Embedded Files
ПРОЛОГ
Ученица 8-го класса средней школы № 29 Евгения Козюберт сидела дома. Занятия в школе прекратились, и делать практически было нечего. Старшеклассников возили на окопы в район близлежащих сел, остальные ученики получили полную свободу. Но на этот раз такая свобода не радовала. Настроение было подавленным, а на душе тревожно и немного страшновато. В Мариуполе вот уже десять дней хозяйничали немцы, и в любой момент они могли оказаться в ее родном Таганроге.
Евгения Козюберт в период оккупации Таганрога. 20 июля 1942 года.
В городе спешно шла эвакуация заводов и населения. Но семья Козюберт никуда не собиралась. Родители были беспартийными, высоких должностей не занимали, и по разумению отца им ничего не угрожало. Да и собственный домик по улице Шевченко, 102, утопающий летом в зелени виноградных лоз и фруктовых деревьев, бросать не хотелось. Какое ни есть, а все-таки свое хозяйство.
В тот день сутра Женя помогала маме. Сначала прибрались в доме, организовали небольшую стирку, потам готовили обед. Закончив хлопотать, девочка устроилась на диване с книгой и погрузилась (5 чтение. Вскоре за окном раздался непонятный шум, который нарастал с каждой минутой. Евгения отложила книгу, прислушалась. И вновь неясное чувство тревоги охватило ее. «Что это? — мелькнуло в сознании. — На машину непохоже, трактор, что ли?». Она набросила на плечи кофту и выскочила во двор. Через невысокий штакетник девочка увидела как со стороны Донского переулка, громыхая на всю округу, шли три танка. Один — чуть впереди, а на некотором расстоянии за ним следовали еще два. Спустя минуту-другую Женя смогла разглядеть на головном танке большой черно-белый крест. «Немцы!» — ужаснулась она. Хотелось убежать в дом, спрятаться, по ноги не слушались.
Танки доехали до Исполкомовского переулка и остановились. Дорогу им преграждал широкий Дуровский спуск, ведущий к морю. Из открывшихся люков вылезли танкисты. Они громко смеялись, что-то говорили на своем языке и показывали руками в разные стороны. Затем один из них крикнул: «Alles! Fahren weiter!», и немцы мгновенно скрылись в чреве танков. Лязгая гусеницами, стальные коробки стали медленно спускаться с обрыва. Переехав дорогу, танки также медленно поднялись по косогору и продолжили движение по направлению к порту.
Справившись с волнением, девочка вернулась в дом. Вешая на крючок кофту, она невольно взглянула на отрывной календарь, висевший у окна. На листке стояла дата 17 октября, пятница, 1941 год. С этого дня в городе начиналась новая жизнь, которую жители Таганрога назовут коротким, но емким понятием «при немцах».
ЧАСТЬ I
НА ТАГАНРОГСКОМ НАПРАВЛЕНИИ .
Глава 1 «Нам объявили: Киев бомбили...»
Война пришла в Таганрог неожиданно и даже как-то буднично. Успокоенные заявлениями правительства о вечной дружбе с Германией, советские люди войну не ждали и к ней по большому счету не готовились. Ровно за неделю до начала войны, 14 июня, в газетах было опубликовано заявление ТАСС, опровергающее слухи о возможном вторжении Германии на территорию СССР.
«..ТАСС заявляет, что по данным СССР Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о не-нападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении: Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными...» [2—44].
Народдержали в неведении, а люди, боясь обвинений в «па-никерстве» и «распространении лживых слухов», шептались по углам и задавали друг другу один и тот же тревоживший их вопрос: «Будет война, или нет?».
Трезвомыслящие понимали, что войны не избежать, она уже у порога, но большинство безгранично верили в пакт о ненападении, подписанный Молотовым и Рибентроппом еще в августе 1939 года, правительству и особенно товарищу Сталину. Советским людям внушали, если враг решится и пойдет войной, то Красная Армия сумеет дать ему должный отпор и будет бить агрессора на его территории. В Уставе РККА 1939 года по этому поводу говорилось буквально следущее:
«Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории».
Страна распевала про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ», про «крепкую броню и быстрые танки», и даже про врагов, которым «никогда не гулять по республикам нашим».
Но все вышло иначе.
Еще вчера таганрожцы включились во всесоюзное движение за чистоту и благоустройство родного города, а сегодня метлы и грабли пришлось отложить. Таганрог накануне войны считался одним из самых зеленых и чистых городов на Юге России, уютным и патриархальным. Процветающий дарами Азовского моря, с рынками, заполненными овощами и фруктами, он представлял собой некий оазис мира и благоденствия.
В субботу 21 июня в школах города прошли выпускные вечера. Вчерашним десятиклассникам в торжественной обстановке вручили аттестаты зрелости и цветы, а потом под звуки духовых оркестров выпускники кружились в вечно молодом вальсе. Далеко за полночь юноши и девушки отправились к морю на Пушкинскую набережную встречать рассвет. Счастливые и радостные, окрыленные радужными надеждами, только под утро они расходились по домам. Никто из них не знал, что их планам не суждено сбыться — началась война!
Снимок на память. Выпускницы средней школы № 29 Таганрога в городском парке 22 июня 1941 г.
В воскресенье сутра многие жители города по старой традиции отправились на рынок за покупками, детвора побежала на море загорать, купаться, ловить бычков — «национальное» достояние Азовского моря. Молодежь планировала провести летний вечер в городском парке культуры и отдыха имени М. Горького. А в это время немецкая авиация уже бомбила Киев, Львов, Житомир, Минск и другие советские города в западмых районах Советского Союза.
О том, что началась война, таганрожцы узнали ровно в полдень из выступления по радио заместителя Председателя Совнаркома СССР, наркома иностранных дел В.М. Молотова. Слегка волнуясь, чеканя каждое слово, Вячеслав Михайлович произносил:
— Сегодня, в 4 часа утра, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие...
Заканчивалось обращение словами:
«...еще теснее сплотим ряды вокруг нашей славной боль-шевистской партии, вокруг нашего советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина».
По сути, это было политическое заявление, призывающее весь советский парод подняться на борьбу с коварным врагом — германским фашизмом.
24 июня выступление В.М. Молотова опубликовали во всех центральных, областных и городских газетах. А рядом поместили большое фото И.В. Сталина, и создавалось впечатление, что к народу обращается сам Генеральный секретарь ЦК ВКГ1(б), глава Советского государства. Но Сталин в это время переживал тяжелейшую депрессию. Спустя некоторое время, осмыслив и осознав случившееся, он вновь появится в своем рабочем кабинете, и все узнают прежнего Сталина — уверенного и внешне спокойного, рассудительного и мудрого.
Подтекстом выступления В.М. Молотова советские люди прочли и первые сводки Главного командования Красной Армии за 22 и 23 июня, рассказывающие о боях в приграничных районах.
В этот же день в соответствии с Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) в Москве сформировали Советское информационное бюро (Совинформбюро), в состав которого вошли первый секретарь МГК ВКП(б) А.С. Щербаков, заместитель наркома иностранных дел С.А. Лозовский, ответственный руководитель ТАСС Я.С. Хавинсон, председатель Радиокойштета Д.А. Поликарпов. Начиная с 24 июня, в эфир стали регулярно выходить программы — «В последний час», «Письма с фронта», «Сводки Совинформбюро». Несколько раз в день сводки зачитывал диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан. И вся страна, затаив дыхание, слушала голос Москвы: «От Советского информбюро. В последний час. Передаем оперативную сводку Верховного Главнокомандования за истекшие сутки...».
В газетах за 24 июня были опубликованы и первые Указы Президиума Верховного Совета СССР военного времени. Один — о проведении мобилизации военнообязанных в 14 военных округах. Второй — о введении военного положения в отдельных местностях СССР. Эти «отдельные местности» включали восемь союзных республик и одну автономную, 15 областей и два города — Москву и Ленинград. Военное положение объявлялось и в городах Ростовской области.
Из приказа № I начальника гарнизона г. Таганрога от 24 июня 1941 г.
1. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22.06.41 г. город Таганрог, Таганрогский сельский район, Неклииовский и Федоровский районы объявляются на военном положении.
2. Обеспечение общественного порядка и госбезопасности на этой территории принадлежит мне.
3. Приказываю строжайше соблюдать дисциплину, орга-низованность, порядок, оказывать содействие в борьбе со всеми провокационными слухами, с нарушителями советской торговли и общественной жизни.
Начальник гарнизона, полковник Куриленко
(ЦДНИ РО ф. 165, о. I, д. 517) -
Выступление Сталина было проникнуто духом здорового оптимизма и непоколебимой веры в победу Красной Армии над фашистской Германией. Чтобы успокоить сограждан и вселить в них уверенность в боеспособность Красной Армии, генсек заявил: «Лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации разбиты...»
Лучше бы он этого не говорил. Потому как на самом деле «лучшие дивизии врага» в это время уже хозяйничали в Риге и подбирались к Бобруйску. Ровно через неделю после выступления Сталина войска Вермахта полностью оккупируют Литву, Латвию, Белоруссию, значительную часть Эстонии, Молдавии и Украины. Возникнет угроза прорыва войск неприятеля к Москве, Ленинграду и Киеву.
Глава 2 Все на борьбу с врагом!
Ситуация на фронте с каждым днем становилась все на-пряженней. Красная Армия продолжала отступать, неся большие потери. 9 июля бюро Ростовского обкома ВКП(б) по примеру Московской и Ленинградской партийных организаций приняло по-становление о создании народного ополчения в городах области.
В некоторых публикациях, рассказывающих о боях под Та-ганрогом осенью 1941 года говорится, что «...бойцы народного ополчения (имеется в виду таганрогское формирование. — Авт.) наносили фашистам большие потери в людях и военной технике» [1—6], или «вместе с регулярными воинскими частями рабочие- ополченцы Таганрога героически обороняли город, наносили врагу большой урон» [1— 34].
Здесь не все верно. На самом деле повоевать с фашистами народному ополчению не пришлось. Как все происходило на самом деле, рассказала в середине 90-х годов па страницах «Таганрогской правды» А.В. Гусева. Перескажем ее статью, сопроводив не-обходимыми уточнениями и дополнениями.
Откликнувшись на постановление Ростовского обкома ВКП(б) о создании полков народного ополчения Таганрогский горком партии принялся задело. Формированием полка непосредственно занимались: секретарь Таганрогского горкома партии Лука Игнатьевич Решетняк, заведующий военным отделом горкома Николай Алексеевич Зимин и начальник городского отдела РКМ НКВД Александр Иустинович Малик. Полк создавался по образцу и подобию общеармейского и состоял из трех батальонов, по числу районов города. В каждом батальоне было по три роты. Командовал полком бывший кавалерист Конармии С.М. Буденного
В.П. Коваленко. Его заместителем стал активист Осоавиахима и пре-подаватель Таганрогского института сельхозмеханизации Стрел- ковский. Штаб полка возглавил секретарь редакции газеты «Та-ганрогская правда» Л.М. Доброумов. Размещался штаб в здании ТЮЗа (бывший дореволюционный кинотеатр «Аполло»), В настоящее время на этом месте находится городской Дом культуры. Здесь же были оборудованы казарменные помещения для бойцов, прикомандированных к штабу. Известно, что в переулке А. Глушко, в доме № 30, где в настоящее время размещается милиция общественной безопасности, тоже находились казармы. 11о кто их занимал, ополченцы или бойцы истребительных батальонов, точно не установлено. Одни краеведы говорят, что ополченцы, другие утверждают, что бойцы истребительных батальонов.
Все бойцы народного ополчения днем работали на своих предприятиях, в организациях и учреждениях, а вечером, перео-девшись, шли на учебу. Занятия проводились 3—4 раза в неделю по специальной программе, предусматривающей тактическую и огневую подготовку. Полевые учения, включающие стрельбу по целям, метание гранат, преодоление препятствий и другие, проходили за городом, в районе Северного и Западного поселков. Обучение про-водили военнослужащие Таганрогского гарнизона и преподаватели городского отделения Осоавиахима. Но не все шло гладко. Даже в таком наиважнейшем деле имелись большие недоработки.
Пятнадцатого сентября на очередном заседании бюро обкома ВКП(б) слушался вопрос «О военной учебе народного ополчения в гг. Таганроге и Батайске». Бюро констатировало, что военная учеба народного ополчения в Таганроге и Батайске проходит совершенно неудовлетворительно.
Из протокола заседания бюро Ростовского областного комитета ВКП(б) от 15.09.1941 года
«В Таганрогской организации отсутствую учетные данные о количестве подавших заявления в народное ополчение и охваченных военным обучением. В рядах народного ополчения числится только 40% коммунистов. Явка на военные занятия низкая, учет явки организован плохо.
Разъяснить первому секретарю т. Решетняку, что в настоящий момент, когда враг находится на Днепре, особенно важно мобилизовать рабочий класс на подготовку самообороны городов. Пример обороны Ленинграда, Киева, Одессы должен стать образцом для всех городов. Коллектив таганрогских рабочих — это целая армия, которая может в случае необходимости дать мощный отпор врагу, но надо, чтобы он был к этому заранее подготовлен и обучен.
По-видимому, в Таганрогском и Батайском горкомах партии этого не поняли. Ход Отечественной войны показывает не полную возможность держать оборону длительное время, изматывать силы противника до истощения силами ополчения. В противном случае работа с народным ополчением не стояла бы на том уровне, как это имеет место.
Учебный процесс в подразделениях народного ополчения ор-ганизован плохо. Учебное время тратится на шагистику и словесность, такие виды подготовки, как штыковой бой, метание гранат и бутылок с зажигательной смесью, метание связок гранат по танкам, стрельба из малокалиберных винтовок внимание в учебе не занимают. Аппараты городских и районных советов Осоавиахима работниками, знающими военное дело, не укомплектованы.
Обязать ГК ВКП(б) немедленно организационно укрепить и улучшить военное обучение в подразделениях народного ополчения. Командировать в Таганрог т. Хиславского для наведения порядка в работе народного ополчения, что особенно важно в настоящий момент».
(ЦДНИРОф. 9, on. 01, с). 314)
7 сентября Государственный Комитет Обороны принял по-становление «О всеобщем, обязательном обучении военномуделу граждан СССР». Военный всеобуч строился по нескольким на-правлениям. Одни учились обращению с оружием, как наши опол-ченцы, другие овладевали методами оказания первой медицинской помощи раненым бойцам (подразделения сандр^жинниц). Наряду с ними в рамках подготовки бойцов местной противовоздушной обороны (МПВО) продолжали работу курсы по борьбе с зажигательными бомбами и тушению пожаров, открытые еще в июле в соответствии с Постановлением СНК СССР «О всеобщей, обяза-тельной подготовке населения к противовоздушной обороне».
Обучению подлежало все население в возрасте от 16 до 60 лет. Практические занятия проходили на стадионах «Динамо», «Труд» и других подобных местах. В областной газете «Молот» регулярно публиковались материалы на тему местной противовоздушной обороны. Небольшие по объему статьи посвящались вопросам обустройства бомбоубежищ и щелей для защиты от авиабомб, мерам борьбы с зажигательными и фугасными бомбами, светомаскировке, умению пользоваться противогазами, поведению во время химической тревоги и воздушного нападения.
Кроме того, население учили распознавать силуэты вражеских самолетов и другой военной техники. С этой целью «Молот» с июля стал печатать материалы с описанием различных конструкций немецких самолетов, их характеристики и особенности. В те годы любой мальчишка, проживающий в прифронтовой полосе, мог по звуку определить, какой самолет летит: «мессер», «юнкере» или «фоккер».
Но вернемся к нашим ополченцам. Для строевых занятий использовалось учебное оружие городского отделения Осоавиахима, находившееся в двухэтажном здании на углу улицы Ленина и переулка А. Глушко. Сейчас на этом месте расположен элитный четырехэтажный жилой дом ОАОТКЗ «Красный котельщик». Боевое оружие хранилось в опломбированных ящиках, и его никому не выдавали. Когда начались бои с наступающим противником на границе Ростовской и Сталинской областей, руководство города и Таганрогского гарнизона по неизвестной причине ополченцев не вооружили и к месту боев не направили, хотя бойцы требовали безотлагательной его выдачи.
Всеобуч по МПВО на страницах областной газеты «Молот». Июль 1941 года.
К моменту боев под Таганрогом командир полка народного ополчения Коваленко и его заместитель Стрелковский были мо-билизованы военкоматом и отбыли на фронт. Так как ополчение не имело статуса армейского подразделения, а его бойцы под присягой не находились, то многие с чистой совестью эвакуировались со своими заводами и семьями на Восток страны. А 16 октября в 6 часов утра поступил приказ (чей, установить не удалось) о расформировании полка. Документы и учебное оружие уничтожили, а явившимся в военкомат бойцам предложили вернуться на рабочие места. Ни работники военкомата, ни бойцы ополчения и подумать не могли, что на следующий день в Таганрог войдут немцы.
Вот и выходит, что бойцы народного ополчения в боях не участвовали и по врагу не сделали ни одного выстрела. Но о каких тогда ополченцах говорится в публикациях краеведов и историков прошлых лет?
Путаницу в этот вопрос внесли сами авторы статей. Дело в том, что помимо полка народного ополчения в городе были созданы два истребительных батальона, и тоже из числа работников заводов, предприятий (преимущественно коммунистов и комсомольцев) и кадровых работников городского отдела РКМ НКВД, но перед ними ставились совершенно иные задачи. К смещению понятий привело лишнее слово «ополченские», добавленное авторами в словосочетание «истребительные батальоны». Например: «На подступах к Таганрогу хорошую боевую выучку и несгибаемую стойкость показали истребительные ополченские батальоны» [1-34]. Эта стилистическая неточность привела к тому, что между «истребительными батальонами» и «ополчением» был поставлен знак равенства. Что в принципе неверно. На самом деле с наступающим врагом сражались не «ополченцы» в общепринятом понимании слова, а истребительные батальоны, о которых рассказ впереди.
Но не надо думать, что подготовка к отпору врага велась только за счет формирования народного ополчения и истребительных батальонов. По приказу командующего СКВО на подступах к Таганрогу, Ростову, Новочеркасску и другим городам Ростовской области стали создавать противотанковую оборону с сооружением противотанковых препятствий, что в переводе на гражданский язык означало рытье противотанковых рвов и окопов, установку «ежей», создание минных полей. Главным препятствием на пути врага стали рвы и окопы. Для создания минных заграждений катастрофически не хватало мин.
Начиная с июля, «на окопы» стали направлять учеников старших классов средних школ города, учащихся техникумов и студентов сельхозинститута, заводскую и фабричную молодежь. Первого сентября начался учебный год. Занятия проходили вяло, без особого энтузиазма и настроения, а недели через три прекратились совсем. И поездки «на окопы» возобновились. Людей вывозили в районы работ на открытых машинах и «линейках» (спе-циальная лошадиная упряжка, оборудованная для перевозки людей), но транспорта не хватало, и молодежь зачастую отправлялась за г ород пешим ходом. А чтобы не совершать такие броски ежедневно, люди оставались на ночевку в поле, нередко прямо под открытым небом. Благо погода позволяла. Кроме городских жителей на окопах работали и селяне, правда, в основном женщины. Многие мужчины уже были мобилизованы, а оставшиеся не могли бросить свои комбайны и трактора. Уборка урожая для сельскохозяйственных районов считалась вторым фронтом, если не первым.
Жители сел Ростовской области на рытъе окопов. Лето 1941 года.
Окопы и противотанковые рвы сооружали в местах наиболее вероятного появления противника, в районах сел Троицкое, Николаевка, Мелентьево, Гаевка и других. Как правило, копали вручную. Но в некоторых местах койку начинал экскаватор, а за ним шли люди и зачищали траншею до нужных размеров и профиля. Иногда в небе появлялся немецкий самолет-разведчик, делал круг над работающими людьми, а затем резко пикировал, имитируя боевую атаку. С приближением самолета в воздухе нарастал страшный свист и рев, от которого люди зажимали уши руками и ныряли в вырытую траншею, опасаясь бомбежки. Самолет совершал вираж и скрывался из виду. А однажды с самолета посыпались листовки. Текст был отпечатан типографским способом на русском языке и касался работающих женщин: «Милые дамочки, не ройте нам ямочки, все равно наши таночки перейдут ваши ямочки» [1—5].
Несмотря на то, что земляные работы приняли широкий масштаб еще летом, военные стали занимать позиции только в октябре.
Из воспоминаний ветерана труда ТАНТК имени Г.М. Бериева, жителя села Петрушино Геннадия Алексеевича Маропуло:
— В 1941 году я перешел в 10-й класс 28-й средней школы. Занятия как обычно начались первого сентября. Но проучились мы ровно месяц. Первого октября всех старшеклассников мобилизовали на рытье окопов. Ребят нашего класса погрузили на полуторку и отправили в Николаевку. По прибытии па место нас приписали к воинской части, поставили на довольствие и развели по хатам, где нам предстояло жить. А на следующий день после завтрака мы приступили к работе — рытью противотанкового рва перед Мелентьевским мостом со стороны Николаевки.
Очевидец вхождения мотобригады «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в Таганрог, житель села Петрушино Г.А. Маропуло. Снимок наших дней.
Нам установили дневную норму — 10 кубических метров на человека. Продолжительность рабочего дня не регламентировалась, главное надо было сделать норму. Работали до обеда, а потом снова копали, до кровавых мозолей на ладонях. Потихоньку мы втянулись в такой режим. Начиная с седьмого октября, над селом начали летать одномоторные немецкие бомбардировщики. Ежедневно появлялось звено пикирующих «юнкерсов» из четырех самолетов, которые бомбили Мелентьевский мост. Бомбы ложились рядом, но но цели ни одна из них не попадала. А с 13 октября в небе появилось уже два звена бомбардировщиков, делавших по два захода. Но результат был все тот же — мост стоял как заговоренный.
С 12 октября в том месте, где мы работали, уже слышалась канонада, а на горизонте виднелись всполохи огня. Бои шли совсем близко. В этот же день через мост проследовали телеги с ранеными красноармейцами, за ними шли легкораненые. Но отступающих войск не было. В ночь с 15 на 16 октября уже раздавалась не канонада, а слышались ясные разрывы снарядов и ручных гранат.
А утром мы встали как обычно и пошли с котелками за кашей, но полевой кухни па месте не оказалось, ни поваров, ни солдат. Исчез куда-то и наш руководитель, прикрепленный к нам из школы. Мы поняли, что нам тоже надо уходить, но куда? Дороги мы не знали, так как нас привезли сюда на машинах. Тогда кто-то обратил внимание на опоры линии электропередачи и сказал:
— Ребята, а ведь провода, наверняка, идут в Таганрог. Давайте и мы пойдем в этом направлении.
Дорога шла по холмистой местности, и мы то и дело поднимались на пригорки, всматриваясь вдаль. И вот с высоты одного из бугорков мы заметили водонапорную башню станции Марцево. Страшно обрадовались этому и прибавили ходу. Придя на станцию, мы увидели пассажирский поезд до отказа забитый пассажирами. Люди сидели на крыше, на тормозных площадках и ступеньках вагонов. Некоторые умудрились сделать из простыней подвески, пропустили их через открытые окна, залезли туда, и в таком подвешенном состоянии приготовились к дороге. А на площади еще стояли сотни людей с вещами в надежде попасть на поезд. Вечером, когда солнце шло к закату, паровоз протяжно загудел и отбыл в направлении Ростова. Но до станции назначения он не дошел, немцы под Вареновкой уже перекрыли движение.
Со станции Марцево в Таганрог вели две ветки. Одна шла на инструментальный завод, другая — на авиационный. По ней мы и направились в город. Домой в Петрушино я попал затемно. Родители ждали меня и очень волновались. Наскоро поужинав, мы легли спать. Уснул я как убитый.
Глава 3 Прорыв
Прежде чем перейти к рассказу о боях под Таганрогом осенью 1941 года, следует вспомнить, что происходило в это время на других участках германо-советского фронта. «Молниеносная война» явно затягивалась. Три недели, отведенные Гитлером на разгром СССР и захват Москвы, давно истекли. Фюрер нервничал и торопил ОКВ (ОКВ — «оберкомандо Вермахт» — верховное командование германских вооруженных сил, аналог советского Генерального штаба и Ставки ВГК).
А ОКВ в свою очередь подгоняло командующих групп армий «Север» и «Центр», которые действовали на основных направлениях удара.
Несмотря на пробуксовку «Блицкрига», немцам удалось к сентябрю зайти далеко вглубь страны. После неудачных попыток овладеть Ленинградом войска генерал-фельдмаршала фон Лееба 8 сентября завершили окружение города, и Ленинград оказался в кольце блокады на целых 900 дней. Железнодорожные магистрали и дороги, связывающие Северную столицу с «большой землей», оказались захваченными гитлеровцами. Но блокада Ленинграда планом «Барбаросса» не предусматривалась, и фон Леебу такую задачу никто не ставил. Ситуация возникла неожиданно, в результате ошибок, допущенных командованием Ленинградского фронта. Благодаря стойкости и мужеству защитников города, сорвавших гитлеровский план уничтожения города, враг был остановлен. Шестнадцатого января 1942 года за провал наступления под Ленинградом, за невыполнение приказа «стереть город с лица земли» Гитлер отправил Вильгельма фон Лееба в отставку.
Командующий Южным фронтом с 30 августа 1941 по 5 октября 1941 г. генерал- лейтенант Д.И. Рябышев. Снимок послевоенных лет.
Не все складывалось как хотелось фюреру и у генерал-фельдмаршала Теодора фон Бока под Москвой.
Войска Красной Армии, отступая, отчаянно сопротивлялись, а затем заняли жесткую оборону, мобилизовав для этого все имеющиеся силы, включая Резерв Верховного Главнокомандования и полки народного ополчения.
Девятнадцатого сентября наступил критический момент, Москву объявили на осадном положении. Линия фронта проходила всего в 16 километрах от стен Кремля. До полного разгрома немцев под Москвой было еще очень далеко, но всем уже стало ясно, что «Блицкриг» провалился окончательно. Война принимала затяжной характер.
А в это время па южном участке германо-советского фронта немецкие войска перешли к активным действиям. Дело в том, что по планам ОКЙ группе армий «Юг» в разгроме СССР первоначально отводилась второстепенная роль. Все внимание германского командования было сосредоточено на Московском и Ленинградском направлениях. Исчерпав почти все топливные ресурсы в летней кампании 1941 года, немецкое командование решило активизировать свои действия на Южном фронте, преследуя далеко идущие цели. Перед командующим группой армий «Юг» генерал- фельдмаршалом Гердтом фон Рундштедтом ОКВ поставило три стратегические задачи:
Командующий группой армий «Юг» смарта 1941 по ноябрь 1941 г. генерал-фельдмаршал Гердт фон Рундштедт.
1. Захватить Крым и лишить тем самым Черноморский флот его главной базы, а советскую авиацию аэродромов, с которых со-вершались налеты на фашистскую нефтеносную Румынию.
2. Захватить Одессу силами румынской армии, а высвободившиеся части использовать для несения охранной службы на оккупированных территориях взамен немецких,соединений.
3. Захватить Донбасс, Харьков, Ростов, лишить Советский Союз важнейших в экономическом отношении районов и открыть путь на Кавказ. В захвате этих регионов немецкое командование видело и источник пополнения собственных запасов топливом и стратегическим сырьем, которым являлся коксующийся уголь.
Опуская рассмотрение первых двух задач, отметим лишь то, что Рундштедт их успешно выполнил. Девятнадцатого сентября немецкие войска, разгромив основные силы Юго-Западного фронта, вошли в Киев, а 16 октября, за день до взятия Таганрога, захватили Одессу. Часть одесского гарнизона, не успевшая покинуть город, скрылась в катакомбах и вошла в состав партизанского отряда сформированного городским комитетом партии и командованием Одесского военного округа.
Сражениям, развернувшимся под Таганрогом в октябре 1941 года, предшествовали серьезные бои в Запорожской и сопредельной Сталинской областях, о которых достаточно подробно рассказал военный историк А.В. Исаев в книге «ОтДубнодо Ростова». Не прошел мимо описания этих боев и командующий III моторизованным корпусом немецкий генерал Э. фон Макензен в мемуарах «От Буга до Кавказа».
Опираясь на указанные и другие источники, посмотрим что же происходило в это время на южном участке советско- германского фронта.
Задача по взятию Донбасса и Ростова с последующим прорывом на Кавказ была возложена командованием группы армий «Юг» на I танковую группу Эвальда фон Клейста (с 6 октября - I танковая армия).
В ее состав к тому времени входили:
1. Ill моторизованный корпус под командованием Эберхарда фон Макеизена, укомплектованный: — 13-й танковой дивизией (командир — генерал-майор Вальтер Дюверт);
— моторизованной дивизией СС «Викинг» (командир — бригаденфюрер СС Феликс Штейнер);
— словацкой моторизованной дивизией.
2. XIV моторизованный корпус под командованием генерала пехоты Густава фон Витерсгейма в составе:
— 14-й танковой дивизии (командир — генерал-майор Фридрих Юон);
— 16-й танковой дивизии (командир — генерал-майор ГансВалентин Хубе);
— итальянского подвижного корпуса, состоящего из 3-х моторизованных дивизий, а также дивизий «Пасубио» и «Туримо».
Мотопехотная бригада СС «Лейбшандарт Адольф Гитлер» (статус дивизии бригада получит только 10 декабря 1942 года) периодически то включалась в состав I танковой группы, то выводилась из нее для подкрепления других соединений и решения самостоятельных задач.
Командующий 11-й армией Вермахта генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, впоследствии с 1942 по 1944 годы командующий группами армий «Дон» и «Юг».
Семнадцатого сентября 1941 года в г. Николаев, в штаб 11-й армии, входящей в группу армий «Юг», прибыл новый командующий — генерал пехоты Эрих фон Манштейн. Перед Манштейном ОКХ (Главное командование сухопутных войск) поставило двойную задачу: во первых, организовать наступление вдоль северного побережья Азовского моря с целью захвата Ростова, вовторых, занять Крым, причем в ближайшие сроки.
Командующий III моторизованным армейским корпусом Вермахта генерал Эберхард фон Макензен.
Вот как описывает боевые действия противоборствующих сторон А.В. Исаев в книге «От Дубнодо Ростова».
«В целях захвата Донецкого угольного бассейна (Донбасса) и уничтожения армий Южного фронта немецкое командование планировало 1 октября нанести удар из района Днепропетровска силами I танковой группы, 11-й армии Манштейна и румынского горного корпуса, находившимися в это время в Северной Таврии. В дальнейшем I танковой группе предстояло наступать на Ростов, обходя Донбасс с юга.
К началу октября Донбасское направление прикрывали 6-я армия Юго-Западного фронта, 12, 18 и 9-я армии Южного фронта, имевшие в своем составе 21-ю стрелковую и три кавалерийских дивизий, три танковые бригады и один отдельный танковый батальон.
Двадцать девятого сентября основные силы I танковой группы противника предприняли наступление против правого фланга 12-й армии генерал-майора И.В. Галанина.
III и XIV моторизованные корпуса нанесли удары в южном направлении. Не выдержав лобового удара танковых соединений, право-фланговые соединения 12-й армии начали отход. Создалась угроза тылу 12-й, 18-й и 9-й армиям. Чтобы не допустить охвата противником своих войск, командующий Южным фронтом Д.И. Рябышев приказал 12-й армии к утру 5 октября отойти на подготовленный оборонительный рубеж Павлоград—Любицкое, а 18-й и 9-й армиям отойти на рубеж Любицкое — Большой Токмак — Мелитополь — озеро Молочное.
Но остановить наступление противника нашим войскам не удалось. Уже 4 октября дивизии 1 танковой группы прорвались севернее Орехова в стыке 12-й и 18-й армий и, развивая наступление на юго-восток, соединились 7 октября в районе Андреевки с румынским кавалерийским корпусом, прорвавшимся севернее Мелитополя. Одновременно вдоль северного берега Азовского моря прошла отдельная моторизованная бригада СС «Лейбштан- дарт Адольф Гитлер». Кольцо окружения вокруг 18-й и 9-й армий замкнулось. Но в октябре возможности немецких войск были уже не те, что в августе. Они также были изнурены многодневными боями и несли большие потери в живой силе и технике. Между 16-й и 14-й танковыми дивизиями образовалась брешь, через которую советским частям удалось вырваться из окружения.
Командующий Южным фронтом с 30 августа по декабрь 1941 г. генерал-полковник. Я.Т. Черевиченко. Снимок послевоенных лет.
За частичный разгром 9-й и 18-й армий под Мелитополем командующий Южным фронтом Д.И. Рябышев был снят с должности. Командующим войсками Южного фронта с 5 октября вновь был назначен генерал-полковник Я-Т. Черевиченко, ранее отстраненный от должности за проигранное сражение на Каховском плацдарме. Выйдя с тяжелыми боями из окружения, войска Южного фронта отошли на рекомендуемые рубежи: 12-я армия — на Сталино, а 18-я и 9-я армии — в направлении Мариуполя» [1 — 18].
Так выглядела общая картина боевых действий па Южном участке фронта в период с 29 сентября по 7 октября 1941 года.
А что же было дальше? Обратимся к мемуарам генерала Макензена, где об этих днях сказано следующее:
«...дело шло к тому, чтобы преследовать на востоке вражеские части. Для этого уже вечером 7 октября был объявлен приказ по армии, которым 111 корпусу вновь подчиняли его старую и проверенную 14-ю танковую дивизию, а также «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», который уже утром 8-го (выделено нами) числа далеко перед фронтом корпуса захватил Мариуполь» [1—22].
Командующий 1-й танковой армией генерал-фельдмаршал Эвальд фон Клейст. Его штаб находился в Таганроге.
Традиционно на этом месте большинство авторов завершали рассказ о боях в Приазовье. Потом они бегло упоминали, что в двадцатых числах октября немецким войскам удалось захватить Таганрог, и далее переходили к рассказу о наступлении немцев на Ростов. А период с 8 октября по 20 октября практически выпадал из рассмотрения. На наш взгляд это не совсем справедливо по отношению к городу, имя которого в августе 1943 года присвоят двум стрелковым и одной авиационной дивизиям, и Москва будет салютовать в честь освобождения Таганрога. Ни один день из истории Великой Отечественной войны не должен оставаться без внимания исследователей. И если есть, что рассказать об этом дне, то исследователь просто обязан это сделать.
Глава 4 От Мариуполя до Таганрога
В ряде не очень давних публикаций неоднократно повторялось, и эхом докатилось до нашихдней утверждение, что «в первых числах октября немецкие войска вошли в Ростовскую область». «В первых», значит, примерно до 5 числа. Но это не совсем так. К сожалению, эти авторы не конкретизировали ни дату, ни место вторжения немецких войск в Ростовскую область. Вошли и все, а куда, когда — неизвестно. А ведь с точки зрения краеведения это, как любил говорить В.И. Ленин, «архиважный» вопрос.
Впервые точная дата появления немецких частей в Ростовской области прозвучала в методическом пособии кандидата исторических наук Б.Г. Вакуленко «Таганрог в годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг.», вышедшем в 1975 году с грифом «Для служебного пользования». В ней Борис Григорьевич сообщал:
«8 октября 1941 года фашистские орды вторглись в пределы Ростовской области. Начались бои за Таганрог» [1—6].
Эту же дату привел и В.П. Зайцев в документальной повести «Фронт в тылу врага», вышедшей в Ростовском книжном издательстве в 1987 году:
«В пределы Ростовской области фашистские оккупанты вторглись 8 октября 1941 года» [1—15].
Но и эти авторы не называли район вторжения. Просто какая-то военная тайна! И только в сборнике «Таганрог. Огненные годы», вышедшем в 1994 году под редакцией В.М. Жукова, ветеран Великой Отечественной войны, бывший командир взвода Таганрогского истребительного батальона А.А. Дьяченко на странице 12 приоткрывает завесу и называет конкретную дату и место первого боя с гитлеровцами:
«Седьмого октября истребительные батальоны вышли на встречу с врагом в районе сел Ефремовка и Марьевка, где 8 октября и приняли первый бой. Горьким было отступление до реки Миус в район сел Николаевка и Троицкое. Боеприпасы были на исходе, но, несмотря на это, оба батальона, заняв оборону по реке Миус, держались до 15 октября, и в ночь на 16-е передали участок обороны бойцам 31-й дивизии» [1-37].
А спустя четыре года другой участник Великой Отечественной войны Г.К. Пужаев в своей книге «Кровь и слава Миуса» сразу с первой страницы сообщил:
«В пределах Ростовской области немцы появились 8 октября 1941 года после падения Мариуполя на территории Федоровского района» [1-31].
Правильно написал Григорий Кириллович. По-военному корректно и точно. Однако генерал Макензен называет другую дату.
«Утром 10 октября 13-я танковая дивизия соединилась в Мариуполе с «Лейбштандартом» и заменила его в обороне города и порта. Таким образом, «Лейбштандарт» смог еще до полудня перейти к дальнейшему преследованию противника по направлению к нижнему течению реки Миус. Оно продолжалось вплоть до наступления темноты» [1-22].
Что же это получается? Наши авторы пишут о вхождении немецких войск в Ростовскую область 8 октября, а генерал Макензен утверждает, что преследование советских войск от Мариуполя «по направлению к нижнему течению реки Миус», то есть по направлению к Таганрогу, началось 10 октября. И выходит, что немецкие части никак не могли появиться в Ростовской области раньше 10 октября.
Но тогда с кем вступили в бой истребительные батальоны 8 октября под Ефремовкой? За разъяснением ситуации мы обратились к военному историку, научному сотруднику Ростовского областного музея краеведения Владимиру Ивановичу Афанасенко, который много лет занимается историей Великой Отечественной войны на Дону и в Приазовье. И вот что он рассказал:
«— Восьмого октября в 17.40 по московскому времени 2-я мотоциклетная рота 1-го разведывательного батальона «Лейбштандарт Адольф Гитлер» оберштурмбанфюрера Курта Мейера пересекла границу Федоровского района Ростовской области и без боя вошла в районный центр Федоровку. Из Федоровского сельсовета успели позвонить в Таганрог секретарю горкома партии Л.И. Решетняку и сообщили, что какие-то люди в «лягушачьей» форме бродят по селу и отбирают у жителей домашний скот и птицу».
Командир разведывательного батальона «Лейбштандарт Адольф Гитлер» оберштурм- банфюрер Курт Мейер.
Теперь все стало на свои места. Правда, непонятно, почему немецкая разведка отклонилась от «маршрута», и ее занесло в Федоровку? Ей в это время следовало бы находиться где-нибудь в районе Весело-Вознесеновки или Натальевки на южной самой короткой дороге к Таганрогу.
Попробуем разобраться с этим парадоксом. Внезапное появление разведки противника в Федоровском районе можно объяснить характером наступления немецких войск и той задачей, которую поставило командование перед разведчиками. Если бы немцы планировали наступать на узком участке фронта, допустим, только по «мариупольскому коридору», то их разведрота двигалась бы исключительно в этом направлении, никуда не сворачивая. Но гитлеровцам для разгрома таганрогской группировки частей Красной Армии необходимо было осуществить свой излюбленный прием — «клещи». Одна «клешня» двигалась по мариупольской дороге на Таганрог, другую планировали направить через Федоровку. В этом случае войска Южного фронта оказывались зажатыми с обеих сторон. Помимо этого такое «вилочное» продвижение позволяло рассредоточить войска, исключая их скопление в одном направлении. Дорога от Федоровки до Таганрога в те годы относилась к категории проселочных и не имела твердого покрытия. И разведчикам предстояло выяснить, возможно ли здесь прохождение танковых колонн, и нет ли на этом участке оборонительных рубежей «красных».
Мотоциклисты-разведчики Курта Мейера въехали в Федоровку со стороны хутора Офентайль, где еще со времен Екатерины II селились и обзаводились своим хозяйством немецкие колонисты. Таких поселений в Федоровском районе насчитывалось около двадцати. Среди них были: Оболонь, Лилепталь, Клинкельфельд и другие. Наверняка гитлеровцы знали о существовании в этих краях своих собратьев. Но эсэсовцы не могли знать, что за два месяца до этого, 28 августа 1941 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». В соответствии с этим Указом под одну гребенку с немцами Поволжья попали и «лица немецкой национальности», проживающие в других районах Советского Союза. И 19 сентября, ровно за три недели до вхождения гитлеровцев в Федоровку, местных немцев выслали в Казахстан в село Бурное, находящееся в 30 километрах от Джамбула [2—45].
Мотопатрулъ «Лейбштандарта» на дорогах России летом 1941 года.
Точно такие мотоциклисты-разведчики из команды оберштурмбанфюрера Курта Мейера на таких же мотоциклах марки «БМВ» 8 октября 1941 года въехали в Федоровский район Ростовской области.
Пройдя по бывшим немецким хуторам-колониям, гитлеровцы, естественно, никого и ничего не обнаружили, кроме опустевших домов с заколоченными крест-накрест дверьми. В тот же день 8 октября в 22 часа разведдозор эсэсовцев достиг села Ефремовки, где их и встретили огнем бойцы истребительных батальонов.
А теперь да вайте представим себе, как могли развиваться со-бытия дальше, начиная с того дня, когда «Лейбштаидарт» по словам Макензена «перешел к преследованию противника». Как мы уже знаем, утром 10 октября в Мариуполь вошла 13-я танковая дивизия Вальтера Дюверта, а «Лейбштандарт» «до полудня» ушел из города и начал «преследовать противника по направлению к нижнему течению реки Миус». Но это уже не разведбатальон и даже не отдельный полк, а вся бригада в полном составе, все десять тысяч вооруженных до зубов эсэсовцев. Наверняка по рации разведчики доложили, что дорога чистая и неприятель себя не проявляет. А на следующий день 11 октября гитлеровцы уже вступили в бой. Вот как об этом сказано в мемуарах Макензена:
«11 октября «Лейбштандарт» западнее реки Миус встретил сильное сопротивление, которое он смог преодолеть только после продолжительного боя. 12-го после одной безуспешной попытки в течение дня ему все-таки удалось уже поздним вечером создать плацдарм за рекой Миус, который он смог удержать 13 октября, не-смотря на яростные и неоднократные атаки противника» [1—22].
Генерал Макензен указывает место боя расплывчато — «западнее реки Миус», то есть на правом берегу реки. Как хотите, так и понимайте. По всей видимости, на момент написания мемуаров Макензен подробности боя либо не знал, либо подзабыл. Но нас в данном случае интересует, где и с какими советскими частями вступили в бой гитлеровцы в этот день. Одиннадцатого октября на миусских рубежах могли стоять только части Таганрогского гарнизона, например, те же истребительные батальоны или курсанты военных училищ, прибывшие из Ростова. Как сказано в газетной статье историка В.И. Афанасенко «Холодная осень 41-го», это были «17—18-летние курсанты и преподавательский состав областных училищ: артиллерийского, пехотного и военно-политического. Мальчишек подняли по тревоге, выдав одну винтовку на пятерых. Поездами их отправили в сторону Таганрога на Бессергеновку» [2—1].
Регулярных советских войск 11 октября в этих местах еще не было. Они появятся здесь 12 октября, отступая в направлении Таганрога (см. Боевые документы Южного фронта [1 — 1]). Кстати, и В.М. Жуков в сборнике «Таганрог. Огненные годы» на 12-й странице упоминает один бой, тоже состоявшийся 11 октября, но в другом месте:
«С 11 октября развернулись бои за переправу (в районе с. Лакедемоново на Миусском лимане. — Авт.). Атака передовых частей немецких войск была отбита...» [1 — 14].
Здесь названо конкретное место боя — деревня Лакедемоновка. Она расположена в западной части северного побережья Миусского лимана, как раз по пути следования «Лейбштандарта», который двигался из Мариуполя через Буденновск (в настоящее время Новоазовск), Весело-Вознесеновку, Натальевку и, наконец, дошел до Лакедемоновки с ее паромной переправой через лиман. Время и события в данном случае совпадают с предельной точностью. Поэтому с полной уверенностью можно сказать, что регулярные бои «на Таганрогском направлении» начались не раньше 11 октября.
А вот как разворачивались события через сутки-двое, но на другом участке миусского рубежа. И мы вновь цитируем генерала Макензена:
«Ливневый дождь с вечера 13 октября парализовал все передвижения до середины следующего дня. Но все же еще во второй половине дня удалось сделать не очень значительное расширение плацдарма, которое было продолжено 15 октября. В этот день началось сильное русское наступление, прежде всего против северного фланга корпуса (особенно западнее Миуса) (опять «западнее Миуса». — Авт.). На какое-то время положение стало критическим. Но, в конце концов, <...> войскам удалось самим отбить русских, не вынуждая командование корпуса использовать свои последние резервы» [1—22].
Об этих боях мы находим упоминание и в книге А.В. Исаева «От Дубнодо Ростова»:
«Противник, продвигаясь подвижными соединениями 1 танковой армии вдоль побережья Азовского моря, к 14 октября передовыми частями подошел к реке Миус севернее Таганрога, где встретил сопротивление войск Таганрогского боевого участка. <...> Наступление свежих войск Таганрогского боевого участка началось успешно. Они отбросили передовые части танковой и моторизованной дивизий противника на 10—15 километров к западу от реки Миус. Однако с подходом главных сил I танковой армии противник получил численное превосходство, и войска Таганрогского боевого участка вынуждены были отойти» [1 — 18].
В данном фрагменте войска Таганрогского боевого участка названы «свежими», так как и 339-я, и 31-я стрелковые дивизии, оборонявшие Ростовское направление, ранее в боях не участвовали.
339-я Ростовская стрелковая дивизия сдерживала наступление 14-й танковой дивизии на участке от Большой Некли- новки до Матвеева Кургана. Вот, что говорится об этих боях в книге «Южный щит Отчизны»:
«Двенадцатого октября здесь начались ожесточенные бои. С утра 13 октября головной 1133-й стрелковый полк под командованием майора БД. Алиева в районе Большой Неклиновки был атакован танками Э. фон Клейста и мотобригадой СС «Викинг». Советские воины дрались отчаянно. Они не только остановили врага, но и отбросили его на 10-15 километров к западу от Миуса, за реку Сарматская. Бой длился несколько суток. В тяжелом положении оказался 1135-й стрелковый полк майора В.А. Кузнецова. Штаб.полка с горсткой бойцов оказался в окружении. В своем последнем донесении комполка сообщал:
«Танки до 12 штук с пехотой окружают и обстреливают ко-мандный пункт. Средств борьбы нет, кроме винтовок и гранат. Это последнее сообщение... Кузнецов. 20.10.1941 года. Балка Туркова» [1—47].
Немецкие танки в Приазовских степях. Осень 1941 года.
А еще через два дyя противник, овладев инициативой на всем участке фронта от Таганрога до Матвеева Кургана, перешел к активному наступлению на Ростов. Но планы гитлеровцев оказались сорванными. Во-первых, начались осенние дожди, и распутица не позволила двигаться дальше. Во-вторых, немецкая бронетехника в который раз оказалась без топлива, и пришлось ждать его подвоза. И только в начале ноября, с первыми заморозками они выдвинулись в направлении Ростова.
Глава 5 Бои местного значения
«Таганрогский боевой участок», который мы упомянули в предыдущей главе, на Южном фронте появился не сразу. Его создали, как только возникла реальная угроза захвата Ростова немецкими частями, рвущимися на Кавказ.
В минувшие годы многие авторы с завидным постоянством писали, что «...Таганрогу к концу сентября стала грозить опасность», дескать, поэтому и был создан Таганрогский боевой участок. В данном случае логика авторов не совсем понятна. Почему в конце сентября? С таким же успехом можно сказать, что 22 июня Таганрогу стала грозить опасность, и с каждым днем она неудержимо нарастала. Но если подходить к этому вопросу глобально, то угроза Таганрогу была предопределена планом «Барбаросса», который предусматривал выполнение такой стратегической задачи, как захват Ростова — «ворот Кавказа», и сделать это, минуя Таганрог, практически было невозможно. Кстати говоря, в тактическом плане Таганрог для немцев оказался «воротами» в Донбасс. Не потому ли бои под Таганрогом в октябре 1941 года в официальной историографии Великой Отечественной войны рассматриваются в рамках Донецкой оборонительной операции.
Опасность захвата того или иного населенного пункта определяется явно выраженными намерениями и действиями противника в отношении этого пункта — города, села, района и т.д. Командование СКВО и областной комитет партии, оценив сложившуюся обстановку, определили нависшую над Таганрогом и Ростовом реальную опасность с момента захвата Мариуполя, то есть с 8 октября. В этот день состоялось экстренное совместное заседание командования СКВО и бюро обкома партии, на котором рассматривались вопросы экстренной эвакуации предприятий Таганрога и обороны города.
Как только немецкие войска покинули Мариуполь и стали спешно продвигаться на Восток, командование Южного фронта по согласованию со Ставкой ВГ'К распоряжением № 0191/оп от 10.10.41 создало Таганрогский боевой участок для защиты Ростовского направления. Приведем этот важный документ в оригинале, допустив незначительные сокращения.
Боевое распоряжение
командующего войсками Южного фронта № 0191/он на создание боевого участка для обороны рубежа Успенская—Таганрог (10 октября 1941 г.)
Первое. Противник силою до одной тд, прорвав фронт 395 сд на участке Володарское, Мангуш, занял Мариуполь.
Второе. 9А в прежнем составе <...> оборонять фронт Солнцевка, Павловка, Златоустовка, Чердаклы, вост. окр. Мариуполя, не допуская прорыва противника на восток.
Третье. С целью прикрытия ростовского направления создать таганрогский боевой участок в составе 150, 339 сд, 20 змп, минроты с непосредственным подчинением Военному совету Юж- фронта.
Нач. боев. уч. — командир 150-й сД генерал-майор И.И. Хорун.
Задача — организовать исходу 13.10.41 прочную оборону по восточному берегу р. Миус на участке Успенская—Таганрог. При ор-ганизации обороны в первую очередь создать НТО с системой ПТП.
Для усиления обороны использовать возможные местные ресурсы, в том числе гарнизон Таганрога.
339 сд прибывает из Ростова для обороны участка Ивановка, Таганрог 12.10.41.
Подписи: Комюжфронта Черевиченко и др.
На момент подготовки боевого распоряжения 31-я и 339-я сд еще находились в Ростове, ожидая погрузки в эшелоны и отправки под Таганрог, а части 9-й армии вели оборонительные бои в со-предельной Сталинской (Донецкой) области.
Интересна история появления под Таганрогом 31-й стрелковой дивизии. В начале октября, когда ситуация на Западном фронте стала угрожающей, под Москву стали стягивать войска резерва Ставки ВГК и части, дислоцирующиеся в районах, которые были не подвержены боевым действиям со стороны германских войск и их союзников. В это время на Ирано-Турецкой границе базировалась 31-я стрелковая дивизия под командованием полковника М.И. Озимина. Седьмого октября дивизия получила приказ отбыть в действующую армию под Москву. А так как ее путь проходил через Ростов, то командование СКВО запросило разрешение Ставки оставить 31-ю сд в распоряжении округа для обеспечения защиты Ростова и Кавказского направления. И Ставка дала добро. С 12 октября (по некоторым источникам 10 октября) 31-я сд стала выгружаться на станции Морская и поэтапно вводиться в бой на рубежах Таганрогского боевого участка.
АВТОРСКАЯ СПРАВКА
31-я стрелковая дивизия была сформирована в 1925 году и дислоцировалась в Сталинграде. В январе 1940 года по приказу I IKO СССР дивизия вошла в состав ЗакВО, и в апреле того же года перебазировалась на Ирано-Турецкую границу. Штаб дивизии находился в Ереване. После вынужденного отступления от Таганрога с 22 октября она вошла в состав 56-й отдельной армии, которая начала формироваться в Ростове в двадцатых числах октября. В ноябре 1941 года дивизия участвовала в освобождении Ростова. Далее сражалась под Майкопом, Лазаревской, освобождала Краснодар. Закончила войну как 31-я Краснознаменная, Сталинградская, орденов Богдана Хмельницкого II степени и Красного Знамени стрелковая дивизия. С февраля 1938 по конец 1941 года дивизией командовал полковник М.И. Озимин.
В минувшие годы бои под Таганрогом традиционно называли «обороной Таганрога, важного стратегического пункта на Юге России». Но это не совсем соответствует истине. Авторов публикаций, по всей видимости, сбило с толку название оборонительного рубежа. Раз «Таганрогский», значит создан исключительно для обороны Таганрога. А ведь его могли назвать и Ростовским, и Южным, и еще как-то. Подчеркнем еще раз, что Таганрогский боевой участок создавался «с целью прикрытия Ростовского направления», то есть недопущения продвижения немецких войск к Ростову, о чем ясно сказано в тексте боевого распоряжения № 0191/он от 10.10.41 г.
Однако оперативная обстановка на Южном фронте менялась с каждым часом и, к сожалению, не в пользу Красной Армии. Уже на следующий день после получения войсками распоряжения о создании Таганрогского боевого участка, появляется Директива командующего войсками Южного фронта № 0195/оп от 11 октября с постановкой задач командирам частей и соединений фронта. Новое целеуказание получил и генерал-майор И.И. Хорун:
«Шестое. Таганрогский боевой участок — начальник участка к-р 150 сд генерал-майор Хорун. Состав: 150, 339 и 31 сд, 26 мотоциклетный полк и минрота.
Прочно оборонять рубеж р. Миус и Миусский лиман на фронте Успенская, Покровское, Таганрог и район Таганрог. Особое внимание уделить своему левому флангу».
На левом фланге находился Таганрог.
А 13 октября в войска поступает новая Директива командующего фронтом за № 00200/оп о нанесении удара во фланг и тыл мариупольской группировке противника. Из этой директивы следует, что «противник силою до одной тд и одной мд из состава группы Клейста к исходу 12.10.41 вышел в район М. Кирсановки, Носово и Федоровки, имея передовые рубежи на р. Миус». 12 октября 1941 года в Федоровский район вползали танки Эвальда фон Клейста.
Здесь хотелось бы обратить внимание читателей на село Федоровку, сыгравшее не последнюю роль в событиях, развернувшихся в непосредственной близости от Таганрога.
Федоровка расположена в живописном месте на небольшой речке Сухой Еланчик на западе Ростовской области. До войны (впоследствии до 1953 г.) Федоровка являлась районным центром с большой центральной усадьбой и добротными строениями. В селе имелись церковь, клуб, школа и больница, сохранившиеся до наших дней. Численность населения Федоровки до войны составляла около 3000 человек. На базе хуторов, окружавших Федоровку, в 30-е годы были созданы колхозы имени Сталина, Чапаева, Мичурина, «Красный боец», «Труд и Советы», «Серп и Молот». Колхозники занимались выращиванием овощей, разводили скот, производили высококачественные молочные продукты, обеспечивая своей продукцией не только Таганрог, но и всю область. Все лето сорок первого года труженики полей убирали урожай, который в тот год выдался небывалый, такого давно никто не помнил. Ростовская область побила все рекорды довоенных лет по сбору зерновых и овощных культур, надою молока и сдачи хлеба государству.
Но вот фронт подошел к Федоровке. И совершенно неожиданно село оказалось в самом центре развивающихся событий. Волею судьбы Федоровке предстояло стать базой сосредоточения гитлеровских войск на Таганрогском направлении. Дело в том, что III армейский корпус, идущий в авангарде 1-й танковой армии Клейста, растянулся на десятки километров. Наступать на Таганрог и дальше разрозненными силами гитлеровцы не решились, поэтому они дошли до Федоровки и решили обосновать здесь нечто подобия сборного пункта для формирования ударной группы. Всегда считалось, что эсэсовские моторизованные части входили в Таганрог одновременно с танковыми дивизиями. На самом деле 17 октября в Таганрог вошли только эсэсовские подразделения «Лейбштандарта», а уже на следующий день — танковые дивизии Клейста.
Вот, что пишет об этом один из участников наступления на Таганрог, некто' П.Н. Бутков в книге «За Россию». Приведем из нее небольшую выдержку.
«Мы прибыли в большую деревню Федоровку, которая стояла в 25—30 километрах от Таганрога (на самом деле 50 км. — Авт.), и сопровождающий нас немецкий офицер повел в здание, где расквартировывался штаб танкового корпуса, который должен был занимать Таганрог».
А далее он дает интересное пояснение:
«В Таганрог мы вошли 18 октября, но эсэсовцы все же опередили всех и вошли 17-го» [1—5].
К сожалению, Бутков не назвал номера танковых дивизий, и сегодня приходится гадать, какая танковая дивизия стояла в Федоровке,13-я, 14-я, или обе сразу?
О захвате Таганрога упоминает в своих воспоминаниях и ге-нерала Макензен:
«Уже утром (17 октября. - Авт.) воодушевленный успехами «Лейбштандарт» после ожесточенного боя победоносно ворвался в Таганрог. 13-я танковая дивизия быстро создала плацдарм на участке реки Самбек, а 14-я танковая дивизия опять значительно продвинула вперед левый фланг, тем самым существенно сократив свой фронт. 18 октября была завершена зачистка Таганрога, но общая ситуация с горючим в армии, к большому сожалению командования, помешала немедленному удару на Ростов. Только 20 октября можно было снова двигаться вперед» [1—22].
Немецкие части простояли в Федоровке весь оккупационный период, освобождение пришло только через два года, 29 августа 1943 года.
Но вернемся к рассказу о Таганрогском боевом участке.
В связи с активным продвижением немецких частей с севера в направлении Таганрога, командующий Южным фронтом приказал «генерал-лейтенанту Н.Ф. Ремезову нанести главный удар силами не менее двух стрелковых дивизий в общем направлении на Матвеев Курган, Марьевку, и во взаимодействии с частями 9-й армии уничтожить мариуполь-тагаyрогскую группировку противника. А к исходу 15.10.41 выйти на рубеж Платоново-Отрадинский, и в дальнейшем наступать на Ефремовку» [1 — 1].
Продвижение немецких войск к Ростову могло осуществляться по двум направлениям. Одно — со стороны Таганрога через Самбек, другое — с севера, через Матвеев Курган, Покровское, минуя Таганрог, на Самбек, и далее на Ростов.
Командующий СКВО генерал-лейтенант Н.Ф. Ремезов. Снимок послевоенных лет.
Командование Южного фронта учло такую возможность, поэтому начальнику участка И.И. Хоруну предписывалось прочно удерживать рубеж Успенская — Матвеев Курган — Покровское — Таганрог — Миусский лиман. А командующему СКВО Н.Ф. Ремезову следовало сначала совместно с частями 9-й армии нанести удар в направлении Матвеева Кургана, а затем наступать на Ефремовку. Учитывая особую важность Таганрогского боевого участка, командование усилило его 31-й стрелковой дивизией, а также 8-м гаубично-минометным и 26-м мотоциклетным полками.
Так планировалась операция по ликвидации мариуполь- таганрогской группировки гитлеровцев. Но силы были неравными, и осуществить ее в полной мере не удалось. Противник оборону прорвал, захватил Таганрог и стал преследовать советские части теперь уже в Ростовском направлении.
Но коль скоро мы затронули тему обороны Таганрога, то давайте сразу расставим все точки над i и попробуем ответить па вопросы, которые часто возникают в разговорах: а была ли вообще оборона Таганрога, и насколько он был «важным стратегическим пунктом»?
Город расположен на мысу, вдали от столбовых дорог и круп-ных коммуникаций, попросту говоря, на отшибе. Мощных военных и промышленных объектов в нем не было (большую часть заводов и оборудования успели эвакуировать или уничтожить), мелководный Таганрогский залив и порт особого значения не имели, нормальный боевой корабль не зайдет. Нефть, полезные ископаемые и стратегическое сырье (как в Донбассе) отсутствовали. Чтобы выйти к Ростову, не обязательно захватывать Таганрог, его можно обойти с севера, и как мы только что показали, направиться прямо к намеченной цели. Что собственно немцы и сделали, но и Таганрог попутно захватили.
Таганрог в октябре 1941 года мог интересовать немецкое командование исключительно по двум позициям. Во-первых, через Таганрог проходили местные железнодорожные линии, открывавшие путь и на Ростов, и в Донбасс. А во-вторых, в Таганроге находился неплохо оборудованный аэродром, построенный еще в 1938 году, позволяющий принимать и легкие истребители, и средние бомбардировщики. Он носил имя прославленного советского асса Валерия Чкалова, погибшего в авиакатастрофе в том же тридцать восьмом при загадочных обстоятельствах. Это и заставляло противника направлять свои войска на захват города. Мы уже не говорим о том, что любой город еще с древнейших времен являлся для завоевателей вожделенной добычей, источником пополнения запасов продовольствия, местом отдыха и развлечений.
Жесткая, бескомпромиссная оборона Таганрога могла привести к лишним жертвам как со стороны личного состава Красной Армии, так и населения города, а также большим потерям в военной технике, которых и без того хватало. Командование фронтом это отлично понимало, и «стоять насмерть» здесь не было никакого смысла. Таганрог — не Москва, не Ленинград, и даже не Сталинград. Но существовал приказ Ставки изматывать противника как можно больше, постоянно контратаковать его, оборонять каждый город, каждую деревню. Надо было выиграть время, чтобы успеть подготовиться к ответному удару. Сколько уйдет времени на подготовку такого удара, месяц, год, или больше, никто не знал. Осенью сорок первого перед всеми фронтами стояла одна задача — сдерживать наступление врага любыми средствами. И не последнюю роль в этом сыграл Таганрогский боевой участок. Не будь его, немцы уже 10—12 октября могли стоять под Ростовом.
Таганрогу не первый раз приходилось обороняться от внешнего врага. Так было в XVIII веке во время русско-турецких войн, так было и в XIX во время высадки английского морского десанта. Только задача тогда стояла совсем другая — не допустить захвата Таганрога с моря, чтобы неприятель не смог по суше прорваться вглубь страны. В те годы Таганрог представлял собой город- крепость, город-порт с хорошо оборудованной гаванью, город, охранявший южные рубежи России. А в середине XX века Таганрог все свои бывшие ценности утратил.
Среди старшего поколения таганрожцев вопрос об обороне города до сих пор «тема для разговоров», из которых вытекают два мнения. Одни утверждают, что оборона Таганрога была, и в доказательство рассказывают о боях на Таганрогском боевом участке. Но те, кто был «под немцем», говорят противоположное: «Да какая там оборона! — восклицают они. — Немцы свободно вошли в город. Наши немножко постреляли, вот и все».
Но мы будем объективны. Отрицать оборонительные бои на Таганрогском боевом участке было бы, по крайней мере, неразумно. Бои шли серьезные, и свою задачу по сдерживанию немецкого наступления они с честью выполнили. Говоря об обороне, следует иметь в виду, что существуют два таких понятия, как «оборона на дальних подступах» и «оборона на ближних подступах». Бои в районах Ефремовки, Марьевки, Матвеева Кургана, Лакедемоновки, Мелентьево, Покровском и в других удаленных от Таганрога местах были не чем иным, как обороной на дальних под-ступах (удаление составляло 30—50 и более километров) с целью сдержать наступление немецких войск в направлении Ростова.
Оговоримся сразу, что создать сплошную линию обороны вдоль Миуса нашим войскам не удалось. Не было времени. Враг наступал стремительно и летел, как лавина с гор. Оборона носила явно выраженный «очаговый» характер, и создавалась, в основном, в танкоопасных направлениях или по ходу развития событий. Об одном из таких «очагов» в районе Большой Неклиновки мы уже рассказали.
Другой очаг обороны находился в районе паромной переправы у села Лакедемоновка, и третий — на линии Николаевка — Троицкое, который можно рассматривать как оборону на ближних подступах к городу. Что же происходило на этих оборонительных рубежах?
Бойцы истребительных батальонов, испытывая недостаток в вооружении и боеприпасах, не смогли противостоять эсэсовским головорезам под Ефремовкой и отступили в район сел Николаевка и Троицкое. За спиной находился Таганрог, и отступать дальше было некуда. Здесь батальоны продержались до 15 октября, а в ночь на 16-е их сменили бойцы 31-й стрелковой дивизии. 177-й и 75-й полки дивизии, а также 32-й артиллерийский полк заняли оборону на линии Николаевка—Троицкое и далее по восточному и южному берегам Миусского лимана. Времени на рекогносцировку не было, враг напирал, и как следует осмотреться, и занять выгодные позиции бойцы дивизии не успевали. Шестнадцатого октября вся линия обороны от лимана до Матвеева Кургана подверглась жесточайшей бомбардировке немецкой авиации. Не выдержав натиска «Лейбштапдарта», полки дивизии оставили занимаемый рубеж и отступили к селу Самбек. 248-й стрелковый полк дивизии получил приказ занять высоты северо-западнее Самбека.
Глава 6 Батальоны просят огня
В то время как бойцы 31-й дивизии пытались сдержать наступление противника на участке Николаевка — Троицкое и на се-верных окраинах Самбека, в районе Лакедемоновки уже несколько дней шли упорные бои за переправу. Стационарного моста через Миусский лиман тогда не существовало, и движение в этом месте обеспечивалось паромом с ручным приводом. После захвата немцами Мариуполя сюда хлынули потоки беженцев и разрозненные группы красноармейцев. В оперативной сводке штаба Южного фронта № 0215/оп от 10.10.41 говорится, что «по непроверенным данным отдельные группы 218-й сд отошли в р-н Николаевки (15 км сев. Таганрога); для их сбора штабом 9-й армии высланы офицеры связи» [1—1].
Серьезные бои за переправу разгорелись 12 октября и продолжались вплоть до 17 октября. В поддержку сухопутным войскам командование Азовской военной флотилии направило в акваторию Миусского лимана четыре катера 14-го отряда водных заграждений капитан-лейтенанта Цезаря Кунникова. Отрядом катеров командовал лейтенант Вениамин Сергеевич Богословский. Моряки заняли оборону в непосредственной близости от паромной переправы и огнем своих пушек и пулеметов отбивали атаки гитлеровцев, не давая эсэсовцам форсировать водный рубеж. После неудачных попыток захватить переправу, немцы «раздвоились»: часть бригады двинулась в обход вдоль северного побережья лимана в направлении сел Николаевка, Гаевка, оставшиеся продолжали бой за переправу.
На следующий день, 17 октября немцам все же удалось навести понтонную переправу через Миусский лиман, и они пустили по ней войска и боевую технику на противоположный берег. Для них это была не первая водная преграда на пути следования, поэтому в ход были пущены все имеющиеся в наличии средства. К тому же для переправы живой силы они использовали лодки, захваченные в прибрежных селах. О наличии немецкой переправы в большинстве литературных источников ничего не говорится. О ней лишь бегло упомянул бывший начальник штаба Азовской военной флотилии, капитан I ранга А.В. Свердлов в книге «На море Азовском»:
«В Миусском лимане с 9 октября действовали четыре катера 14-го отряда водного заграждения под командованием <...> лейтенанта B.C. Богословского <...>. Выведя из строя паром, личный состав отряда высаживал небольшие группы пехотинцев в местах сосредоточения гитлеровцев для разрушения их переправ (выделено нами)...» [1—33].
Начальник штаба 14-го отряда водных заграждений лейтенант B.C. Богословский.
Более подробно картину боя за лакедемоновскую переправу нарисовал сам лейтенант B.C. Богословский в статье «Славный путь», опубликованной в «Таганрогской правде»
30 апреля 1985 года:
«Вечерело. Группа катеров на автомашинах с прицепами отправилась к месту назначения. Навстречу сплошным потоком двигались беженцы с котомка ми, узлам и, детьми, на подводах ехали раненые красноармейцы. Все они добрыми словами напутствовали нас: «Бейте, уничтожайте фашистских оккупантов!» По прибытию к лиману мы быстро заняли оборону, взорвали понтон, а затем двинулись к Лакедемоновке, где нам предстояло спустить на воду катера... Доложив тов. Ягупьеву о выполнении первой части задания, я приступил к организации маневренности своей группы. Прошли около пяти километров по лиману, но противника не обнаружили» [2—2].
И не могли обнаружить, так как немцев 8 октября в районе Миусского лимана еще не было. Они появились здесь только на следующий день, когда солнце, скрылось за горизонтом. Но продолжим цитирование воспоминаний B.C. Богословского, допустив незначительные купюры.
«9 октября вечером на противоположном берегу завязался бой. Это рота курсантов училища НКВД, преследуемая противником, отступала с боем. Мы помогли ей переправиться через лиман (понтонная переправа уже была взорвана. Авт.), а спустя три дня к нам на помощь прибыл батальон пограничников в составе 200 человек с задачей организации обороны на правом берегу Миусского лимана. Мы и батальону помогли переправиться через лиман. Вскоре появились немцы на мотоциклах. Мы их обстреляли, взяли одного гитлеровца в плен и получили ценные сведения. Утром 13 октября завязалась оживленная перестрелка: немцы большими силами теснили батальон. Тут вновь оказались кстати наши катера. Под шквальным огнем мы переправляли солдат и офицеров на левый берег лимана.
Два дня мы отражали наступление противника, уничтожили 80 гитлеровцев, потопили десятки лодок. Затем наша группа, состоящая из 30 человек, разделилась на две: часть осталась на берегу, а остальные маневрировали на катерах по лиману, укрываясь за Беглицкой косой.
Под натиском врага, превосходящего в силах, нам пришлось отступить. Одни уехали на автомашинах, другие — по морю. В пути следования повстречали связного, доставившего приказ о перебазировании нашей группы в Азов, так как Таганрог уже был оккупирован немцами» [2—2).
Так завершилась пятидневная битва за переправу через Миусский лиман. А дальше все просто: гитлеровцы, перебравшись на левый берег лимана, двинулись через Беглицу, Красный Десант, Дмитриадовку, Петрушино и вышли к заводу Димитрова со стороны старого глиняного карьера. Взломав заводские ворота, гитлеровцы свободно прошли по его территории и петляющими улочками выскочили на Мясницкую (ныне улица Ломакина), а уже по ней — на улицу Шевченко.
Вот мы и вернулись туда, откуда началось наше повествование. У дома № 102 по улице Шевченко за штакетником дворового палисада стояла школьница Женя Козюберт и наблюдала, как эсэсовская бронетехника грохочет по улицам ее родного города.
Неожиданное появление немецких танков вызвало переполох среди жителей округи. Посмотреть на танки сбежались мальчишки, и даже старухи с соседнихдворов. Не удержался и тринадцатилетний Женька Степанов с параллельной улицы Энгельса, ученик седьмого класса 29-й школы. Вместе со своими друзьями он с утра мотался по улицам, и вдруг кто-то из соседей закричал: «На Шевченко танки!» И мальчишки, как по команде, кинулись по Исполкомовскому переулку на улицу Шевченко.
Женя Степанов спустя шесть месяцев после освобождения Таганрога. Фото 1944 года.
Ветеран труда Таганрогского авиационного научно-технического комплекса имени Г.М. Бериева Евгений Афанасьевич Степанов, недавно ушедший из жизни, вспоминал:
— Танки мы заметили сразу, как только свернули в Исполкомовский переулок. Подойдя ближе, мы увидели, как из распахнувшихся люков показались танкисты в зеленой камуфляжной форме. Кто это, понять было трудно. Из толпы любопытных кто-то выкрикнул:
«Так это наши вернулись!» А когда услышали чужую речь, то все сразу поняли, что это немцы. Бабушек как ветром сдуло с улицы. Немного постояв, немцы завели двигатели и двинулись прямо к Дуровскому спуску. Нам стало интересно, преодолеют танки крутой косогор или свалятся с него.
Но танки благополучно миновали препятствие и продолжили движение по улице Шевченко. Какое-то время мы бежали за ними следом, а потом вернулись обратно. Соседи рассказывали, что эти танки прошли через село Петрушино, по территории 31-го завода, а оттуда выскочили на улицы города.
Танки, танки, танки. Целых три танка на улице Шевченко. Да еще какие-то танки пытаются прорвать оборону в Северном поселке. А другие уже стреляют по отходящим из порта судам с высокого таганрогского мыса. Откуда же они взялись в городе эти танки?
Если верить П.Н. Буткову и генералу Макензену, то 17 октября в Таганрог вошли только эсэсовские части. А как известно, в 1941 году в моторизованных бригадах и дивизиях Вермахта и Ваффен СС танков еще не было. В «Лейбштаидарте» они появятся только в октябре 1943 года, когда моторизованная дивизия будет преобразована в 1-ю танковую дивизию СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».
Однако в некоторых случаях немцы использовали в качестве передвижных командных пунктов или в целях силовой разведки танкетки Pz-1 и легкие танки Pz-2. Нам удалось выяснить, что, наступая на Мариуполь и далее на Таганрог, «Лейбштандарт» был усилен 4-м танковым полком 13-й танковой дивизии. А это ни много, ни мало целых 120 танков. Для такого города как Таганрог, более чем достаточно. А сейчас давайте на время оставим в покое немецкие танки, которые от нас никуда не денутся, и вернемся к Троицко-Николаевскому оборонительному рубежу.
Немецкие танки Pz-З в Приазовских степях осенью 1941 года.
Сломав последнюю линию сопротивления, немецкие части в ночь с 16-го на 17 октября вплотную подошли к Таганрогу в районе Северного поселка. Перед ними стояла задача захватить станцию Марцево, Таганрог, перекрыть дорогу на Ростов и преследовать отступающие части Красной Армии.
Ночью немцы не рискнули войти в город. А в 7 часов утра следующего дня они смело двинулись к Северному поселку, преодолевая неглубокий ров Валовой балки. И тут гитлеровцев ожидал «сюрприз». Они полагали, что с защитниками города все покончено, и в Таганрог они войдут парадным маршем. Но не тут-то было. Из придорожных кустов и заранее подготовленных окопов раздались пулеметно-ружейные выстрелы. В мотоциклистов и в машины с эсэсовцами полетели гранаты. Это вступили в бой бойцы объединенного истребительного батальона под командованием Н.Ф. Герасимова. Судьба станции Марцево была решена в считанные минуты. Здесь главным препятствием на пути немецких войск стал бронепоезд № 59, курсирующий в районе станции и блокпоста № 469 (ныне Новый вокзал «Таганрог-1») и обстреливающий наступающего противника. Несколькими точными попаданиями снарядов бронепоезд был сброшен с рельсов.
Бойцам объединенного истребительного батальона удалось задержать врага на несколько часов (по одним данным — на четыре часа, по другим — на шесть), что позволило частям 31-й стрелковой дивизии благополучно отойти вдоль побережья Таганрогского залива к станции Синявка. Защитники Таганрога не могли больше сдерживать натиск превосходящих сил противника, и около 12 часов дня первые подразделения оккупантов вошли в город. В воспоминаниях некоторых таганрожцев приводится разное время вхождения немцев в город, одни называют 13 часов 10 минут, другие — два часа по полудню.
Что интересно, но и дата взятия немцами Таганрога в ряде источников существенно «гуляет». В одних говорится, что это произошло 12 октября, в других — 19-го и даже 22 октября. На этом вопросе стоит остановиться более подробно. Дата взятия Таганрога 12 октября приведена, например, в книге Ника Уорвола «Войска СС. Кровавый след» [1—38]. Называют ее и в некоторых других изданиях, включая статьи в Интернете. На наш взгляд этот исторический парадокс можно объяснить следующим образом.
12 октября немецкие войска на широком участке фронта вышли к Миусу и приступили к форсированию водной преграды. «Лейбштандарту», следовавшему из Мариуполя по самой короткой южной дороге, до Таганрога оставались считанные километры. По всей видимости, в этот день командование «Лейбштандарта» поспешило доложить командующему III моторизованного корпуса генералу Макензену о своих успехах, и заверило, что взятие Таганрога — дело нескольких часов. А генерал фон Макензен тут же отрапортовал об этом командующему группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалу Рундштедту. А тот, в свою очередь, информировал Берлин о победоносном взятии «доблестными солдатами фюрера старинного русского города Таганрога». А почему бы и нет? Ведь докладывали фюреру фон Бок и фон Лееб, что первый стоит под стенами древнего Кремля»а второй вот-вот овладеет Северной столицей русских. Ну а дальше все просто.
Дата 12 октября попадает в соответствующие документы Вермахта, а спустя десятилетия становится достоянием историков.
Еще проще объясняется ситуация с датой 19 октября, которая впервые прозвучала в разведсводке штаба Южного фронта от 21 октября 1941 года. В ней в п. 3 сказано следующее: «По дополнительно поступившим данным противник 19.10. занял Таганрог» [1 — 1]. Эта непреднамеренная ошибка армейских разведчиков, по всей видимости, и смутила исследователей, которые вытащили эту дату из военных архивов. Точнее, вытащил кто-то один, а остальные просто «размножили» ошибку.
А вот дату 22 октября нам непроизвольно «подбросило» Совинформбюро еще в 1941 году. И вот почему. О взятии немцами Таганрога Совинформбюро, не называя конкретной даты, сообщило в сводке от 22 октября. Поэтому большинство отечественных историков, найдя эту сводку в архивных документах, посчитали, что именно в этот день немцы и захватили Таганрог.
Мы еще можем понять тех писателей и историков, которые далеки от Таганрога, но нам очень трудно понять бывшего секретаря Ростовского обкома партии Михаила Кузьмича Фоменко, который в статье «Верность Родине», опубликованной в книге «В боях за Дон» (Ростовское книжное издательство, 1968) на странице 10 написал следующее:
«Фашисты потеряли на подступах к Таганрогу убитыми и ранеными около 35 тысяч солдат и офицеров. Лишь после много-дневных боев им удалось 22 октября (выделено нами) вступить в этот город» [ 1—9].
Глава 7 Истребители диверсантов
Во второй главе мы рассказали о таганрогском полке народного ополчения, которому не пришлось участвовать в боях с немецко-фашистскими захватчиками. А вот истребительные батальоны сыграли существенную роль в оборонительных боях при наступлении противника.
Еще в первые дни войны правительство приняло ряд важных постановлений, направленных на перевод страны на военные рельсы. Среди них нельзя не отметить Постановление «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов» от 24.06.41, положившее начало большой и кропотливой работе по созданию военизированных добровольческих формирований. Всего в годы войны было сформировано около двух тысяч истребительных батальонов. Общее руководство ими осуществлял Центральный штаб, образованный при НКВД СССР.
В этот же день содержание этого важного документа было доведено до областных комитетов партии прифронтовых областей. Соответствующие директивы получил и Ростовский обком ВКП(б). А 25 июня на рабочем заседании бюро Ростовского обкома партии уже рассматривался вопрос «О создании истребительных батальонов для борьбы с парашютными десантами и диверсантами противника в Ростовской области».
Из постановления бюро Ростовского обкома партии от 25 июня 1941 г.
«На территории Ростовской области приказом Народного Комиссара Внутренних дел т. Берия создана оперативная группа в составе начальника группы полковника т. Брагина, заместителей начальника группы: зам. начальника УНКГБ по Ростовской области майора государственной безопасности т. Киселева, зам. начальника УНКВД по Ростовской области капитана государственной безопасности т. Соболева.
Во всех районах на территории Ростовской области оперативной группой создаются истребительные батальоны по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника, численностью 100—200 человек каждый батальон.
Начальниками истребительных батальонов назначаются работники НКВД и милиции.
...Бюро Ростовского обкома ВКП(б) и облисполкома постановило:
1. Обязать горкомы, райкомы ВКП(б) и городские и районные исполкомы в 24 часа создать требуемые условия для успешной работы истребительных батальонов.
2. Вместе с начальниками истребительных батальонов скомплектовать истребительные батальоны из числа проверенных, смелых, самоотверженных коммунистов, комсомольцев, советских активистов, способных владеть оружием, без отрыва их от постоянной работы.
3. Выделить на должности помощников начальников истребительных батальонов по политической части лучших, достаточно политически подготовленных членов партии.
4. Оказать всемерное содействие командованию истребительных батальонов в создании в колхозах, совхозах и отдельных промышленных предприятиях в районе своей деятельности группы содействия из числа проверенных коммунистов, комсомольцев, советской общественности и актива.
5. Обязать всех руководителей партийных, советских, общественных и хозяйственных организаций немедленно, по первому требованию командования истребительных батальонов, предоставлять все виды транспорта и связи — автомашины, мотоциклы, велосипеды, лошадей, подводы, телефон, телеграф, радио и прочее, оказывая всемерное содействие успешной работе истребительных батальонов.
В Таганроге в соответствии с постановлением обкома партии и облисполкома были сформированы два батальона общей численностью 200 человек. Командиром одного из них стал лейтенант милиции, первый начальник Сталинского (впоследствии Октябрьского) райотдела РКМ Петр Федорович Герасимов. Со своим батальоном Герасимов прошел самые трудные месяцы войны, после демобилизации вернулся в строй. В 60-х годах работал заместителем директора ГПТУ-21 по политико-воспитательной работе. В 1964 году он написал воспоминания о боевом пути батальона, которые никогда не публиковались. Восполняя этот пробел, мы приводим воспоминания Г1.Ф. Герасимова в несколько сокращенном и отредактированном виде.
Из воспоминаний командира истребительного батальона № 2 П.Ф. Герасимова:
«В июле 1941 года по приказу городского комитета ВКП(б) был создан истребительный 44-й отряд ополченцев из числа коммунистов и рабочих заводов и фабрик для обороны Таганрога в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Как работник органов НКВД, я был назначен командиром отряда. Комиссаром отряда стал Сердюков Яков Иванович, начальником штаба Мефодий Кузьмич Матвиенко. По решению горкома партии в сентябре 1941 года в отряд направили Спиридона Филипповича Терещенко, который стал моим заместителем по хозяйственj-административной части. Истребительный 44-й отряд ополченцев принял боевое крещение в операции по ликвидации немецко-фашистского парашютного десанта СС, который в октябре 1941 года был высажен в районе ст. Кошкино с целью захвата Таганрога, отрыва его от Ростова и для подрыва железной дороги, идущей на Ростов.
Командир 2-го истребительного батальона НКВД П.Ф. Герасимов.
Фашистский десант был разбит и полностью уничтожен. Часть захваченных в плен эсэсовцев доставили в Таганрогский городской отдел НКВД. Впоследствии истребительный отряд находился в районе Северного поселка, участвуя в охране железной дороги, и обороне Таганрога при наступлении немцев, выполнял ряд других важных оперативных заданий. Бойцы истребительного отряда первыми принял бой в районе Федоровского района с разведывательным отрядом фашистов.
Наш отряд держал оборону в районе Северного поселка до последних дней, в результате чего оказался в окружении. Только благодаря принятым оперативно-тактическим действиям нам удалось с боем прорваться к берегу моря в районе Бессергеновки и по-над обрывом моря выйти к ст. Морская, где маневрировали бронепоезда, ведущие бой с немецкими танками. С бронепоездами отряде боями отступил до Синявской. По прибытии на станцию нам пришлось принять участие в эвакуации раненых бойцов. Их доставляли сюда прямо с поля боя из района Советки, а эвакуацией заниматься было некому. Всех раненых и вагоны с запасами продуктов мы благополучно доставили в Ростов. Во время ноябрьских боев за Ростов отряд принимал активное участие в обороне города в железно дорожном районе, а также в районе улицы Буденновском по на-правлению въезда из Таганрога в Ростов. Несколько недель, днем и ночью мы спасали раненых жителей железнодорожного района, пострадавших от бомбежки немецко-фашистской авиации. Будучи в Ростове отряд участвовал в ликвидации десанта в районе между Ростовом и Новочеркасском.
Служебное удостоверение П.Ф. Герасимова, выданное ему по прибытии в Ростов.
Из Ростова нам пришлось отступить в Самарский район. По распоряжению секретаря обкома партии Двинского в трудное зимнее время отряд принимал участие по откопке нефтепровода для перекрытия подачи нефти в Ростов, оккупированного немецко-фашистскими войсками. Таким образом, наш истребительный отряд принимал активное участие в обороне Таганрога, Ростова, Самарского района и других, участвовал в ликвидации парашютных вражеских десантов, в эвакуации раненых и беспомощных бойцов, спасении ростовчан из развалин во время бомбежки, охране железных дорог и во многих других боевых операциях. Обо всем вспомнить сейчас трудно, так как прошло много времени. Все имеющиеся у меня документы уже пришли в негодность и уничтожены, так как этому никто не придавал значения и не интересовался. Отряд впоследствии был влит в ряды Красной Армии. Вот и все, что я мог вспомнить о своем отряде».
АВТОРСКАЯ СПРАВКА
О боевом прошлом истребительного батальона № 2 более подробно рассказал в своих воспоминаниях бывший комиссар батальона Яков Иванович Сердюков. Они были напечатаны в газете «Таганрогская правда» в 1974 и 1986 годах.
Из публикаций Я.И. Сердюкова стало известно, что 17 октября 1941 года в боях против наступавших гитлеровцев в районе Валовой балки и Северного поселка принимали участие оба истребительных батальона № 1 и 2. Из боя удалось выйти и добраться до Ростова только 102 бойцам во главе со своим командиром П.Ф. Герасимовым. По прибытии в Ростов батальон переформировали, присвоили ему наименование 44-го истребительного отряда НКВД и включили в состав кадровых частей. В связи с отзывом П.Ф. Герасимова в распоряжение органов НКВД, отряд возглавил бывший начальник штаба батальона М.К. Матвиенко, его заместителем стал С.Ф. Терещенко, а секретарем партбюро — П.Г. Ермолаев.
После войны в родной Таганрог вернулись немногие. Среди них были: П.Ф. Герасимов, Я.И. Сердюков, М.К. Матвиенко, П.Г. Ермолаев, А.А. Дьяченко, А.К. Тарасов, И.В. Белкин, Ф.Л. Голубцов, М.Ф. Срывкин и еще несколько человек.
Завершая первую часть нашего повествования, хотим обратить внимание читателей на то, что еще в ходе Великой Отечественной войны командующий 9-й армии Южного фронта генерал-майор Ф.М. Харитонов, анализируя причины неудач и поражений советских войск в оборонительных боях в сентябре- октябре 1941 года, откровенно писал:
«...до сего времени мы оборонялись плохо. Не окапывались, не умели подготовить рубежи, не успевали создавать укрепления, систему огня, препятствия и заграждения. Фланги оказывались неприкрытыми, глубины обороны не было. Окопы не имели укрытий от осколков бомб и снарядов».
Горькие уроки сорок первого не прошли даром. Со временем Красная Армия научилась и обороняться, и наступать, и гнать врага с родной земли, освобождая города и села. Но это произойдет еще не скоро.
ТАГАНРОГ ДОВОЕННЫЙ
Тополевая аллея в городке завода имени Андреева. Вырублена немцами в 1941-1943 гг. Фото 1938 года.
Каменная лестница. На переднем плане гипсовое изваяние собачки. Вдали видны скульптурные изображения девушки с веслом (слева) и дискоболки (справа) - символы физической культуры и массового спорта 30-х годов. Фото 1938 года.
Центральный вход в парк со стороны улицы Ленина. Почти вся левая сторона парка от этого входа была превращена оккупантами в немецкое военное кладбище. А 30 августа 1943 года на этом месте состоялся первый городской митинг по случаю освобождения города от немецко-фашистских захватчиков.
Так выглядел до войны западный вход в городской парк со стороны улицы Социалистической.
Дом специалистов завода имени Молотова. В годы войны в него попала авиабомба, разорвавшаяся в квартире на третьем этаже. Все жильцы погибли. Фото 1939 года.
Библиотека и музей имени А.П. Чехова. А деревья тогда были совсем маленькими. Фото 1938 года.
У входа в городской парк со стороны бывшего кинотеатра «Аполло». Безмятежный 1938 год.
А это знаменитый кинотеатр «Аполло». Уцелевший в ходе гражданской войны, НЭПа, коллективизации и индустриализации, он стал местом, где до войны обосновался ТЮЗ, а позже штаб и казармы истребительного батальона. Фото 1938 года.
Пушкинская набережная, бывшая Воронцовская. Фото 1938 года.
Таким был яхт-клуб в 2938 году..
Домик Чехова в почти первозданном виде, уютный и ухоженный. Фото 1939 года.
Привокзальная площадь с видом на здание вокзала и памятник Б.И. Ленину, выступающему с броневика. Фото 1939 года.
Праздничная демонстрация 1937 года у здания городского драматического театра.
Клуб завода имени Сталина, который в те годы назывался инструментальным. Фото 1939 года.
Областной физиотерапевтический санаторий в переулке Добролюбовском. Здание не сохранилось. Фото 1938 года.
Краевой физиотерапевтический санаторий, больше известный как водолечебница Гордона. Фото 1938 года.
В этом старом здании по улице Петровской, 78 до войны находилось городского отделение Осоавиахима. Фото 1878 года.
Так выглядел старый базар «при немцах». Почти таким он оставался вплоть до начала 60-х годов.
ЧАСТЬ II ПРОЩАЙ, ЛЮБИМЫЙ ГОРОД.
Глава 1 Приказано эвакуироваться
В то время как войска Южного фронта вели бои в приграничной Сталинской области, в Таганроге уже началась эвакуация предприятий. Понимая неизбежность дальнейшего продвижения немецких войск по территории Советского Союза, ЦК ВКП(б) и СНК СССР еще 27 июля приняли совместное постановление об эвакуации из прифронтовых районов промышленных предприятий, сельскохозяйственных ресурсов, материальных и культурных ценностей. В соответствии с этим постановлением на местах стали создаваться специальные комиссии, ведавшие вопросами эвакуации.
Уже 4 октября с инструментального завода имени Сталина ушел в Новосибирск первый состав с демонтированным оборудованием и запасом металла. В течение нескольких месяцев с начала войны завод освоил массовый выпуск артиллерийских снарядов. На складе готовой продукции их скопилась не одна сотня, а запас металла позволял работать еще некоторое время, но враг приближался, поэтому было решено в первую очередь эвакуировать инструментальный завод. К тому же он входил в число предприятий особой важности наряду с заводами, выпускающими самолеты,танки, артиллерийские установки, стрелковое и бронетанковое оружие.
Кроме инструментального завода № 65 в Таганроге находились такие крупные по тем временам предприятия, как авиационный завод имени Димитрова, металлургический, «Красный гидропресс», «Красный котельщик» и другие. Каждый завод подчинялся определенному наркомату, поэтому свернуть производство и тронуться с места без разрешения сверху они не могли.
Седьмого октября Л.П. Берия направил Председателю Государственного Комитета обороны И.В. Сталину проект постановления «Об эвакуации заводов Народного комиссариата авиационной промышленности Московской, Воронежской и Ростовской областей». Это означало немедленную эвакуацию предприятий авиапрома, и 9 октября к демонтажу оборудования приступил завод имени Димитрова, который уже через месяц развернул производство в Тбилиси.
В этот же день покинул город и эвакогоспиталь № 2097, следовавший в Махачкалу. Опустели палаты областной физиотерапевтической больницы и помещения 4-й средней школы, но городские больницы по-прежнему продолжали принимать и лечить раненых. Невольным свидетелем больничных будней накануне оккупации Таганрога оказался семилетний таганрогский мальчик Женя Смирнов.
Таганрогский мальчик Женя Смирнов, переживший годы немецко-фашистской оккупации Таганрога. Фото 1944 года.
Из воспоминаний ветерана труда, научного сотрудника НИИ связи, кандидата технических наук, доцента Евгения Андреевича Смирнова:
— 16 октября 1941 года под Николаевкой шел тяжелый бой. Городское руководство готовило Таганрог к «сдаче» немцам: подрывники взрывали на заводах наиболее важные цеха, помещения и оборудование, продолжалась экстренная эвакуация предприятий и учреждений города. Как только раздались первые взрывы, все жители Комсомольского переулка, в том числе и наша семья, выскочили на улицу и с тревогой наблюдали, как в облаках серо-черного дыма рушится труба доменной печи металлургического завода, которая хорошо просматривалась со всех концов города.
Людей охватило небывалое волнение. Странно вела себя и наша собака Ральф, возбужденная, она металась из стороны в сторону, как будто чувствовала приближение беды.
Во время очередного взрыва Ральф бросился на меня (а мне тогда было всего 6 лет) и вцепился зубами в щеку. От боли и испуга я дико заорал. Моя мама и тетя завязали рану полотенцем и всего окровавленного понесли в детскую больницу на улицу III Интернационала, находившуюся рядом с Каменной лестницей. Но больница не работала. Только в приемной сидела дежурная медсестра. Осмотрев рану, она сказала, что щеку надо зашивать, а это могут сделать только в больнице Зака. Туда привозят раненых, и там работают хирурги. Мне сделали перевязку, и мама с тетей потащили меня «к Заку», в Красный переулок.
Ворота больницы были открыты настежь, и туда одна за другой въезжали санитарные машины, из которых выносили раненых солдат. Операционная находилась на первом этаже здания, выходящего на улицу. Когда мы вошли в приемную, к нам подбежала санитарочка и сказала, что надо подождать, а как только появится «окно» меня позовут. Ждать пришлось долго, так как машины с ранеными все подходили и подходили. Наконец мы услышали: «Давайте сюда пацана!» По пути в операционную я увидел жуткую картину. В коридоре прямо на полу, на соломе, застланной шинелями, лежали раненые в окровавленных бинтах. На следующий день в Таганрог вошли немцы. Что стало с ранеными, я точно не знаю, но тогда говорили, что немцы их всех расстреляли.
Десятого ’ октября директор «Красного котельщика» С.П. Казин также получил предписание свернуть производство и эвакуировать завод в город Златоуст Челябинской области. А 15 октября дошла очередь до металлургического завода, составы которого уходили на Урал в г. Синарск. Эвакуировались и другие предприятия. Судоремонтный завод на баржах и пароходах сначала отправил оборудование в Ростов и Ейск, а оттуда в Красноводск на Каспий. Завод имени Молотова, он же «Красный гидропресс», получил направление в Казахстан, в город Петропавловск. Эвакуации подлежали и небольшие заводы, такие как кожевенный, пивоваренный, облместпрома, а также некоторые учебные заведения города.
Процесс эвакуации заводов, предприятий и учреждений Таганрога находился под контролем областного комитета партии, и секретарь Таганрогского ГК ВКП(б) Л.И. Решетняк ежедневно информировал обком о ходе работ по отправке оборудования и людей. В годы Великой Отечественной войны, как и в мирное время, коммунистическая партия по прежнему оставалась руководящей, направляющей и мобилизующей силой в стране. Не будем забывать, что начальный период войны совпал с уборочной кампанией, и ЦК ВКП(б) поставил перед районными сельскими и областными комитетами партии первостепенную задачу быстро и без потерь собрать урожай, столь необходимый для создания стратегических запасов. Партийные комитеты обеспечивали мобилизацию коммунистов на фронт, руководили эвакуацией предприятий и учреждений, занимались формированием партизанских отрядов и подпольных групп. Все это известно из учебников истории, художественных книг и кинофильмов, воспоминаний бывших партийных работников. Все сказанное в полной мере относится и к Таганрогскому городскому комитету партии, и к Ростовскому областному комитету ВКП(б).
На экстренном заседании бюро Ростовского обкома ВКП(б), которое состоялось сразу после выступления В.М. Молотова, первым слушался вопрос о мобилизации и задачах партийных организаций, а вторым — вопрос о перестройке работы МТС и совхозов в связи с объявлением мобилизации военнообязанных и военным положением в Ростовской области. В принятом по этому вопросу постановлении в частности отмечалось:
«Исключительное внимание уделить четкому, планомерному, своевременному и полному выполнению колхозами и совхозами всех обязательств по поставкам государству сельхозпродуктов (зерна, мяса, кожи, молока, шерсти, яиц, брынзы, овощей и картофеля). Подчеркнуть, что от своевременного и полного выполнения колхозами и совхозами всех планов сдачи государству сельхозпродуктов и от выполнения колхозами также планов госзакупок сельхозпродуктов зависит многое в победоносной Отечественной войне СССР с фашизмом». В течение всего летне- осеннего периода областная газета «Молот» регулярно информировала читателей о ходе уборочной кампании и сдаче сельхозпродуктов государству.
В критический для Таганрога момент областной комитет партии направил туда своих полномочных представителей для оказания практической помощи в эвакуации промышленных предприятий и госучреждений. В послевоенные годы этот факт стал объектом особого внимания историков и краеведов. Ни одна публикация, ни одна печатная работа, посвященная эвакуационному периоду, не обходилась без упоминания роли обкома партии в судьбе Таганрога. Ретроспективно изучая ранее опубликованные материалы, мы обратили внимание на одно странное обстоятельство — цель прибытия в Таганрог работников Ростовского обкома партии в разные годы трактовалась по-разному.
Так в историко-экономическом очерке «Таганрог», вышедшем в 1948 году, на странице 170 черным по белому написано: «В Таганрог прибыл тов. Богданов, и вместе с секретарем горкома тов. Решетняк заблаговременно готовили кадры подпольщиков» (здесь и далее выделено нами). Эту же цель приезда М.П. Богданова в Таганрог указала в 1950 году заведующая кафедрой марксизма-ленинизма Таганрогского учительского института (предшественник ТГПИ) М.И. Шахматова в диссертации «Большевистское подполье во временно оккупированном городе Таганроге 1941 — 1943 гг.» [1—42].
О прибытии Богданова в Таганрог с аналогичной задачей поведал и И.С. Маркусенко в историческом исследовании «Дон в Великой Отечественной войне», где на странице 79 мы читаем:
«В города и районы области направлялись уполномоченные. На местах намечались подпольные центры и партизанские базы, подбирались конспиративные квартиры, места явок и т.д.
В Таганроге эту работу возглавил секретарь обкома партии М.П. Богданов и секретарь горкома партии Л.И. Решетняк. Они подобрали кадры подпольщиков и партизан» [1—24].
Это заявление уважаемого историка больше напоминает художественную прозу. Ибо, как будет показано в последующих главах, ни М.П. Богданов, ни тем более Л.И. Решетняк к подготовке подполья в Таганроге никакого отношения не имели. Да и самой подготовки, как таковой, не было.
Прошли годы. И на свет появилось методическое пособие кандидата исторических наук Б.Г. Вакуленко «Таганрог в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.», в котором на странице 7 сказано буквально следующее:
«По заданию Ростовского обкома ВКП(б) в Таганрог прибыл секретарь обкома партии М.П. Богданов, которой возглавил эва-куационную работу в городе» [1—6].
Минуло еще несколько лет, и доцент ТГПИ А.В. Селюнин в историческом очерке «Трудовой Дон — фронту», изданном в 1985 году, на странице 53 выдвинул свою версию прибытия в Таганрог работников обкома партии:
«По заданию бюро обкома в город прибыл секретарь областного комитета партии М.П. Богданов, который помогал местным руководителям мобилизовывать ополченческие отряды на помощь Красной Армии, организовать эвакуацию материальных ценностей, укрепить оборонительные рубежи» [1—34).
Но эго еще не все. Оказывается, помимо М.П. Богданова, по решению обкома партии в Таганрог были направлены секретарь обкома Г.И. Ягупьсв и другие ответственные работники областного масштаба. Об этом впервые написал в своих воспоминаниях в ноябре 1980 года сам бывший секретарь Ростовского обкома партии Г.И. Ягупьев:
«В Таганроге в этот период находилось много раненых защитников Родины, большое количество медикаментов. На заводах было сосредоточено много ценного оборудования и готовой военной продукции: снаряды, патроны и г.д. В портовых складах хранилось большое количество муки и зерна. 8 октября состоялось заседание бюро Ростовского обкома партии и Военного Совета СКВО. Принятые решения обязывали секретарей обкома М.П. Богданова и Г.И. Ягупьева выехать в Таганрог. Мы имели поручение: бросивших свои предприятия паникеров предать суду и организовать защиту города» [2—57].
Секретарь Ростовского обкома ВКП(б) военного периода Г.И. Ягупьев в форме офицера ВМФ. Фото 1941 года.
Как мы видим, даже секретарь обкома партии Г.И. Ягупьев, который в самые горячие дни находился в Таганроге, словом не обмолвился о «заблаговременной подготовке подпольщиков». Зато в его воспоминаниях впервые прозвучала задача «обороны города». Что касается эвакуации, то время еще позволяло что-то сделать.
А вот на «защиту города» и «укрепление оборонительных рубежей» времени уже не оставалось. И если бы в эти дни в Таганрог прибыл даже сам Георгий Константинович Жуков, врядли он смог бы чем-нибудь помочь. Город к обороне был не готов и находился на грани захвата.
Итак, 8 октября секретари Ростовского обкома партии М.П. Богданов и Г.И. Ягупьев прибыли в Таганрог. Этот памятный день нашел отражение в воспоминаниях Г.И. Ягупьева:
«Прибыв 8 октября в Таганрог и увидев здесь тяжелую обстановку, я вызвал в порт дивизионы канонерских лодок под командованием контр-адмирала С.Ф. Белоусова и военные суда под командованием капитана III ранга Юсупова, офицеров А.Н. Шелудько и В.К Абрамова» [2—57].
Слова о «тяжелой обстановке» в Таганроге 8 октября, откровенно говоря, не совсем понятны. Что именно имел в виду Григорий Иванович под «тяжелой обстановкой»? Если ход эвакуации, то она проходила в штатном режиме согласно распоряжениям наркоматов и главков и даже, как рассказывают ветераны, но графику. Правда, железнодорожного транспорта не хватало, да некоторую нервозность проявляли жители города, не имея возможности получить эвакокарту и вовремя покинуть город, в который не сегодня-завтра мог войти враг. А если Ягупьев имел в виду боевые действия, то 8 октября под Таганрогом они еще не развернулись. К сожалению, выяснить сегодня смысл слов Г.И. Ягупьева практически невозможно.
А вот случаи «паникерства» действительно имели место. Об этом в свое время одной строчкой обмолвилась в газетной статье А.В. Гусева: «Досрочно покинули свои рабочие места и без раз-решения горкома партии выехали из города директор инструментального завода (после войны — комбайновый. — Авт.) и управляющий таганрогским госбанком» [2—26]. Конкретные имена и фамилии в публикации не назывались. К тому же неизвестно, дошло дело до суда, или всем уже было не до этого.
Работая в архиве, мы неожиданно обнаружили один шокирующий документ, из которого узнали и фамилию директора инструментального завода довоенной поры, и еще некоторые подробности эвакуационного периода. Приведем его в неизменном виде, а затем прокомментируем.
Из докладной записки на имя секретаря обкома партии Карповой Н.П.
(Ответ на заявление Загородского и Компанейцева об обвинении Васильева, бывшего парторга ЦК BKI 1(6) завода № 65 о непринятии мер к эвакуации).
...В первые дни 10—15 октября 1941 года, когда была 100% возможность выехать, они (рабочие завода имени Молотова — Авт.) мер к этому не принимали, раздумывали, а после того, как ж/д сообщение было прервано, выезжать морем отказались, боясь бомбежки с воздуха. За это время горком и горисполком несколько раз обращались к населению с предложением эвакуироваться, т.к. эшелоны, предназначенные под эвакуацию людей, отправлялись не полностью загруженными.
К тому же по заводу имени Сталина был издан и объявлен специальный приказ директора завода Воробьева об эвакуации рабочих завода и их семей, предупреждающий, что лица, отказывающиеся выезжать вглубь страны, будут привлекаться к ответственности вплоть до отдачи под суд.
...К 17 октября 1941 г. ценности завода, предназначенные к эвакуации, в основном, были вывезены. 15 октября прекратилась подача эшелонов под погрузку.
Обвинения Васильева считать безосновательными. Он выехал из Таганрога 17 октября 1941 г. вместе с другими работниками горпартактива, которые выезжали последними.
Подпись: Зобов
(ЦДНИ РО ф. 105, о. 2, л. 8, 8 об.)
Что же это получается? Выходит, что люди не хотели уезжать из города, и приходилось прибегать к угрозам. Но почему? Ответ нам подсказали сами таганрожцы, которые пережили эвакуационную эпопею, и после войны благополучно вернулись в родной город. Вот, что они рассказывали.
Летом сорок первого мало кто верил, что враг дойдет до Таганрога. Хотя из сводок Совинформбюро жители знали, что немцы активно наступают, а наши войска ведут тяжелые оборонительные бои и несут огромные потери. Враг захватывал город за городом, но люди надеялись, что скоро все изменится, что Сталин не сегодня-завтра махнет палочкой, и произойдет чудо — наша до-блестная, воспетая в песнях, Красная Армия воспрянет духом и погонит врага обратно. Но чудо не произошло. А когда немцы взяли Мариуполь, все надежды рухнули окончательно.
С этого момента эвакуация заводов и людей приобрела ускоренно-пожарный характер. Многие работники даже не успевали как следует собраться в дорогу. Никаких громоздких вещей брать с собой не разрешалось. Только самое необходимое, то, что потребуется в пути и на первое время. Но были и такие, кто вовсе не собирался никуда уезжать. Они добросовестно демонтировали станки, грузили эшелоны, но сами в дорогу не спешили. Это были простые рабочие и служащие среднего звена, беспартийные. Те, кто жил в частных домах и имел свое приусадебное хозяйство. Не стремились выехать и работники, проживающие в сельской местности, по той же причине. Люди боялись потерять дома и нажитое годами имущество. И их понять можно. Они сознательно обрекали себя на лишения и глубоко в душе надеялись, что наши скоро вернутся, что оккупация — это ненадолго.
А что касается обвинений в адрес парторга ЦК ВКП(б) Васильева, то на наш взгляд они абсолютно вздорны, если не сказать лживы. Инструментальный завод один из первых в городе приступил к демонтажу оборудования и вывозу готовой продукции за пределы города. Естественно, что без руководства завода, а тем более парторга ЦК, сделать это было трудно. Скорее всего, директор Воробьев выехал на восток страны с одним из первых эшелонов, оставив за себя кого-то из своих заместителей, главного инженера, или того же парторга Васильева. Почему он так поступил, неизвестно, может быть, было указание наркомата выехать лично директору к месту эвакуации и как можно скорее развернуть производство снарядов и другой оборонной продукции.
В неопубликованных воспоминаниях бывшего секретаря Ростовского обкома ВКП(б) Г.И. Ягупьева есть одно откровение, поясняющее, почему в Таганроге не смогли завершить эвакуацию в полном объеме и надлежащим образом, а заодно вывести из строя все заводское оборудование:
«Командовавший направлением бывший, маршал Кулик заверял нас, что его войска будут держать оборону на рубеже р. Миус, и мы железной дорогой сможем эвакуировать Таганрог. Однако 11 октября войска были отведены к Самбеку. Мы об отводе войск даже не были поставлены в известность».
Ветеран труда кожевенного завода Е.Н. Борщева (Ковальчук). Фото 1951 года.
К сожалению, история эвакуации заводов и учреждений города недостаточно изучена и не нашла соответствующего отражения в печати. В основном, это скупые сведения статистического характера в научных трудах историков и экономистов, представляющие интерес для узкого круга специалистов. А ведь это была самоотверженная и поистине героическая работа людей в экстремальных условиях, заслуживающая отдельного исследования и памяти потомков. В данной книге мы не преследовали цель дать полную картину эвакуационной «одиссеи» таганрогских предприятий. Мы лишь позволили себе на отдельных примерах рассказать об этом нелегком бремени.
Вспоминает ветеран труда кожевенного завода Евгения Николаевна Борщева, одиннадцатилетней девочкой встретившая войну:
— Мой отец, Николай Петрович Борщев, до войны работал на заводе имени Молотова, или как еще его называли «Красный гидропресс», заместителем начальника отдела снабжения. Когда фронт подошел близко к Таганрогу, ему в числе других работников завода поручили заниматься эвакуацией заводского оборудования. Пятнадцатого или шестнадцатого октября, я уже точно не помню, папа неожиданно рано вернулся домой с работы и приказал нам быстро собрать самые необходимые вещи. Растерявшейся маме он пояснил, что с вокзала уходит последний эшелон, и мы должны ехать с ним. На сборы ушло не более получаса, и мы отправилась на вокзал. Но уехать нам не удалось. Когда мы вышли на перрон вокзала, то увидели вокруг нашего поезда толпы людей с чемоданами, тюками и узлами. Они плотным кольцом, несколькими рядами окружили состав, и подойти к вагонам не было никакой возможности. Мы пытались пробиться, но нас отталкивали назад, с каждой новой попыткой угасала надежда сесть в поезд. Кроме меня в семье еще были младший брат Николай и старшая сестра Ольга. Родители испугались, что нас могут задавить, и прекратили осаду поезда.
Тогда мы вернулись домой, а жили мы в доме специалистов завода имени Молотова, что на улице Фрунзе, напротив почты. Своей квартиры мы не узнали. Многих вещей в доме не оказалось, кем-то были сняты двери и оконные рамы. Мы здесь кое-как переночевали, и на следующий день, взяв свои вещи, те, что приготовили для эвакуации, направились на улицу Газовую, где до этого жили на квартире у одной женщины. Когда мы подходили ко второй больнице, начался обстрел, и над нашими головами свистели пули, и разлетались осколки. Один снаряд разорвался совсем близко, и мы чуть не пострадали.
Нашим современникам эвакуация представляется каким- то хаотическим, «пожарным» процессом. Многие думают, что все происходило в страшной панике, хватали все подряд, грузили и вывозили. На самом деле все было иначе. Эвакуация носила планомерный и продуманный характер. Демонтировали только те станки, которые могли пригодиться в первую очередь для развертывания производства на новом месте, и без которых противник не смог бы восстановить профильный выпуск продукции. Местом нового базирования для завода имени Молотова правительство определило город Петропавловск Казахской ССР.
Безусловно, элемент «поспешности» имел место, так как фронт приближался стремительно, и надежда удержать город с каждым днем таяла. К середине октября все ценное, представляющее интерес для работы в новых условиях, с заводов было вывезено. Из воспоминаний бывшего секретаря Ростовского обкома ВКП(б) Г.И. Ягупьева известно, что «к 15 октябрю с заводов и фабрик города удалось вывезти 75% оборудования, материальных ценностей и людей. Остальное было уничтожено, выведено из строя или надежно спрятано» [ 1 —34].
Враг приближался, и уже 15 октября эвакуация железнодорожным транспортом стала невозможной. В последующие два дня вывоз техники и людей происходил на судах Азовской военной флотилии и рыболовецких артелей. Вот как описывает один из таких рейсов М.А. Орлова — племянница одного из бывших руководящих работников завода «Красный гидропресс» П.К. Кутькова. Из письма М.А. Орловой дочери П.К. Кутькова Е.П. Державиной
«Дорогая Лена!
Пишу совсем немного (до этого написала большое, по очень сумбурное письмо, перечитала и решила не отправлять).
Уже отгремели праздничные салюты по поводу Дня Победы, а скоро наступит очередная годовщина начала войны. Эти памятные даты навевают воспоминания о событиях более чем 60-летней давности. Поэтому решила написать тебе несколько слов о том, как в октябре 1941 года мы уходили из Таганрога. Ты была совсем маленькой и, конечно, ничего не помнишь.
С большим трудом твой папа достал эвакуационный лист на вас и на нас. Из книг даже известно, что это было делом непростым. Собрались. Где-то раздобыли телегу с дряхлой клячей. На ней сначала увезли пианино и постельное белье на Греческую улицу, к вашей бабушке со стороны папы.
Ближе к вечеру с телегой полной вещей отправились к вокзалу. Взрослые пошли искать эшелон, но его на месте не оказалось, все пути были пусты. Говорили, что его угнали в степь. Зачем?
Возвращались назад, когда уже стемнело окончательно. Ты вся в слезах — потеряла куклу. Приехали, распаковались. Спали у нас, так как у вас спать было не на чем. На другой день твой папа узнал, что самоходная баржа с заводским оборудованием будет вечером уходить из порта. С трудом уговорили наших мам собрать необходимые вещи, только ручную кладь. И под осуждающие взгляды соседей мы проследовали со двора — ты с чайником в руке, я — тоже с чайником и портфелем, Толик с узелком за плечами, а взрослые кто с чем.
Пришли в порт (трамваи уже не ходили, так как электро-подстанция была взорвана). Погрузились на баржу. Родители спустились в трюм, а мы улеглись на палубе. Было это 15 октября 1941 года, вечером.
На рассвете мы (ты, Толик и я) забрались в кабину самолета (на палубе их было несколько) и увидели, что со стороны города (баржа к этому времени уже вышла далеко в залив) приближается самолет. Он пролетел низко над нами (я до сих пор помню лицо летчика в шлеме), развернулся и сбросил бомбы на баржу, которую буксировала наша баржа. Нас сильно дернуло, качнуло, а та баржа, переломившись, затонула. На ней было много раненых. Самолет удалился в сторону Таганрога. А наша баржа пошла дальше на Ейск».
Елена Кутькова. Фото 1944 года.
Вспоминает Елена Пантелеймоновна Державина (Кутькова):
— Когда началась война, мне было всего четыре года, и я, естественно, мало что помню. По рассказам мамы я знаю, что накануне нашего отъезда, папа вернулся с работы с производственной травмой. Вся нога у него была в крови, и он еле-еле передвигался. Во время погрузки оборудования сорвавшейся балкой или рельсом ему перебило ногу, и ходить он не мог. Весь последующий день ушел на поиски транспорта. И только к вечеру на какой-то телеге мы выехали на вокзал. Но поезда уже не ходили, и мы отправились в порт па баржу. Как плыли морем, не помню. Но хорошо запомнила две бомбежки, когда мы позже ехали поездом. Одна была особенно сильной. Эшелон остановился, и все пассажиры кинулись в степь. Побежала и я. Совеем близко разорвался снаряд, и осколками меня ранило прямо в голову. До сих пор ношу следы этого ранения. Шрамы остались на всю жизнь.
Конечный пункт нашего путешествия в памяти не сохранился. Говорят, что состав прибыл в Петропавловск, но я запомнила названия других городов, таких как Чкаловск и Барнаул. По всей видимости, мы их проезжали.
А вот, что рассказал об эвакуации завода имени Молотова ветеран труда, участник трудового фронта, заслуженный машиностроитель РСФСР Евгений Павлович Кругликов:
— С заводом у меня не только производственные связи, но и, если можно так сказать, родственные. До войны на «Красном гидропрессе» в инструментальном цехе работал слесарем-лекалыциком мой отец Павел Иванович Кругликов, а помощником директора по кадрам его родной брат, мой дядя Иван Иванович Кругликов.
Девятого октября 1941 года под погрузку оборудования стал первый эшелон. Подогнали и две теплушки для семей работников завода. Внутри они были оборудованы для длительного проживания: с двух сторон нары, а в центре печка-буржуйка.
Таким в 1943 году был ветеран труда завода «Красный гидропресс», участник трудового фронта, будущий заслуженный машиностроитель РСФСР Е.П. Кругликов.
По команде отца я и младший брат Валентин приехали на завод с вещами. Демонтаж станков и погрузка проходили на наших глазах. Руководил эвакуацией непосредственно директор завода тех лет Иван Дмитриевич Яблоков. Размещением сотрудников по теплушкам занимался председатель завкома Ершов, а кадровыми вопросами и выдачей эвакокарт — Иван Иванович Кругликов. Ничего лишнего, «ненужного» не брали. На каждую железнодорожную платформу или вагон составлялся реестр оборудования с указанием заводского и инвентарного номеров станка. И начальник состава знал, где и что у него находится.
Десятого октября наш эшелон, состоящий из 50 платформ и вагонов, отправился в путь. Сопровождала нас военизированная охрана: на каждой платформе по два стрелка с винтовками. После нашего отбытия из Таганрога на заводе загрузили еще четыре эшелона. Три ушли удачно, а четвертый в пути попал под сильную бомбежку, и многие работники завода погибли. Руководство завода уходило из города последними. 17 октября на одном из катеров они отбыли из таганрогского порта в Ейск. При выходе из бухты суда были обстреляны с берега немецкими танками, вошедшими в город. Но катеру, на котором находились работники завода, повезло, он благополучно вышел из зоны обстрела и пошел своим курсом, а другие затонули от вражеского обстрела.
Ехали мы очень долго, так как все время пропускали воинские эшелоны, идущие нам навстречу. На третий день прибыли в Махачкалу, и там стали на целых две недели. Используя остановку, рабочие стали приводить в порядок станки, поврежденные при демонтаже. Смазывали, чистили, крепили в трюмах на пароходе, подготавливая к переправе через Каспий в Красноводск. Море встретило нас штормом, рейс длился двое суток. В Красноводске оборудование перегрузили на железнодорожные платформы. И дальше наш путь проходил через Ашхабад, Самарканд, Ташкент, Алма-Ату, Барнаул, Новосибирск, Омск. И вот, наконец, Петропавловск. Ровно 67 суток длился этот нелегкий путь.
В Петропавловск эшелон прибыл 16 ноября. Эта дата считается вторым днем рождения завода. Город встретил нас 40-градусным морозом и глубоким снегом, а мы все были одеты легко, по-осеннему. Для размещения завода местное руководство выделило три площадки: территорию авторемонтных мастерских, сенной базы и ещё одно место. Завод свою структуру сохранил, и цеха своего назначения не утратили. Возобновили работу деревоотделочный и механический цеха. Основное производство — цех № 1, где изготавливали морские мины и детали для танков, находился на третьем участке. Когда все оборудование разместили и уже наладили выпуск военной продукции, подъехало руководство завода. От них мы и узнали о трагедии в таганрогском порту.
Работать на заводе имени Молотова я начал в августе 1944 года, после окончания восьми классов. Правда, мне еще не исполнилось 17 лет, по на работу приняли. Пошел я по стопам отца, поступил в инструментальный цех учеником слесаря-лекальщика. И по этой профессии проработал на заводе без малого шестьдесят лет.
В августе 1947 года наша семья вернулась в Таганрог. Хотя война и закончилась, но с завода никого не отпускали, и стоило больших усилий, чтобы уволиться и выехать в Таганрог. Директором завода в Таганроге в это время работал Александр Васильевич Чимбирь, а главным инженером Николай Николаевич Кантьев. На их плечи и легла задача восстановления завода, который в те годы рождался заново. После немцев, устроивших на заводе ремонт танков и автотранспортной техники, пришлось многое переделывать. Засыпали и бассейн, который выкопал для себя во время оккупации владелец завода. Станочный парк почти отсутствовал, так как многое вывезли в сорок первом на восток страны или уничтожили перед отходом. С целью пополнения станочного парка, начиная с 1945 года, в Германию стали направлять специалистов для отбора необходимого оборудования и отправки его в Таганрог. В Германию были откомандированы главный механик завода Петр Иванович Золотько и начальник деревоотделочного цеха Герман Дементьевич Бочкарев. Выезжали за рубеж и другие специалисты завода. Так постепенно завод входил в свою обычную трудовою колею.
АВТОРСКАЯ СПРАВКА
В 1946 году в немецком городе Ауэ поставкой оборудования на завод Молотова занимался Пантелеймон Константинович Кутьков.
В 1947 году довоенные производственные мощности завода были восстановлены. А в начале 50-х годов практически началось создание нового завода. Принадлежность «Красного гидропресса» к Министерству судовой промышленности предопределило его специализацию как машиностроительного завода по выпуску судового оборудования самого различного назначения. Жизнь завода продолжалась.
Во время работы над книгой ветеран педагогического труда Валентина Федоровна Кривенькая передала нам рукопись воспоминаний своего отца Ф.Ф. Кривенького, работавшего перед войной заместителем директора авиационного техникума. В своих воспоминаниях Федор Федорович коснулся и вопроса эвакуации техникума.
Из воспоминаний заместителя директора авиационного техникума предвоенных лет Ф.Ф. Кривенького:
«Как стало известно, Аветисов (Шаген Давыдович Аветисов перед войной работал заместителем директора авиационного техникума по учебной работе, после войны — директором техникума. — Авт.) через директора авиационного завода Агаджанова получил указание об эвакуации техникума совместно с заводом. Последний эшелон с остатками заводского оборудования должен был отправиться не позже завтрашнего дня, то есть 12 октября. С ним предстояло выехать и нам. «Поменьше барахла, побольше людей!» — обращаясь ко мне, давал указание Аветисов. Мне предстояло согласовать с комендантом города вопрос о снятии с окопных работ учащихся техникума и организовать их эвакуацию. То же самое предстояло сделать и в отношении преподавательского состава и остальных работников техникума, не пожелавших остаться в городе. Заскочив на минуту домой, чтобы предупредить семью о подготовке к завтрашней эвакуации, я поспешил к коменданту города, а затем в горисполком для оформления эвакоудостоверений.
Весь день был в бегах. А ночью снова воздушная тревога и дежурство на крыше недостроенного дома на углу Лермонтовского переулка и улицы Фрунзе. Наутро выяснилось, что железнодорожное полотно у станции Морская авиацией противника разрушено, и движение составов на этом участке приостановлено. Подготовленный к эвакуации железнодорожный эшелон с заводским оборудованием пришлось перегонять в порт и перегружать имущество на катера и баржи, чтобы водным путем добраться до Ейска, а там снова перегрузиться на железнодорожные платформы и следовать дальше на юг. Дополнительно к заводским станкам добавилось несколько ящиков с нашим учебно-лабораторным имуществом. В состав погрузочно-разгрузочной бригады включили и нас, работников и учащихся техникумов.
Замдиректора авиационного техникума предвоенного периода Ф.Ф. Кривенъкий. Фото 1939 года.
Последняя баржа с заводским и нашим оборудованием, а также часть преподавателей и учащихся техникума готовились к отплытию из порта в шесть часов вечера. Около двух часов дня, имея в запасе еще часа четыре, я поспешил в техникум, чтобы взять лошадь для доставки своей семьи в порт. Но там уже почти никого не было. Мне сообщили, что Аветисов уже отплыл из порта на одной из рейсовых барж. Имея на руках эвакоудостоверения и «бронь» военкомата, спешу домой, чтобы не опоздать с семьей на баржу.
Дома все были в растерянности. Жена работала связисткой, поэтому не имела права оставить работу до получения особого распоряжения соответствующих органов и коменданта города. Радио призывало население города к спокойствию, и к выходу трудоспособного населения на рытье окопов и устройство оборо-нительных сооружений, сообщая, что продвижение противника приостановлено, и эвакуация населения из города разрешается только по предъявлению эвакоудостоверений.
Паника царила в доме. Время шло, а мы не знали что делать. Наконец приняли решение: жена с матерью и детьми остаются, а я уезжаю. Все надеялись, как говорится, «на авось». Простившись с семьей, я устремился в порт. Там недалеко от причала пылал большой пожар. Горела макаронная фабрика. Баржа, готовая отплыть в Ейск, стояла на якоре. На палубе и в трюмах, кроме оборудования, было полно людей, покидавших родные места. Среди заводских работников я рассмотрел несколько преподавателей и десятка три учащихся техникума. Многие из них были приезжими и проживали в общежитии. Большинство же преподавателей и местных учащихся решило остаться в Таганроге, испытывая судьбу. Эта «судьба» пришла к ним спустя пять дней после нашего отъезда. Баржа отплыла, когда море уже окутывали сумерки.
В трюмах было тесно. От необычных условий маленькие дети нарушали ночную тишину воплями и плачем. На середине пути баржа стала на якорь. Я и некоторые другие одиночки, ехавшие без семьи в трюмы не спускались, а коротали ночь на палубе, хотя уже веяло осенней прохладой. Наконец сквозь ночную темноту стал пробиваться рассвет, и баржа снялась с якоря.
Можете представить себе наше самочувствие, когда в небе зарокотали неприятельские самолеты, пролетавшие над нашей баржей, а на горизонте где-то далеко еще только вырисовывался Ейск. На наше счастье самолеты не сбросили на баржу ни одного снаряда, и не сделали ни одного выстрела. Как потом выяснилось, три немецких самолета на рассвете бомбили в Ейске аэродром, и по всей видимости, израсходовали весь запас авиабомб и пулеметных лент. К ейскому порту наша баржа причалила, когда солнце поднялось немного выше горизонта».
Об эвакуации авиационного завода № 31 имени Димитрова рассказал старейший работник этого предприятия Лев Моисеевич Мирский:
Ветеран труда ТАНТК им. Г. Бериева Л.М. Мирский.
«Война застала меня в Таганроге. После демобилизации из армии я работал ииженером-экономистом на заводе № 31 имени Димитрова. Когда началась война, военкомат назначил меня руководителем группы по рытью противотанковых рвов на окраине города. Эти работы велись до 13 октября 1941 года. Мы слышали дыхание войны, но не предполагали, что Таганрог скоро будет оккупирован немцами.
Когда я вернулся па завод, то там никого уже не было. Завод эвакуировали в Тбилиси. Составы увезли все ценное оборудование и подготовленные к сборке самолеты ЛАГГ-3, более 50 единиц. С заводом эвакуировалось более 3000 работников завода и членов их семей (по желанию).
15 октября самостоятельно мне пришлось последним эшелоном покинуть Таганрог, а 17 октября немцы оккупировали город. Я как мог, добирался до Тбилиси. Там практически на «пустом месте», в бывших автомастерских, стали сооружать новый авиазавод под тем же номером и именем.
Одновременно со строительством завода шла сборка самолетов ЛАГГ-3 из при везенных из Таганрога деталей, узлов и частей. Не проходя специальных летных испытаний самолеты «своим ходом» отправлялись на фронт. За годы войны наш завод выпустил десятки тысяч новых боевых самолетов-истребителей. Сначала это была небольшая серия, до 100 штук ЛАГГ*5 и ЛАГГ-7, а потом выпускали истребители Як-3. Их было изготовлено несколько тысяч. Всех работников завода, от генерального директора до простых рабочих охватил патриотический подъем. Лозунг «Все для фронта, все для Победы!» стал смыслом нашей жизни.
Со временем на заводе уже трудилось более 15 тысяч человек. Работали по 11 часов, практически без выходных и отпусков. Нам приходилось неоднократно ночевать на заводе и сутками не покидать завод. Кормили нас в заводской столовой три раза вдень. А члены семьи по карточкам получали продукты. Например, хлеб давали от 400 до 700 г в сутки. Многие сотрудники завода имели «бронь» — освобождение от призыва на фронт, но они не имели права уволиться и перейти надругое предприятие. Для этого отдел кадров забрал у нас паспорта, а вместо них выдал так называемые «Удостоверения». Среди тысяч работников завода, награжденных медалью «За доблестный груд в годы Великой Отечественной войны», Почетными грамотами завода и Наркомата авиационной промышленности был и я».
Глава 2 Последний парад канонерских лодок
Двухнедельная эвакуация предприятий города трагически завершилась 17 октября в гавани таганрогского порта. Эта драматическая история в минувшие годы нашла отражение в целом ряде публикаций, и в первую очередь в воспоминаниях секретаря обкома партии Г.И. Ягупьева («Побег из маяка», «ТП» от 10.11.1980 г.). О гибели канонерских лодок «Кренкель» и «Ростов-Дон» рассказал в книге «На море Азовском» начальник штаба Азовской военной флотилии А. В. Свердлов (1966). А о том, как пытались оказать помощь судам и вывести их из-под обстрела, поведал бывший начальник штаба 14-го отряда водных заграждений B.C. Богословский в статье «Славный путь» («ТП» от 30.04.1985 г.).
Первого декабря 1990 года в «Таганрогской правде» была опубликована статья молодого журналиста, члена клуба «Репортер» Дениса Серикова «Белое пятно на обелиске», из которой стали известны подробности гибели военного комиссара города И.И. Николаенко и его сослуживцев, находившихся на одном из кораблей. К сожалению, не оставили подробных письменных свидетельств о тех днях ни М.В. Рогов, после войны работавший секретарем Ленинского РК ВКП(б), ни председатель горисполкома Д.В. Медведев, ни другие уцелевшие партработники.
В этот день, пытаясь уйти из города на судах Азовской военной флотилии, в Таганрогском заливе трагически погибли секретарь обкома партии М.П. Богданов, секретари Таганрогского горкома ВКП(б) Л.И. Решетняк и Н.Я. Сердюченко, заместитель председателя горисполкома М.И. Ромазанов,заведующий горфин- отделом В.Л. Наталевич, а также военнослужащие городского военкомата и другие жители города. В самый последний момент суда, на которых находились люди, подверглись расстрелу с высокого таганрогского мыса подошедшими в район маяка немецкими танками и артиллерией. Так гласит официальная история.
Спастись удалось не многим. Среди чудом уцелевших пассажиров оказались секретарь Ростовского обкома партии Г.И. Ягупьев, председатель горисполкома Д.В. Медведев, писарь первой части военкомата Г.П. Тимофеев, редактор газеты «Таганрогская правда» довоенного времени М.В. Рогов, секретарь ГК ВЛКСМ, будущий организатор и руководитель городской подпольной организации С.Г. Морозов. С помощью архивных документов нам удалось установить, что в этот день в порту находился и погиб заведующий военным отделом Таганрогского ГК ВКП(б) Н.А. Зимин.
О его гибели сказано в одном из документов:
«17 октября 1941 г., выполняя задание горкома и обкома партии по уничтожению оставшихся в порту складов с зерном, Н.А. Зимин погиб от рук немецких оккупантов в Таганрогском порту».
(ЦДНИРОф.З, oт. I, д. 101)
Запомним эту запись, так как она не совсем соответствует истине. К этому мы еще вернемся. История гибели партийных работников областного и городского комитетов партии, а также служащих горвоенкомата настолько запутана и противоречива, что разобраться в этом сегодня достаточно сложно. В связи с этим мы выносим на суд читателей все известные на сегодняшний день версии, легенды и предположения, связанные с этим трагическим днем.
Первая, документально не подтвержденная, версия уходит в далекие сороковые-пятидесятые годы. Ее автцр неизвестен, по в городе до сих пор живет легенда о том, как тела погибших руководящих работников горкома партии и горисполкома прибоем подогнало к берегу, а ночыо жители (или даже какая-то женщина) вытащили убитых из воды и тайком от немцев похоронили где-то на территории порта. А 27 августа 1944 года накануне годовщины освобождения Таганрога от немецко-фашистских захватчиков их торжественно перезахоронили на Комсомольском бульваре недалеко от памятника Петру I.
Правдоподобная история. Но при этом сразу возникают два вопроса.
Первый: куда делись тела секретаря обкома партии М.П. Богданова и работников горвоенкомата И.И. Николаенко, Д.Д. Шиянова и Е.Ф. Пашко? И второй: кто производил идентификацию погибших партработников? Иными словами, кто сказал, указывая на безжизненные тела, «это — Решетняк, а это — Наталевич, а вот тот - Сердюченко»? По всей видимости, рядом был кто-то знавший всех в лицо. Но кто? Увы, неизвестно!
Давайте еще раз вернемся в тот роковой день, и ретроспективно восстановим картину происходившего.
Итак, 17 октября 1941 года стояла ясная солнечная погода. С утра со стороны Северного поселка раздавались выстрелы и одиночные разрывы снарядов, доходившие до центра города слабой канонадой. В воздухе стоял едкий удушливый запах. Это горело нефтехранилище, находившееся в районе Каменной лестницы, подожженное по решению городских властей. Ровно в одиннадцать часов утра (такое время приводят некоторые авторы) от здания горкома партии отъехали две легковые машины, в которых находилось почти все руководство города, включая секретарей Ростовского обкома партии М.П. Богданова и Г.И. Ягупьева. Машины направлялись в сторону порта. Миновав крутой Воронцовский спуск и сгоревшую накануне макаронную фабрику, «эмки» въехали на территорию порта, где у причала их поджидали две канонерские лодки «Кренкель», «Ростов-Дон» и катера Азовской военной флотилии.
Но прибывшие товарищи с посадкой почему-то не спешили. Они чего-то выжидали. Чего или кого ждали Богданов с Решетняком? Может, не все ценности были погружены, и они ожидали их подвоза? Ведь из города вывозилась, по тем временам, огромная сумма денег. А может, не все товарищи еще собрались, и ждали остальных? Никто из краеведов, историков и журналистов в былые времена над этим вопросом не задумывался, а стоило. Расспроси они в свое время живых тогда очевидцев, многие вопросы были бы сняты. Ведь история не любит пустоты, и «белые пятна» ей не к лицу. Если бы руководящие товарищи сразу же сели на лодки и своевременно отошли от берега, все остались бы живы. По крайней мере, в тот день.
Непосредственный участник тех событий, бывший секретарь Ростовского обкома партии Г.И. Ягупьев, вспоминал:
«Все товарищи, работавшие под нашим руководством, около 12 часов дня под обстрелом рвущихся в город фашистов отошли в морской порт. Вскоре в районе маяка появились фашистские танки. Нам было дано указание: всем защитникам города и порта садится на канонерки, катера, баржи, лодки и с боем отходить к Азову. На отходящие суда из района маяка и с воздуха гитлеровцы обрушили шквал огня. Канонерские лодки, были подбиты и легли в дрейф. М.П. Богданов, находящийся на лодке, был убит, контр-адмирал С.Ф. Белоусов (в те дни С.Ф. Белоусов еще носил звание капитана I ранга. Контр-адмиралом он станет чуть позже при назначении на должность командира Ейской военно-морской базы. — Авт.) получил тяжелое ранение. Погибли в этом бою работники горкома Л.И. Решетняк и Н.Я. Сердюченко, заместитель председателя горисполкома М.И. Ромазанов, заведующий горфо
В.Л. Наталевич и другие» [2—57].
Но почему Г.И. Ягупьев не назвал имена других руководящих работников: председателя Таганрогского горисполкома Д.В. Медведева, которому удалось спастись и уйти из города, заведующего военным отделом ГК ВКП(б) Н.А. Зимина, погибшего там же в порту? Как позже вспоминал Г.И. Ягупьев, в Таганроге в это время находился и заместитель начальника Северо-Кавказской железной дороги М.Л. Калабухов. А с ним что стало? Может, он покинул город чуть раньше и остался в живых, или разделил участь погибших товарищей? Неизвестно.
В некоторых публикациях говорится, что танки появились на Комсомольском бульваре в два часа дня. И это вполне вероятно. Но очевидец Ягупьев пишет, что танки появились «вскоре» после их прибытия в порт, а это могло произойти и через пять минут, и через полчаса, и через два. Все относительно.
В сенсационном материале Дениса Серикова приводились воспоминания писаря 1-й части горвоенкомата довоенного времени Г.П. Тимофеева, из которых стало известно о последних часах жизни работников военкомата.
«17 октября по приказу военного коменданта Таганрога наш состав, оставшийся до конца выполнять свой долг по мобилизации мужского населения в армию, горвоенком, батальонный комиссар И.И. Николаенко, интендант I ранга, начальник первой части военкомата Д.Д. Шиянов, старший политрук, начальник 111 части военкомата Е.Ф. Пашко и я выехали в порт. Там находилось два катера» [2—42].
Но почему два? А где в это время находились остальные суда? По нашим подсчетам у причала должны были стоять, как минимум, шесть судов: две канонерские лодки и четыре речных катера, как об этом пишет А.В. Свердлов в книге «На море Азовском». Правда, Тимофеев, имевший сугубо «сухопутную» профессию, мог что-то напутать в классификации средств надводного флота или подзабыть, но считать-то он мог. Следовательно, к прибытию (с большим опозданием) работников военкомата в порт на причале действительно могли оставаться только два катера, остальные уже отошли от стенки и направились к выходу из бухты. В это время и начался вражеский обстрел с берега.
Рядовой состав работников ГВК г. Таганрога. В первом ряду второй слева Г.П. Тимофеев. Фото 1941 года.
Далее Георгий Павлович поясняет, что приказ коменданта города на эвакуацию поступил поздно, и их отступление проходило в сильной спешке. Успели только уничтожить документы военкомата. «Когда добрались до морского порта, — пишет Г.П. Тимофеев, — военком И.И. Николаенко отдал команду капитану катера дать полный ходи выйти в открытое море. На расстоянии полумили (925 метров. — Авт.) от берега катер был подбит. На моих глазах снесло череп Николаенко, убило Шиянова, Пашко был смертельно ранен, только успел сказать: «Погибаем за Родину!» Я был ранен в пяти местах, взрывной волной меня выбросило за борт. К счастью, рядом оказался спасательный круг. И меня прибило к берегу» [2-42].
И здесь у читателей может возникнуть правомерный вопрос, почему команду капитану катера отдавал военком, а не капитан I ранга С.Ф. Белоусов, в непосредственном подчинении которого находились суда, и который по званию был старше Николаенко?
Такое могло произойти, только в том случае, если С.Ф. Белоусов уже находился в море, и тогда в его отсутствие батальонный комиссар Николаенко вполне мог отдать приказ командиру катера, звание которого было не выше лейтенанта. Это предположение лишний раз доказывает, почему у стенки стояли только два катера.
Давняя публикация Дениса Серикова настолько нас заинтересовала, что мы решили пойти по ее следам, и разыскать родственников Г.П. Тимофеева, в надежде получить дополнительные сведения. И нам несказанно повезло. В Таганроге мы отыскали сына Тимофеева Анатолия и племянницу Ларису. А в Санкт- Петербурге проживает дочь Тимофеева Людмила, в свое время окончившая 10-ю среднюю школу. Из беседы с Анатолием Георгиевичем, мы узнали некоторые подробности из довоенной жизни Г.П. Тимофеева.
Из рассказа Анатолия Тимофеева о судьбе своего отца Г.П. Тимофеева
«Мой отец Георгий Павлович Тимофеев родился в г. Миллерово на стыке двух дат, между 31 декабря 1913 г. и 1 января 1914 г. Поэтому в семье день его рождения отмечали исключительно в новогоднюю ночь. До войны отец окончил исторический факультет Ростовского госуниверситета. После окончания работал учителем истории в средних школах г. Таганрога. В 1939 его призвали в армию. Службу проходил в Таганрогском горвоенкомате в звании рядового, в должности писаря 1-й части ГВК. Проживал отец по улице Б. Садовая, 17.
17 октября 1941 года он наряду с другими работниками ГВК и руководящим составом горкома партии и горисполкома последним уходил из города на катере Азовской военной флотилии. В порт работники горвоенкомата прибыли с большим опозданием, так как пришлось долго паковать и грузить архив, в связи с чем отправка судов задерживалась. Но вот раздалась команда командира катера: «Отдать швартовые!» И судно медленно стало отходить от стенки.
В момент выхода из гавани по катеру неожиданно открыли огонь подошедшие в район маяка немецкие танки. Катер, на котором находился отец, был замыкающим. Один из снарядов попал в топливный бак (а может, и в погреб с боезапасом). Произошел сильный взрыв, в результате которого многие пассажиры попадали за борт. Отец получил несколько ранений. Два осколка попали в бок, а один — в ладонь руки. Травмирован был большой палец на ноге, лицо обожжено то ли порохом, то ли разлетающимися в разные стороны горящими брызгами топлива.
Оказавшись в воде, отец схватился за круг, плавающий рядом. Но грести мог только одной рукой, другой, раненой, он удерживал круг. Дул небольшой верховой ветер, и воду гнало к берегу. Только к вечеру он кое-как достиг мола. Успел схватиться за сваи, и тут же потерял сознание. Очнулся уже наверху мола, лежа на спине. Рядом хлопотала какая-то женщина. Она и рассказала ему, что с большим трудом смогла поднять его наверх. От нее отец узнал, что город захвачен немцами.
Женщина оказалась физически крепкой, и смогла дотянуть раненого к себе домой, на улицу Доменскую. От полученных ранений и большой потери крови отец большую часть времени находился в бессознательном состоянии, изредка приходя в себя. При нем находились документы, завернутые в непромокаемую ткань, из которых женщина узнала его домашний адрес. Погрузив раненого на тачку, она отвезла его домой, на Б. Садовую, 17, где отец жил с женой и ее матерью — Евдокией Леонтьевной Щербина. Вскоре на их семью свалился «сюрприз» в виде двух немцев-постояльцев, одного из них звали Вили. По всей видимости, он был фельдшером или имел медицинское образование.
Узнав, что в доме раненый красноармеец, «квартиранты» отца не выдали. Более того, Вили в домашних условиях прооперировал ему большой палец ноги, и тем самым спас его от начавшейся гангрены. Вынул он и осколки, засевшие в боку, а из ладони осколок удалить не смог, и предложил отправить раненого в больницу. Но отец отказался из-за боязни попасть в руки к гестаповцам. С этим осколком он прожил всю жизнь. В годы оккупации Oн получил еще одно серьезное ранение. Было это так.
Немцы оборудовали в городском парке склад боеприпасов, который в один из дней подвергся артобстрелу и налету советской авиации. Парк бомбили основательно. Одна из бомб упала прямо во двор бабушки Дуси, но по счастливой случайности попала в колодец и разорвалась на дне, не причинив никому вреда.
Другая бомба разорвалась на улице поблизости от дома, в котором жили родители. В это время отец лежал на кровати, стоящей у окна. От взрыва оконные стекла разлетелись на мелкие кусочки по всей комнате и попали ему в лицо, вызвав многочисленные порезы и сильное кровотечение.
Отец до войны был беспартийным, это обстоятельство и спасло его во время оккупации. К тому же ни соседи, ни проживающие в доме немцы на него не донесли. К слову сказать, постояльцы попались им действительно «хорошие». Они регулярно снабжали бабу Дусю мукой, сахаром, крупой, хлебом и другими продуктами.
После освобождения Таганрога отец попал в поле зрения советской контрразведки. Его вызывали в «органы», допрашивали, задавали неожиданные вопросы. Например, такие:
— А почему вы поплыли к берегу, где были немцы, а не в противоположную сторону?
— Так в противоположной стороне было море, десятки километров до берега. К тому же я был ранен, и мог утонуть в заливе, — оправдывался отец.
Но убедить следователя было невозможно. Его логика была проста, другие ведь не поплыли к берегу, а он Тимофеев, поплыл».
В те годы подробностей о событиях в порту никто не знал: кто выбрался на берег, а кто погиб? Оказывается, спастись удалось еще одному работнику военкомата. В 50—60-е годы он приходил к Тимофеевым в гости, но сын и дочь Тимофеева ни имени его, ни фамилии не запомнили. Помнят только, что мужчина хромал и был с палочкой.
К счастью, Г.П. Тимофеев репрессиям не подвергался, но ему запретили преподавать историю и вообще работать учителем. Тогда он устроился буфетчиком, но, не имея опыта и коммерческой жилки, вскоре оставил это занятие. Потом Георгий Павлович работал засольщиком рыбы на одной из рыбных баз города, и, наконец, пришел на завод «Красный котельщик» в отдел внешней кооперации. Начинал простым работником, а на пенсию ушел с должности заместителя начальника отдела.
Георгий Павлович Тимофеев умер 21 июня 1990 года во время сложной хирургической операции. Хоронили его 22 июня, в памятный для советских людей день начала Великой Отечественной войны.
А вот как интерпретировала гибель партийных работников М.И. Шахматова в диссертации «Большевистское подполье во временно оккупированном городе Таганроге 1941 — 1943 гг.». Этой истории она посвятила несколько страниц своей объемной работы.
«Последней уходила из бухты флагманская канонерская лодка. На ней был контр-адмирал Белоусов, секретарь Ростовского обкома ВКП(б) М.П. Богданов, секретари Таганрогского горкома ВКП(б) Л.И. Решетняк и Н.И. Сердюченко, председатель Таганрогского горисполкома Д.В. Медведев, его заместитель М. Ромазанов, заведующий горфинотдела М. Наталевич.
Не успела канонерка еще дойти до ворот бухты, как на боевом посту были убиты Богданов, Решетняк, Сердюченко, Ромазанов и Наталевич. За воротами бухты получил тяжелое ранение контр-адмирал Белоусов. Уничтожены были все пулеметные и артиллерийские расчеты. Живыми остались человек 25, но прямое попадание в машинное отделение прекратило всякое движение канонерки. Оставшиеся решили выброситься в море. Спаслось только четыре человека, все остальные погибли.
В ночь с 17 на 18 октября бездействующая канонерка с погибшими товарищами, с раненым контр-адмиралом была обнаружена под Синявкой, и на буксире приведена в гор. Ростов. В тот же день во фронтовом Ростове предали земле труппы Богданова, Решетняка, Сердюченко, Ромазанова и Наталевича» [1—42].
Мария Игнатьевна участником этих событий, естественно, не была, но она так подробно описывает происходящее, как будто сама там присутствовала. И тем не менее, она почему-то не указала название лодки, на которой находились партийные работники. Кстати, почти все пишущие об этом дне авторы также не сообщают, кто на каком корабле находился. Только А.В. Свердлов высказался определенно: «На борт «Кренкеля» прибыли партийные руководители Таганрога» [ 1—33], да B.C. Богословский отметил наличие на борту канонерки «Ростов-Дон» «поврежденных сейфов отделения Таганрогского госбанка» [2—2].
Странным выглядит появление канонерской лодки в Синявке. Если ее туда отогнало волной при соответствующем направлении ветра, то почему тогда Ягупьева и Тимофеева «прибило» к берегу? Их тоже должно было отнести в направлении дрейфа лодки.
Допустим, что канонерскую лодку «Кренкель» действительно пригнало в Синявку. Но как тогда понимать информацию из известного справочника А. Широкорада «Корабли и катера ВМ.Ф СССР 1939—1945 гг.», в котором на странице 293 сказано:
«19.10.41 г. канонерская лодка «Кренкель» потоплена германской полевой артиллерией у Таганрога» [1—43].
Потоплена, значит легла на грунт, и дрейфовать в таком случае она не могла. А если речь идет о КЛ «Ростов-Дон», то в том же справочнике, на той же странице мы читаем следующее:
«17.10.1941 г. на рейде Таганрогского порта канонерская лодка «Ростов-Дон» получила около 300 пробоин и была уведена буксиром «Ока» в Ростов» [1—43].
Обратите внимание на дату 19 октября, указанную Широкорадом. Одно из двух, или это ошибка самого автора, или он повторяет «ошибку» разведчиков из далекого 1941 года, о чем мы рассказали в первой части книги?
Но вот Г.И. Ягупьев в своих воспоминаниях сообщает, что «обе канонерские лодки легли в дрейф», то есть остались на плаву. И тогда канонерка «Кренкель» при соответствующем направлении ветра вполне могла оказаться в районе Синявки. Правда, есть еще одно сомнение. Если лодку «Кренкель» все-таки доставили в Ростов, то почему тогда неизвестна ее дальнейшая судьба. Дело в том, что все боевые средства флота, подводные и надводные корабли находились на строгом индивидуальном учете, либо под соответствующими номерами, либо под персональными названиями: «Смелый», «Быстрый», «Стерегущий» и т.п. И их боевой путь отслеживался, начиная со спуска на воду при строительстве и кончая гибелью или списанием. Все эти сведения приводятся в соответствующих справочниках. Но о «Кренкеле» сказано однозначно — «потоплена», иными словами дальнейшего участия в Великой Отечественной войне лодка не принимала.
В первой части книги мы рассказали об участии в боях за переправу через Миусский лиман у села Лакедемоновки спецгруппы речных катеров АВФ под командованием начальника штаба 14-го отряда водных заграждений лейтенанта B.C. Богословского. Несмотря на мужественное сопротивление красноармейцев и моряков, переправу удержать не удалось, и бойцы отступили по приказу своего командования. Лейтенант Богословский получил новое целеуказание отойти за Беглицкую косу, и далее следовать в Таганрог па помощь кораблям, терпящим бедствие в акватории порта. Вот, как об этом рассказал Вениамин Сергеевич Богословский в статье «Славный путь»:
«Издали в бинокли мы видели пожары в Таганроге и удаляющиеся от него по заливу канонерские лодки «Кренкель» и «Ростов-Дон», по которым стреляли вражеские танки. Один из снарядов попал в борт «Кренкеля» и он начал тонуть. Мы поспешили к нему на помощь, забрали его экипаж, поднялись на палубу канонерки «Ростов-Дон». Снарядами здесь были повреждены сейфы отделения Таганрогского госбанка и деньги оказались рассыпанными. Раненый командир Отдельного Донского отряда
С.Ф. Белоусов приказал помочь собрать деньги, погрузить их на наши лодки и вместе с ответственными работниками Таганрога отправить в Азов. Этот приказ нами был выполнен» [2—2].
Из рассказа B.C. Богословского следует, что поврежденные канонерские лодки на буксир они не взяли, то есть оставили в акватории залива, а экипаж и деньги доставили в Азов. А куда же делись тела погибших работников обкома, горкома и военкомата? Об этом B.C. Богословский ничего не сказал. А может под «ответственными работниками Таганрога» он как раз и имел в виду погибших, а не живых людей? Но если убитых доставили в Азов, то кого тогда обнаружили в Синявке?
Вот и получается, что во всей этой достаточно запутанной истории больше вопросов, чем ответов. К тому же, еще один вопрос несколько лет назад подбросил известный в прошлом краевед и член городской общественной организации «Таганрогская летопись», ныне покойный, Леонид Владимирович Ревенко. В газете «Городская площадь» от 23.10.2001г. в статье «Оборона Таганрога» он написал следующее:
«Получив большие повреждения, канонерская лодка (какая? — Авт.) была подбита и причалила к острову Черепаха. Чудом оставшийся в живых член экипажа (имя в статье не указано. — Авт.) рассказал, что находившиеся на катере партийные работники застрелились» [2—38].
Вот так! Эта версия о групповом суициде тогда прозвучала сенсацией, но никакими официальными документами и иными свидетельствами она не подтверждается.
Невыясненным остался вопрос с местом доставки погибших партийных работников, и как их останки в августе сорок четвертого оказались в Таганроге?
Трагедия, разыгравшаяся в порту 17 октября, на этом не закончилась. Буквально на следующий день она получила свое продолжение.
АВТОРСКАЯ СПРАВКА
Точных сведений о количестве судов, находившихся у стенки Таганрогского морского порта 17 октября 1941 года, нет. Доподлинно известно, что у причала стояли две канонерские лодки «Кренкель», «Ростов-Дон» и четыре катера Севастопольского военно-морского училища. На к/л «Кренкель» находились и погибли ответственные работники Ростовского обкома и Таганрогского горкома партии. На каком судне находились работники горвоенкомата неизвестно.
Некоторые авторы помимо канонерских лодок называют еще какие-то неустановленные катера, баржи и буксиры, и зачастую вносят путаницу - канонерские лодки называют катерами, что затрудняет выявление истины.
Канонерская лодка «Ростов-Дон» — это бывший речной буксир колесного типа с паровой двигательной установкой мощностью 300 л.с. Водоизмещение 200 тонн, построен в 1936 году. В августе 1941 года буксир был вооружен в Ростоке и зачислен в Особый Донской Отряд. Вооружение: две пушки калибра 76 мм, три пулемета «Максим». Экипаж 50 человек.
17.10.1941 г. на рейде Таганрогского порта получил около 300 пробоин, и был уведен буксиром «Ока» в Ростов.
13.08.1942 г. вошел в состав Отдельного Кубанского отряда. Лод-ка взорвана командой у Новороссийска 4 сентября 1942 года.
Канонерская лодка «Кренкель» — до 1941 года бывший речной буксир Днепродвинекого пароходства, построен в 1934 году. По своим конструкционным особенностям аналогичен к/л «Ростов-Дон». Мощность 350 л.с. Лодка вооружена в Ростове двумя пушками калибра 76 и 45 мм и двумя пулеметами. Это могли быть пулеметы типа ДШК, либо «Максим».
27.08.1941 г. лодка зачислена в состав Отдельного Донского Отряда. 17 октября 1941 г. затонула от повреждений на рейде Таганрогского морского порта [1—43].
Глава 3 Как Морозова «оставили» в Таганроге, или «Побег из маяка»
Итак, что же произошло 18 октября 1941 года? Об этом дне рассказал читателям «Таганрогской правды» в номере от 10 ноября 1980 года бывший секретарь Ростовского обкома партии Г.И. Ягумьев. Его воспоминания под названием «Побег из маяка» появились в печати благодаря деятельности краеведческого кружка «Поиск» медицинского колледжа под руководством врача и краеведа тех лет С.М. Сивоплясова, который со своими учениками разыскал проживающего в Москве Г.И. Ягупьева. Между ними завязалась переписка, и Григорий Иванович прислал ребятам свои воспоминания. Кстати, спустя год подобные мемуары, но с некоторыми дополнениями, касающимися ростовского периода, были напечатаны в газете «Молот» от 10 октября 1981 года. Кроме того, в фондах Таганрогского историко-краеведческого музея хранятся еще два рукописных варианта воспоминаний Ягупьева, скрепленных его личной подписью. На их основании и с помощью других источников мы разберемся с тем, как Семена Морозова «оставили» в Таганроге.
Все, что происходило в порту 17—18 октября, в данном случае интересует нас исключительно в связи с личностью будущего основателя и руководителя Таганрогской подпольной организации Семена Григорьевича Морозова. Поэтому давайте еще раз перечитаем воспоминания Г.И. Ягупьева.
«Я на катере Севастопольского военно-морского училища, которым командовал А.Н. Шелудько, из акватории порта уходил последним. Успели удалиться от причала на несколько метров, как я получил ранение в живот. Сняли с меня шинель, китель. Краснофлотцы начали делать перевязку. В это время фугаска пробила палубу и внутри разорвалась. Многие на катере погибли. Меня ранило в ногу и левую руку, воздушной волной выбросило в море. Катер загорелся и затонул.
Держась за плавающие остатки от катера, под жутким обстрелом трассирующими пулями около восьми часов я плавал в море. Когда стемнело, выкарабкался на берег. Здесь от большой потери крови и судорог не мог двигаться. В это время в район, где я лежал, вошли фашисты. Они схватили меня и волоком оттащили во двор морского маяка.
На рассвете 18 октября я обнаружил, что нахожусь в помещении маяка среди советских солдат, попавших в плен. Кто-то на меня надел китель, а оцарапанную голову замотал тряпкой. Моя шинель с пистолетом, гранатами, китель с документами и фуражка остались в море. Оценив обстановку, я посоветовал новым товарищам искать возможность уйти отсюда, пока не появились гестаповцы. Вышел во двор маяка. Здесь увидел С.Г. Морозова — секретаря горкома ВЛКСМ и М.В. Рогова — редактора городской газеты. Они, оказывается, не успели сесть на отходящие катера, фашисты с берега моря их привели сюда» [2—57].
В предисловии к книге мы отмечали, что многие газетные публикации и отдельные издания, посвященные периоду временной оккупации Таганрога немецко-фашистскими захватчиками, полны противоречий, загадочных недомолвок, неувязок и нестыковок. Эта «загадочность» начинается с описания событий, происходивших в акватории Таганрогского порта 17 октября 1941 года.
Вот первая загадка. Почему секретарь горкома комсомола Семен Григорьевич Морозов и редактор газеты «Таганрогская правда» Михаил Васильевич Рогов «не успели сесть на отходящие из порта катера»? Что им помешало? Может, как пишет Г.Б. Гофман в документальной повести «Герои Таганрога», Морозов в это время раздавал жителям зерно из портовых складов и задержался? Так, нет же! В этот день склады с зерном уже полыхали вовсю, подожженные по распоряжению руководства города, как того требовал приказ Верховного Главнокомандующего. А, может, Ягупьев чего-то не знал, или что-то перепутал? Но не будем спешить с выводами, и продолжим «ворошить прошлое».
Во всей этой истории есть одно довольно-таки странное обстоятельство. Если С.Г. Морозова действительно оставили в городе для подпольной работы, как об этом писала М.И. Шахматова в своей диссертации, то зачем он тогда приехал в порт? Собирался отплыть? А как же задание партии?! Мало того, что он нарушал элементарные правила конспирации, так он еще подвергал риску свою жизнь, которая с этого момента ему уже не принадлежала. По логике вещей Семен Григорьевич должен был тихо затаиться где-нибудь в укромном месте, «дожидаясь» оккупантов, а затем, изменив внешность, приступить к реализации намеченных планов. А он вместо этого приезжает в порт. И не просто приезжает, а пытается выбраться из города.
Парадокс, да и только! Даже М.В. Рогов, который последним видел Семена (Николая) Григорьевича, в своей статье, посвященной памяти Морозова, не проясняет ситуации. Она появилась в городской газете «Таганрогская правда» через два месяца после освобождения Таганрога, 31 октября 1943 года. Статья так и называлась «Николай Морозов». Предлагаем вашему вниманию небольшой фрагмент из нее.
Секретарь ГК ВЛКСМ г. Таганрога с июня по октябрь 1941 г., организатор и руководитель Таганрогской подпольной группы Семен (Николай) Григорьевич Морозов.
«Пишущему эти строки часто приходилось встречаться с Морозовым и даже находиться с ним вместе в Таганроге в первые три дня оккупации города. В последний раз Николая Морозова я встретил 21 октября 1941 года, уже будучи на свободе. Мы с ним тогда попрощались. Он, по ряду обстоятельств, остался в Таганроге» [2-39].
Что же это за «ряд обстоятельств», о которых пишет М.В. Рогов? Мы ведь знаем, обстоятельство было одно — «организовать партизанский отряд и бить оккупантов». Так почему секретарь райкома партии прямо об этом не говорит? Неужели он не знал о намерениях Морозова? Опять загадка. Но и она не последняя.
В 1944 году в Ростовском книжном издательстве вышла в свет брошюра писателя (или журналиста) Якова Кривснка «В подполье». В ней он сообщал следующее:
«В день оккупации немцами Таганрога, находясь на борту эвакуированного парохода, благополучно вышедшего из-под обстрела, Н. Морозов достал из потайного кармана комсомольский билет, взял его в зубы, прыгнул в воду и поплыл в город. В нем он организовал комсомольское подполье».
Этот эпизод просто фантастический, если не сказать экзотический, и крайне неправдоподобный. Особенно такая деталь, как комсомольский билет в зубах пловца. Она не выдерживает никакой критики. Во-первых, почему комсомольский? А где же в тот момент находился партбилет коммуниста Морозова? А во-вторых, не будем забывать, что дело происходило в середине октября, а не в июле. И нырять в осеннюю воду хоть одетым, хоть раздетым, было делом абсолютно безрассудным.
Против версии М.И. Шахматовой об «оставленном» Морозове работает и статья Г.Б. Гофмана «Буду смел и бесстрашен», опубликованная 26 декабря 1963 года в «Комсомольской правде». В ней Генрих Борисович, в частности, писал:
«17 октября 1941 г. моторизованные дивизии СС «Викинг» н «Адольф Гитлер» <...> выскочили на обрывистый берег Азовского моря и открыли огонь по рыбацким баркасам и лодкам, переполненным мирными жителями. Снаряд угодил в палубу суденышка, на котором плыл Николай Морозов, и он оказался и морской пучине. Вынырнув, успел схватиться за бревно и держался за него, пока не прибило к пустынной косе» [2—22].
Так кто же говорит правду? Кривенок с Гофманом или очевидец Ягупьев, рассказывающий, как Морозов и Рогов «не успели сесть на отходящие из порта катера». Пытаясь разобраться в событиях того трагического дня, мы случайно разговорились со старейшим журналистом города, директором издательства и редактором газеты «Таганрогский курьер» Борисом Яковлевичем Курцером, который поделился с нами своими воспоминаниями.
Старейший журналист газеты «Таганрогская правда», начинавший в многотиражке комбайнового завода «Сталинец», Б.Я. Курцер. Фото 1955 года.
— В 1955 году 15-летним пареньком я поступил на работу на комбайновый завод учеником токаря в инструментальный цех. Почти сразу же начал писать заметки в заводскую многотиражку — газету «Сталинец», где оказался самым молодым рабкором. Газета выходила небольшого формата, двухсторонней, один раз в неделю. Редактором ее в то время был Михаил Васильевич Рогов, профессиональный журналист, член партии с 1924 года. А ответственным секретарем у него работал Михаил Федорович Диденко. Оба они участники Великой Отечественной войны, оба воевали, только Рогов партизанил в Синявских плавнях, а Михаил Федорович окончил курсы младших командиров и в звании младшего лейтенанта ушел на фронт.
Рогов запомнился мне скромным человеком, немногословным, добродушным и очень приветливым. Он был небольшого роста, худощавым, зимой ходил в неизменной кубанке. Разносы нам никогда не устраивал и рукописи не кромсал. Он мог двумя-тремя словами деликатно сделать какие-то поправки, замечания, и все становилось предельно ясно.
В те годы существовала давняя, идущая еще с дореволюционных времен, традиция устраивать дружеские посиделки по поводу визита в редакцию известных людей. Запомнились посещения редакции Леонидом Доброумовым, известным фельетонистом «Таганрогской правды», приезжали из Ростова критик Браиловский, поэты Ашот Гарнакерьян, Даниил Данильский и другие. Частенько заходил на «огонек» редактор заводского радио Леонид Абрамов. И такие события естественно отмечались небольшим застольем.
Как самому младшему мне поручалось сходить в гастроном и принести все необходимое для приема гостей.
Бывший секретарь РК ВКП(б) Ленинского района г. Таганрога, позднее работавший редактором многотиражки комбайнового завода «Сталинец», М.В. Рогов. Фото 1955 года.
Во время одной из таких встреч зашел разговор о войне, и Михаил Васильевич неожиданно рассказал, как он уходил из Таганрога накануне его оккупации осенью 1941 года. Вот, что я запомнил из его рассказа.
«Катер, на котором мы находились, — рассказывал М.В. Рогов, — подвергся обстрелу с берега, как только мы вышли из гавани. От прямого попадания снаряда произошел сильный взрыв, и все пассажиры, находящиеся на палубе, попадали за борт. Я, Семен Морозов и Коля Зимин (заведующий военным отделом ГК ВКП(б). — Авт.) поплыли к берегу. С трудом выбрались из воды и спрятались в большом металлическом резервуаре, стоящим на берегу. Мы стали соображать, что предпринять в этой ситуации. Вдруг Зимин сказал, что отойдет на минуту по нужде. Он вышел из нашего укрытия и направился в кусты, а через минуту оттуда грохнул выстрел. Мы кинулись следом и увидели лежащего на земле Николая с зажатым в руке пистолетом «ТТ». Поняв, что наш товарищ застрелился, мы вернулись в укрытие. (Вспомните, что сказано о гибели Зимина в архивном документе, который мы цитировали выше. Что это, незнание истинных обстоятельств гибели заведующего военным отделом ГКВКП(б) или нечто другое? — Авт.)
Когда стемнело, мы вышли из нашего укрытия. У нас тоже имелись пистолеты, но по дороге мы их выбросили, так как могли попасть в облаву. Выбравшись из порта, мы разошлись по домам. А через день-два я встретился с Семеном снова и предложил ему пробираться через линию фронта, к своим. Но он наотрез отказался и сказал, что останется в городе. Тогда я пошел один. Благополучно добрался до Синявки, где встретил знакомого товарища из Неклиновского райкома партии, который свел меня с партизанами. В отряде я находился до самого освобождения Таганрога, с ними и вошел в город».
АВТОРСКАЯ СПРАВКА
Сразу после освобождения Ростовской области от немецко- фашистских захватчиков М.В. Рогова назначили секретарем Миллеровского РК ВКП(б) но кадрам, а 18 сентября 1943 года утвердили первым секретарем Ленинского райкома партии г. Таганрога. В этой должности он проработал ровно два года. 15 октября 1945 года его «отозвали в распоряжение городского комитета ВКП(б)». Уйдя с партийной работы, он возглавил многотиражку Таганрогского комбайнового завода — газету «Сталинец».
За участие в партизанском движении Михаил Васильевич Рогов был награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны».
Обратите внимание, воспоминания М.В. Рогова, пересказанные Б.Я. Курцером, несколько отличаются от воспоминаний Г.И. Ягупьева. Так, Михаил Васильевич ничего не сказал о «плене», а Г.И. Ягупьев говорит, что встретил Рогова и Морозова во дворе маяка, куда их привели немцы. Недосказанность и недомолвки в воспоминаниях участников тех дней вызваны одним обстоятельством. В послевоенные годы тема оккупации была «закрытой» и рассматривалась только с точки зрения борьбы с захватчиками. Ни о каких других подробностях не принято было говорить. Многое умалчивалось в целях личной безопасности.
В заключение поднятой темы, приведем еще две цитаты, которые окончательно ставят точку в гипотезе М.И. Шахматовой об «оставленном» в городе Морозове.
Первая из них из неопубликованных воспоминаний Г.И. Ягупьева, хранящихся в фондах историко-краеведческого музея:
«Еще задолго до того, как немцы ворвались в Таганрог, ко мне и М.П. Богданову обращался С.Г. Морозов — секретарь горкома ВЛКСМ с просьбой оставить его в Таганроге для ведения под-польной работы. План он излагал, заслуживающий внимания... Но согласия остаться в Таганроге мы Морозову дать не могли. Это не предусматривалось планами обкома (выделено нами)».
И еще одна выдержка из уже известной нам статьи.
«За несколько дней до этой встречи, — писал в своих воспоминаниях в «Таганрогской правде» Г.И. Ягупьев (напомним, встреча произошла 18 октября во дворе маяка. — Авт.), — С.Г. Морозов просил у меня разрешения остаться в городе для подпольной работы, излагал свои планы. Я ему согласия не дал, так как его в городе все знали. Теперь я ему сказал: «Недавние планы одобряю, советую уходить в подполье. Если я не смогу уйти в Ростов, тоже уйду в подполье. Моя кличка будет «Моряк» [2—57].
Но «Моряк» в подполье не ушел. Он благополучно добрался до Ростова и после лечения в госпитале всю войну работал в должности секретаря Ростовского обкома партии. А Семен Григорьевич Морозов остался в оккупированном Таганроге по собственной инициативе, чтобы вести борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
Глава 4 Безвластие
Во все исторические времена при захвате городов наступал период так называемого безвластия. Это относительно небольшой промежуток времени, когда старая власть уже ушла, а новая еще не вступила в свои права. И тогда в городе начинает твориться невообразимое: грабеж и растаскивание государственного и частного имущества, стихийная «приватизация» опустевших квартир и еще бог весть что. Не избежал этой участи и Таганрог 17 октября 1941 года.
Об этом «периоде безвластия» несколько лет назад рассказал на страницах альманаха «Вехи Таганрога» № 24 за 2005 год ветеран труда О.Б. Кудрявый. Приведем его рассказ с некоторыми сокращениями.
Ветеран труда О.Б. Кудрявый, 682 дня живший в условиях оккупированного города. Фото 1944 года.
«Второй день в городе было безвластие. Еще вчера кое-где попадались одинокие милиционеры, а сегодня и они исчезли с улиц города. Закрылись учреждения, не работали предприятия, перестали ходить трамваи. Эхом отдавалась канонада, то ли пушки стреляли, то ли что-то взрывали.
В эти дни разговоры шли только о немцах, которые нажимают, а наши отчаянно сопротивляются. Жители, видя такое дело, принялись громить и растаскивать магазины, запасаясь товарами и продуктами на «черный день». Кто то тащил тюки мануфактуры, кто-то авоськи, набитые консервными банками, крупами, сухарями, какими-то непонятными пакетами и коробками. Я с товарищами бегал от магазина к магазину в надежде чем-нибудь разжиться. Но все было тщетно, там, где прошли взрослые, детям делать было нечего.
Но вот по дороге нам попался знакомый парень, который сказал, что в цеху обувной фабрики, находящемся в Мечниковском переулке, осталось много обуви. И мы поспешили туда, надеясь приобрести хоть какую-то обувь.
На воротах ни сторожа, ни охраны мы не увидели. Мы зашли во двор, где прямо на земле валялись заготовки туфель. Каждый стал подбирать себе по размеру. Вдруг в стороне я заметил охотничье ружье — двустволку Забыв про обувь, я надел ее на себя и уже собрался уходить. Но в этот момент, откуда ни возьмись, появился сторож. Он подбежал ко мне, сорвал с плеча ружье, отшвырнул подальше и закричал: «Ты что, ненормальный? Немедленно уходи отсюда! Тебя же немцы убьют, если увидят с оружием в руках».
Как только ружье отлетело в сторону, во двор вошли немцы, три эсэсовца — высокие, сильные, наглые. Один из них схватил меня за плечи и начал на меня кричать по-немецки. Слов я не понимал, мне казалось, что немец гавкает, как собака. Потом фашист перехватил меня за ворот и отвесил такого пинка, что я несколько метров пролетел по земле. Поднявшись, я пулей выскочил со двора и побежал к улице Свердлова, находящейся буквально в нескольких метрах от цеха. Но перейти дорогу я не успел — по брусчатке мостовой громыхали танки».
Об этом же периоде написал в своем дневнике и житель Таганрога Гена Исаков. 19 октября 1941 года он сделал следующую запись:
«Сегодня нет грабежей, но они были вчера. Ворвавшись в магазин, люди хватали все, что попадалось под руку. Рассказывают, что из детских магазинов несли соски и другие ненужные вещи, из аптеки — лекарства. Грабежу подверглись не только магазины, но и отдельные предприятия.
Во дворе кондитерской фабрики находился накрытый бассейн с патокой. И вот, ворвавшись на фабрику, люди, толкая друг друга, с жадностью запускали ведра в бассейн, а набрав патоки, уже стеклянные от облитого, шли домой. Говорят, что одна женщина, оступившись, упала в бассейн и утонула».
Но патока применялась не только в кондитерской промышленности. Ее использовали и для выделывания кожи в обувном производстве. Цистерна с такой патокой стояла на территории кожзавода № 1. Старожилы рассказывали, что некоторым работникам завода удалось набрать несколько ведер бесценного продукта. Когда об этом узнало руководство завода, оно тут же распорядилось сжечь цистерну, что немедленно осуществили ретивые подчиненные.
О периоде безвластия также поделился своими воспоминаниями таганрожец Вадим Вячеславович Скорубский, который встретил оккупацию 11-летним мальчишкой. Они публиковались в газете «Новая таганрогская газета» № 34 от 01.09.2007 г. Вот его рассказ:
«Таганрожцы стали разбивать витрины магазинов и выносить оттуда все, что хотелось. Я тоже залез в один из магазинчиков. Там мне понравился черный блестящий телефонный аппарат. Я взял его и принес маме. Но мама не похвалила мою добычу, а лишь вопрошала, плача: «Ну, кому мы в войну звонить будем?..» На другой день я увидел одинокого коня с уздечкой и тоже привел его домой, конь также не пришелся ко двору, его ведь нечем было кормить. Я вывел животное на улицу, и его тут же перехватил какой-то мужчина» [2—50].
Что интересно, но об этих грабежах каким-то образом узнало немецкое командование. И незамедлительна последовала реакция в виде распоряжения бургомистра города № 1 от 31 октября 1941 года, которое так и называлось «О сдаче награбленного, подобранного и взятого на сохранение имущества». Подписал распоряжение первый бургомистр Таганрога Николай Кулик.
В минувшие годы традиционно считалось, что последними уходили из города суда Азовской военной флотилии. Но это морем. А ведь из Таганрога на восток страны вела еще и сухопутная дорога, и кто-то по ней наверняка успел уехать. Интересно, кто?
На наши прежние публикации «о войне» неожиданно откликнулся ветеран труда горпромторга Владимир Николаевич Сергеев, в настоящее время находящийся на заслуженном отдыхе. Вот что он рассказал о последних часах советской власти в Таганроге:
— День 17 октября 1941 года забыть невозможно. Все смешалось в одночасье: грабежи в магазинах, суета и спешка в надежде успеть выехать из города, взрывы на заводах и пожар в порту. Страшное было дело. Наша семья никуда уезжать не собиралась, и я все время находился на улице, недалеко от дома.
Примерно около полудня я увидел, как по улице Социалистической мчится грузовик ЗИС-5. Он еще не успел доехать до того места, где я стоял, как рядом из-за угла выскочил военный с двумя «шпалами» в петлицах — майор. В руках у него был длинноствольный маузер времен гражданской войны. Размахивая маузером, он кричал водителю автомашины: «Стой! Стой! Остановись!» Машина, не сбавляя хода, приближалась. Тогда он вскинул маузер и выстрелил в воздух. В самый последний момент водитель резко затормозил. «Куда ты прешь? — заорал на него майор. — Туда нельзя, там уже немцы!».
В это время я успел как следует рассмотреть машину, так как мое внимание привлек мешок, вывалившийся из кузова во время резкого торможения. Я подошел поближе. При падении мешок развязался, и на земле валялись мои любимые шоколадные конфеты «Парашют», они до войны выпускались в Таганроге нашей кондитерской фабрикой. В кабине справа от водителя торчал пулемет, а в кузове были сложены такие же мешки. Перепрыгнув через борт, на землю соскочил сержант в форме работника НКВД и стал быстро собирать конфеты. Я думал, что сейчас мне что- нибудь перепадет, но у сержанта были другие планы. Он кинул мешок обратно в кузов, водитель завел машину, и она свернула в переулок. Я проводил ее взглядом. Все произошло очень быстро. Не знаю, успели они покинуть город, или нарвались на немцев, но это была последняя машина, уходившая из города. А вскоре по улице Социалистической пошли эсэсовские колоны...
Глава 5 От Советского информбюро. В последний час
Как мы уже писали, о взятии Таганрога немецкими войсками вся страна узнала 22 октября из сводки Совинформбюро. В этот день диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан сообщал: «После упорных многодневных боев, в ходе которых противник потерял около 35 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, наши войска оставили город Таганрог».
Однако в сводку вкралась одна неточность. Она касается продолжительности боев, что на наш взгляд не совсем соответствует действительности. И вот почему.
Если за точку отсчета взять день 8 октября (напомним, что в этот день в районе Ефрсмовки произошел первый бой с противником), то выходит девять суток. Согласимся, срок немалый. Но Еф- ремовка — это еще не Таганрог. А вот Николаевка — это, практически, уже Таганрог. Сюда немецкие части подошли 15 октября. И выходит, что непосредственно за Таганрог бои продолжались не более двух суток, с 15-го по 17 октября. Николаевка для Таганрога имеет такое же значение, как Смоленск для Москвы.
Из Смоленска на Москву ведет прямая дорога, и из Николаевки на Таганрог тоже прямая дорога, причем очень короткая, чуть больше 10 километров. Никуда сворачивать не надо. Если враг взял Николаевку, то можно считать, одной ногой он уже стоит в Таганроге. Николаевка — главные ворота в Таганрог, но не последние.
Предвидим, что некоторые читатели, возмутившись нашим оспариванием такого авторитетного источника, как Совинформбюро, могут возразить нам:
«Как это так! Что же, Совинформбюро все это выдумало?» Возражающим предлагаем открыть 4-й том «Истории Второй мировой войны», вышедший в Москве в 1976 году, и на странице 117 в третьем абзаце снизу прочитать следующее: «Бои на подступах к Сталино (Донецк) и Таганрогу, в которых участвовали донбасские рабочие, продолжались трое (выделено нами) суток» [1—19].
Может быть, по мнению некоторых, трое суток — это продолжительный период, но в обычном понимании это не так уж и много. В первой части книги мы обратили внимание читателей на то, что Таганрог был взят немцами 17 октября, а Совинформбюро сообщило об этом только 22 октября. Почему с таким опозданием? Давайте еще раз вернемся к этому вопросу и рассмотрим его с другой стороны.
В середине октября на Таганрогском боевом участке сложилась очень сложная обстановка. К утру 17 октября части 9-й армии покинули занимаемые рубежи и отошли к Синявке. Фактически, в силу своего географического положения, Таганрог оказался отрезанным от фронта. И, по всей видимости, разведке сразу не удалось разобраться в обстановке и получить точные сведения о положении дел под Таганрогом. Неразбериха была полной.
Смотрите, 17 октября, за час до вхождения немцев в Таганрог, командующий 9-й армии приказывает командиру 31-й стрелковой дивизии полковнику М.И. Озимину:
«...с группой войск Таганрогского гарнизона прочно оборонять укрепления по рубежу сев. окр. Таганрога» [1—1].
А в 15 часов 20 минут того же дня (к этому времени немцы уже заняли Таганрог) сам командарм 9-й армии получает боевое распоряжение командующего Южным фронтом генерал-лейтенанта Я.Т. Черевиченко:
«...к утру 18.10 ОТОЙТИ и прочно закрепиться на рубеже Кутейниково — Матвеев Курган — река Миус — Миуский лиман» [1 — 1].
Но приказ опоздал. Немцы уже хозяйничали на лимане, а вынужденный отвод советских войск от Таганрога начался еще утром 17 октября. Изучая рассекреченные документы Южного фронта за периоде 1-го по 21-е октября, мы не обнаружили сообщений о взятии немцами Таганрога. О захвате Мариуполя нашли, о незначительных сельских населенных пунктах нашли, а о Таганроге — «тишина». И только, как мы уже писали ранее, в разведсводке № 169 от 21.10.41 штаба Южного фронта скупыми строчками сказано: «По дополнительно поступившим данным противник 19.10 занял Таганрог».
Но почему об этом командование Южного фронта информирует фронтовая разведка, а не комдив 31-й дивизии Озимин или командарм 9-й армии Харитонов? Отступая 17 октября от Таганрога, разве они не знали, что за этим последует? Может быть со штабом фронта или с командованием СКВО у них не было связи? А если связь была, то почему о взятии Таганрога они не доложили по инстанции в тот же день, в крайнем случае, 18-го? Загадка! А может, и военная тайна.
Ответ на этот вопрос мы нашли в книге А. Бугаева «День «N». Неправда Виктора Суворова», выпущенная издательствами «Яуза» и «Эксмо» в 2007 году. Автор, ссылаясь на Героя Советского Союза, писателя Владимира Карпова, пишет следующее: «Перед войной считалось, что для руководства фронтами в случае войны будут использованы преимущественно средства связи Наркомата связи и ВЧ Наркомата внутренних дел. Узлы связи Главного командования, Генштаба и фронтов получат все нужное от местных органов Наркомата связи. Но они, как потом оказалось, к работе в условиях войны подготовлены не были... Командиры и штабы избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Подземной кабельной сети, необходимой для обслуживания оперативных и стратегических инстанций, не было вовсе» [1-4]
Справедливости ради заметим, что и В. Карпов, и А. Бугаев рассказывают о событиях на Западном фронте в первые месяцы войны, но октябрь по характеру и напряженности боев мало чем отличался от июня—июля, а проблемы со связью существовали и на Южном фронте.
Но как бы там ни было, информация о сдаче Таганрога поступила в Генштаб РККА не раньше 21 октября. А уже на следующий день 22 октября Совинформбюро, не указывая конкретной даты, сообщило о взятии Таганрога немцами.
Многие считают, что Совинформбюро передавало самую свежую информацию о событиях на фронтах, либо текущего дня, либо происходивших накануне. Но это не совсем так. Нередко сводки передавались с большим запозданием. Тому наглядный пример с Таганрогом.
Порядок формирования сводок имел строго определенную последовательность. Вся информация о положении дел на фронтах поступала в Генштаб РККА (читай в Ставку ВГК) в виде боевых донесений Военных советов фронтов или разведсводок. Но не всегда командующие фронтами знали подлинную обстановку на том или ином участке фронта, особенно в начальный период войны. Эта информация обрабатывалась, проходила военную цензуру и далее передавалась в Совинформбюро. Если она поступала утром, то днем или вечером шла в эфир. А если поздно вечером, то па следующий день в утренней передаче.
Чтобы не быть голословным, процитируем еще раз А. Бугаева, который на странице 242, ссылаясь на своего оппонента В. Суворова и его книгу «Последняя республика», пишет следующее: «...Связь все не налаживалась. 28 июня пал Минск, и одиннадцать наших дивизий, оказавшихся западнее его вынуждены были продолжать борьбу уже в тылу противника. Генштаб узнал об этом не сразу» [1—4].
Как будто о Таганроге сказано. Перефразируя сказанное, можем прочесть следующее: «17 октября пал Таганрог. Противник, преследуя отступающие войска Красной Армии, выдвинулся в направлении Ростова. Город оказался в тылу немецких войск. Генштаб узнал об этом не сразу».
Кстати, имеются сведения, что даже в Ростове о захвате Таганрога узнали только к утру 19 октября.
Рассказывает ветеран труда, участница Великой Отечественной войны, адвокат юридической консультации № 1 Анна Гавриловна Кононова:
Ветеран труда юридической консультации № 1 г. Таганрога, участница Великой Отечественной войны А.Г. Кононова. Фото июнь 1941 г.
— Перед войной я работала секретарем народного суда Неклиновского района под началом Дмитрия Кирсановича Гребешока, отца депутата Государственной Думы Владимира Гребешока. Одновременно училась на курсах медсестер при Неклиновском райздравотделе, которые окончила как раз 21 июня, получив ква-лификацию медсестры. А 22-го началась война. Почти сразу в районе стали формироваться полки народного ополчения и партизанские отряды. Начался призыв в армию. Девушек, окончивших курсы медсестер, направляли кого в армию, а кого в полк народного ополчения. Меня призвали в полк народного ополчения.
В ночь с 16 на 17 октября в Покровское верхом на лошади в одном нижнем белье прискакал председатель сельсовета села Отрадное Ковалев. Отдышавшись, он рассказал, что в Отрадное вошли немецкие танки. Мы сразу стали грузить на телегу подготовленный для эвакуации архив суда: перевязанные папки с гражданскими и уголовными делами. И меня с этим грузом отправили в Ростов. Дорога была ужасной, ехали долго, по пути у пас все время что-то ломалось-то — колесо, то еще что-нибудь. Восемнадцатого утром, наконец, въехали в Ростов. На улицах возводились баррикады и устанавливались противотанковые ежи.
Кое-как мы доехали до областного суда, где я сдала архив в целости и сохранности.
После этого мне сказали, чтобы 19-го я пришла получить зарплату и направление в Таганрог, где меня ожидала работа секретаря городской прокуратуры. Направление в Таганрог на должность народного судьи получил и Дмитрий Кирсанович Гребешок. А прокурором города Таганрога в то время работал Юлий Панкратович Глазунов. Девятнадцатого октября, как мне было сказано, я пришла в областной суд. А там полный переполох и неразбериха в связи с оккупацией Таганрога. Никакой зарплаты мне, конечно, не выдали, и никто не знал, как со мной поступить. Сама не зная что предпринять, я решила добраться до Синявки и там связаться с партизанами.
По дороге в Синявку мне встретились работники Неклиновского райотдела милиции, которые направлялись в Орловский район. Я их хорошо знала, и они взяли меня с собой. В Орловке опять неожиданная встреча. Здесь уже находились мои подруги Вера Праведникова, Шура Курочкина и Софья Чуприна, с ними я оканчивала курсы медсестер. И мы вместе пошли в Орловский райвоенкомат, в здании которого разместился эвакуированный сюда накануне наш Неклиновский райвоенкомат. Так как мы были военнообязанными, то нас призвали в ряды Красной Армии и направили в г. Котельниково Сталинградской области, где формировалась 80-я Отдельная морская стрелковая бригада. Так началась моя фронтовая служба в рядах РККА.
В сводке Совинформбюро за 22 октября обращает на себя внимание количество убитых и раненых немцев в боях за Таганрог. Целых тридцать пять тысяч гитлеровцев! Это же почти три полностью укомплектованных пехотных или моторизованных дивизий Вермахта. Но кто считал потери врага? Мы своих убитых, раненых и пропавших без вести в сорок первом не могли толком подсчитать, да и сейчас незнаем точно, сколько погибло красноармейцев на фронтах войны: двадцать миллионов, двадцать семь, или больше. А тут такая определенность: «около 35 тысяч»! Что это, пропагандистский трюк или утечка информации из штаба группы армий «Юг», ставшая достоянием наших разведчиков?
Правда, урон, нанесенный врагу можно было вычислить. Известно, что соотношение потерь наступающей и обороняющейся стороны составляет примерно 3:1. И если с нашей стороны количество погибших и раненых было, например, около 11 — 12 тысяч бойцов, то, умножив эту цифру на 3, мы в итоге получим 33—36 тысяч убитых немцев. Но о потерях с нашей стороны нам ничего неизвестно. Не принято было в те годы информировать население о боевых потерях в РККА и в ВМФ. Как правило, в сводках звучала фраза: «Понеся большие потери, наши войска оставили город...», или «...неся большие потери, наши войска продолжают отступать». Может поэтому мы сегодня и теряемся в догадках об истинных потерях личного состава наших вооруженных сил.
Наличие такого количества убитых и раненых со стороны противника не соответствовало численности немецких войск, наступавших на Таганрог. Так, в директиве командующего войсками Южного фронта № 00202/оп от 13.10.41 сказано: «Одновременно до двух тд и одной мд выдвигаются в направлении Таганрога». Разведка докладывала, что это 13-я и 14-я танковые дивизии Вермахта и моторизованная дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». К ним можно еще добавить и 16-ю танковую дивизию, которая подошла к Федоровке спустя 2—3 дня. И получается, что при потерях противника в 35 тысяч человек, наши войска должны были почти полностью разгромить противника. Но кто тогда взял Таганрог?
Положение на советско-германском фронте осенью 1941 года.
В этом здании по улице Александровской, 37 и до войны находился городской военный комиссариат.
Областной физиотерапевтический санаторий. В годы войны здесь размещался эвакогоспиталь № 2097. С приходом немцев в нем была расквартирована 111-я пехотная дивизия генерала Шведлера (впоследствии Рекнагеля).
В этой части здания по улице Ленина, 81 до войны находилось городское Управление Рабоче-Крестьянской милиции (РКМ) НКВД СССР.
В настоящее время - Центр стандартизации, метрологии и сертификации.
По соседству с РКМ с 1928 года сначала размещался г&ротдел ОГПУ, а с 1934 года - горотдел НКВД.
Средняя школа № 4. В ней, как и в здании физиотерапевтического санатория, размещались палаты эвакогоспиталя № 2097.
Так выглядела школа № 4 после войны.
Средняя школа № 10. По воспоминаниям жителей здесь тоже некоторое время находился военный госпиталь до 17 октября 1941 года.
Старожилы рассказывают, что во время бомбежки города в здание школы № 10 попала бомба, отчего возник пожар, и от школы остались только стены.
Чья это была бомба, история умалчивает.
Городской дом культуры. До войны на этом месте стояло совершенно другое здание, в котором в 20-е годы размещался кинотеатр «Аполло», а затем Театр юного зрителя. Одно из мест дислокации истребительных батальонов.
Средняя школа № 15, бывшая Мариинская гимназия. Здесь для своих солдат немцы устроили самый большой госпиталь. Здание в годы войны не пострадало.
Панорама Таганрогского порта. Отсюда 17 октября 1941 года пытались уйти морем руководители областного и городского комитетов партии, работники горвоенкомата и других руководящих органов города. Большинство из них погибло.
В этом месте 17 октября 1941 года немецкие танки преодолели крутой обрыв Дуровского (Банного) спуска и направились в сторону порта.
Старейший на Юге России драматический театр имени А.П. Чехова. В годы оккупации здесь работало варьете «Бюнте бюне», ставились незатейливые спектакли, звучали песни и выкрики «Хайль, Гитлер!». Но однажды с галерки на головы «достопочтенной публики» в серых мундирах бесшумно полетели листовки с призывом бить оккупантов.
Такой дерзости никто не ожидал.
Городской краеведческий музей. Продолжал работать и при немцах. Здесь проводились выставки картин, многие из которых перекочевывали из запасников в кабинеты немецких чиновников, а оттуда под видом трофеев отправлялись в фатерлянд. Всего было вывезено около 50-ти особо ценных художественных полотен.
Page updated
Google Sites
Report abuse