Дом 41 и 43

перспектива улицы Греческой и вид на домовладения 41 - 45. 2010 год.

Некрасовский 12

Игорь Пащенко "Были-небыли Таганрога":

БОЛЬНИЦА ВОДНИКОВ

Дом, где с 1934 года располагается больница водников (Греческая, 41 и 43), а также дом рядом (Греческая, 45) были построены в последней трети XIX века на месте усадьбы Фёдора Романовича Мартоса, председателя Коммерческого суда Таганрога. Угловой дом (Греческая, 41) принадлежал вдове статского советника Александре Даниловне Гирс, бывшего в 1825 году членом городского строительного комитета. А соседний дом принадлежал казачке Ольге Ивановне Абрамовой.

Белый длинный одноэтажный дом Мартоса, к сожалению не сохранившийся, выходил на Пётровскую улицу, а со стороны Греческой, как раз напротив дома Папкова, места последней резиденции Александра I в сентябре-ноябре 1825 года, простирался обширный ухоженный фруктовый сад и цветник. По многочисленным воспоминаниям императорской свиты, государь c супругой любили навещать этот сад и гулять в уединении среди осенних деревьев и цветов.

Интересно, что спустя почти сто лет, на подворьях именно домов, по Греческой, в садоводстве «Весна» семьи Деминых, стали успешно разводить на продажу декоративные цветы в горшках, словно помятую о славном садовом прошлом участка.

Не удивительно, что именно к дяде владельца сада, – Ивану Пётровичу Мартосу, знаменитому скульптуру, и обратились таганрожцы с заказом памятника императору Александру I в 1829 году. Надо сказать, что семья Мартосов была разносторонне одаренна. Родной брат таганрожца Фёдора Романовича, Иван Романович (1760–1831) был известным в свое время писателем, ревностным масоном. После окончания Киевской академии служил «кабинетным секретарем» у гетмана графа Кирилла Григорьевича Разумовского.

Стал писателем и младший сын скульптора И.П. Мартоса, Алексей Иванович (1790–1842). Им были написаны «Истории Малороссии», «Письма о вост. Сибири» и другие. А старший сын Никита Иванович Мартос (1787-1813) пошел по стопам отца и стал архитектором.

ЦАРИЦА ЦВЕТОВ

Император толкнул ажурную калитку и немного посторонился.

– Прошу вас, Louise.

Елизавета Алексеевна, придержав платье, вошла в сад.

– Вы были правы, друг мой, здесь действительно чудесно. Кто, вы сказывали, владельцы сего райского уголка?

– Мартосы, семья здешнего председателя Коммерческого суда.

Они двинулись вверх по яблочной аллее от Греческой, оставив позади свое пристанище в Таганроге. Навстречу им уже спешили растерянный садовник с метлой и высокий господин в коротких панталонах при чулках и башмаках с пряжками. Полы его халата трепетали на сентябрьском ветру, как, впрочем, не менее трепетало и лицо самого господина.

– Ва-а-ше ве-е-личество! Как же это! Не ждали… Да что это я… Ждем, конечно же! Весьма рады! Простите мое дезабилье… – господин растерянно пытался запахнуть халат.

– Позволь представить тебе, Louise, и самого хозяина усадьбы, Федора Романовича, – Александр Павлович дружески придержал Мартоса за локоть.

– Сосед, не стоит, право, так церемониться. Вы уж позвольте нам с Елизаветой Алексеевной прогуляться по вашим владениям?

– Вас, государь, супруга моя проводит, Ульяна Андреевна, – заметив спешащую на шум жену, обрадовался Федор Романович. – А я распоряжусь о закусках.

В розарии, куда гости неспешным шагом попали, минуя ухоженные ряды фруктовых деревьев и куртины сирени, их ожидали на лужайке плетеные кресла у стола с бисквитами, вареньем из розовых лепестков и растопленным самоваром. Хозяин стоял уже в парадном кафтане и торопливо натягивал перчатки.

– Спасибо вам за прогулку, сударыня! – Государь поцеловал руку Ульяне Андреевне. – Такого необыкновенного сада и цветника я и в столицах не видывал, похвальны труды ваши немалые, но позвольте полюбопытствовать, что за статуя девы стоит за дальней клумбой с красными розами? Некая аллегория? Не из самой ли Греции? Или работа наших мастеров?

– Престранная находка, ваше величество, – Ульяна Андреевна оглянулась на закашлявшегося мужа. – Несколько лет назад рыли мы в саду траншею под сирень, да и наткнулись на эту фигуру. Стояла она под землей в небольшой каменной каморе, полной живых цветов…

– Живых цветов? – Елизавета Алексеевна отставила чашку с чаем. – Боже, как романтично! Да кто же она?

– Я уже и дяде своему, ректору Академии художеств, Ивану Петровичу, отписывал о сем курьезе, – продолжил Федор Романович. – Прислал он о прошлом годе ваятеля, тот замеры делал, с планшетом и пером у девы часами высиживал. Величал ее нимфой… Надо же… Имя-то я запамятовал, будь оно неладно. Что-то из древних греков. Мы же ее нарекли промеж себя госпожой Флорой. Уж больно цветиста.

– А розы, что высадили вокруг нее, почти круглый год не отцветают, лишь в самые морозы осыпаются, – добавила Ульяна Андреевна. – Да я вам нынче же их нарежу и пришлю, ваше величество.

Император поднялся.

– Louise, чтож, глянем сию нимфу?

Мраморная дева в венке и сползающем с плеча хитоне, сидела на небольшом мраморном постаменте боком, замерев с высоко поднятой правой рукой с амфорой, и словно лила воду на пышный сноп цветов у своих ног. Неброский свет сентябрьского солнца бродил по ее бескровным чертам, убранным вверх вьющимся волосам, замирал в легкой улыбке мраморных губ.

– Какая тонкая работа… – Александр Павлович задумчиво провел рукой по белоснежным каменным розам и лотосам. – И на ощупь теплые.

– Она словно царица здешних цветов, – добавила Елизавета Алексеевна. – Но не пора ли нам, мой друг? Я вижу, ты утомился.

Когда же слуги вслед удалившимся высокородным гостям унесли последние стулья и расправили потревоженную гальку на дорожках, а пряный дымок самовара растворился в гомоне листвы вечереющего сада, мраморная нимфа вздрогнула и легко соскочила с каменной тумбы. И тут же со всех сторон к ней потянулся нестройный шелестящий хор:

– Хлорис… Хлорис… О, наша Хлорис…

Она оглядела розарий. Цветы раскрывались ей навстречу и продолжали едва слышно шептать:

– Хлорис… Хлорис… Хлорис…

– Царица цветов? – повторила она слова смертной женщины и тихо рассмеялась. За те века, пока ее мраморное тело мастера Афинодора гуляло по Ойкумене, каких только имен она щедро не получала! Пусть будет и Царица цветов. Она прошлась вдоль роз, оглаживая легкими пальцами почти каждый лепесток. Напоила из бездонной амфоры тугие бутоны. Ее цветы не вянут никогда. Совсем скоро не станет этого императора северных варваров, следом окончит свои дни и его жена, умрут и эти милые Мартосы, осыплется трухой дом, но не они, только не они – ее нежные создания…

Хлорис легкой тенью выскользнула за ограду. На высоком морском берегу у старого каштана она привыкла за годы после пробуждения плести венки, загадывая желания у мигающих корабельных огней. Хлорис вспомнила бойкую галеру, груженную славным греческим вином, что везла ее из Пелопоннеса по зеленым волнам Меотиды для нового храма матери нимфы – Деметры Сито Понтия в городок, стоявший тут некогда на мысу. Сладкое было время! О, сколько цветов дарила невиданная скифская степь, до головокружения поющая ей гимны на дурманящем диком ветру – Хлорис, Хлорис, Хлорис!

И почему так быстро тает теперь ее бессмертная жизнь? Вот и как звали того смуглого капитана галеры, робеющего перед ее прозрачными, как лед, глазами, ей уже не вспомнить…

Но пора. Хлорис размахнулась и бросила венок в темную морскую воду – пусть удачливый рыбак утром украсит им свою подругу – и беззвучной походкой двинулась в сад.

– Ляксандра Васильевна, побачьте, шо хлопчики в яме знайшли! – окликнула госпожу Демину кухарка Глаша. – Миколай Иванович наказал Епифану копать пидвал, а туточки…

Александра Васильевна, сорокалетняя хозяйка садоводства «Весна», что было открыто как раз под Пасху нынешнего, 1910 года в бывшем доме Ложкиной на Греческой, и сама уже хотела подойти к небольшой толпе, что сгрудилась у задней стены ее подворья. Работы невпроворот – надо разобрать свежую партию итальянских цветов (они так быстро вянут и неохотно приживаются) и составить новый компост, а вольнонаемные работнички решили, видите ли, устроить себе развлечение…

– Глафира, зачем ты здесь? – отстранив пышнотелую кухарку и заглядывая в яму, стала заводиться Александра Васильевна. – Петя, Саша, что вы там устроили?

Притихшие племянники, стоящие в глубокой яме, раздвинулись, и солнечный свет упал на белоснежный камень мраморной фигуры. В толпе заахали.

– Это древнегреческая, правда-правда, как Венера Милосская, нам в училище такие на картинках показывали, – в два голоса загалдели мальчишки. – Мы случайно, тетя Саша! Она тут за каменной перегородкой была, в подвальчике, там еще цветов полно!

– Каких цветов? – хозяйка садоводства вытянула шею, стараясь всмотреться за скульптуру.

– Красивых!

– Глафира, беги за Николаем Ивановичем в контору, да ворота запри, чужих гони со двора, а ты, Епифан, тащи с веранды веревки. Сейчас мы эту Венеру на свежий воздух-то и вытянем.

Сделали все, как велела Александра Васильевна. Венеру, а по-иному мраморную девицу уже никто и не величал, мужики гуртом, поднатужившись, водрузили на дубовый садовый верстак, а сочными немнущимися цветами, неизвестными даже самой хозяйке садоводства, забили полдюжины ведер и тазов. Белая, яркая на майском солнце скульптура слепила глаза, а плотный холодящий цветочный аромат пьянил собравшихся.

– Девка с горшком, – разгладив надвое бороду, выдал Епифан. – Точь-в-точь как моя Степанида в бане моется.

– И с цветами. В музей бы ее… – кто-то тихо отозвался в толпе.

– Тут ей и музей, и цветник, и баня, – отрезала Александра Васильевна. – Быть Венере при нашем садоводстве. Нынче в моде древние штучки. А теперь за работу. Цветы, не мешкая, в подвал снесите. Слава Богу, скоро День равноапостольных Константина и Елены, так что подготовим их к греческой церкви.

Работники садоводства засуетились, и никто не обратил внимания на пытливые, почти прозрачные голубые глаза, что зажглись на мраморном лице скульптуры.

Гаврюшкин О.П. "По старой Греческой"

УЛИЦА ГРЕЧЕСКАЯ, 21 (НЫНЕ 41). КВАРТАЛ, 163

Первая запись о собственниках дома по Греческой улице, 21 относится к 1880-м годам, когда указано имя его владельца, вдовы статского советника Александры Даниловны Гирс. Ее супруг, будучи еще надворным советником, в 1025 году являлся членом городового строительного комитета.

В 1899 году домом владели уже три человека. Александра Даниловна Гирс, Рындина, чей сын, отставной генерал-майор скончался от грыжи в 1909 году и Обыденная Екатерина Петровна, вдова коллежского советника. Александра Даниловна и Екатерина Петровна умерли в довольно преклонном возрасте, первой исполнилось 90, второй 89 лет и в один и тот же месяц и год, с разницей лишь в 20 дней - в ноябре 1891 года.

Улица Греческая. Дома 41 и 43. 1980-е годы

С конца века дом перешел в собственность купца Дмитрия Егоровича Мануси, у которого за 12 тысяч рублей клуб Общественного собрания приобрел участок земли для постройки на нем собственного дома на углу Греческой улицы и Варвациевского переулка. В 1910-х годах здание купил надворный советник Яков Васильевич Сотников, а после его смерти, последовавшей 23 сентября 1916 года на 76 году жизни, дом по завещанию перешел его наследникам, владевшие им до 1925 года. Любовь Андреевна, супруга Якова Васильевича, скончалась от тифа в 1914 году в возрасте 64-х лет. Часть дома, как квартирантка, занимала учительница русского языка Мария Васильевна Григорьева.

УЛИЦА ГРЕЧЕСКАЯ, 21а (НЫНЕ 43). КВАРТАЛ, 163

С конца 19 века дом принадлежал казачке Ольге Ивановне Абрамовой, затем таганрогскому мещанину Николаю Александровичу Каткову, в доме которого квартировал помощник начальника Окружного управления таганрогского округа подъесаул Вениамин Алексеевич Пронин, одновременно входивший и в состав Окружного училищного совета.

Сейчас в домах под номерами 41 и 43 находится портовая больница водников, обслуживающая работников предприятий водного транспорта и рыбной промышленности. Открыта в 1934 году. В начале 19 века на этом месте находился обширный сад, принадлежавший председателю Окружного суда Федору Мартосу, ректору академии художеств, племяннику скульптора Ивана Петровича Мартоса, автора памятников Минину и Пожарскому в Москве и Императору Александру I в Таганроге.

2010 год.

Энциклопедия Таганрога:

(Греческая, 41 и 43) - эти здания построены на месте сада Мартосов в самом начале XX века. Оба здания как бы соединены в одно целое и являются образцом фоновой застройки начала XX века. В настоящее время в них размещается Таганрогская больница ГУ «ЮОМЦ Минздрава России» (до 2003 - больница водников). Декоративное убранство углового двухэтажного дома № 41 состоит из сандриков, филенок, горизонтальных тяг венчающего карниза. Угол здания срезан, первый этаж рустован. Над парадным входом большой балкон с кованым ограждением. Декоративное убранство двухэтажного здания № 43 состоит из филенок с лепным растительным орнаментом, руста, аттика над входом и треугольного фронтона. В Таганроге поликлиника водников с водолечебницей была открыта в январе 1934. Она обслуживала работников водного транспорта и рыбной промышленности. После Вел. Отеч. войны, в апреле 1949, в этом реконструированном здании были открыты больница водников (стационар на 25 коек), поликлиническое отделение и детская консультация. В 1978 поликлиника водников с консультацией перешла в выстроенное помещение нового многоэтажного дома по пер. Гарибальди, 6, а два дома № 41 и № 43 по ул. Греческой реконструированы под стационар на 60 мест с водолечебницей.