Дом 30

Выявленные объекты культурного наследия г.Таганрога Пр-з № 124 от 31.12.02 г.

"Гаврюшкин О. П. Вдоль по Питерской"

УЛИЦА ПЕТРОВСКАЯ, 2. КВАРТАЛ 176 (ЛЕНИНА, ).

С самого начала постройки дома, а это произошло ранее 1870 года, в доме проживала семья унтер-офицера Павла Буяновского, с 80-х годов (до 1918) его родственнику, сыну и брату Антону.

УЛИЦА ПЕТРОВСКАЯ, 4. КВАРТАЛ 176 (ЛЕНИНА, 30). Первым владельцем стал турецкий подданный Иван Контемиров, продавший его в конце 70-х годов купцу Дмитрию Федоровичу Кульпину. Кроме занятий по продаже мелкой торговли, на которую тратил не так уж много времени, Дмитрий Федорович усердно посещал церковь и являлся старостой домовой церкви при Николаевском детском приюте.

В начале XX века домовладение перешло его наследникам, и в 1925 году, когда здание занимал его брат купец Борис Федорович Кульпин, здание отошло городу. В 1910-х годах часть комнат сдавалась под жилье начальнику порта, надворному советнику А.П. Семенюте, скончавшемуся в сентябре 1912 года. В этом же доме размещалась частная мастерская мадам Н. Фивет по пошиву платья. Своему ремеслу она обучала всех желающих. В 1928 году здесь размещалась столярная мастерская, где по желанию заказчиков исполнялись работы по изготовлению мебели. Впоследствии помещался институт социального воспитания.

Улица Петровская, 4 (справа). Петровская, 6 (слева) со стороны Дворцового переулка

Игорь Пащенко "Были-небыли Таганрога":

ДОМ КУЛЬПИНА

Первым владельцем дома был Иван Кантемиров, продавший его в конце 70-х годов XIX века купцу Дмитрию Федоровичу Кульпину и вплоть до 1925 года, когда здание было муниципализировано, им владела семья Кульпиных.

В 1910-е годы в доме часть комнат снимал надворный советник, начальник Таганрогского торгового порта, товарищ председателя местного отделения Общества спасения на водах (ОСВОД), уполномоченный в Таганроге Всероссийского императорского Петербургского аэроклуба, первый командор яхт-клуба Александр Пименович Семенюта (1870–1912). Интересно, что кроме явной связи своей с морем, Александр Пименович имел пусть и небольшое, но отношение к истории российского вертолетостроения.

В 1909 году в нашем городе была образована фирма «А.Ф. Симонов, А.С. Балухта и А.М. Попандопуло», имеющая целью постройку геликоптера. Основываясь на идеях рабочего доменного цеха Таганрогского металлургического завода Федора Степановича Старовойта, конструктор-чертежник Таганрогского котельного завода Александр Филиппович Симонов разработал модель вертолета. В 1911 году он был собран. Построенный из стали и полотна, геликоптер уже на первых испытаниях показал для своего времени хорошую работу. Но отсутствие дальнейшего финансирования остановило работу. Симонов обратился за помощью во Всероссийский императорский аэроклуб в Петербурге. А правление аэроклуба, в свою очередь, уполномочило своего представителя в Таганроге А.П. Семенюту встретиться с изобретателем. К сожалению, в силу разных причин один из владельцев фирмы Попандопуло не дал толком разглядеть подробно геликоптер и встретиться с самим изобретателем.

В ответ в своем заключении Александр Пименович справедливо рекомендовал аэроклубу: «Помощь следует оказать Симонову, а отнюдь не Попандопуло». На этом следы таганрогского вертолета теряются…

СЛОВО КОМАНДОРА

Осторожнее, сударыня! – Александр Пименович подал руку, но высокая дама, одетая по сентябрьской погоде в легкое пальто из драпа в английском жанре без подкладки, легко отстукивая каблучками, самостоятельно взобралась по трапу и, так и не приняв помощи, ступила на палубу. Александр Пименович шагнул следом.

– Вера Сергеевна, вы – прирожденный моряк! Точно адмирал на флагман (флагманский корабль, на котором находится командующий или командир соединения.) взошли, ей-Богу! Теперь уж ничего не попишешь – принимайте командование.

Вера Сергеевна тут же вздернула носик и осмотрелась.

– Славный у вас кораблик, Александр Пименович, вот уж никак не могла подумать, что в нашей заводи водятся эдакие флибустьеры, как вы. А с виду и не скажешь. Надо думать, что и в океанские гонки хаживали?

Александр Пименович несколько сконфуженно поправил фуражку, потом вдруг снял ее и приложил к груди в легком поклоне.

– Моя «Голубка» к вашим услугам, милейшая Вера Сергеевна… Что там говорить, для вас в любой поход хоть нынче отправимся.

– Надо же, какие sentimentalité ((фр.) – сантименты.), – Вера Сергеевна взялась за леер (туго натянутый трос, ограждение верхней палубы, надстроек и рубок, мостиков.) и, осторожно ступая, прошлась вдоль борта. – В наш бурный век в почете более Буревестники, господин Семенюта, или альбатросы разные, что гордо реют над седой равниной моря. А у вас вдруг – «Голубка».

Она, прикрыв глаза, широко вдохнула свежий утренний воздух моря и добавила:

– Скажите еще – сизокрылая.

Александр Пименович смущенно крякнул и, словно ненароком коснувшись мачты, бережно огладил ее ладонью. Яхта пошла было креном к левому борту, но скрипнув рангоутом ((от нидерл. rondhout, букв. – круглое дерево) – общее название устройств для подъема и растягивания парусов, он обеспечивает их постановку и удержание в штатном рабочем положении.), вновь умиротворенно заиграла в мелкой азовской волне, словно детская зыбка.

– Имя – это судьба, Вера Сергеевна, и никак иначе, ее не сменишь враз, – Александр Пименович оглянулся и, отыскав глазами на корме матроса в линялой голландке, негромко бросил:

– Коста, чего зяву ловишь? Командор на борту!

Матрос неодобрительно зыркнул на Веру Сергеевну и, подцепив к линю (тонкий корабельный трос.) командорский брейд-вымпел, в три-четыре рывка вздернул его ввысь. Через секунды на мачте раскрылся сдвоенный вымпел с синим крестом и такой же полосой по нижнему полю. В левом верхнем углу его замелькал желто-зеленый герб таганрогского яхт-клуба и его аббревиатура Т.Я.К.

– Какая прелесть! Это в нашу честь? – слегка запрокинув голову, почти пропела Вера Сергеевна. – Флажки так украшают корабли!

– Что-то гости наши припаздывают, уже и солнце ввысь ползет, пора бы уже… – но не успел Александр Пименович договорить, как на берег, к деревянному зданию яхт-клуба с шатровой башенкой, что располагалось рядом с агентством пароходства купца Стороженко, подкатили два экипажа, и шумная компания высыпала на бревенчатый настил пристани.

– Легки на помине, – Вера Сергеевна приветственно взмахнула рукой весело галдящим друзьям. – Эй, господа, эге-гей, мы уже здесь! Давайте к нам!

Александр Пименович вздохнул и отошел к Косте.

– Любезный, поспеши на берег, нам еще до сада Лакиера добираться. Да вельбот (быстроходная, относительно узкая, 4-х – 8-ми весельная шлюпка с острыми образованиями носа и кормы.) на пристани возьми, чтобы разом всех гостей подобрать!

Коста, все еще косясь на Веру Сергеевну, деловито спустился к притихшему у трапа ялику (2-х и 4-х – весельная корабельная шлюпка с вальковыми веслами) и, с силой оттолкнувшись веслом, погреб к пристани.

Тут из-за яхты вынырнула лодка с застывшей на носу нахохлившейся чайкой и не спеша заскользила, огибая «Голубку» с правого борта. На корме лодки вольно сидела простоволосая девушка в простом выбеленном солнцем платье без рукавов. На плечи ее был накинут узорчатый домотканый плат, более напоминавший рыбацкую сеть. В руках она держала тонкое покрытое затейливыми цветными разводами весло, погруженное в воду. Александр Пименович вдруг, растерявшись, вздрогнул, но тут же подобрался, приосанился, а встретившись взглядом с темно-зелеными немигающими глазами девушки, сдержанно кивнул.

Девушка лишь улыбнулась краем губ и неуловимым движением весла послала лодку рывком вперед. Чайка на носу встрепенулась, повела сонно головой вокруг и вновь застыла.

– Кто эта оборвашка, Александр Пименович? Местная рыбачка? – Вера Сергеевна делано зевнула. – Неужто таинственная богудоньевская амазонка, как их прозывают de la société ((фр.) – в обществе.)? Как же она vulgaire ((фр.) – вульгарна.)!

– Признаюсь, Вера Сергеевна, впервые вижу в нашей гавани, – Александр Пименович еще раз глянул вслед безмолвно удаляющейся лодке. Отчего-то на сердце его стало тревожно.

Затем он быстро спустился в каюту и вернулся с биноклем. И как раз вовремя. Лодка девушки ходко обошла ялик и первой ткнулась в причал. Компания встретила девушку нескрываемым оживлением. Из откупоренной бутылки сантуринского вице-командор яхт-клуба Василий Николаевич Соболев, а именно он и встречал на причале приехавшую компанию, налил полный бокал и протянул гостье. Александр Пименович хорошо видел, как дамы, уже немного разгоряченные общением, смеясь, обсуждали девушку, едва прикрывшись зонтиками. Та же встала в лодке во весь рост и, поправив съехавший платок на плечах, видимо что-то ответила Соболеву. Александр Пименович мог только наблюдать, как компания взорвалась хохотом, а вице-командор, недовольно оскалившись, сам осушил непринятое вино и вернулся к гостям. Девушка же, стоя, повела своим чудным веслом, и лодка с невозмутимой чайкой плавно переместилась вдоль причала к мосткам в стороне, где у самой кромки воды все это время нетерпеливо переминался рыжий детина – известный Александру Пименовичу повар клубной ресторации.

– Так вот кто нашему ресторатору Новомлинскому свежий улов к столу подвозит! – удовлетворенно хмыкнул Семенюта и повернулся к спутнице. – Все и разъяснилось, Вера Сергеевна, это и вправду местная рыбачка.

Вельбот с гостями ждать себя не заставил. Поднявшись на борт «Голубки», Соболев не откладывая, в который раз наполнил бокалы вином и представил командору Семенюте как владельцу яхты вновь прибывших.

Прежде всего, дам – Ирину Ивановну, вдову купца Чангли-Чайкина, даму столь же состоятельную, ввиду печальных событий, постигших ее недавно, сколь и нечуждую новейшим веяньям в жизни общества, и Маргариту Генриховну Фейт, владелицу популярных меблированных комнат недалеко от гавани.

С Софьей Ростиславовной же Хрешатицкой, воспитательницей женской гимназии мадам Янович и сослуживицей Веры Сергеевны Броневской, преподававшей там же французский язык, Александр Пименович уже имел честь быть знакомым и потому на правах старого приятеля разрешил ей тут же расцеловать себя троекратно и отправиться на нос с подругой поболтать тет-а-тет ((tеte-а-tеte (фр.) – буквально: голова к голове – Свидание вдвоем наедине).

Давида Марковича Гордона, врача и владельца знаменитой таганрогской водолечебницы, с Николаем Александровичем Реми, действительным статским советником, Семенюта встретил также как давних знакомых. Таганрог, слава тебе Госоподи, так мал, что грешно было думать, что начальник порта, кои обязанности, помимо командорства в яхт-клубе, усердно исполнял Александр Пименович, не будет рано или поздно перезнакомлен со всеми заметными людьми города.

Прекрасно знал Семенюта и коммерческого директора Товарищества Азовского кожевенного производства Григория Ахиллесовича Маринаки, владельца небольшой яхточки, вот уже год счастливо обитающей в многопарусной семье таганрогского яхт-клуба.

Гости с бокалами вина разбились на группки и устроились кто где – Софья Ростиславовна с Броневской устроились на носу, и, кроша булку ситного налетевшим вдруг чайкам, о чем-то оживленно болтали. Гордон с Маринаки спустились в каюту и стали обстоятельно выяснять давние разногласия с бутылкой коньяку. Вдова Чангли-Чайкина и госпожа Фейт, взяв под руки Соболева, устроили миниатюрный променад по палубе.

Всех поприветствовав, со всеми перебросившись ничего не значащими фразами, всем пообещав незабываемую прогулку, Александр Пименович подошел к последнему поднявшемуся на борт угрюмому Косте. Проводив вельбот, отваливший от яхты, тот истово перекрестился несколько раз и поднял трап. У Александра Пименовича вновь стало тревожно на душе.

– Что не так, Коста?

– Все, господин командор.

– Твоя нелюбовь к дамам на борту общеизвестна, старый ты бобыль, но ничего же страшного не случалось. Сколько раз на прогулки ходили! Погода нынче ясная, ветер попутный, курс привычен…

Коста обернулся к хозяину.

– Девушку в лодке зазря Василий Николаевич обидел, не к добру это.

– Ах, ты про это. Что там стряслось такого? Ладно, погоди, после доложишь, а сейчас сниматься с якоря, заводить мотор и так уже валандаемся лишние полчаса.

Сзади послышался смешок и голос Веры Сергеевны:

– Господа, гляньте на дымящие трубы завода Нева! Неподдельная красота, мощь начала XX-го века! Эпоха электричества, воздухоплаванья, прогресса! Индустрия, а не надутые губки рыбацких амазонок - светлое будущее и процветание Таганрога! Софочка мне все рассказала о выходке этой дикарки. А ведь лучшие умы борются нынче за свободу и счастье простых людей. Осознают ли только это ей подобные?

Вера Сергеевна стояла с букетом цветом, опершись на руку госпожи Хрешатицкой.

– А это прелестный букетик, что принесла с собой Софочка! Когда же мы отплывем, господин капитан? Дамы начинают скучать. Софочка интересуется, что за важное событие нынче будет объявлено вами?

Александр Пименович и Коста разом побледнели.

– Этого еще не хватало… – громко прошептал старый матрос.

– Позвольте, Вера Сергеевна, – Семенюта решительно подхватил букет из рук Броневской и быстро шагнул к борту. – Вы не волнуйтесь, я вам потом все объясню…

– Ну же, кидайте свои цветочки, господа хорошие, – вдруг послышался снизу глухой девичий голос. – Порадуйте дикарку и ей подобных.

Рядом с яхтой вновь скользила лодка с чайкой на носу, забирая в этот раз мористее. Девушка стояла, словно опершись на весло, лишь шустрые бурунчики за кормой выдавали движение лодки. Александр Пименович беспомощно оглянулся, словно ища поддержки, немного помедлил и, наконец, бросил букет в лодку девушки.

– Нам обещали чудную морскую прогулку, а мы все с рыбачкой расстаться не можем! – Вера Сергеевна развернулась и, дернув за руку подругу, шагнула прочь.

– Господа, пройдите в каюту! Команде занять места! – Александр Пименович обвел сумрачным взглядом примолкнувшую публику и поднялся на мостик. – Сниматься с якоря! Заводить мотор!

– Александр Пименович! Вестовой! – вскрикнул, нарушая субординацию, Коста.

– Что за черт… – Семенюта поднял бинокль.

В приближающемся ялике ему отчаянно махал белым платком нарочный из торгового порта.

– Коста, спусти трап! Узнай, что случилось!

Но тут же сам быстрым шагом ринулся следом.

– Ваше высокоблагородие! – нарочный попытался встать в ялике и отдать честь, но едва удержался. – Срочно вас просют! Уж помилуйте. Без вас велено крепко-накрепко не возвращаться!

– Что за оказия? – Александр Пименович подхватил переданный Костой конверт, распечатал и быстро пробежал текст. – Так-с… Василий Николаевич, дорогой, принимай командование, уж не обессудь. Господа, прогулка не отменяется! Всем счастливо отдохнуть в море, а мне срочно надо в контору, будь она неладна…

Он мельком глянул на обиженно отвернувшуюся Веру Сергеевну, вздохнул и спустился в ялик. Отплывая, он неотрывно смотрел на покачивающуюся с ленцой в зеленых азовских волнах «Голубку», что гляделась чайным клипером, даром что в миниатюре, готовой одним рывком умчаться от постылого берега…

К его удивлению в конторе никаких спешных дел не оказалось, кто его так настойчиво вызывал, выяснить при всем желании не удалось, хоть души из всех вытрясай, а переданное нарочным письмо тут же куда-то запропастилось, словно и не было его вовсе.

Александр Пименович досадливо чертыхался, ринулся было догнать яхту на вельботе, но ее уже и след простыл в азовской дали. Возвращаться домой не было желания. Уж лучше чем занять себя в яхт-клубе. Он прошел по качающемуся мостику в плавучий клубный ресторан, заказал на обед свежей рыбы (уж не той ли самой, что утром привезла рыбачка? Ну-ка, ну-ка, глянем, чем она так особенна!) и спросил газету. Хотя читать и не получалось. Перед глазами стояло лицо милой Веры Сергеевны, отвернутое вполоборота, ее локон, что невесомой пружинкой играл у чудесного ушка… Как он корил себя за все нелепости и несуразности, происшедшие утром! За таинственную рыбачку, шальной букет, нелепое письмо, свой отъезд с яхты… Что, что нынче вдруг сошлось в его судьбе? Он так долго ждал этой встречи с Верой Сергеевной, надеялся на нынешнее решительное объяснение и давно чаемый просвет в своей одинокой судьбе. Да, он немолод, сегодня, 14 сентября 1912 года как раз сорок два года исполнилось, для того и гости были званы, и прогулка эта затевалась, но человек он с положением – начальник торгового порта, капитан 2-го ранга с увольнением от службы, надворный советник, командор таганрогского яхт-клуба, наконец! И главное – преданно и беззаветно любящий…

Вдруг что-то изменилось вокруг Александра Пименовича. В самом воздухе, в морской воде вокруг плавающего помоста ресторана. Разом потемневшее небо почти мгновенно налилось грозной синевой, по морю накатом пошли стада барашек. Ветер рывками прошелся по столикам ресторана, сорвал пару скатертей, походя раскачал помост и был таков. Вдалеке на границе моря и неба показались лиловые тучи, неумолимо ползущие на город.

У Александра Пименовича тоскливо засосало под ложечкой. Там же моя «Голубка» с гостями! Там же Вера Сергеевна! Он вскочил и ринулся в здание яхт-клуба. Надо что-то делать! Срочно! Выслать спасательную команду! Вплавь добраться, но отыскать их в море! Он еще что-то кричал, взывал к притихшим сотрудникам. Потом выскочил обратно и заметался по пустой пристани, не обращая внимания на разом обрушившийся дождь. Только через час служащим яхт-клуба удалось втащить его почти обезумевшего внутрь и, закутав в плед, отпоить горячим грогом с коньяком.

Через пару часов он очнулся и подошел к окну. На море творилось что-то невообразимое. Таких бурь на своем веку Александр Пименович и не помнил. «Природа сошла с ума», – меланхолически подумал он и прижался лбом к холодному стеклу. – Так бы стоять и стоять… Но нет! Там же голубка моя сизокрылая!

Он вышел в небольшую, наполовину застекленную веранду яхт-клуба. На бухте старого каната сидел старик Потапыч, давно списанный матрос с зерновоза, и невозмутимо курил пеньковую трубку.

– Не спится, господин командор? – он немного сдвинулся на бухте и добавил: – Не побрезгуйте, присаживайтесь.

Александр Пименович сел и невидящим взглядом уставился в перемешавшееся с небом море.

– Азовушка балует, – старик продул трубку и добавил: – Ух, и своенравного же обычая баба! Не приведи Господь в такую бурю в море болтаться, верная погибель!

– Какая баба? Кто балует?

– Говорю, хозяйка азовская не на шутку рассерчала, вот и бесится, море с небом баламутит. Обидел нешто кто. Любит она промеж людей появляться, побродить-послушать, новенького чего разузнать-выведать. Любо ей видать наше обчество, но спуску никому не даст, ревниво к своей персоне относится. Гордая сильно. И красивая…

Старик затянулся и замолчал.

– Дед, где же сыскать эту Азовушку? – застонал командор. – Где она бродит?

– А кто же ее знает, баба она и есть баба, – Потапыч глянул на командора. – Помолился бы ты, Ляксандр Пименович, оно глядишь – и полягчает.

Командор встал и побрел прочь. Сам и не заметил, как оказался на шатровой башенке яхт-клуба. Ветер по странной игре природы, словно обтекал ее вокруг, и на скромном деревянном пятачке вдруг образовался островок затишья. Косые струи дождя хлестали по крыше башни, но словно бились в невидимую стену, и Александр Пименович стоял практически сухой. Он лишь до побелевших костяшек сжимал ограждение башни и вглядывался в темное непроницаемое море, накрепко сшитое дождем с небом.

– Господи! – зашептал он. – Позволь мне умереть вместо них! Спаси безвинные души, верни «Голубку» со всеми домой целыми и невредимыми!

Рядом с ним на перила села невесть откуда взявшаяся чайка, отряхнулась и застыла, нахохлившись. Александр Пименович с тоской глянул в ее немигающие глаза.

– Господи! Силы небесные! Азовушка! Заберите мою жизнь! Только верните всех, верните Веру, все едино мне не жить без нее! Если будет с ней хорошо, слово даю – отдам на ваш суд свою жизнь. Слово командора.

Чайка повела головой, коротко вскрикнула и, потоптавшись, сорвалась в дождь. Александр Пименович сел и заплакал. Когда через час вдруг выглянуло слепящее солнце, растаскивая в стороны еще сочащиеся дождем рваные облака, и возле пристани яхт-клуба показалась «Голубка» с оборванным такелажем, он не сразу и поверил. Только разглядев у штурвала седую голову Косты и сбившихся у мачты ошеломленных гостей, а главное – высокую, выдержавшую все шторма прическу Веры Сергеевны, Александр Пименович осознал – все миновало. По крайней мере – для них.

Осталось дело за малым – сдержать свое слово… Слово командора.

На следующий день, 15 сентября, рано утром, не простившись с друзьями-товарищами, даже не написав прощальной записки, Александр Пименович Семенюта при полном параде, в мундире капитана II ранга сел в ялик и, поклонившись напоследок городу и «Голубке», погреб в открытое море. Больше его никто не видал.

А что касаемо Веры Сергеевны…

Вера Сергеевна Броневская через полгода вышла замуж за брата Семенюты, Павла Пименовича, с коим познакомилась в трагические дни исчезновения командора. Служил он в Ростове-на-Дону, занимая какие-то посты в Судоходном комитете реки Дон и в Комиссии по устройству набережной Ростова-на-Дону.

Энциклопедия Таганрога: Жилой дом (Петровская, 30/Некрасовсгеий, 13). Внесен в реестр памятников истории и архитектуры Таганрога. Двухэтажный дом на углу был построен в конце по-следней четверти XIX века в кирпичном стиле. Нижняя часть здания имеет горизонтальные русты и замковые камни над окнами. Верхняя часть здания насыщена архитектурными элементами. В окнах второго этажа - наличники в виде полуколонн, над окнами - фасонные навесы на кронштейнах. На срезанном углу на уровне второго этажа - массивные фигурные кронштейны поддерживают площадку навесного балкона-лоджии. Венчают дом две трапециевидной формы башенки и прямоугольные кирпичные парапеты различной формы. Домовладение принадлежало: Ивану Кантемирову (1873), купцу, генералу Дмитрию Федоровичу Кульпину и его наследникам с 1880-х до революции. Нижний этаж здания в 1910-е сдавался в аренду пошивочной мастерской с курсами закройщиков. В 1920-е в этом здании размещалась школа № 1, которой после смерти В.И. Ленина было присвоено его имя. Рядом, по Некрасовскому пер., находится «двухэтажная пристройка к углу 2-этажного дома, принадлежащая турецкому подданному Ивану Евстафьевичу Кантемиру», построенная в 1870-е. В этом доме в 1920-1930-е жила художник Валерия Флориановна Дауавальдер.

http://taganrog.su/phpBB2/viewtopic.php?f=1&t=16087

Дому на Некрасовском, 13 около 150 лет. Он находится в исторической части, фасадом выходит на главную городскую улицу. По легенде, сам Антон Павлович был там частым гостем. В наши дни приходить туда просто страшно. Морщины-трещины делят здание на части, непрочный фундамент задает плясовую. После жалоб городским властям, в общественную приемную президента и, наконец, рабочей поездки губернатора, дом взяли под особый контроль.

С помощью фонда выделено три миллиона рублей, на которые укрепляют фундамент дома, выражаясь по строительному - усиливают грунты основания. Гарантия на такие работы - пять лет. Строители говорят - это минимум, жильцам приходится верить. Хотя вопросов у них остается много: работы в доме начались еще в 2008 году. Тогда ремонтировали кровлю, но почему не начали с основания? И выделят ли средства на дальнейший ремонт? Администрация успокаивает: деньги выделят, более того, уже готовят документы.