пошли по дороге… Поселились мы в Таганроге в доме на углу Старопочтовой. Это место было обзорным. Видно было передвижение из города и в город. Мы всегда выходили смотреть, когда гнали немцы людей, нет ли среди них нашей бабушки. Вскоре к нам пришла наша односельчанка тетя Паша и сказала: “Где ваша бабушка?” Мы ответили, что в Вареновке. Она покачала головой: “Нет ее”, и рассказала нам следующее.

Бабушка пошла к соседке Лысенко. Рядом с ними жила семья Головенко, во дворе которых был большой подвал. Ночью немец пригнал  к подвалу тетю Дашу Мирошниченко, толкнул ее в погреб и выстрелил, но, как оказалось, промахнулся. Она скатилась по ступенькам в яму. Не успела опомниться, а немец уже привел вторую жертву – тетю Соню Лысенко. Осветил вход фонариком и заставил спуститься ее в подвал. Спускаясь, тетя Соня увидела, что Дарья жива. Та успела ей только объяснить, что немец в нее не попал. Немец вновь осветил подвал и стал целиться в женщину. Она взмолилась: «Не убивай, пан! Я завтра уйду в Таганрог». Но немец три раза выстрелил в женщину и размозжил ей голову. Тело толкнуло, тетя Соня упала на Дашу Лысенко, прикрыв ее собою. На лежащую снизу женщину полилась кровь убитой. А немец вслед за этим привел двух дочерей тети Даши, Дусю и Марию, и застрелил их. Последней жертвой была наша бабушка. Он выстрелил в нее, когда она подошла к подвалу. Бабушка упала на верхние ступеньки и еще долго стонала. Немец закрыл вход в подвал камышом и спокойно удалился.

Внизу под грудой тел лежала тетя Даша, обезумевшая от пережитого. Когда все стихло, она пришла в себя, кое-как выкарабкалась наружу. Все жертвы были мертвы. Мертва была и наша бабушка. В полуобморочном состоянии, перекрестившись на четыре стороны, тетя Даша, окровавленная, грязная поплелась в Таганрог. Добрела до Михайловки и, потеряв сознание, упала. Её нашел мужчина, привел к тете Паше. Узнали мы, что в этот же день немцы забрали также мужчин, Лысенко Якова  и Романенко Петра, и бросили их в колодец. Живыми или расстрелянными нам не известно».

Вспоминает Кондратенко Николай Иванович: «17 октября 1941 года наши войска под ударами немцев покинули Вареновку. В этот день на окраине села разыгрались трагические события. Вскоре  в село въехал тяжелый мотоцикл на гусеничном ходу с немецкими разведчиками, на нем был установлен пулемет.

На территории усадьбы Харитона Андреевича Кондратенко в саду нашими солдатами был оборудован склад (как оказалось позднее – для оружия). Незадолго до этого дня здесь разгрузили целый вагон, пригнанный со станции Морская. Склад охраняли шесть человек. В их распоряжении был грузовой автомобиль и “Эмка” командира. Когда немцы приблизились, командир охраны дал приказ перекрыть путь немцам к складу и взорвать склад. Завязалась перестрелка. Наши солдаты уничтожили склад и стали отходить. Грузовая машина их почему-то не завелась. Тогда они все сели в "Эмку" и поехали в сторону фермы.

Там двое бойцов выпрыгнули из машины. Очевидно, они получили приказ прикрыть отступление. Но в это же время в небе над селом появился  советский “туполобый” истребитель. Летчик был уверен, что немцев в селе нет (так оно и было) и направил самолет к месту взрыва склада, где уже было много людей, прибежавших посмотреть, что произошло.

Летчик опустился на предельно низкую высоту, где-то десять метров, и сделал крен в сторону толпы людей. Собравшиеся ясно видели лицо летчика. И тут немец положил свой автомат на спину другого немца, прицелился и выстрелил. Ясно было видно, как разрывная пуля попала в щеку летчика. Самолет резко взмыл в небо и потом пошел в штопор к земле. Он упал за бугром, в районе криницы. Люди кинулись туда. Но немцы приехали раньше. Селяне увидели выпавшего из кабины мертвого летчика с парашютом, а метрах в десяти от него лежал самолет. Летчика рассматривали, зная, что несколько односельчан  были летчиками на войне. Некоторые селяне стали отрывать куски шелка от его парашюта. Немцы, смеясь, им помогали. И тут возмутилась мать летчика Иванова, которая тоже прибежала к месту гибели самолета: "Что вы делаете? Это же наш летчик!" Тогда мародеры остановились. Эта женщина взяла дома лопату, вернулась на место гибели самолета и заливаясь слезами, забросала землей тело погибшего летчика. Ее сын, тоже летчик, был на фронте.

Немцы, после того как сбили самолет и убедились, что летчик мертв, направились к тем двум солдатам, которые выпрыгнули из машины с покидавшими село охранниками склада. На мотоцикле они быстро догнали их и расстреляли, а потом снова вернулись. За каких-то пол часа на глазах вареновцев погибли и летчик, и солдаты-пехотинцы. Вечная им память!»

Вспоминает Гайченко Елена Степановна (1913 г. р.): «Мы с мужем и маленькой дочкой жили дружной семьей. И вот 22 июня 1941 года в воскресенье объявили о начале войны. Потянулись подводы и брички в райцентр в военкомат, увозя из домов нашего села дорогих мужчин. Моего Ивана мобилизовали в числе первых, а я по-прежнему уходила на работу в колхоз. И вот через несколько дней, после ухода мужа, по дороге в Таганрог женщины мне сказали, что в Ростове стоит обоз с призванными  вареновцами, среди которых был и мой Иван. Я немедленно вернулась домой, пошла в сад, сорвала побольше черешен и поехала в Ростов, где отыскала эшелон  своего мужа.

Новобранцы в Ростове проходили курс молодого бойца. И я каждый день ездила в Ростов вместе с другими женщинами нашего села, сидела под откосом железнодорожного полотна, на котором стоял эшелон. Наших мужей на некоторое время отпускали   к нам. И мы очень дорожили этими минутами.

Однажды я приехала к мужу, но мне к нему не дали пройти, говорили, что идет отправка новобранцев на фронт. В двенадцать часов ночи их подняли идти на вокзал. А мы просили: “Пустите нас к мужьям”. Я настаивала, чтобы пропустили, говорила, что плакать не буду. Нам разрешили идти рядом. Так и шли до самого вокзала. Мужчин погрузили в состав, на прощанье муж мне сказал: “Лена, жалей доченьку, она у нас единственная”. Любил он дочку без памяти. Баловал сладостями, одевал ее как куколку: шапка, шубка белые. И когда я, оставшись одна, хотела было накричать на дочь за провинность, то всегда вспоминала эти слова мужа  и сдерживалась.

Но вот эшелон выехал из Ростова в сторону фронта. Проезжая Вареновку, солдаты кричали, передавая приветы родным, односельчанам, и бросали записки. Среди них был мой Иван. Это была наша последняя встреча.

Состояние беды и боязни за близких, часто вызывало желание заглянуть в то неведомое, что нас тревожило. Женщины часто ходили к ворожеям, чтобы узнать о судьбе мужей и сыновей на войне. В постоянной тревоге за мужа я плакала день и ночь. Всегда сверлила голову мысль: “Жив ли?” Едут солдаты, кто без ног, кто без рук. Однажды ложусь спать и говорю: “Господи! Если живой, пусть живое приснится, если нет…” А мне приснился сон, как оказалось вещий… Иду я от кладбища по своей улице. Навстречу народу полно, так много, что я еле пробиваюсь сквозь толпу, и несут гроб один, потом другой, много гробов. Я спрашиваю: “Кто умер?” И кто-то мне говорит: “Не один твой тут, вареновских тут много”.

О судьбе мужа тогда я не знала. В 1942 году получила письмо от него. Он писал, что “чудом остался жив, но Дущенко Ивана Ивановича дети не увидят. Прямым попаданием снаряда его разметало в воздухе”. Это письмо было написано после месяца фронтовой жизни мужа. Больше писем от него не было. Пришло извещение о его смерти. И стала я вдовой, а Леночка – сиротой».

Синдецкий Николай Михайлович (1922 г.р.): «После окончания семи классов я мечтал поступить в летное училище. Пошел в аэроклуб, где была подготовка будущих летчиков, но по состоянию здоровья меня туда не приняли. Я поступил ФЗУ и, успешно закончив его, получил специальности: котельщик по ремонту и строительству судов, водопроводчик и газосварщик. За отличную учебу администрация Таганрогского судоремонтного завода, пославшая меня на учебу, выделила мне бесплатную путевку на двадцать один день в дом отдыха города Геленджик. Время отдыха летело быстро, кругом гремела музыка, вечерами были танцы, новые друзья и знакомства. Жизнь шла своим чередом, скучать было некогда. Срок путевки заканчивался 21 июня 1941 года. Утром я собирался ехать домой. После отбоя все долго переговаривались и, наконец, уснули. Ночью нас разбудил сильный стук в дверь. Мы вскочили с кровати, не понимая, что происходит. Тут дверь нашей комнаты отворилась, и вбежавший сторож крикнул: «Война!» Не проснувшись еще до конца, мы, восемь человек из комнаты, в суматохе начали одеваться. Через открытую дверь доносился голос Левитана, извещающий о нападении Гитлера на нашу страну. В шесть часов утра директор дома отдыха выделил большую грузовую машину для перевозки всех отдыхающих на железнодорожный вокзал города Новороссийска.

Что творилось в городе – не описать. Масса людей устремилась к поездам, чтобы быстрее попасть домой. Все поезда были набиты людьми до отказа. Мы с товарищем из Таганрога ехали до самого Ростова, подцепившись на подножку вагона. По дороге поезд останавливался, и вагоны битком набивали мобилизованными мужчинами разных возрастов. Их жены и дети со слезами и с громкими криками прощания бежали за уходящими вагонами.

         По приезду домой я сразу же пришел на свой завод. За одни сутки завод перестроился на военный лад. Начальство отобрало несколько человек из числа комсомольцев и выдало нам специальные пропуска в секретный цех. Получив “бронь” (отсрочку от отправки на фронт) мы приступили к выпуску авиабомб и снарядов. Посторонних в цех не пускали, отгрузку производили только ночью. Этот груз доставляли в порт города, где день и ночь загружались баржи с оборудованием военного значения и морем эвакуировали его на восток страны. Мы работали по двенадцать часов в сутки, а когда приходилось грузить продукцию, то на сон оставалось два-три часа – и опять за работу. Питание было организовано для нас прямо в цеху.

         Фашисты подходили к городу. Их “стервятники” беспрерывно бомбили город, особенно наш завод. Несколько бомб попали в баржи с оборудованием и станками, и они затонули. Одновременно шла эвакуация людей катерами, но всех желающих вывезти было невозможно. 17 октября немцы зашли в город».

Вспоминает Бородавко Александр Иванович: «В 1941 году я уже заканчивал учебу в третьем классе и, втайне от родителей, строил свои планы: как, получив “чин” пастуха, снова обрету свободу своей мальчишеской жизни. Так оно и случилось. В тот памятный день я был дома, а не на пастбище. Было жарко и безоблачно. Отец ушел на работу, мать была с детьми в доме, а я находился во дворе. И вдруг услышал безумный крик какой-то женщины, которая приближалась все ближе и ближе к нашему дому. Я стал различать, что она выкрикивает одно и тоже слово, страшное слово: "Война!" Я вошел в комнату и сказал матери, что началась война. Хорошо помню, что мать стояла у люльки, укачивая Леночку, но, услышав это слово, она безвольно опустилась на лавку и застыла в неподвижной позе с обвисшими руками. Ближе к вечеру пришел отец, он уже знал, что случилось, был хмур и подавлен. С этого дня жизнь в селе будто подменили. Не было слышно смеха. Во всех домах слышался плач: мужчины призывались в армию. Так в июне 1941 года ушли на фронт четыре сына Бражникова Тимофея Ивановича, три сына Кононенко Лукьяна. С каждым днем в Вареновке становилось все меньше мужчин.

Подошла пора убирать колосовые. На это были брошены все людские силы, ибо требовалось убрать урожай в кратчайшие сроки. О нормированном рабочем дне было забыто, и хлеб был убран вовремя. Колхоз перевыполнил план поставки государству, в большем объеме. Выдали зерно колхозникам за их труд. Оставили семенной фонд.

Прошло два месяца с начала войны. И вот 29 августа была получена повестка, обязывавшая моего отца прибыть на призывной пункт Неклиновского райвоенкомата 30 августа. Ему тогда в мае исполнилось 34 года. Отправка на призывной пункт осуществлялась оперативно. Колхоз должен был предоставлять две машины: одну для призывников, другую для провожающих. Прибыл представитель из военкомата, сделал перекличку призывников и машины поехали в с.Покровское. Здесь будущих солдат пересадили в автобусы. По просьбе отца военные разрешили мне ехать вместе с ним. Не успел я присесть рядом, как он обнял меня и прижал к себе, так мы и добрались до места формирования воинской части. Потом сюда приехала и мама. Мы долго стояли втроем, обняв друг друга. Мать с отцом о чем-то говорили. Но я видел, что отец, разговаривая с мамой, все время смотрел на меня. Так продолжалось пока не прозвучала команда: “Становись!” Мать с отцом попрощались. А он поднял меня, крепко прижал к себе, поцеловал несколько раз и сказал только одну фразу: “Сынок, будь мужчиной!” Потом была снова перекличка. И автобус увез наших отцов в неизвестном направлении».

Родная вареновская земля…

Здесь было поле боя,

Поле смерти.

За пядь земли безмерная борьба.

Отсюда шла укрытая в конверте,

Сиротская, горючая судьба.

Полк отдела охраны войскового тыла 56-й Отдельной армии участвовал 3-17 декабря 1941 года в локальной наступательной операции за село Вареновка Неклиновского района Ростовской области. Из Сводки Политуправления войск НКВД СССР: «В течение свыше десяти дней полк непрерывно находился в бою. За это время полк восемь раз ходил в атаки на обороняющегося в с.Вареновка противника, неоднократно врывался в село, ведя ожесточенные бои и нанося большие потери противнику». Чуть ниже – примеры доблести его бойцов и командиров: «Бесстрашие и отвагу проявили пулеметчики Кострюков и Макаров. 7.12 во время наступления минометным огнем противника был выведен из строя весь пулеметный расчет. Оставшись один у пулемета, Кострюков продолжал вести огонь по врагу и, даже когда он был тяжело ранен в глаз, руку и обе ноги, он не прекращал огня. Кострюков оставался у пулемета до тех пор, пока его не сменили. Макаров, оставшись также один у другого пулемета и будучи тяжело ранен, продолжал вести огонь по немецким захватчикам до последнего дыхания. Не выпуская из рук пулемета, Макаров пал смертью храбрых. Труп его вынесен с поля боя и похоронен в с. Приморка. Храбро действовал и умело руководил боем командир пулеметной роты младший лейтенант Панкратов. Личным примером он воодушевлял пулеметчиков на беспощадную борьбу с врагом. Будучи ранен, Панкратов не оставил поля боя, а продолжал руководить ротой и продвигаться впереди. Второй вражеской пулей герой-командир был убит.

В этих боях бойцы показали исключительную любовь к командирам и политработникам. Когда красноармеец Давыдов увидел, что один вражеский мотоциклист с пистолетом крадется к политруку Костину, он смелым и ловким броском заколол штыком фашиста и спас жизнь политруку роты».

И далее – «Высокое понимание и сознание своего долга, мужество и бесстрашие показали красноармейцы-водители автомашин. Красноармейцы шоферы Кривошеий, Шевченко, Мустафа и Стельмашов во время оставления полком выс. 100.2 отошли тогда, когда посадили на машины бойцов, прикрывавших отход отряда, подобрали раненых и отставших красноармейцев и погрузили всю материальную часть.

Водитель автомашины красноармеец Ключинский на своей машине под сильным огнем противника перебросил подразделение на новый оборонительный рубеж и вывез раненых бойцов. Когда его машина была повреждена миной, он ее не бросил, а, отремонтировав ее под огнем врага, прибыл в свое подразделение. Во время ремонта машины Ключинский был контужен.

Шофер Николаенко, будучи окружен немцами, вступил с ними в бой, прорвался через вражеское кольцо, спас машину и раненых бойцов. Самоотверженно работали медицинские работники и санитары. Красноармеец музвзвода Молчанов в бою под с.Вареновка выполнял обязанности санитара. Под ураганным огнем врага он вынес с поля боя 65 раненых бойцов и командиров. Даже тогда, когда Молчанов был ранен и одновременно контужен, он продолжал оказывать помощь раненым.

Санинструктор Гончаров вынес с поля боя 57 раненых. На поле боя под сильным огнем противника он сделал перевязку 84 бойцам и командирам».

Как гласит Исторический формуляр части, в боях за Вареновку полк истребил 595 гитлеровцев, но сам понес потери в лице 237 убитых, раненых и пропавших без вести своих военнослужащих.

 Из письма председателя Совета ветеранов г.Ростова-на-Дону полковника в отставке Беревянцева Ивана Митрофановича от 18 января 1974 г.:

«14.12.1941 года батальон 230 полка НКВД  получил боевой приказ командования 56 особой армии: овладеть Вареновкой и выйти в глубокий тыл врага к Таганрогу.

Выполняя приказ - батальон после полуночи начал наступать (правее железной дороги) без артподготовки, сохраняя скрытность, тишину и приблизился к обороне противника в районе железнодорожного моста, проделал проходы в проволочных заграждениях, а когда начался рассвет - бросился в атаку, забросал фашистов разными гранатами и ворвался в его окопы.

Ошеломленные внезапной и дерзкой атакой чекистов - немцы открыли ураганный огонь из автоматов, пулеметов, минометов. Самолет на бреющем полете поливал нас свинцовым дождем из пулемета. Загремела артиллерия. Фашистское командование бросило в контратаку резервы.

Наш батальон дальше передвинуться не смог и обескровленные подразделения его, в количестве около 30 человек вынуждены были отойти на исходные позиции к Приморке.

Все павшие в бою остались в окопах врага и по нашему предположению были похоронены в Вареновской братской могиле».

За два военных года были десятки боев и сотни погибших, большую часть их имен мы не узнаем. Их навсегда надежно скрыла от нас пойма реки.

На плитах сельского мемориала выбиты около ста фамилий защитников, среди которых Дубинин Михаил Максимович (1906 г.р.). Младший лейтенант, командир взвода 1-й стрелкового батальона 16-й отдельной стрелковой бригады, погиб 11 марта 1942г. Захоронен возле моста на западном берегу реки в селе Вареновка Неклиновского района Ростовской области.

ВОЙНА ГЛАЗАМИ ДЕТЕЙ

ЛИЦО ВОЙНЫ ГЛАЗАМИ ДЕТЕЙ

Я из поколенья тех детей страны,

В кого фашисты яростно стреляли,

Кто сам изведал ужасы войны,

Кого с родителями заживо сжигали.

Из тех, кто у станков в тылу стоял,

И в поле собирал пшеничный колос,

Кто раненым повязки поправлял,

От похоронок плакал в полный голос.

Нам было трудно, что тут говорить.

Мы знали голод, холод тоже знали.

И мне сейчас не стыдно говорить -

Мы о конце войны, как взрослые, мечтали.

Прошла война. Настал Победы час.

И годы мирной жизни полетели.

Страна, мужая, вырастила нас.

Мы стали тем, кем очень стать хотели.

Как надо мало времени – всего-навсего миг, чтобы лишить человека жизни. Всего-навсего сущий пустяк: направить самолет на одну-две человеческие фигуры, неважно какие, представляющие для тебя нужный, особый интерес, или просто так, ради “спортивного” интереса – нажать на гашетку и результат на лицо: в итоге - трупы.

Немцев в селе еще не было. Это было в середине октября 1941 года. Заканчивалась пора “бабьего лета”. По-осеннему тепло светило солнце, отогнав подальше все тучи и тучки с голубого неба, и погрозив своим большим, особым, солнечным пальцем хулигану - ветру, чтобы тот отдохнул до поры до времени. Было тепло и безмятежно. В этот день два подростка десяти-одиннадцати лет вышли за село и пошли к речке. Пройдя под железнодорожным  котлованом, остановились на опушке железнодорожной посадки. Ребята говорили о том, о сем, любовались степной далью и маленьким лесом, который готовился к зимнему сну. И вдруг увидели, как в ясном небе, откуда ни возьмись, появились два немецких самолета-истребителя. Какое-то время они шли в паре, один за другим. А потом, как по команде, разошлись и стали стрелять из пулеметов.

Мальчишки подумали, что это наши “ястребки”. Но не прошло и полминуты, как один из самолетов спикировал на них. Мальчишки поняли, что они стали мишенью пилота.

Но фашистский летчик просчитался. Из книг ребята знали кое-что о войне. Они мигом кинулись в разные стороны, успев отбежать друг от друга на 5-7 метров. Там, где они стояли, пули подняли пыльные шарики.

На этом все не закончилось. Ребята помнили, что самолетов было два. Как по команде, они посмотрели на небо и увидели, что второй  самолет идет по курсу первого. Ребята бросились в посадку и немецкие пилоты их потеряли из вида. Взглянув друг на друга, они засмеялись от радости, что остались живы.

Этими ребятами были Бородавко Саша (автор этого рассказа) и Чернов Ваня, жившие на сегодняшней улице Социалистической.

Вспоминает Кондратенко Мария Ивановна: «Родители мои были крестьяне. Отец - Мирошниченко Иван Пантелеевич, 1905 года рождения, мама - Мирошниченко Устинья Ивановна 1908 года рождения. В семье нашей было четверо детей. С нами жила тетя – Мирошниченко Татьяна Пантелеевна, она пришла к нам после смерти мужа. Своих детей у нее не было.

Мой отец в колхозе работал с момента его образования. Профессия у него была горючевоз: подвозил горючее к тракторам.

Мне было двенадцать лет, когда началась война. Через  несколько дней отцу принесли повестку из райвоенкомата. Я ее взяла и понесла отцу, он работал на поле возле Воловой балки. Находя тропинки в траве, я почти все время бежала. Так, в числе первых вареновцев, отец ушел на войну.

Перед отправкой на фронт отец находился в Персияновка, где стояла его воинская часть. Он был неграмотный, письма написать не мог. Но через людей передал нам, где он находится. В Персияновку поехали мама, я и тетя Таня. Потом мы ездили в Персияновку несколько раз. Эти встречи были тяжелыми, заканчивались, как правило, слезами. Отец говорил, что по слухам их отправят в Крым. Был ли он там - мы не знаем. Ни одной весточки от него мы получили. Зато через несколько месяцев получили похоронку. В ней сообщалось, что отец погиб смертью храбрых в боях по защите Родины».

Из воспоминаний Кондратенко Аллы Александровны (1934 г.р.): «Мои детские воспоминания о войне и событиях тех далеких лет в памяти сохранились четко и ярко. Когда в наше село пришли немцы, мне было только семь лет. Перед приходом гитлеровцев не было бомбежек, это насторожило селян, так как до этого Вареновку бомбили ежедневно. День был тихий. Мы, дети, играли на улице, когда на ней показались грузовики, крытые брезентом, и много мотоциклов.

Люди растерялись. Они выбегали из своих домов и прятались по огородам и садам. Я увидела толпу бегущих людей. Одним из первых бежал высокий мужчина, Кириченко Иван, с трехлетней дочерью на плечах. Я тоже кинулась за всеми. Но бежали мы не долго… Остановились как-то разом все возле пещер. У каждого возник вопрос: “Куда бежать?”  Немцы были везде. Молча все повернули назад, и пошли по своим домам.

Подходя к своему дому, я увидела, что в наш двор немцы загоняют крытую машину и ставят ее под большое дерево. Испугавшись, я побежала к дому бабушки, но и здесь уже стояли мотоциклы и немцы возились возле них. Увидев меня, они стали что-то мне говорить. Я замерла на месте, а потом бросилась бежать домой. Растерянную, испуганную, мама увела меня в дом. А у нас уже хозяйничали немцы. Они переселили всю семью в одну комнату, а сами заняли две большие комнаты.

Так и начали мы жить с немцами в одном доме.

Боев вблизи села не было. Ночами немцы выставляли охрану. Они строго следили за светомаскировкой, если у кого в доме пробивался свет, то стучали в окна и требовали погасить свет.

Немцы, жившие в нашем доме, заставляли маму жарить им семечки и говорили, что это "русский шоколад". Они часто устраивали пьянки. Напившись, раздевались и ходили по дому и по двору в одних нижних рубашках, рубашки были у них по колено.

Немцы были разные. Одни, что жили в доме, пускали женщин в дом подсушить пеленки, другие били их ногами и гнали прочь.

Еще я запомнила, что видела, как немцы раздевались и веником вытряхивали вшей из своей одежды. Холеными были, наверное, только офицеры.

Потом начались бомбежки. Это налетали наши самолеты. К селу приближался фронт. Немцы стали беспокойными. Один из них пришел в нашу комнату, сел за стол и начал говорить, что "война - это плохо". Вынул фотографию своей семьи: на ней была его жена с двумя детьми. Показывая ее нам, он все качал головой и говорил, что "война это нехорошо".

Бомбили село все чаще и чаще. У нас появились войска СС. Эти сразу выгнали нас жить в подвал. В нашем подвале располагалось человек двадцать! Висело две люльки с маленькими детьми. Из подвала был ход в другой подвал. В нем спрятались молодые парни с нашей улицы - они не хотели идти рыть окопы для немцев. Переход из подвала в подвал был закрыт перинами. Но долго скрываться молодежи не пришлось. Немцы парней выследили и погнали на работы.

А однажды мы чуть не потеряли маму. В подвале я с маленьким братиком Жорой, которому было три года, нашли маленькую морковку, и вышли с нею в руках во двор подышать свежим воздухом. Немец увидел у нас морковку и полез в подвал, стал требовать, чтобы ему отдали все овощи. Ему, конечно, мы, ничего не дали, так как у нас ничего не было. Тогда немец вынул пистолет и приставил ко лбу мамы, которая сидела на скамейке. Мы с братиком закричали, отчаянно вцепились с двух сторон за руки мамы. Она сидела замерев. У нее был большой живот - ждала ребенка, в этом месяце должна была рожать. Тогда к немцу бросился наш дедушка, отец мамы, и сказал, что принесет ему морковь, только пусть не стреляет в дочь. Он под пулями, где бегом, где ползком, добрался до своего дома и принес немного морковки. Так он спас нашу  маму.

Из-за своего дома мы наблюдали и за речкой - на другом берегу были наши солдаты. Старики даже попросили у “хороших” немцев бинокль и смотрели на ту сторону реки.

Все были свидетелями следующего случая...

За речкой стояла скирда соломы. И наши раненые солдаты ползли к ней, надеясь там укрыться. Было видно, как один наш боец тащил двух раненых товарищей. Но немцы выпустили по ним зажигательный снаряд, зажгли солому и убили наших бойцов. Еще помнится ночью мы выходили во двор, и на  противоположном берегу слышали стоны наших раненых солдат и наверно в бреду, они звали своих близких по именам. Страшно жаль было их, но помочь им мы не могли…»

Из воспоминаний Демьяненко (Синдецкой) Ольги Ивановны: «…Жили мы на улице Партизанская, которая в годы войны стала линией фронта. Немцы вошли в село, выгнав жителей из домов. Наша семья обитала в сарае. Мне в ту пору было тринадцать лет.

Сидя под хатой на завалинке, старики наблюдали за обустройством немцев и разговаривали между собой: “Надо бы пойти через линию фронта и сказать нашим, чтобы гнали немцев”. За рекой, в селе Приморка, стояли наши части.

Я, не долго думая, собралась и пошла. Перешла реку, сделала десяток шагов и  слышу: “Э, кукла, куда это ты направилась?” Это были советские бойцы, которые лежали в траве и наблюдали за нашим селом. Я им отвечаю: “Что это вы тут положились, гоните немцев!” Солдат было четверо, два молодых, двое пожилых. Они мне ответили: “Чем же гнать, у нас только две винтовки!” Тогда я им начала рассказывать, что у нас во дворе стоят машины, полные снарядов и оружия, и не только у нас, а по всей улице. Они заулыбались: «Достанем оружие девочка, тогда и погоним немца!» Солдаты спросили мою фамилию, я ответила: “Демьяненко”. А они говорят, что у них командир тоже по фамилии Демьяненко. Как я узнала позже, это был мой брат. Солдаты поблагодарил меня за рассказ и все же спросили: “Как все у немцев взять?” Я им ответила: “Ворваться в село и взять!” Они посмеялись над моей горячностью. Я даже обиделась и хотела  уйти. Но тут немцы спустились с берега. И наши солдаты остановили меня: “Подожди, видишь патрули!” А сами куда-то пошли и вернулись с двумя немецкими автоматами, оказалось, они уничтожили патруль. Мне сказали: “Иди домой побыстрей!” Я побежала.

А дома меня уже искали. Мама плачет, стала кричать на меня. Но, узнав, где я   была, строго настрого наказала мне никому об этом  не говорить. А утром узнали, что машина с оружием, которая стояла в нашем дворе оказалась в речке. И та, что стояла на бугре – тоже в речке и обе без оружия.

Судьба позже свела меня с этими солдатами. В мае 1943 года, когда мы жили в Таганроге, отправилась я с подружками в селе Покровское, надеясь обменять кое-какие вещи на еду. Возле железнодорожного переезда стоял балаган, около него сидел дед  и что-то мастерил. Нас было трое. Дед окликнул нас, и велел моим подругам идти дальше, а меня попросил задержаться. Он мне сказал, что у него в балагане раненые советские солдаты и им необходимая помощь. Я увидела парашюты, я поняла, откуда пришли наши солдаты. Их было четверо, все ранены. Один кое-как ходил, а трое лежали без движения.

Дед попросил меня ему помочь. Я присела, оборвала низ своей юбки, и как могла, перевязала раненых с помощью деда. Двоих мы перетащили в воронку от бомбы и укрыли ветками, одного оставили в балагане. Тот, солдат, что мог ходить, нам помогал, а потом тоже сказал: "Тебе будет работа!" Он что-то написал, попросил меня снять тапок, чуть надорвал подошву и положил туда записку и говорит: “Знаешь в Самбеке криницу? Нас там ждут. Передай им”.

Я дорогу знала. Моросил мелкий дождик, а я все брела по балке, пока не наткнулась на наших солдат. Они окликнули меня по-немецки, и видя мой испуг сказали по-русски: “Что испугалась? Что тут делаешь?”. А один солдат и говорит: “Это знакомая наша птичка!” Это был один из тех бойцов, кого я уговаривала тогда возле речки гнать немцев. Он завел меня в блиндаж, дал напиться воды. Я достала записку и отдала им. Прочитав ее, солдат расцеловал меня и сказал, что непременно сейчас пошлет своих людей за ранеными.

А тот дедушка, как я потом поняла, сидел на том месте неспроста, он держал связь с нашими…

Некоторые мужчины из Вареновки, что жили в Таганроге, участвовали в антифашистском подполье. Среди них был мой брат Иван и дядя Митя. Главным в их группе был вареновец - Кондратенко Дмитрий. Дядя Митя был связным.

В городе то тут, то  там взрывались немецкие объекты. Однажды утром мы услышали новость: на новом базаре немцы шесть человек наших повесили. Мама в плачь: “Может Ваню нашего повесили?”

Я пошла на базар, виселица была оцеплена. Я старалась подойти поближе, чтобы заглянуть  в лицо повешенным, но немец так швырнул меня, что я покатилась кувырком. Но я знала,  среди казненных Вани нет!

Перед освобождением города в 1943 году немцы проводили большие облавы, некоторые мужчины наши попытались уйти через море. Но мало кто доплыл до противоположного берега. Помню, дядя Дмитрий прибежал домой попрощаться   с семьей. У него была жена Юлия и маленький сын.

Рядом с ними жила молодая пара из Жданова. Пришли немцы. Они жену молодого парня-соседа очень долго допрашивали, вырывая из ее рук маленького сына, бросали его вверх за ноги и  стреляли, пока в него не попали. А потом и ее и мертвого мальчика затоптали.

Зная, что творится в городе, мы пошли искать брата. Пришли к Юле, она сидит окаменевшая с ребенком на руках, почти без сознания. А рядом лежит мертвая соседка с сыном. Расправа с ними происходила на глазах Юли. Она попросила помочь ей похоронить убитых. И мы под покровом ночи, под оградой городского парка вырыли  неглубокую могилу, завернулись тела замученных в теплое одеяло и похоронили».

Воспоминания Мамченко Елены Ивановны: «Я родилась в Вареновке в 1930 году. Родители мои – Иван Григорьевич (1894 г.р.), Александра Степановна (1900 г.р.) –были железнодорожниками. В семье росло пятеро детей. Я в семье была самой младшей. Училась в начальной школе, которая была тогда в частном доме по улице Советской. Во флигеле жили две учительницы. А в доме, где проходили занятия, в одной  из комнат жили учителя Алексей Моисеевич Гонтарев и Анна Фирсовна Чепина. В школу ходили вместе с моим будущим мужем, закончили четыре класса и очень мечтали о “большой” школе – семилетке. Она тогда располагалась в другом здании в центре села. В 1941 году мечта наша сбылась. Я пошла в 5 класс, но проучилась всего чуть больше месяца и война прервала учебу.

Помню приход немцев в село. Пролетел над нами самолет со страшными черными крестами. Отец мой был тогда 20-м дворным (наподобие председателя уличного комитета), и к нам во двор сбежались   все женщины улицы: “Григорьевич, что делать  будем?” Отец ответил, чтобы шли все по домам, а время покажет, что делать.

Позже загудели мотоциклы, зазвучала чужая речь, и в село вошли немцы. У соседки Натальи Пименовны Кулик схватили ее сына Борю, посадили в мотоцикл и увезли. Но к счастью все обошлось. Его забрали, чтобы он   показал железнодорожный мост, и потом отпустили.

Старшую сестру Веру, которой было уже двадцать лет, родители прятали от немцев, несколько дней она сидела на чердаке. Потом мама сказала: “Слезай, будь что будет”.

У нас в коридоре стояла наша корова-кормилица. И вот зимой начался артобстрел, и снаряд попал в дом, пробил  саманную сену и убил нашу корову. Мы все плакали, а отец сказал, чтобы позвали соседей и разделали корову на мясо. Дед Тихон  Головенко и еще какой-то дедушка помогли отцу управиться с тушей.

Но вечером того же дня пришли в село эсесовцы. Они зашли в наш дом. Мне тогда запомнилось, что они были очень высокие, сопливые, все время утирали рукавами носы. Нас согнали в одну комнату, а сами заняли все остальные.

От кого-то они узнали, что у нас убита корова. И стали требовать мясо. Но повар-немец разубедил их брать это мясо: якобы оно не свежее.

У нас были родственники в Таганроге на Северном поселке, туда и решено было уходить. Помню, мне дали нести две подушечки, а сестра Нюра несла на коромысле два ведра с мясом. И вот мы дошли до Михайловки. У переезда были немцы, заглянули в ведра, увидели мясо и забрали его. Сестра решила снова вернуться домой, чтобы взять еще мяса. А нам младшим, мне и брату Николаю, велено было дожидаться ее здесь.

Возле железнодорожной линии, как нам показалось, валялись куски мыла. Мы их собрали. Вернулась Нюра, набрав мяса в ведра, укрыла их квашенными помидорами. На наше счастье в сторону города катилась вагонетка. В ней сидело несколько человек. Они нас подобрали, и мы доехали до Северного поселка. А те куски мыла оказались толом и нам пришлось их выбросить.

В городе мы жили впроголодь. От голода пухли. Мы, дети, ходили в железнодорожное депо, собирали кусочки угля и меняли его на базаре на макуху. Ели  конский щавель, ботву свеклы, отец скрывался от немцев, прятался в копне сена.

Немцы были злые. Взорвали школу на 10-м переулке. Мы старались на глаза им не попадаться.

Так и жили в нужде и страхе до прихода Красной Армии в августе 1943 года».

Из воспоминаний Бражниковой Лидии Дмитриевны: «До войны в нашем селе почти не было единоличных колодцев. В основном все колодцы были общественные. Однажды, при оккупации, я, двенадцатилетняя девочка, несла воду из колодца на коромысле. По дороге мне встретился немец. Он ехал на телеге, запряженной двумя лошадьми. Немец остановил меня, забрал ведра с водой: одним ведром напоил одну лошадь, другим – другую. И как только мог подальше забросил мои ведра в кювет, чтобы я не смогла их достать. При этом он громко смеялся.

Вспоминается и другой случай. В нашем доме (дом Бражникова Дмитрия Петровича) располагался немецкий штаб. Немцы везде ловили кур. А у нас куры тоже ходили по двору. Тогда мама, Анна Степановна, послала меня спугнуть кур, чтобы они не достались немцам и сбежали в хмыз, который окружал нашу усадьбу. Я побежала во двор, по дороге схватила палку и решила испугать кур стуком. Изо всех сил ударила по стенке туалета палкой. И, как на грех, в там сидел немец. По-видимому, он решил, что началась бомбежка, и одна из бомб попала  во двор. Немец выскочил из туалета стрелой, и, не разбирая дороги, помчался во двор, надеясь где-нибудь укрыться. Наблюдавшие эту картину немцы хохотали: он предстал перед ними посередине двора, запутавшийся в собственных штанах.

Я испугалась и забилась в угол и долго не выходила во двор, боясь мести немца. Но он не обратил на меня внимание». Так рядом шло и грустное, и смешное.

Вспоминает Финенко (Шамарина) Лидия Васильевна: «Немцы вошли в село Вареновку 17 октября 1941 года. Сначала над селом очень низко пролетел самолет с черными крестами на крыльях. Он стрелял трассирующими пулями по дворам, отчего зажглись скирды соломы. Все закрылись у себя в домах. На нашу улицу немцы пришли  уже ночью. Стук, гвалт. Мы, дети, сбились в кучу, тесно прижавшись друг к другу. Гитлеровцы забегали в дом, спрашивали: «Матка, солдат есть». Обыскивали все кругом: и дом, и сарай. Никого не найдя, уходили.

В декабре нас выгнали в Таганрог. С собой взять было  нечего, даже зерна не осталось. Жили в городе у женщины, которую я и сейчас вспоминаю с теплотой и благодарностью. Ее муж-еврей, был репрессирован в 1937 году, и она осталась одна с тремя детьми. Душевная была женщина, всем с нами делилась. Жили мы одной семьей.

Когда фронт продвинулся на Ростов, мы пришли домой. Картина была жуткая: все полностью разрушено. Бурьян (лобода) был везде по пояс. На огороде нашего дома проходили ходы сообщения. Было еще три огромных бункера. Вся усадьба была изрыта. Здесь, очевидно, стояла кухня. Тут стояли лошади, кругом хлам, грязь.

Мы долго убирали свою усадьбу, но жили здесь недолго, пришлось опять уйти в Таганрог. Там все, что было, до последнего лоскутка променяли на еду. Взяли с собой только два ведра кукурузы. Шли под бомбежкой. Приютили в городе нас уже другие люди. Голод заставлял искать еду. Ходили по берегам реки Миус, подрабатывая то тут, то там, на кусок хлеба. Я не могла просить милостыню, стеснялась. Сижу плачу, голодная, а просить не могу. Как-то пришли к одному дому, смотрим, во дворе корова стоит, думаем: что-нибудь дадут. Я осмелилась и попросила еду: «Дайте, что-нибудь». А мужчина спрашивает: «Вы откуда?» – «Из Вареновки». Он мне отвечает: «Знаю я Вареновку. Когда мы отступали, там никто куска хлеба не дал. Так что идите отсюда. Даже если и было что дать, то не дал бы все равно» (речь идет о хуторе Вареновка, в котором жили наши недоброжелательные зажиточные односельчане). После этого случая я больше никогда никуда не ходила просить милостыню. Но запомнила, как шла домой обессиленная, голодная, ноги жгли водяные мозоли, и всю дорогу плакала.

На второй год войны немцы разрешили нам, беженцам, сажать на окраине города огороды. Но нашей семье не повезло. Наш огород немцы использовали для маскировки орудий и танков.

Нам хотелось узнать, как там дом наш в Вареновке? Брат (ему было 14 лет) с товарищами уговорили меня, не говоря матери, сходить в село: «Пойдем в сад, за яблоками, напечем их». Я и пошла с ними. Издали видим, что дом наш уцелел. Вошли в сад, зашли  во двор, а там немцы. Часовой стал нас допрашивать: «Где яма, покажи». (Знали, что жители, уходя из села, продукты закапывали в ямы). Он решил, что мы вернулись взять спрятанные продукты. Мы говорим: «Не знаем».

Кое-как он нас отпустил. Когда уходили брат, что-то прицепил на ставню окна, выходящего в сад. И как только мы дошли до конца сада, сзади нас что-то как рвануло! Мы побежали. А немцы, рвавшие в колхозном саду черешню, закричали: «Киндер-партизан!»

Но, однако, за нами никто не погнался. Мы добежали до зениток. Ползком их обошли и вышли на шлях, а там противотанковый ров - спустились в него и побежали. И тут начался обстрел. Разрывы снарядов сзади и спереди. До Северного поселка города мы еле добежали. А нас уже дома искали. И сколько было радости в глазах у мамы, когда она обняла меня с братом!»

Гайдаченко Елена Антоновна (1934 г.р.). «Когда началась война, я жила с родителями в селе Приморка. Жили мы у моря. В их доме расположились советские солдаты. Дедушка постоянно находился среди них. С колокольни церкви села Вареновка немцы вели наблюдение за нашими солдатами. Попытки наших атаковать Вареновку заканчивались тем, что атакующие цепи немцы буквально косили плотным огнем. В пойме реки нам были слышны стоны раненных и умирающих. Каждый раз, идя в атаку, солдаты говорили дедушке: «Идем в бой, наверное, уже встретиться не придется».

Спасаясь от обстрела, как и другие жители села, наша семья перешла жить в пещеру, которую вырыли в высоком берегу моря. Перед входом в пещеру была насыпана большая куча глины, прикрывающая вход в нее. Однажды пролетевший самолет сбросил листовки. Они рассыпались по берегу моря, застряли зацепившись за камыши. Из любопытства повыбегали люди из пещер и стали их собирать. Побежала за белеющим листком и я – шестилетняя девочка, схватила бумажку и побежала назад. Немцами обрыв хорошо обсматривался, увидев движение людей, они открыли направленный огнь из артиллерийских орудий. Наша пещера была у входа в свою пещеру крайней, находилась ближе других к линии фронта. И только я добежала до своей пещеры как стали прилетать один за другим снаряды. Они подняли тучи глины, летели осколки, стоял грохот. В центре этого оцепенев стояла я. Из пещеры высунулись мои родные, схватили меня за руки и втянули в укрытие. Затем попросту отлупили меня. Все соседи наблюдавшие эту сцену не могли поверить, что я осталась жива и говорили, что это чудо.

Рассказывает Сагунова Елена Сергеевна: «Когда гитлеровцы заняли Вареновку, мы с мамой жили в селе Михайловка, у ее сестры. Дом, в котором нас приютили, был очень большой. Зал занимали немцы. А в спальне разместились мы с мамой и  сестрой.

Питались немцы в столовой. Один немец, которого звали Густав, всегда приносил нам котелок с пищей и кормил меня. Поставит котелок на стол, где стояла фотография его семьи, и говорит нам: «Жена, дочь!» Немец испытывал симпатию именно ко мне потому, что я была в детстве белокурой и очень походила на его девочку. И немец часто брал меня на руки, давал мне шоколад, круглые коробки с конфетами-леденцами и другие сладости. А когда я  заболела малярией, то он трижды приводил доктора, приносил мне  лекарства, и очень переживал за мое здоровье.

Вскоре нам пришлось уйти в Таганрог. Хозяйка дома в Михайловке говорила, что тот немец очень переживал, все спрашивал: «Где кляйн?»

Когда мы вернулись в свое село Вареновку, то опять пришлось жить с немцами. В нашем  доме квартировали три мотоциклиста. Один из них был суровый, а два других тоже баловали меня едой и дарили мне игрушки. Но потом они нас снова выгнали.

Хочу сказать, что война раскрывала качества наших людей. Были случаи мародерства, которое совершали односельчане в брошенных домах. Вот пример: Иван Романенко на фронте легко раненый попал в плен и бежал. Он добрался  до Таганрога к сестре. Здесь была вся его семья. Больше двух месяцев он лечил раны. А когда отлежался, то решил пойти в родное село, посмотреть на свой дом. Вызвался идти с ним еще один мужчина, наш житель. Очевидцы утверждали, что, придя в село, мужчины добрались до своего дома. А там в это время мародерствовали односельчане, которые состояли на службе у немцев. И один выдал немцам пришедших, сказав, что это партизаны. Немцы расправились с «партизанами» жестоко – их нашли с отрезанными головами на углу у дома Антоновой Зинаиды Кузьминичны. И это был далеко не единственный случай.

А некоторые женщины нашего села, отправив на фронт своих мужей, вовсю веселились с немцами».

Стремительное наступление немецких войск заставило советские войска отступать, часто беспорядочно. Не предвидено мощное немецкое продвижение в глубь нашей страны создавало ситуации, когда многие бойцы частей отступающей армии оказывались отрезанными от своих. Во многих семьях жили наши «пленные» бойцы, которые не успели оказаться за линией фронта.

Пирка Ольга Кирилловна рассказывала, как однажды поздно вечером к ним в дом постучался молодой советский офицер. Его пустили. Он был уставший, изможденный и сразу уснул. Муж Ольги Кирилловны зарыл его автомат и шинель в огороде. На утро офицера одели в гражданскую одежду, и он сразу же ушел, надеясь прорваться к своим.

Головановой Татьяне Николаевне  в начале войны было всего пятнадцать лет. Она в числе других вареновских девчат и парней работала в полеводческой бригаде. Люди работали до самого прихода немцев. Уже когда гремели близкие взрывы  и было ясно, что через час-другой фашисты будут в селе, все работающие стали спешно расходиться по домам. В это время Татьяна с односельчанином Надолинским Иваном рвали траву для корма своим коровам за трассой. Когда они дошли до бригады, то видели, что там стоит арба, запряженная быками, и решили на ней поехать в село, а заодно захватить еще немного соломы. Вблизи  дороги стояла скирда. Очевидно, услышав их разговор, из скирды выглянул наш солдат, который стал просить их о помощи. Подростки подошли ближе, а там лежал еще один солдат, совсем молоденький. И он со слезами на глазах умолял не бросать их. Татьяна с Иваном погрузили бойцов на арбу, прикрыли соломой и  приехали домой. Родители Ивана побоялись раненых взять к себе, так как немцы с минуту на минуту должны были зайти в Вареновку. Татьяна уговорила свою мать оставить бойцов у себя. Когда пришли немцы, русских солдат спрятали в русской печи. Они все перемазались сажей. Женщина оттирала их тряпкой, потому что не могла выйти во двор, боясь немцев. Две недели их прятали в подвале. Татьяна делала им перевязки. Когда они окрепли, их переодели в гражданскую одежду и ночью солдаты ушли пробиваться к своим. Как оказалось, успешно.

После войны наши жители ездили в город Воронеж, для продажи выращенных плодов и овощей. На рынке этого города к Федору Сагунову подошел покупатель. В разговоре он узнал, откуда Федор приехал. Обрадовался и рассказал случай, как в Вареновке его спасала девушка Татьяна. Федор догадался, о какой Татьяне шла речь, и приехав домой, передал ей привет от спасенного солдата и пожелание увидеться. Но в то время было не до встреч.

Со своим «пленным» встречался в послевоенные годы Удовиченко Семен Тимофеевич.  В их семье тоже несколько месяцев жил советский солдат. Его оберегали от немцев. Семен Тимофеевич помог ему перейти линию фронта. После войны на шумном базаре города Ростова он неожиданно встретил своего «постояльца». Они обнялись, как родные. Бывший пленный благодарил своего спасителя и приглашал к себе в гости.

Но не все советские солдаты, отрезанные от своих действующих частей, смогли вырваться с оккупированной территории. Многие из них оказались в руках фашистов. Когда строили мемориал погибшим к 40-летию Победы, работники сельсовета обратились к жителям с просьбой указать безымянные могилы в селе и его окрестностях. Было известно, что часто хоронили бойцов второпях, а иногда и тайком от немцев. Останки из таких захоронений были перевезены в центр села, и появилась могила с установленной на ней плитой «Неизвестному солдату». В ней, в числе других, были похоронены и наши пленные. Старенькая бабушка, жившая на улице Социалистическая за кладбищем,  пришла в Совет и рассказала, что на сельском кладбище похоронены наши пленные, расстрелянные эсесовцами. Солдаты скрывались в окрестностях села. Их обнаружили и привели в дом, где жила старушка и где жили сами немцы. Несколько дней фашисты их избивали, не давали воды и пищи. Потом вывели из сарая и тут же расстреляли. Солдат под покровом ночи похоронила семья бабушки, и она хорошо помнила, где именно. Зам. председателя сельского Совета Владимир Александрович Полящук вместе с мужчинами произвели раскопки на указанном месте. Действительно, нашлись останки советских солдат, их шинели, несколько ботинок, котелки для еды. Все было аккуратно собрано и перенесено на место строительства мемориала.

В ОККУПАЦИИ

Сагунова Мария Порфирьевна рассказывала о своем отце, погибшем от рук фашистов. В 1941 году фронт подходил к селу, отец все дни находился на заводе, готовился к эвакуации. Вместе  с оборудованием и рабочими он выехал из города, но стало известно, что немцы уже в Хопрах. Оборудование срочно спрятали, а сам он вернулся домой.

Придя в село в октябре 1941 года, немцы для устрашения его жителей стали расстреливать коммунистов и активистов, оставшихся в нем. Списки имен давали немцам полицаи из числа жителей. Мамченко Порфирия и Лысенко Петра вместе с другими односельчанами бросили в машину и повезли в сторону Приморки. Дети Петра, Юра и Иван, и дочь Порфирия, Мария, побежали за машиной, увозившей их отцов. Они нашли их в доме на улице Красноармейской села Приморки. Арестованных вывели из дома и снова посадили в машину. Отец успел крикнуть Марии: «Нас везут в Таганрог!» Месяц их держали в тюрьме, потом вывезли в Петрушинскую балку за Таганрогом и 3 февраля 1942 года расстреляли.

В дом Сагуновых пришел мужчина, сидевший в тюрьме вместе с отцом Марии. Он был отпущен на свободу. По просьбе Порфирия Ивановича, указавшему, где живет его жена с дочкой, он рассказал о расстреле и передал последний поклон его семье.

Бородавко Александр: «Наша семья, как и другие вареновцы, пережили и голод и холод. Но нас, как и других советских людей согревала вера в нашу победу над врагом. Так и случилось. 30 августа 1943 года  части Красной Армии вошли в Вареновку и в Таганрог.

Я пишу эти строки с надеждой на то, что, прочтя их, молодые люди задумаются над нашим прошлым и будут еще больше ценить свою свободу, что досталась им ценой крови их предков. Слово “Вэк” звучало, как приказ.

Когда началась эвакуация в нашей семье вспомнили о дяде Яше, который проживал в Северном поселке в Таганроге. Было решено завтра навестить его семью и поговорить о возможности перебраться в город. Но навещать никого не понадобилось. Рано утром перед нашим домом остановилась ломовая извозчичья повозка. И во двор   вошел не кто иной, как дядя Яша. На вопрос, как он узнал, что он здесь нужен именно сейчас, он ответил, что уже весь Таганрог знает, что происходит в Вареновке. Оказалось, что он понемногу занимается извозом в паре со своим другом, поэтому и приехал сюда на извозчичьей повозке. На этой повозке нам удалось вывести десять мешков зерна, засол мяса и сала кабана, двух овец, несколько живых кроликов  и кур. Мы также с собой забрали кое-какую посуду, одежду и белье.

Последний раз, взглянув на родительский дом и двор, мы отправились в неизвестное нам будущее. Потом оказалось, что мы видели свой дом и двор в последний раз. Позже на этом месте было пепелище.

Мы жили у дяди Яши и тети Фени. Правда, было тесновато. Но обиды, ни у кого не было никакой. Мне тогда исполнилось одиннадцать лет. Я понимал, что мы живем среди людей, что надо знакомиться с соседями, особенно мне – единственному мужчине в семье. И это мне удалось. Вскоре я познакомился с Ваней (фамилии его я не помню), а через него я уже попал в компанию ребят с нашей улицы. Они познакомили меня с городом и с разбитым бронепоездом: он стоял на взорванных путях на остановке “Блочок” (была такая остановка и функционировала она до начала шестидесятых годов).

Удручающую картину представляли собой мертвые корпуса металлургического завода. А особенно тяжко было смотреть на  три основных корпуса завода “Красный котельщик” - издали они напоминали уродливых и страшно черных пауков, огромных размеров.

В Таганроге подпольно выпускались молодежные листовки. Одна из них висела на проходной металлургического завода, в ней были стихи:

Скелет железный инеем оброс…

Заиндевели балки крыш косые….

И было слышно, как трещал мороз,

Нахмурилися сумерки густые…

Железный лом разбросан там и сям,

В лохмотьях стали бродит зимний ветер,

С трубой, грозящей зимнем небесам

Трагичен, строг ты был при лунном свете.

Ты умер или спишь глубоким сном,

родной завод, железный и огромный.

И сердца боль не выразить пером,

Так по сиротски выглядели домны.

Настанет час, ты снова загудишь,

Ты снова оживешь в людском потоке…

Ведь ты не умер, ты всего лишь спишь!

Душа твоя хранится на Востоке!

Понемножку наша семья стала привыкать к условностям городской жизни. Приближался декабрь 1941 года, я узнал, что топлива у нас очень мало. С этой новостью я поделился с моими новыми товарищами. Оказалось, что и у них топлива не хватает. Зима ожидалась суровой. Мы подростки понимали, что шла война, и ни одна семья не виновата в том, что ей нечем топить печку.

Отопительный сезон в городе начался с вырубки рощи “Дубки”. Эта роща была посажена по приказу Петра I в 1707 году, и за 230 лет саженцы дубочков превратились в могучие дубы. Отдельные деревья мы, пацаны, не могли обнять втроем. Такая заготовка дров началась с разрешения немецких властей: гитлеровцы боялись партизан - им казалось, что если не будет этой рощи, то и партизан в городе не будет.

И вот вся роща была заранее поделена на участки между районами города, по очереди вырубали дерево за деревом. Потом взялись за другие посадки. Это, конечно, не означало, что во время рубки дубовой рощи не вырубались другие насаждения. Вырубались, да еще и как! На дрова пошла посадка деревьев от Северного поселка до железнодорожной станции Бессергеновка, а потом взялись за посадку от станции Марцево и почти до железнодорожной станции Неклиновка. Я рубил деревья от железнодорожной станции Марцево до разъезда Кошкино.

Зимы в 1941 и 1942 годах были настоящие, российские, хватало с лихвой мороза, снега и вьюги. Но делать нечего - жилище надо отапливать. Поиском дров занималась и моя мама. Но с каждым днем доставать дрова становилось все труднее: И настало время, когда вязанка сухого бурьяна ценилось как золото.

С продуктами у нас дело обстояло более-менее терпимо. Основной нашей пищей была пшеничная каша. Сначала зерно толкли в ступе, но потом я смастерил крупорушку.

Я с товарищами любил бывать на толкучке (рынка или базара как такового не было, а была именно толкучка). Никакой куплей-продажей мы не занимались. Нам просто нравилось наблюдать за громадной толпой людей. Отдельные нюансы этой жизни запомнились на всю жизнь. Я не бродил бесцельно по городу. Все знали, что немцы делали облавы. Задерживали молодых людей (особенно подростков 14-15 лет) и отправляли в Германию на работу. Хотя я внешне не дотягивал до этого возраста, но все-таки, чем черт не шутит.

И вот незаметно пришла весна 1942 года. Продуктов в семье заметно поубавилось. Надо было что-то предпринимать. По совету бабушки на колхозной земле подальше от людских глаз решали занять участок земли под огород и засеять его кукурузой. А я посеял еще и табак. Махорка получилась на славу: продал стаканчик махорки, приобрел булку хлеба. Неважно, какого качества была эта булка так называемого хлеба, но факт тот, что она у тебя в руках, радовал.

Не часто, но наша авиация бомбила Таганрог. В один из таких налетов мы чуть не погибли: стоило двум бомбам упасть ближе метров на 30-40, и от нас ничего не осталось бы. По моей команде все бросились на пол ближе к стене. От волны взрывов повылетали окна, а в стену впились осколки.

Наступило лето 1943 года, немцы начали наступление на Сталинград, и фронт передвинулся к рекам Дон и Волга».

Вспоминает Швец Александр Петрович: «Я родился в селе Вареновка  21 августа 1928 года. Закончил четыре класса начальной школы. В 1936 году остался  сиротой. Порой приходилось жить, где попало. Затем меня определили в детский дом, в котором находился с 1936 по 1939 год. Из детского  дома меня забрала средняя сестра Варвара. Я жил в ее семье, нянчил детей, помогал по хозяйству.

Началась война. Нас выгнали из Вареновки, и мы ушли в Таганрог, где жили в бараках завода “Красный котельщик”. В родное село мы приходили за едой. Немцы нас не пускали, стреляли, но нам настолько хотелось есть, что мы шли снова и снова. Ели в то время свеклу и макуху, хлеба не видели.

Навсегда я запомнил такой случай. В школе, где я учился, стояла кадушка с медом.  Немцы, поймав меня, взяли меня за ноги и опустили вниз головой прямо в мед, при этом громко смеялись. Издевались они надо мной как хотели: даже ставили под расстрел, но стреляли мимо. После этого случая я в село больше не приходил.

В 1942 году немцы   под конвоем заставили нас копать окопы, за кусок просяного хлеба.

Завод “Красный котельщик” был огорожен деревянным забором. Мы с ребятами выбирали доски в заборе, возили их на базар, получали за охапку дров баночку  кукурузы.

Осенью в 1943 года мы вернулись в село. Меня вместе с другими детьми колхоз направил в ремесленное училище. Закончив его, я стал работать кузнецом на заводе “Красный котельщик”. Так началась моя трудовая биография.

Я очень благодарен колхозу: в училище меня бесплатно обучали, одевали, кормили и дали мне профессию. Я стал профессионалом высокого класса. У меня имеются поощрения и награды за добросовестный труд. Ушел я на пенсию и получил почетное  звание “Ветеран труда”».

Шевченко Николай Алексеевич (1927 г.р.): «Немцы зашли в село. И дома мать с соседкой обсуждала эту новость. Она сразу сказала: «Пришли немцы, будут дань собирать». И действительно, дверь открылась, вошли два немца и стали требовать: “Матка, яйка!”

Семья перешла жить в подвал. Вместе с нами там обосновалась и семья соседа Нестеренко Гавриила. Собралось там около двадцати человек. Однажды мы услышали сильный взрыв. Я вышел из подвала и увидел, что в окно дома снаряд. Наши войска вели артобстрел села. В доме вся мебель была разбита. У окна я увидел сидящего немца, который писал письмо, когда его убил осколок снаряда, прошив его туловище. Я зашел в зал. Немцы, живя у нас, вели разгульную жизнь, часто пьянствовали. На уцелевшем стуле висела кобура с пистолетом. Я мгновенно схватил ее и бегом вернулся в подвал. Никому не говоря о похищенном, я спрятал оружие в нишу в стене подвала среди камней. Немцы стали выгонять жителей из села. Тогда Гавриил предложил перейти всем жить в пещеру, которая была за нашим домом. Мужчины отрыли вход в нее, и все перешли туда. К нам добавилась еще одна семья Метелкиных. Туда же мы затащили и нашу корову. Живя в пещере, я вспомнил про спрятанное оружие и предложил своему другу, Нестеренко Леониду пойти в подвал и опробовать оружие. Мы спустились туда и по разу выстрелили из пистолета. Немцы наверху, услышав выстрелы забеспокоились и попытались определить, кто и откуда стреляет. Они открыли  дверь подвала и долго стояли прислушивались. Мы затаили дыхание. Немного постояв, немцы ушли. Здорово испугавшись, мы потихоньку выбрались из подвала и ушли в пещеру. Эта история имела продолжение. Когда нас освободили, к нам с фронта в отпуск приехал старший брат Александр. Отпуск дали ему на пять дней. Он и четверо солдат из его команды на своей машине с прожектором приехали к нам. Эта команда по ночам освещала аэродром, сигнализируя посадку для наших самолетов. Я сказал брату про пистолет. Он велел немедленно его принести и отдал самому молодому бойцу из своей команды. Оружие всегда манило к себе нас, мальчишек.

Немцы стояли в селе, а мы, подростки, пасли коров за его околицей. Нас было пятеро: Тимофей Головенко, Василий Кондратенко, Николай Петренко, Новобранов Демьян и я. По дороге на пастбище мы подобрали брошенное оружие – винтовку. Со стороны Таганрога летел немецкий самолет. Тима взял винтовку и пальнул в него. Конечно, не достал, но самолет помахал крыльями, давая знак «свой». Очевидно, посчитав, что стреляли немцы по ошибке. Мы здорово перепугались, закопали винтовку в землю и разошлись по домам. Боялись, что немцы нас засекли. Но все окончилось благополучно. Но  это нас не образумило.

В другой раз мы нашли в траве станковый пулемет «Максим», брошенный отступавшими бойцами. Не могли устоять перед искушением из него выстрелить. Сделали несколько очередей в сторону Приморки. На этот раз нас засекла охрана, стоявшая на мосту. Была осень. Через речку возвращаться по холодной воде мы не захотели и пошли через мост. Нас уже ждали. Нас остановили два немца и два полицая из местных жителей. Один немец снял с плеча автомат, выстроил нас на цементном бордюре лицом в сторону села Самбек и дал очередь поверх наших голов. Не успели мы опомниться, полицай взял нас за шиворот, дал всем хорошего пинка и сказав, что наше счастье, что они здесь стоят и потому нас отпускают домой. Прошло время Вместе с Сашей Головенко мы пасли корову за речку и решили опять пострелять. На окраине села росли сады. Там было много брошенного оружия. Мы устроили стрельбу. Смотрим, идут к нам немец и наш полицай-вареновец. Выбрали из четырех человек, участвовавших в стрельбах более рослых меня и Сашу, и повели в комендатуру. По дороге выстрелили дважды в воздух. Оставшиеся наши товарищи подумали, что нас убили. Но в комендатуре, видя наш крайний испуг, нас отругали, как следует, и отпустили.

Памятен еще и другой случай. Шел бой за Самбек, жаркий и неравный. Наш орудийный расчет долго сдерживал немцев. Стрельба на время затихала, и мы думали, что солдаты погибли, но она возрождалась снова. Наконец все стихло. Мы с Сашей Головенко наблюдали этот бой с окраины села. И решили пойти посмотреть на поле боя. Увидели, что долго оборонявшиеся солдаты погибли, их орудие было уничтожено. постояв немного мы могли назад. Возвращаясь, увидели телефонный провод связи немцев, Саша предложил: Давай перережим». И мы вырезали большой кусок провода и спрятали его в балке. Так мы отомстили немцам за смерть наших бойцов.

Однако Саша Головенко перерезал еще провод, идущий через их огород, как говорили ребята, метров шестьдесят, и бросил в колодец. Немцы подняли шум, Саша ушел к сестре в Дарагановку. Вареновцы вредили тайком немцам, чем могли. И связь немцев нарушали не раз. Но на сей раз поступок Саши был последней каплей в терпении немцев. Ни устроили массовые расстрелы. В числе расстрелянных был и отец Саши, которого вместе с другими бросили в колодец. И немцы окончательно заставили покинуть  село жителей.

Наша семья, живя в пещере, дольше всех не хотела покидать в село. Все-таки жила надежда на то, что немцы пришли не надолго. Но оказалось, что происходившее события серьезны и скоро не закончатся. Сестры мои, Аня и Нюся, ушли в Таганрог, как только вышел приказ немцев покинуть село. Мы же старались пещеру не покидать без нужды, чтобы не попасть немцам на глаза. Однажды ночью сестры пришли за продуктами с хозяевами дома, где они расположились и сказали, что в городе идут рассказы о том, что немцы свирепствуют в селе. Уже расстреляли много семей за неповиновение их приказам. Решили уходить этой ночью и мы. Шла зима 1942 года, холодная и морозная. Часов в двенадцать ночи мы вышли из своего укрытия, не успели дойти до середины огорода, как впереди, преграждая нам путь, раздалась автоматная очередь. К нам подошли два гестаповца (мы их определили по висевшим на груди бляхам) и скомандовали: «На Таганрог!». Один стал впереди нас, другой – сзади и погнали нам в город. Под конвоем мы дошли до кладбища села. Здесь на нашем пути лежали две убитые женщины с ул. Социалистической. Нас взяла оторопь, а немцы повели нас дальше по этой улице и свернули в переулок. Тут впереди, в темноте, показались тени. Навстречу шло отделение немцев. Подойдя к нам, немцы остановились. В их числе оказался немец, который жил вместе с нами в нашем подвале почти месяц, когда он был раненным. Он подскочил к маме: «Матка. Я же Вам говорил, что надо давно уходить. Теперь вас ведут в гестапо». Он что-то долго говорил нашему канвою. Очевидно сумел с ними договориться, и те нас отпустили. Мы с саночками, с мешками на плечах, не оглядываясь бросились бегом через поле в Таганрог.

В долгие месяцы оккупации терпели нужду и лишения. Летом 1943 года услышали, что немцев окружили под Сталинградом. А вскоре пришел и день нашего освобождения. 30 августа к нам на квартиру прибежали соседи: «Наши идут!» Мы всей семьей выбежали по переулку на Старопочтовую улицу. И действительно, по ней уже грохочут наши танки. Мы, подростки, поцеплялись на машины и поехали так к центру города. На Ленинской улице, возле парка, состоялся скоротечный митинг. Люди ликовали, встречая наших солдат. Мы, наконец, вернулись в наше село».

Тивяшова Зинаида рассказала о следующем случае: «За время оккупации прошел слух, что немцы выдают деньги тем, кто работал на рытье окопов. Мы не очень верили этому, но мать моей двоюродной сестры Евдокии настояла на том, чтобы мы пошли на биржу и не упускали возможность материально поддержать свои семьи. Таких простаков как мы с сестрой набралось человек тридцать. Нас сразу построили в колонну. Появившиеся с началом войны в селе казаки на лошадях и полицаи стали в сопровождение. Колонну погнали на станцию села Кошкино, хотя рядом в Бессергеновке была железнодорожная станция. Видно немцы опасались, что молодежь разбежится. Прибыли мы в Кошкино, и тут выяснилось, что нас готовят к отправке в Германию. Людей держали под открытым небом целый день в ожидании состава. Однако поезд не пришел. Наши партизаны поддерживали связь с советскими частями и сообщили о том, что готовится большая партия молодежи из Таганрога для оправки в Германию. И наши под Харьковом взорвали железнодорожное полотно и уничтожили составы, предназначенные для отправки людей. Шел дождь, мы голодные сидели до ночи, горько плакали, что повелись на уловку немцев. На наше счастье диверсия на железной дороге была значительной, и для восстановления движения нужно было длительное время. Немцы отпустили нас по домам. Нашей радости не было границ».

Дочь Жадченко Любови Лукьяновны рассказывала: «Отец мамы ушел на фронт. Она в семье была старшей из детей и ей приходилось заботиться, чтобы семья не голодала. Мама была видной девушкой с большими тугими косами. Боясь внимания немцев, она по совету своей матери ходила небрежно одетая, лицо измазывала сажей и закрывала его низко надвинутым платком. Когда семью изгнали в Таганрог, мама ходила по окрестным деревням, пытаясь заработать на кусок хлеба или выпросить хоть какую-то еду.

Однажды она возвращалась домой с работы из Федоровки и по дороге встретила немцев. Они выбросили на дорогу коровью голову, которая упала к маминым ногам. Мама решила отнести ее домой. Она была очень худой, нести такую ношу ей было нелегко. Больше всего мама боялась одичалых, голодных собак, которые стаями бродили по дорогам. С большим трудом ей удалось дотащить эту коровью голову до Таганрога. Но тем не менее она спасла от голодной смерти своих родных и хозяев дома, в котором они ютились.

Как-то мама вместе со своей подругой Марией, придя в Вареновку попали в облаву, которую проводили эсесовцы. Они искали партизан. Мама видела, как они расстреляли женщину и мужчину и бросили их в колодец. Говорили, что женщина была связной из партизанского отряда, а мужчина – колхозным конюхом.

Когда наше село освободили, мама об этом рассказала руководителям сельсовета. Тела убитых достали из колодца и похоронили их с честью».

Петренко Марии Автономовне (1927 г.р.) хорошо запомнилось, как немцы не церемонились с жителями села, когда началась эвакуация: «Перед приходом немцев наше село часто бомбили с самолетов и обстреливали тяжелой артиллерией. В нашей семье был совсем маленький ребенок, мой брат Саша, родившийся в 1940 году. В один из дней мама сидела у печки с сыном на руках. Она кормила мальчика. Началась бомбежка. Одна бомба упала в трубу дома, и осколки посыпались из печи, разлетаясь по комнате. Один из них повредил маме плечо. Рана была серьезной.

         Вскоре началась эвакуация, но семья сразу покинуть село не решалась. Мама идти сама не могла: сильно беспокоила рана. Отец решил с отъездом повременить, но дело приняло серьезный оборот. За невыполнение приказа об эвакуации, немцы стали расстреливать людей. Вывели на расстрел и нашу семью. Но за нас вступился немец, наш постоялец. Он уговорил офицера дать нам некоторое время. Офицер согласился повременить и велел до вечера убраться из села. Страшно напуганные случившимся, мы спешно стали собираться в дорогу. Отец бросился к соседу, который уезжал на телеге, попросил взять нашу маму. Её уложили на повозку, а мы бежали рядом налегке до самого Таганрога. Там мама ходила на перевязки в медпункт, организованный немцами. Её рану медики обрабатывали, перевязывали, но выздоровление шло плохо. Немецкий врач предложил маме руку ампутировать. Плача она шла домой. Одна из женщин попутчиц, узнав причину ее слез, посоветовала лечиться самостоятельно. Она привела маму к себе, дала ей столетник и велела его прикладывать к ране. Мама последовала совету доброй женщины и руку спасла, но рука её по излечению висела, как плеть, и она ею ничего не могла делать».

Кондратенко Михаил Григорьевич (1927 г.р.) рассказывал, что пришедшие в село немцы сразу стали отбирать всю живность, которая была у людей, не брезговали ничем. Сразу за селом сделали загон, куда поместили крупный рогатый скот, отобранный у вареновцев. Туда немцы привозили местных женщин, которые доили для них молоко. Семья Кондратенко лишилась коровы и птицы. Михаил решил спасти красавицу лошадь, которую все любили. Сам подросток был очень привязан к ней и не хотел, чтобы она попала к оккупантам. Он слышал, что румыны, воевавшие в немецкой армии, питались кониной, хотя сами немцы, как и селяне, конину в пищу не употребляли. Михаил вырыл в саду большую яму, завел туда свою лошадь, кормил ее и ухаживал за нею. Но это продлилось недолго. Лошадь его обнаружили, угрожали расстрелом и увели ее в общий загон. Михаил бегал к загону, чтобы посмотреть на свою любимицу и, когда охрана отходила, то он подкармливал ее. Во время очередного обстрела несколько снарядов попали в загон, и часть животных была убита, а часть ранена. Оставшихся живых перегнали в другое место, по дальше от села. Убитых оставили. Среди них были и останки лошади, которую румыны освежевали, оставив на месте голову и кости. Поскольку семьи вареновцев голодали, то Михаил принес домой остатки туши своей лошади. И хотя конину до этого никогда не ели, семья некоторое время утоляла голод, варя супы из конины.

Вспоминает Шаповалова Вера Андреевна: «Гитлеровцы вошли в Вареновку с северной стороны улицы и стали присматривать себе квартиры. Облюбовали и наш дом. Нашу семью выгнали жить в подвал. Перед приходом  немцев были очень частые бомбежки, мы сложили в сундук все наши ценные вещи, закопали их во дворе. Однако  в том месте глина просела, и немцы скоро нашли все нами спрятанное. Всеми вещами они распорядились по-своему. У нас во дворе за скирдой соломы стояли их пушки, и немцы заставляли пленных чистить орудия нашей одеждой. А красивую кофточку, моей сестры Ольги надел один солдат и ходил в ней.

Бабушка была у  нас очень строптивая и непокорная. Она постоянно ворчала на немцев, не уступала им ни в чем, например немец возьмет спички, а она отнимет у него "Отдай, б…. немецкая, ты мне их не давал". Мы за бабушку очень боялись. Тетя уговорила нас уйти в город. Наша семья, зарезав корову, ушла в Таганрог, но бабушка отказалась идти с нами.

Перед войной в колхозе получили хороший урожай. У бабушки было 15 мешков картофеля, мука, сало, другие продукты. Но долго они в доме не задержались. По указке местного полицая Андрея Швеца, продукты у бабушки отняли. И тогда она пришла жить к нам.

Сначала мы жили в Северном поселке в пустом доме. Но пришли немцы, пробили в стене дома большую дыру и поставили  в доме орудие. Нам пришлось искать другое место.

Держались мы вместе: я, Оля, сестра мамы, соседка, пленный русский, мама и бабушка. Немцы ходили по дворам и искали партизан. Переписывали молодежь для отправки в Германию. Наша "семья" вызвала подозрение. Полицай  спросил: "Что за семья - все молодые?” Мама ответила: “Две дочери, сестра, брат и соседка”. А он ей: “Почему дочери рыжие, а ты черная?” Мать ответила: “Я в отца, он был черный”. Но все же он  ей не поверил. Утром пришли полицаи и забрали пленного.

Бабушка всполошилась и сказала, что надо, во что бы то ни стало его вернуть. Достали справку о том, что он эвакуированный вареновский житель, и понесли ее в комендатуру. Нам ответили, что его уже отправили в тюрьму. Сидел он там две недели, а мы каждый день ходили к нему и носили  еду. Потом выяснилось, что ел не только сам, но и раздавал другим заключенным. Один из полицаев сказал: “Говорят, что ты не вареновский, но к тебе приходят каждый день, да еще и кормят. Кому бы ты был нужен в такое время, если бы был чужой”. И ему  поверили и отпустили.

Вернулись мы в Вареновку, а наш пленный, который родом был из Краснодарского края, ушел… Прислал нам два письма, сообщил, что его забирают в Германию. После чего его след потерялся».

Уткина Клавдия Петровна: «Мой отец, Вареный Алексей Селифонтович, погиб в самом начале войны в своем селе. Когда немцы выгнали жителей в Таганрог отец отвез нас, детей, в город. А сам решил ехать в родное село за продуктами. Время было опасное, шли бои, и село постоянно бомбили, поэтому и мама, и бабушка отговаривали отца от этого похода. Но отец настоял на своем, сказав, что не может допустить, чтобы семья голодала. Вместе с мужем сестры, Сергеем, ночью они пошли в Вареновку. Мужчины добрались благополучно в свой дом, нагрузили мешки с продуктами, и тут началась бомбежка. Сергей обратился к отцу: “Давай бежать, Алексей”. Но ответа не получил. Подойдя поближе к сидящему на стуле отцу, он увидел, что осколок убил его на месте. Дядя под снарядами выбрался из дома и спешно стал возвращаться в город. А в это время мама, услышав канонаду в районе Вареновки, решила идти в село к отцу. Дойдя до Михайловки, она встретила дядю Сергея, и ее словно током ударило. Дядя Сергей молча подал маме окровавленные документы, которые вытащил из пиджака отца. Мама плакала и говорила, что надо идти и забрать тело отца. Но дядя ей объяснил, что это бесполезно: в селе большая бомбежка идет и им не пройти. Еле уговорил маму вернуться назад. Через несколько дней мама с дядей все же пошли в село. Ночью пробрались к своему дому. Тело отца лежало во дворе, наверное, его вынесли из дома немцы. И тут снова начался сильный обстрел. О том, чтобы унести тело отца с собой не могло быть и речи. Они пошли назад. Прошли линию окопов, какой-то немец, встретившийся им, пропустил маму, а Сергея забрал рыть окопы. Мама побрела в ночи, не особо ориентируясь, где она находится. Попался по пути знакомый домик бабушки Родионовны. Мама постучала в окно. Бабушка выскочила из дому и сказала: “Дуся, тихо: дом полон немцев”. Она дала маме тулуп и отправила ее в подвал за домом. Сколько пришлось маме там сидеть, она не помнила, но к ночи бабушка привела в подвал и Сергея. Когда наступила заря, она велела сидящим в подвале выйти и идти на трассу. Так и вернулась мама в город ни с чем».

Война тесно сдружила Марию Бражникову с Еленой Лысенко, которая была невестой ее брата Михаила. Сама же Мария проводила на фронт своего жениха односельчанина Писаренко Бориса. Вместе девушки переживали за своих любимых, которых увела от них суровая военная дорога в грозную, пугающую неизвестность фронтовой жизни. Знали одно, что очень тяжелой и горькой была эта жизнь для советских солдат. Не расставались девушки и в эвакуации. Жили со своими родителями в Таганроге, но часто встречались.

Многие жители пробирались в село, чтобы взять в брошенных домах оставленные продукты. Голод заставил Марию вспомнить, что на чердаке ее дома осталось немного зерна. В надежде его найти она вместе с Леной отправилась в село.

20 апреля 1942 года было днем рождения Гитлера, и этот день по-своему отмечался в городе немцами. В церквях звонили колокола и служились молебны о здравии Фюрера. Девушки, видя праздничную суматоху, отправились в путь. Зашли в село с восточной стороны, по небольшой балке вышли на верхнюю улицу (сегодня на этом месте стоит дом дочери Марии, Людмилы Магдич).

Там был небольшой сад и в нем стояли немецкие танки. Часовой без предупреждения начал стрелять по идущим. Лена шла впереди, Мария за нею. После прозвучавшей автоматной очереди девушки упали на землю. Тут выбежал еще один гитлеровец, он вырвал автомат у стреляющего и стал криками прогонять девушек из села. Мария немного знала немецкий язык, уходить она не хотела, видя, что Елена, не поднималась с земли, сказала часовому, что без своей сестры она не уйдет. Часовой подошел к лежащей Лене, потрепал ее, пытаясь поднять, и сказал, что она мертва. Мария поняла ужас случившегося и в слезах пошла обратно в город. Там она узнала, что в этот день у немцев была повышенная боеготовность.

Елена погибла, не узнав о смерти своего жениха. Марии пришлось пережить не только смерть жениха, но и четырех братьев.

Пирка Александр Васильевич: «Мама моя Вареная Ольга Кирилловна (1912 г.р.) рассказывать о жизни семьи не очень любила. Говорила, что в детстве, да и в молодости ничего хорошего не видела. Родилась в многодетной бедной семье.

Жизнь маме досталась очень тяжелая: и голод 33-го года (когда умирали семьями и даже хоронить было не кому), и Великая Отечественная война (все три года прожили в оккупации).

А вот, что мама рассказывала нам о войне…

Однажды она возвращалась с менки (ходили в село Николаевка), надо было вернуться в город до комендантского часа (6 часов вечера). На дороге их обогнали фашисты на мотоциклах с бляхами полевой жандармерии на груди. Выстроили всех идущих на дороге, один из немцев вытолкнул из строя каждого пятого. Их выстроили и тут же расстреляли из автоматов. Потом подъехала крытая брезентом машина. В нее напихали людей (сколько влезло) и повезли в город в комендатуру.

Попала в эту машину и мама. Привезли их в дом офицеров (на Петровской рядом со зданием Администрации). Их завели на четвертый этаж в коридор. Мать говорит, что их было человек двадцать. Она оказалась в самом конце очереди. Стали вызывать по одному в кабинет. Из кабинета назад никто не выходил. Так продолжалось долго. И вот уже вызвали мужчину, что стоял перед ней. Мама в коридоре осталась одна. Вдруг по лестнице, ведущей с верхнего этажа послышался топот, шум, в коридор вышло несколько фашистов в черных длинных плащах и прошли в этот кабинет. Там начался громкий разговор. По коридору ходил дежурный с повязкой на руке (не немец). Маму никто не вызывал. Дежурный проходя мимо шепнул маме: “Я сейчас пойду в конец коридора, а ты спускайся по лестнице. Иди спокойно, не вздумай бежать!” Она пошла на выход. Ее никто не остановил, и она вышла на улицу. Мама от сильного волнения не помнила, что было дальше. Побежала от страшного места, не разбирая дороги. Оказалась у моря. Ее обезумевшую буквально силой втащила в калитку одного из дворов какая-то женщина. Утром мама пришла домой. Так, моя мама, можно сказать, заново родилась. Поэтому и мы, ее дети, появились на свет божий».

Мамченко (Щелкина) Евдокия Андреевна (1913 г.р.): «Прожив на свете уже 95 лет, я часто  задаю себе вопрос: сколько горя может выдержать человеческое сердце? Оглядываясь в прожитые годы думаю, что помогло перенести все выпавшие на мою долю несчастья, наверное то, что горе тогда было всеобщим. Оно не обошло ни одну семью и потому мы, жившие в военное время, в горе были все равны. И чужое горе уравняло мое.

Перед войной мы с мужем жили вместе с моими родителями. У нас в семье росли три дочери. Одна дочь была от первого брака. Я уже пережила в своей жизни смерть моего первого мужа - своей первой девичьей любви.

Две мои дочери 1938 и 1939 гг. рождения были еще совсем маленькими. Муж мой страдал пороком сердца и на действительную службу его не взяли, отправили службу проходить в территориальной части в Белую Калитву.

Там и застала его война. Немцы, ворвавшись в город, захватили казармы с нашими солдатами ночью, застали их врасплох, когда те спали и не успели даже одеться. В тех же казармах устроили лагерь для военнопленных, в числе их был и мой муж. Пленных спускали в шахту и заставили добывать уголь для немецкой армии. Работали на износ, они были очень плохо одеты, полуголодные. Болезнь мужа обострялась с каждым днем. Когда строем военнопленных вели в бараки, то Яков еле-еле передвигался.

Совершенно чужая русская женщина, работавшая на кухне, узнала, что у него дома жена с тремя детьми и, видя его состояние, уговорила  конвоиров отпустить Якова. Она заплатила за него выкуп, убедив их, что он все равно не жилец.

Муж мой вернулся в семью изможденный, больной, и недолго побыв с нами, вскоре умер.

Перед нашей эвакуаций моего отца, Ушакова Андрея Николаевича, вместе с соседом, Лисовенко Андреем Алексеевичем, забрали гестаповцы.  Их держали здесь, в селе, избивая ежедневно, а потом отправили в гестапо в Таганрог, которое размещалось  тогда на ул. Ленина. Там истязания продолжались еще более изощренно.

У жены Андрея Лисовенко были родственники в городе, живущие  в том же доме, где находилось  гестапо. Они  имели какие-то связи с офицерами там служившими. И вот через этих родственников она договорилась выкупить пленников, убедив их в безобидности сидящих. Деньги собирали по всем  родственникам и соседям. Отца отпустили, но он уже был в таком состоянии, что даже не мог говорить. Привезли мы его домой. Неделю он лежал в постели  и умер. Это был 1942 год.

Пережила я и смерть старшей дочери Паши, которой  было 8 лет. Во вторую эвакуацию шли мы через Михайловку. Там был немецкий пост, где дежурили немцы с собаками. Паша вела корову. На нее прыгнула огромная овчарка. Она положила лапы на плечи девочки и зарычала. Немцы отогнали собаку. Но Паша заболела от пережитого стресса. У нее воспалился  головной мозг. Врач, которого мы вызвали к больной дочери, сказал, что ничего сделать нельзя, она жить не будет. Моя девочка проболела девять дней и умерла.

А в 1943 году, когда мы вернулись в Вареновку из эвакуации, умерла и моя мама. Так за два года я потеряла четырех близких мне людей».

Терещенко Клавдия Егоровна: «В июне 1941 года я закончила школу. Услышала о начале войны, когда возвращалась с подругой Любой Удовиченко с выпускного вечера. Вскоре стали бомбить Таганрог. Горели скирды хлеба за селом. Мы прятались от бомбежки по погребам.

Из сельского совета пришло извещение, которое обязывало меня явиться на строительство противотанковых рвов и иметь при себе лопату и кружку. Нас отправили в хутор Прядкино, где три месяца мы рыли окопы.

 Как-то вечером приехали руководители колхоза и сказали, чтобы мы шли домой. Своих детей они увезли с собою на линейке. Другие же шли домой пешком до двух часов ночи. Мои  ноги опухли, туфли врезались в тело так, что когда я оказалась дома, то отцу пришлось снимать обувь с помощью ножа.

Когда мы шли мимо нашей четвертой бригады, то видели, как люди растаскивали зерно и несли его кто в чем. Надо сказать, что предвоенный год был очень урожайным и колхозники на трудодни получили много хлеба. Видя, что дело идет к приходу немцев, некоторые жители решили пополнить свои запасы. Как оказалось, никому попользоваться этим зерном не пришлось.

Через десять дней в село пришли немцы. У нас во дворе стояла солдатская полевая кухня. Я ухитрилась украсть у немцев один раз селедку, и дважды по булке хлеба. Это решил сделать и наш теленок. Он залез под брезент кузова машины с хлебом и съел булок двадцать хлеба. Увидев это, немцы взбесились. Как они его били! Надо было видеть. Все ребра ему поломали. Немцы, подъеденные теленком булки, бросали в грязь, а я тихонечко их собирала и носила в спальню, где мы жили. Отец грязные огрызки сушил на сухари, а мало поврежденные булки оставлял. Лежащего во дворе теленка он на руках перенес в сарай. Три-четыре дня тот ничего не пил и не ел, а когда стал приходить в себя, то отец ему эти грязные сухарики и скормил. Ребра теленка так и срослись лесенкой.

На кухню возили из разных сел уток, гусей, кур. Здесь их резали и разделывали. Эту работу заставляли делать мою мать. Немцы забрали у нас стол и висячую лампу. Однажды повар особенно был озадачен приготовлением обеда. Он выбрал самого лучшего гуся и заставил мать его потрошить. Потом хорошо начинил гуся луком со специями. Меня заставили зашить тушку нитками и поставить в духовку. Гусь там долго тушился и по дому шел бесподобный аромат, заставляя нас глотать голодную слюну. Определив готовность гуся, повар поставил его на стол и накрыл большой чашкой. В это время в лампе, висящей над столом закончился керосин. Взяв бутылку, я полезла налить керосин в лампу, но не рассчитала и пролила его. Керосин полился на чашку с гусем. Испугавшись, я схватила эту чашку, слила керосин на пол, повар же в ужасе схватился за голову, чем он будет кормить офицера, который приедет с фронта? Тут явился и сам офицер. Он был худым метра два ростом, один глаз у него был навыкате. Повар ему доложил, что я залила гуся керосином. Офицер нахмурился, взял верхнюю чашку понюхал - пахнет керосином. Я стояла все это время у двери. Офицер взял эту чашку и как пихнет ее мне в грудь. Я вместе с чашкой полетела в другую комнату, но чашку из рук не выпускала, а бросилась в спальню к своим. Когда утихла гроза, отец обследовал гуся и выявил, что керосин на него не попал. Тогда все три брата, я, мама и отец уселись на пол (стола у нас не было) и начался настоящий пир. Отец оторвал ногу гуся и дал мне первой. Пригодился и хлеб, который недоел теленок. Через висящее в комнате зеркало мы видели, как в соседней комнате офицеру мололи мясо на мясорубке и готовили еду. У нас же была незабываемая трапеза, которую вспоминали мы не раз, когда настала голодная жизнь в оккупации, и нам приходилось с братьями ходить за десяток километров просить милостыню по селам Мелентьево, Марьевка, Ефремовка, Федоровка, Гаевка и других.

Рассказывает Белокудренко Зоя Васильевна: «Помнится такой случай. Фронт стоял по реке Миус. Шла весна 1943 года. Всю сельскую молодежь под конвоем немцы возили рыть окопы. Работали днем. Стали прилетать наши самолеты-разведчики. Тогда немцы в целях конспирации стали водить нас на рытье окопов ночью. Работать начинали с трех часов ночи до наступления рассвета.

Конвойным у нас был пожилой немец. Его голова была очень седая. По-русски не понимал ничего. Мы ему дали кличку «Серый», подразумевая «пес». Он отзывался. Потом мы стали звать его «Сирко». И на эту кличку он тоже отзывался.

Но одна женщина пояснила ему, что «Сирко» – это «гав-гав», то есть собака. Тогда разъяренный конвойный всех отпустил после окончания работы, а оставил тех, кто его обзывал  собакой. Он навесил на нас весь инструмент, лопаты и повел нас через глубокую балку за деревню. А там был противотанковый ров. Туда он нас и определил, сам же ходил вокруг. Но на наше счастье на другой стороне балки показался немецкий офицер, наверное, нам Богом данный. Он подошел к нашему конвойному и они стали лопотать по-своему. Явно, он узнал, зачем мы здесь. После их переговоров наш «Сирко» возвратился и сказал: “Ком на хаузен”. Мы знали, что это значит “Идите домой”. Не чуя ног от радости, мы помчались по домам.

А окопы, что мы рыли, немцам не понадобились. Помнится, прилетели наши самолеты. Один из них кинул на село листовки такого содержания: “Женщины, белите хаты, а сами прячьтесь в погреба. Не ожидайте нас с востока, а ожидайте нас с Днепра”. Так и было. Наши зашли в село с запада».

Казакова (Шкурко) Елена Ивановна рассказывала: «Осенью 1941 года перед оккупацией я уехала из Вареновки в Ростов-на-Дону к тете. Вскоре к ней из Азова приехал Шкурко Захар Прокопьевич, брат отца. Дядя Захар был секретарем Азовского горкома партии, а затем позже стал комиссаром партизанского отряда. Он забрал меня к себе в Азов. Мне не раз приходилось носить продукты на базу партизан в азовских плавнях, которая была создана еще до оккупации города немецкими оккупантами.

Несколько раз дядя давал мне поручение: отнести донесения в Синявку в штаб Неклиновского партизанского отряда “Отважный-1”. Однажды, когда я пришла сюда, то часовым здесь стоял житель нашего села Мамченко Александр Фомич. Он меня задержал, приняв, видимо, за шпионку. А когда ему показала фото дяди Захара, он меня пропустил в штаб. Обратно в Азов я шла вдоль берега реки вечером. Было трудно. В Азове меня встретил дядя Захар и поблагодарил за успешное выполнение его поручения.

Однажды дядя Захар дал мне подводу вместе с извозчиком. Я поехала в Приморку (Курячью косу), где по его предположению, должна была находиться семья его брата Ивана Прокопьевича – моего отца (он остался во время оккупации в Вареновке, а когда установился фронт в селе переехал на жительство в Таганрог).

Командир советской воинской части, державшей оборону на восточном берегу реки Самбек, разрешил мне посмотреть через бинокль на наше родное село. Оно лежало в развалинах. Но наш дом был еще целым. С болью в сердце я смотрела на родимый очаг.

Летом 1942 года, когда немцы ушли на Кавказ, я возвратилась в Вареновку. Пожив какое-то время дома, я уехала к тете в Ростов.

После освобождения села от гитлеровцев в августе 1943 года я возвратилась домой».

Синдецкий Николай Михайлович: «Организованная фашистами Биржа труда находилась во дворе дома, где сейчас находится “Горгаз”, рядом с железной дорогой, ведущей в порт. Из группы людей гестаповец отобрал двадцать молодых парней, среди которых был и я. К нам подошли два немца: один с бляхой на груди (знак принадлежности к Гестапо), другой – рядовой. Они нас пригнали на то место, где сейчас стоит памятник Петру I. До войны здесь была пустынная площадь, лишь деревянная лестница спускалась вниз к Судоремонтному заводу. На этой площади росла одна единственная акация. Сопровождавший нас конвой велел присесть нам под этой акацией. С нами сел рядовой немец из сопровождения. Он на ломаном русском языке стал нам рассказывать, а для ясности показывать рукой и ногой, что мы будем рыть яму. У каждого из нас мелькнула мысль: не себе ли ее мы будем рыть. Но немец показал рукой в небо, говоря: “Самолет “гу-гу”, бомба”. Мы его поняли и облегченно вздохнули. Немец продолжал нам что-то говорить и несколько раз повторил: “Война не хорошо. Не хорош Сталин, не хорош Гитлер. Много комрад капут”. Нам стало не по себе от его откровений.

Вскоре пришла грузовая машина. Она привезла цемент и лопаты. Нам приказали ее разгрузить. Как только мы окончили работу, вдруг поднялся сильный ветер, и нам велели цемент укрыть брезентом. Ветер мешал. разносил цемент во все стороны. Офицер, приехавший на машине, бегал вокруг кучи, что-то кричал. Кричал нам что-то и рядовой немец. Сильный ветер вырывал брезент, я старался его удержать, но край, который я безуспешно пытался закрепить, выскользнул из моих рук. Офицер злой, как собака, схватил лопату и так меня ударил по спине, что я упал и головой застрял в куче цемента. Потом  вылез стал отряхиваться. Нестерпимо болела спина. А офицер, увидев мое испачканное лицо, громко и долго хохотал. Кое-как нам удалось цемент укрыть, и немец успокоился. Он велел шоферу принести еду. Тот принес булку черствого хлеба. Офицер с довольным лицом, на котором читалась радость оттого, что он нам оказывает огромную милость, отдал булку нам и уехал. Нас было двадцать человек. Мы разделили хлеб на всех и, бросив в рот черствые кусочки, которые достались после дележки, долго держали их во рту, стремясь утолить голод. Наш охранник снова завел разговор: “Этот эсесовец не хороший солдат: бьет по щекам. Я его тоже боюсь, так как я родился не в Германии, а в Польше. Сейчас поляки воюют на стороне немцев”. Он сказал, что его зовут Андре и он – польский коммунист. Рассказал, что русские взяли в плен Паулюса в Сталинграде, о том, что много немцев погибло под Курском и Ленинградом, поэтому офицеры сейчас злые, как звери. Чтобы удержать фронт, заставляют рыть окопы, блиндажи. И похвалил русских, что они хорошо воюют: “Хороший солдат! Хороший танк! А “катюша”..,” – немец взялся за голову. Но тут появилась машина, и из нее вышел тот же эсесовец-офицер. Наш Андре бросился к нему и, стоя на вытяжку, выслушивал недовольство офицера тем, что яма еще не докопана. Мы приступили к работе. Через пять минут приехала грузовая машина, нас погрузили на нее, сюда же сели солдаты-автоматчики, предупредив, что если кто вздумает бежать, то будет расстрелян. Нас снова привезли на Биржу труда и выгрузили у сарая. Охранник выпрыгнул из кузова, открыл дверь сарая. Два автоматчика стояли в оцеплении, и мы стали грузить бочки, определив по запаху, что это бензин. Погрузили десять бочек, десяток бензопил, десятка два топоров, бухту стального троса, лопаты и связанные в пачки листы железа. Эти связки были тяжеленные. Мы их поднимали вчетвером. Как потом узнали, это железо предназначалось для строительства блиндажей на линии Миус-фронта. Нам приказали сесть сверху нагруженного в кузов, и мы поехали в направлении к Северному поселку. На выезде из города наша машина остановилась. Путь ей преградила колонна молодых парней и девушек. Вокруг колонны бегали, как псы, фашисты с собаками, кричали громко что-то, подгоняя идущих. Мы молча наблюдали за происходящим. Следом прошла еще одна колонна. Люди были в легкой одежде, шли опустив головы. Пропустив эти колонны, мы поехали в сторону Неклиновки. Потом, переехав Миус, долго петляли по грунтовым дорогам. Поздно вечером приехали в Снежное на железнодорожный вокзал. Наш немец объяснил, что советские самолеты разбомбили их состав. Нас выгрузили в какой-то барак и, не покормив, велели спать.

Рано утром нас привезли на железнодорожный вокзал. Ночью прошел дождь, стояли лужи. Кругом валялись ящики, мешки, какие-то разноцветные пакетики. Немцы приказали в первую очередь грузить тяжелые ящики, очевидно с оружием. Потом из луж вытаскивали мешки с продуктами. Голодные мы хватали куски валявшегося хлеба прямо из воды. Немцы не возражали. Наш немец показал на два разорванных мешка и велел погрузить на машину. Мы с радостью собирали из луж пшено и вместе с землей складывали в мешки, зная, что это предназначено нам. Подошли две машины. В них мы погрузили все собранные сухие мешки. Немцы нервничали, кричали: “Быстрей! Быстрей!”. Машины уехали.

Мы собрали в лужах немного хлеба, гороха, разостлали плащ-палатки и стали их просушивать. Это служило нам пищей еще много дней.

Под конвоем немцев еще три месяца мы рубили деревья. Из стволов пилили бревна по четыре метра и делали черенки лопат. Офицер сказал, что это предназначено для строительства блиндажей на Миус-фронте. Дрова же для обогрева немецких солдатам, потому что приближалась зима. Офицер добавил, что, если мы будем хорошо работать, нам дадут хлеб и суп. И нам, действительно, стали давать булку хлеба на четверых и выделяли по миске горохового супа из еды, которую привозили для немцев.

Вечерами мы в ведрах варили собранное нами пшено, сушили его на железных листах, резали на куски и ели вместо хлеба. Охрана вела себя уже по-другому, очевидно чувствуя крах. Немцы ходили с опущенными головами, не грубили.

Тридцатого августа в семь часов утра, когда мы собрались на работу, подъехал легковой автомобиль, из него вышел офицер. Все немцы выстроились перед ним навытяжку. Он что-то громко сказал и уехал. Охранники наши растеряно засуетились. Нам приказали грузить все привезенное ранее на машины. Один из немцев с канистрой побежал к бараку, и мы увидели, что здание запылало огнем. Сам он вскочил в нашу машину, и мы поехали. По дороге нас обгоняли машины с немцами, группы мотоциклистов, бронемашины, тащившие пушки. По всему было видно, что они удирают. Мы спросили у Андре, куда мы едем. Он ответил: “В Сталино” (так назвался город Донецк). По дороге нашу машину беспрепятственно пропускали. Мы понимали, что нас везут на запад и что нам надо бежать. Такой случай представился.

Ночью проезжая у какой-то рощи, наша машина остановилась. Шофер поднял капот и минут пять копался в двигателе, сел, попытался завести машину, но аккумулятор не завелся. Тогда Андре велел нам сойти и толкнуть машину. Спрыгнувшая охрана стала у левого борта машины. Пять человек из нас спрыгнули с правого борта. Все вмиг толкнули машину. Она завелась и рванула вперед. А те, кто ее толкал, упали от рывка на землю. Мы с другом Федей побежали в рощу. Немец, заметив наши метнувшиеся тени, выпустил очередь в нашу сторону. Однако пули просвистели выше голов, срезав ветки деревьев. Мы по-пластунски пробираясь через густую траву, поползли в глубину посадки. Пригнувшись к земле, слышали, как удаляется машина. Переждав еще какое-то время, мы прошли на другую сторону рощи и увидели вблизи тусклые огни. Мы пошли по полю к этим огням и вскоре оказались у плетенного из лозы забора. Перелезли через него и пробрались к стоящему в саду сараю. Раздался лай собак, но потом все стихло. В сарае мы нащупали жаровню с сушенными сливами. Подкрепились этой едой, улеглись на сено и уснули. Разбудил нас женский разговор. В щели сарая пробивались лучи солнца. В отворенную дверь вошла хозяйка. Увидя нас, она растеряно уронила корзину и замерла на месте. Я объяснил, что мы русские и бежали от немцев. Хозяйка пришла в себя, сказала, что немцы ушли ночью, и пригласила нас в дом. Там нас встретил ее муж, назвавшийся Иваном. Он сказал, что погребе прячутся от угона в Германию двое их сыновей. Староста в селе был хороший и предупредил молодежь о готовящемся угоне. Многие успели спрятаться. Тетя Маша накормила нас украинскими галушками. В восемь часов в село вошли наши разведчики. А вслед за ними вошли наши танки и пехота. Все село радостно вышло на улицу, с хлебом с солью встречая своих. Возле одной хаты поставили стол и стали угощать солдат.

Немного спустя началась проверка документов. Их у нас не было. Но проверявший офицер, выслушал нас и сказал, что мы можем ехать домой. Что мы и сделали.

Второго сентября 1943 года я вернулся в Вареновку. До сих пор с благодарностью вспоминаю приютивших нас украинцев, Ивана и Марию Покыньтелица из села Галицыно Селитовского района Донецкой области».

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Из книги «ОГНЕННЫЕ ГОДЫ»: «В феврале 1943 г. дивизии 44-й армии первыми вышли к укреплениям на Самбекских высотах - юго-восточной части Миусского оборонительного рубежа противника.

44 армия овладела селами Синявкой, Морской, Приморкой, вышла к болотистому руслу реки Самбек, пытаясь с ходу атаковать Самбеко-Вареновские укрепления противника, но все попытки отражались немецко-фашистскими войсками. Противник создал систему долговременных сооружений и инженерных заграждений. Она прикрывалась многослойным огнем, подступы были заминированы, виднелись спирали колючей проволоки. Начались упорные бои. Армия заняла оборону от Азовского моря, по каньону реки Самбек, по высотам между реками Самбек и Миус.

В сильно пересеченной местности, по берегам  рек с сильной системой пристрелянного огня, перед нашими войсками были глубокие минные поля, опутанные четырехрядными проволочными заграждениями. Фашисты прорыли глубокие траншеи, по которым курсировали автомашины с минометами и пулеметами. Засечь такие подвижные установки было очень трудно. Самбек и Вареновка были превращены в настоящие крепости, воздвигнутые на господствующей местности. Оборону врага дополнили эскарпы  по линии железной дороги и противотанковые рвы. Подступы к побережью были заминированы и охранялись фашистскими бронекатерами.

В июле 1943 года против Самбеко-Вареновских укреплений гитлеровцев занял оборону 1-й гвардейский Краснознаменный укрепрайон (УР), которым командовал П.И. Саксеев, 1-й гвардейский УР представлял собою крупное артиллерийско-пулеметное соединение.

Почти ежедневно, как вспоминает командир пульвзвода лейтенант И.Е. Кущеев, велась интенсивная перестрелка всеми видами оружия за господство над болотистым каньоном реки Самбек.

После сильной артиллерийской подготовки части ударной группы ринулись на штурм. Немецкие бронекатера, поддерживая  фашистскую группировку, подвергли обстрелу наши части. В бой вступили бронепоезда 7-го дивизиона. Подбив один катер, они заставили фашистских морских пиратов отойти под прикрытием дымовой завесы.

Тогда бронепоезда сосредоточили огонь на переднем крае фашистской обороны, подавляя огневые точки противника.

Саперы под ураганным огнем всех огневых средств противника обезвреживали минные поля.

Шаг за шагом врезались воины 130-й 416-й стрелковых дивизий, поддерживаемые пулеметно-артиллерийскими батальонами 1-го гвардейского укрепрайона, в оборону противника, метр за метром отвоевывая нашу священную землю.

Широким потоком хлынули на запад колонны войск, танков и автомашин противника. Немцы пытались вывести свои силы и технику. Бомбардировщики, штурмовики и истребители, блокируя аэродромы противника, громили на земле и в воздухе его живую силу, технику, военное имущество. Азовская флотилия и фронтовая авиация, подвергая меткому обстрелу и бомбежке порт, не дали возможности немцам эвакуироваться морем.

Положение противника становилось критическим. Командование 6-й немецкой армии отдало приказ 111-й немецкой пехотной дивизии оставить город и произвести его разрушение. Однако осуществить это врагу не удалось. Мощными ударами войска 44-й армии с востока, а часть 4-го кавалерийского корпуса кубанских казаков с тыла атаковали таганрогскую группировку противника и разгромили ее.

Бои за Вареновку шли с 27 по 30 августа  1943 года. В ночь на 27 августа взвод автоматчиков лейтенанта Белика и группа минеров капитана Колыгина достигли  лощины восточнее села Вареновки. Первыми вышли к реке Самбек автоматчики. Приняв боевой порядок, они залегли и начали окапываться. Немного погодя ушли вперед саперы, чтобы сделать проходы в минных полях. На рассвете немцы обнаружили наших солдат, открыли огонь. Со свистом рассекали воздух осколки мин и снарядов. Загорелся камыш. По земле пополз едкий дым. Он разъедал глаза, забивал дыхание. Огонь подступал к окопам вплотную. Бойцы, укрывшись в окопах, ожидали сигнала. Ударила наша артиллерия. Почти целый час она разрушала вражеские укрепления. С ревом проносились на высоте наши штурмовики, поливая пулеметными очередями фашистские позиции и сбрасывая на них бомбы. Не успели самолеты отбомбиться, как из лощины показались наши танки. Не снижая скорости, ведя огонь на ходу, они  преодолели  реку. А за танками поднялись пехотинцы.

Трое суток нескончаемо гремели бои на самбекских высотах за овладение Вареновкой. Многие войны показали образцы мужества и отваги. Орудие старшего лейтенанта Костюхина уничтожило прямой наводкой несколько вражеских огневых точек. Немцы открыли по нему яростный огонь из минометов. В строю остался только раненый старший сержант, остальные погибли. Командир отряда, несмотря на ранение, не покинул поля боя.

В ночь на 30 августа командир 130-й стрелковой дивизии полковник К.В. Сычев бросил в бой последний резерв.

В обход, правее Вареновки, через заросли камыша, началось наступление. Двухчасовой огненный налет, точно сплошной огненный вал, к которому почти вплотную прижимались наступающие. Усиленная рота старшего лейтенанта В.Т. Куцепина через лощину устремилась на Таганрог. “Немцы не подозревали о нашем наступлении, – рассказывал В.Т. Куцепин, командовавший тогда 1-й стрелковой ротой 1-го батальона 371-го полка 130 дивизии. – Мы вышли по сухому руслу на исходный рубеж и  развернулись фронтом”.

…До густых сумерек грохотал ожесточенный бой. Мы прошли Вареновку, преодолев минные поля, и бросились в окопы  немцев. Когда гитлеровцы, поджигая хаты, стали разбегаться по полю, мы с разведчиками сели в машины и с ходу расстреливали их».

В обход села Вареновка, с севера через заросли камыша, был направлен батальон старшего лейтенанта Жихарева. Удар батальона для гитлеровцев был полной неожиданностью. Фашисты стали поспешно отходить на запад. А вслед им устремились наши передовые подразделения.

Вся наша страна слушала приказ Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина командующему Южным фронтом генерал-полковнику Ф.И.Толбухину.

“Войска Южного фронта в результате ожесточенных боев разгромили Таганрогскую группировку немцев, и сегодня 30 августа овладели городом  Таганрог…” В тот же день столица нашей Родины салютовала доблестным войскам Южного фронта двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий. Это был третий салют в ходе Великой Отечественной войны.

Вареновка была освобождена.

В Таганроге на поле сел первый наш самолет. Все, кто жил в бараках, побежали к нему. Увидели, как военный летчик разговаривает с мужчинами, в одном из них узнали жителя с.Вареновка Тараненко Ивана, который сказал, что немцы лежат за балкой и ожидают наших. Летчик сказал: «Наши танки идут». И через небольшое время действительно поднялась пыль на дороге и въехали танки. На первом танке в гражданской форме сидели наши вареновцы: Сагунов Иван Михайлович, Мамченко Иван Варфоломеевич, которые как говорили, были подпольщиками, участвовали в операции по спасению Металлургического завода, когда немцы хотели его взорвать. Оба наших односельчанина стали участниками Великой Отечественной войны, один из них погиб.

Освобождение Вареновки (по воспоминаниям сельчан)

Ромашковое поле у дороги,

Ковыль, как седина на волосах.

По краю поля старый склон пологий

Весь в рытвинах, ухабах и буграх.

Здесь в полдень жаркий на исходе боя

Ревели танки, никли тополя.

И падали цветы, прикрыв собою,

Солдат убитых, плакала земля.

Стонала тяжко, трепетно молила

О жизни за красивых, молодых

Ребят, которых преданно любила

И будет вечно тосковать о них…

Полящук Александр Степанович рассказывал: «Шел второй год жизни в оккупационном Таганроге. В конце августа вместе с товарищем мы пошли в сад, который находился за городом. Там увидели стоящие пушки, их стволы были направлены на дорогу. Нам стало понятно, что немцы готовятся к обороне. Мы повернули домой, а утром

вернулись на это место. Пушек там уже не было. И мы по полю побежали в свое село. На встречу шла колонна наших солдат. Вернувшись в Вареновку, мы увидели:  кругом окопы, блиндажи, дома разрушены. Я подошел к своему дому. Из оконного проема на крыльцо вылез офицер. Им оказался Чернышев. Он спросил: “Ты кто и откуда?” Я рассказал. Он выслушал меня и дал задание: за Вареновкой, где дорога спускается к реке, лежат убитые наши солдаты. Их надо похоронить, а все найденные документы и вещи передать ему. Он дал мне лопату, и я пошел на край села, где шел противотанковый ров. На краю траншеи сидел немец. Сначала меня охватил страх, но потом увидел на его голове рану, кровь и понял, что он мертв. Я перевел дух и пошел дальше. На окраине стояли два наших подбитых танка, а дальше, на пространстве шириной около тридцати метров, лежали наши убитые бойцы. В основном это были азербайджанцы. Стояла жара. Мухи роились над убитыми… Я стал собирать тела и складывать их в вырытую неглубокую траншею. Так я собрал двенадцать человек и присыпал их землей. Речка в этот засушливый год почти полностью высохла. На повороте дороги от речки к селу было множество окопов. В одном из них лежал забинтованный с головы до ног советский офицер. Мои нервы не выдержали такого напряжения. Его я хоронить не стал, а вернулся к Чернышеву и доложил о том, что удалось сделать. Он дал мне записку и велел идти на станцию села Бессергеновка, где я получил повестку на фронт».

А вот что увидела, вернувшись в село, семья Кондратенко.

Вечером 29 августа 1943 года ночью к селу прорвались 5 советских танков. Первый танк прошел беспрепятственно и поехал по улице села. Второй – подорвался на мине.  Третий танк начал его обходить и также подорвался на мине. На минах подорвались четвертый и пятый танки. Грозные машины замерли на окраине села.

Экипаж первого танка через некоторое время вернулся за товарищами. Но подорвался и сам. В этом танке было пять человек, в нем находился командир танковой группы. Поскольку этот танк шел с бугра, то он, подорвавшись, ткнулся “носом” в землю. Из бака с бензином  стало вытекать горючее. Немцы, уходя из села, оставили на бугре немца-смертника. Он был хорошо вооружен – два миномета, два пулемета, автомат, ракеты. Из этого оружия он вел огонь по танкам. От места, где окопался немец, вдоль окраины села шел ход сообщения. По нему немец подошел ближе к подорвавшемуся пятому танку и стал его забрасывать противотанковыми гранатами. Танк, облитый горючим, сразу вспыхнул, как факел. Танкисты были вынуждены покинуть машину. Они через нижний люк вылезали по очереди, и стороживший их фашист расстреливал их: кто смог отползти на два-три метра, кто принял смерть рядом с танком.

Остальные танки немец обстрелял, но повредить их не смог. Танкисты сидели в них до ночи, а ночью, выбравшись из машин, ушли к своим.

Утром можно было увидеть поле ночного боя. Пять подбитых танков. Не зная, сколько немцев в селе осталось в засаде, командование рисковать не хотело. Но следующей ночью наши обстреляли плотным артиллерийским огнем место, где сидел немец. А с восходом солнца, в село   вернулись танкисты с подорванных танков и группа пехотинцев.

Вместе с ними селяне ходили смотреть на место, где немец вел бой. Он был один, тело его лежало около взорванного орудия. Наши танкисты были в ярости! Они забросали камнями тело немца.

Танкисты с жильцами дома Кондратенко похоронили погибших товарищей. Потом занялись ремонтом танков. Три танка были быстро отремонтированы, и они продолжили свой боевой путь. Оставшиеся два на следующий день тягачи оттянули на станцию Бессергеновка и там погрузили на железнодорожные платформы.

На месте гибели танков был поставлен обелиск-памятник погибшим танкистам.

ДОШЛИ ДО БЕРЛИНА

СОЛДАТЫ ПОБЕДЫ

Мы свое мой друг отвоевали:

В 45-м памятном весной

На стене Рейхстага расписались

И пришли с Победою домой.

Солдатская слава Антона Николаевича Харченко.

Среди тысяч  имен оставленных в мае 1945 года советскими солдатами на черных стенах поверженного Рейхстага, есть и подпись гвардии рядового Антона Николаевича Харченко. Рабочий-металлург, житель села Вареновка, пришел в Берлин победителем.

Трудным был боевой путь Антона Николаевича Харченко. Начав войну на Центральном фронте, он за военные года узнал и горечь отступлений, и радость побед, пережил ужасы артиллерийских обстрелов и томящее бездействие долгих месяцев, проведенных в полевых госпиталях. Не раз смотрел он смерти в глаза. Но ненависть к врагу была сильнее смерти, и он жил, чтобы бить врага.

Антон Николаевич часто вспоминал два боя при форсировании рек Висла и Одера. И ту и другую наступающим советским войскам пришлось преодолевать под шквальным огнем противника. Телефонист артиллерийской батареи гвардии рядовой Харченко одним из первых переправлялся на противоположный берег, в обоих случаях участвовал в захвате берегового плацдарма. Он надежно обеспечивал связь батареи с передовым наблюдательным пунктом.

В этих боях Антон Николаевич стал кавалером ордена «Славы» II и III степени. Он также был награжден двумя медалями «За отвагу», а позже  «За освобождение Варшавы» и «За победу над Германией». Имеет благодарности Верховного Главнокомандующего за прорыв обороны противника в районе Западного берега реки Вислы, за овладение городами Лоздь, Познань, за взятие города Кюстрин.

А.Н. Харченко демобилизовался из армии в декабре 1945 года. Работал резчиком металла на заводе «Красный котельщик». Отсюда и ушел на пенсию.

Красий Дмитрий Матвеевич родился в 1910 году в семье батрака. До войны работал на Таганрогском металлургическом заводе. Добровольцем ушел на фронт. Участвовал в Сталинградской битве, в боях на Курской дуге, здесь был ранен. Однако лечь в госпиталь отказался, его лечили медсестры в батальоне. После ранения продолжил свой боевой путь на Украине, Польше и дошел до Берлина.

После демобилизации вернулся в родное село. Работал в колхозе. Награжден медалями «За взятие Берлина», «За взятие Варшавы» и другими Дмитрий Матвеевич один из немногих наших односельчан, кому посчастливилось  пройти войну так, как тогда говорили «от звонка, до звонка» и вернуться домой живым. Всего в битве за Берлин участвовало более двадцати наших односельчан.

До Берлина дошел еще один из наших односельчан Мирошниченко Николай Федотович. Выступая на празднике Победы 9 мая 2002 года, он говорил: «Дорогие товарищи односельчане! Я, Мирошниченко Николай Федотович 1920 года рождения, был призван на действительную службу в 1940 году, и был направлен в Тбилиси. Когда началась война, нас из Тбилиси отправили в Ростов, откуда я и начал свой боевой путь. Когда начались бои за Ростов, наша часть пошла с Ростов-берега на  Хапры, Недвиговку, Синявку,  Морской Чулек, Морскую, Приморку. А из Приморки мы повернули в сторону Самбека, остановилась в селе Екатериновка.

Тут, вызывает меня командир и говорит: “Ну, Коля, раз ты местный, значит и идти тебе с ребятами в разведку в район, где высоковольтные столбы”.

Приказ командира – закон. Мы отправились в разведку. “Ну, господи, помоги!” – думал каждый из нас. Пришлось ползком ползти к немецким окопам. Как подползли, притихли, слушаем: немец ходит вдоль окопа и играет на гармошке. Как только он  подошел поближе, я вскочил, набросился на немца, свалил его, а тут и ребята подоспели. Закрыли ему рот паклей и потащили его через реку в расположение нашей части. Но тут нас обнаружили, и начался шквальный огонь. Но мы все же немца дотащили к своим.

За этот случай я получил благодарность от командования и два дня отпуска в село Пятихатки. Все это дело происходило  зимой 1942 года, а уже 8 марта я был ранен.

После лечения в госпитале попал в истребительный полк, и снова на фронт. Дошел до Берлина и здесь был ранен: восемь осколочных ранений, пуля прошла насквозь через ногу. И снова я оказался в госпитале.

И, вы знаете, дорогие товарищи, как мне стало больно, что вот уже скоро конец войне, мы подошли к Берлину, а я оказался в госпитале. Пролежав несколько дней, я решил бежать из госпиталя. Рано утром на костылях, вылез из окна госпиталя и вышел на дорогу, где проходили машины. Мне повезло, тут же попалась машина, которая ехала в нашу часть, подобрали меня, и довезли до линии фронта к своим.

А тут и начался штурм Берлина. Словами не передашь, это надо видеть: небо и земля горели, было страшно и радостно оттого, что, наконец, мы бьем врага в его собственном логове. 8 мая мы взяли Берлин! Я был награжден медалью “За взятие Берлина”. Имею также два Ордена “Отечественной войны” I и II степени, медали “За оборону Кавказа”, “За взятие Варшавы”».

Но не все кто дошел до Берлина вернулись домой. Погиб 9 мая 1945 года в Берлине Демьяненко Антон Васильевич - первый секретарь комсомольской организации в селе, 5 мая 1945 года при штурме рейхстага погиб коммунист Демьяненко Иван Иванович. В небе над Берлином смертью храбрых погиб военный летчик – коммунист, полковник Железный Николай Михайлович.

Перечислим поименно тех, кто вернулся живым:

Камзалов Иван Семенович

Кондакова Клавдия Егоровна

Колесников Иван Матвеевич

Кононенко Иван Лукьянович

Красий Дмитрий Матвеевич

Мамченко Иван Иванович

Мамченко Михаил Нестерович

Мирошниченко Николай Федотович

Надолинский Федор Сергеевич

Погорелов Владимир Назарович

Подопригора Митрофан Петрович

Сагунов Михаил Маркович

Терещенко Василий Федорович

Тимошков Николай Яковлевич

Финенко Борис Михайлович

Финенко Василий Федорович

Гитлеровское государство рассыпалось. Обгорелый труп Гитлера был найден в воронке вместе с двумя собаками. Но и накануне краха он и другие нацистские заговорщики думали только о себе, а не о немецком народе. «Если германский народ проиграет войну, – сказал еще и не помышлявший отравиться Гитлер, – он обязан погибнуть, издохнуть и дать место биологически более ценной расе…» Когда стало ясно, что война проиграна, и в «фюренбункер» одно за другим поступали донесения, что бои идут уже на окраине Берлина, оттуда шли маниакальные приказы и у вокзала еще вешали дезертиров, открывали шлюзы, чтобы затопить метро, мобилизовали и бросали в бой замученных и сбитых столку двенадцатилетних мальчишек. Они ненавидели не только другие народы, они ненавидели и немцев. Они ненавидели человека и все человеческое. У них столько было на совести, что им нечего было спасать, нечем жить.

НЕБО ФРОНТОВОЕ

Иванов Николай Васильевич родился в 1921 году в селе Вареновка Неклиновского района. Он окончил школу в 1938 году, потом учился в Таганроге в школе ФЗО и работал на комбайновом заводе.

С 1940 года учился в Таганрогском аэроклубе. После его окончания был направлен в Сталинградскую военную школу летчиков, которую закончил в 1942 году. И дальше был направлен в 16-ю воздушную армию  под Сталинградом. Позже он участвовал в боях до февраля 1943 года.

С 1943 до 9 мая 1945 года Николай Васильевич воевал в небе над Курской дугой на Бобруйско-Варшавском направлении: над Вислой, Одером, над Берлином. Иванов совершил 168 боевых вылетов. Лично сбил шесть самолетов противника и четыре самолета в группе.

Награжден двумя орденами «Красного Знамени» и двумя орденами «Отечественной Войны» I степени.

Николай Васильевич закончил войну в звании старшего лейтенанта. В 1946 году был демобилизован. С 1946 года по 1993 год работал  на заводе им. Димитрова в городе Таганроге.  За образцовый, добросовестный труд был награжден орденом «Знак Почета».

Бывший военный летчик Иванов Николай Иванович вспоминал некоторые примеры действий истребителей армии, поднятых на отражение налета вражеской авиации. 5 июля 1943 г. в 5 часов 5 минут с аэродрома Будановка (283-й над) был замечен подход большой  группы немецких бомбардировщиков под прикрытием истребителей. По зрячему взлетели десять дежурных Як-1 с аэродромов Буденовка, Щигры южные и Курск западный. Набрав высоту, они восьмеркой атаковали бомбардировщиков противника, в то время как пара яков связала боем его истребителей. Атака наших летчиков расстроила боевой порядок бомбардировщиков. Воспользовавшись этим, младшие лейтенанты В.Ф. Виноградов, Б.А. Баранов и  В.П. Вусиков сбили три бомбардировщика Ю-87, а Н.В. Иванов  – ФВ-190. Бой велся преимущественно парами на высотах  от 3000 до 600м.

10 декабря 1942 г. под Сталинградом вылетела группа наших самолетов под командованием капитана Харитонова в составе этой эскадрильи были Вусиков, Мильтунов, Иванов. Они встретили четырех моторный самолет противника Кондор, который вылетел из окруженной группировки фельдмаршала Паулюса с 32 офицерами штаба 6-й армии. Наши летчики атаковали Кондор и сбили его. По агентурным данным  на этом самолете должен был  быть и Геббельс, которому Гитлер поручил вручить фон Паулюсу фельдмаршальский жезл. Но Геббельса на самолете не оказалось. Летчикам эскадрильи капитана Харитонова командующим Донским фронтом генерал-лейтенантом К.К. Рокоссовским была объявлена благодарность.

А вот, как рассказала об этом фронтовая газета: «Немецких летчиков, отправлявшихся в рейс в район Сталинграда, в своей среде стали называть смертниками. Офицеры и генералы 6-й армии, которым было разрешено покинуть котел, уже не решались вылетать, так как это было слишком рискованно. В один из декабрьских дней советскими летчиками были сбиты самолеты Ю-52 с офицерами штаба 376-й пехотной дивизии, а также четырёхмоторный Кондор, на котором было тридцать два офицера. Командир сбитого самолета показал, что он прилетел в окруженную группировку с приказом  вывезти командира пехотной дивизии, но тот отказался   лететь и вскоре сдался в плен».

На Бобруйско-Варшавском направлении в 1944 году гвардии лейтенант Н.В. Иванов на Ил-2 штурмовал на высоте 400 метров самолет противника ФВ-189-Рама. После двух атак Н.В. Иванова самолет противника был сбит и упал в районе Барановки. За успешное выполнение этого боевого задания и за сбитый немецкий самолет-разведчик Рама гвардии лейтенанта Н.В. Иванов был награжден  орденом «Отечественной войны» I степени.

НА ФРОНТ УХОДИЛИ СЕМЬЯМИ

Ты пройди по стране – в каждом доме

На стене или в старом семейном альбоме

Или в красном углу, или старом семейном альбоме

Ты увидишь портреты  в пилотах и касках,

Ты увидишь мужчин в гимнастерках солдатских.

Из села на фронт уходили целыми семьями. Вот примеры.

С улицы Партизанской ушли воевать четыре брата Демьяненко: Семен, Иван, Василий и Григорий. Судьба их такова.

Глава семьи - Демьяненко Иван Васильевич, 1885 года рождения, воевал в первую мировую войну 1914 года. Пришел с фронта раненым в руку и в ногу.

Сын - Демьяненко Иван Иванович, 1917 года рождения, участник финской войны. После этой войны по брони работал на 31-м военном заводе. В 1942 году под прикрытием ночи по льду ушел к  своим на ту сторону моря. Он был призван в армию и дошел до Берлина. При штурме Рейхстага Иван Иванович погиб 5 мая 1945 года.

Сын - Демьяненко Василий Иванович участвовал в боевых действиях с 1941 по 1944 годы. В 1944 году его комиссовали по ранению с осколком под легким.

Сын - Демьяненко Григорий Иванович, 1921 года рождения, работал в колхозе, был призван на действительную службу. 26 апреля 1943 года погиб под Мариуполем.

Сын - Демьяненко Семен Иванович. Призван на действительную службу в 1941 году. Комиссован в 1945 году из-за ранения в руку и в ногу.

С этой же улицы ушли  на войну четыре  брата Кондратенко: Василий, Иван, Мефодий, Федор.

Мефодий Дмитриевич воевал в осажденном Ленинграде. После трех лет войны вернулся инвалидом II-ой группы. Инвалидом пришел с войны в родное село и Федор Дмитриевич. Погиб в боях за Родину Иван Дмитриевич.

Вернулся домой самый младший из братьев – Василий Дмитриевич, который до войны был учителем нашей школы. После войны также работал учителем, потом завучем и директором школы.

Его солдатский путь был долог. Войну он встретил на Западной границе в 195-м батальоне аэродромного обслуживания в городе Слоним, 23 июня 1941 года батальон вступил в бой. Потом было отступление через Барановичи, Минск, Могилев. Почти полтора месяца участвовал   в обороне Смоленска.  Потом Василий был в 147-й танковой бригаде стрелком-автоматчиком. Участвовал в боях за Москву. Войну закончили в городе Ростоке. 1943 году был комиссован по ранению.

В годы войны погибли отец и сын из семьи Романенко.

Романенко Алексей Логвинович погиб в самом начале войны. Его сын с боями дошел до Германии, но Победу увидеть ему не довелось.

Романенко Михаил Алексеевич. Родился в 1926 году в селе Вареновка. Учился он в начальной школе. В декабре 1943 года вместе с Личко Алексеем Ивановичем был призван в армию. Прохождение службы начал в запасном полку в Азове и продолжил в г. Варвенково под Харьковом. Затем участвовал в освобождении Норвегии, оттуда его часть перебросили в Польшу. Михаил Алексеевич освобождал Варшаву, дошел до немецкого Данцега, здесь и погиб.

На улице Первомайской и сейчас еще стоит дом, построенный заслуженным колхозником Мамченко Иосифом Ивановичем для своей семьи. Остались на нем памятные доски «Здесь живет участник ВОВ». Живут в нем сегодня чужие люди. А во время военного лихолетья большая дружная семья Иосифа и Прасковьи Мамченко испытала на себе всю тяжесть военных лет. С первых дней войны ушел на фронт глава семейства, встали в строй защитников Родины три его сына: Иван, Леонид, Владимир. По-разному сложилась их судьба.

Старший Иван Иосифович встретил войну на Польской границе. Раненый в ногу, он попал в плен. Находясь в плену, сам себе много раз повреждал рану, чтобы не заживала, потому, что не хотел работать на немцев. В 1943 году бежал из плена. Забрался в состав поезда, следующего на Восток. Его забросали углем. Иван сумел доехать до нашей станции Марцево. Но здесь состав начали осматривать эсесовцы с собаками, они обнаружили беглеца, избили до потери сознания и отправили с тем же составом назад в лагерь. Когда наши войска освободили концлагерь, Иван попросился в танкисты. Он освобождал Прагу, Варшаву.  За это был награжден, а в 1946 году вернулся домой.

Средний сын Леонид Иосифович был на фронте политруком, вернулся домой в 1945 году.

Не пришел с фронта Владимир Иосифович. Он погиб в боях под Мариуполем. Погиб в штыковой атаке.

Как и на фронте, так и в мирной жизни все члены этой семьи были работящими и честными хорошими соседями, активными общественниками на селе.

Семья Тимофея и Федоры Бражниковых, жившая на ул. Социалистической, потеряла в войну пять сыновей. На фронте в разные годы войны погибли их сыновья - Виктор,  Иван, Федор и Михаил..

Бражников Иван Тимофеевич воевал на Финской войне. Был призван на Великую Отечественную в 1943 году. В боях на территории Украины Иван был убит 24 июля 1944 года, похоронен в Ворошиловградской области.

Бражников Федор Тимофеевич войну встретил у западной границы. В тяжелейших боях под Минском попал в окружение. Он смог прорваться через немецкий заслон и по тылам прийти домой. В 1943 году Федор Тимофеевич ушел с Красной Армией на Мариуполь, там и погиб.

Бражников Виктор Тимофеевич с фронта тоже не вернулся.

 Самый младший Николай, которому было 13 лет подорвался на мине, раскорчевывая колхозный сад.

Бражников Михаил Тимофеевич в 1936 году закончил 7 классов семилетней Вареновской школы. Затем работал на одном из заводов г. Таганрога. Поступил в Минское военное училище,  окончил. С начала войны на фронте был дважды ранен. Михаил Тимофеевич участвовал Сталинградском сражении.

Из семьи Мамченко Федора Ивановича и Ирины Прокофьевны на войну ушли трое мужчин, четвертый погиб под бомбежкой. Федор Иванович был мобилизован в Красную Армию с первых дней войны. Прошел ее дорогами с боями до 1944 года.

Он был тяжело ранен, домой вернулся инвалидом. Как и раньше стал работать в колхозе.

Старший сын, Виктор, командир пулеметного взвода 187-й стрелковой дивизии 72-го стрелкового полка пропал без вести в районе села Кузьмин местечка Бирча на территории Западной Украины.

Младший сын Борис остался на оккупированной территории. Немцы заставляли молодежь рыть окопы. При артиллерийском обстреле села он был убит в 1943 году.

Средний сын, Павел, был призван в Красную Армию с 25 ноября 1944 года. Непосредственно в боевых действиях на Восточном фронте не участвовал. Он служил стрелком и санитаром-бонифатором в Японии, Корее. Служба проходила как на территории СССР, так и за ее пределами. Служил в Иране, Ираке, Корее. Местное население не всегда однозначно и доброжелательно относилось к ограниченному контингенту Советских войск в данном районе. Были случаи, когда местные жители лечили русских солдат от болезней, связанных с местом пребывания части, лекарственными травами, произрастающими на данной территории. Но было и такое когда наших солдат убивали из под тишка. Их лазутчики бесшумно проникали на территорию  расположения Советских войск. Памятен Павлу Федоровичу такой случай, на улице напротив казарм, где он находился, был госпиталь и за одну ночь были вырезаны 300 наших солдат, причем сделано это было бесшумно и солдаты напротив ничего не слышали.

Мы теряли друзей боевых….

С этой улицы ушли на фронт и четыре сына Кононенко: Сергей, Григорий, Федор, Иван. Первые трое с войны не вернулись. А Иван Лукьянович умер вскоре после войны от ран.

Семья Кондратенко дала Родине трех защитников: Василия, Владимира, Ивана. Двое из них с войны не вернулись.

Семья Надолинского Ивана, Жадченко Степана, Гаркуши Ивана отправили на фронт по двое сыновей, которых так и не дождались с полей сражений.

Семья Бородавка Григория отправила на фронт двух дочерей – Зинаиду и Марию, которые были медсестрами.

Всего с улицы Социалистической ушли на фронт более пятидесяти человек.

С улицы Советской погибли в боях за Родину братья Мостовенко: Харитон Илларионович – в Краснодарском крае, а Григорий Илларионович погиб, защищая Эстонию.

Нередко на фронт уходили отцы и сыновья. Бывший председатель колхоза Мамченко Александр Фомич и два его сына, Владимир и Николай, храбро воевали и дошли до Победы.

О них рассказывает Гайченко Людмила Николаевна (1950 г.р.): «Мой дедушка, Мамченко Александр Фомич (1897-1967гг.), воевал в Гражданскую войну в дивизии Буденного, старый коммунист. Был председателем колхоза «Колос». Во время Великой Отечественной войны партизанил в Синявских плавнях, затем ушел в действующую армию. Артиллерист, участник освобождения Северного Кавказа, Молдавии и Румынии. Имеет ряд боевых наград.

Старший сын – Мамченко Владимир Александрович (1924г.р.)

В 1941 году вместе с матерью и двумя братьями – Николаем и Георгием помогал перегонять колхозный скот в Казахстан. В 1942 году был призван в армию. И направлен на фронт. В феврале 1944 года был тяжело ранен. Вернулся и восстанавливал разрушенный свой дом и дома в Таганроге. Работал в СУ-3, был шофером на заводе «Прибой». За боевые заслуги был награжден Орденом Красной звезды. Умер от болезни в 1959 году.

Третий сын – мой отец – Мамченко Николай Александрович (1926 г.р.). Вместе со своими братьями и односельчанами помогал перегонять колхозный скот в Казахстан, многое пришлось пережить: бомбежки и голод, и холод. В августе 1944 года был призван в Советскую армию, учился на связного. В 1945 году был заброшен в десантной группе в Венгрию. Приземлились на болото и долго пробыли там. Отец заболел воспалением легких, потом появился туберкулез.

Он женился на Кириченко Любови Лукьяновне, а в 1950 году у них родилась дочь Людмила. Отец в послевоенные годы занимался в деревне радиофикацией, демонстрацией кинофильмов. Он очень любил фотографировать. У него был фотоаппарат, сделал много фотографий. Папа с мамой любили друг друга еще со школьной скамьи. И мама ждала его все эти годы 1944-1949. Они постоянно переписывались. Это были письма, наполненные светлой любовью и верностью. Их надо хранить вечно!

Старший брат Мамченко Александра Фомича Илья Фомич на фронт не попал по причине преклонного возраста, но в войну погибли два его сына – Мамченко Илья Ильич и Иван Ильич.

Мамченко Илья Ильич на фронте был танкистом. В одном из боев сгорел в танке.

Мамченко Иван Ильич по брони работал на металлургическом заводе. По окончании смены вышел из завода, в это время началась сильная бомбежка и разорвавшимся снарядом был убит.

Шевченко Денис Тимофеевич ушел на фронт, взяв с собой малолетнего сына. В первый месяц пребывания на фронте был контужен и вернулся домой, а его сын Николай в качестве воспитанника полка одной из частей, воевавших на Кавказе, прошел Румынию, Польшу, Чехословакию. Закончил войну в Германии. Несмотря на юный возраст, он спас секретные документы и был награжден. После войны жил в Таганроге, получал персональную военную пенсию.

Кучеренко Константин Поликарпович родился в 1917 году. В 1939 году закончил Сельскохозяйственную Академию им. Тимирязева. Практику проходил в Германии и США. С 1940 по 1941 год работал заместителем директора сельскохозяйственного института по практике и подготовке секретарей горкомов, райкомов управлением сельхоз машинами.

         В октябре 1941 года командовал партизанским отрядом на Северном Кавказе. В ноябре 1942 года был ранен в голову. После выписки из госпиталя добровольно пошел в ряды действующей Армии как переводчик немецкого языка. Войну закончил осенью 1945 года в должности главного инспектора штаба Армии по приему репарационной техники в Германии. С 1945 по 1950 год трудился в Таганроге в должности заместителя начальника сельскохозяйственного института. С 1951 по 1954 являлся заместителем начальника сельскохозяйственного института Северокавказского СовНарХоза. В период 1955-1961 год был главным инженером совхоза «Красное» Краснодарского края Кущевского района. Умер Константин Поликарпович в 1961 году. Похоронен в совхозе «Красное» Краснодарского края.

Кучеренко Иван Поликарпович родился в 1921 году.  В 1940 году служил в пограничных войсках на Дальнем Востоке. С 1941 года по 1943 был командиром роты разведчиков. В ходе боев на Курской дуге получил ранение под Кантемировкой и попал в саратовский госпиталь. В 1944 году устроился работать на завод «Красный Котельщик» в отдел кадров. Параллельно работе заочно окончил Ленинградский политехнический институт. На пенсию вышел в должности  заместителя директора по кадрам. Умер Иван Поликарпович в 1967 году. Его похоронили на старом кладбище Таганрога, рядом с памятником участникам ВОВ.

Кучеренко Александр Поликарпович проходил службу в 476 артполку 320 стрелковой дивизии командиром 82 мм миномета. Участвовал в боях за освобождение Азова, Недвиговки и Морского Чулека.

На Миус-фронте минометная рота, в которой  был Кучеренко, заняла оборону у селения Рясное.  Командир взвода А.Савченко умело корректировали огонь по фашистским дзотам. После этого немецкая оборона была прорвана.  По Федоровскому шоссе  немцы отступали в беспорядке. Немецкие танки так стремились вырваться из огненного кольца, что не жалели своих солдат – давили их гусеницами.

Александр Поликарпович был ранен и контужен в боях при освобождении Таганрога в августе 1943 года. Он пришел в сознание в морге на пятые сутки. Отправлен был в госпиталь в город Чкалов. После лечения в сопровождении медсестры прибыл на станцию Степная Краснодарского края. В Вареновку вернулся в 1947 году. Работал до выхода на пенсию художником оформителем.

Кучеренко Василий Поликарпович родился 10 февраля 1927 года. Участник ВОВ. С 1944 года по 1983 год служил в рядах ВМФ. С 1962  года учился в Военно-Морской Академии. Командир роты инспекторов спец. техники лабораторий. 1965 – адъютант адмиралов инспекторов ГК ВМФ при Академии, в 1967 году был адъютантом начальника ВМА.

1975 год – референт начальника Ракетно-Артиллерийского института ВМФ.

До 1997 года оставлен в этой должности по вольному найму. Ветеран ВМФ, ветеран труда.

Синдецкий Николай Михайлович рассказывал: «О войне в моей семье знали не понаслышке. Большинство моих родственников приняли в ней участие. Мой отец не призывался на фронт по причине преклонного возраста. Но воевали три его брата, мои дяди. Синдецкие Иван Герасимович и Панфил Герасимович погибли, а самый младший

Гариил Герасимович, веселый и красивый парень, воевал в прославленной Кантемировской Дивизии, дошел до Победы. На фронте был ранен, но домой вернулся.

Под Сталинградом погибли двоюродный брат Иван Синдецкий и мой родной брат, Сергей, в Керчи. Погиб сын родной сестры матери, Михаил. Добровольцем ушла на фронт моя двоюродная сестра Галя. Недолго была медсестрою, потом стала зенитчицей. Все четыре года она прошагала по дорогам войны и встретила победу.

Из семи человек моих родных с полей сражений вернулись только двое»

ПРЕДЧУВСТВИЕ…

Рассказывает Лисовенко Евгения  Дмитриевна: «Где-то за месяц до начала войны пришел муж (Сергей Митрофанович Лисовенко) с работы. Мы сели обедать в летней кухне. На столе стояло блюдце, а на нем – граненая стопочка, которую использовали в качестве меры в кулинарии, когда готовили каши или купорили овощи.

Вдруг совершенно ни с чего послышался легкий треск, и этот стаканчик раскололся на  две части, будто кто его разрезал. Сердце сжалось от предчувствия чего-то плохого. У меня из головы не выходил этот случай. А те, кому я об этом рассказывала, говорили: “Не к добру это!” Так и вышло. Пришла война и разделила семью: муж с двумя сыновьями ушел на фронт, а я с двумя дочками осталась дома. Мужчины с фронта не вернулись».

На фронтах Великой Отечественной воевали все мужчины семьи Лисовенко Сергея Митрофановича (1899 г. р.).

Расскажем о тех, кто не вернулся.

Сергей Митрофанович был «мастером на все руки». Не было, наверное, такой работы, которая бы ему была не по плечу: он шил обувь, и зимнюю, и летнюю, делал бочки, улья для пчел, клепал ведра и многое другое. Односельчане наперебой делали ему заказы, ибо знали, что Сергей Митрофанович все выполняет на совесть, добротно.

Он был механиком огородной бригады, обслуживал поливально-насосную станцию. Но года за два до начала войны, он ушел на завод «Красный котельщик» работал автослесарем. Но, как и раньше, он выполнял просьбы односельчан почти каждый день у его двора стояли колхозные машины. Сергей Митрофанович без лишних слов брался за

их ремонт. Запасных деталей в колхозе не было. И Лисовенко кое-что из запчастей добывал  на заводе, а кое-что вытачивал сам.

В долгу перед ним колхозники не оставались. Привозили ему целые макитры (большие глиняные горшки) сметаны, молока, меда. А уж об уважении не приходилось и говорить!

Когда началась Великая Отечественная война, Сергей Митрофанович Лисовенко и его два сына, не дожидаясь повесток, вступили и в Красную Армию. Сергей Митрофанович воевал в пехоте, погиб в боях под Орлом в 1942 году.

Его старшего сына Георгия Сергеевича Лисовенко (1923 г. р.) направили на учебу в Майкопское танковое училище. Здесь он получил специальность радиста. Это не было случайностью. После окончания нашей Вареновской семилетней школы, Георгий поступил на учебу в Ростовский радиотехнический техникум.

Природа наделила Георгия отцовскими качествами. В отношениях с техникой он был на «ты».

Его сестра Елена Сергеевна Сагунова рассказывает, что он был талантливым человеком. Своими руками он сделал себе радиоприемник. Это было до войны на селе роскошью. Григорий помогал брату собирать радиоприемники. Лучшим другом его был горбун  Шкурко Григорий – парень смышленый, но инвалид. Георгий очень жалел Григория, они были неразлучны.

Когда Георгий приезжал домой на выходные, то возле его дома собиралось много молодежи. Брат включал радио или играл на мандолине. Молодежь слушала музыку и пела. Было шумно и весело. Таким веселым, добрым запомнился Георгий родным и односельчанам.

Георгий погиб в танковом сражении на Курской дуге. После войны к Лисовенко приезжал Пешков (учитель, живший в с. Михайловке). Он воевал  с Георгием в одной танковой бригаде. Пешков рассказывал, что после боя нашли подорванный танк, а пять человек экипажа пропали бесследно. Рядом с местом гибели танка была речка. Видимо, горевшие танкисты прыгали в воду, где их расстреляли немецкие автоматчики. А может они попали в плен – никто точно не знает. Их семьи получили извещение: «Пропал без вести».

Финенко Борис Михайлович родился в 1926 году. Когда началась Великая Отечественная война, он был совсем мальчишкой. Но уже тогда Борис горел желанием попасть на фронт – бить фашистов. Несколько раз он обращался в военкомат, чтобы добровольцем отправили на фронт, но его не брали: мал еще.

После крушения линии фронта в 1943 году, когда призвали в армию его брата, он пошел с ним без всякого разрешения. Брата убили в штыковой атаке под Мариуполем, а Бориса контузило. Немцы взяли его в плен и вывезли в Германию в концлагерь. В лагере с ним рядом в бараке оказался парень, почти земляк - из Шахт. У этого парня была язва желудка, он не мог выполнять тяжелую работу. Он падал, а надсмотрщик бил его палкой. В очередной  раз, когда такое случилось, Борис не выдержал и, защищая товарища, ударил надсмотрщика лопатой. Спасло его от смерти только то, что его забрал к себе в работники бауэр, который потерял сына на восточном фронте. Хозяин с симпатией относился к Борису.

Тем временем фронт подходил к Германии. Борис убежал  от хозяина ближе к линии фронта, пять дней, спрятавшись в скирде соломы, он ждал прихода наших войск и дождался.

В поверженной Германии он занимал должность начпрода. Особую роль в этом назначении сыграло знание немецкого языка. Но Борис Михайлович был сурово наказан за собственное чувство справедливости. Случилось это так: пьяный советский офицер хотел надругаться над немецкой женщиной. Завязалась драка, и Борис, обороняясь, убил этого офицера. В те времена это было тягчайшее преступление. Военный трибунал приговорил Бориса  к расстрелу. Потом этот приговор заменили на десять лет тюрьмы. Бориса Михайловича отправили в Комсомольск-на-Амуре в штрафной батальон. Он работал добросовестно и честно, и в 1949 году был комиссован по состоянию здоровья: дали знать о себе раны, полученные на фронте.

Вернувшись в родное село, Борис Михайлович прожил недолго. Ходил он в военной  форме, с планшеткой через плечо, сильно перекособочившись. Умер Борис Михайлович в начале 60-х годов.

Финенко Николай Лукич под Ржевом попал в плен. Был отправлен в Германию и в концлагере пробыл до конца войны. В воспоминаниях о жизни в лагере он рассказывал, как приходилось каторжно трудиться на разных работах. На строительство дороги, например, их вывозили во временный лагерь, и там, в карьере они работали дни  и ночи – долбили камень. Голодными были постоянно. Немцы развлекались тем, что бросали в карьер хлеб и смеялись, наблюдая, как голодные, изможденные люди бросались к этому куску.

Старший брат Николая Лукича, Финенко Павел Лукич, потерял зрение на фронте, вернулся инвалидом 1 группы: был совсем незрячим. Добрый по натуре, он не обозлился на жизнь в полной темноте. Остался таким же и после того, как его привезла фронтовая медсестра спустя долгие месяцы лечения в родную семью. Именно семья – жена, Мария Ивановна, и дети, две дочери и сын – были его опорой в жизни. Как мог, помогал Павлу Лукичу родной колхоз. Пережив свою жену, последние годы жизни доживал Павел Лукич в семье младшей дочери Нины, которая похожа на отца и внешне и характером.

На войну ушли братья Константин и Борис Наймиловы. У старшего из них, Константина Александровича, позади была Финская война. На фронт Великой Отечественной войны был призван в конце 1941 года из Краснодарского края, куда эвакуировался с семьей. Здесь формировался полк, состоящий в основном из призывников закавказских республик. Эта дивизия была отправлена на Малую землю. Далее дорога лежала на запад по освобождению стран Европы от фашистов.

В тяжелейших боях судьба хранила его от смерти, хотя он все-таки был ранен. Константин Александрович вспоминал много случаев, когда буквально рядом идущих солдат убивал вражеский снаряд, а он оставался живым. Или случай, когда буквально на минутку вышел из землянки и в это время снаряд попал прямо в нее, не оставив никого в живых. Говорил, что, наверное, спасла его любовь и молитвы оставшихся дома любимой жены и дорогих дочерей.

В армии Константин Александрович был разведчиком. Приходилось сутками сидеть в воде, выслеживая языка. Научились разведчики опускаться в воду и дышать через камышинки. Путь домой был долгим: 1940-го года его призвали в армию, а вернулся с войны в 1946 году. Имел множество наград за ратный труд.

Его младший брат Наймилов Борис достойно прошел дорогами войны, став офицером. Участвовал в обороне Москвы. Свой орден «Боевого Красного Знамени» получал в Кремле из рук М.И. Калинина. Но в одном из боев он был тяжело ранен, в результате потерял ногу и вернулся с войны инвалидом. После войны Борис Александрович жил в Таганроге.

ДОРОГАМИ ВОЙНЫ

Зададим себе простой вопрос: «Кто разгромил сотни дивизий, тысячи полков и батальонов, прошедшие через всю Европу и перешагнувшие через границу СССР? Куда они подевались? От чьих рук полегли на советской земле?»

Вот, что писал по этому поводу Г.К.Жуков: «Наша историческая литература как-то лишь в общих чертах касается нашего величайшего приграничного сражения… Ведь в результате именно этих действий… был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери (по немецким источникам – 60%) и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови».

Историческая правда в том, что в отличие от западных армий, наши окруженные войска, как правило, в большинстве своем, не сдавались в плен без борьбы до последнего патрона. Они приковали к себе в общей сложности до 26 % (до 50-ти дивизий) сил групп «Центр, Юг, Север», создавали в глубине всей оккупированной территории десятки активно действующих фронтов. В окружении войска сражались с силами противника, превосходящими в три-пять раз. При этом нанося ему до 40% потерь в живой силе и технике. Наша армии в начале войны понесла тяжелейшие потери, так как и в военной стратегии, и в боевом оснащении немецкая армия была, несомненно, намного выше. Однако немецко-фашистские захватчики столкнулись с невиданным ранее сопротивлением. Захватнические планы их разбились о стойкость воинов Красной Армии уже к концу 1941 года. Почти единственным оружием советского солдата в то время был истинный патриотизм. Через год после начала войны под Сталинградом захватчики познали позор отступления и массового окружения. Еще через полгода в битве на Орлово-Курской дуге вместе с отборными частями вермахта были окончательно разбиты надежды Гитлера на мировое господство.

В ходе операции «Багратион» немецкие войска потеряли до полумиллиона человек. За считанные дни перестала существовать целая группа армий, имевших богатый боевой опыт. По улицам Москвы прогнали десятки тысяч пленных фашистских солдат во главе с девятнадцатью генералами.

В ходе боев на Висле и Одере советские войска прорвали глубоко эшелонированную оборону противника. Эта операция не только приставила нож к горлу фашистского зверя, но спасла от разгрома в Арденнах союзников, не устоявших перед немецким ударом. Одна за другой пали фашистские цитадели, включая Кенигсберг – особую надежду Гитлера.

Блестящим завершением Великой Отечественной войны явилось взятие Берлина. Овладение им стало итогом колоссальной по масштабам операции группы фронтов под командованием трех маршалов победы – Г.К.Жукова, И.С.Конева, К.К.Рокоссовского.

Великая победа показала несомненное духовно-нравственное превосходство советского человека. Слова любви к Родине не были пустым звуком. Патриотизм граждан СССР был осознанным и оказался намного надежнее слепого фанатизма германских фашистов. Историческая правда в том, что колоссальную роль в воспитании советского человека сыграла компартия. В суровые годы войны на переднем крае борьбы были коммунисты. Они до конца сражались на своем рубеже – в окопе, у станка, в партизанском краю. У них была одна привилегия – первыми подниматься в атаку. И многие из наших земляков уже на фронте вступали в ряды ВКПБ и Ленинского Комсомола, чтобы быть первыми в боях за свою Родину.

Мамченко Николай Ильич (1924 г. р.) Вступил в ряды ВКП(б) КПСС на фронте. Высокое звание коммуниста не запятнал ни на фронте, ни в мирной жизни. Степенный, доброжелательный, ответственный в работе и по жизни – таким его помнят односельчане.

КОМСОМОЛЬСКИЙ БИЛЕТ

№19460519

ВЫДАН

Шкурко Николаю Максимовичу

1923 года рождения

Время вступления в ВЛКСМ

сентябрь 1943 г.

Мамченко Александр Фомич: «Наш артполк стал первым гвардейским артиллерийским полком в стране. В нем 90% бойцов были коммунистами и комсомольцами. Во время тяжелых боев в начале войны немцы сбросили на наш полк листовку, в которой грозили стереть наш полк в муку, а из коммунистов сварить кашу. Но ничего у них не вышло: наш полк устоял в боях, все выдержал и оставался грозой для немцев до конца войны».

Да, сделали все, что могли мы.

Кто мог, сколько мог и как мог.

И были мы солнцем палимы

И шли мы по сотням дорог.

Из нашего села на войну ушли свыше трехсот мужчин. Не назвать, не перечислить всех имен. Все они находились в начале жизненного пути, некоторым из них не было и двадцати. Во весь рост поднимались они навстречу ветру времени, навстречу смертельному огню! Горячие сердца одних остановили металл смерти, другие прошли дорогами Европы от буйного Терека до широкого Дуная, от нижнего течения Волги до среднего течения Эльбы, добывая своему народу долгожданную победу.

О Владимире Дмитриевиче Бражникове (1921 г.р.), полковнике в отставке в газете «Приазовская степь» от 4 марта 2000 года Козубская писала: «Он сорок два календарных года отдал  военной службе. Как говорится - от звонка до звонка. Эти годы вместили в себя очень многое. И чем старше он  становится, тем яснее и четче помнит далеко прошлое.

Закончив службу, он вернулся в Вареновку на седьмом десятке. Вернулся туда, где родился, где прошли детские годы. За его домом, в котором он живет сейчас, стоит дом, в котором он жил тогда, когда еще учился в Вареновской школе. Правда, учился недолго - три года. А с четвертого по десятый класс была железнодорожная школа Таганрога, где он серьезно увлекся радиотехникой, сам радиоприемники собирал еще, будучи школьником. Влюбившись в это дело, после школы поступил в Одесский радиотехнический институт.

Шел 1939 год. В Европе шла война. И его призвали в армию. Страна готовилась к войне, нужны были военные специалисты, и Владимира Дмитриевича отправили в училище связи.

В мае 1941 года он был переведен в Ленинград для усиленной подготовки радистов, А вскоре началась война. Через месяц училище было переброшено на Урал, где  обучение проводили по ускоренной программе. Уже в сентябре лейтенант Бражников был отправлен в действующую часть. Для него началом войны был завершающий этап  обороны Москвы. Назначенный командиром взвода связи, он временно принял роту и, как это бывало на войне, так и остался ротным, пока не назначили начальником связи полка.

Если для танкиста или солдата пехоты  памятен первый бой, то для связиста - первая линия связи. Вот как Владимиру Дмитриевичу запомнилась эта операция:

– Мы прокладывали линию связи от батальона до штаба полка. Зима, лыжи, за спиной – катушка с проводом. На пути следования – святящиеся мотыльки – т.е. трассирующие пули, неоднократные стычки с другими  нашими боевыми расчетами… Это потом уже привыкли к обстрелам, и к трупам. И своих научились быстро распознавать. А тогда, первый раз.

Владимир Дмитриевич замолчал и после недолгого раздумья продолжил:

– Вообще, начальный этап войны был самым трудным для любого рода войск. В первых боях организация связи затруднялась тем, что линейного, имущества - кабеля - не хватало. Тот, что был, представлял собой катушки медной проволоки. При первом же ударе артиллерии противника, от взрыва снаряд или мины связь разрушалась и не подлежала восстановлению. Поэтому, когда завершали контрнаступление под Москвой, и протяженность линий увеличилась, для организации проводной связи вынуждены были использовать колючую проволоку!

До конца войны Владимиру Дмитриевичу пришлось воевать на Центральном и Западном, Белорусском и Прибалтийском фронтах. С середины 1944 года он уже был помощником начальника связи дивизии.

У каждого человека, тем более воевавшего, обязательно есть эпизоды, о которых бы хотелось забыть, но именно они вспоминаются чаще всего. Есть такой эпизод и во фронтовой биографии Бражникова, в самом ее начале. Нужно быть  не только очень честным, но еще и очень смелым человеком, чтобы рассказать то, что рассказал Владимир Дмитриевич. Во всяком случае, мне подобный рассказ пришлось слышать всего два  раза в жизни, хотя в свое время о фронтовиках писать приходилось очень часто. Но вернемся к воспоминаниям полковника в отставке: «Отсутствие боевого опыта в начале войны приводило к тому, что иногда из-за неправильного действия командира были неоправданные потери. Так, в одном из первых боев, не подождав окончания обстрела наших позиций, я выслал на восстановление связи рядового Иванова. И он погиб. Такое не забывается».

Дважды за войну Владимир Дмитриевич был ранен. Второй  раз – в ногу легко, а осколок от первого ранения до сих пор носит в себе, рядом с позвоночником. Это было под Великими Луками в 1943 году. Немцы организованно отступали и поэтому оставляемую местность «добросовестно» минировали. И хотя впереди наших войск шли саперы, все «подарки», оставленные нашим бойцам врагами, они обнаружить не могли. То здесь, то там гремели взрывы. Наехал на санях на противотанковую мину и Бражников. Вот как он об этом рассказывает сам:

- Не верил никто, кому бы ни рассказывал, что подорвался на противотанковой мине и жив остался. На совесть были сани сработаны, спасли меня. В меня   всего один осколок попал, остальные – в сани. Я и в госпитале не был, всего месяц повалялся в санчасти, а потом амбулаторно лечился. Некогда было, надо было воевать.

Из рассказа Владимира Дмитриевича узнала, что исход той или иной  операции мог зависеть не только от ее подготовки, оснащенности или численности войск, но и от природных условий. Это было в Белоруссии. Боевую операцию проводили три фронта. Второй Белорусский, в котором воевал Бражников, наступал в центре, в районе города Борисова. А там лес сосновый, почва песчаная. Оказывается, это идеальные условия для поглощения радиоволн. И потеряли они связь со штабом корпуса. Правда, потом ее восстановили, но времени было потеряно много.

С точки зрения обеспечения связи легче всего было при штурме Кенигсберга, - говорит Владимир Дмитриевич. Дивизия была насыщена средствами связи, радио было даже в стрелковых ротах. Проводные линии связи были проложены в специально вырытых канавках. И не полевым, а тяжелым бронированным кабелем. Потому там и потерь у нас не было.

Рассказывает Владимир Дмитриевич интересно, четко,  не отвлекаясь на мелочи. Свои заслуги не только не выпячивает, а, наоборот, затушевывает. Все понятным стало, когда  узнала, что он  22 года преподавал в академии имени Фрунзе. А до этого сам закончил академию связи с золотой медалью, после прослужил четыре года заместителем начальника полевого узла связи генерального штаба, а потом был направлен старшим преподавателем в академии. Службу закончил в 1981 году.

Его боевой путь отмечен наградами: орденами Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга» и другими. В мирное время Владимир Дмитриевич Бражников был награжден двумя орденами «За службу Отечеству», орденами Красной Звезды и «За службу Родине» II степени. Плюс к этому он имеет множество юбилейных наград.

Ветеран войны и его жена Владимира Дмитриевич Надежда Ивановна. Вместе с 1944 года. С тех пор, как ее прислали к ним в часть на пост наблюдения и оповещения. Благословил их брак командир дивизии. Родом она из Казахстана - семиреченская казачка. Но как истинная жена офицера всегда приходилась ко двору, где бы они ни служили. Вот и в Вареновке прижилась. Да так, что до сих пор является активным членом уличного комитета и вместе с мужем - председателем совета ветеранов - принимает самое непосредственное участие в жизни села.

Копия диплома с отличием №518638

Настоящий диплом выдан БРАЖНИКОВУ Владимиру Дмитриевичу в том, что он в 1952 году поступил в Военную Академию Связи и в 1955 году окончил полный курс названной Академии с золотой медалью по специальности "СВЯЗЬ".

Решением Государственной  экзаменационной комиссии от 28 декабря 1955 года БРАЖНИКОВУ В.Д. присвоена квалификация офицера войск связи  с высшим военным образованием.

Председатель Государственной экзаменационной комиссии     (Лавров)

Генерал-майор войск связи                                                           (подпись)

г. Ленинград 1955 г.

Регистрационный № 380.

Победа СССР была одержана не голыми руками. Советская власть вырастила целую плеяду талантливых конструкторов. Из крестьянских и рабочих мальчишек государство подготовило выдающихся творцов: авиаконструкторов Н.Н.Поликарпова, А.Н.Туполева, А.С.Яковлева, С.В.Илюшина, С.А.Лавочкина, П.О.Сухого, В.М.Петлякова, А.И.Микояна, М.И.Гуревича; танкостроителей М.И.Кошкина, А.А.Морозова, Ж.Я.Котина, Л.С.Троянова; создатели стрелкового оружия Г.С.Шпагина, Ф.В.Токарева, В.А.Дегтярева, А.И.Судаева; конструкторов артиллерийских систем В.Г.Грабина, Ф.Ф.Петрова. 

Отличительными чертами советской боевой техники стали простота и надежность. Тем самым была обеспечена ее исключительная эффективность. Фашистские «технические гении», имея под рукой научный и промышленный потенциал почти всей Европы, войну технологий проиграли. Советские конструкторы знали, что нашему закаленному солдату нужен солдат-автомат, солдат-танк и солдат-самолет. Таким оружием стали автомат ППШ-41, танки Т-32 и ИС, самолеты ИЛ-2, ЯК-9, ЛА-5. Зачастую наши оружейные системы не имели аналогов ни у противника, ни у союзников. Система реактивной артиллерии, нареченная в народе ласковым именем «Катюша», стала первой в истории. Всем этим оружием умело владели солдаты-вареновцы, воевавшие на разных фронтах.

Одним из них был Жадченко Михаил Кириллович (1915 г.р.). Войну он встретил на действительной службе. С первого дня войны и до ее окончания воевал на разных фронтах, освобождая родную землю от фашистов. Был участником тяжелейших боев на Украине, на Орлово-Курской дуге. Дальше он прошел освободителем по земле Польши, Чехословакии и Германии. Свой воинский долг старшина Жадченко выполнял с бесстрашным мужеством и отвагой. За что был награжден двумя медалями «За боевые заслуги».

В начале войны был шофером, ему приходилось вывозить раненых с передовой. Потом стал высококлассным специалистом по обслуживанию военной техники. Среди множества фронтовых эпизодов более памятным был для него тот, за который он получил орден «Красной звезды».

В битве на Днепре группа бойцов из восьми человек, в которую вошел Михаил Кириллович, получила задание подавить немецкий дот. Стояла суровая зимняя стужа, вокруг лежали сугробы снега. Выполнение задания было назначено на полночь. Под прикрытием темноты бойцы должны были преодолеть нейтральную полосу, которая надежно была заминирована немцами. Отряд разделился на две группы. Михаил Кириллович вошел в первую группу, которую возглавлял опытный командир-разведчик. Они двинулись в левую сторону, а вторая группа – в правую. Эта группа из-за неопытности разведчиков подорвалась на мине. Четверка бойцов первой группы успешно преодолела нейтральную полосу, благодаря умелым действиям своего командира, хорошо знавшего технологию разминирования мин и снарядов самых различных типов. Тяжелую взрывчатку солдаты дотянули и в назначенное время подорвали дот. Задание было выполнено. За успешное выполнение боевого задания М.К.Жадченко и был награжден орденом «Красной звезды».

Цифры и факты. В ходе боевых действий было совершено 595 воздушных, 160 танковых, 16 морских таранов. 506 кипажей по примеру Н.Ф.Гастелло направили свои самолеты на войска и технику врага. 470 воинов, следуя примеру гвардии рядового  А.М.Матросова, закрыли своими телами амбразуры фашистких дотов и дзотов. 1206 героев подорвали себя вместе с солдатами, танками и другой техникой противника, вызывали на себя огонь наших батарей. Такого массового героизма не знала ни одна из воюющих на Германском фронте армии. За годы Великой Отечественной войны более одиннадцати тысяч воинов стали Героями Советского Союза. В их числе 8160 русских, 2068 украинцев, 309 белорусов, 161 татарин, 108 евреев, 96 казахов, представители других национальностей. Народы социалистического отечества были непобедимы своим единством. Среди тысяч имен Героев Советского Союза есть и имя нашего односельчанина.

НА КУРСКОЙ ДУГЕ

И была под Курском «песня спета»

Тех, кто вздумал Родину отнять

Дорогой ценой далась победа,

Вот о чем не надо забывать.

Тяжкая, смертная, святая работа – война за каждую пядь отечества! Артиллеристы в дыму у раскаленных орудий. Не было еще на земле такой битвы. Героями становились тысячи и тысячи. Среди них Зуев Кузьма Андреевич.

Из письма заслуженного учителя Дагестана из города Хасавюрта Б.Халилулаева:

«Наш телевизионный отряд краеведов-следопытов (ТОКС) педколледжа города Хасавюрта Дагестана, которым я руковожу уже много лет, ведет активный сбор материалов о земляках  – Героях Советского Союза, кавалерах трех орденов Славы, а также о фронтовиках, чьи ратные подвиги в годы Великой Отечественной  войны отмечены орденами и медалями. Прежде всего, нас интересуют воины, чья биография как-то связана с нашими краями.

С большим интересом прочитали и о вашем земляке-неклиновце, воевавшем в местах с хасавьюртовцами в 13-й армии, Герое Советского Союза, Кузьме Андреевиче Зуеве в книге “Через всю войну” авторов М.К. Спирина, И.Н. Белкина и В.М. Дорошенко, вышедшей в Москве в 1991 году, а также в книгах “В созвездии славы” (Волгоград, 1976 г.), “Огненные годы” (Москва, 1974 г.), Г.Ф. Федорова “О твоем отце” (Москва, 1965 год) и других. Так, в книге “Через всю войну”  сказано, что Кузьма Андреевич родился в 1914 году в селении Харабали (ныне – город Астраханской области). В школе  он получил начальное образование, потом получил специальность ветеринара, работал ветфельдшером.

Зуев Кузьма Андреевич родился в селе Харабали Астраханской области. В июле 1942 года был призван в действующую армию и по личной просьбе направлен в артиллерию. Вскоре рядовой артиллерист Зуев стал наводчиком, а затем и командиром орудия. В январе 1943 года Кузьма Андреевич участвовал в прорыве обороны немцев в районе Касторной. Здесь он показал не только свое мужество, отвагу, но и отличное знание артиллерийского дела.

Ефрейтор Зуев получил тогда первую правительственную награду – медаль «За Отвагу». 7-8 июля 1943 года К.А. Зуев со своим расчетом подбил и поджег десять немецких танков, в том числе три «тигра».

За подвиг в бою под Понырями ефрейтор Кузьма Андреевич Зуев, молодой воин из села Харабали получил высокое звание Героя Советского Союза. Он стал знатным человеком всей нашей великой Родины – всего Советского Союза.

После войны К.А. Зуев работал в совхозах и на предприятиях города Таганрога. Умер 15 января 1976 года. Похоронен Герой Советского Союза К.А. Зуев у мемориала погибшим войнам Великой Отечественной войны в селе Вареновка.

Особенно был памятен артиллеристу Кузьме Зуеву бой на Курской Дуге 7 июля 1943 года. В этот день гитлеровцы перешли в наступление в районе станции Поныри. Орудие, которым командовал ефрейтор Зуев, передали подразделению, получившему задание задержать противника. Чтобы бить захватчиков наверняка, Зуев решил подпустить их поближе. Когда к перекрестку дорог вышел головной вражеский танк, он загорелся с первого же выстрела. Вторым снарядом был подбит еще один танк противника. После третьего снаряда снова запылала вражеская машина.

Фашисты обнаружили орудие. Их танки развернулись и поползли на него. Но никто из расчета не дрогнул. Снаряды без промаха били по танкам врага. Вот уже окутался дымом четвертый танк, за ним пятый, шестой, седьмой… В это время уцелевший танк начал из-за укрытия вести сильный огонь. Снаряд противника разбил орудие. Шесть советских бойцов во главе с ефрейтором Зуевым остались без орудия. На них двинулись фашистские автоматчики. Артиллеристы взялись за автоматы. Бой был долгий и горячий. Когда кончились патроны, в ход пошли гранаты. Атака противника была отбита и рубеж удержан.

На второй день получили новое орудие. Товарищ Зуев пошел спросить силы противника. Товарищ Тищенко ответил, что три мотонизированных полка и 85 танков. Тогда Зуев вернулся к орудию и стал ждать танки. Противник бросил пехоту. Контратаки были отбиты. Он обстреливал с минометов наши боевые порядки. В это время зуев засек минометную батарею и пулеметные точки противника. Тогда немец бросил на нашу пехоту танки в количестве трех штук типа «Тигр». Тогда Зуев приготовил орудие для их встречи, когда пошел первый, за ним второй, когда поравнялся третий, товарищ Зуев открыл огонь и танк загорелся. Товарищ Зуев перевел огонь на первый танк, чтобы не допустить до своей пехоты, а потом ударил по второму и все тигры горели. Тогда товарищ Зуев заставил замолчать вражескую минометную батарею. Он уничтожил ее.

Противник открыл пулеметный огонь, его заставил замолчать. После этих боев пошли обычные будни, этот рубеж был удержан до прихода артиллерийского полка. За умелые руководства боем под Понырями  и личное мужество коммунист К.А. Зуев получил звание Героя Советского Союза.

Вот что рассказывает о том бое на Курской Дуге в своей книге писатель А.А. Александров: «Уже несколько дней  велись работы по сооружению оборонительного рубежа неподалеку от станции Поныри. Расчет, которым командовал К.А. Зуев, укрылся за земляным валом. Орудие укрепили на пне спиленного дерева, разместили линию обстрела. Минеры заминировали подступы. Ожидались ожесточенные бои. Но пока над передовой висела напряженная тишина.

–Танки, – неожиданно шепотом произнес наблюдатель. Все насторожились. Немного спустя уже отчетливо слышался рокот тяжелых машин.

– Орудие к бою! – скомандовал Зуев.– Направить на перекресток дорог!

Один за другим шли немецкие танки.

– Спокойно, не торопитесь. Сейчас головной танк остановится, - подбадривал командир.

Так и есть. Передняя машина замедлила ход, остановилась. Из люка по пояс   высунулся фашист, осматривая дорогу.

– Огонь!

Снаряд попал в бензобак. Танк вспыхнул огромным факелом. Завертелся на месте второй, затем задымил третий. Остальные (а их было семнадцать) развернулись и стали отходить.

– Беглым по колонне! – крикнул Зуев. И расчет палил по уходящим танкам».

Немцы метались из стороны в сторону, никак не предполагая, что семь подбитых машин - работа одного расчета, а не целой батареи. А когда разобрались, стали вести огонь. Но снаряды зарывались в земляной бруствер. А орудие продолжало стрелять.

…Вдруг неподалеку лопнул снаряд. Полетели  осколки, комья земли.

– Вот дьяволы, выследили, - с досадой проговорил наводчик Концов. - Теперь накроют.

Как бы в подтверждение его слов, за орудием разорвался еще один снаряд.

Снаряды рвались все ближе. И тут кто-то из бойцов увидел идущую в атаку фашистскую пехоту.

– Развернуть орудие. Картечью - огонь!

Два-три точных выстрела, пехота рассеяна, прижата к земле. Вдруг под лафетом разорвался снаряд. Он попал в пень, выворотил его. Осколки засели в древесине. Это и спасло расчет.

– От орудия! - скомандовал Зуев. И только бойцы  отбежали в траншею, раздался снова грохот взрыва и скрежет железа, изогнута станина, еще взрыв – разбит ствол.

Зуев подполз к орудию: восстановить его не было никакой возможности. Под орудийным огнем, который все еще продолжался, он и пробрался в какую-то яму. Оставаться в этой западне было нельзя. Только вылез - видит, немцы окружают. Каких-то полсотни шагов отделяет его от расчета. А трассирующие пули не дают возможности поднять голову.. Круг сомкнулся. Послышались голоса:

– Сдавайся, отвоевал! – кричали по-русски.

– Власовцы, – мелькнуло в голове.

Отложив в сторону автомат, Кузьма Андреевич снял чеки,  прикрепленные у пояса гранат, вставил в кольца пальцы.

– Врете, сволочи, живым   не возьмете. А самому на тот счет идти не охота. В компании будет веселее.

Вдруг до него донесся голос своих:

– Живой?

– Да.

– Идем в атаку.

–Прижимайся к земле!

Шесть автоматов ударили одновременно. Пули свистели над головой.

– Бегом!

Автоматы продолжали строчить по залегшей цепи до тех пор, пока Зуев не скрылся в окопе.

Ошеломленные власовцы, не ожидавшие подобной дерзости, решили расправиться с храбрыми бойцами. Стоя во весь рост, локоть к локтю, четыре цепи пошли на наших солдат.

– Подпустим поближе, – распорядился Кузьма Андреевич. – Так вернее!

Когда до противника осталось всего метров тридцать, раздалась команд “Огонь!” Две первые цепи скошены. Власовцы залегли. Вдруг в траншею с пистолетом в руке спрыгнул немецкий офицер. Его схватили, скрутили руки, обезоружили. Здесь же, в траншее, состоялся  короткий суд. Удар ножа оборвал его жизнь…

Помощь пришла неожиданно. Крики “Ура!” заставили отступить предателей.

… Утро следующего   дня было еще более тревожным. Немецкое командование, стремясь исправить неудачи минувшего дня, бросило на участок восемьдесят танков, три мотополка. Их, как и в прошлый раз, встречал орудийный расчет Кузьмы Андреевича Зуева. Первыми выстрелами были подбиты три "тигра". Затем пришлось подавлять минометную батарею.

Но начавшийся артобстрел вывел из строя и это орудие. А два немецких танка приближались к расположению советских солдат. Комсомольцы пулеметного расчета, обвязавшись гранатами, бросились под них. Ценой своих жизней остановили врага.

Вскоре был приказ: “Зуеву оставаться на  месте и корректировать огонь до подошедших артиллерийских полков!” Могучее русское “Ура!” покатилось из края в край, бойцы отбросили врага. Это было началом Курской битвы, К.А. Зуеву было присвоено звание Героя Советского Союза, остальные артиллеристы были награждены орденами и медалями.

«ТЫ ЖЕ ВЫЖИЛ СОЛДАТ…»

Из воспоминаний 2004 года Горбачева Василия Васильевича (1921 г. р.): «Когда мне было 17 лет я, будучи комсомольцем, завербовался в 1938 году на работу на Таганрогский завод им. Сталина. Работал на токарном станке, изготавливал снаряды. В 1939 году начался военный конфликт с Финляндией. Нас, ребят, работающих на заводе, построили и говорят: “Кто комсомолец - три шага из строя”. И предложили направиться на Финский фронт. Отправляли только достойных юношей. В числе других я попал в Финляндию, на линию Маннергейма.

Мы держали второй эшелон обороны. Через одиннадцать дней нашего пребывания на фронте финны капитулировали, но я служил здесь до 20 мая 1941 года.

Окончив службу, направился домой. Когда доехал до Сталинграда, началась война. И я снова был направлен в свою часть в 248-й отдельный лыжный батальон. Нас бросили под Ленинградом к Петродворцу, здесь шли ожесточенные бои. До 28 января 1942 года мы держали здесь оборону, имея очень незначительное количество боеприпасов. Когда боеприпасы закончились, стали отступать к Ленинграду. Потери были огромные. За 15 суток мы преодолели расстояние в 180 км, за это время погибло 477 человек. Подошли к Ленинграду.

Нам поступил приказ закрепиться в районе г. Старая Русса в деревне Рамышево. А в феврале 1942 года пошли на прорыв блокады Ленинграда. После этих боев в батальоне из 1280 человек осталось около 30 человек - 17 из них были раненые, другие контужены. После нашего штурма подошло подкрепление - 11-я Армия. Ленинград был освобожден при поддержке танков и авиации в марте 1943 года, а нас направили на доформирование в город Клин.

Потом мы влились в состав 1-й Ударной Армии и были брошены на ликвидацию Демьяновской группировки немцев в Калининской области. В жестоких боях поставленную задачу выполнили. Затем снова нас направили на доформирование, а потом на Курско-Орловскую дугу. В составе 37-й Армии воевали в районе ст. Солнцево. В танковом бою я был контужен и потерял речь. Лечился в госпитале. Потом был направлен на фронт в качестве связиста (старшим надсмотрщиком на линии связи).

Был такой случай. При форсировании Днепра я шел по линии связи, и тут меня заметил немецкий штурмовик. Немцы стали бомбить, стрелять из пулеметов.

Спасаясь от преследования, я прыгнул в воронку. Немецкий самолет трижды возвращался и гонялся за мной. С трудом под постоянным обстрелом я дошел на свою огневую точку, где был стереоскоп и телефон. Вскоре заметил немецкий наблюдатель-стратоста. И немедленно сообщил в авиаполк. Подняли наш истребитель, который расстрелял его  и он сгорел.

А штурмовик, гонявшийся за мной, потерял бдительность, опустился на недопустимую высоту. Я смог его срезать короткой пулеметной очередью. За это был награжден медалью “За Отвагу”.

На фронте я ни один раз был ранен. Последний раз ранение было очень серьезным. Пришлось лечиться восемь месяцев в госпитале, после чего меня демобилизовали».

Через два дня после начала войны Дущенко Якову Яковлевичу была вручена повестка из райвоенкомата. Воинский эшелон привез солдат в Тбилиси, столицу Грузии. Здесь Яков прошел воинскую подготовку, необходимую в условиях обороны Кавказа. Перед нашими солдатами была поставлена задача защищать путь, по которому нефть шла из Азербайджана, не позволить немцам отрезать Баку от страны. Пока солдаты проходили учебу, немцы уже были на подходе к перевалам. Восьмой мотострелковый полк занял оборону перевала Биче. В числе других бойцов Яков Яковлевич сутками лежал в обороне на постоянном холоде, в снегу и на льду. Он рассказывал о тяжелых условиях войны в горах. Помнится, как приходилось по пояс в снегу идти по горному ущелью на помощь 63-й Кавказской дивизии, которая оказалась под сильным натиском немцев. К этому времени немцы заняли Эльбрус и открыли артиллерийский огонь по ущелью. Но ущелье спасло солдат, так как пули пролетали над головами и ударялись о скалы. Держа мужественную оборону перевалов Биче, Бусумы, Чипер, они смогли согнать немцев с Эльбруса, хотя там находились специально обученные подразделения альпинистов. Сидя в снежной обороне, солдаты часто оказывались без еды. Особенно памятным для Якова Яковлевича был случай, когда пять суток бойцы были без пищи. На шестые сутки в небе взвилась сигнальная ракета, которая извещала наших бойцов о прибывшем провианте. Все бойцы обессилели от голода, и командиру пришлось выбирать тех, кто покрепче, чтобы разгрузить ишаков, привезших продукты. Попал в эту группу и Яков. С большим трудом бойцы произвели разгрузку и, полностью обессиленные, стали подниматься наверх, взяв с столько продуктов, сколько могли унести. На Якова напала «куриная слепота» – горная болезнь, которая часто поражала людей в условиях разреженности горного воздуха. Только держась за ишаков, бойцы, окоченевшие от холода, добрались в полночь к своим. Обмороженных оттирали, других просто согревали, но обошлось без потерь.

Яков Яковлевич защищал Москву бойцом отдельного снайперского батальона. Потом пошел на запад в составе 31-ой Армии Третьего Белорусского фронта. Задача снайперов сводилась к тому, чтобы уничтожать важные огневые точки противники. Я.Я.Дущенко был контужен, но все же остался живым. На личном счету снайпера  – восемнадцать уничтоженных фашистов.

Финенко Василий Федорович (1899 г.р.) Воевал на Гражданской войне. До войны работал шофером на заводе «Красный Котельщик». В 1941 году с заводом эвакуировался в г.Астрахань. Там формировалась 140-я танковая бригада. Он был призван на службу в воинскую часть. В 1943 году принял присягу и попал на фронт. Их танковую часть на Украине немцы разбили, и тогда Василий Федорович стал шофером полевого госпиталя, возил раненых с передовой линии. Так он проехал через всю Германию. Финенко не раз просился сам на передовую воевать, но его не отпустили. Очень непросто было видеть страдания раненых бойцов. Приходилось ехать под обстрелами поздно ночью, без света, стараясь не попасть в многочисленные воронки, чтобы не причинять еще большую боль раненым, которые стонали за спиной, слышать среди раненых крики: один кричал «Постой», другие «Езжай». Среди этой постоянной боли и криков душа разрывалась. Но пришлось пройти свой путь до конца. А, вернувшись домой, узнал, что 1944 году его четырнадцатилетний сын был убит разорвавшимся снарядом.

В нашем селе много мужчин, которым пришлось пережить не одну войну. В числе их Подопригора Митрофан Петрович. Родился он в Вареновке в 1913 году в крестьянской семье. Женился на своей односельчанке, Вере Черновой. Двое их родившихся сыновей умерли в голодный 1933 год. Митрофан Петрович был призван на действительную службу, которую проходил на Дальнем Востоке. Там его откомандировали в военную школу младшего командного состава. По окончании учебы продолжил службу в городе Спасске с 1937 по 1939 год. Военная служба на границе была нелегкой и опасной.

Тяготы ее вместе с ним делила и приехавшая к нему жена. За мужество и отвагу при охране государственной границы Митрофан Петрович был награжден орденом «Красной звезды». Неспокойной была обстановка и на западной границе страны.

Началась Финская война. И туда срочно переправлен был в числе других военных Митрофан Петрович. Жена вернулась в родное село. Родила здесь сына. Финская компания была недолгой, но впереди была Великая Отечественная война, которую прошел старший лейтенант Подопригора командиром зенитной батареи от начала и до конца. Его боевой путь был отмечен наградами: медалями «За оборону Кавказа», «За освобождение Варшавы», «За взятие Будапешта», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». К ордену «Красной звезды» добавился орден «Отечественной войны». Еще два года служил он в Германии после войны. И окончательно вернулся в свой родной дом в 1947 году.

Нещимов Василий Егорович в 1942 году попал на фронт. Служил сапером в войсках, которыми командовали прославленные полководцы Г.К. Жуков и Р.Я.Малиновский. Говорят, что сапер ошибается один раз. Василий Егорович был дважды ранен, но остался жив. Много раз его саперская смекалка помогала нашим бойцам прорвать оборону и захватить нужную высоту. Василий Егорович получил много наград, среди которых орден «Красной звезды». При форсировании Дуная саперы попали в засаду и пробыли в воде трое суток, но все же задачу выполнили. Под ураганным огнем они смогли разминировать мост и дать возможность нашим войскам перейти на другой берег. Войну Василий Егорович закончил в Берлине.

После войны помогал стране и односельчанами восстанавливать разрушенное жилье. Был хорошим плотником, стекольщиком, настоящим мастером своего дела. Военные невзгоды и полученные раны давали о себе знать, пожить долго ему не удалось. Василий Егорович тяжело заболел и умер в 1968 году.

Не раз доводилось играть со смертью саперу Надолинскому Федору Сергеевичу(1926 г.р.), и он всегда выходил победителем. Приведем один из его рассказов о войне: «В 1944 г. в Прибалтике частями Красной Армии была окружена сильная группировка гитлеровских войск (230-240 тысяч солдат и офицеров). Наши войска под командованием маршала Советского Союза И. Баграмяна все время сжимали кольцо окружения. В этих боях принимал участие и я. Разминировал  и делал проходы  во вражеской обороне противника. В 1945 году мною был пленен немецкий офицер, который дал ценные сведения о расположении фашистских войск. Это помогло быстрее справиться с нашим заклятым врагом».

ЕГО ПОМНИЛИ В ЧЕХОСЛОВАКИИ

Судьбы многих наших односельчан, участников ВОВ, долгое послевоенное время были в забвении. Сами они о себе не говорили, молча переносили тяготы послевоенного времени наравне со всеми. Хотя после тягот войны, которой они отдали свое здоровье, свою молодость, могли бы претендовать на заслуженные почести и уважение.

К великому нашему сожалению о многих из наших земляков мы знаем очень мало, а о многих – почти ничего.

Перед вами имя одного из них – Кондратенко Александр Васильевич. Кратко изложим его автобиографию, написанную им в 1954 году.

Родился Александр Васильевич в 1908 году 24 августа в селе Вареновка. Начальное образование получил в церковно-приходской школе в 1917 году. В 1920 году начал трудовую деятельность в хозяйстве отца, где проработал до 1930 года.

В 1930 году был призван в Красную армию, где  прошел военную подготовку.

В 1931 году вступил в колхоз «Путь Ленина», где проработал рядовым колхозником до 1935 года.

В 1936 году был направлен Правлением колхоза бригадиром садово-огородной бригады колхоза и проработал там до 23 июня 1941 года. Чуть ранее был принят в кандидаты ВКП (б).

С 23 июня 1941 года  мобилизован в действующую армию. В ходе тяжелых боев 12 октября 1941 года Александр Васильевич попал в Вяземское окружение, находился на оккупированной территории до 1942 года. 24 мая 1942 года был насильно вывезен на работу в Австрию.  Работал в Вене на автозаводе, где был арестован саботаж и направлен в штрафлагерь СС, в котором находился по 15 мая 1943 года. Его снова вернули на завод, где он проработал до сентября 1943 года.

12 сентября 1943 года он бежал. С 15 октября 1943 по 24 ноября 1944 года состоял в партизанском отряде им.Пугачева.

В 1944 году произошло соединение партизанского отряда с частями Красной армии,  и Александр Васильевич был направлен в 109 запасной полк, в котором находился  с 24 ноября 1944 года по 15 января 1945 года. Отсюда он и был отправлен в город Подольск в проверочно-фильтрационный лагерь, где проходил проверку по 25 июня 1945 года. С 25 декабря был зачислен стрелком ВОХР МВД. Демобилизовался 10 марта 1946 года.

Вернувшись домой, Кондратенко был направлен Правлением колхоза бригадиром садово-огородной бригады, где трудился до конца своей жизни.

Александр Васильевич был человеком огромной скромности. Это стало причиной того, что никто из односельчан не знал его военной судьбы. А она была и трагическая, и геройская.

Истинное мужество этого человека поражало тех, кто с ним воевал рядом, кто видел его на поле боя невидимого фронта – в партизанском отряде им.Пугачева.

Сегодня грустно вспоминать, какую большую переписку вели его боевые товарищи по восстановлению его доброго имени, по восстановлению его неоценимых заслуг перед Родиной. По существу, чужие люди, а не земляки, дали истинную оценку партизанских деяний А.В.Кондратенко. 

Они убеждали всех нас, живущих в селе, что рядом с нами живет человек беззаветной храбрости, мужества и преданности нашей Родине.

А. ВОЛЬФ, писатель, член КПСС.

Саратов, Отд.Союза Советских писателей

Вольф Александр Яковлевич: «Секретарю Неклиновского РК КПСС.

По поручению партийных органов я пишу книгу о первом русском партизанском отряде имени Пугачева, действовавшем на территории Чехословакии, о боевой дружбе советских и словацких патриотов. Одним из отличившихся партизан этого отряда был житель села Вареновки, Неклиновского района, Александр Васильевич Кондратенко. Тов. Кондратенко бежал  из фашистского плена (лагерь на территории Австрии), проник в Восточную Словакию и здесь вместе с лейтенантом Емельяновым ("Пугачевым") организовал партизанский отряд. Кондратенко командовал группой и был одновременно помощником командира отряда.

Я только что вернулся из Чехословакии, где изучал боевую историю отряда (позже на базе этого отряда развернулась партизанская бригада), Словацкие коммунисты в том числе бывший секретарь подпольного Обкома Коммунистической партии тов. Ладислав Сабо говорили мне о тов.Кондратенко с исключительной любовью. Это был отважный и опытный партизанский командир, его группе поручались самые трудные операции.

После войны судьба Кондратенко сложилась трудно. Он тяжело заболел, потерял ногу.  Пенсию получает 23 руб. 40 коп. Очень больно, что человек, совершивший в годы войны замечательный героический  подвиг, снискавший любовь чехословацкого народа, теперь живет так трудно. Я думаю, что Кондратенко имеет право на персональную пенсию. Словацкие товарищи готовы по первому требованию выслать необходимые документы о заслугах Кондратенко в партизанской борьбе. Кроме того, у него имеются необходимые справки. Я сердечно прошу вас, товарищ секретарь, проявить заботу об этом человеке, помочь ему получить персональную пенсию.

И еще одна просьба к вам. А.В. Кондратенко вступил в 1939 году в кандидаты КПСС в Неклиновском районе. После возвращения из Чехословакии он поставил вопрос перед партийной организацией о восстановлении в правах кандидата партии, но этот вопрос решен  не был – вы знаете как относились к тем, кто был в плену. После 1953 года  тов. Кондратенко не обращался с этим вопросом, так как считал, что прошло много лет и его уже нельзя восстановить в правах кандидата партии. Однако все другие партизаны отряда – коммунисты, в том числе и кандидаты, были восстановлены с сохранением стажа. Я рекомендовал тов. Кондратенко обратиться с заявлением в Райком КПСС. Если потребуется, я могу передать Райкому имеющиеся у меня документы, подтверждающие участие тов. Кондратенко в партизанской борьбе. Необходимые характеристики можно получить у словацких коммунистов – руководителей подпольного комитета с отрядом им. Пугачева».

Из воспоминаний дочери, Аллы Кондратенко: «Отец мой Александр Васильевич Кондратенко был в немецком плену, бежал и вступил в партизанский отряд имени Пугачева, который действовал на территории Чехословакии. Отец ходил не раз в разведку.

Однажды разведчики пришли в деревню, но их выдал немцам хозяин дома, в котором они остановились. Партизаны стали уходить от преследования. Чтобы запутать следы, они все побежали в разные стороны. Спасая товарищей, отец отвлек немцев на себя. Основная погоня пошла по его следу. По снегу в  валенках бежать было  трудно. Отец снял валенки и бежал “налегке” в одних носках. Он оторвался от погони и решил скрыться в доме лесника, в котором часто спасались партизаны, возвращаясь с задания.

Но, подойдя к этому дому, он увидел, что там тоже были немцы. Ему пришлось спрятаться  под кронами огромных елей. Тем временем немцы стали прочесывать лес, выставили патрули и уйти незамеченным, не привлекая, сидевших в засаде немцев, не было возможности. Приходилось ждать удобного случая.

Отец спрыгнул в яму, которая образовалась под корнем, вывороченной снарядом большой ели, и накрылся лапником. Пытаясь согреть ноги, он жег в этой  яме ветки ели. И только на второй день, когда немцы ушли, ночью пробрался к своим.

Вернувшись в партизанский отряд, через лаз спустился в землянку и сразу лег в постель, никого не став будить. Однако чутко спавшие бойцы через некоторое  время проснулись, услышав “свист” его дыхания. Дыхание было тяжелым, лицо было обморожено. Они думали, что в землянке кто-то чужой, так как все считали отца погибшим. Но, разобравшись, все радовались  как дети. Принесли спирт, растерли ему лицо, ноги. И на этом лечение кончилось.

С ранами на обмороженных ногах он продолжал воевать. А через год после возвращения домой у отца началась гангрена. Врачи посоветовали отрезать пальцы ног. Но он не согласился, не хотел быть инвалидом.

Болезнь не отступала. Боли стали нестерпимыми, и ночами он даже кричал. Живущая в Таганроге его родная сестра, забрала его к себе и потом отвезла в больницу № 2, где отцу сделали операцию – ампутировали ногу выше колена. Через некоторое время его выписали, и он приехал домой. Этот день я запомнила, потому что именно тогда меня приняли в комсомол. Я подошла к отцу и с гордостью сообщила об этом. Отец был доволен мной».

Из дневника Александра Кондратенко: «На второй день после нашего соединения, когда солнце стало склоняться к западу, раздалась команда строиться. Все соединение было выстроено, командиры объяснили задачу: “Сегодня к шести часам вечера нужно занять Ганушевцы”. Соединение, разделенное на два батальона, стало охватывать Ганушевцы с флангов, а танки с десантом стали продвигаться по центральной улице к центру, ведя огонь из пулеметов и пушек. Подойдя к жандармскому управлению, огнем пушек зажгли его. Немцы в панике стали разбегаться в сторону окраины. Но здесь их встречали огнем наши батальоны. Немцы не могли организовать сопротивление и стали прятаться, кто как мог. Наши солдаты стали охотиться за ними, находя одних в кустах, других в речке, сидящими в воде, а некоторых лежащими в воде, высунув из воды нос для дыхания. Там они и находили свой конец. Ганушевцы были взяты соединением без потерь. Нами были захвачены большие продовольственные склады. Железнодорожная станция была выведена из строя. Ночью все вернулись в лагерь, оставив небольшой гарнизон с подводами, который вывозил продовольствие в горы.

Теперь встал вопрос об уничтожении мостов. Но взрывчатки не было. Наши партизаны разузнали, что в селе “Злата баня” в каменном карьере есть запасы аманата. Было принято решение любыми путями его забрать. Это было поручено сделать группе Мошкина, который это сделал без особого шума, за что получил благодарность и был награжден часами, а его группе была также вынесена благодарность.

Поход на Прешев был начат ночью. Колонну возглавляли танки, на которых был десант, и позади шли машины с партизанами. Наша колонна наткнулась на немцев, двигавшихся на восток. Первыми заметили немцев наши партизаны. Танки сразу открыли пушечный огонь, а десантники огонь из пулеметов и автоматов. Часть немцев погибла от огня, часть под гусеницами танков, колонна почти полностью была уничтожена.

Нам было известно, что в Прешеве на станции стоят четыре фашистских бронепоезда. Когда мы подошли к городу, завязался бой и в суматохе боя мы не взорвали железнодорожные пути, чем и воспользовались фашисты, они вывели свои бронепоезда во фланг и в тыл. Видя губительный огонь, соединению было приказано отойти. Мы потеряли в этом бою трех бойцов из Винного.

Но в этот же день партизаны совместно со словацкими солдатами овладели аэродромом, где находились немецкие и словацкие летчики. Словаки изъявили желание перейти через линию фронта, что было им разрешено. Был дан квадрат для посадки их самолетов. Утром мы увидели, как эти самолеты летели на восток, над нашим расположением они покачали крыльями.

Командованием было приказано уничтожить железнодорожный узел. Было решено, что все участники этой операции поедут на машинах. Когда свечерело, машины подъехали к железнодорожному узлу незамеченными, расставили на всех воротах небольшую охрану. Основные силы ворвались в здание вокзала. После небольшой перестрелки немцы были уничтожены. И партизаны приступили к уничтожению подвижного состава и сооружений. Как только стали раздаваться взрывы, немцы, находящиеся на гулянке в населенном пункте, стали поспешно бежать на станцию, и здесь их встречали бойцы выставленной охраны. В результате боя железнодорожный вокзал, его персонал, его гарнизон были уничтожены. Соединение освободило шестьдесят человек русских военнопленных. Несколько немцев было взято в плен, после допроса их направили в штаб. Через день утром мы узнали, что ночью сделал посадку наш “кукурузник”, на котором должен был лететь Г.К.Жуков в штаб фронта, находившийся во Львове. Жуков отыскал меня и сказал, что он свои ручные часы подарил капитану летчику, который прилетел за ним, и дал мне задание найти или купить ему хорошие часы. Я ему ответил, что в лесу магазинов нет, чтобы купить часы, но раз он летит во Львов к маршалу Коневу, то я уступлю ему свои часы. Он обрадовался и спросил, писал ли я письма домой или нет. Я ему сказал, что за три года меня уже дома, наверное, и забыли. Но он дал мне десять минут, чтобы я написал письмо домой. Ровно через десять минут идя на аэродром, зашел за моими письмами.

На другой день меня вызвал Кудрявцев и сказал: “Пойдем на поляну, посмотришь”. Когда мы туда пришли, то я увидел человек восемьдесят немцев, здоровых, пузатых. Оказалось, что немцы бросили батальон пехоты, где были и русские власовцы. Они хотели завладеть Ганушевцами и железнодорожным мостом, но наши их разгромили, а на станцию пришел поезд и в нем оказались два вагона с солдатами немецкой тыловой администрации, которую вывели из вагонов и пригнали в лес. Это были, действительно, очень отборные, пузатые немцы. Отобрав у них документы и вещи, их стали водить небольшими партиями к оврагу, где расстреливали из бесшумной винтовки.  На следующий день снова было решено взорвать оставшийся мост, или хотя бы вывести из строя, взорвав первый или второй пролеты. Взрывчатку заложили в два пролета, но при взрыве один заряд не сработал. Одновременно были взорваны шоссейные мосты, выведены из строя железнодорожная и шоссейная магистрали, которые питали Восточный фронт. Движение в этом направлении было прервано. Немцы стали посылать сюда небольшие отряды, очевидно, испытывая наши силы. Эти подразделения нами уничтожались. Вскоре мы были окружены превосходящими силами врага. Когда вернулся из штаба фронта Г.К. Жуков, один из самолетов получил повреждения и остался на нашем аэродроме. Для его охраны была послана рота партизан. И вот в 6 часов утра на аэродроме раздалась автоматная стрельба, которая возрастала с каждой минутой. С аэродрома сообщили, что немцы большими силами напали на аэродром и что охранной роте его не удержать. Жуков приказал им с боем отходить к основным силам соединения, но в этот момент раздалась в селе Германовцы, где стояли наши танки и два самоходных орудия, артиллерийско-минометная канонада. Одновременно началась орудийно-пулеметная стрельба в стороне Злотой бани, а также пулеметно-автоматная стрельба в стороне села Петровцы. В штаб соединения поступило сообщение, что немцы при поддержке танков и артиллерии и превосходящими силами пехоты на всех участках перешли в наступление, и каждый отряд партизан просил подкрепление. Жуков поднял соединение по тревоге, собрал всех, и поваров, и хлебопеков и всех отправил на линию огня. Кудрявцев возглавил отряд Пугачева, повел его в сторону Петровцев. Стрельба все усиливалась, и он повел отряд напрямую, спеша на помощь. Вот они выскочили из леса и остановились. Прямо на них шла колонна немцев. Первая растерянность прошла, и отряд в упор стал расстреливать немцев, которые, растерявшись, неся потери, отступили. Но бой разгорелся с новой силой. Наши потери были очень большими. Пришлось отступать. Надо было уничтожать фашистов группами. Будучи окружены со всех сторон, немцы были в бешенстве. Мосты взрывались каждую ночь нашими группами. В связи с назревавшими большими событиями Ягунину было приказано срочно вернуться в ставку.

В этот же день от линии фронта шли две автомашины на такой бешенной скорости, что стоявшие на охране бойцы не могли даже вскинуть автоматы, чтобы их встретить. Но ехавшие не знали, что впереди мост взорван и они полетели с насыпи вниз. Находящиеся вблизи партизаны приблизились к месту падения немцев. Фашисты не пострадали, при падении из машины. Увидев партизан, они стали отстреливаться, но поняв, что окружены, подняли  руки вверх. Их повели в лес. Это уже были высокие и стройные солдаты, звания их не знаю. Командование приняло решение самолетами переправлять немцев в штаб фронта. Но этого не произошло. Фашисты сосредоточили крупные силы и повели большое наступление на уничтожение нашего соединения. Впереди был тяжелый период окружения.

Многие из наших односельчан воевали в партизанских отрядах. Один из них Надолинский Сергей Григорьевич. Бывший боец партизанского отряда «Отважный 2» рассказывал: «Слово “партизан” наводило страх на фашистов. Хозяевами в синявских плавнях стали партизаны. Вход в устье реки Дон для немцев был закрыт.

В боях за Родину погибли многие мои боевые товарищи по отряду. Среди них Клава Лещенко, расстрелянная в селе Синявка, Костенко Василий, расстрелян немцами в селе Покровское. Сложил голову в боях с фашистами житель села Вареновки Погорелов Иван Назарович. Их имена мы не должны забыть никогда!»

ЛЕНИНГРАД!..

Город-герой. Девятьсот дней выстоял ты в блокаде, любимец отечества… В твои дома вошли голод, холод, смерть. Сотни тысяч бомб калечили твой прекрасный лик. Но враг не смог прорваться в город Ленина! Фашистские изверги готовили Ленинграду и его жителям страшную участь. В секретной директиве за номером 11-А 1601/41 «О будущем города Петербурга» говорилось совершенно определенно: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения советской России нет никакого смысла для дальнейшего существования этого большого населенного пункта. Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если в следствии создавшегося в городе положения, будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты».

Среди воевавших в районе Ленинграда был Надолинский Василий Макарович. В 1939 году его призвали по комсомольскому набору в Красную Армию. С октября 1939 года по июнь 1940 года он проходил подготовку в Кронштадском учебном отряде. В финской войне Василий Макарович не участвовал. С июня 1940 года по июнь 1941 года проходил службу на эскадренном миноносце «Гневный». На второй день Отечественной войны при выполнении боевого задания в 3 часа 45 минут ночи корабль подорвался на вражеских минах. Команду сняли, а корабль потопили.

И началась оборона города Ленинграда. Через каждые пятнадцать минут делали залп по передовой линии.

На эсминце «Стройный» Василий Макарович участвовал в обороне Ленинграда. После снятия блокады он нарушил караульный устав, и за это был осужден в штрафную роту на три месяца. В.М.Надолинский участвовал в штурме Кенигсберга, где был ранен. После лечения в госпитале он был направлен для прохождения службы в 18 Артиллерийскую дивизию береговой обороны, где командовал орудийным расчетом в звании старшины 2-й статьи. В 1946 году был демобилизован.

Василий Макарович награжден медалями «За Победу над Германией», «Ушакова», орденом   «Отечественной войны» I степени.

Романенко Андрей Федорович (1900 г.р.) на фронт ушел в 1941 году. Воевал на Волховском фронте под Ленинградом в четвертой гвардейской дивизии. Имел звание младшего сержанта. Получил четыре ранения. Дивизию в 1942 году с. Волховского фронта перебросили в Сталинград, где был ранен. После выздоровления воевал на самоходном орудии. Форсировал Днепр, освобождал Киев. Снова был ранен в Польше и был отправлен на русскую землю. Награжден медалями двумя «За отвагу», «За победу над Германией». Имеет юбилейные награды.

Швец Дмитрий Кузьмич родился 12 октября 1918 года в селе Вареновка. В конце 30-х годов был призван в ряды Красной Армии для прохождения воинской службы. Служил в столице Эстонии городе Таллинне. В 1941 году, когда уже заканчивался срок службы и солдаты мечтали о встрече с родными и близкими, началась Великая Отечественная война. И Дмитрий Кузьмич вместе с солдатами их части был направлен на Ленинградский фронт, где он и провоевал большую часть войны. Сначала был рядовым разведроты, а после тяжелого ранения был назначен командиром зенитного расчета, охранял «дорогу жизни», по которой в осажденный Ленинград везли продовольствие или вывозили оттуда раненых и детей.

Когда Миус-фронт нуждался в острой помощи, их  часть перебросили на подмогу, и ему посчастливилось освобождать от фашистских захватчиков свою маленькую родину – свою Вареновку. Закончил он войну снова на Ленинградском фронте.

После войны он женился на Шамариной Елене Николаевне, с которой познакомился в госпитале, когда был ранен в очередной раз. В свою родную Вареновку приехал вместе с молодой женой в 1946 году. Поступил на работу на Таганрогский завод железобетонных изделий. Но здоровье, подорванное войной, ранениями, становилось все хуже и ему пришлось по инвалидности уйти с завода.

Ушел Швец Дмитрий Кузьмич из жизни на 65 году, 3 апреля 1983 года.

В осажденном Ленинграде воевал Кондратенко Мифодий Дмитриевич. В одном из боев его ранило снарядом и оторвало кисть руки. После госпиталя он был отправлен домой.

Одни вернулись живыми, другие стали инвалидами, а были и те, кто погиб. В их числе политрук Константин Моисеевич Поляков, награжденный высокими правительственными наградами в боях под Ленинградом и погибший там в 1943 году.

СТАЛИНГРАД

Не забывай те грозные года,
Когда кипела волжская вода.
Земля тонула в ярости огня,
И не было ни ночи и ни дня.

Сражались мы у волжских берегов,
На Волгу шли дивизии врагов,
Но выстоял великий наш солдат,
Но выстоял бессмертный Сталинград!

                                 М. Львов

Осенью 1942 года развернулась упорная Сталинградская битва. Слово «Сталинград» – символ непобедимости советского народа, отстоявшего свои свободу и независимость. Здесь у стен города-героя решалась судьба Европы и всего мира. «Дом устал, камень устал, железо устало. Мы не устали…», – сказал тогда рядовой солдат Уразалиев. Пылали заводы, которые с такой любовью возводила страна, рушились целые здания, целые кварталы. Но за Волгой для нас земли не было. Здесь советские солдаты нанесли фашистскому зверю смертельную рану. Среди них были и наши вареновцы, назовем некоторых из них.

Дудко Константин Георгиевич начал свою военную биографию 5 февраля 1942 года, когда поступил в офицерское пехотное училище в городе Краснодаре, где находился до 15 июня 1942 года.

Первый свой бой Константин Георгиевич принял на подступах к Сталинграду, под совхозом «Красная Заря». В одном из боев Константин Георгиевич был ранен. В госпитале был назначен в танковый корпус резерва Главного командования. В составе его сражался вплоть до тяжелого ранения, которое прервало его боевой путь. Он был демобилизован после долгого лечения в госпиталях. Однако лечение было неудачным, и ему ампутировали руку.

Из воспоминаний К.Г. Дудко, командира танковой роты 1493 самоходного артиллерийского полка, награжденного тремя правительственными наградами: «Бой начался на рассвете. Немцы бросились в атаку. Начали работу и наши пулеметчики. Немцы их обнаружили и послали против нас, пулеметчиков, – танк. И здесь произошел такой случай. Мы, видя, что танк идет на нас, убрали пулеметы в окопы. Вражеский танк начал утюжить наш окоп, а в это время наша противотанковая пушка удачным выстрелом разорвала одну из его гусениц, и танк развернулся на нашем окопе стволом в сторону своих войск и заглох.

Бой длился несколько часов. Немцы отошли, а танковый экипаж в составе четырех человек к концу дня  нашим отделением был взят в плен».

Кондратенко Алексей Григорьевич родился в селе Вареновка 18 марта 1918 года.

Военная биография Алексея Григорьевича началась с Финской войны в 1938 году. Затем он был призван в ряды Красной Армии в 1941 году. Служил в 18 Отдельном ордена «Красной звезды» полку связи 17 Воздушной Армии.

Алексей Григорьевич являлся участником Сталинградской битвы  при окружении группировки Паулюса. Затем были тяжелые и кровопролитные бои за освобождение Украины, далее освобождал страны Запада, в частности участвовал во взятии Будапешта, Вены, и закончил войну в боях на озере Балатон.

За свои подвиги и отвагу в годы Великой Отечественной войны Алексей Григорьевич награжден медалями «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией»

После войны Алексей Григорьевич пошел работать на завод «Красный котельщик», где проработал до самой пенсии.

Мамченко Василий Семенович (1924 г.р.) был призван на фронт 13 августа 1941 года. Он участвовал в боях за Сталинград, Киев, Харьков. Опытный, смекалистый разведчик, пройдя всю войну, вернулся домой только 1946 году. Василий Семенович был награжден орденом «Славы», орденом «Отечественной войны» и медалями за воинскую доблесть.

Евстигнеев Григорий Сергеевич участвовал в Финской войне 1940 года. Получил медаль «За боевые заслуги», которую ему вручил Михаил Иванович Калинин. В Отечественную войну, воевал на Сталинградском фронте. Награжден медалью «За оборону Сталинграда». А за взятый город Калач удостоился ордена Красной звезды. Участвовал в боях на Курской дуге, где был тяжело ранен. После лечения в госпитале служил в Москве.

Самым молодым участником Сталинградской битвы был Нестеренко Андрей Филиппович. Побывав в жестоких боях в Сталинграде, он был тяжело ранен и направлен в госпиталь, где проходило его лечение. Там же, в госпитале, встретил свое двадцатилетие.

Тяжелые бои в городе на Волге были за плечами Штепы Сергея Тимофеевича.

После Сталинграда он с боями освобождал Украину, Молдавию, затем Румынию. Солдат вспоминал: «В столице Румынии проходил парад советских воинов-

освободителей. Их приветствовал король Михай. Запомнилось, что это был красивый мужчина, ехавший на машине со своей матерью. Он приветствовал по-военному солдат, отдавая им честь. Однако наши солдаты на его  приветствие не отвечали, так как Румыния воевала на стороне Гитлера». Участвовал в боях за Венгрию. Закончил войну артиллеристом.

ТОЖЕ ПРОПАХЛИ ПОРОХОМ

Романенко Александр Дмитриевич родился в 1918 году в селе Вареновка. 4 октября 1939 года был призван в ряды Красной Армии, где до 1 июня 1940 года был курсантом школы оружия учебного отряда Военно-Морского Флота.

С 1 июня 1940 года по 23 июня 1941 года служил на эскадренном миноносце «Гневный», который на второй день войны при выполнении боевого задания взорвался на вражеских минах.

Александру Дмитриевичу повезло, он остался жив. Затем он продолжил свою службу на эскадренном миноносце «Стройный», стоявшем на реке Неве и поддерживающем боевые действия наших войск, оборонявших Ленинград.

В 1945 году Александр Дмитриевич служил в 262 Ударной бригаде Краснознаменного Балтийского Флота, в составе которой участвовал в боях за Кенигсберг, Данциг и др. Был тяжело ранен. По выходе из госпиталя продолжил свою службу в 18 Отдельном Артиллерийском дивизионе, откуда и демобилизовался 15 июля 1946 года.

После войны Александр Дмитриевич вернулся восстанавливать родную Вареновку, где и прожил до конца своих дней.

Надолинский Дмитрий Антонович (1915 г.р.) был призван в ряды Красной Армии 3 февраля 1942 года. Это был очень тяжелый год для нашей армии, для всего нашего народа. На всех фронтах фашисты наступали.

В 1943 году наши войска, наконец, развернули контрнаступление. При освобождении Мариуполя (Украина) Дмитрий Антонович был ранен в руку, но после излечения продолжил свой боевой путь.

Наши войска стояли на берегу реки Западная Двина. Ночью войскам предстояло форсировать реку Малый Буг. Было очень холодно, пальцы солдат примерзали к металлу оружия. Наступила ночь, и началось форсирование реки. В темноте наши и немецкие окопы были перепутаны. Бои шли не один день. На 3-й день боя Дмитрий Антонович был ранен в шею, его отправили в госпиталь.

После выздоровления Дмитрия Антоновича  послали на курсы при 28-й Армии. Это ранение было не последним.

В 1944 году, окончив курсы, был направлен в Польшу, 295 Краснознаменный полк. Впереди были еще месяцы войны. Однако серьезное ранение вернуло его домой, сделав его инвалидом.

Головенко Василий Егорович (1921 г.р.) был призван в армию в 1940 году. Прошел всю войну. Старшина танкист Головенко вернулся домой в 1945 году, став инвалидом. За свои военные заслуги был награжден двумя орденами «Красного знамени», орденом «Отечественной войны» и десятью медалями. Василий Егорович лишился на войне ноги, но работал на тракторе до пенсии. И в селе называли его «вареновским Мересьевым».

Шкурко Василий Дмитриевич родился в селе Вареновка в 1896 году.  Учился в земской школе, участвовал в первой Мировой войне. В 1918 году Василий Дмитриевич вступил в Красную Армию. После окончания гражданской войны был членом первого колхоза в селе Вареновка. Когда началась Великая Отечественная война, ушел на фронт. Участвовал в боях, командовал ротой. После войны восстанавливал города: Ленинград, Москву, Днепропетровск.

Мирошниченко Василий Иванович  (1925 г. р.) был призван в Красную Армию в сентябре 1943 года. Он рассказывал, что после пяти дней обучения, как владеть винтовкой, их отправили на передовую. Отец начал воевать в 109 Дивизии, в 307 Стрелковом полку. В этой части было человек тридцать из Вареновки, среди них Демьяненко Семен Иванович, Снименко Иван Федорович.

Через нескольких дней боев из тех, кто был вместе с ним призван, осталась половина. Месяца через два Василий Иванович был направлен в полковую школу. После ее окончания ему было присвоено звание младшего сержанта. После  он воевал в 147 Стрелковом полку 49-й Гвардейской Стрелковой дивизии на 33-м Украинском фронте. Был тяжело ранен в грудь в конце декабря 1943 г.

Два месяца лечился в госпиталях Мелитополя и Ростова-на-Дону. А с мая 1944 г. служил в части, конвоирующей пленных немцев, работавших  в шахтах города Шахты и города Новошахтинска. С начала 1945 г. проходил службу в запасном полку в Новочеркасске. В конце 1945 г. Василий Иванович был демобилизован. Он награжден медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией».

ШЕЛ СОЛДАТ…

Полящук Александр Иванович вспоминал: «2 сентября 1943 года я прибыл на призывной пункт, который находился на старом базаре. Там формировался запасной стрелковый полк. Здесь было много наших вареновцев. В том числе Дащенко Иван Филиппович, Кодратенко Иван Дмитриевич, Старунов Павел Алексеевич, Снименко Иван Федорович, Мирошниченко Василий Иванович, Шкурко Николай Максимович и др.

Вместе с односельчанином вечером 7 ноября мы отправились на место дислокации нашей части. Шли ночью. К утру прибыли в часть, которая готовилась к наступлению на Мариуполь. Остановились в греческой деревне под названием Сартана.. Выдали нам винтовки, но патронов не было.  Немцы были совсем рядом. Мы находились на возвышенности, а внизу, метров за двести-триста, были немцы. Наконец принесли нам цинковый ящик с патронами. Пока все гадали, как его открыть, я штыком вскрыл ящик, как консервную банку, и стал бросать обоймы с патронами солдатам. Две последние оставил себе. А тут уже звучит команда наступать. Побежал со всеми и я.  Перепрыгнул через плетень, услышал рядом с собой шипение и упал на землю. Дальше ничего не помню. Поздно вечером меня полузасыпанного землей нашел санитар и потащил меня в укрытие. Я уснул. У меня пропали речь и слух. И только утром, чуть оправившись от контузии, стал слышать на левое ухо. Офицер сказал, что здесь стоит кухня, и когда повезут завтрак в мою первую роту, они доставят туда и меня. Я сел с ездовым и прибыл к своим. Сразу же началось наступление на Мариуполь, который мы освободили при поддержке высадившегося нам на помощь морского десанта. Стали теснить немцев с прибрежных территорий. Заняли Бердянск. Нигде больше я не видел такого количества убитых мирных жителей. До начала нашего наступления им было приказано уходить из города. Но эту колонну немцы расстреляли. Так и лежали рядом люди, тащившие тачки с пожитками, коровы, женщины с детьми на руках. Лежали целыми семьями.

Гневу нашему не было предела. За них с яростью мы отомстили.

Дошли до деревни Степановка. Расположились в ней и наслаждались мирной картиной: гуси плавали в ставке, виноградники укрывали нас от жары, жители угощали виноградом. Однако ночью внезапно начался шквальный обстрел шрапнелью, большинство спящих было убито. В этот огонь попали и вареновцы. В одной роте воевали Иван Филиппович Дащенко и Иван Дмитриевич Кондратенко. В эту ночь они лежали в одном окопе. Иван Дмитриевич был убит, а Дащенко потерял глаз. К утру мы двинулись в Надеждовку. И тут послышался в небе ровный гул. Подняв глаза вверх, мы увидели, что небо стало черным от множества приближающихся самолетов. Эта летящая армада сбросила множество бомб, превратила день в ночь. Гарь от взрывов заволокла наши окопы. И снова показалась вторая партия из полсотни самолетов, и фашисты стали бомбить Надеждовку. К счастью нашу роту вражеские бомбы не достали. Всех удивила точность бомбежек и то, как точно следовали немцы нашему передвижению. Наша разведка выявила причину слаженных действий фашистов. Обследуя село, они наткнули на мальчишку у одного из дворов на окраине села. Спросили, где его родители. Он ответил, что мать повела куда-то корову, а отец сидит в печи. Вошли в дом и увидели, что мужчина сидел на печи и передавал немцам сведения о нашем местонахождении.

Мы двинулись на деревню Зеленый лог. Заняв ее, окопались. Сюда перешел штаб дивизии. Мне поручили отвезти пятьдесят человек пополнения в расположение передовых частей дивизии. Возвращаясь с задания, я увидел, что по полю ползет человек. Подошел ближе:  это был автоматчик, которого ранило накануне вечером в бою. Он сказал, что, когда очнулся, то увидел, что свои ушли далеко вперед. Он же был ранен в обе ноги, но к счастью, оказалось, что кости не повреждены. Раненый пополз к своим в обход немцев по мелководью, упираясь руками, с огромным трудом преодолевал метр за метром. Он был весь в иле, грязи и совершенно обессилен. Я снял плащ-палатку, положил на нее раненого и потащил в свою роту. Там вместе с женщиной санинструктором перебинтовывая раненого, увидел на его теле множество заживших шрамов. Оказалось, что это следы ранений, полученных на Финской войне. Солдата отправили в медсанбат. А вскоре там же оказался и я сам…

После прорыва обороны немцев мне было приказано отвезти пакет в штаб. Я вскочил на лошадь и помчался к месту назначения. По пути следования из лесопосадки  раздалась автоматная очередь. Пуля попала мне в стопу ноги, другая ранила лошадь в живот. Я слез с нее и вел ее за собой, так как жалко было оставлять раненое животное. Кое-как мы добрели в штаб, опоздав на два часа. Минут через пятнадцать лошадь рухнула на землю и затихла. Нога нестерпимо болела, ботинок был полон крови.  Меня отправили в медроту. Там мне выписали продовольственные карточки и отправили в тыл. Я приехал на Марцево, сел на пригородный поезд и вскоре был в Вареновке. Целую неделю провел дома, а затем отправился в госпиталь в Мелитополь, где лечился до Нового года. Там выздоравливающих солдат обучали военным профессиям. Я осваивал специальность снайпера. Здесь же был сформирован запасной полк.

Однажды в городе стал свидетелем казни старосты и двух полицаев, служивших фашистам. На площади была сооружена виселица. Там собралось много людей, пошли туда и мы. Трех изменников привезли на машине. Надели петли на шеи, и машина отъехала. В глазах до сих пор стоит жуткая картина конвульсии тел повешенных. Но люди, присутствующие на казни, смотрели на эту картину без сожаления и жалости. Очевидно, казненные причинили много горя.

По выздоровлении меня направили в маршевую роту. На вокзале под звуки оркестра нас, более тысячи человек, погрузили в теплушки, и поезд повез всех на запад. Однако ехали мы недолго. Дальше железнодорожный путь не был еще восстановлен. И мы пошли пешком. На дворе стоял уже февраль. Пошел дождь. Грязь непролазная. Мы шли по голой степи. Нигде ни домика, ни деревца. К вечеру пошел снег, который нас запорошил, давал о себе знать мороз. Поздно вечером мы пришли в станицу. Мокрые шинели и одежда замерзли на нас. У меня начался жар. Оказалось, прибыли на Сиваш. Нас разместили по квартирам. Везде было полно народа. Мы еле нашли место себе в маленьком доме, в котором была одна комната с перегородкой, где на полу на соломе спали трое голых детей. Видно, что нищета семьи большая. Нам выдали сухой паек, большую часть которого мы отдали детям. Я уснул возле детей, сидя. От высокой температуры одежда на мне высохла.

С температурой под сорок мне пришлось идти пятнадцать километров в санчасть. Санпост представлял собой маленький домик в тридцати километрах от линии фронта. В нем на соломе лежало шесть человек. Одеяло – одно на всех. Двенадцать дней я был в горячке. Ничего не ел. Врач, худенькая пожилая женщина, все эти дни боролась за мою жизнь. Эта добрая женщина всыпала мне в рот порошок единственного лекарства, которое было: сульфизин два раза в день.

Помню, как однажды, закашлявшись, я не смог проглотить лекарство. Врач даже расплакалась: «Ну, что же вы! Мы за каждый грамм этого лекарства американцам по двести рублей платим». Еще месяц она вырывала меня из лап смерти. Благодаря ее заботе и упорству я выздоровел.

Сиваш запомнился неимоверно трудными бытовыми условиями. Кругом соль, воды нормальной нет даже вдоволь напиться. Больше месяца не было возможности пойти в баню. Нас заедали вши. Когда выпал снег по колено, мы вышли из блиндажа и стали вытряхивать свою одежду. Снег становился серым. Эту процедуру мы повторяли ежедневно, но она мало спасала нас. И только перед наступлением нас повели в баню за восемь километров. Там мы, наконец, вымылись и прожарили свою одежду.

После Сиваша был Севастополь. Я был командиром орудия. Трудные бои на Сапун-горе закончились нашей победой. В Крыму против нас воевали татары, которых по этой причине, я думаю, и выслали из Крыма по приказу Сталина. Считаю это справедливым, потому что сам был под их пулями.

Я с благодарностью вспоминаю все эти годы офицера, красавца Сашу Лунина. Его покровительство ни раз спасало меня от смерти. А сам он погиб незадолго до окончания войны. Мы тогда вели тяжелые бои в Литве, вблизи города Шауляй. Остановились в каком-то хуторе. Рядом протекала небольшая речка, а за нею было большое помещичье имение. Хозяйка дома, где мы остановились, спросила: “Куда вы едете?” Мы весело отвечали: “На Берлин!” На что она нам проворчала: “Вам его, как своего носа, не видать”. Можно понять, что мы почувствовали.

Когда немецкие танки вышли из имения, то нам было видно, как литовцы радостно бежали к ним, неся на белых рушниках хлеб-соль. Это было особенно неприятно после того, как совсем недавно, мы, проходя по освобождаемой Украине, видели слезы радости встречавших нас людей, которые бросали нам цветы, приносили еду, накрывали столы и угощали всем лучшим, что у них было. Но здесь была другая земля, другие люди… Нас ждали тяжелые бои.

На окраине деревни мы поставили свои пушки. За околицей стояли снопы скошенного жита. Ими мы замаскировали свои орудия. За ночь окопались и построили блиндажи для укрытия. Взошло солнце. У всех на душе было как-то тревожно. В воздухе появился самолет-«рама». Мы уже знали, что эти самолеты-разведчики были предвестниками наступления немцев. И, действительно, повар, привезший нам завтрак, кричит: “Смотрите!” и указывает на имение. откуда выехали бронетранспортеры и направились в нашу сторону. Тут было не до еды, завязался бой. Наш расчет уничтожил первый бронетранспортер, вскоре загорелся и второй. Послышался тяжелый гул. И на нас двинулись полсотни фашистских танков. Мы поняли, что будет жарко. Первыми открыли огонь 76-е пушки. Их дальность попадания была пятьсот метров. Загорелись семь танков. Затем подключились и мы, 45-ые. На поле боя горело более десяти танков. Я был наводчиком своего орудия. Мы подожгли один танк, второму я попал в гусеницу. Наводчик второго орудия, Вася Гайдин, поджег его. Но силы были явно неравными. Саша Лунин приказал мне проползти по полю и свалить стоявшие впереди снопы, чтобы был обзор для стрельбы по танкам. Отполз я совсем немного. Услышал гул снаряда, летевшего прямо на меня. Упал на землю и услышал второй выстрел. Оглянулся назад, а пушки – нет. Это было прямое попадание. Снаряд попал в щит. Он придавил Сашу и заряжающего Кравченко. Пушка уже начинала гореть. Я схватил автомат, перескочил через колючую проволоку и двинулся перебежками в другой взвод.

Танки уже подходили к домам хутора. Прячась за деревьями и домами, я попал в взвод лейтенанта Ерофеева. Тот велел мне вынуть казенник из пушки, вышедшей из строя, чтобы она была не боевой. Снаряды нас не доставали. Но, попадая в дома, они зажигали их. Кругом все пылало. Вторую пушку мы затянули в ограду церкви. По мостовой послышался лязг гусениц фашистских танков. Мимо нас пробежал молоденький пехотинец с противотанковой гранатой в руке. Командир орудия, сибиряк, был отчаянно смелым человеком. Ни раз нам это приходилось видеть в боях. И на этот раз он решил использовать эту гранату наверняка, не доверяя никому. Он отобрал гранату у бойца и побежал к ограде церкви, влез на нее, решив бросить гранату на танк, когда он будет проходить мимо. Но танк остановился, и ствол стал разворачиваться. Очевидно, немцы заметили смельчака. Раздался залп. И забор вместе с командиром разнесло вдребезги.  На нас полетели камни из ограды. Мы быстро перетащили пушку на другую улицу. К концу боя из всей батареи целой осталось только это орудие.

Когда мы позже заняли город Попели, мне в числе других выдали награду орден Красной звезды и присвоили звание сержанта. С боями пересекли литовскую границу. Стоял шлагбаум. До Немана было двадцать километров. Начиналась Восточная Пруссия, где я закончил войну и где мне выпала честь принимать капитуляцию немцев».

Менее благосклонной была судьба к Жадченко Ивану Степановичу. В начале войны Иван Степанович имел бронь. Он оставался работать машинистом крана на Металлургическом заводе. Когда семья получила известие о том, что его младший брат, Жадченко Демьян Степанович, погиб на фронте, Иван принял решение идти на фронт. К этому времени семья Жадченко потеряла еще маленького сынишку.

Когда село было освобождено, Иван Степанович ушел на фронт, попал под Мариуполь, где советская армия сражалась в тяжелейших условиях, не имея хорошей подготовки: не хватало вооружения, обмундирования. Прибывших новобранцев сразу же отправляли на передовую часто без оружия. Ивану Степановичу сказали, чтобы добыл винтовку в бою, что он и сделал: взял винтовку убитого бойца. Но в бою все же уцелел. Через два месяца фронтовой жизни, осень 1943 года он был тяжело ранен в голову.Его привезли в госпиталь города Таганрога. Здесь Ивана Степановича нашла жена. Его отправили на долечивание в Крым. И вернулся домой в 1947 году. Ему не долго пришлось побывать на фронте, он не успел совершить героических подвигов, но он положил на алтарь Победы своё главное богатство – здоровье.

НАШИ ЖЕНЩИНЫ НА ВОЙНЕ

Смотрю назад, в продымленные дали,

Нет, не заслугой в тот зловещий год,

А высшей честью школьницы считали

Возможность умереть за свой народ.

Ю.Друнина

Никогда, ни в какие времена не было войны, где женщины играли бы столь огромную роль, как в Великую Отечественную войну. Целые полки – зенитные, связи, ночных бомбардировщиков – сплошь состояли из женщин. Многие военные профессии стали тогда «женскими».

Были среди женщин и танкисты, и снайперы, и саперы, и политработники.

Сейчас само слово «фронтовичка» звучит, как награда. А тогда им было неимоверно трудно. Что ни говори, война - дело не женское.

На фронтах Великой Отечественной войны были и вареновские женщины.

Кондратенко Антонина Михайловна до войны жила в Саратовской области, 2 июня 1942 года добровольцы ушла на фронт. Служила в городе Поти в частях СНОС (служба наблюдений оповещения и связи). Наблюдатели с вышек сообщали о появляющихся в небе самолетах и указывали их курс следования. Телефонисты принимали донесение и отправляли по назначению. Затем Антонина Михайловна попала в отдельную радиороту, исполняла обязанности телефониста-связиста. Эту роту вскоре расформировали. А Антонину Михайловну как отличного связиста направили в 1-й Гвардейский полк Черноморского флота. Демобилизовалась она в июне 1945 года.

Мамченко Валентина Николаевна (1922 г.р.) до войны жила в городе Иваново. После окончания десяти классов работала на меланжевом комбинате. В 1942 году была призвана в ряды Красной Армии и направлена в Ленинград, который был тогда в блокаде. Девчат привезли в Розовские казармы и там их разделили по частям. Сначала Валентина была зачислена в пулеметный батальон, но пробыла там недолго.  Ее направили радио-телеграфисткой  в ППО (противопрожекторный батальон). Девчата освещали небо над городом, указывали курс нашим самолетам.

Войну В.Н. Мамченко закончила в Эстонии и здесь же вышла замуж за Мамченко Владимира Ивановича, уроженца нашего села. Демобилизовалась в Иваново. Потом с мужем приехала в Вареновку. Здесь живет по сей день.

Из воспоминаний Бражниковой Надежды Ивановны (1922 г.р.): «Родилась в Казахстане в селе Шульба Семипалатинской области. Это село стоит на правом берегу Иртыша, как и положено казачьему поселению. Мои деды и прадеды были семипалатинскими казаками. Так что, мои дети и внуки имеют казачьи корни. Теперь моей станицы нет, она на дне  Устькаменогорского водохранилища.

Родители мои умерли очень рано. Мы с братом остались одни. Некоторое время жили у родственников. А потом забрала нас к себе старшая замужняя сестра. Я в это время не умела ни читать, ни писать. В нормальную школу меня  не принимали, я была переростком, а для вечерней школы лет было мало. Тогда решили мне  прибавить два года, и я стала учиться в вечерней школе. Таким образом, когда я попала на фронт в 1944 году, мне по документам было 19 лет, а на самом деле - 17.

В армию меня призвали в феврале 1943 года. Я была добровольцем. Военкомат направил меня в зенитно-артиллерийское училище. Я, конечно, просилась на фронт, но офицер, который оформлял мои документы, сказал мне: “Куда тебе на фронт, ты же в первом бою погибнешь. Тебе на фронт нельзя. А куда тебя девать – ума не приложу”. В это время в военкомате был представитель Краснодарского военного училища. Он взял меня в отделение прифронтовой разведки.

В течение восьми месяцев из нас выбивали “тыл”. Поспать можно было только на ходу. Идешь, спишь и сон видишь. Готовили нас основательно, после учебы отправили в запасной  полк. Запасной полк – это такая воинская часть, в которой собирают всех, кто получил какую-нибудь военную специальность или выписался из госпиталя, здесь же были призывники из военкомата и т.д. В этот полк приезжают офицеры из разных частей и набирают себе нужных людей. Через три дня за мной приехал майор полковой разведки и забрал меня в 70-ю Отдельную Стрелковую дивизию. Со мной вместе ехали в дивизию снайперы, которых везли из другого запасного полка.

Наконец, добрались мы до деревни Шавнево, где стояла наша дивизия. Она побывала в тяжелейших боях и потеряла 70 % своего личного состава. Дивизия была отведена за пять километров от линии фронта на доформирование. В это время мы ничем не занимались. Нас переобмундировывали, кормили, готовили к новым боям. На это все давалось десять дней. Даже разрешалось посылать домой посылки, весом 5 килограмм. Но мы находились в прифронтовой зоне, и посылать отсюда было нечего. Все кругом было разрушено, сожжено. Людей не видно. Все ушли кто куда: кто в лес, кто к родственникам. А если кто и появлялся около нас, то их самих надо было накормить и одеть.

Положенный срок формирования прошел,  и через неделю нас бросили  в бой, получив приказ форсировать Вислу. Мы вплотную подошли к реке. Немцы держали оборону на ее противоположной стороне. Ночью неожиданно для немцев наши бойцы прорвали их оборону, переправившись на плотах, и закрепились на противоположном берегу. Нашим сапером надо было навести мост, но немцы им этого сделать не давали. немецкие мейсершмиты  на бреющем полете все время бомбили переправу. Двое суток наши саперы не могли оторвать голову от земли. Наведение переправы затягивалось. А в это время у наших бойцов, которые закрепились на вражеском берегу, закончились патроны. И командир дивизии приказал: «Доставить любой ценой боеприпасы». Создали для этого спецгруппу, в которую вошли я и связной. Нас снарядили всем необходимым. Мы довольно быстро и благополучно дошли до реки и переправились. Бойцы были безмерно рады тому, что получили патроны, а мы, в свою очередь, были рады, что смогли им помочь и добрались без потерь.

Но обратный путь был менее удачным. Нас заметили немцы и стали бомбить. Мы разбежались в разные стороны, но мой напарник,  (его фамилию “Донченко” я помню до сих пор, хотя до этого его не знала), побежал в поле, надеясь укрыться в пшенице, я же, как нас учили, прижалась к сосне. И немцы потеряли меня из виду, а напарник мой погиб. В часть я  вернулась одна. Тогда и получила свою первую награду – медаль «За Отвагу».

Вспоминает Кондакова Клавдия Егоровна (в девичестве Терещенко, 1926 г.р.): «После освобождения из немецкого лагеря нас отправили в Краков  в полевой военкомат. Пятьсот человек мобилизовали в Красную Армию. Я прослужила в армии десять месяцев. Работала при медицинской части санитаркой: готовила инструменты для операций, ездила на велосипеде за медикаментами. Часто попадала под обстрел.

В городе Плаза меня перевели в ветеринарное отделение. Конечно, не только лошадей мы лечили, но и оказывали первую медицинскую помощь нашим раненым солдатам. За кавалерийскими частями мы дошли до Берлина. За Берлином, в небольшом городке (названия не помню), нас поздравил с Днем Победы Маршал К.И. Рокоссовский. Здесь были выстроены советские, американские,  английские и польские части. Мы, победители, были одеты хуже всех. Здорово нас потрепало в войне!

Потом я занималась вакцинированием всей живности в Германии и отправкой ее в Советский Союз. Помню, мы гнали стада один месяц и двадцать дней до железнодорожной станции г. Львова.

Потом всех отправили по домам. В первую очередь офицеров. А нас, рядовых должны отправить только через три-четыре дня. Но за мной прибежали два лейтенанта, схватили меня за руку, мой чемодан, вещмешок с сухарями  и бегом – в  вагон. Они уговорили проводника поезда довезти меня “зайцем” до Киева.

А в Киеве мои однополчане разъехались: майор уехал в Минск, трое в Москву. И осталось опять нас двое, я и старший лейтенант из Донецка. Но и он, подцепившись на подножку состава,  идущего в сторону Донецка, уехал. Я же подошла  к патрульным, они погрузили меня на товарный поезд, идущий в Харьков. Сюда же посадили еще девушку из Тихорецка, и мы через пятнадцать  часов пути приехали на станцию Гребенка.

Нас тут высадили. Долго не могли уехать, но тут оказалось, что буфетчица  на вокзале родом из Таганрога. Она нам и помогла получить билеты до Харькова. Оттуда 7 декабря 1945 года приехала в Таганрог.

И вот я в Вареновке. Бурьян вокруг в рост человека. Домов нет. Долго блуждала я по калиткам пока нашла своих. Меня еле узнали. Так изменила меня война».

Записано в 2005 году.

Из воспоминаний Потапкиной Анастасии Степановны: «Когда  началась война я жила в деревне, недалеко от Оренбурга. Отца в 1942 году забрали в рабочий батальон, то есть, призыву на фронт он не годился: уже года не те и у него сильно болели ноги, еще с гражданской войны, где был несколько раз ранен.

Мы остались с матерью. А нас было восемь детей. Жить было очень тяжело, я решила искать себе работу. Переехала в Оренбург и там устроилась проводницей на поезд Оренбург-Свердловск. И проработала четыре месяца. Прихожу однажды в резерв проводников, а мне говорят: “Вас отправляют в командировку. С собой ничего не брать”. Мне было тогда семнадцать лет. Нашу группу из 15-20 человек привезли в Барнаул. Там пробыв неделю, снова отправились в путь. Довезли нас до Пензы. Сюда стали прибывать со всех сторон машинисты, помощники машинистов, кочегары. Стали формировать военные эшелоны. Паровозы были американские. На каждый из них формировалась бригада из шести человек, жили в двухосном вагоне. В нем находились две бригады, одна несла дежурство днем, другая  ночью. Назначили начальником поезда замполита. Бригаду врачей поместили в “классном” вагоне. И повезли  мы на передовую боевую технику и солдат.

Наш поезд двигался по направлению: Ржев, Великие Луки, Смоленск, Минск, Барановичи, Младечное, Волоколамск, Ново-Сокольники. В Ново-Сокольниках встретила своего деревенского парня – соседа, он на фронте был связистом. Как мы обрадовались друг другу! Домой он не вернулся, погиб.

Не раз мы попадали под обстрел. Помню, помощника машиниста (звали его Борис, он был из Грозного) изуродовало взрывом. В тяжелейшем  бою ранило тогда девушку-проводника. Больше с ними я не виделась.

А когда закончилась война с Германией, мы стали перевозить войска в Сибирь и на Дальний Восток. Готовились к войне с милитаристской Японией. Так я и ездила на воинских эшелонах до 1946 года».

Во время воины около половины всех медиков вооруженных сил нашей Родины составляли женщины. Среди них были и те, кто оказывал бойцам первую помощь во время боя – перевязывал, выносил из огня. «Санинструктор» - так официально называли этих девушек. «Сестра», «сестрица» – так окликали их бойцы. А те, кто постарше – «дочкой».

Однако вынести человека из боя – еще полдела. Потом нужно было  поддержать в нем угасающий огонек жизни. Эту тяжелую ношу взвалили на полудетские свои плечи сестры милосердия из медсанбатов, полевых и эвакогоспиталей. Общеизвестно, что жизнь тяжелораненого или тяжелобольного во многом зависит от того, кто ночами сидит у его постели, смачивает водой потрескавшиеся губы, ловит каждый  стон, каждый взгляд. Но наши женщины-медики, не жалея сил, все делали для того, чтобы солдаты и офицеры возвращались в строй.

Поэтесса Юлия Друнина писала:

Нет, это не заслуга, а удача

Стать девушке солдатом на войне…

Тесней редеющий солдатский строй,

Я верности окопной не нарушу,

Навек останусь фронтовой сестрой.

Из воспоминаний Лисниченко (Мамченко) Веры Ивановны.

Она родилась в Вареновке, где окончила семь классов, а в 1937 году прошла курсы медсестер при фельдшерско-акушерской школе в Таганроге. Работала в детской трудовой колонии под Краснодаром, а потом до самого начала войны – в детской больнице  Таганрога. Война застала ее в отпуске в Должанском Доме отдыха. Уже 24 июня этот дом отдыха перебазировали под госпиталь.

Вернувшись в Таганрог, Вера Ивановна не узнала город. Кругом были траншеи, стекла окон оклеены полосами. Строго соблюдалась светомаскировка.

Утром 26 июня Вера Ивановна был мобилизована в армию как медработник. Ее направили в госпиталь, находившийся в школе №10. Здесь недавно гремел выпускной  бал. Там, где были парты, теперь стояли койки для раненых, их привозили эшелонами

Этот госпиталь был полевой. Сначала он эвакуировался в Армавир, потом он разворачивался за передовой войск 3-го Украинского фронта.

Вера Ивановна вспоминает 8-й Гвардейский полк. Он продвигался с жестокими боями. Госпиталь находился в полевых условиях. Раненых принимали  в палатках, а иногда  под открытым небом. Часто размещали больных на брезенте, на соломе. Под артиллерийским обстрелом и бомбежкой самолетов врачи проводили сложные операции. Вера Ивановна помогала врачам.

Младшему медицинскому персоналу приходилось выносить раненых из боя, выгружали раненых из машин и подвод, на носилках грузили их для отправки в тыловые госпитали. Медсестрам приходилось бинтовать, кормить, брить раненых. И все это часто делалось под обстрелом. Случалось, что немецкие самолеты налетела на госпиталь и на бреющем полете добивали раненых.

Вера Ивановна прошла длинные кровавые фронтовые дороги вместе с врачами Покровским, Пуртовым и Майером. Никогда не забудет она старшину Новикова, который был ранен, а потом оставлен в этом госпитале. Ему было  лет под сорок. Это был спокойный, выдержанный человек, заботливый и душевный. Он как отец заботился о раненых, рискуя жизнью, доставлял продукты. Вел он себя так уверенно, и всем с ним было как-то спокойно и не страшно.

3-й Украинский фронт прошел от Кавказа через Украину, Молдавию, Бессарабию, Румынию, Болгарию, Чехословакию и Венгрию. В Венгрии, госпиталь был расположен на берегу Дуная, близ города Бая. Все здесь было обставлено очень удобно и прямо-таки богато. Монахи взяли слово, что в монастыре медперсонал сохранит все в целости. Они приносили нашим ранены из своих садов и огородов много фруктов и овощей. Сюда же  выделили своих женщин в помощь персоналу госпиталя. Эти  женщины стирали, мыли полы.

Это был очень большой госпиталь, расположившийся в двух-трех этажных корпусах. Имелось хирургическое и терапевтическое отделения. Больных было пятьсот человек, а иногда доходило до семисот. День и ночь врачи и медсестры были рядом с ранеными и в любую минуту вступали в бой за жизнь советского воина. Стали приходить венгры и болгары и приносить дары своей земли освободителям в знак благодарности.

К раненым приезжали артисты и давали неплохие концерты.

Наши войска подходили к Берлину. Уже все чувствовали, что дело идет к Победе. Но когда это будет, в какой день ждать этой радостной вести – никто  не мог знать.

Шел март 1945 года. В день 8 Марта было столько работы, что всем было не женского праздника. Медсестры готовились ко сну.  Вдруг стук в дверь. Заходит солдат и говорит: «Почему нет банкета?» Девушки в недоумении посмотрели друг на друга. А солдат протянул им конверт. Там была открытка с текстом: «Милые женщины, поздравляем вас с Международным женским днем. Благодарим вас за ласку и внимание к нам, больным. Приглашаем вас на наш мужской концерт в нашу палату».

Раненые сидели по четыре человека на койках. Концерт был чудесным. Мужчины декламировали, представляли сцены из жизни фронтовой и даже плясали. Медсестры тоже выступили со своими номерами.

Начался май 1945 года. И вот вдруг был объявлен сбор медперсонала. Тут сообщили о том, что Германия капитулировала, что День Победы наступил. Всем велено было разойтись по палатам и передать раненым это радостное сообщение. Что там было! Все здания монастыря задрожали от криков «Ура!» Раненые вскакивали с постелей, смеялись и плакали, обнимались и целовались. Вверх летели подушки, костыли, бинты. Эту картину позабыть никак нельзя!

Город Бая был украшен красными флагами, цветами, портретами наших вождей состоялась демонстрация. Народ ликовал, пел «Интернационал» и разные военные песни.

Но для Веры Ивановны и для ее подруг война не закончилась. Они еще долго боролись за жизнь наших раненых. В мае 1946 года госпиталь перевели в Румынию в г. Плоишти.

Всю войну Вера Ивановна была донором, кровь 1-й группы спасла жизнь многим советским воинам.

В Плоишти Вера Ивановна была демобилизована.

Вспоминает Бородавко Мария Григорьевна (1923 г.р.): «Я начала служить в армии в Таганроге, в госпитале 51-11. По мере продвижения фронта на восток и госпиталь менял свое местоположение. Он не раз подвергался жестоким бомбадировкам. Нам приходилось под бомбежками оказывать помощь раненным бойцам, а иногда и выносить их из горящих вагонов.

Особенно памятна мне бомбежка на станции Алексеевка. На наш эшелон совершили налет несколько вражеских самолетов. Пострадали и раненые солдаты, и медики с госпиталя. Я дошла до Венгрии, оказывала медицинскую помощь бойцам, сражавшимся у озера Балатон.

За участие в Великой Отечественной войне награждена медалью “За Победу над Германией”.

После окончания войны  стала работать в больнице Таганрога, а затем в Вареновском медицинском пункте. Делаю все, чтобы   наши жители своевременно получали медицинскую помощь».

Запись сделана в 1985 году.

Закончив восьмилетку, Бородавко Зинаида Григорьевна (1920 г.р.) поступила в школу медсестер, но диплом получить не успела. Облздравотдел направил ее готовить барак для приема эвакуированного из Белоруссии детского дома. Дети прибыли ночью. Такой же дождливой ноябрьский ночью, через несколько дней их увезли дальше, на восток.

Медсестра Зиночка осталась со сторожем. Сидят, греются, подсыпая в буржуйку сухую травку из матрасов. Вдруг шум, голоса – наши кавалеристы. Они сообщили, что немец идет, что называется, по пятам. Оставаться здесь нельзя. Но куда идти? Решила пробираться домой. Передвигалась ночью, спала днем в поле, прячась от немцев. В Синявке ее пустила в дом сердобольная женщина…

Вместе с сестрой Зиночка пошла в таганрогский военкомат. Сборный пункт был в 12-й городской школе. Через два дня сестры ушли на фронт.

Сначала Украина, потом Венгрия, Румыния… Медсестра четвертого отделения военного госпиталя № 511, Зиночка, победу встретила в Венгрии в городе Меркулеште.

«Наш госпиталь все время двигался километрах в пяти за фронтом. Бывало, выгрузят нас из теплушки в чистом поле, и мы тащим на себе все инструменты, носилки, операционное оборудование до ближайшего поселка, - вспоминает Зинаида Григорьевна Бородавко. - Госпиталь разворачивали в любых условиях: “Не до жиру - быть бы живу”».

А после войны, сразу в 45-ом она поступила медсестрой в Синявскую участковую больницу. Отделение было смешанное, там были и хирургические больные, и  терапевтические, и дети. «Я и анестезиологом была, и роды принимала, – рассказывает Зинаида Григорьевна. – За двадцать лет столько родов приняла – не сосчитать! Нас главврач Виктор Валерианович Воложанин так муштровал! Он был заслуженным врачом РСФСР, требовал, чтобы каждый работал с полной отдачей. После операции я не отходила от больных всю ночь. Виктор Валерианович каждые три часа звонил, интересовался их состоянием».

Вместе с медалями-наградами за ратный труд хранятся и почетные грамоты. Их у Зинаиды Григорьевны не сосчитать: «За честную добросовестную работу», «За чуткое отношение к больным», «За самоотверженную работу», «За отличные показатели в работе в течение многих лет» – таковы формулировки наградных листов скромной труженицы-сестры милосердия.

ФРОНТОВЫЕ СЕМЬИ

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза…

                                                           А.А.Сурков

Супруги Григорий  и Антонина Кондратенко свою семью создали на войне. Служили вместе в радиороте: она телефонистской, он – оператором, расшифровывал донесения. У Антонины были поклонники. Один из них – матрос с корабля, Миша. Он был очень увлечен  девушкой и  в любую свободную минуту бежал к ней. Григорий, будущий ее муж, был товарищем Миши. И тоже обратил внимание на связистку Антонину. И она предпочла Григория. Они поженились 26 ноября 1944 года.

После войны Григорий Кондратенко службу продолжил в Крыму в Ялте. Антонина Михайловна демобилизовалась в июне 1945 года. Уехала на свою родину и устроилась на работу кладовщицей, здесь родила дочь. Муж приехал в отпуск в январе 1946 г. А в марте семья переехала в Вареновку.

Сначала жили все вместе в родительском доме: брат Николай, брат Саша, сестра Вера и молодожены с дочкой. Молодая невестка в семье приживалась  тяжело. А муж и брат его Саша, как она говорила, «стояли стеной за нее».

В 1957 году Кондратенко взяла ссуду на строительство дома. Начали строиться, им помогали родители Антонины. Она работала в сельсовете, потом учетчицей в колхозной  бригаде. Муж был трактористом, бригадиром. В их семье выросли две дочери, появились внуки.

Жили они дружно, в большой любви и согласии. Сегодня уже нет Григория Кондратенко, жена вспоминает его постоянно с теплотой и любовью. Радуется детям и внукам, ради которых живет.

Надпись на фотографии:        Кисонька! Какой недовольный вид у тебя! Это ты прибежала загонять меня домой и я попросил стать рядом с товарищами демобилизуемыми из действующей армии, посмотри родная и улыбнись хоть сейчас. Целую тебя, твой муж, Владимир. 11.07.46 г.

Из воспоминаний Бражниковой Надежды Ивановны: «В нашу 70-ю стрелковую дивизию прибыл новый заместитель командира по связи. Это был мой будущий муж Владимир Дмитриевич Бражников. Я влюбилась в него с первого взгляда. Любила и уважала его всю жизнь. Мой муж был надежным, умел содержать безбедно свою семью. Я старалась помогать во всем мужу и любимому человеку. В нашей жизни много было разного. Но мы всегда были вместе. Наверное, это потому что мы  полвойны прожили вместе в экстремальных условиях. Мы доверяли друг другу во всем. После войны почти все время жили в больших городах, в Ленинграде и Москве».

Из воспоминаний Швец Елены Николаевны: «Родилась 31 декабря 1922 года в городе Череповце Вологодской области. Когда началась Великая Отечественная война, ее студентку второго курса мединститута в начале зимы 1941 года направили в медсестры на фронт. Но по дороге она заболела, и ее оставили работать в военном госпитале до конца войны. В госпитале она и встретила свою любовь, а потом и мужа, Швеца Дмитрия Кузьмича, который воевал на Ленинградском фронте. Он был ранен, попал в госпиталь на излечение. После войны они поженились, и  в 1946 году приехали жить в Вареновку (на родину мужа).

В этом же году Елена Николаевна поступила на работу во вторую Таганрогскую городскую больницу. А когда у нее родились дети, она пришла в наш колхоз. Работала дояркой, позже в овощеводческой бригаде трудилась почти до самой смерти. В декабре 1984 года ее не стало. За участие в Великой  Отечественной войне Надежда Ивановна имеет награды».

Из воспоминаний Мамченко Валентины Николаевны: «С моим будущим мужем Мамченко Владимиром Ивановичем я познакомилась на фронте. Он был шофером. Возил командира полка, потом был направлен в прожекторный батальон, в нашу роту. Когда Ленинград был освобожден, нас перевели в Эстонию. Его машина с прожектором стояла на позиции глубоко в лесу. Я носила туда почту. На лошадях ездила заправлять и аккумуляторы. Там мы и познакомились. В брак вступили в Эстонии в 1946 году.  Меня демобилизовали в марте 1946 года, и я уехала в город Иваново. Устроилась на работу. Здесь родился мой первенец  – Володя. Определила его в садик текстильного комбината.

Муж приехал в сентябре 1946 года, наша семья переехала в Вареновку. Хотя и не были довольны родители мужа его браком, но меня с внуком приняли хорошо. Помню, когда мы приехали в Вареновку, то муж, взяв вещи, пошел домой. А я с малышом осталась сидеть на железнодорожной остановке. И тут прибежала моя свекровь, схватила Вову, прижала его к себе и несла домой, не отдавая никому.

Сначала мы работали в пожарной части. Муж - шофером, а я телефонистской. В марте 1948 года у нас родилась дочь. Через два года пришла в Вареновский сельсовет секретарем, а потом работала в сберкассе до самой пенсии. С мужем жили дружно. Был он строгим. Меня любил  всю жизнь. И любовь наша была взаимной».

Фронтовая семья супругов Потапкиных

СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ…

Он застыл на пьедестале

С каской на груди.

Поклонись, мой сын, солдату

Низко до земли.

Поклонись, мой сын, солдату,

Что Россию спас!

Я ведь знал его когда-то.

Мой о нем рассказ…

Более ста семей нашего села получили серые скорбные листки похоронок. Назовем некоторые имена:

Бражников Михаил Тимофеевич (1920 – 1943)

В бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив героизм и  мужество погиб 23 сентября 1943 года.

Лейтенант Бражников Михаил писал своим родным: «Пишите, как вы живете. Плоховато, наверное, будет насчет топлива в зиму. Да и насчет продуктов тоже. Но это ничего, положение в стране такое, а оно вам, как никому известно. Так что на все это, как говорится, пока наплюем. Покончим с этим гадом, тогда позаботимся о личных интересах, а сейчас свое Я - в сторону».

30.08.1941г.

Чуть позднее в письме из госпиталя: «Так что обо мне не беспокойтесь. О нас беспокоится партия и правительство так, как любящая мать о своем ребенке. Теперь вы пишите об отпуске. Конечно, я бы с удовольствием побывал бы дома, тем более, что я уже давно не был в отпуске. Но положение сейчас такое, что не до отпуска. А вы меня, по-моему, знаете, я не только проситься не буду, но если бы и дали, то от него отказался бы. Вы на меня только не обижайтесь».

Кононенко Федор Лукьянович (1921 – 1943)

Уроженец нашего села. В 1936 году окончил Вареновскую семилетнюю школу. В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. Служил в танковых частях. родителям писал: «Дело, которое мне поручено партией и правительством, обязуюсь выполнять на отлично». И он остался верен своей клятве до конца, пожертвовав своей жизнью во имя победы.

Писаренко Петр Федорович (1921 – 1941 гг.)

Родился в Вареновке в 1921 году. В 1936 году закончил семилетнюю школу. В 1939 году окончил Таганрогское педагогическое училище. Осенью 1939 года был призван в ряды Красной Армии и был направлен в военное училище. Получил звание лейтенанта. Геройски погиб в бою 14 сентября 1941 года.

Извещение: «Ваш сын, красноармеец Писаренко Борис Николаевич, уроженец Неклиновского района, с. Вареновки, находясь на фронте, пропал без вести в апреле 1943 года <…>»

Мамченко Виктор Федорович (1921 – 1941) родился в селе Вареновка в 1921 году. После окончания школы пошел учиться в педагогическое училище в г.Таганроге. По окончании училища продолжил учебу в Орджоникидзевском Краснознаменном военном училище.

После учебы пошел на Финскую войну. После финской кампании служил в Польше и Бессарабии, где и находился вплоть до Великой Отечественной войны. Был призван на фронт, где пропал без вести  в июле 1941 года.

Родным пришло лишь короткое «Извещение»:

«Ваш сын, лейтенант Мамченко Виктор Федорович, уроженец Ростовской области Неклиновского района, находясь на фронте, пропал без вести,

пр. ГУК № 01798 , в июле 1941 года»

Синдецкий Сергей Михайлович (1924 г.р.) на фронт был призван полевым военкоматом на Кубани. Вместе со своим братом и односельчанином Шалашным Иваном они ездили туда на заработки, копали колодцы и тем зарабатывали средства для поддержания своих семей. Там Сергею приглянулась девушка по имени Галя. Закончив работу, парни вернулись домой, а Сергей вскоре уехал к своей девушке, и она стала его женой. Буквально через два месяца Сергей был мобилизован на фронт. В письме к Гале он сообщил, что стал разведчиком и воюет в Керчи. Вскоре письма прекратились, а мать Сергея получила похоронку, извещавшую, что ее сын, Сергей Михайлович Синдецкий погиб при выполнении боевого задания на Таманском направлении.

После войны к родителям Синдецкого пришел вернувшийся с фронта односельчанин Кононенко Михаил, чтобы узнать о судьбе Сергея. Из похоронки, показанной матерью, он понял, что Сергей погиб там, где они встретились в последний раз. М.Кононенко рассказывал, что ему пришлось воевать в одной части с погибшим. Перед очередным наступлением наших войск Сергей вызвался добровольно идти в разведку. Вместе с напарником они перешли на другую сторону залива. Их заданием было собрать информацию о численности противника для готовящегося наступления. Разведчики получили три ракеты, чтобы срочно сообщить о полученных разведданных. Если они выпускают красную ракету, это значит, что немцев на противоположном берегу много, если желтую – количество противника небольшое, если зеленую – немцев нет совсем. Разведчики обследовали берег и выяснили, что берег сильно укреплен и немцев там множество. В небе взвилась красная ракета. Немцы всполошились и открыли шквальный огонь. Разведчики под обстрелом перешли через плавни на свою территорию, но почти у самого берега Сергея настиг вражеский снаряд. Он был тяжело ранен в бок и в ногу. Физически Сергей был крупным парнем, и его тяжелораненого товарищ с большим трудом вытащил на берег. К разведчикам подбежали советские солдаты, среди которых был и Миша Кононенко. Он сам сопровождал Сергея по пути в госпиталь, но тот в сознание не приходил. Тут поступил приказ наступать. Михаил с бойцами пошел дальше и о судьбе товарища ничего не знал.

Финенко Иван Тихонович призван в 1941 году. Сражался под Сталинградом. Погиб в 1943 году. Похоронен в братской могиле г. Урюпинска.

«Ваш сын…, Ваш муж... погиб…, погиб…, погиб…  … ПОГИБЛИ…»

И идут дожди косые под прощальный перестук.

Стали женщины России горькой памятью разлук

На продымленных перронах, да с грудными на руках

Наши матери и жены в русских вязанных платках.

                        <…>

Не изменят, лгать не станут и у смерти на краю

Стань меж ними равной Анна, твой солдат погиб в бою...

Анна Удовиченко провожала мужа на войну с маленькой дочкой Ларисой и ждала второго ребенка. А вскоре получила похоронное извещение: «Ваш муж, геройски защищая нашу Родину, был ранен в бою и умер от ран 1 января 1942 года». Летом этого же года она родила сына Юрия. Детей воспитывала вместе со своей матерью, а потом с родителями мужа, к которым переехала жить навсегда.

Тяжело было поднимать на ноги в военное время двоих маленьких детей. А если их осталось трое, четверо, а то и пятеро! Женщины-солдатки собирали все свои силы и свято выполняли свой родительский долг, храня в сердце образы любимых мужчин, которых забрала у них война.

Гайдаченко Афанасий Иванович  до войны трудился на Металлургическом заводе. Когда началась война, он проходил срочную службу в рядах Красной Армии и сразу попал на фронт. В боях под Ростовом оказался в плену у немцев, сумел бежать, пробрался в село Мержаново, где жила его сестра. Та помогла ему перейти линию фронта и пройти в родное село, где была его жена и трое детей. Когда Вареновка была освобождена, он снова ушел на фронт. Воевал вместе с односельчанином Харченко Антоном. В боях за Крым сложил свою голову. Семья получила похоронку.

         После войны жена ездила на могилу мужа, чтобы поклониться праху любимого человека, передать поклон от детей и дать обет верности ему до конца своей жизни, что она и выполнила.

Сиротами остались трое сыновей Дущенко Ивана Ивановича:

Война их не пощадила.

Василия (1934г.р.) тяжело ранил в живот разорвавшийся во дворе снаряд. Подросток нашел в себе силы заползти в дом, там он спрятался под кровать и умер.

Виктор (1937г.р.) в 1947 году вместе с другими подростками пас коров. Все подростки погибли от разорвавшегося снаряда.

В живых остался только один Николай (на снимке).

Романенко Татьяна Григорьевна (1902 г.р.) – вдова, мать пятерых детей с дочерью Таисией.

Ее муж, Романенко Василий Логвинович, с фронта не вернулся. Татьяна Григорьевна получила извещение, из которого узнала, что он «пропал без вести». Оставшихся пятерых детей поднимала сама. Никому их не отдала, когда чужие люди просили взять ее детей в свои семьи на воспитание. Кое-кто из родни предлагал отдать их  в детдом, но все дети остались с ней. Жили очень трудно. Татьяна Григорьевна работала в колхозе, доход в семье был очень маленький, все дети рано начали работать. Старшая дочь – Надежда (1928 г.р.) уехала на заработки на Сахалин. Оттуда поддерживала семью материально, присылала продукты. Трое детей, Лидия, Иван, Алексей, работали на заводах г.Таганрога, младшая дочь,  Таисия осталась жить с матерью и пошла работать в колхоз. Все дети горячо любили свою мать и почитали ее до последних дней ее жизни.

В селе было несколько десятков детей, выросших без отцов и благодаря своим матерям ставшими уважаемыми людьми.

С НАГРУДНЫМ ЗНАКОМ «ОСТ»

Во время второй мировой войны гитлеровцы из оккупированных ими стран Европы угоняли в Германию молодых людей для работ на заводах. Сотни тысяч девушек и парней насильно были отправлены в фашистскую Германию и из Ростовской области. В городах и пригородных селах на биржах труда немцы объявляли: такого-то числа явиться с вещами в определенное место. За невыполнение этого приказа кара была одна – расстрел. Молодых людей гнали на железнодорожные станции пешком, в сопровождении полицаев и эсэсовцев с овчарками. Грузили их в товарные, названные в народе «телячьими» вагоны и везли на главный распределительный лагерь в Донецк (бывшее Сталино). Поезда шли без остановок. Только иногда на глухих железнодорожных станциях разрешали людям набрать воды.

Согласно людоедскому плану «Ост», миллионы  молодых и крепких славян должны были заменить на заводах и шахтах, рудниках и карьерах, а также на полях и фермах, тысячи немецких мужчин, которые были нужны на фронте, чтобы продолжать грабительскую войну на территории Советского союза и оккупированных странах Европы.

Молодые рабы получали рабочие номера, вместо фамилий и имен. На рукавах куртки или на груди пришивался треугольник с буквами «Ост». Это означало «восточный рабочий», «остарбайтер». Пищей для тех, кто трудился на заводах, шахтах, рудниках и карьерах, на ремонте железных и шоссейных дорог, были эрзац-хлеб и баланда из брюквы и картофельных очисток.

Те «восточные рабы», которые попадали в хозяйства немецких бюргеров, находились в лучших условиях. Они имели возможность свободно передвигаться по населенному пункту, изредка встречаться между собой и даже питаться вместе с семьей хозяина за общим столом.

Шел 1942 год. Очередную колонну из молодежи построили для отправки в далекую Германию. Колонну окружили немецкие автоматчики с овчарками. Вблизи замерла скорбная толпа родственников уходящих. Плакали матери и отцы, слезы катились и по щекам молодых людей. В этой колонне были и наши вареновцы. Отец одной из девушек, Швец Егор, наш сельский гармонист и весельчак «Ёра-задавака», пытаясь подбодрить девушек, подошел к колонне и громко стал говорить: «Сегодня понедельник. По приметам: хороший день. И вы вернетесь к своим братьям и сестрам. Вернетесь вместе с нашими солдатами, которые обязательно победят немцев». Один из фашистов направил на него автомат и закричал: «Вэк, капут!» Егор отбежал в толпу, а эти слова девушки часто вспоминали в неволе. Они сбылись. Вернулись и дочь Егора, и стоявшие в этой колонне Ольга Демьяненко и Лидия Петренко. Но не для всех испытания на чужбине оказались по плечу. Были и те, кто в родное село не вернулись. Сестры Копылова Евгения и Мария перед отправкой в Германию. Марии вернуться на Родину было не суждено, она умерла в Германии.

Нестеренко (Петренко) Лидия Владимировна: «Пешком нас гнали до станции Сартана на Украине. Здесь погрузили в вагоны отдельно парней, отдельно девушек. В них уже было много людей всех возрастов. Вагоны окружили вооруженные немцы. Впереди на платформе, сразу за паровозом, и в конце состава стали в охрану по два автоматчика. Посреди нашего состава был вагон, в котором ехали гестаповцы с собаками. Все вагоны с людьми были наглухо закрыты. В углу каждого вагона были прорублены отверстия для туалета. В начале пути, в первую ночь, некоторые мужчины в своих вагонах смогли проломать старые доски у этих дыр, и когда ночью охрана заснула, а поезд шел на подъем, сбавив ход, они через проломы совершили побег. Это было обнаружено при проверке вагона. Отверстие закрыли железными решетками, и каждое утро проверяли состояние этих решеток. Заходя в вагон, гестаповцы плетками били всех, кто был на их пути. В вагонах было темно, еле пробивался свет в крыше вагона, которое тоже было закрыто железной решеткой. За время пути нам несколько раз бросали брюкву и свеклу для еды и больше ничего.

Выгрузили нас на станции, которая была огорожена колючей проволокой. Здесь стояла большая толпа пожилых мужчин и женщин. Гестаповцы с большими папками в руках, как собаки, бегали вдоль шеренги, выкрикивая фамилии что-то записывая в большие тетради, похожие на книги. Нас несколько десятков юношей и девушек выстроили в шеренгу на площади. Вскоре появились «покупатели» – немецкие бауэры. Они ходили вдоль шеренги, выбирая тех, кто, по их мнению, мог быть хорошим работником в их хозяйстве. Среди тех, кто выбирал, был небольшого роста мужчина с кнутом, который остановился передо мной и ткнул кнутом мне в грудь, указывая, что желает взять к себе меня. Посадив на телегу, он повез меня к себе в деревню».

Из воспоминаний Синдецкой Ольги Ивановны: «Наша дорога в Германию была долгой. Привезли нас в Мюнхен, где была биржа труда. Сюда приезжали “хозяева” со всей Германии и выбирали себе рабов. Первоочередное право выбора “рабочей силы” имели семьи, сыновья которых воевали на Восточном фронте.

Молодая хозяйка привезла меня в село Кросс Крабы. В этой семье была бабушка очень старая, говорили, что ей почти сто лет. Всем в доме заправляли хозяин с женой. Их сын  воевал, был ранен под Сталинградом, отец ездил его проведать в госпиталь.

Утром я управлялась со скотиной: кормила свиней, лошадей, коров, потом доила коров. Затем шла убирать дом.  Так прошло две зимы.

В этом селе было много украинцев, особенно с Западной Украины. Они семьями приехали работать добровольно. В селе был “шинок”, маленький ресторан. И сюда украинцы с женами приходили пить пиво. Однажды я открыла утром ставни окон дома и увидела, что на улице много немцев и украинцев. Взяла ведра, открыла дверь, чтобы вынести мусор, но неожиданно в дом забежали два  парня и спрятались по углам. Немцы на мотоциклах

проехали дальше. Парни спрашивают меня: “Откуда ты, девочка?” Я ответила, что из Ростовской области. Они  сказали, что и они оттуда. Наверное, так сказали, чтобы меня успокоить. А  потом говорят: “Нас заштопали. В твоем огороде стоит ящик, ты его должна перевезти туда, где вы складываете навоз”.

Недалеко от нас был небольшой лесок. Ходили слухи, что там орудуют партизаны. Потому я с хозяином после уборки дома часто перевозила на бричке навоз. Место это я знала хорошо. Я пошла в огород, в траве нашла ящик с рацией, поставила на бричку, накрыла его навозом. Когда приехал хозяин, а я уже выезжала из усадьбы. Он помог мне вывезти из ямы бричку. Я поехала туда, где пахали землю. Вилами разбросала навоз и ящик с рацией я укрыла ветками деревьев. Потом оставила его там, где указывали парни.

На другой день снова поехала сюда. Но ящика не нашла, обнаружила только записку: “Мы тебя благодарим”.

Но меня кто-то выследил и сообщил полицаям. И вот я в тюрьме Митльхаузен. Допросы три раза в день. Выводили во двор ночью. Я была в легком пальтишке. Меня били резиновыми шлангами. От моего пальто остались одни клочья.

На третий день допросов надзирательница-француженка позвала меня и подвела к какому-то полицаю. Он сделал мне знак, чтобы я молчала, и в руку вложил записку: “Молчи за тобою тысячи людей”. Полицай, наверное, был наш.

Вскоре два немца повезли меня в концлагерь. Здесь вся земля была усеяна человеческими костями. В лагере я пробыла до весны. Потом меня в полиции бросили в подвал. Я совсем ослабела и не могла подниматься. Потеряла счет времени. Однажды утром к нам привели четырнадцать девушек, среди них была одна пожилая женщина. Они мне сказали, что сейчас  апрель, утро, одиннадцатое число.

Вечером того же дня всех повезли в газовую камеру. Стоим и смотрим, как в дверь камеры заходят люди, слышно, как клацает железо. И никто не выходит. И тут прибежал немец и сказал охранникам: “Бросайте женщин, есть новые орлы!” Нас загнали назад в помещение. А “орлов” всю ночь бросали в камеру. С ними был мальчик лет десяти. Он очень кричал. Дверь нашей открылась и к нам толкнули мальчика. Мы стали его успокаивать. Потом до утра воцарилась мертвая тишина. Все ждали своей очереди. Но в шесть часов утра загудели машины, мотоциклы, кто-то бегал, открывал замки на дверях. Слышим: “Есть кто живой?” Все затаились, а потом пожилая женщина говорит: “Открывайте! Это не немцы!”

И действительно, входит к нам русский солдат и говорит: “Что же вы молчите?”

Меня уложили на носилки и отправили в госпиталь за реку Эльбу. Через месяц сестры принесли мне одежду и отправили в Митльхаузен. Здесь всех бывших заключенных разместили в казармах. Тут нас “откармливали” американцы! Потом, пройдя проверку, я была отправлена домой».

Из воспоминаний Кондаковой (Терещенко) Клавдии Егоровны  (1924 г.р.): «В начале 1942 года немцы нас выгнали в Таганрог. Там мы поселились в бараке возле 11-й школы. Корову, которую мы взяли с собой, съели. Наступили голодные дни. И мы с братьями ходили просить милостыню по деревням: Мелентьево, Марьевка, Ефремовка, Греческие роты, Федоровка, Гаевка. Пешком исколесили весь неклиновский район по грязи и холоду. Часто было так: дойдем до Мелентьевского моста, а там стоит охрана (немцы охраняли мост), немец заберет сумочки наши и вытрясет из них все, что мы выпросили,  отойдет и смеется, а мы все собираем и несем домой.

Меня родители часто посылали на переулок Украинский. Там жила наша бабушка Алена Горбачева. Однажды мы ей понесли немного хлеба.На улице Ленина меня поймал власовец и сказал: “Пойдешь служить фюреру!” Я сопротивлялась, как могла, громко кричала. Так, вместе с ним и пришла к бабушке. Отдала ей, что передали родители. Бабушка начала власовца просить: “Сынок, оставь ее. У нее отец больной” – Он в ответ: “Пойдет служить фюреру!” С ним я пришла домой, попрощалась с отцом.  Папа мне сказал: “Иди дочь, и покоряйся даже маленькой травинке, а не будешь это делать, живой не вернешься”. На станции Марцево  стояли приготовленные вагоны. Молодых людей набили в них, как селедку в бочки. Глаза не высыхали от слез. Ехали больше месяца. Очень редко в окно бросали нам хлеб, воду давали только на больших станциях. Нас привезли в город Розенберг. Там нас помыли, одежду  прожарили в специальных печках. Потом немцы пятьсот человек таганрожцев опять посадили в вагоны и повезли в концлагерь. От железнодорожной станции назначения мы шли пять километров. И вот перед нами растворились ворота концлагеря.

Помню хорошо первый день в фашистском лагере. В лагере нас поместили в большой, темный барак. Тут был не плач, а вой. Мы по-волчьи выли в тоске по Родине, пока не уснули на железных кроватях.

 Утром нам принесли по куску хлеба и по полчашки супа из капустных кочанов. После еды погнали на работу железную дорогу. Дали нам кирки, лопаты, ломы и отмерили по три километра: надо было  шпалы засыпать. Я-то знала, как обращаться с киркой и лопатой, а городские девчонки видели их в первый раз. И вот одна взяла кирку, размахнулась и ударила по этому шлаку. Кирка соскользнула и  врезалась в ее ногу, повредив вену. Фонтаном хлынула кровь. Наш надзиратель порвал рубашку, перевязал девочке ногу. И мы понесли ее в лагерь.

Собрались все, кто жил в бараке, старшие решили сломать решетку  идти на вокзал. Нас было человек пятьсот. Так и сделали. Сломали решетку вышли на дрогу. Прошли километра три, тут показались четыре машины с гестаповцами и четыре пожарных. Подъехав к нам, скомандовали: “Стой”, спросили, куда мы идем. Мы все в один голос: “В Россию!” Новая команда: “Назад”. Пожарные машины окружили нас с четырех сторон, пустили воду на нас, всех сбили с ног. Человек пятьдесят были в обмороке. Грязных, мокрых, голодных вернули нас в барак.

 Вскоре мою возрастную группу отправили на работу на завод, где изготовляли танки. Я размечала днища для танков. С одной стороны  отмечу правильно, а сзади на три сантиметра в сторону. И так делала, пока не пришла с проверкой комиссия, у немцев не сходилась сварка. Я при комиссии разметку делала как надо. А потом снова  браки. В конце концов, меня с этого участка выгнали и назвали “красной саботажницей”. В наказание послали на тяжелую работу – ножницами резать горячее железо. Тут мне помогали слесаря, деды-эмигранты. Потом они сказали мне: “Делай работу плохо, иначе не выдержишь”. Вскоре меня перевели на гальванику в листопрокатном цехе.

Фронт приближался к Германии, мы работали с еще меньшей охотой. У меня соседкой по койке была девочка Тася из Таганрога. Она изготовляла бомбы и знала, что эти бомбы предназначаются для нашей Родины, поэтому стала вытаскивать фитили их бомб, чтобы бомбы не  взрывались. Тайком приносила эти фитили в барак, а я из них вязала ей и себе носки. Когда Таисия вернулась на родину, то была награждена орденом Ленина. Так оценили ее несомненный вклад в дело Победы над фашистами.

Ходили мы через завод мимо “Кукирая”, где из угольной пыли делали кокс. Его выталкивали пресса, а пленные поливали водой. Кругом стоял пар, газ. На эту адскую работу посылали только советских военнопленных. И однажды мы видели, как наш пленный потерял сознание, а надзиратель стал бить его резиновой дубинкой, но он не мог встать. Тогда надзиратель схватил его за воротник и кинул в огонь. Пленный мгновенно сгорел. А мы в это время стояли возле печки, грели руки. И все это происходило на наших глазах. Вот, где я угробила свое сердце, которое сегодня у меня больное. Глядя на этот ужас, оно не могло не сжаться: ведь я знала, что сгоревший это наш советский гражданин.

В лагере была карта, где отмечалась линия фронта. Она была вывешена около комендатуры. Мы туда приходили посмотреть, скоро ли нас освободят!

Наступила осень. Немцы копали картошку, крупные красивые клубни. Голодные, мы смотрели в окно и плакали. Так хотелось попробовать эту желанную картошку. Желающих оказалось четверо, среди них и я. Вот и решили мы пролезть по водосточной канаве за пределы лагеря. Накопали картошки, но нас засекли. Приближались свистки полицейских и лай собак. Я выбросила немного картошки и смогла пролезть назад. Добежала до туалета и всю картошку выбросила в клозет. Грязные руки вымыла мочей. Вдруг открывается дверь, и входит гестаповец с собакой. Собака садится напротив меня, а немец мне говорит: “Хэнде!” Я ему показала мокрые чистые руки. Заходит переводчик, он ему что-то сказал. И переводчик обратился ко мне с вопросом: “Долго ли я тут сижу?” Я отвечаю: “С полчаса!” Он мне вопрос: “Сюда никто не заходил?” Я отвечаю: “Нет!” Они пошли в соседнюю секцию барака, а собака с меня глаз не сводит: такая красивая, ушки маленькие, глаза голубые большие, шерсть на спине черная, а на животе желтая. Я и сейчас ее вижу перед собой, как тогда. Немцы ушли, а я направилась в умывальник, помыла руки и пошла свой барак. Вижу, все девчонки стоят на коленях и молятся за меня Богу.

Тогда дала себе слово никуда больше ходить. Становилось холодно. Я ходила под окном кухни, где выбрасывали очистки картошки. Наберу их, вымою и ем. Так утоляла голод до получения хлеба, и все же голод взял свое. Под новый 1944 год опять той же четверкой мы тайком пролезли в бункер, где была картошка. На этот раз нам помогала погода – мело, несло, сыпало снегом, под вой метели  мы благополучно принесли целый мешок картошки.

Верю, что Бог помог мне выжить в немецкой неволе. Пусть этот ад больше ни с кем не повторится».

Из воспоминаний Швец Марии Иосифовны (1919 г.р.): «После того, как немцы нас выгнали вторично из Вареновки, мы жили в Таганроге под надзором полиции. Полицай, каждый день гонял нас на “биржу труда” на регистрацию. Я защищала себя от угона в Германию тем, что завела чесотку, а немцы этой болезни очень боялись.

Мои родители уехали на Украину на “заработки” и взяли меня с собой. Сначала мы работали в Черниговской области, а потом в Запорожской. Работали много. Мне приходилось носить тяжелые кули с цементом. Отсюда в 1943 году забрали меня на работу в Германию.

Во Львове мы прошли комиссию и через неделю были на разводном пункте. И сразу почувствовали все “прелести” подневольной жизни. Кормили нас так: принесут четыре кастрюли с похлебкой, а очередь страшная: люди стояли в три ряда. И было так, что кому-то достанется еда, а кому и нет. Еле ноги тянули от недоедания.

Наконец прибыл “покупатель” и повез нас на машине в свое имение. Нас троих девушек определил на работу на кухню. Там мы чистили брюкву, картофель, мыли посуду, полы. В общем, выполняли всю грязную работу. Так прошел год.  Нас часто еще возили на стройку, где мы в тачках возили песок.

Помню, на стройку пришли немцы и отобрали нас троих: меня, Плотникову Надю и Кулиш Катерину. Нас заставили работать кочегарами.  За четыре дня обучили этой профессии. Работа была очень тяжелой.

Однажды я в печь угля набросала, а помпу, чтобы спустить пар, не могу открыть. Рядом сидел дед и молча смотрел на мои мучения. А я разозлилась и говорю ему: “Чтоб ты сдох, чертов сын! Помочь не хочешь!” И  вдруг услышала ответ на русском языке: оказалось, дедушка был из русских эмигрантов. Позже мы почти сдружились.

Жили мы в железных будках. Работали до октября. Помню, умывальник был один на всех. Мы к нему ходили мимо немецких казарм. И вот знакомые немцы нам сказали: “Мария, Кэт, наши драпают из Ростова”. А чуть позже они нам сообщили о том, что освободили Таганрог.

В ноябре 1944 года пришел наш хозяин, посадил нас в вагон и привез туда. откуда нас взял. Несколько недель на этом распределительном  пункте мы провели почти без еды.

Потом немцы подогнали эшелон, погрузили нас в вагоны и повезли неизвестно куда. Самолеты союзников бомбили нас. Железнодорожные пути были разрушены. Мы стояли в  степи без еды почти три месяца. А в марте вдруг узнали, что охрана разбежалась. Мы повыскакивали из вагонов. Потом два месяца блуждали по лесам, воровали еду в попадающихся на пути хозяйствах. На поиски еды отправлялись каждый день группами. Однажды мы долго шли по асфальту, и видим, стоят дома, окна закрыты и людей нет. Рядом стояли две машины. В одной из них – тюки с продуктами. Здесь была и колбаса, о которой мы уже забыли. Голодные, как звери, мы набросились на еду, рассовывая продукты, куда могли. А рядом стояла машина с обувью. Мы завели ее и двинулись в сторону России.

Через несколько дней вышли на железную дорогу. Видим, стоит поезд в тупике, от него бегут мужчины и говорят по-русски. От них мы узнали, что их тоже бросили немцы. Но им хоть продукты оставили. Они нас покормили. Мы у них переночевали, а утром пошли в наш лагерь. Мужчины нашли три машины, погрузили нас всех на кузов и повезли по дороге. Сказали: “Пригибайтесь: тут будут стрелять!” Мы спросили: “Где мы?” Ответ был такой: “У бендеров”. И действительно, бендеровцы пытались нас расстрелять. Две машины расстреляли, а наша успела пробиться через этот заслон. Здесь был какой-то распределительный пункт. Через некоторое время я слышу: “Кто из Ростовской области - выходи!”»

Очень популярной в народе была песня «Раскинулось море широко». Эту песню в неволе сочинили девушки в тоске по Родине. А потом привезли эту её с собой домой:

Раскинулись рельсы вокзала,

На них эшелоны стоят.

Увозят они с Таганрога

В Германию наших девчат,

Прощайте зеленые горки!

Мне больше по вам не гулять.

Я буду в Германии хмурой

Свой век молодой коротать,

Прощай, мой родной городишко,

Прощай, дорогая семья,

И ты, чернобровый мальчишка,

Тогда вспоминай про меня.

Быть может, с победой вернется

Мой брат – черноморец-герой,

То ты ему все пора

О сестренке его дорогой.

Из воспоминаний Терещенко Ивана Егоровича: «В июле 1943 года при облаве устроенной немцами, я был задержан и отправлен в Германию. Путь начался с дороги на Жданов. Потом на станции Сартана нас посадили в железнодорожный вагон. Было много четырнадцатилетних подростков, таких как я. В нашем вагоне оказался Кондратенко Михаил и еще трое парней из нашего села, чуть постарше меня. Среди нас, был пленный советский боец, сбежавший из лагеря для военнопленных. Когда поезд тронулся, он говорит: “Пацаны, ножи у вас есть?” – “Есть!” И решили мы под печкой долбить пол.

Работали попеременно. Закончили эту работу перед железнодорожной станцией Шевченко-Черкасское (это за Днепром). Стянули печку, прибили два одеяла и опустили в отверстие вагона. Я вызвался прыгать первым. Ухватившись за концы одеяла, спустив ноги в отверстие, начал спускаться. Когда ноги коснулись шпал, я разжал руки и плавно опустился между рельсов. За мной последовали все вареновские мальчишки. Лежали, пока не стало видно красного фонаря в конце эшелона. Мы ждали, когда поезд скроется за поворотом. Пленный солдат дал нам наставления, как себя вести. Следуя его указаниям, перевалились через рельсы, не вставая, и покатились по насыпи вниз.

Рядом было хлебное поле. Усталость свалила нас мертвым сном. Мы находились между станциями Шевченко-Черкасской и Знаменкой. Было два часа ночи. Спали мы, пока солнце не припекло. Проснувшись, почувствовали сильный голод. Все были очень голодные, поэтому начали мять колоски и жевать зерно. Немного погодя увидели, что около насыпи по дороге едет на двуколке человек. Заметив нас, он остановил лошадь, вылез из коляски с кнутом  и направился к нам. Я подумал, что сейчас он даст нам кнута за то, что мы помяли пшеницу. Но мы услышали: “Здравствуйте, хлопцы! Откуда будете?” Мы ответили, что мы из Таганрога, что нас везли в Германию, а мы сбежали. Мужчина велел нам идти за ним.

Вот показалось украинское село. Аккуратные, побеленные хаты. Наш  спаситель (это оказался председатель колхоза) сказал жене: “Что есть в печи?” Та ответила: “Что есть, то и дам!” На столе появился хлеб, борщ и еще кое-как еда. Хозяин заботливо посоветовал: “Хлопцы, не ешьте сегодня много хлеба, ешьте понемногу. А завтра будете есть, сколько душа пожелает!” Нас отправили спать на печку. Мы спали не просыпаясь.

Утром нас разбудил хозяин и пригласил завтракать. На столе стояла яичница с салом и хлеб. Поели и опять на печь, спать. Я увидел на втором столе куриные потрошки и овощи, и подумал: суп будет!

Хозяин уехал на работу, а мы спали. Проснувшись, поели суп с петушиным мясом и хлеб. Снова легли спать. Так он нас кормил неделю. Мы попросили кусочек  мыла, председатель показал, где находит ставок. Мы направились туда, выкупались, выстирали свои лохмотья и пришли назад. Оставшийся кусочек  мыла отдали хозяйке, а она сказал нам: “Положите его на умывальник!”

Вечером хозяин сказал нам: “Хлопцы, будем строить хату?” Мы хором ответили “Будем!”  Глиной и соломой набивали стены дома. Я со старшими ребятами плотничал. Остальные хлопцы работали подсобными. Так, в течение месяца мы выстроили дом. Наш хозяин дал нам новые трусы и всем купил новые брюки. Он дал нам еще десять мешков зерна. “Как мы это все повезем?” – спросили мы. “Не волнуйтесь!” – ответил хозяин. Каждому в мешок он положил по булке хлеба, по два десятка яиц, по курице и по куску сала. Чтобы у нас не было проблем в дороге, председатель всем выправил документы на  проезд.

Вагон наш прибыл на станцию Марцево. Мы попросили начальника вокала довести нас до Бессергеновки, показав ему наши документы. Он пообещал нам помочь, и вагон остановился на станцию Бессергеновка.

Первым пошел домой Миша Кондратенко, взяв с собой немного зерна. Я попросил его передать моим родным, чтобы они встретили меня. Отец, мать и брат пришли за мной с тачкой. Отец продал часть моего зерна, купил мне рубашку и штаны.

А через месяц нашу Вареновку освободили советские войска.

Шкурко Елены Моисеевны работала в Германии у хозяев сельских поместий. Иногда приходилось мельком встречаться с односельчанами. Кто-то ей  сказал, что, якобы, брат ее тоже находится  в Германии. Тогда она решила его найти. Но ее наивные поиски привели к тому, что ее признали “советской шпионкой” и бросили в тюрьму.

Ей грозила суровая расправа. Тогда Елену взялся вызволить из неволи француз, которому приглянулась эта русская женщина. Он взял с нее слово, что если поможет ей, то она выйдет за него замуж. Француз стал приходить к ней на свидания, назвавшись ее мужем. Он добился ее освобождения из тюрьмы.

Елена Моисеевна сдержала свое слово.  Так она стала гражданской Франции, и никогда уже на родине не была. Франция - страна капиталистическая, и въезд из нее в СССР был запрещен. Сестре и матери Елена писала письма, растила дочь. Сегодня в живых ее нет. Дочь ее, Надежда, пишет письма в Россию. В своем  городе она является председателем отделения общества дружбы Франции и России.

В фашистскую Германию была угнана Мария Семеновна Удовиченко вместе с мужем и сыном. Но они вскоре  из-за тяжкого подневольного труда заболели и умерли.

Она работала на заводе в тяжелейших условиях. Силы ее иссякали, часто болела. Мария понравилась югославу, который предложил ей выйти замуж за него. Он объяснил, что это даст ей возможность получить другую, более легкую, работу. Она согласилась  и стала с мужем работать в селе на хозяев.

Мария Семеновна осталась в Германии и после войны. До 1948 года её семья жила в Германии, росли дочь и сын. Жили обеспеченно. Но муж решил вернуться на родину. Сам он был косовским албанцем. И сразу  по возвращению в Югославию включился в политические борьбу в Косово. Семью он на несколько лет оставил без средств существования и исчез.

А Мария с детьми влачила нищенское существование, живя на различных квартирах. Не имея возможности накормить детей, отчаявшись, она хотела наложить на себя руки. Но к счастью ее приютил вместе с детьми русский священник. Через некоторое время объявился муж. Однако долгое время семья бедствовала, работы не было, нечастые заработки большого дохода не приносили. Но выручило ее семью то, что Мария не приняла гражданство Югославии, и ей, как советской подданной, положено было предоставить работу. Так она получила место санитарки в больнице.

В семье родились еще две  дочери.

Свою первую весточку в Россию Мария послала в 1949 году. Письмо долго блуждало, пока попало в руки ее родителей, считавших, что дочери нет в живых.

Первую свою поездку на родину, она совершила в 1962 году. Позже, в 1965 году, приезжала в Вареновку ее старшая дочь. А с мужем Мария приехала в Россию в 1968 году. Саиту, мужу Марии, понравился радушный прием, устроенный родней жены. И он уехал с мыслью перебраться в Россию. Но этому не суждено было сбыться: он вскоре тяжело заболел и умер.

А Мария старалась каждый год попасть на родину. Югославию посетили многие из ее родных. Планам переезда помешала война, начавшаяся в Югославии. Переписка прервалась. Летом ее старшая дочь Надежда, жившая в Германии сообщила, что мама ее умерла.

«Немало написано о Миусском рубеже, об освобождении Неклиновского района и Таганрога. Эта операция Южного фронта под командованием Ф.И. Толбухина одна из важных страниц нашей великой истории. У немцев были выгодные позиции на Самбекских высотах. Вареновка была в их числе. Наши солдаты были перед немцами как на ладони. Трудные, кровопролития месяцы наши части были в обороне. Потом было несколько безуспешных попыток прорвать линию фронта. И вот, наконец, в августе 1943 года наши войска перешли в наступление. Ранним утром 30 августа они вошли в село и потом в Таганрог. При разгроме немецких войск на Миус-фронте погибло 150 тысяч бойцов   и командиров Красной Армии. Вечная им  память» (Из госархивов).

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Протокол N 1 Выписан из заседания Бюро райкома ВКП(б) и исполкома Неклиновского  райсовета 31 августа 1943 года:

«В результате стремительных ударов частей Красной Армии, окружения и разгрома Таганрогской  группировки, Неклиновский район освобожден от немецко-фашистских оккупантов. В течение 23 месяцев население района находилось под игом немецкой оккупации, испытывало  ужасы немецкой тирании.

Четыре сельских совета района (Самбекский, Вареновский, Приморский, Некрасовский) разрушены полностью, уничтожено более 2500 домов, более 10 тысяч мирных жителей остались без крова, уничтожены весь колхозный скот, поголовье лошадей, сожжены и разрушены школы, больницы, клубы, общественные здания. Сотни лучших людей района убиты и замучены фашистами…»

В селе Вареновка все 500 жилых домов были взорваны или сожжены, в полуразрушенном состоянии находилось чуть более 10 домов – это дома Н.Г. Писаренко, Г.Ф. Шевченко, М.И. Мирошниченко, С.Ф. Жадченко, Н.И. Пилипенко и других.

Жители нашего села, жившие во время оккупации в Таганроге, возвратились на развалины своих домов уже к вечеру 30 августа 1943 г. Первые месяцы жили в погребах, пещерах, остатках сараев.

Уже в сентябре 1943 года по-настоящему началось восстановление села и колхоза. В доме Дзюбы Николая Ивановича разместился сельский Совет. В доме Шевченко Гавриила Федоровича  – правление колхоза. В доме Жадченко Ефрема Сергеевича – школа. Председателем исполкома Совета был уроженец села Самбек – Клименко Яков Ефимович, секретарем совета – Мамченко Татьяна Варфоломеевна.

Возвратились из эвакуации и вареновцы, уехавшие со скотом и сельскохозяйственной техникой во главе с Гайдаченко Семеном Ивановичем, который возглавил наш колхоз «Ппуть Ленина». Завхозом стал Жадченко Кирилл Романович. Начали готовить к зиме остатки построек МТФ, собирали уцелевший сельхозинвентарь и скот, спрятанный от фашистов. Шла заготовка корма для зимовки колхозного скота, находившегося в эвакуации за Волгой и в Казахстане.

Под школу  приспособили бывший  «кулацкий» дом Жадченко Ефрема Сергеевича. Здесь в двух комнатах разместили 1-4 классы, а затем с нового учебного года  5-7 классы. Изба-читальня расположилась в сарае, приспособленном под жилье жительницей села Жадченко Клавдией.

Была воссоздана комсомольская организация. Ее секретарем избрали Бражникову Марию Тимофеевну. Комсомольцами тех дней были Терещенко Вера, Мамченко Таня, Гайдаченко Вера, Мамченко Вера, Головенко Лида, Бородавка Ольга, Кондратенко Мария и др.

Не покладая рук, в колхозе трудились комсомольцы-трактористы – Гайдаченко Иван, Кондратенко Федор, Степаненко Григорий. Тракторный отряд возглавил Шевченко Григорий Васильевич. Под его руководством трудились трактористы старшего поколения,  Мамченко Александр Иванович, Ермоленко Николай Иванович, и девушки, Минтян Любовь Васильевна, Гайдаченко Вера Степановна, Кондратенко Ольга.

Рассказывает Бородавка Александр Антонович: «И вот мы вернулись в Вареновку. Это было не село, а сплошное пепелище и груды камней, кирпича, заросшие такими бурьянами, что, казалось, и мышь даже не пролезет. Дом наш  был разрушен, а флигелек только сгорел не до конца. Стены остались наполовину - они были каменные. Двор и огород настолько заросли бурьяном, что его пришлось вырубать топором. Перед флигельком немцы соорудили себе блиндаж. Здесь остались емкости и столярка. Но нам они не досталась. Пока мы ездили в Таганрог за вещами, кто-то это горючее украл.

Мы приступили к достройке стен флигеля. Был сооружен помост. Мама подавала мне саманный кирпич, я укладывал его на место, как заправский каменщик. Все шло хорошо. Однако закон подлости никогда не дремлет: одна из кирпичин ломается на две части, и они падают матери на ногу. Работа была приостановлена. Но не надолго. И вот над стенами флигелька появились потолок и крыша. Крыша, между прочим, была двускатная, и крытая была она камышом. Оставалось дело за малым: утеплить потолок, вставить окна, а затем соорудить печь и не забыть дверной блок вместе с дверью,  и еще надо было убрать мусор и бурьян.

Как говаривала наша соседка Вера Степановна Гайдаченко, работенка нам подвернулась подходящая. Делали ее, как говорили, «крупнейшие специалисты». К делу был подключен третий «специалист», бабушка. Было известно, что она кое-что понимала в печках. Не знаю, как оно было на самом деле, но печку мы сложили вместе с ней, и никто после ее не переделывал.

Жизнь людей, вернувшихся в мертвое село, очень напоминала жизнь муравьев, но стрекоз что-то не наблюдалось. В дом тащилось все, что могло гореть, что можно было сбить одно с другим и получить полезную в хозяйстве дома вещь. Без дела люди не ходили, все искали что-то, нужное в доме.

И по-прежнему, помимо строительства своего жилища, основной нашей заботой была еда и топливо. Взрослые искали продукты, мы, пацаны, – дрова, траву, стебли и т.п.

Ни в одной семье не строились никакие планы на завтрашний день: день прожит, и на том Богу спасибо. Вокруг царила неизвестность, жизнь человека  не стоила ни копейки. Люди были брошены на выживание. Особенно трудно было добывать продукты питания.

Муравьиная жизнь села продолжалась ежедневно в монотонном ритме, и в каждом  человеке сидела упрямая мысль: выжить, во что бы это не стало, тем более, что наша семья в основном  была женская. А единственному “мужчине”  было только - двенадцать лет. Но на меня надеялись крепко, и я старался не подвести семью ни в чем. Вдохновителем нашим была бабушка Фекла Романовна Нестеренко.

Я часто задавался вопросом, где мама брала силы, чтобы доставать питание для семьи. У нее был один выход – наниматься на работу к разным хозяевам. Иногда она брала меня к себе в помощники. Так протекала наша жизнь. Каждый день был похожим один на другой: мы с мамой трудились для всей семьи, а вторая половина семьи находилась под бдительным оком бабушки. Наступала новая жизнь». 

Вспоминает Романенко Раиса Семеновна: «После освобождения нашего района с первых дней сразу же начал возрождаться колхоз. Откуда-то из эвакуации пригнали двадцать пять коров, десятка три овец. Но ставить их было некуда. Сараи, как и наши дома, были сожжены и разрушены. Из более чем пятисот домов осталось штук двадцать завалюх.

Вся земля нашего колхоза была изрыта несколькими поясами окопов и блиндажей. Поля были усеяны снарядами, заросли двухметровым бурьяном. Этот бурьян и спас наш скот. Каждый день мы косили его для коров и овец.

Весной 1944 года государство выделило нам семена. Ходили мы за ними пешком в Неклиновское заготзерно, носили на себе. Мы зарывали окопы, выносили на руках камни и снаряды. Сколько детей на них подорвалось, страшно вспомнить. Мальчишки, окончив за зиму курсы трактористов, пахали израненную землю. А когда взошли посевы, появились и сорняки. Все, от мала до велика, пропалывали  хлеба. Косилками убирали его на свал, а необмолоченный грузили в арбы. Скирдовали хлеба и молотили до белых мух. Молотилку таскал старый трактор. А мы, облепив ее со всех сторон, толкали по полю.

А ночами, забыв об усталости, мы собирались на улице, слушали песни наших трактористов Алексея Степаненко, Ивана Гайдаченко, Ивана Романенко (их уже нет в живых).

Первый хороший урожай собрали  летом 1945 года. Какой замечательный праздник урожая отметили всем колхозом!

Людям за работу почти ничего не платили. Нам негде  было жить, не в чем ходить.  Но насколько же было велико наше сознание собственного долга! Работали мы, как в песне поют: “Этот день мы приближали как могли”».

НАШИ ФРОНТОВИКИ

Солнце скрылось за горою,

Затуманились речные перекаты,

А дорогою степною

Шли с войны домой советские солдаты.

От жары, от злого зноя

Гимнастерки на плечах повыгорали.

Свое знамя боевое

От врагов солдаты сердцем заслоняли.

Они жизни не щадили,

Защищали отчий дом, страну родную;

Одолели, победили

Всех врагов в боях за Родину святую.

Солнце скрылось за горою,

Затуманились речные перекаты,

А дорогою степною

Шли с войны домой советские солдаты.

                                             А.Коваленко

У всех наших вареновцев-фронтовиков – разная военная судьба. Но победа у всех одна. Они, вернувшись с кровавых полей войны, уставшие, не долечившие раны мужчины, не имели времени на передышку, снова впряглись в работу   по ликвидации разрухи, которая досталась им вместе с победой. Они встали за станки и сели за руль тракторов и комбайнов, чтобы сменить своих жен и детей, уставших от непосильного  труда. Им, фронтовикам, надо было снова взвалить на свои плечи заботу и о семье, и о стране.

В числе их был Петренко Демьян Мартынович. Он родился в 1913 году в большой крестьянской семье. Очень рано умер его отец, и заботу о шестерых детях взяла на себя мать. Она не только вырастила своих трех сыновей и трех дочерей, но постаралась, чтобы они не остались безграмотными. Демьян Мартынович закончил четырехлетнюю школу. А это по тем временам было не мало. Он одним из первых вступил в комсомол, закончил курсы трактористов и до войны работал в колхозе.

На фронт ушел с первых дней начала войны. Служил в разведке, выполнял спецзадания командования. Домой вернулся только в конце 1945 года. Уходя на фронт, Демьян Мартынович дома оставил старенькую мать, жену, ждавшую ребенка, и двух дочерей, которым было два с половиной и чуть больше четырех лет. Их семью немцы выгнали из села, им жить пришлось в бараках города Таганрога. Здесь же и родилась его третья дочь. Но она вскоре умерла.

Вернувшись из эвакуации в свое село, умерла и его мать. Голод заставлял детей ходить со старшими двоюродными сестрами просить милостыню. Кроме голода, мучил холод – нечем было топить печь. Каким же долгожданным было для них возвращение отца!

Он стал работать в колхозе трактористом. Но семью из полуголодного существования  вытянуть  не мог. Сам был очень скромным человеком: стеснялся просить для себя помощи. И тогда его товарищи по работе, зная ситуацию в его семье, выписали ему у руководства колхоза ему 30 кг зерна. Одна из дочерей вспоминает: «Смололи зерно на мельнице.  Мама, испечет небольшую булку хлеба и делит ее по кусочку, чтобы всем хватило. Мы до того привыкли к этим дележкам, что даже когда уже в 1947 году папа получил на заработанные трудодни много зерна и мама испекла большие булки хлеба, положила их на стол и сказала: «Ешьте, сколько хотите!», то мы, дети, хором закричали: «Мама, подели нам, чтобы на всех хватило!»

Постепенно жизнь налаживалась. Мартын Демьянович стал бригадиром тракторного отряда. Здесь работали настоящие мужчины. Незаменимым был в бригаде старший тракторист Ермоленко Николай Иванович, хорошо работал бывший фронтовик - Мамченко Михаил Нестерович. По ударному трудились комсомольцы Степаненко Алексей, Гайдаченко Иван, Кондратенко Федор, Опешко Михаил и другие.

Самыми напряженными  были дни посева и уборки. Демьян Мартынович неделями не появлялся дома. Но когда уборка заканчивалась, он  приводил домой всю свою бригаду и шумным застольем отмечали окончание работ.  Петренко очень любил петь. Его любимыми песнями были «Есть на Волге утес», «Ридна маты моя», «Марш трактористов». Эти песни пели всей бригадой.

В семье Петренко родились еще дочери. Но уж очень хотелось Демьяну Мартыновичу иметь сына, который, как он говорил, мог бы продолжить династию трактористов. Но все родившиеся шестеро детей были  девочками, двое из которых умерли в раннем детстве, а четыре живут до сих пор и чтут память о своем отце. Смалько Николай, шофер машины-технички рассказывал, что в те годы, когда Демьян Мартынович был механиком колхоза «XX партсъезда» и замещал главного  инженера по технике, то как-то, когда они возвращались на своей «техничке» из дальней бригады, было уже темно. Бригадир попросил остановить машину где-то в поле, чтобы «выйти по нужде». Это было поле, на котором росла бахча. Пока он ходил где-то, к машине подошел сторож, охранявший бахчу, и принес два больших арбуза и положил на сиденье машины. Когда бригадир вернулся и увидел арбузы, он сильно раскричался и заставил их отдать.

Этот случай не был исключением. Демьян Мартынович никогда домой не приносил ни зернышка. В трудные послевоенные годы, когда жена просила принести детям хотя бы карман семечек, всегда говорил: «Нельзя!»

В работе он был в числе лучших. Его бригада часто получала переходящее Красное знамя. Он был награжден многочисленными знаками отличия, грамотами. Отмечен его труд орденом «Трудового Красного знамени». Не раз был участником выставки на ВДНХ в Москве.

Но болезнь прервала его жизнь в возрасте пятидесяти восьми лет.

Редко кому из участников Великой Отечественной войны выпала долгая жизнь после Победы. Но свои отпущенные судьбой годы жизни они сполна посвятили служению людям, своим детям. Их отличительными чертами были: трудолюбие и доброта. Брагинца Ивана Савельевича в селе все знали и уважали.

Он родился в 1908 году в крестьянской семье. Детей в семье было много. Жили они бедно. Детей с ранней весны и до поздней осени выводили детей на этот участок для сельских работ. Дела хватало всем. Старшие дочери готовили еду, стирали. Другие пололи посевы. Когда Ивану Савельевичу исполнилось восемь лет, его мама умерла. О школе ему тогда нечего было даже мечтать. Он проучился один год.

Но скоро отец женился на женщине, у которой тоже были дети. Теперь их семья стала больше, и  Иван  пошел работать, чтобы прокормиться. Его приняли на конюшню конюхом. В мае 1941 года он был призван на службу  в Красную Армию и уже в июне этого же года был на фронте. Где-то под Конотопом он с односельчанином Шевченко Степаном попал в плен, но они смогли бежать. Пробрались к своим и снова – на фронт.

Наши войска уверенно шли на запад. Бои были жестокими. В одном из боев Ивана ранило и контузило. При зачистке окопов  санитары его нашли полузасыпанного землей. Долгое время Брагинец провел в госпиталях. Потерял зрение на 90 %. Домой его из госпиталя привезла медсестра в конце 1943 года.

Ивану Савельевичу дали вторую группу   инвалидности, он ходил только с помощью палки. Состоял на учете в артели слепых в Таганроге. Постепенно зрение его стало восстанавливаться. В колхозе его взяли на работу на мельницу. Сначала был помощником  мастера, потом стал мастером. Молол  муку для своего колхоза, жителям своего села и окрестных сел. К мельнице тянулись вереницы женщин с мешками зерна. На время он не обращал внимание – всем старался помочь, поэтому его все уважали. В работе был добросовестным и аккуратным. В выданную ему амбарную книгу записывал все квитанции, которые выдавал людям, получая деньги  от них за помол. И хотя образования фактически у него не было, документацию он вел на «отлично". И ставили его работу в пример дипломированным бухгалтерам колхоза. Мельником Иван Савельевич проработал до пенсии. Он был общительным и жизнерадостным человеком. У него было много друзей. Его любили родственники. По праздникам в доме Ивана Савельевича собиралось много гостей. Главным угощением была рыба. Готовясь к празднику, шел Иван Савельевич в Приморку к рыбакам, покупал много рыбы, а Анисимовна, его жена, ухи наварит, нажарит рыбки – и к стопке водки было угощение готово. А потом пели песни почти до утра. Очень любил петь сам глава семьи. И очень любил песню «Як посажу розу в край окна». Работа на мельнице была вредной. Здесь всегда стояла в воздухе пелена из муки, дышать было тяжело. Это отразилось на здоровье Ивана Савельевича. Прожил он, выйдя на пенсию всего два года. На его похороны пришло все село.

ЭХО ВОЙНЫ

Село возвращалось к мирной жизни. Надо было сеять хлеб, чтобы кормить страну. Трактористам пришлось работать на заминированных полях. Но в райвоенкомате была создана специальная бригада  минеров, руководил ею Шкурко Яков Иванович. Он оказался очень умелым специалистом, обезвреживал мины разных систем и советские и немецкие. В 1944 году о нем писала газета «Правда», что он обезвредил 4600 боезарядов. Райком ВКП(б) вручил ему почетную грамоту за разминирование. Под его началом трудились подростки, среди них вареновцы: Мамченко Николай Иванович, Терещенко Николай Петрович, Чернова Раиса Андреевна, Надолинский Павел Петрович. Надо было иметь большое мужество, чтобы пройти со щупом по траве выше человеческого роста весь Неклиновский район. Но эти мальчишки обезвредили побережье Азовского моря и территорию до Матвеево-Курганского района.

Из воспоминаний Надолинского Павла  Петровича: «В то время люди беспечно относились к снарядам и минам. Им ничего не стоило их брать в руки, переносить с места на место, и даже отдельные “минеры” пытались их разряжать. Это заканчивалось трагедией – гибелью, а в лучшем случае – человек оставался покалеченным на всю жизнь. Однако и нам, хорошо обученным саперскому делу, не всегда удавалось  целыми   и невредимыми покинуть поле разминирования. Получили ранения Шкурко Яков Иванович, Терещенко Николай, а я был легко контужен. Были и случаи со смертельным исходом, но к счастью, вареновцев среди погибших не было».

Вспоминает Ольга Кирилловна Пирка, которая  вместе с семьей пережила в Таганроге оккупацию. Вернувшись в свое село, увидели сплошные рвы, окопы, ходы, частично уцелели только стены дома. От Самбека и до моря шли траншеи и в шесть рядов колючая проволока. Мина на мине были кругом. Тогда-то и подорвался брат Нины Мостовой, которому было семнадцать лет. Он по недомыслию собрал мины во дворе и зажег их. Взрыв убил его. Около десяти подростков нашего села погибли подобным образом».

Рассказывает Романенко Раиса Семеновна: «Наше село было освобождено от немцев. Бригадир Мостовенко Яков Макарович поставил меня руководителем звена, в котором были 13-14 летние мальчишки. Я старше их была на пять-шесть лет и боялась, что они меня не будут слушаться. Но бригадир пригрозил мальчишкам, что если они меня не будут слушать, то он их выгонит их звена. И послушание было полным.

Нам было поручено забрасывать участок земли, где стояла дальнобойная немецкая батарея – восемнадцать блиндажей. В день мы смогли забрасывать землей по одному блиндажу. При этом в грунте попадались снаряды, гранаты. Я сразу бросалась к ним и просила ребят очень аккуратно их перенести в сторону. А потом все это найденное увозили взрослые и где-то взрывали.

В один из дней октября 1943 года я пошла  в село Троицкое, чтобы заработать еду для семьи. Копала огород за  ведро кукурузы. А мальчишки без меня самовольно пошли забрасывать блиндажи. Там и погибли все от взрыва мины. Это пятнадцатилетние: Романов Толя, Личко Толя, Мирошниченко Коля. Все село их оплакивало.

Вспоминается  и другой случай. Стены сараев на ферме колхоза, которые уцелели, надо было накрыть. В октябре 1943 года бригадир послал колхозников косить для этого чакан (камыша почти не было). Косили мужчины пожилого возраста из села Бессергеновки под руководством Лысогорского Дениса Антоновича. А бригада вареновцев в составе Нестеренко Якова Ефимовича, его брата Трофима Ефимовича, Романенко Трофима Сагоновича (им было лет по 60) рубили  ветки акации, из их стволов делали стропилы для крыши. На него укладывали чакан, который косили и мы. Возил наш чакан арбой, запряженной волами, Рыбаченко Иван Иванович. Ему было лет 50, в армии он не служил. И вот один раз нагрузили мы арбу, и повел он быков по дороге в село. В руках его был поводок, шел он слева от  быков. И вдруг мы слышим взрыв. Иван Иванович и волы были убиты. Взорвалась противотанковая мина. Зрелище было ужасное.

Это был отец Рыбаченко Алексея Ивановича (живущего на ул. Партизанской). В семье остались сиротами четверо детей».

Вспоминает Лисовенко (Сагунова) Елена Сергеевна: «После возвращения из эвакуации в 1943 году, мы, дети, были в основном предоставлены самим себе. Родители с утра до вечера трудились в колхозе.

Во время боев в селе мало что уцелело. Пострадал и дом богатых “Назарьков”, он стоял без крыши, с оконными проемами без рам. А над головой рельсы - бывшие перекрытия. Мы с братом Толиком (Анатолий Федоровичем Паленым) в этот дом ходили играть. Беготня по пружинившим под ногами рельсами доставляла  большое удовольствие.

Я нашла   на развалинах какую-то “игрушку”, напоминавшую авторучку. И вот братишка Толик, который был чуть старше меня и кое-что  соображал в военных трофеях, выманил у меня на обмен мою игрушку, на тряпичную куклу. Сделка происходила на развалинах дома Назарькова. Я бегала по рельсам туда-сюда, испытывая детский восторг. Толик же стал бить  моей находкой по рельсам. А мне он сказал: “Лена, я разряжаю…”. Я застыла на месте, закричав: “Ой, боюсь!” и присела. И в этот момент раздался взрыв.  Когда дым рассеялся, я увидела, что брат  стоит с висящей плетью рукой, вместо кисти окровавленные нити, и кровь бежит ручьем.

Ужас охватил меня, и я выскочила в оконный проем и побежала к работающим в метрах ста от нас женщинам. Там была моя мама. Я закричала: “Мама, Тольке пальцы оторвало!” Вслед за мной бежал раненый брат. Выбежавшая   нам на встречу, бойкая молодая  тетя Тоня, успела подхватить падающего без  сознания брата. Женщины чем-то перевязали ему руку и на колхозной машине отправились в Таганрог. Так закончились наши игры в разрушенных домах деревни».

Кондратенко Николай Иванович (1928г. р.) рассказывал: «Дом наш стоял на окраине села, на самом въезде в него (пер. Подгорный). Здесь проходила линия обороны немцев, которая была очень мощно укреплена.

Заминирована была и земля нашего огорода. А на сравнительно небольшом пространстве, от нашей усадьбы до реки, мы, вернувшись после эвакуации, насчитали двенадцать рядов минных заграждений.

30 августа 1943 года мы еще находились в эвакуации  в Таганроге. Начались бои в городе. От наших разведчиков, пришедших с моря, мы узнали, что в Вареновке уже нет немцев. И  мы с отцом сразу же, тайком, по берегу моря пошли в свое село.

Улицы были безлюдными, дедушки и наш дом – опустевшим. На улице перед домом стояли советские подбитые танки. Мы стали обследовать свои дома и усадьбу. Очень много было кругом мин, снарядов, гранат и других боеприпасов и оружия.

Я решил “снять” одну мину и ее разоружить. И только проволоку “откусил” - раздался взрыв. Счастье, что я был на некотором расстоянии от мины. Взрывом мне оторвало пальцы руки.

Отец отвез меня в 3-ю городскую больницу Таганрога. Там мне сделали операцию. Лечился я три месяца. И только тогда меня перевели в детскую больницу.

Для многих  моих сверстников общение с немецкими трофеями закончилось смертельным исходом. Знаю, что на минах подорвались двое братьев Личко, двое братьев Митрошкиных, подростки из семьи Старуновых и Пилипенко».

Наймилова (Луговая) Валентина Константиновна: «Когда началась война, мне было пять лет. Однако помню, как пришли немцы-пехотинцы и выгнали нас из дома в сарай. Их сменили связисты. Помню, что у них была машина, в которой была оборудована радиостанция. И круглые сутки из машины слышались звонки, переговоры, приказы. Запомнились бомбежки. Ночью, лежа в кроватке, я вслушивалась в гул летящих самолетов и молилась об одном, чтобы этот страшный гул прекратился.

Среди немцев был один офицер, который привязался ко мне и младшей сестре. Он брал нас на руки, прижимал к себе и плакал, показывая, что  и у него  дома остались такие же две дочки. Редкий случай, когда немца можно вспомнить без страха.

Пережила наша семья и эвакуацию. Но после освобождения села постигла нас еще одна беда. На нашей земле оказалось много снарядов, мин, бомб. Некоторые руководители колхоза использовали их для раскорчевки колхозного сада, который вырубили немцы. Молодые ребята с большой охотой брались за это дело. Так погиб наш дядя Вася. Его вместе с 16-17-летними сверстниками бригадир Дзюба Сергей Иванович послал за речку в кут (долина между Приморкой и Вареновкой). Этот кут был очень тщательно заминирован немцами. Мальчишки снимали взрыватели с мин, чтобы ими подорвать корни вырубленных деревьев. Их было трое: Богомолов из Бессергеновки, односельчанин Бражников и наш Василий. Одна мина взорвалась. Взрыв был огромной силы. Родные опознали погибших по остаткам одежды и по некоторым по частям тел.

Позже на этом же мест погибли Сакмарь Алексей и Шкурко Михаил. Подорвались на мине пасшие коров дети: девочка из семьи Мостовенко с мальчиком-соседом. От этих детей почти ничего не осталось - клочки одежды и куски тела.

И таких случаев было много. Дети гибли по-глупому. Швец Василий, которому было шестнадцать лет, пришел во двор к соседям с гранатой. Ему посоветовали выбросить ее. Но он не послушал взрослых. Сел на корточки и стал с гранатой что-то делать. Граната взорвалась, и мальчишка с развороченным животом через пятнадцать минут умер».

Кондратенко (Финенко) Алла Александровна вспоминала: «В эвакуации мы жили в Таганроге в семье папиного брата. Было нас человек двадцать. Жили в нищете, постоянно голодали, дети болели.

Маму контузило - близко от нее разорвался снаряд, и ее взрывной волной ударило о забор. У нее в ушах лопнула барабанная перепонка, и со временем она стала почти совсем глухой.

Здесь, в Таганроге, мама родила сына 27 декабря 1941 года. Через неделю, 3 января, мама зарегистрировала рождение сына, ей выдали две справки о рождении сына на немецком и на русском языках. Это был единственный для Вареновки случай, когда родившийся русский ребенок получил немецкое свидетельство о рождении.

В 1943 году вернувшись из эвакуации, мы увидели на месте своего дома груду камней. Но в сентябре этого года нас ждало еще одно горе. Брата Жору убило разорвавшейся гранатой. Окопы тогда были везде и всюду, и вернувшиеся из эвакуации люди, выравнивали землю на своих огородах и в своих дворах. Я тоже забрасывала землей окоп и в нем брат вместе с соседским мальчишкой нашли гранату «лимонку». Жора попросил соседского мальчика отойти подальше, сказав: «А вдруг взорвется?», и стал бить по ней камнем. Раздавшийся взрыв остановил его жизнь. Соседскому мальчику осколки ранили обе ноги, а у нашего шестилетнего «героя» взрывная волна выбила глаза, у него они висели на одной жилке, колено было раздроблено. Он были весь в крови, глаза вытекли. Когда мама прибежала к месту взрыва, прыгнула в окоп и подняла сына, то сразу упала, потеряв сознание. Прибежавший дедушка взял внука на руки и отнес в дом. У братика еще билось сердечко, но когда ему дали ложку воды, он умер. Мне стало плохо от увиденного. Женщины отвели меня в сторону, и сказали, чтобы я не смотрела на него, пока его не вымоют. Как такое можно забыть? А наш отец, ушедший на войну с первых ее дней, вернулся домой только зимой 1946 года. Был он больной, с обмороженными ногами. В 1949 году ему ампутировали ногу выше колена. Жили мы в бедности. Но родители хотели, чтобы мы учились. И я, окончив Вареновскую семилетнюю школу, поступила на учебу в Таганрогский техникум сельского машиностроения, закончила его и работала на заводе. Когда вышла замуж и в семье появились дети, я пошла работать в колхоз. Мы с мужем вырастили двух сыновей и двух дочерей. У них всех по двое детей. У нас есть уже правнук и правнучка. Годы пролетели. Наступила старость, но военные годы помнятся, как будто это все было вчера. И даже не верится, что это все было с нами».

Мамченко Анастасия Константиновна рассказывала как погиб ее сын:

«Мальчику было 6 лет. Вместе с соседским мальчиком увидел на тыну лежащий снаряд. Кто-то положил его туда. И был тот снаряд красивым, блестящим. И мальчики стали камнем бить по нему, пытаясь посмотреть, что там внутри. Снаряд взорвался: Коле разорвало живот, и он скончался на месте. Соседскому Володе повредило ногу, он остался калекой на всю жизнь».

Гибли не только несмышленые дети, но, к сожалению, и подростки. Младшая дочь Автонома и Ксении Петренко, Валя, будучи еще совсем молоденькой девушкой сразу после освобождения села пошла работать в огородную бригаду колхоза. Ежедневно женщины, придя на работу, устанавливали дневную норму обработки, для чего размечали «гоны» (ряды посаженных овощей). В тот день Валя вызвалась идти размечать гоны, сказав женщинам постарше: «Вы сидите, отдыхайте, а я помежую…» И пошла по полю через несколько минут раздался взрыв. Подбежавшие женщины погрузили пострадавшую от разрыва снаряда девушку на машину и повезли ее в больницу. Но по дороге она умерла. Взрыв прогремел на уже обработанном ранее поле, но снаряд ждал своего часа, выбирал свою жертву.

«ИЗ ОДНОГО МЕТАЛА ЛЬЮТ

МЕДАЛЬ ЗА БОЙ, МЕДАЛЬ ЗА ТРУД…»

В годы войны страна наша превратилась в единый военный лагерь – тыл и фронт были едины. Миг победы приближали подростки, делавшие гильзы для снарядов, женщины, впрягавшиеся в плуг, бабушки, вязавшие варежки для бойцов. Тыл, миллионы людей, выбиваясь из последних сил, ковали оружие победы.

Непомерное бремя войны вынесли на своих плечах наши односельчане. И те, кто трудился в своем колхозе, и те, кто работал на предприятиях в городе Таганроге.

Завод стоит на рубеже борьбы

Лицом к лицу с проклятым врагами,

Тяжелый дым торжественно, как знамя,

Врагам назло струится из трубы.

Печать свою на все кладет война:

Вокруг цехов – израненные стены,

Гудок не возвещает часа смены,

В провал от бомбы свет, как из окна.

Но он живет! Он борется! Гляди:

Вот ордена – высокая награда! –

Как жар горят на каменной груди,

Истерзанной осколками снаряда.

Завод в бою. Он грозен, как вулкан.

 В нем ненависть к врагу кипит, как лава,

Десятилетьями он шел дорогой славы,

Оплот груза, железный великан.

И в час борьбы решительной с врагом,

Своих наград заслуженных достоин,

Завод – герой сражается, как воин,

И смерть врагу несет своим трудом.

                                   И.Быстров

Назовем имена тех, кто получил бронь для работы в тылу:

Бражников Дмитрий Петрович, Вареный Кирилл Демьянович, Гайдаченко Александр Иванович, Головенко Егор Иванович (эвакуирован с заводом на Урал), Дащенко Алексей Тихонович, Дащенко Лаврентий Павлович, Дащенко Николай Семенович, Дущенко Николай Васильевич, Ковалев Андрей Спиридонович (орден трудового Красного знамени), Коноваленко Платон Лукич, Леус Семен Семенович, Мамченко Григорий Иванович, Мамченко Дмитрий Макарович, Мамченко Порфирий Иванович, Мамченко Прокофий Михайлович, Минтян Николай Семенович, Молочный Иван Андреевич, Надолинский Иван Демьянович, Наймилов Василий Самойлович, Пирка Василий Семенович, Петренко Иван Тимофеевич, Радченко Григорий Александрович, Сагунов Аким Маркович (орден Ленина), Синдецкий Николай Иванович, Снименко Иван Демьянович, Терещенко Егор Езикильевич, Харченко Семен Сергеевич, Удовиченко Дмитрий Андреевич, Удовиченко Михаил Семенович, Удовиченко Семен Акимович, Шкурко Григорий Демьянович, Шкурко Иван Демьянович.

Из воспоминаний Синдецкого Николая Ивановича: «Я закончил ремесленное училище в 1938 голу. До войны я работал на таганрогском судоремонтном заводе. Находился в  оккупации. Когда в августе 1943 Таганрог был освобожден от немецко-фашистских захватчиков, я поступил на работу на металлургический завод. Это предприятие восстанавливали быстрыми темпами. Стране нужен был металл. До победы над врагом оставалось еще полтора года. Труженики тыла отдавали все для того, чтобы  приблизить Победу.

Все, кто работал на металлургическом заводе, имели бронь (освобождение от воинской службы). Была такая бронь и у меня. Я работал газосварщиком. Профессия эта была очень  необходимой для металлургического производства. И я гордился, что вношу свой вклад в достижении победы над ненавистным врагом.

В мартеновских печах опытные сталевары и днем и ночью варили легированную сталь. Об этих людях и я хочу рассказать, многих из них я знал с детства. Например, Сагунов Аким Маркович еще до войны работал сталеваром в Первом мартеновском цехе. Опытный, богатырского сложения, человек стал еще  в мирное время кавалером Ордена Ленина. Этот внешне всегда спокойный человек с любовью относился к своей работе. Аким Маркович был и хорошим семьянином.

Заслуженным авторитетом пользовался сталевар Василий Пирка. Он также работал в мартеновском цехе №1. Не могу не сказать и о его супруге Ольге. Всю жизнь она проработала в колхозе, воспитала хороших детей.

Большая благодарность от молодого поколения нашему наставнику Мамченко Григорию Ивановичу – ветерану труда мартеновского цеха №1. Мы многому у него научились. Стране нужны были и бурильные трубы для нефтяных скважин, их изготовляли в  прокатном цехе №1. Здесь все брали пример с нашего земляка машиниста пильгерстапа Удовиченко Михаила Емельяновича, который постоянно перевыполнял нормы.

После освобождения нашего села от фашистских захватчиков его надо было электрифицировать.  Мы обратились с коллективным письмом к директору металлургического завода Астахову Алексею Матвеевичу. Учитывая, что много жителей Вареновки работали на заводе, он разрешил нам брать отходы труб от производства. Из них варили опоры для линий электропередач. Удовиченко Михаил Семенович и его отец, Удовиченко Семен Тимофеевич, по выходным и после работы сваривали эти опоры, которые служат и сейчас.

Пирка Василий Семенович. Рассказ сына: «Отец работал сталеваром на Таганрогском металлургическом заводе. В Днепропетровске он учился на курсах повышения квалификации. Варил броневую сталь в мартеновских печах. Когда немцы захватили город, он был среди саперов, которые подрывали печи. Домой в Вареновку вернулся ночью. Шли морем по горло в воде. Оставался на оккупационной территории. Был ранен осколком (советским) на рытье окопов. После освобождения города отец восстанавливал завод, варил сталь для фронта. В 1952 году заболел туберкулезом. Умер в 1959 году».

Воспоминания Мамченко Виктора Митрофановича о своем отце: «Отец  мой Мамченко Митрофан Макарович родился 25 мая 1917 года в крестьянской семье. До Великой Отечественной войны работал в колхозе механизатором. Трудился с “огоньком”, как  тогда говорили “по стахановски”. За свой ударный труд был поощрен полетом на самолете. Это тогда было престижным, об этом мечтал любой юноша той поры”.

В годы войны не был призван в армию по состоянию здоровья.

Сразу же после освобождения Таганрога от немцев был откомандирован на Таганрогский металлургический завод. С сентября 1943 года трудился в тонколистовом цехе, в котором и проработал до ухода на пенсию. Был награжден медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.”. Имеет множество Почетных грамот и благодарностей, записанных в трудовой книге. Удостоен звания “Заслуженный металлург”. Увековечен в “Книге памяти” металлургического завода.

Ушел из жизни 25 февраля 1994 года».

Воспоминания  Надолинского Ивана Дмитриевича: «Для меня Великая Отечественная война началась с работы на военном заводе № 65 города Таганрога. Работал установщиком. В цехе мужчин всего трое остальные женщины. Работали по двенадцать, даже по восемнадцать часов в сутки. А иногда целыми сутками. Изготовляли оборонную продукцию.

В 1943 году я стал работать на металлургическом заводе. Поезда в Таганрог ходил редко, и рабочим, живущим в селах, приходилось на завод ходить пешком в любую погоду.

Продуктов  питания не хватало. Но трудности не страшили нас, рабочих. Мы трудились самоотверженно, забывали об усталости, так как знали, что их продукция нужна фронту, для уничтожения гитлеровских захватчиков. Я был награжден медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годах”».

Участник Великой Отечественной войны, ветеран труда Дущенко Николая Васильевича родился в селе Вареновка в 1921 году в   крестьянской семье. В 1937 году окончил Вареновскую семилетнюю школу, затем ремесленное училище в г. Таганроге. Одновременно занимался в аэроклубе. Его товарищами курсантами были Иванов Николай, Коломийцев Дмитрий, вареновцы и Надолинский Василий из села Бесссергеновка. Во время Великой Отечественной войны они стали летчиками, участвовали в боях, в том числе за взятие Берлина.

Николаю Васильевичу не удалось  стать летчиком. Его отчислили из аэроклуба из-за того, что один из родственников отца был раскулачен.

После окончания ремесленного училища Николай Васильевич стал работать на Таганрогском авиационном заводе № 31. Здесь его и застала война. Участвовал в эвакуации предприятия в городе Тбилиси.

В период оккупации жил в Таганроге. После освобождения города в 1943 году Николай Васильевич был мобилизован в армию. Но до фронта не доехал. Он вместе с многими рабочими таганрогских заводов, выпускающими военную продукцию до оккупации, был возвращен в Таганрог. Его направили на авиационный завод № 31, который возобновил производство авиатехники. На заводе ему сообщили, что он является военнообязанным, должен жить при заводе и выполнять все распоряжения руководителей цеха. Николай Васильевич отправлял на фронт военную продукцию. Через несколько месяцев он в числе других рабочих был переведен на металлургический завод. Здесь на восстановленных мартеновских печах налаживалась выплавка бронированной стали. Работать приходилось в «горячих» цехах по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. На заводе Николай Васильевич встретил своих земляков-вареновцев: Сагунова Акима Марковича, Ковалева Андрея Спиридоновича, Дащенко Алексея Тихоновича, Пилипенко Николая Ивановича и многих других. Все они получили бронь и восстанавливали заводское оборудование.

Хорошо работали сталевар Сагунов Аким Маркович, научившийся выплавлять бронебойную сталь,  и Ковалев Андрей Спиридонович  – прокатчик стальных листов для изготовления танков и бронебойных снарядов. Их труд был достойно оценен правительством: А.М.Сагунов был награжден Орденом Ленина, а А.С.Ковалев – орденом Трудового Красного Знамени.

Николай Васильевич получил медаль «За восстановление предприятии черной металлургии Юга». В грамоте о награждении стоит подпись Министра черной металлургии Тевосяна. Этой наградой Николай Васильевич очень гордится, как и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг». Он удостоен и юбилейных медалей, удостоен звания «Ветеран труда». Его фамилия выбита на стеле «Труженики тыла» в парке около памятника, погибшим землякам и освободителям села Вареновки от немецко-фащистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.

Надолинский Иван Демьянович (1906 г.р.) родился в рабочей семье. Женился в 1929 году. А Иван Демьянович с 1934 года работал на таганрогском металлургическом заводе. Был установщиком, вырубщиком, молотобойцем, кузнецом – везде, где требовалась мужская сила, так как физически он был сильным и выносливым человеком.

Надолинский был в числе тех, кто готовил завод к эвакуации. А потом, после освобождения Таганрога восстанавливал его и работал для фронта, для победы. В последующие годы работал на предприятии на различных должностях. Награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».

Удовиченко Михаил Семенович  (1917 г.р.) в довоенные годы шестнадцатилетним пареньком пришел работать на металлургический завод. В число 44 лет отработанных там, вошли и годы работы в период Великой Отечественной войны. За это был награжден медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне т1941-1945 гг», «За восстановление черной металлургии». На завод пришел рабочим, потом стал бригадиром паросилового цеха. Был работящим и смекалистым. Свою рабочую смекалку он направлял на то, чтобы облегчить труд рабочих, механизируя его. Всегда был в числе рационализаторов. За это много раз поощрялся. В его трудовой книжке не хватало места для записи множества поощрений и благодарностей за работу.

Война превратила в руины города, разрушила сельское хозяйство, а мужчин вернулось так мало! И рядом вставали женщины, всю войну работавшие для победы.  

Особенно хочется отметить женщин - жен ветеранов Великой Отечественной войны и тружеников тыла, возрождавших наш колхоз:

1. Бородавка Мария Филипповна

2. Вареная Домна Максимовна

3. Железная Мария Михайловна

4. Мамченко Александра Васильевна

5. Мамченко Мария Ильинична

6. МамченкоНадежда Константиновна

7. Минтян Надежда Ильинична

8. Минтян Наталья Филипповна

9. Мостовенко Вера Сазоновна

10.  Петренко Мария Гордеевна

11.  Радченко Надежна Ивановна

12.  Романенко Татьяна Григорьевна

13.  Терещенко Анна Терентьевна

14.  Шалашная Татьяна Петровна

15.  Шевченко Нина Дмитриевна

За руль трактора сели подростки и женщины:  Кондратенко Ольга Дмитриевна, Минтян Любовь Васильевна, Гайдаченко Вера Степановна (фотографии).

В числе награжденных медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг» были и Терещенко (Оноприенко) Евдокия Гавриловна, Кучеренко Лидия Васильевна, Бородавко Наталья Филипповна, Мамченко Анна Ивановна (фотографии)

Воспоминания Степаненко Алексея Степановича: «После освобождения от гитлеровцев нашего района в 1943 году я пришел работать на тракторе в свой родной колхоз “Путь Ленина”. Техника была разбита. Мы начали ремонтировать трактора, и уже в ноябре подымали зябь под урожай будущего 1944 года. Работали день и ночь, не думая об отдыхе, потому что еще шла война, и мы все знали, что тыл должен помогать фронту.

Весной 1944 года сеяли зерно на конных сеялках в прицепе с трактором. А в июле начали собирать урожай. Уборка была очень тяжелая, не хватало  лобогреек. Комбайны были старые и только могли обмолачивать хлеб на стане. Зерно обмолачивали до зимы и позже.

Но урожай был убран. Так продолжалось и следующие два года 1945-1947 годы».

Когда началась Великая Отечественная война, Зайцева Анна Никифоровна (1926 г.р.) жила с родителями в станице Средний Егорлык. Здесь был госпиталь для советских  солдат. Девчушкой она устроилась туда работать санитаркой. И несколько месяцев помогала выхаживать раненых. Фронт пошел дальше и госпиталь свернулся. Анна стала работать на тракторе. «Работать» – это было громко сказано. Часто посреди поля мотор глох и тогда они, взобравшись на трактор, махали косынками в сторону бригады, старались привлечь к себе внимание и, заметив, бригадир мчался на выручку девушкам. Так и трудилась до конца войны, пока не пришли с фронта мужчины. Но медаль получила заслужено, потому что делала все, что могла для Победы.

Пестич Любовь Михайловна одна  из тех, кто посвятил всю свою жизнь работе в колхозе. Судьба ее не баловала. Осталась она вдовой с двумя сыновьями. В молодости была хрупкой, красивой, такой и осталась на всю жизнь. В особо повязанном безукоризненно чистом платке она смотрелась «русской мадонной». В селе ее помнят доброжелательной, ласковой бабушкой Любой.

До фанатизма была предана земле, любила парники с рассадой, которую она холила, как ребенка, любила все, что росло на земле. Много лет отдала работе в огородной бригаде колхоза. Была занята с утра до позднего вечера. Но всегда находила ласковые слова для сыновей. Любовь к детям она не променяла на любовь мужчин, так и осталась вдовой на всю жизнь. И это было для многих странно: красивая и молодая, конечно, она могла устроить свою личную жизнь, но не захотела. Награждена медалью «За трудовую доблесть» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Такая же медаль была вручена и Литвиновой Любови Лукьяновне, которая вместе с Любовью Михайловной трудилась в огородной бригаде и была ее первой помощницей. Женщин объединяла любовь к работе и всему живому, растущему на земле. Пережила трудное военное время. После ухода немцев из села ей пришлось работать с нашими минерами на полях колхоза. Большую часть своей трудовой жизни она посвятила работе в огородной бригаде колхоза. Колхозницы избирали ее своей звеньевой. Она всегда она была в числе лучших. И по выходу на пенсию ей присвоили звание «Заслуженный колхозник».

Швец Мария Иосифовна вспоминает: «После возвращения домой из Германии, куда я была угнана гитлеровцами на принудительный  труд, пошла работать в колхоз. До 1950 года трудилась в полеводстве. Но уж очень донимали меня некоторые женщины, упрекая за мое пребывание в Германии, так как мои родители поехали туда добровольно. Вскоре я перешла на свино-товарную ферму (СТФ. Там работали женщины, двое из которых были тоже на работе в Германии (одна из них Мамченко Мария Ильинична). Надо сказать, что желающих идти на работу со свиньями было мало, посылали на ферму принудительно. И когда я пришла к заведующему фермой Мажуге Ивану Марковичу и сказала: «Примите меня на работу», он с радостью согласился. Уже на другой день приступила к своим обязанностям. Заведующий повел меня знакомить с коллективом и поставил меня помощницей к свинаркам. Месяц я проработала в этой должности. А вскоре построили новый сарай. Мне дали десять свиноматок и  одного хряка.

На работе очень старалась. Уже в первый год получила хорошие результаты. Надо было сдать от десяти свиноматок и семидесяти пяти поросят, а я сдала – девяносто, мне насчитали дополнительную оплату труда - пять поросят.

Почему люди работать на СТФ не хотели? Потому что, во-первых, сарай со свиньями был далеко за речкой, а во-вторых, и это главная причина - неприятные запахи. Но я на это не обращала внимания и двадцать четыре года с удовольствием работала свинаркой. Работала на совесть и получала награды за свой труд. В апреле 1969 года стала «Ударницей коммунистического труда». В 1970 году награждена юбилейной медалью «К 100-летию ко дню рождения В.И. Ленина». В 1971 году получила диплом N244714 постоянного участника ВДНХ СССР. Награждена бронзовой медалью главного комитета ВДНХ в 1971 году, а также Орденом «Трудового красного знамени».

Гайченко Елена Степановна (1913 г. р.) пережила трудное время гитлеровской оккупации. Вспоминала, что когда из первой эвакуации вернулась  в свое село, с горечью увидела, что дома все были разрушены. Вокруг рос сорняк в рост с человека и бегали крысы. Но  пришлось обживаться. Сделали «кабицу» (летнюю печь) и варили кукурузу, которая была единственной пищей в то время. Рыли землянки  для жилья.

Потом в село пришли румыны, воевавшие на стороне немцев. Уцелевший коридор дома был накрыт стеблями кукурузы, и вот румыны стали брать кукурузу эту на корм своим лошадям. Елена Степановна бросилась к ним. Одного солдата оттолкнула, но он набросился на нее с оружием. Спас ее сосед Иван Тимофеевич Бражников, который предложил румынам мамалай – кукурузный хлеб, чтобы они оставили женщину.

Дождались дня освобождения от гитлеровской оккупации, сразу включились в работу по восстановлению колхоза. Трудились день и ночь, не покладая рук. Знали, что еще идет война и нашей Красной армии нужен  хлеб. Вместе с другими женщинами Елена Степановна ездила в райцентр за посевным зерном. Там брали мешки по 50 кг и проталкивались  в поезда, шедшие до Таганрога.  От города мешки с зерном несли до села на себе. Часто было так: приходили в бригаду уставшие, а Николич  (учетчик) взвешивал мешки и говорил: «Девчата, отнесите зерно в поле - трактор стоит». И шли девчата с мешками в поле. Домой поздно еле доплетались, а утром снова в бригаду. Сеяли, косили, молотили подсолнух.  Возили хлеб на элеватор.

Всего не перечислишь, что осилили женские руки. За свой добросовестный труд она получила медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.».

В годы войны в колхозе трудилась и младшая сестра Елены Степановны - Вера. Работала Вера Степановна на тракторе. Женщинам  приходилось осваивать профессию трактористок только потому, что мужчины все были на фронте. Работали от зари до ночи. Вера Степановна говорила, что если что случалась какая-либо поломка в тракторе, то  починить сами девушки не могли и бежали в бригаду за подмогой. Рассказывала она, что в те годы воровства в колхозе не было. Работая в бригаде, они на печке жарили по две горсти - семечек на человека. Вот и весь обед. Домой семечки не брали.

Когда пришли мужчины с фронта, девушки перешли на более легкую работу.

Вера Степановна вырастила двух дочерей – Любовь и Надежду. Дочери и внуки уважали ее и любили, и она платила им тем же.

Когда началась Великая Отечественная война, Белокудренко Зоя Васильевна  жила в семье своего дяди. Но вот пришло известие о том, что дядя погиб в партизанском отряде в брянских лесах от рук полицаев. И его жене племянница стала не нужна.

Шел 1943 год. Восстанавливался колхоз. Зоя пошла работать в тракторный отряд. Там ежедневно получала 500 грамм хлеба. Работать старалась хорошо, как тогда говорили, была «ударницей труда». Премировали ее не один раз. Выполняла Зоя разные работы. Долгое время была прицепщицей, хорошо знала трактор. Иногда, когда болел тракторист, садилась за руль трактора и пахала.

Из ее воспоминаний: «… После освобождения села от немцев колхоз выделил мне в селе 0,5 га земли, 40 соток в степи, 10 соток при доме, где я жила. И записали меня как одну семью. Жила я на квартире у одной одинокой бабушки. За проживание не платила. Денег тогда не брали, живи и все. Люди помогали друг другу выжить в этих тяжелых условиях.

Постепенно я обзаводилась хозяйством. Через наше село гнали из эвакуации овец, многие животные отбивались от стада. Я поймала одну овцу и привела ее домой. Позже обменяла ее на бычка. В то время очень ценились овцы. Позже у меня в хозяйстве появилась телочка и свинья. Но дома своего не было. Работала я прицепщицей на тракторе у своего будущего мужа. Он жил один, отец его погиб на фронте, а мать умерла в 1945 году. У него был свой дом. И мы, двое бедных молодых людей, решили пожениться. Я со своим хозяйством пришла жить в дом мужа. До 1948 года работали в колхозе.

Потом жизнь пошла не так гладко. В 1948 году жили впроголодь и в это время  я родила девочку. Находясь с ребенком, я не выработала положенные мне выходы на работу. И мне тогда дали “принуд” и с моей зарплаты удерживали часть заработка в счет невыработанного времени. Это меня очень расстроило, и от переживаний перестала кормить грудью дочь Таню, а та заболела дизентерией.

Я попала с ней в больницу, в которой тогда еще работали военные врачи. Один сказал мне: “Я на вас в суд подам, за такое отношение к ребенку!” Разве я была виновата, В 1949 году мужу принесли повестку о призыве в Армию. Начались мои новые скитания. Я взяла в дом беспризорную старушку, которая нянчила дочь и присматривала за хозяйством. Так жила до 1952 года, пока не вернулся муж из Армии. Там он получил хорошую специальность: был инструктором водителей танков. И мы решили переехать в город Таганрог. Купили маленький домик, муж пошел работать на металлургический завод. Здесь родилась моя вторая дочь, Наташа.

Но жизнь в городе нам не нравилась, и в 1954 году мы приехали в Вареновку,  привезя с собой двух дочерей, сундук и полтонны угля. Купили в полном смысле хижину. И стали обживаться. С мужем поступили на работу.  И трудились как все. О своей судьбе не жалели. Ведь нашему поколению выпала нелегкая доля восстанавливать народное хозяйство страны, разрушенное в годы Великой Отечественной войны».

Мамченко Таисия Николаевна (1927 г. р.) рассказывала: «Родилась в селе Вареновка. Отец мой, Подопригора Николай Захарович 1906 года рождения, работал стрелочником на железнодорожной станции Морская. Мама, Подопригора Анна Семеновна, была домохозяйкой. Она воспитывала детей. В семье было две дочери и два сына. Всю свою жизнь я работала в колхозе. Во время войны в Германию были угнаны брат Саша и сестра Мария. А мы с младшим братом рыли окопы, потом забрасывали траншеи, восстанавливали свой разрушенный дом.

В 1946 году вышла замуж. Семья была большой девяти человек и я десятая. Работала, как и все в этой семье, в колхозе. Родив сына, я через два месяца пошла на работу - тогда большого отпуска не давали. А в 1947 году родила дочь. Став инвалидом трудилась на легких работах.

В трудное послевоенное время самая тяжелая работа выполнялась женщинами. Помню в зимние месяцы 1945 года бригаду женщин из нашего колхоза направили на строительство железнодорожного пути от Таганрога до Ростова. Бригадиром была Надолинская (Ручка) Надежда. Нас было семь человек вареновцев. Под руководством опытного специалиста мы строили железнодорожное полотно. Все работы велись вручную. Мы укладывали, утрамбовывали шпалы, укладывали рельсы. Вагон привозил их нам, а выгружали мы сами. Около двух месяцев мы работали без выходных. Жили на квартирах во всех селах по пути дороги Мержаново, Морской Чулек, Сафьяново и т.д.

Мы включились в борьбу за переходящее Красное знамя - тогда это было большой наградой и ее нелегко было завоевать. И вот за день до завершения работ, пришел наш руководитель и сказал, что завтра мы едим в Ростов. Но мы себе не представляли, что нас ждет!

И вот на следующий день посадили нас в вагон. Все мы были в рабочей одежде.  И как только поезд прибыл на вокзал Ростова, и наш вагон поравнялся с платформой, грянула музыка и громкий голос диктора объявил, что прибыла передовая бригада женщин-стахановцев, которым все обязаны за налаживание надежного движения поездов между городами Таганрог и Ростов. Мы были ошарашенные таким приемом, но стеснялись того, что на нас ватные штаны.

На втором этаже вокзала нас посадили за накрытые столики. Вокруг  – женщины в праздничных платьях и в туфельках на каблуках, мужчины в костюмах. Мы смутились еще больше, когда увидели, что на нашем столе стоят небольшие  чашки, в которых наполовину налит борщ, а на других тарелках лежало по две ложки каши. Самая бойкая из нас Пирка Вера сказала нам: «Ничего этого есть мы не будем. Мы работали как волы, мы голодные». Поняв свою оплошность, руководители нашего торжественного приема, в мгновение ока убрали все с наших столов и принесли нам большие тарелки с борщом, в которых были большие куски мяса. Каша тоже была в другом количестве. Мы все это съели. А кругом все звучали слова приветствия в наш адрес. Играла музыка, и дамы пошли танцевать. Вера Пирка снова обращается к нам: «Идем все танцевать, девчата, не ударьте лицом в грязь!» И мы вышли из-за своего стола и так стали отплясывать, что в кругу  кроме нас никого не осталось. Теперь нам аплодировали за наши танцы.

На этом приеме нам была вручена долгожданная награда – «Переходящее Красное Знамя». Так же объявили, что каждой из нас переведут премию по 300 рублей на счет нашего колхоза. Бригадирше Наде был вручен большой нагрудный значок с изображением паровоза – ФД. Она расстроилась, что ей только значок, а премии нам. Но оказалось, что у нее осталась память об этом приеме в виде этого значка. А мы  свою премию и не увидали. Председатель колхоза С.И. Гайдаченко сказал, что нам начисляли трудодни. А из-за отсутствия денег в колхозе премии выдавать не будут. Как же мы расстроились! И до сих пор живет чувство обиды. Хотя этот прием и сегодня согревает наши души».

Люди трудового фронта, голодные, раздетые, уставшие, потерявшие и родных, и дома, сумели в короткий срок восстановить такую огромную страну, как наша Родина – Россия. Девушкам достались фотографии женихов, которые не пришли с войны. Детям – проклятая Богом безотцовщина.

Какими же должны быть сильными эти люди, свершившие второй подвиг, оставив после себя процветающую страну!

О ПОТЕРЯХ НАШИХ ВОЙСК

В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

К лету 1941 года Германия обладала самыми мощными в мире, исключительно боеспособными вооруженными силами и образованными, опытными и в целом талантливыми военачальниками. Демонстрируя свое военное искусство, немцы менее чем за пять месяцев боевых действий сокрушили «демократические» режимы Европы и их армии вместе с более талантливыми, чем в Красной Армии полководцами. Польскую армию немцы разгромили практически за шестнадцать суток при соотношении потерь один к четырнадцати: Германия потеряла 44,3 тысячи человек, Польша – 620 тысяч человек. Гитлеровские войска за один день захватили Данию, за два месяца оккупировали Норвегию, за пять дней овладели Голландией, за девятнадцать дней – Бельгией и за сорок четыре дня принудили к капитуляции Францию. Соотношение потерь немецких и противостоящих им союзных войск составило один к семнадцати: немцы потеряли сто пятьдесят семь тысяч человек, а союзники два миллиона шестьсот шестьдесят одну тысячу человек. В целом по Европе соотношение потерь составило 1:11,8 в пользу Германии. Достоверно известно, что потери СССР за годы Великой Отечественной войны лишь в 1,3 раза больше, чем потери фашистов.

Огромные потери нашей страны объясняются, прежде всего тем, что она вынесла на своих плечах основную тяжесть борьбы с фашисткой Германией. Красная Армия разгромила шестьсот  семь дивизий противника, тогда кА США и Англия  – сто семьдесят шесть на всех фронтах.

Мы празднуем День Победы, Победы, действительно, великой. Это событие для нашей Родины было жизненно важным. Таких в истории нашей было один-два и обчелся. Это признают сегодня все. Но что странно – мы ничего не говорим о человеке, эту нашу победу обеспечившем. Мы по жизни все знаем, что с плохим начальником никаких успехов не видать. Также и тут, конечно, воевал народ, воевала армия, которой командовали генералы,  но был над всеми ими человек, который принимал решения и брал на себя ответственность за них – это был Главнокомандующий И.В.Сталин. И чтобы там не предлагали генералы – решал-то он. Именно он в одном лице возглавил в годы войны правительство СССР, ВКПБ, Ставку ВГК и Красную Армию. И в военные годы проявил себя как блестящий политик, экономист и полководец.

Лидеры западных стран трепетали от мысли, что с «дядей Джо» (так они величали Сталина) может что-то случиться. Г.Гопкинс, советник президента США Ф.Рузвельта, после Ялтинской конференции писал: «… Но я должен сказать еще об одном: “никто  из нас не мог предсказать, какие будут результаты, если, что-нибудь случиться со Сталиным. Мы были уверены, что можем рассчитывать на его разум, чувства и понимание, но совсем не распространяем свою уверенность на те обстоятельства и тех деятелей, которые находились за его спиной, там в Кремле”»

Боевой генерал Эйзенхауэр США писал: «…Великие подвиги Красной Армии во время войны в Европе вызвали восхищение всего мира. Как солдат, наблюдавший кампанию Красной Армии, я проникся глубочайшим восхищением мастерством её руководителей».

Спустя много лет по окончании войны Черчилль писал: «Он обладал глубокой мудростью и чуждой всякой панике логикой. Сталин был непревзойденным мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самые трагические моменты, как и в дни торжеств, Сталин был одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом».

Маршал Александр Михайлович Василевский в своих воспоминаниях о И.В.Сталине отзывался о нем, как об очень проницательном, умном, и в то же время требовательном, жестком по отношению ко всем без исключения. В его архивах есть запись: «Нас, военных, и особенно в последующем, поражала та легкость, с которой он в большинстве случаев очень удачно справлялся с решением военных проблем, как по линии военной науки, так и по линии развития военной промышленности».

Давайте и мы не будем забывать имя первого полководца Победы И.В.Сталина…

ГОЛОС ВОЙНЫ, ГОЛОС ПОБЕДЫ!

Этого человека почти никто не видел воочию. Но люди на всем огромном пространстве нашей страны, объятой пламенем войны, услышав его голос, с нетерпением и надеждой припадали к радиоприемникам, зная, что он – главный осведомитель того, что происходит на фронте. Каким он был родным и близким для всех! Его любили, ему поклонялись, его голос сделал для победы не меньше, чем усилия полководцев. Он звал к победе, он поднимал в атаку, он вселял мужество в солдатские сердца. Каким ликованием и какой радостью голос Левитана наполнял сердца измученных войной людей, сообщая об очередной победе, об очередном освобожденном селе и городе.

Я помню грозный этот голос в те исторические дни…

Он говорил о Высшей каре, он ободрял и призывал.

Владелец голоса, очкарик, был худощав и ростом мал.

 В семейной жизни не был счастлив, здоровье не сумел сберечь,

И умер как-то в одночасье, не дочитав чужую речь…

… Когда порой готов я сдаться и рядом нету никого,

Во мне рокочет Государство железным голосом его.

                                                 (Александр Городницкий)

Юрий Борисович Левитан (1914-1983гг.) имел легендарный, неповторимый голос страны, какого не было в истории мировой культуры ни до, ни после него. Однажды ночью этот голос по радио услышал Сталин. Он ему так понравился, что утром скромный стажер уже читал пятичасовой «священный текст» доклада вождя на XVII съезде партии. Не сделав ни одной ошибки! Так в одночасье девятнадцатилетний юноша стал главным диктором Советского Союза. Он стал особенно знаменит во время войны, передавая сводки с фронта и материалы «От Советского Информбюро». Гитлер клялся его повесить, объявив своим личным врагом и врагом рейха №1 (главнокомандующий Сталин значился под №2). За голову Левитана было обещано 250 тысяч марок, а специальная группа СС готовилась к заброске в Москву, чтобы ликвидировать или выкрасть диктора. Поэтому Левитана берегли, как зеницу ока. Он обладал уникальной способностью поднимать людей на подвиг. Маршал Рокоссовский  как-то сказал, что голос Левитана был равносилен целой дивизии. Все важнейшие события и до и после войны озвучил именно Левитан. Всего он провел свыше 60 тысяч передач (!). За полвека, отданных радиоэфиру, он так и не научился читать тексты «без души», не пускать их тяжелую правду в свое сердце. И оно, в конце концов, не выдержало… Незадолго до смерти,  в возрасте 66 лет, он, первый среди  дикторов, был удостоен звания народного артиста СССР. В жизни ЮрБюро (так его «за глаза» называли коллеги) был скромнейшим, радушным, порядочнейшим человеком, говорил тихим, спокойным голосом, и обычно люди даже не верили, что он – тот самый Левитан.

Бражникова Надежда Ивановна: «Главным девизом двадцатого века было “Никто не забыт, ничто не забыто!” Этому девизу следовали мы, жители Вареновки. Каждый год 9 Мая мы вспоминаем всех участников Великой Отечественной войны и отдаем им почести. И напоминаем молодежи о том, что надо гордиться тем, что их предки не были рабами и умели защищать себя, свою семью и свою страну. Я прошла войну, участвовала в восстановлении страны, всегда болела за нее. Я очень люблю своё село. И проживая уже девятый десяток лет, я хочу обратиться к тем, кто сегодня молод и полон сил. Не потеряйте и вы, дорогие потомки, то, что мы сделали, и приумножайте все хорошее, что мы Вам оставили» (Из выступления 2007 г.)

ИСТОРИЯ ПАМЯТНИКОВ В ВАРЕНОВКЕ

Из воспоминаний И.С. Нестеренко: «Первый памятник в нашем  селе появился в начале 20-х годов прошлого века. Согласно версии, существующей многие годы, он был возведен над прахом двух неизвестных красноармейцев, погибших (или замученных) белогвардейцами на дороге около Вареновки, между селом Самбек и Таганрогом. Памятник был сооружен на теперешней улице Октябрьская между домами Петренко Ивана Владимировича и зданием бывшей пекарни. К улице раньше примыкала небольшая площадь, где  до революции находилось здание земской школы. Позже оно было переоборудовано под сельский клуб.

Памятник – это небольшой обелиск, пирамидальной формы. Возле него была сооружена деревянная трибуна, с которой руководители села  произносили приветственные речи во время праздников Первого мая и в День Великой Октябрьской Социалистической революции. От памятника по улицам села проходила демонстрация, в которой принимали участие взрослые и школьники. Иногда шефы из Таганрога присылали грузовые автомашины, украшенные  цветами  и плакатами. Они тихо двигались впереди праздничного шествия, потом вновь возвращались к памятнику, и здесь проходил митинг.

Особенно памятны митинги, посвященные окончанию Великой Отечественной войны 9 мая 1945 года.

В 1946 году по инициативе сельских активистов и при поддержке со стороны председателя Вареновского сельского совета Климченко Якова Ефимовича и руководителя колхоза Гайдаченко Семена Ивановича решено было построить памятник нашим односельчанам, погибшим в войне с фашистской Германией. Позже  здесь появились  могилки, в которых символично были погребены останки солдат, погибших в боях за освобождение села Вареновка. В фундамент под новый памятник был перенесен прах и погибших неизвестных красноармейцев. Сначала новый памятник представлял собой невысокий пирамидальный обелиск. А затем был заменен другим воином, склонившим голову в скорбном молчании. Памятник был обнесен железной изгородью и вокруг него силами комсомольско-молодежных звеньев колхоза “Путь Ленина” был посажен небольшой акациевый парк.

Был в нашем селе еще один памятник, посвященный  четырем танкистам, подорвавшимся на противотанковой мине в балке на северо-восточной окраине села. Место, где были похоронены танкисты, не было точно установлено. На месте их гибели здесь возвышался  небольшой земляной холмик, за которым ухаживали старушки, являвшиеся свидетелями гибели танкистов. Об этом стало известно в школе. Ученики под руководством учителя истории возвели вокруг могилки деревянную изгородь. Вареновские ученики, поступившие на учебу в Таганрогское ремесленное  училище № 22, рассказали об этом своему мастеру Бояджи Валерию. Он организовал отряд поисковиков, начал раскопки, чтобы точно знать, где похоронены танкисты. После долгих поисков, наконец, нашли могилу солдат. Их прах был торжественно предан земле при огромном стечении сельских жителей и учащихся двадцать второго ремесленного училища. На этом месте был сооружен небольшой металлический памятник. Ежегодно в день танкиста, в первое воскресенье сентября возле него проходили торжественные митинги. Потом прах танкистов был перенесен на место сооружаемого памятника в парк в районе сельского кладбища.

Из воспоминаний Мамченко Елены Ивановны (1936 г.р.): «После освобождения села от гитлеровских захватчиков, жители села вернулись из эвакуации, стали восстанавливать свои разрушенные жилища и возрождать колхоз.

Помню, мой отец нарубил из стволов деревьев своего  сада стропила, поставил стены, накрыл крышу соломой. Старшая сестра была на фронте. Брат Николай стал сапером. Нас, детей, собирал бригадир садоводческой бригады Кузьма Иванович, чтобы убирать бурьян в саду и выпиливать покалеченные ветви деревьев. Нам для этого дали специальные ножовки и показали, как надо ими пользоваться. И еще нам сказали, что надо собирать кости убитых солдат.

Долину за рекой между Вареновкой и Приморкой немцы заминировали очень надежно. И в войну тут полегло огромное количество наших солдат. Вот эти кости и черепа собирали  мы. Впереди шли минеры, а после них мы. Черепа лежали как арбузы на бахче. Поначалу было страшно к ним притрагиваться, брать  в руки. Мы пошили себе специальные рукавички и в них работали, переселив страх. Нами руководил Александр Поликрапович Кучеренко, инвалид войны. Тогда и выбрали место для захоронения возле кладбища. Александр Поликарпович сделал на могиле опалубку, залил бетоном плиту где-то 1,5 х 1,5 метра. Это и был первый памятник погибшим».

Воспоминания Полящука Владимира  Александровича: «… Зимой 1985 года, накануне 40-летия  Победы в Великой Отечественной войне, на собрании депутатской  группы села Вареновка обсуждалось предложение председателя исполкома Самбекского сельского Совета, депутата Хабаровой Тамары Михайловны об увековечивании памяти погибших жителей села в годы войны, а также воинов Красной Армии, погибших при освобождении села Вареновка.

Тамара Михайловна предложила изготовить и установить рядом с имеющимся  памятником гранитные плиты с высеченными на них фамилиями погибших воинов. Одновременно с установкой плит необходимо было также принять меры по ремонту скульптуры памятника, которая начала разрушаться. Для принятия решения о сборе средств на ремонт и реконструкцию существующего памятника на очередное собрание депутатской группы были приглашены члены уличных комитетов, Совет ветеранов села, участники Трудового фронта, уважаемые жители села, а также скульптор В.И. Перфилов. Он представил на суд собравшихся макет мемориала погибшим. Своей грандиозностью этот макет произвел огромное впечатление на участников собрания. Председатель Совета ветеранов, инвалид Великой  Отечественной войны Г.К. Дудко, прослезившись, сказал, что если бы у нас был такой  памятник, то это было бы “ВСЕ!!!” “Но мы его не построим, - продолжил он, - так  как у нас нет для этого сил и средств”.

Но мы все-таки решили начать строить предложенную скульптурную композицию, понимая, что  к 9 Мая завершить ее нереально.  Работа началась, уточнялись списки погибших, собирались деньги у жителей села.

На собранные средства была заказана скульптура “Солдата-освободителя”, а гранитные плиты с фамилиями погибших, стелу и все строительно-монтажные работы предполагалось выполнить и силами жителей села (что в конечном итоге и было сделано). Я считал, что если каждый школьник, каждый житель села принесет по камешку, то это будет гора камней для фундамента. И я не ошибся. Стоимость строительных материалов, необходимых для закладки будущего фундамента и стоимость гранитных плит, предполагалось оплатить Сельскому Совету, так как собранных у населения средств хватило только на оплату стоимости скульптуры.

Работы по закладке фундамента будущего мемориала начались в начале апреля 1985 года, как только растаял последний снег. Воздвигнуть задуманный мемориал в течение месяца было, конечно же, нереально, поэтому к празднованию 40-летия Победы, вокруг старой скульптуры “Солдата-освободителя” стояла опалубка фундамента будущего мемориала и выполнена часть бетонных работ.

После празднования Дня Победы работы по строительству мемориала продолжились. Трудились по выходным, в свободное от основной работы  время. Приходили на стройку почти все жители села. Особенно значительный вклад внесли участники войны: Бражников Владимир Дмитриевич, Полящук Александр Степанович, Надолинский Василий Макарович, Мамченко Николай Григорьевич, Дащенко Иван Филиппович, Горбачев Василий Васильевич и многие другие;  а также члены общества охотников, решившие на своем собрании отработать на строительстве мемориала не менее трех дней каждому: это Беликов Н.И., Подопригора В.А., Тараненко В.И., Максименко Н.В., Дащенко Н.И., Кодратенко А.Ф. Черняков В.И., Снименко В.В. и другие. Всего в строительстве мемориала принимали  участие более пятидесяти человек. А  с теми, кто хоть один день проработал на мемориале - более ста человек. Основным вдохновителем строительства в течение всего времени строительства была председатель Самбекского сельского Совета Хабарова Тамара Михайловна.

Строительство мы начали с разметки фундамента, взяв за основу макет мемориала, выполненного в масштабе из гипса скульптором В.И. Перфиловым. Разметку по моим расчетам выполнял Дащенко Иван Филиппович, бывший рабочий строительной бригады колхоза им. ХХ Партсъезда, инвалид Великой Отечественной. Устройство щитов деревянной опалубки фундамента выполнялось под руководством участников войны, Горбачева Василия   Васильевича и Полящука Александра Степановича. А сооружение опалубки из металлических листов под “шанец” для установки стелы и каркаса фундаментов из арматурной стали выполняли с помощью электросварки А.Ф. Кондратенко и Александр Швец. Помню, подошла ко мне молодая женщина, фамилию я не помню, сказала, что она может штукатурить. Мы ей дали инструмент, обеспечили материалами, и она выполнила большой объем штукатурных работ.

Всего при строительстве мемориала было приготовлено и заложено около тридцати кубометров бетона и цементного раствора, заложено в фундамент пятьдесят фундаментных блоков, одна тонна арматурной стали и много других строительных и отделочных материалов. Для приготовления  бетона использовалась бетономешалка, установленная на строительной площадке детского садика. Водой строительство обеспечивал бригадир колхоза Шевченко Анатолий Иванович.

Открытие мемориального комплекса планировали в день освобождения села от фашистских захватчиков - 30 августа. С фундаментом мы успевали, скульптура также была изготовлена В.И. Перфиловым в срок. Её перевез в село водитель-инструктор автошколы ДОСААФ В.В. Снименко. Она была смонтирована с помощью автокрана. А вот изготовители гранитных плит нас подвели, и мы вынуждены были заказать плиты из мраморной крошки у других мастеров. И еще нужно было изготавливать стелу - один из элементов скульптурной композиции мемориала.

Был изготовлен специальный саркофаг для заливки в него раствора бетонной смеси, изготовлены и затем во время заливки бетонной смеси установлены анкера для подъема, и металлический каркас из арматурной стали.

Заливку бетонной смеси в саркофаг будущей стелы наметили на начало августа, когда все материалы были приобретены. Необходимо было в течение дня приготовить и залить бетонную смесь общим объемов пять кубических метров. Для её приготовления решили использовать бетонный узел детского сада. Руководил заливкой скульптор В.И. Перфилов. Приготовленный раствор перевозил на машине ГоРОп Иван Михайлович. Раствор готовили В.А. Подопригора, Н.И. Беликов, Н.В. Максименко, В.И. Тараненко и др. Заливку выполняли В.Д. Бражников, Н.Г. Мамченко, А.С. Полящук, В.М. Надолинский, Т.М. Хабарова, И.Ф. Дащенко и др.

Намеченная работа была выполнена, но продолжать формировать стелу можно было не раньше чем через месяц, когда бетонная смесь с наполнителями (керамзитом и мраморной крошкой) приобретут необходимую прочность. Поэтому открытие мемориала состоялось без стелы в торжественной обстановке, в день освобождения села от немецко-фашистских захватчиков - 30 августа 1985 года. В честь праздника был зажжен “Вечный огонь”, устройство которого выполняли братья Терещенко, и прозвучали оружейные салюты.

Через некоторое время после открытия мемориала, когда бетонная смесь стелы прошла процесс естественного старения, были произведены демонтаж боковых стенок саркофага, обтесывание тыльной и боковых сторон стелы для придания им эстетического вида. Затем стелу с помощью автокрана мы повернули на 180 градусов и положили лицевой стороной кверху. После шлифовки ее установки скульптурного изображения ордена Отечественной войны надписей, состоялся монтаж стелы в заранее подготовленное место в фундаменте - ("шанец" - на языке строителей).

В тот сентябрьский день, а точнее  вечер, 1985 года у мемориала для монтажа стелы собрался весь коллектив жителей села, отдавших много времени и  сил строительству мемориала: Беликов Н.И., Подопригора В.А., Тараненко В.И., Максименко Н.В., Дащенко А.И. и многие другие. В монтажной организации “Южтехмонтаж” был заказан автокран, который прибыл в назначенное время. Для подъема стелы в вертикальное  положение  и ее монтажа была сконструирована и изготовлена бригадой Н.И. Беликова специальная траверса. На раскосах стелы закрепили отвесы для определения вертикального отклонения стелы при установке.

По команде Н.И. Беликова начался подъем стелы. Предстояло выполнить самую сложную и ответственную операцию по монтажу композиции мемориала. Необходимо было поднять в вертикальное положение и установить бетонное изваяние высотой 9,5 метров, весом в 9 тонн в шанец фундамента, не повредив ранее установленные скульптурные композиции.

И вот подъем начался! Присутствовавшие замерли. Постепенно стела заняла вертикальное положение и, оторвавшись от земли, повисла на проушинах траверсы. Траверса выдержала нагрузку! Приподняв стелу немного выше фундамента, крановщик умело пронес ее и медленно опустил в шанец фундамента, не ослабляя  натяжения стальных канатов стрелы крана. После корректировки по вертикали, были установлены заранее изготовленные клинья и залит бетонный раствор в пустоты между корневой частью стелы и шанцем фундамента. Монтаж стелы успешно завершился. Все присутствующие поздравляли друг друга и особенно крановщика автокрана. По его словам, в этот раз он выполнял один из самых ответственных своих подъемов (жаль, фамилию его я не записал).

С монтажом стелы мемориал приобрел законченный вид».

На открытии мемориала выступила правнучка участника Великой Отечественной войны Наймилова Константина Александровича, Виктория Луговая: «Уважаемые вареновцы! День Победы в нашей семье всегда  был особенный. С раннего детства я вместе со своими родителями, дедушкой и бабушкой с цветами шла в дом моего прадедушки - Наймилова Константина Александровича. В этот день всегда приезжали из Таганрога сестра бабушки со своими детьми и внуками. Часто из Волгодонска внуки младшего сына всегда в этот день накрывали стол, за которым сидел дедушка в праздничном пиджаке с медалями. Мы никогда не пропускали  этот день. А медалей у дедушки было много. Теперь нет в живых нашего деда, в его доме живут чужие люди. Мы, конечно, будем приезжать на могилу нашего прадедушки. Он был храбрым солдатом. Когда наша семья   узнала о строящемся мемориале, мы с радостью поддержали эту инициативу и гордимся, что имя дедушки выбито на обелиске. Погибшие воины бессмертны в нашей памяти.

От всей нашей большой родни поздравляем всех с наступающим праздником! Я заверяю, что всегда от нас кто-нибудь будет приезжать сюда в День Победы, чтобы поклониться праху нашего дорого Наймилова Константина Александровича и других воинов, погибших  за свободу нашей родины».

СПИСОК ЖИТЕЛЕЙ СЕЛА ВАРЕНОВКА, ПРИНИМАВШИХ УЧАСТИЕ В СТРОИТЕЛЬСТВЕ ПАМЯТНИКА ПОГИБШИМ ВОИНАМ В ГОДЫ ВОЙНЫ 1941-1945 гг.

Строительство осуществлялось в апреле-сентябре 1985 года.

В работах по сооружению памятника принимали участие более пятидесяти человек. Особенно отличились:

Беликов Николай Иванович

Бражников Владимир Дмитриевич

Горбачев Василий Васильевич.

Дащенко Анатолий Иванович

Дащенко Иван Филиппович

Кондратенко Анатолий Федорович

Максименко Николай Владимирович

Мамченко Николай Григорьевич

Надолинский Василий Макарович

Подопригора Валентин Александрович

Полящук Александр Степанович

Полящук Владимир Александрович

Снименко Василий Васильевич

Тараненко Виктор Иванович

Участники Великой Отечественной войны:

Черняков Владимир Иванович

Сегодня мы не должны забывать о войне и ее героях. Они навсегда с нами. Они - вечные современники каждого из нас, каждого нового поколения, приходящего в жизнь.

И помогают хранить эту память о них   памятники. Они - постоянное напоминание о величайшей трагедии войны, знак бессмертия погибших воинов и знак славы воинской доблести.

Во истину бессмертен советский солдат - победитель фашизма. Он с постаментов протягивает нам  из того военного прошлого  руку (не бронзовую, а кажется живую руку), натруженную, загрубевшую, опаленную порохом, руку, завоевавшую победу и зовущую к подвигу во имя жизни. Он всегда среди нас и рядом с нами. Он призывает нас к мужеству сегодня завтра и всегда.

МИМО СЕЛА ПОШЛИ ПОЕЗДА

РОЛЬ В  СУДЬБЕ ВАРЕНОВЦЕВ СТАЛЬНОЙ МАГИСТРАЛИ

В марте 1868 года коммерции советник, агент московского генерал-губернатора, купец-миллионер Самуил Поляков, выиграл конкурс на получение от царского правительства подряда на строительство Курско-Харьковско-Азовской железной дороги. Он пригласил возглавить исследовательские работы по строительству магистрали способного инженера Петра Николаевича Горлова.

Детство Горлова прошло в селе и на фабрике Подмосковья, где его отец, бывший иркутский губернатор, уволенный со службы за доброжелательное отношение к декабристам, занимался производством шерстяной пряжи. После окончания первой Московской гимназии юноша поступил в Петербургский институт горных инженеров (ныне горный институт имени Г.В. Плеханова). Закончил его с золотой медалью и вскоре поступил в распоряжение русского общества «Пароходство и торговля». В ноябре 1864 года Горлова утвердили младшим помощником инспектора горного промысла на землях Войска Донского.

Талантливый и энергичный инженер-новатор П.Н. Горлов уже в марте 1868 года принялся за строительство новой в России южной железнодорожной магистрали, которая должна была соединить Ростов-на-Дону с центром России.

Люди через Таганрог потянулись на стройку из разных губерний России. Одни шли сюда по доброй воле в надежде заработать на кусок хлеба, другие – по принуждению. На трассу будущей дороги под конвоем из тюрем этапным порядком было доставлено несколько арестантских рот. На строительстве трудно было отличить «вольного» крестьянина от арестанта: работать и жить приходилось им в одинаковых условиях. Особенно на первых порах, когда не было даже временного жилья, мастерских и других объектов. И все же, несмотря на эти трудности П.Н. Горлов сумел выдержать сроки строительства - четыре года. Магистраль сдавалась в эксплуатацию по окончанию каждого из участков. Стальные рельсы прокладывались рядом с селами Михайловка, Бессергеновка, Вареновка, Морская, Мержаново и другими.

25 июля 1869 года телеграмма из Таганрога извещала население: «Сегодня в три часа пополудни пошел первый рабочий поезд Азовской железной дороги от станции

Таганрог до станции Матвеев-Курган». А следующая телеграмма от 12 ноября гласила: «Сегодня в два часа пополудни прошел первый поезд Азовской железной дороги до Ростова».

В декабре 1869 года строительство Азово-Харьковской-Курской железной дороги было закончено, о чем было оповещено население области Войска Донского: «23-го числа отправляются первые пассажирские поезда из Харькова, Таганрога и Ростова». В связи с этим почтовый тракт от Ростова до Таганрога и Мариуполя был упразднен в конце 1870 года.

Новая железная дорога вдохнула новую жизнь в села на Азовском побережье и, в частности, в село Вареновку. Теперь ее жителям стали доступны не только станицы и города территории Войска Донского, но и центральной России, Москва и Санкт-Петербург. Это, как мы узнаем позже, повлияло на судьбу людей нашего села.

Приазовские вокзалы 1931-1937 годов из рассказа Синдецкого Николая Михайловича: «В 1930 году мой отец по вербовке приехал в город Таганрог, где в то время формировалась ремонтно-путевая колонна Девятой дистанции пути. В этой колонне были люди со всех концов Советского Союза (с Урала и других республик). Всего в ней было около ста человек. Железнодорожники размещались в специально оборудованном поезде из дести полувагонов, которые назывались «жучками». Были вагон-кантора, вагон-кухня, и вагон-Красный уголок. С мая до сентября рабочие жили в палатках по месту ремонта  участков пути. Их было четыре больших по двадцать коек и две палатки для семейных с детьми. Работающих снабжали продуктами. Им привозили на ручной дрезине обед: горячие супы и всевозможные каши. Хлеб давали в день 800 грамм взрослым и 400 – детям. Регулярно выдавался паек (крупа, мука, сахар), из него железнодорожники сами готовили ужин  на кострах, в которых жгли старые шпалы.

В те тридцатые голодные годы в стране железнодорожников голод не коснулся. Рабочий день был с 6 часов до 14. Такой график исключал работу в жару. С наступлением холодов железнодорожники переезжали в зимние квартиры на станцию Марцево, где находились казармы и вся хозяйственная часть колонны. На территории станции была построена огромная столовая. В выходные дни тут же проводились собрания, концерты приезжих артистов. В зимний период колонна занималась «снегоборьбой»: рабочие очищали стрелки станции Марцево и занимались расчисткой железнодорожных путей, а их было одиннадцать. Зимы тогда были снежные, и работы хватало всем.

Первый палаточный лагерь колонны расположился на станции Мартыново. Здесь уже стояли две давно построенные большие казармы, в которой жили железнодорожники, обслуживающие станцию. Здание станции было двухэтажное, площадью пять на пять метров и высотой – десять. На верхнем этаже располагался дежурный по станции, а внизу – зал ожидания. Такого типа станции были в Таганроге и в Кошкино. До сегодняшнего дня сохранилось одно в Кошкино. Начальством был определен участок ремонтных работ, от станции Хапры до станции Синявское, и сроки работ – с мая по октябрь. Хотя почти все работы велись вручную, колонна с заданием справилась.

Запомнились эти места тем, что железнодорожное полотно проходило здесь близко к берегу Мертвого Донца. Когда дул сильный низовой ветер с юга река выходила из берегов, ее волны подмывали насыпь дороги. В районе Мартыново Донец при разливе достигал ста метров  в ширину.  Здесь часто бригады рыбколхозов закидывали сети и целыми днями осторожно выбирали рыбу, которой в те годы было очень много. Ловился судак, чехонь, сазаны, была и красная рыба. Мелкую пойманную рыбешку рыбаки выпускали обратно в реку. Мы, дети железнодорожников, днями пропадали на берегу Донца, помогая рыбакам выбирать из невода рыбу. Они угощали нас вкусной ухой и домой давали сазана или судака таких размеров, что мы еле доносили их до палаток. После работы наши рабочие варили из них уху для всей артели.

Красивейшими были вокзалы Синявское и Морская. Станция Синявское была узловой, на которой жизнь кипела ключом. На перроне вокзала с восточной стороны стоял бакхауз – помещение, где сгружали и складывали почтовый багаж, а также кубовая – где грели кипяток для проезжающих. Две казармы за вокзалом стоят и по сей день. На станции Синявское останавливались пассажирские поезда «Киев-Ростов», «Одесса-Ростов», «Харьков-Ростов» и рабочие поезда в город Таганрог. Пассажирские поезда стояли здесь двадцать минут. И во время их стоянки вдоль состава бегали торговцы, предлагали жаренную и вяленную рыбу, помидоры, огурцы, жаренные семечки, фрукты, ключевую воду и множество огромных красных раков. Мальчишки бегали, предлагая закурить махорку с названиями «Эпоха – курить неплохо», «Наша марка. Крути сам». С западной стороны вокзала  был высокий перрон, на котором разгружали стройматериалы. С него грузили также зерно для отправки на элеваторы в разные концы Советского Союза. В вокзале находился милицейский участок.

Недалеко от вокзала с восточной стороны находился молокозавод, и мы, мальчишки, бегали туда за сывороткой, а иногда рабочие угощали нас творогом.

Не менее значимой была и станция Морская. Здесь производилась дозаправка паровозов водой. Вблизи станции стояли два больших крана. И сегодня стоит здание в виде башни, в котором когда-то находились насосы, подающие воду паровозам.

Несколько слов о станции Бессергеновка. Она была красивой, нарядный забор тянулся на несколько десятков метров. В 1904 году здесь были посажены тополя. Два последних дерева были спилены в прошлом году. На станции Бессергеновка с 1931 по 1933 год существовала железнодорожная артель из станционных рабочих. Они имели несколько лошадей и сельхозинвентарь для обработки земли. Эта артель надел в несколько гектаров. Его засевали овощами, сеяли кукурузу, ячмень, просо. Выращенные картофель, тыкву, перец, капусту и зерновые делили между членами артели поровну. Это имело неоценимое значение для людей. Артель получала бесплатно уголь, а также выдавала своим рабочим на дрова старые шпалы. На станцию завозили цистернами воду из Таганрога. Сливая ее в емкость, которая была построена из бетона и находилась глубоко в земле. На станции было много железнодорожных путей. Здесь был угольный склад и помещение для выгрузки багажа. Через эту станцию проходило множество людей, которые пешком шли из Вареновки и Бессергеновки в Таганрог на работу и на базар, не дожидаясь поездов. 

Самой большой узловой станцией была Марцево. Через нее в 30-е – 40-е годы проходило огромное количество составов с лесом, углем, зерном и др. На станции Марцево останавливались все скорые поезда, в том числе и правительственные. Когда они проходили, на перроне вдоль железнодорожного полотна выстраивалась милиция и к вагонам никого не допускали. Перед прибытием правительственного состава в целях безопасности проходил паровоз, и по убытию его пропускали опять. И только после этого станция наполняться народом. Начиналась обычные суета и хлопоты. Здесь с утра до вечера гремел ходячий базар. Продавцы, в основном женщины, предлагали проезжающим всевозможные продукты. Бегали и мы, мальчишки. Но нас ругали милиционеры, опасаясь, чтобы мы не попали под идущий состав. Для доставки пассажиров к скорым поездам из Таганрога ходил состав из четырех вагонов с открытыми площадками. Его тащил паровоз «овечка», с высокой трубой, мальчишки звали его «кукушка». Сам же состав мы называли «трудягой». Он нас, детей железнодорожников, со всех железнодорожных станций возил на учебу в школу № 15 г.Таганрога, так как школы на Марцево не было. Учеников было много, они заполняли почти два вагона. Дети железнодорожников ехали бесплатно, а для жителей поселка выдавались ученические билеты с мизерной оплатой.  В десятилетнем возрасте мне посчастливилось видеть Надежду Константиновну Крупскую, которая ехала в 1932 году, очевидно, на Кавказ, а мы школьники были на каникулах.

Свой рассказ я хочу рассказом о вокзале Таганрог-1. В те годы здесь стоял «блочок» и кругом была степь. В 1932 году в нескольких сотнях метрах стал строиться трубопрокатный цех Металлургического завода. Во время Великой Отечественной войны здесь насмерть стоял бронепоезд, преградив путь немцам в город. Им долго не удавалось подойти к бронепоезду. Но все же наконец они в упор расстреляли его защитников почти никого из них не оставив в живых. При строительстве нового вокзала во время земляных работ рабочие обнаружили останки солдат, лежащие рядом с покореженным, заржавевшим бронепоездом. При постройке рынка все эти места, где насмерть стояли бойцы бронепоезда, были застроены и могилки сравняли с землей.

В 1937 году колонну расформировали. Люди стали определяться на оседлую жизнь. Рабочие поселились в разных местах, которые ранее не обслуживали. Стали постоянными жителями Таганрога, Ростова и многих сел, находящихся вблизи железной дороги».

Вспоминает Нестеренко Иван Степанович: «Что значит для нас стальное полотно, проложенное в XIX веке около  нашего села?  Оно изменило жизнь наших вареновцев. Хотя многие и продолжали заниматься хлебопашеством, но появилась возможность  заработать деньги на железной дороге. Некоторые молодые парни становились рабочими по ремонту железнодорожных путей, обходчиками, другие устраивались на работу на таганрогских заводах: металлургическом и котельном. В Вареновке  остановочной площадки не было. Приходилось утром идти на разъезд Старо-Бессергеновка, либо подъезжать в Таганрог на товарных составах, которые тихим ходом шли мимо села. На “блочке” (район Нового вокзала) если состав останавливался, то люди сходили с поезда, а если нет, то прыгали на ходу поезда под станцией Марцево, когда при подходе к станции поезд снижал скорость. Такой способ добираться до места работы в Таганроге иногда заканчивался трагически: люди получали телесные травмы.

В 30-е годы ХХ столетия в Вареновке появилась группа жителей, которые стали ходатайствовать перед Управлением Северо-Кавказской железной дороги о строительстве в селе остановочной площадки. Самым инициативным в этом благом деле был Швец Егорий (сельская кличка “Ера-задавака”). Это был уважаемый всеми односельчанами, гармонист, человек веселого нрава, виртуоз в своем деле. Он работал где-то в Таганроге на железнодорожной станции. Видимо, его уважало начальство, и, в конце концов, руководители правления железной дороги разрешили начать строительство остановочной площадки. Начали ее с создания искусственной насыпи с северной стороны дороги. В заранее указанные дни и часы, в так называемые “окна”, в Вареновке появлялась “вертушка” – паровоз с несколькими платформами, нагруженными угольным шлаком.

Паровоз подавал сигнал, и жители близлежащих улиц прибегали и быстро разгружали прибывший состав. Люди понимали важность строительства в Вареновке железнодорожной остановки. Ведь в начале 30-х годов в Таганроге учились в ремесленных училищах наши дети, многие вареновцы работали на городских предприятиях. Однако строительство остановочной площадки вызвало недовольство руководства колхоза и села. Они опасались, что это может вызвать отлив кадров из колхоза. Отчасти они были правы: многие мужчины, юноши и девушки, окончившие семилетнюю школу, уходили на учебу в техникумы и ремесленные училища Таганрога. Однако позже они признали свою неправоту и охотно пользовались удобствами при поездке в Таганрог.

В годы оккупации, немцами нашего села остановочная площадка пришла в запустение. Но навес для пассажиров чудом сохранился. Более того фашисты восстановили подорванный советскими солдатами мост через реку Самбек и тщательно охраняли его.

После освобождения села от гитлеровцев в августе 1943 года, движение по железной дороге Ростов-Таганрог было быстро восстановлено, и потребовался  капитальный ремонт основания моста по обе стороны реки. Его производил специальный саперный полк в 1945-1946 гг., штаб которого находился в нашем селе. Молодые, закаленные в  боях солдаты трудились днем и ночью на этой стройке. А в свободное время организовывали танцы под духовой оркестр. На веселье сбегались со всего села девушки и парни, демобилизованные из армии. “Танцплощадка” находилась недалеко от моста на возвышенности, в конце усадьбы Анатолия Тараненко. “Мостовики”, так называли восстановителей моста, построили на месте разрушенного дома Сергея Акимовича Харченко новый дом, который назвали “клубом”. В нем позже разместились сельский Совет и правление колхоза, радиоузел и библиотека. Жители села  Вареновка добрым словом до настоящего времени вспоминают “мостовиков”.

До коллективизации, когда еще движение поездов было редким, мост и дорожки вдоль железной дороги были излюбленным местом отдыха сельской молодежи в праздничные дни. Одни любовались видами моря и села Самбек, а другие прогуливались вдоль полотна  вплоть до железнодорожной будки в селе Приморка.

Закончилась Великая Отечественная война, и вновь у жителей села железнодорожный мост стал тем местом,  где порою изменялись судьбы сельской молодежи. Например, несколько наших девушек связали свою судьбу с “мостовиками”, которые остались жить в Вареновке, Дзюба Нина вышла замуж за Крюкова Петра Петровича. Образовались семьи у Груба Ивана Ивановича, Прищепы Леонида Александровича и многих других.

Вот что значила для нас и  значит стальное полотно около села».

Попович Петр Степанович (1912г.р.) был в составе военнослужащих мостопоезде, который работал на строительстве разрушенного немцами моста через реку Самбек. Жил он со своими товарищами на квартире у Лысенко Николая. Молодежь охотно посещала сельские посиделки, а когда был построен клуб, то жизнь в нем была. Вечерами он заполнялся молодыми людьми. Здесь смотрели кинофильмы, здесь же каждый вечер устраивали танцы. Петр познакомился с Зинаидой Шивяковой. И когда, выполнившая указанные работы, часть была расформирована, то он не захотел расстаться с любимой девушкой. Петр предложил Зинаиде стать его женой и они в 1945 году поженились.

Петр Степанович пошел работать в колхоз помощником тракториста, работал учетчиком и некоторое время бригадиром, но его тянуло к технике, и он в 1953 году попросился на курсы шоферов и с этого времени до 78-летнего возраста работал с машинами.

В первое время работы было невпроворот, уходил до восхода солнца, а приходил за полночь. Потом стали работать по суткам. Дети его дома почти не видели. Петр Степанович был безотказным работником, за это его ценили и люди и начальство. Он прекрасно разбирался в машинах, был знатоком машинных двигателей и поэтому уже в преклонном возрасте к нему обращались за советами и конкретной помощью. Без работы сидеть не мог. И только болезнь в семьдесят восемь лет заставила уйти на пенсию.

         Работа на железной дороге была ответственной, но вместе с тем очень опасной. Благодаря четкой и слаженной работе обслуживающих ее звеньев не допускались сбои в железнодорожном движении. Однако случались трагедии, когда погибали люди, попадая под идущие поезда, крайне редко были и аварии.

         В памяти наших селян за прошедшее столетие сохранились два таких случая. Причем оба произошли на одном и том же месте. В 1937 году у нашего села произошло крушение скорого поезда «Москва-Баку», но жертв не было. Состав двигался со стороны Таганрога. Когда он миновал мост, его третий и четвертый вагоны сошли с рельс и стали клониться в сторону моря. Поезд остановился. Через полчаса на дрезине приехали работники НКВД, оцепили поезд, ротозеев отогнали подальше. А еще через час со стороны Ростова и Таганрога подали пассажирские поезда, в них перегрузили людей из аварийного состава. Затем пришли краны, закрутили тросами и стали тихонько ставить их на рельсы, продолжая держать их на тросах, пока вагоны не расцепили. Стоявший за мостом паровоз увез часть вагонов на станцию Морская. А пришедший с Таганрога другой паровоз забрал остальные. После чего начался ремонт пути и расследование причин аварии. Мастера Яковенко, отвечавшего за этот участок пути осудили по статье 58-й на десять лет тюрьмы. Как говорили, Яковенко из мест заключения вернулся, но железную дорогу работать его уже не взяли.

         О строгой ответственности железной дороги мы узнаем еще из одного рассказа односельчан. В послевоенное время в цех, где работали вареновцы, поступил рабочим Семенов Тимофей. В обеденный перерыв рабочие вели разговоры и житье-бытье, и мастер задал им вопрос: «Как там Вареновка после войны, отстраивается?» Новый рабочий, услышав слово Вареновка, засмеялся и сказал, что это село ему знакомо – там он чуть жив остался Он рассказал, что до войны и после работал помощником машиниста на паровозе. Как-то ночью вели они состав из Ростова. Миновали Приморку и не увидели светофора, горевшего красным светом: то ли отвлеклись, то ли вздремнули, как вдруг вблизи показались три красных огня на заднем вагоне впереди идущего поезда. Машинист дал экстренное торможение, и мужчины упали на пол, зная, что в таком положении их ничто не зацепит при крушении. Состав намертво остановился. Тимофей, страшно испугавшись, в горячке выпрыгнул на левую сторону обочины и помчался куда глаза глядят. Когда опомнился, то оказался на берегу моря. Нервная дрожь сотрясала тело, рядом были река и море. Он оглянулся назад и увидел в конце состава большое пламя. Его тушила приехавшая пожарная цистерна. Тимофей решил уйти назад. В казарме сидели машинист, кочегар и еще военные в красных фуражках. Молодой человек молча вошел и сел рядом с товарищами. В итоге машинист получил пять лет тюремного заключения, а Тимофея с кочегаром освободили от обязанностей, запретив в течение пяти лет работать на железной дороге.

         Если эти случаи аварии рассказаны со слов их участников и для окружающих прошли почти незамеченными, то авария товарного поезда в первые послевоенные годы была памятна жителям села надолго. Паровоз не вытянул состав в сторону Бессергеновки, и задний вагон оказался напротив казармы. В нем лежал угол-коксеком. Было четыре часа утра. Следом шел грузовой состав из Ростова. Его машинист просмотрел красный светофор.  И хотя он дал экстренное торможение, увидев стоящий впереди товарняк, все же паровоз врезался в последний вагон, буквально влез на него. Это дало смягчение, но три последних вагона сошли с рельсов. Они были нагружены необработанным хлопком, а рядом была цистерна с горючим. При столкновении вагоны загорелись, и горючее полилось по кюветам. Огонь побежал по насыпи. Хлопок горел так жарко, что колеса вагонов плавились, как воск, и оси вагонов покрутило, как бублики. Хлопок горел долго. Огромное зарево осветило село. Вагоны расцепили и увезли. Через несколько дней жители обнаружили на месте пожара обгоревший труп. Но никто не знал, кто это: тогда было много зайцев, которые ездили на товарных поездах. К счастью такое больше не повторилось на памяти живущих сегодня людей.

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА: ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 20 ВЕКА

Железные дороги страны можно сравнить с кровеносными артериями человеческого организма. Бежит по артериям кровь - живет человек. Бегут поезда - живет полнокровной жизнью страна. И почти весь ХХ век железные дороги в нашей стране были главным средством передвижения и перевозок. Им всегда уделялось повышенное внимание, за ними ухаживали, их охраняли. Это был отлаженный, надежный, безукоризненно работающий комплекс.

В конце ХХ-го века, в «доперестроечные» времена, по нашей железной дороге   шли поезда через каждые 7-10 минут. Можно представить, какую колоссальную нагрузку выполняли люди, которые обеспечивали движение поездов.

Железная дорога всегда привлекала детей. Они бежали к железнодорожному полотну, и стоя у обочины, считали многочисленные вагоны идущих составов. Длина товарных составов была огромной - они протягивались почти на весь пролет дороги от Вареновки до Бессергеновки.

Само полотно железной дороги всегда было в безукоризненно чистом состоянии. По краям насыпи лежали побеленные камешки, белели столбы, отмерявшие километры пути.

А наши сказочные домики на железнодорожных переездах! Они были красиво выкрашены, обелены, утопали в цветах. Кстати, цветочные насаждения тянулись от станции на десять метров вдоль дорогим. И эту красоту создавали и поддерживали для нас люди, которые работали на железной дороге.

Большим событием в истории железной дороги была ее электрификация. С волнением наблюдали все, и взрослые, и дети за тем, как работали электромонтажники, собирая линии для питания электропоездок. Все было в новинку! Как все ждали появления электричек! И вот в начале 70-х годов по дороге вместо дымных паровозов пошли легкие, изящные, очень для нас комфортабельные электропоезда.

К хорошему быстро привыкли. Но когда в годы «перестройки» мы увидели на дороге наши разбитые электрички, в которых были выбиты стекла вагонов, сорваны сиденья, в которых были грязь и мусор – сердце сжималось: что же с нами случилось, люди?

Кажется, уже миновали эти  времена беспредела. Но мы с грустью вспоминаем, как к электричкам утром и вечером шла лавина людей: тогда многие работали на предприятиях Таганрога, учились в городе в различных учебных заведениях. Расписание электричек тогда было составлено с учетом удобства для рабочих и сельских жителей, для горожан, имеющих дачи на Азовском побережье, для тех, кто учится в городе.

Многие вареновцы стали  железнодорожниками на всю свою жизнь. А 1918 году на железнодорожной   станции  стал работать Григорий Васильевич Бородавко. Сначала он был стрелочником, а затем сигналистом. Как классный специалист и неутомимый труженик в 1954 году он был награжден орденом Ленина. Ему присвоено звание «Почетный железнодорожник».

На станции в селе Бессергеновка работал Бражников Дмитрий Петрович. Начал свою трудовую деятельность разнорабочим. Потом был обходчиком - менял шпалы. Затем был стрелочником дежурным о станции «Бессергеновка».

До войны станции Таганрог -II не было, поезда не заходили в Таганрог. Станция Бессергеновка была узловой.

Во время отступления наших войск в 1941 году Дмитрий Петрович несколько суток безвыходно находился на станции. Последние поезда, в том числе и наш бронепоезд, отправил сам. Уйдя на пенсию, он работал еще несколько лет стрелочником.

СЕМЬЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКОВ ГОЛОВЕНКО

Возможность сменить тяжелый крестьянский труд на более обеспеченную материально работу на железной дороге использовали не только наши коренные жители. К нам приезжали жители других сел, если была возможность купить у нас надел земли.  Вот так и поселилась в Вареновке большая семья из Самбека  – Головенко Антона. Один из его сыновей, Тихон Антонович, пришел на работу на железную дорогу, когда ему не было еще и двадцати лет. Это было в далеком 1906 году (работал до 1952 года). Должность его была «мостовой обходчик». Женился Тихон на городской барышне. В Таганроге жили все ее родственники, и она использовала любую возможность, чтобы чаще их навещать. Муж, обеспечивавший семью материально, предоставил возможность жене быть домохозяйкой всю жизнь. Она воспитывала детей и внуков. Вела хозяйство. Дом всегда был чистым, ухоженным, с элементами городского уклада, богатый по сельским меркам. В семье росли трое детей.

Тихон Антонович работал самоотверженно. Труд его поощрялся денежными премиями и многочисленными благодарностями.  Но сыновья не пошли по стопам отца. Старший, Алексей Тихонович, закончил сельхозтехникум и работал ветеринаром в колхозе. В годы войны в числе первых был призван на фронт. После войны снова пришел в колхоз. Младший сын Василий ушел работать на металлургический завод. Но оба сына по болезни ушли из жизни, не дожив до пенсионного возраста.

Однако дочь Тихона Антоновича, Лидия, очень любившая и почитавшая родителей, работала рядом с отцом. Она всю свою трудовую жизнь отдала железной дороге. Начала работать еще до Великой Отечественной войны. И во время войны и в трудовые послевоенные годы семья их жила в достатке. Лидия Тихоновна получала, как и отец, «пайки» (набор продуктов), развозила в железнодорожные магазины хлеб, молоко. Поэтому и в ее семье были и хлеб, и молоко, и даже халва.

В послевоенные годы семья, жившая вместе, разделилась: ушел с семьей старший сын, которому родители выделили земельный участок из своего земельного надела и построили   дом. А Лидия осталась в семье родителей, живших с младшим братом.

Личная жизнь ее не сложилась. В молодости она была обеспеченной невестой, одевалась в платья из красивых дорогих тканей, платки и шали у нее были редкой красоты. И поклонники были, хотя считали ее «гордячкой». Вроде  бы и складывались личные отношения с соседом по улице Михаилом Удовиченко. Но родители не позволили Лидии выйти замуж за «голодранца». Она родителей ослушаться не посмела. А Михаил, женившись, одну из своих дочерей назвал Лидией. С дочерьми Михаила она   была особенно внимательной и приветливой. Так Лидия Тихоновна и осталась одна. Все ждала своих братьев, их жен, оставаясь в родном доме с племянницей.

Работа  была единственным утешением в жизни. Она пользовалась уважением, ее наградили медалью «За доблестный труд». В 1952 году была награждена знаком «Ударник  сталинского призыва». В 1968 году она стала «Ударником комсомольского труда», а в 1975 году получила звание «Ветерана труда».

Кроме этого, у нее был бесплатный билет для проезда по всей территории СССР. Вот и объехала она все уголки нашей страны по туристическим путевкам и по коммерческим. Лидия брала с собой племянницу Нину. И той посчастливилось благодаря тете повидать многие города и страны.

Эту династию железнодорожников сегодня продолжили женщины из семьи Козина Валерия, правнука  Тихона Антоновича Головенко. Сам Валерий  пошел работать, как и дедушка, на металлургический завод, а его жена Наталья и дочь Полина работают кассирами на железной дороге. А живут они в той же усадьбе, где построили дом прадеды Тихон и Марфа Головенко, на улице Первомайской дом 36.

Работа не железной дороге как и всегда, а особенно в послевоенные годы, была очень тяжелой. Но люди шли туда, потому что там можно было заработать больше чем где-либо. Несмотря на то, что работали не нормированно и применялся чисто ручной физический труд туда пошли работать около десятка молодых вареновских девушек. Рассказывает Терещенко Надежда Поликарповна (1927 г.р.): «Сразу после освобождения в октябре 1943 года я пошла работать на железную дорогу. Хотя мне не было шестнадцати лет, меня приняли разнорабочим. В этом качестве я проработала десять лет до 1953 года. Сегодня, рассказывая о своей жизни внукам, говорю, что пятнадцать лет я шпалы таскала, как спички, а каждая шпала была длиной 2,7 м и объемом 40 на 40. Вместе с напарницей Лидой Головенко брали мы такую «спичку» с двух сторон и несли, чтобы уложить ее на железнодорожное полотно. А для этого прежде надо было разгрузить вагон с гравием и уложить его для укладки шпал. Гравий был крупный. Очень тяжело было его равнять. Шпалы были обработаны креолином, и он стекал с них. Мы залезали в вагон и разгружали их. Когда разгрузка заканчивалась, были измазаны этим креолином с ног до головы. Шпалы переносили, укладывали, крепили специальными гвоздями. На разгрузку могли вызвать и ночью. Помню, не раз я ночью шла, проваливаясь в снежные сугробы. Зимы были в те годы снежные. Одеться было особенно не во что. Я все время ходила в юбке, которую мне сшили из немецкого одеяла, а еще кусок одеяла, приспособив к нему завязки, одевала на голову вместо платка. На ногах были сапоги мамы 42 размера, хотя я носила обувь 38 размера. Ходить, а тем более работать было очень неудобно, но другой обуви не было. Когда нас собирали на какие-либо собрания, я часто их не посещала, потому что у меня не было хорошей одежды, как у других. Работала позднее и на других работах. Меня посылали дежурить на мосту, быть обходчицей. А когда под поезд попала наша рабочая Вера Кондратенко, которая в снежную бурю обходила железнодорожное полотно. Она не услышала звука приближающегося состава, и ее накрыл поезд. Я от работы обходчицы отказалась. Когда вышла замуж, попала в семью, где мой свекор Терещенко Гавриил всю жизнь работал на железной дороге. Вскоре я ждала ребенка и поэтому вынуждена была уйти с работы на железной дороге и уже больше туда не вернулась.

Метальникова Валентина  Михайловна (1956 г.р.) связала свою судьбу с железной дорогой  и нисколько об этом не жалела. А начало трудового пути было несладким. Вот как она рассказывает об этом: «Я закончила восемь классов вареновской школы и так как с детства мечтала стать медиком, то решила поступать в медицинское училище. Но экзамен по русскому языку подвел меня, и студенткой я не стала. Решила идти работать в больницу, так как мечту стать врачом не оставляла. Меня, шестнадцатилетнюю девчушку, приняли на работу санитаркой во вторую горбольницу. Их, как всегда не хватало. Но зарплата моя была мизерной – 60 рублей. Мне, молодой девушке, этого было, конечно, мало. Родственник посоветовали пойти на работу более оплачиваемую. И когда мне исполнилось восемнадцать лет, я пришла работать на железную дорогу. Меня взяли младшим стрелочником. Работа эта по тем временам была не престижной. Одноклассники мои просто смеялись надо мной, иногда зло и неприкрыто. На всю жизнь запомнился случай. Стою я на посту с флажком, встречаю электропоезда. При прохождении поезда обязанностью дежурного было производить визуальный осмотр состава и при замеченных неполадках доложить в диспетчерскую, оттуда поступал сигнал поезду остановиться и устранить неполадки. Особенно тщательно следили за отправкой товарных поездов. И однажды я встречала электричку из Ростова, в которой было много односельчан. Ехал в ней и мой жених. Увидев меня, стоящую с флажком, он бросил в меня недоеденное яблоко и попал в меня. Он и ехавшие с ним друзья дружно хохотали.

Эта работа не принесла мне радости. Но она нравилась. Я заочно окончила среднюю школу. Меня направили в школу мастеров. Понимая, что необходимо повышать свой профессиональный уровень, в Краснодаре поступила в железнодорожный техникум по специальности “инженер эксплуатации”. Одновременно с учебой продвигалась я по служебной лестнице: отработав старшим стрелочником, стала дежурным оператором поста, затем дежурным по парку, а после и по станции. Последние девять лет я работала маневровым диспетчером. Вся трудовая жизнь прошла на железной дороге. Тридцать семь с половиной лет я здесь трудилась, начав свою работу. Молоденькой девушкой пережила насмешки односельчан. В последние пятнадцать лет моя работа стала престижной и высокооплачиваемой. Мои давние слезы обратились в достаток и уважение. А многие из моих одноклассников после перестройки оказались невостребованными, хотя и получили в свое время престижные профессии в высших учебных заведениях. Меня эта участь миновала. Ушла на заслуженный отдых уважаемым человеком с хорошей пенсией».

В разные годы на разных работах на железной дороге работали вареновцы. Среди них:

Белокудренко Зоя Васильевна работала машинистом в котельной на железной дороге.

Белокудренко Федор Яковлевич поступил работать на железную дорогу в 1958 году и в 1989 году ушел на пенсию. За время работы награжден юбилейной медалью и двумя знаками победителя в соцсоревновании.

Горяинов Виктор Григорьевич девять лет работает монтером пути ПЧ-2 СКЖД.

Дущенко Нина Демьяновна работала дежурной на железнодорожник, когда закрылся этот пост, стала работать по обкосу дороги.

Калякина Светлана Александровна (1973 г. р.) работает с  1998 года инженером-электриком на станции Таганрога.

Клименко Василий Андреевич работал осмотрщиком вагонов с 1952 по 1955 год, ветеран труда.

Козленко Вера Григорьевна (1938 г. р.) с 1959 по 1996 год работала билетным кассиром.

Красий Валентина Александровна (1946 г. р.) с 1969 по 2001 год работала старший приемосдатчиком грузового цеха.

Красий Валентина Александровна, рабочий стаж на железной дороге – сорок лет.

Лисовенко Виктор Борисович (1952 г. р.) с 2003 года работает ревизором-контролером.

ЛИСОВЕНКО Надежда Григорьевна  1929 года рождения, на железной дороге с 1950 по 1985 год. Работала билетным кассиром.

ЛИСОВЕНКО Надежда Николаевна, 1957 года рождения, На железной дороге с 1992 года работает билетным кассиром.

ЛЮБЧЕВСКАЯ Софья Ивановна, 1939 года рождения, с 1959 по 1995 год работала билетным кассиром.

МАМЧЕНКО Мария Николаевна, 1962 года рождения, с 1991 года билетный кассир.

МАШТАКОВ Михаил Николаевич, 1977 года рождения, 27 декабря. С 2003 года на железной дороге стрелок  ВОХР.

МЕТАЛЬНИКОВА Александра Михайловна. Работала на Приволжской железной дороге с 1958 года. С 1970 года на Сев.Кав. ж.д по 1990 г. Медработник - ветеран труда.

МЕТАЛЬНИКОВА Валентина Михайловна. На Сев.Кав.ж.д с 1972 года по сей день, Стрелочница, дежурный оператор по станции Таганрог -2.

САВИЦКАЯ Варвара Петровна путевой обходчик. Приморка - мост Вареновка работала с 1944-1987 годы. Награждена нагрудным знаком «Заслуженный железнодорожник».

САГУНОВА Мария Панфиловна работала билетным кассиром.

СТРОЯНОВСКИЙ Юрий Николаевич, 1969 года рождения. с 1996 года работает монтером путей.

ТРОПИНА Ольга Петровна. Работала в путеремонтной бригаде с 1953 по 1975 годы. Ветеран труда.

УДОВИЧЕНКО Роман Николаевич, 1980 года рождения, 14 мая. С 2002 года помощник машиниста электровоза.

УСАНДРА Виктор Геннадьевич работает на железной дороге в стрелковой команде ст. Марцево.

ЧУМАЧКИНА Алла Григорьевна, 1952 года рождения, работает с 1988 года бухгалтером на станции Таганрог.

В настоящее время на железной дороге работает Горяинов Виктор Григорьевич. Он попал на железную дорогу случайно, переехав на новое место жительства в село Вареновка в трудное перестроечное время. В течение двух лет не смог устроиться на работу по специальности, чтобы прокормить семью был вынужден воспользоваться вакансией места монтера пути. На новом месте прижился  и как везде работает с увлечением и с привычной прилежностью. В этой должности работает уже одиннадцать лет. Трудится в паре с вареновцем Строяновским Юрием Николаевичем, который в этой должности трудится уже тринадцать лет. Мужчины работают слаженно, добросовестно. Они осуществляют текущий ремонт дорожных путей качественно и грамотно. За это время их труд поощрялся грамотами, благодарностями, премиями.

ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ В ВАРЕНОВКЕ

ВЕРА В НАСЛЕДСТВО

Каждый человек по-разному приходит в Христианский мир: кого-то к вере приводит горе, кого-то убеждение, но бесспорным является то, что по-настоящему вера крепка бывает в основном у тех, кто родился и вырос в семьях, где верили в Бога, житие его и его заповеди. Все это впитывалось с детства и давало твердую основу для веры. Для истинно верующих людей и в годы атеизма не было искушения оставить церковь. Они, несмотря ни на что, церковь посещали, православные праздники чтили. И хотя таких семей в ХХ веке в нашем селе было не так уж много, но они дожили до того дня, когда снова в селе был построен Храм. А потому, как могли и чем могли, помогали его становлению.

Хочется привести пример семьи Уткиных. Клавдия Алексеевна родилась в семье верующей и вышла замуж в такую же семью. Ее дедушка – Копылов Петр Федорович (1889 г.р.) (на фото) до войны жил на Северном. Именно у него и находилась дочь Евдокия с детьми в годы войны. Клавдия вспоминает, что в доме дедушки было много церковных книг. Без молитвы за стол обедать никогда не садились. Молитву, выученную в доме деда, Клавдия помнит и сейчас. Дедушка добровольно решил стать священником и долгое время служил в церкви на Северном. В семье дедушки и бабушки царили лад и любовь, вопреки тому, что бабушку отдавать за деда родители не хотели, он им по каким-то причинам не нравился.

Когда Петр пришел свататься к бабушке, то родители ее ответили отказом. Но жених оказался упрямым, он сказал, что со двора уйдет только рука об руку с невестой. Тут и она подала свой голос, сказала, что выйдет замуж только за него. Родителям ничего не оставалось делать, как согласиться. В семье родилось девять детей. Но они в разное время умирали. До глубокой старости дожила только мама Клавдии, Евдокия. Помнит Клавдия и то, что в доме восемнадцать лет была тяжелобольная дочь – бабушка рассказывала, что ей пришлось в непогоду добираться домой с малюткой на руках. Шел настоящий ливень, была большая гроза и девочка то ли от простуды, то ли от испуга заболела, слегла и на ноги не встала. Но у нее был дар предвидения. Она могла людям предсказывать будущее, и сказанное ею почти всегда сбывалось. В  восемнадцать лет она умерла. В послевоенные годы в церковь, где служил дедушка, приезжало много людей из окрестных сел. Они привозили продукты, бабушка кормила их и устраивала на ночлег. Во время строительства нашей церкви Клавдия Алексеевна вносила значительные денежные средства.

А об ее муже хотелось бы сказать особо: он стал незаменимым человеком на строительстве. Умелые руки его могли делать все. Часто ему приходилось оставлять работу по дому, и жена никогда не возражала.  Он был активным участником всех строительных работ.

В довоенное время одной из глубоко верующих семей дала и семья Сагунова Григория Ивановича (1867 г.р.).  Он был старостой Вареновской церкви, его жена Оксана Георгиевна, пекла просвирки для прихожан. Самыми дорогими и частыми гостями в этой семье были местный батюшка и матушкой. Эта дружба оказывала большое влияние на детей, их с детства приобщали к вере, все дети посещали церковь, дома молились со старшими. Новогодние святки они обязательно носили вечерю к священнику, что другим было не доступно. Матушка ждала их, готовила гостинцы, давала просвирки и кучу сладостей. В те времена крестьянские семьи не имели возможности читать церковную литературу, да и грамотных среди них было мало. Поэтому батюшка в церкви был главным источником знаний о вере. В семье Сагуновых бабушка Оксана рассказывала детям притчу о том, как надо молиться Богу, которую поведал ей местный батюшка. В устах бабушки она звучала так: «Плыл Иисус Христос по реке на лодке и увидел на берегу дикарей, которые прыгали и кричали. Он сошел на берег и, подойдя к ним , спросил что они делают. Они ответили, что так они молятся Богу.  Иисус сказал им, что обращаясь к Богу надо читать молитву «Отче наш» несколько раз ее повторил. Дикари согласились, Бог их покинул и сел в лодку, продолжил плавание. Вдруг дикари побежали за ним вслед, бросились в воду и закричали Иисусу: скажи нам еще раз, как нам молиться, мы забыли ту молитву, какой ты нас обучил. Иисус ответил: «Молитесь как умеете, лишь бы с душой».

А ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ ТАК…

В журнале областного Правления Войска Донского от 3 января 1892 года (фонд 301, опись 8, дело 1407 ГАРО (Государственный архив Ростовской области)) по 14 столу Строительного отделения слушали доклады следующего содержания: «Доверенность от жителей селения Вареновки, Таганрогского округа, области Войска Донского. Купец Иван Савогиров и крестьяне: Илларион Харченко, Петр Радченко. Прошением подданным Его Сиятельству Господину  Войсковому Казацкому Атаману 20 апреля 1891 года просят ходатайства о разрешении им в ознаменование события 17 октября 1888 года построить в селении Вареновка церковь во имя Святого благоверного князя Александра Невского.  Прошение это  21 апреля 1891 года передано на рассмотрение в областное Правление Войска Донского».

Чтобы понять, о каком событии идет речь в прошении, приведем историческую справку.

17 октября 1888 года император, императрица и их дети возвращались в Петербург из поездки по югу России. Их поезд проходил в сорока семи верстах к югу от Харькова – между станциями Тарановка и Борки. Был полдень, вся семья и свита собрались за завтраком в вагоне-столовой. Погода была холодная и дождливая. Состав, который тащили два мощных товарных паровоза, спускался с шестисаженной насыпи, шедшей через широкий и глубокий овраг. Как потом установили, скорость поезда была 64 версты в час. И вдруг произошел очень сильный толчок, за ним – второй, раздался страшный треск, вагон сорвался с колес, пол растрескался, стены вагона разошлись, и крыша съехала вперед, образовав косой навес над столом. Царь, вскочив, подставил плечи под тот край крыши, который еще не опустился вниз, и держал ее до тех пор, пока его жена, дети и свита не вылезли из-под обломков.

К счастью, все сотрапезники остались невредимы, только сам царь получил настолько сильный удар в бедро, что находившийся в кармане его брюк серебряный портсигар сплющился. Дочь и сына – Ольгу и Михаила –  выбросило на полотно, но и они отделались лишь ушибами. Зато все другие вагоны превратились в руины.

Александр тут же возглавил работу по спасению людей и вместе со всеми разбирал куски железа и дерева, вытаскивая убитых и раненых. Только убитых оказалось более двадцати человек. Весь дальнейший пятидневный путь в Петербург превратился в триумфальное шествие, во время которого не умолкали колокола всех церквей, воздававших хвалу Господу за чудесное избавление от смерти царской фамилии.

Потом день 17 октября в семье Романовых всегда отмечался церковными службами и широкой благотворительностью как день проявления к ним милости Божьей.

         «К разрешению этого дела Строительским отделением собраны следующие сведения:

А) Приговор Вареновского сельского схода от 23 апреля 1891 года (зп.№14) о желании на собственные средства построить церковь в с.Вареновка с утверждением для этого особого Причта, состоящего из священника и псаломщика, с платой священнику жалования 200 рублей, а псаломщику - 100 рублей, и сверх этого построить им приличный дом со службами;

Б) Сведения о собранном обществом для предполагаемой постройки церкви капитале в сумме до 14 тысяч рублей;

В) Актом от 3 октября 1891 году за подписью Благочинного Ростовского уезды 3-го округа Данила Ивановича Немчикова, заседателя 8-го участка Таганрогского округа сотника Ивана Михайловича Гончарова и доверенных от общественности села Вареновка в том, что избранная под постройку церкви местность - каменистая и площадь довольно просторная и вполне соответствует своему назначению;

Г) Что на постройку упомянутой церкви со стороны хозяйственного и 2-го распорядительного отделений и областного по крестьянским делам Присутствия препятствий не имеется».

Затем те же доверенные при Прошении, показанном в областном Правлении 27 ноября, представляя проект с копией и смету на постройку упомянутой церкви в селе Вареновка, проект утвердить и выдать им, а также разрешить по этому проекту строительство церкви».

СПРАВКА

«По рассмотрению Строительским отделением, протокол инженеров Строительского отделения Областного Правления 28 ноября 1891 года Зп №165 проекта на постройку каменной церкви в с. Вареновка, Таганрогского округа Преображенской волости, Екатеринославской (ныне Днепропетровской) Епархии оказалось, что проект в техническом отношении составляли правильно, и что постройка церкви по этому проекту будет стоить до 30 тысяч рублей, рассмотрев изложенное в докладе, Областное Правление полагает: проект на постройку каменной церкви в с. Вареновка Таганрогского округа Преображенской волости Екатеринославской Епархии – утвердить и выдать из попечителей для представления принадлежности, а Екатеринославскую Духовную консисторию уведомить, что со стороны Областного Правления на постройку церкви в упомянутом селении по утвержденному проекту препятствий не встречается, в том предположении, если только на постройку церкви со стороны Екатеринославской Духовной консистории последует разрешение, при чем препроводив в оную копии с Приговора №14, акта об осмотре местности под постройку церкви и сведения о собранном капитале  на эту постройку, проекта по разрешению постройки церкви, уведомить Строительское отделение  Областного Правления для техническо-полицейского надзора за постройкою, возложенного на него законом (статья 10 Устава Строительства по проз.1886г,) а дело завершить.

За помощника Войскового Атамана (подпись)

Советники (4 человека) - (подпись)

Начальник отделения - (подпись)

По делу №165 постройки церкви в с. Вареновка Таганрогского округа.

Делопроизводитель: (подпись)

Исполнено: 13 января 1892 года.

Отослано в Екатеринославскую Духовную консисторию №56

Построенная церковь стояла севернее здания сегодняшнего детского сада. Она была большая, красивая с двумя куполами. Здание было обнесено вокруг высоким кирпичным забором, в верхней части которого были квадратные отверстия. Главные входные ворота находились с западной стороны и с южной. Когда шла служба, то ворота церкви не закрывались. Церковный двор был большим. Сегодня на его территории стоят детский сад, школа и новая церковь.

На месте сегодняшней телефонной станции находилось просторное помещение, называемое «караулкой». Тут крестили детей, здесь же находились сторожа, охранявшие церковь. Под зданием караулки был большой подвал, в котором хранилось церковное вино для причастия и все необходимые церковные принадлежности.

Церковь строили всем миром. По рассказам стариков, копали глину и делали кирпич, который потом обжигали соломой  и камышом в печах, вырытых в земле. Эти ямы находились в северной части кладбища, примыкающей к улице Первомайской. Их можно видеть и сейчас.

В газете «Приазовский край» за 1897 год есть сообщение, что жители села Вареновка без особого обременения своих средств, в несколько лет построили церковь стоимостью около пятидесяти тысяч рублей. По данным, опубликованным в памятных книжках области Войска Донского, церковь была построена и начала функционировать в 1896 году. Закон  божий в сельской школе преподавали: священник Иоанн Кириллов до 1893 года; в 1893-1895 гг. – Константин Федорович Мологский; 1896 -1897 гг. – Александр Балабанов; 1898-1910гг. – Иоанн  Китаев.

Церковь выделяла немалые деньги на расходы по обучению в школе. Они составляли около 25-30 % от общих затрат на обучение.

Сегодня в селе тех, кто посещал старую церковь, остались единицы. Пирка Ольга Кирилловна такой запомнила церковную жизнь села. Она рассказывала, что их большая семья церковь посещала по воскресеньям обязательно. Детей туда водила мама – она была очень набожная. Когда звонили в церкви колокола обязательно молилась. В семье чтили церковные праздники. Когда она заболела, то заставляла старшую дочь по большим праздникам идти на ночную службу, для чего дочь поднимала в 3 часа ночи. «Я плакала, боялась темноты и того, что идти надо мимо пещер. Однако ослушаться не могла. Церковь была у нас красивая, мне запомнились в ней две большие красивые иконы. На одной была изображена божья матерь Троеручница, на другой – Иоанн Предтечи. Людей на службе всегда было много, ходили к нам и приморцы, где церкви не было. Батюшка не только проводил службу, но и ходил по селу, освещая дома, читая молитвы, интересовался жизнью прихожан».

В жизни церкви складывались и непростые ситуации.

По рассказам Мамченко Федоры Григорьевны, во время гражданской войны подъехал к церкви конный отряд. Сидевшие на лошадях люди были одеты в черные штаны, черные тужурки, на головах их были черные фуражки. Отряд был не маленький. Некоторые из приехавших вошли в здание церкви и вывели священника. Они повели его к караулке, где собралась толпа народа. Один из анархистов что-то сказал священнику, на что он ответил: «Расстреляете меня, но я маленькая частица русского православия. А оно будет жить в сердцах русского народа и никогда не умрет». Один из сидевших на лошадях поднял плеть и громко крикнул: «Разойдись!» Люди побежали кто куда. Раздался выстрел... Кто похоронил священника – осталось неизвестным.

Еще один случай, свидетельствующий о сложных отношениях внутри самой церковной общины. Приведем документ, вызывающий размышления по сути изложенного в нем.

Сведения из фондов ТФ ГАРО (Таганрогский филиал) Ф.10,оп.1 д.49 (листы 259-275): «В Административный отдел Таганрогского Исполкома от учредителей Православной религиозной общины Пятидесятников Александро-Невской церкви с. Вареновка Таганрогского округа Синодальной ориентации.

Подписи:

Андрей Иванов, Анна Иванова, Ольга Андреева

(всего 90 подписей) 9.V.1928 г.

В деле имеются:

Устав православной религиозной общины синодальной ориентации Александро-Невской церкви с.Вареновка.

Списки пятидесятников учредителей (75 человек)

Списки рядовых членов (97 человек)

Список исполнительного органа церковно-приходского совета (10 человек)

Список священников: Протоиерей Н. Автокомов - 42 года

Священник Я. Косолобов - 37 лет

Диакон Ф.Верент - 52 года

Инвентарная опись имущества».

«Документы к протоколам заседания секретариата Таганрогского окружного исполкома.

Входящий №2841 от 7.VI.1928 г.

В Президиум Таггорисполкома копия - Таганрогскому  ОГПУ

Александро-Невской религиозной общине ориентация с. Вареновка Николаевского района было сдано в пользование культовое здание и обиходное имущество, имея в своем пользовании культовое здание и имущество, община за все время не производила надлежащего ремонта, который на основании п.3 договора она обязана была производить.

Исполнительный орган общины в лице Сагуновых, Надолинского и других без ведома и постановления общего собрания, фактически переменили ориентацию, пригласив в общину служителя культа Тихановкой ориентации Василия Липлинского, который и производил молитвенные служения.

         Все вопросы, возникающие в жизни общины (перемена ориентации) на основании параграфа 8 Устава общины должны разрешаться общим собрание местной власти, чтобы закрепить за общиной служителей культа Тихановской ориентации и зная, что большинство членов общины против перемены ориентации, исполнительный орган церковь замкнул и к богослужению никого не допускает. И таким образом, верующие общины не могут пользоваться зданием для удовлетворения своих религиозных потребностей. Принимая во внимание, что Александро-Невской религиозной общиной синодальной ориентации церкви Вареновки нарушен и п.3 договора параграфы 3,8 Устава общины, окружной административный отдел ходатайствует расторгнуть договор с означенной религиозной общиной и культовое здание и имущество сдать религиозной общине в другом составе той же ориентации.

ВРИД: нач. ОКР АДМ отдела Управделами  (подпись)

Резолюция:

На фракцию 8.VI. (подпись)

М.В. Согласно указаний т. Новикова вопрос разрешиться на секретариате

(подпись)»

Гайдаченко Пантелей Дмитриевич (1895 г. р.) был главой зажиточной семьи. Семья была многодетной – двенадцать детей воспитывались в этой семье. И была традиция: в день престольного праздника, 12 сентября, Пантелей Дмитриевич, следуя заповедям, приходил к храму и забирал к себе домой всех нищих. Дома их кормили, поили, а потом уже члены семьи  участвовали в общем благотворительном обеде в церкви. Людей съезжалось очень много: из города на экипажах приезжали богатые барыни и их не обходил внимание Пантелей Дмитриевич. Сегодня традицию дедушки поддерживает внучка, Борисенко Елена Ивановна. На благотворительный обед она возит несколько ведер вкусного борща.

Церковь была закрыта в августе 1938 года.

Из рассказа Борисенко Елены Ивановны (1938 г.р.): «Моя мама рассказывала, что именно  в августе 1938 года церковь закрыли. А запомнилась эта дата потому, что я родилась 3 августа 1938 года, родилась “в рубашке” и с длинными волосами. Мне было три дня, когда прибежал к маме кто-то из соседей и сказал, что церковь закрывают и надо срочно идти перекрестить меня.

Мама завязала мне, трехдневному младенцу,  волосы огромным бантом, завернула в одеяло и быстро понесла в церковь. Батюшка при крещении удивился, что у такого маленького ребенка такие длинные волосы. Меня крестили 6 августа 1938 года, я была последним ребенком, крещенным в старой церкви».

Священнослужители не ограничивались богослужением в церкви. Они делали подворные обходы, старались помочь страждущим.

О Семене Анатольевиче Романенко рассказывают, что его мальчика-инвалида из бедной семьи, батюшка привел в церковно-приходскую школу и сделал все, чтобы мальчик, до которого родителям не было никакого дела, учился.

И уже позднее, перед войной, из рассказа членов семьи Бражниковых, мы узнаем, что в семье долго хранилась книга «Избранные произведения А.С. Пушкина» дореволюционного года издания, которую подарил Михаилу Бражникову священник, видевший, что мальчик очень способный, хотя семья была не очень верующей. Михаил погиб, а книгу хранят до сих пор в семье  родственников.

В послевоенное время вопрос о том, чтобы церковь была востребована жителям села, не стоял много лет. Те, кто был верующим, а таких было мало, посещали церкви города Таганрога, Синявки и особенно полюбившуюся им церковь в селе Недвиговка. Ездили женщины и немногие мужчины электричками. Их приезда ждали. Служба в храме Недвиговки строилась так, чтобы на нее успевали жители, приезжающие из близлежащих сел. Прилежными прихожанами этого храма были вареновцы: супруги Сагуновы, Варвара Григорьевна Дергач, Клавдия Алексеевна Луценко, Елена Ивановна Борисенко. Не менее привержены были верующие и храму на десятом переулке г.Таганрога, где служил отец Иоанн. Ему чаще всего приходилось посещать Вареновку для отпевания умерших, и его душевные проповеди заставляли вслушиваться в них даже тех, кто совершенно был равнодушен к религии.

В 2000-м году в местной газете «Приазовская степь» появилась статья «Мы верим: храм будет!». В ней в частности говорилось: «Пока мы в начале пути. На сегодня завершаем строительство колокольни. Никому не надо говорить: дело это дорогостоящее. С надеждой и верой в наших людей мы начали большое дело и обратились к жителям своей Вареновки с просьбой жертвовать на строительство средства по мере возможности.

Члены церковного совета прошли по селу. Первый рейд дал 12600 рублей, второй провели в этом месяце, собирая деньги на изготовление креста. Этот сбор составил 17500 рублей.

Сегодня хотелось бы отметить тех, кто делал пожертвования. По 1000 рублей пожертвовали на изготовление креста Жорж Александрович Мамченко, Зоя Васильевна Белокудренко, Алевтина Ивановна Ермоленко, Елена Ивановна Борисенко, Василий Макарович Надолинский, Владимир Дмитриевич Бражников.

По 500 рублей внесли Таисия Александровна Луценко, Евгений Валентинович Проценко, семья Виктора Акимовича Шкурко. Особо хочется отметить Зинаиду Митрофановну Кондратенко: тяжелобольная, самостоятельно почти не передвигается, нуждается в постоянном лечении, она смогла внести огромную для нее сумму – 500 рублей.

Спасибо ей и всем, кто внес свой посильный вклад в наше доброе дело. Мы благодарим жительницу с.Приморка (нашу уроженку) Татьяну Григорьевну Скрипченко, семья которой внесла на строительство нашей церкви 500 рублей. Такую же сумму внесла и жительница с.С.-Бессергеновка – предприниматель Татьяна Надолинская.

Любовь Александровна Шкурко привезла 150 рублей, а жительница г.Ростова Софья Ивановна Передереева – 100 рублей, но обе они обещали, что это их не последний взнос. Низкий поклон им и наше огромное спасибо.

Мы верим, что и вареновцы и наши земляки, живущие за пределами села, и в будущем будут едины в желании приблизить тот день, когда светятся купола церкви, носящей святое имя Александра Невского.

         Останавливался обычно отец Иоанн у Шевченко Анастасии Лукьяновны, которая была истинно верующим человеком. На дому у нее и стали проводить верующие молебны в день 12 сентября задолго до того, как была построена церковь.

Счастьем было для нас то, что сын Анастасии Лукьяновны Шевченко Александр закончил ростовский инженерно-строительный институт, получил профессию архитектор-художник. При отсутствии средств Анастасия Лукьяновна стала приобщать к работе по созданию церкви сына. Уважавший ее Александр, стараясь угодить матери, стал делать наброски, чертежи будущей церкви. Вечерами подолгу мы засиживались, обсуждая то, что у него получилось. С этими эскизами я ехала в филиал  проектного институт «Ростовгражданпроект», находящегося в Таганроге к его тогдашнему руководителю Карпову, который поручал проектно-сметной группе сделать рабочие чертежи. Он осуществлял надзор за строительством. Пользовались мы и консультациями опытного работника районной Администрации Чернышова Ивана Федоровича. Давал советы и архитектор района Дыгай Николай Иванович. Одно дело начертить, другое – воплотить. С большим трудом нашли строителей: Семененко Василий Григорьевич, имеющий строительное образование и опыт работы с сыном Романом. Вместе с ним работали еще двое строителей.

         Конечно, строительство велось не на века, как положено церкви. Но думалось, что для сегодняшнего поколения – это выход в новую реальность. Надеялись, что перестроечное время благополучно закончиться и будут деньги, будут строители и главное всем будет нужен храм. Те, кто придет после нас, построит новый храм, новый и вечный.

Если говорить о возрождении христианских обычаев в селе, то пальма первенства по праву принадлежит настоятелям Недвиговского храма, отцу и сыну Пинским. Отец Петр потомственный священнослужитель, был тем, кто первым стал приезжать в село и организовывать молебны в поминальные дни. Обычно панихида проходила у памятника погибшим в Великой Отечественной войне. Администрация села в проведении этих молебнов участия не принимала, но активно с радушием организовывала праздничные обеды для верующих и гостей села. Они проходили в недостроенном клубе, зал которого тогда еще пустовал. Активисты села старались, на совесть, принимая более ста человек гостей.

В восьмидесятые годы умерших хоронили, в основном, по гражданским обрядам. Потом стали приглашать священников для отпевания. Как главе Совета мне приходилось участвовать в обряде похорон. Настало время, когда приходили во двор усопшего и священник, и председатель совета. Здоровались и расходились по разным сторонам. Я терпеливо ждала, когда закончиться служба отпевания, перебрасывалась несколькими словами со священником, и уже на кладбище приходило мое время говорить прощальные слова. Так, мы подружились с отцом Иоанном. Ум, душевность, талант славословия были поразительными. Это не могло не вызвать у меня истинное уважение к этому человеку. А  отец Петр был тем человеком, который заставил меня по-другому посмотреть на православие. Именно ему я обязана тем, что решилась на совершенно чужое для меня возрождение православной веры в селе. Не меньше благодарности испытывала я и к сыну отца Петра, который много лет приезжал вместе с отцом, а во время его болезни – и сам на праздники «Дня села», которые стали начинаться с благодарственного молебна и панихиды. Ими была заказана храмовая икона Благоверного князя Александра Невского, которая находилась в их храме, и по праздникам они привозили ее в село. Собственно этих трех священников я считаю своими «крестными отцами», отцами, убедившими меня в нужности православной веры. Много можно критиковать сегодня выполнение задуманного, но тогда мы считали, что надо успеть сделать так, чтобы вера могла возродиться, а для этого нужно было место, где это произойдет.

За один год был построен церковный приход, а еще через год и само здание церкви. Это была огромная радость для верующих всего села.

         ВНОВЬ ЗВЕНЯТ У НАС ЦЕРКОВНЫЕ КОЛОКОЛА

 «В ноябре 2000 года, я, Пугачева Людмила Яковлевна приступила к работе на строительстве храма.

В Вареновку я приехала вместе с мужем и детьми, у нас была здесь дача. Вот и решили мы на семейном совете, переехать сюда жить постоянно. Село красивое, рядом море. Так и стали мы сельскими   жителями, хотя я всю жизнь прожила в городе. На нашей улице меня выбрали председателем уличного комитета. А 2000 году мне предложили на общественных началах поработать на строительстве церкви.

Я благодарю Судьбу, что она так распорядилась мной, и я включилась в возрождение Храма на селе. Познакомилась с очень многими хорошими и интересными людьми. На церковном совете меня выбрали старостой на строительство храма, и батюшка Владимир благословил меня на это богоугодное дело. Конечно, было очень много хлопот, но мысль о том, что это для всех, для нашей веры придавало больше оптимизма и силы.

Когда в первый раз пришла на стройплощадку, то увидела там старые стены и ямы под котлован, для колонн и ничего больше. Но глаза боятся, а руки делают. Познакомилась с главным нашим прорабом на стройке Василием Макаровичем Надолинским. Я благодарна судьбе, что наши жизненные пути пересеклись. В любое время можно было обратиться к нему, и он никогда не откажет, если надо выслушает, подскажет или поможет.

Зимой раннее утро, а мы уже на стройке. Василий Макарович смотрит, прикидывает, что сегодня можно сделать. По просьбе главы администрации я несколько раз ездила на кирпичный завод, чтобы застать начальство с утра, а потом с рабочими договориться, чтобы кирпич нам выделили покрепче. И мне помогали. Спасибо им всем! Этот кирпич шел на колонны под звонницу.

Многое мы сделали сами на субботниках: и штукатурили, и белили, и красили. Приходили на стройку селяне и помогали безвозмездно. Но были и недоброжелатели. Это ничего, ведь любое новое, а тем более доброе дело, не обходится без злопыхателей.

В августе 2001 года мы уже ждали шатер, крест с луковицей. А когда привезли,  то нужно было их освятить перед тем, как ставить наверх. Надо было ехать в Приморку за отцом Владимиром.

Попросила помочь Шалашного Романа. Он без всяких проблем подогнал свою машину, и мы съездили за отцом Владимиром. Он освятил шатер и крест с луковицей. На этой церемонии присутствовал мой внук Романушка, которому здесь освятили нательный крестик. А на следующий день шатер и луковицу водрузили на звонницу.

Теперь говорю внуку: “Ромушка, всегда помни, как ты освятил первый крест в нашем храме, и детям своим расскажешь!”

А когда мы поднимали колокол, сколько  было людей! Помогали все. Кран был особый! А колокол очень большой, и когда поставили его на место, все вдохнули облегченно. У многих были слезы на глазах.

Был и такой случай зимой. Уже поставили котел для обогрева, но, когда был сильный ветер, задувало трубу и котел гас. Решили сделать повыше трубу. Утром мы пришли к церкви: Василий Макарович, Харченко Николай Иванович и я на подхвате. Николай раствор мешает, я кирпичи подаю, да за ноги Василия Макаровича придерживаю снизу, боюсь, чтоб не упал. Ведь ему уже восьмой десяток шел. А он на меня бурчит. И смех, и грех, но мы все-таки сделали эту трубу.

Александр Голубов сделал для церкви деревянную красивую дверь, подсвечник. Уткин Михаил тоже очень много помогал для церкви, делал стяжку, и стены пробивал под отопление и т.д.

За день до открытия церкви много еще нужно  было сделать. Достилали мы пол, Иван Романенко подгонял арку над входом, а я обивала двери материалом.

Наши односельчане несли в храм иконы, занавески, полотенца, подставки под цветы, кто что мог.

И вот наступил этот день 12 сентября 2002 года. На селе вновь зазвонили колокола.

Прошло несколько лет».

Рассказывает Мокерова-Шевченко: «Несколько лет назад активисты села задумались о том, что жизнь очень тяжелая, все одна суета. Пора позаботиться о наших душах, о нравственности. Идея восстановления храма витала в воздухе, и нужно было как-то решать эту проблему. Прежний председатель сельской администрации Хабарова Тамара Михайловна смогла сплотить вокруг себя людей, поверивших в это дело. И началась народная стройка. Приятно вспомнить фамилии людей, стоявших у истоков этого проекта: Надолинский Василий Макарович, Бражников Владимир Дмитриевич – инженер по профессии, его супруга Надежда Ивановна оказывали любую посильную помощь. А как работали уличные комитеты! Вспомните: на стройку выходили все кто мог, равнодушных не было. Средства собирались, что называется “с миру по нитке”. Рубль за рублем, кирпичик за кирпичиком, и дело пошло. Построенный в 2001 году приход дал начало церковной жизни села. Как обустроить быт, как облагородить храм? Решение этих вопросов лежит и сейчас на плечах бессменных членов церковного совета.

Бандурова Любовь Карповна, Борисенко Елена Ивановна, Луценко Таисия Анатольевна. Эти женщины – находка для нашей церкви. Их бескорыстие и упорство вызывают восхищение и уважение. Храм живет, несмотря на идущие параллельно строительные работы. Люди идут на службы, чтобы услышать проникновенные проповеди отца Богдана. Даже Таганрог наслышан о нашем приходе. Часто привозят детей принять крещение именно к нам. Важно отметить, что основная тяжесть реализации этого проекта легка на простых жителей наших сел. Только в этом году жителями села Вареновка собрано около 12000 рублей. В селе Бессергеновка – 6000 руб. Житель Бессергеновки Кислица Василий Федорович внес от имени жителей деревни 10000 руб. Давайте не будем опускать руки, строительство находится в стадии завершения. Еще немного нашей помощи и храм заживет полноценной жизнью, радуя местных жителей своею величественностью и красотой».

Его помнят многие.  Из рассказа Ивана Степановича Нестеренко: «Василий Макарович горячо поддержал инициативу бывшего главы сельской администрации Тамары Михайловны Хабаровой по сооружению в селе храма. Он был в числе тех, кто заложил первый камень в фундамент этого здания, и в течение ряда лет, вплоть до освящения церкви, был «общественным прорабом» на этой народной стройке. Ведь здание храма сооружалось в основном на пожертвования односельчан.

И вот сейчас в центре села сияет золотыми куполами великолепный храм в честь святого князя Александра Невского. Он стоит недалеко от того места, где более ста лет назад уже был освящен храм, разрушенный в период немецкой оккупации.

Каждый год, отмечая светлый престольный праздник, вареновцы с благодарностью вспоминают и имя человека, который так много доброго сделал для родного села – Василия Макаровича Надолинского».

Кстати, умер Василий Макарович именно в день Престольного праздника 12 сентября. 

Расскажем еще об одном человеке, который возрождал в нашем селе церковные традиции. Сагунова Мария Порфирьевна (Мамченко,1927 г.р.) родилась в Вареновке в рабоче-крестьянской семье. Ее отец работал в Таганроге на заводе «Красный гидропресс», а мать – в колхозе.

В 1934 году Мария поступила в сельскую школу. Подружилась с детьми священника церкви Александра Невского в селе Вареновка. Дружба продолжалась до закрытия храма в 1937 году. Когда началась война, она училась в 7 классе. Село было оккупировано немцами. Всем сельчанам, в том числе и Марии Порфирьевне (ей тогда было 14 лет) было  нелегко. Приходилось рыть окопы, ходить на менку по соседним деревням, добывать кусок хлеба. Живя во время оккупации в Таганроге Мария посещала Архиерейский храм, Никольский и кладбищенский храм.

В феврале 1942 года ее отец как коммунист и депутат сельского совета, был расстрелян немцами на Петрушинской балке. После освобождения села от немцев  Мария Порфирьевна поступила учиться в железнодорожное ремесленное училище, потом работала в депо станции Таганрог, помощником машиниста углеподъемного крана.

В 1949 году Мария вышла замуж за Сагунова Григория Ивановича жителя  села Самбек. С 1954 года работала билетным кассиром в с. Вареновка выйдя на пенсию в 1982 года. С мужем прожили сорок три года. Овдовела  в 1992 году.

С 1956 года помогала службе в храмах сел Синявское и Недвиговка. Когда начали строить храм селе Вареновка в честь Александра Невского, принимала самое активное участие в его строительстве.

В первое время в открывшемся приходе службу вести по совместительству было поручено отцу Владимиру, настоятелю храма села Приморка. Было счастьем именно в то время иметь такого священника. Мудрый, добрый, он очень любил людей. Свою любовь к Богу он переносил и на тех, кто верил в него. Никогда не оставался неуважительным и к тем, кто далек от веры. Себя он не щадил, неся веру людям. Вел службу в двух храмах. В Вареновку приезжал на электричке, часто приходил пешком, успевал посетить и страждущих, и побывать в общеобразовательной школе.

         Наконец, прислали по просьбе прихожан на постоянную службу отца Богдана. Добрый, простодушный, он вместе с верующими приобщался к службе во вновь открывшемся храме.

Сменивший его отец Игорь был тем, кто внес большой вклад в обустройство храма. Он отличный организатор, умевший разыскать все, что возможно и не возможно. Отец Игорь продолжил завершение строительных работ в храме. Им была начато возведение иконостаса, построены хоры для певчих. Пол храма был уложен плиткой, куплена церковная утварь, многие иконы. 

         Его сменил отец Борис, который был участником войны в Афганистане. Он нес свой пастырский крест с великим смирением, хотя был очень больным. Отец Борис имел необыкновенно красивый голос. Такие голоса у священников редко встречаются. Не менее достойный божественного пения была его мать, матушка Надежда. Имея специальное вокальное и церковное образование, она смогла создать церковный хор, который был мало похож на самодеятельный хор, существовавший до этого времени. Жена отца Бориса, матушка Наталья, стала настоящей матерью всех прихожан. Она воплощала в себе образ настоящей православной матушки, без скидки на современность. Эта семья оставила добрый след в памяти прихожан.

В настоящее время службу ведет новый священник, отец Александр, которому выпала трудная миссия завершать незаконченные дела своих предшественников.

Сегодняшние проблемы вместе народом переживает и православная церковь.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл на встрече с общественностью Ростова и Ростовской области 23 августа 2009 года обратился к собравшимся: «Но если внимательно посмотреть на историю рода человеческого, то она вся из этой борьбы добра со злом. <…> В сердце каждого из нас происходит эта борьба. И вот здесь, мне кажется, очень важно понять следующее: а кто же выигрывает в этой борьбе?

Перед тем как попытаться ответить на этот вопрос, скажу что-то, может быть, очень странное. Из быта, из жизни, из опыта нам кажется, что добро и зло – ясно различимые понятия. Ну, например, жизнь – добро, смерть – зло. Здоровье – добро, болезнь – зло. Отзывчивый человек, способный пожертвовать собой, – это добрый человек. Эгоист, черствый, невосприимчивый к другим – это плохой человек. Любить родителей – это добро, не любить – зло. Любить Отечество – добро, не любить Отечество – зло. Казалось бы, такие ясные, понятные истины. Однако мы с вами сейчас живем в такую эпоху, когда стираются грани между добром и злом в сознании людей. И происходит это не потому, что объективно эти грани стираются – зло перетекает в добро, добро перетекает в зло, – а потому, что основное направление – философской мысли, политологической мысли – сегодня направлено на то, чтобы эти грани между добром и злом были размыты.

Мы называем эпоху, в которой мы живем, эпохой постмодерна – такое вот слово выдумали. И наибольшим достижением этой эпохи считается свобода человека, которая ориентирована на свободный выбор. Человек сам является автономным носителем окончательных решений, что есть добро, а что – зло. Время от времени у нас вспыхивают общественные дебаты по поводу значения Великой Отечественной войны, и некоторые утверждают, что выбор тех людей, которые стали сотрудничать с немцами, которые пошли во власовскую армию, вполне правомерен: «Это был их выбор, они свободны. Человек свободен определять, с кем он. Вот и выбрали эти люди не защиту Родины, а борьбу со своей Родиной вместе с оккупантами». Наивные люди, воспитанные в традиции, говорят: «Да как же так можно! Да постыдитесь вы греха, да ведь они же предатели!» А им отвечают: «А что такое предатели? Это свободный выбор человека. Сегодня у нас разные точки зрения, сегодня у нас плюрализм мнений, и свободный, самодостаточный человек и определяет, что такое добро, а что такое зло».

И происходит это не только в области оценки исторических фактов, это происходит и в нашей современности. Ведь еще совсем недавно считалось, что разрушение брака – это зло. Если у человека и были какие-то грехи, связанные с нарушением верности, это ведь тщательно скрывалось. У каждого совесть болела. Как говорится, идет человек налево, а совесть-то болит, говорит, что он поступает плохо. А включите телевизор и посмотрите, чему нас учат сегодня. Нас учат тому, что ничего плохого в этом нет, что каждый человек свободен, каждый человек может выбирать. Если, вступив в брак, имея детей и прожив жизнь, ты вдруг принимаешь решение изменить всей этой системе, – это твое право. Ты даже никем не порицаешься, а в художественной форме будут еще оправдывать твое решение. И то, что вчера еще казалось грехом, злом и неправдой, сегодня становится просто альтернативным поведением человека, выбором иной альтернативы. Скажите пожалуйста, можно было представить себе десять-пятнадцать-двадцать лет тому назад, что в большинстве европейских стран и в Америке (и я не исключаю – сохрани Бог, конечно, – что и у нас когда-нибудь) встанет вопрос о том, чтобы были уравнены в правах гомосексуальные отношения и естественные браки? Сегодня, ссылаясь на свободу человека и свободу выбора, говорят: «А почему же нет?»

Так постепенно размываются границы между добром и злом. А почему это происходит? А потому, что человечество утрачивает понятие греха. В культуру нашу, в том числе и в нашу литературу, в изобразительное искусство, в музыку, вошло ясное различение добра и зла. Грех – это зло, а добродетель – это добро. И когда было это различение добра и зла, то было ясно: если человек даже и падает и совершает грехи ( а люди всегда грешили, грешат и будут грешить), то сознание греха приводит человека в раскаяние, или, по крайней мере, должно приводить в раскаяние, даже если сил нет изменить что-то, даже если притяжение греха такое сильное, что невозможно вырваться из его оков. <…>

Сегодня, отталкиваясь от идеи человеческой свободы и альтернативного поведения, поддержанного современной псевдокультурой, мы укореняемся в сознании того, что любой человеческий выбор правомерен. Понятие нравственности исчезает: я сам себе голова, я сам определяю, что нравственно, а что безнравственно. <…> Это главная духовная трагедия переживаемого нами с вами исторического момента – утрачивается понятие нормы, нравственной нормы человеческого бытия, утрачивается понятие греха.

Кто-то может сказать: «Да и пусть утрачивается, нам-то что, мы вперед идем, мы современные люди». Но есть одна загвоздка. Богу было угодно так создать человека, что человек может развиваться как личность и совершенствоваться, и общество может развиваться и совершенствоваться только в том случае, если законы общества и законы личной жизни человека соответствуют Божиему нравственному закону. Человек может не знать Библии, не читать ни одной священной книги, а жить по этому Божиему нравственному закону, потому что этот закон отражается, отображается, заявляет себя голосом нашей совести. Удивительное явление – совесть человека. Ни одна философская материалистическая концепция, ни одно учение не могут объяснить. Все материалистические объяснения совести являются абсолютно неудовлетворительными, потому что совесть – от Бога. И совесть есть показатель того, живет человек по Божиему нравственному закону или он по нему не живет…» (Церковный вестник Ростовской Епархии. 2009. № 12 (195)).