Перекрещение культур

Анна Хорошкевич

Перекрещение культур

(Художественная культура армянских общин на землях Речи Посполитой [1])

Среди народов,населявших Речь Посполитую, главное место занимали аборигены ее обширных территорий, проделывавшие разную эволюцию. Развитие польского и отчасти литовского этносов в целом продолжалось успешно, хотя и в разном темпе. Немецкое население бывших орденских территорий ассимилировалось, впрочем, довольно медленно, тем более, что на протяжении XVI в. оно из-за религиозных войн пополнялось и католиками-папистами, и лютеранами из центрально-европейских германских земель. В пределах этого государственного образования происходил процесс формирования национальной идентичности разных ветвей «руси», в средние века и в начале Нового времени носившей разные самоопределения, как, впрочем, и в XIX-XX вв. и в современной науке [2]. На базе западной ветви восточных славян складывались украинская и белорусская народности, представители которых к середине XVII в. уже осознавали себя украинцами и белорусами.

Наряду со славянскими и литовскими аборигенами пеструю картину этносов Речи Посполитой пополняли многочисленные беженцы из родных краев [3]. Кроме уже упомянутых немцев, много было евреев и армян, вытесняемых с родных земель европейскими и агрессивными мусульманскими государствами. В результате частых междуусобий в Крымском ханстве, а также ликвидации Астраханского ханства появилась многочисленная прослойка татар. Особность языка, религии и занятий создавала некоторые предпосылки для этнической самоорганизации представителей этих этносов, занявших заметное место в социально-экономической жизни Речи Посполитой.

В польской и российской литературе достаточно хорошо изучено положение евреев и формы их организации. В польской историографии в последнее время большое внимание уделяется и истории татар [4], значительная часть которых подверглась частичной ассимиляции. Исследованием истории армян Речи Посполитой во второй половине XIX в. активно занимались и польские и, особенности, украинские историки, среди которых первое место занимают Я.Р. Дашкевич[5] и его ученик историк права М. Капраль[6], последний ограничился преимущественно Львовом[7], где армянское население было особенно многочисленным. Усилиями базирующегося в Минске Центра армяноведческих исследований «АНИВ»-«Колесо» (во главе с Арменом Хечояном), деятельность которого направлена на изучение далекого и близкого прошлого армянского народа, выходит одноименный журнал, а осенью 2012 г. была проведена конференция «Художественная культура армянских общин на землях Речи Посполитой»[8]. В конференции приняли участие ученые и руководители науки Армении, Белоруссии, Литвы, Польши, [9] Сходство судеб народов этих стран (отсутствие собственной государтвенности на протяжении долгого времени и вынужденность эмиграции) уже в 1895-1939 гг., как явствовало из доклада Мациос, предопределили возможность и даже необходимость подобного сотрудничества. По результатам конференции издан сборник докладов, весьма тщательно подготовленный Ириной Скворцовой и в отличие от большинства современных российских изданий практически лишенный опечаток (не повезло «причту», превратившемуся в «притчу»). Высокоточны переводы с нескольких языков. Хороши и иллюстрации. В целом сборник составлен и издан с большим тщанием и любовью.

Конференция и последовавший вслед за ней сборник продолжают традицию коллективного обсуждения общего прошлого в рамках Международной ассоциации Институтов истории стран СНГ. На пленарное заседание были вынесены три историко-теоретических доклада, касавшихся и общих проблем культурной адаптации и ассимиляции пришлого населения в Речи Посполитой, типологии и методологии изучения этих проблем.

Участники конференции исходили из принципа, наиболее четко сформулированного сотрудником польского Министерства культуры и сохранения культурного наследия М. Михальским, рассматривающим армянское культурное наследие, как часть общего наследия всех народов, населявших некогда Речь Посполитую. Он же охарактеризовал формы работы Министерства в рамках сотрудничества с центром АНИВ. Это документирование и инвентаризация находящихся на территории Украины памятников разного типа и происхождения (от рукописей и памятников изобразительного искусства вплоть до надгробий, в частности, Лычаковского кладбища во Львове), сохранение и реставрация наиболее знаковых из них (в первую очередь, армянского собора Успения Пресвятой Богородицы во Львове) и, наконец, пропаганда достигнутых успехов).

Анализ модели культурной адаптации армянского «этнического меньшинства», предпринятый С. Захаркевичем (БГУ), имеет и актуально-методическое значение, ибо этот процесс, начавшийся в средневековье, продолжается и в наше время, приобретая новые черты. Под адаптацией культуры автор понимает не только приспособление «небольшой этнической группы к доминирующему культурному пространству путем заимствования определенных элементов культуры или всего комплекса целиком», но и противодействие диффузии собственной культуры «с помощью выстраивания социальных барьеров, границ и маркеров». С. Захаркевич вводит понятия «ресурсная предсказуемость» и «адапционный потенциал этнической группы».

Под первым он разумеет «реальную возможность доступа к социально-экономическим, политическим и культурным ресурсам определенного региона, общества или государства в целом с учетом внешних условий окружающей среды». Вторым термином обозначена «совокупность внутренних факторов этнических меньшинств, которые оказали влияние на выбор той или иной стратегии культурной адаптации». Он подчеркивает, что государственная власть и Великого княжества Литовского, и Речи Посполитой. поддерживала христианское и активное в экономическом отношении население (а международной торговлей армяне успешно занимались издавна), уже в XI в. появившееся на землях Руси, в 1569 г. ставших юго-восточной окраиной Речи Посполитой. Эти земли, находившиеся на периферии Европы, были слабо заселены и тем более урбанизированы. Эти факторы несомненно содействовали формированию армянских общин наравне с еврейскими и даже цыганскими, которым Сигизмунд I предоставил особые права. Это несомненно способствовало и развитию их экономической деятельности.

Автор отмечает однако, что армяне, носители собственных религиозных традиций, подвергались окатоличению, особенно в XVIII столетии, и даже внесли свой вклад в Польское просвещение[10]. Он указывает также особенности появления армян в стране: они были беженцами в отличие от татар и русских старообрядцев, которых якобы первоначально приглашали «в качестве трудовых ресурсов и военной силы». Подобное противопоставление не вполне корректно. И представители двух последних этнических групп сами искали пристанища в Речи Посполитой по внутренним причинам, как уже упоминалось выше. Что же касается занятий этих этнических меньшинств, то они действительно существенно отличались. Армяне практически держали в своих руках всю восточную торговлю. Автор хорошо ориентируется не столько в украинской, сколько в современной польской и англоязычной историографии, что, пожалуй, характерно для историков постсоветского периода во всех странах, возникших на развалинах СССР, начиная с России. Так, С. Захаркевич вслед за Карлом Дойчем, автором коммуникативной теории, подчеркивает роль национального эгоцентризма, поддержания и разработки «собственных представлений об историческом процессе и роли и месте в нем армянской общины» и, перечисляя ряд системообразующих произведений армянской литературы Речи Посполитой, как летописных, так и актовых, показывает их роль в сохранении исторической памяти и противостоянии ассимиляционным процессам (с.26). В целом статья С.Захаркевича, не только рисуя обобщающую картину армянской модели культурной адаптации армян в Речи Посполитой, дает пищу для сравнительно исторического изучения и других народов европейской «периферии» .

Социальный и правовой статус армянских общин в Королевстве Польском и Великом княжестве Литовском является предметом сравнительного изучения Кш. Стопки (С. 3О-41). Хотя автор – историк, сама постановка вопроса - юридически точная, исходящая из конкретных реалий юридического статуса общины и личности, представляется в лучшем смысле современной и актуальной. Автор не удовлетворен существующей трактовкой рассматриваемого вопроса и предлагает более конкретно–исторический подход к ее рассмотрению в зависимости: от места проживания пришельцев (в Короне или Литовском княжестве, в королевском городе или частном, в городе или в юрисдике, при этом он выделяет пограничные территории, подверженные частым военным и социальным потрясениям, а соответственно и демографическим, что исключало. существование стабильных правовых структур.), социальной принадлежности (автор исключает из сферы своего внимания тех армян, которые получили шляхетские права и пользовались ими ), ведения групповой или индивидуальной деятельности (крестьянским трудом армяне не занимались), типа подсудности (под городской юрисдикцией или вне ее) и, наконец, наличия храма собственной конфессии.

Кш. Стопка проследил, как менялось положение львовской армянской общины при Казимире Великом с 1356 г. Выделившись из–под власти общегородской администрации, община избрала собственного войта, что привело ее к конфликту с городским советом, продолжавшегося вплоть до 1469 г., когда Казимир Ягеллончик ликвидировал эту должность[11]. Тем не менее эта схема (сочетания общегородской католической и инонациональной власти, представленной войтом соответствующей конфессии) была распространена и на другие города Короны Польской, хотя православной Руси ни во Львове, ни в Каменце Подольском не удалось добиться собственной юрисдикции. После ликвидации должности войта как армянская община, так и «руская», превратились в религиозные, естественно имевшие центром притяжения свои храмы.

С распространением магдебургского права члены армянских общин, в первую очередь, католики, стали подлежать этому праву, иногда, правда, сохраняя этническую и религиозную особость. Подобный переход освобождал их от уплат в пользу государства, что и вызывало противодействие армянских общин. Особое положение занимали армяне, проживавшие в королевских или частновладельческих (светских и церковных) юрисдиках, где действовало польское право, которому и подчинялись все жители. Исключением была юрисдика св. Яна в пригороде Львова, находившаяся в подчинении декана римско-католического Капитула. Она была учреждена для армян-католиков согласно постановления короля Владислава Ягайло 1415 г. Служба (латинская литургия) в соборе велась однако на староармянском языке, а жители подчинялись декану, хотя и подлежали суду только по армянским законам. Более типичным было положение армян, живших обособленно в других юрисдикциях. Так, в королевских (типа Подзамче Львова) они подчинялись старосте, руководствовавшегося польским законодательством. Своеобразные условия сложились в Каменце Подольском в зависимости от места проживания: армяне, владевшие домами в той части города, которой управляли польские войты, подлежали суду по магдебургскому праву; а русь и поляки, жившие на территории армянской общины, - армянскому.

Ситуация в XVII в. изменилась в результате унии католической и армянской церквей. В крупных городах, за исключением Львова и Каменца Подольского, где о собый правовой статус армян был ликвидирован лишь в конце XVIII в., армяне католики подчинялись общегородским законам, что расширило права армян- – владения недвижимостью, избрания властей, собственного участия в городском самоуправлении. Ситуация в частных городах была разной. Привилеи владельцев, дарованные армянам, содержали либо лишь право на собственную церковь, либо (как на юго-востоке Речи Посполитой) даже на право отдельного суда с собственным войтом. В одном из таких городов – Замостье, выстроенном по ренессанскому образцу, армяне появились по приглашению великого коронного гетмана Яна Замойского и тотчас построили свою церковь из прусского камня, средства на содержание священника предоставлял сам гетман.

В Великом княжестве Литовском ни одна армянская община (естественно, городская) не имела обособленного правового статуса. Это была территория господства магдебургского права, предоставлявшегося всем жителям города (в том числе и инородцам разных конфессий). В городских советах (лавах) действовали порой и армяне. Примером подобного правового устройства может служить Киев, армяне которого с 1570 г. получили право выбора бургомистра. Были и некоторые исключения. В 1432 г. армяне остались вне юрисдикции дарованного Владиславом Ягайлой магдебургского права. Во главе религиозно-правовой армянской общины стоял совет старшин (от 8 до 12 человек)-лавников, выбиравшихся «ежегодно» - практически на пожизненный срок из наиболее состоятельных горожан. Это были войт, писарь, наместники, управлявшие собственностью, экономы и сборщики налогов. Из советников выбирался и суд, осуществлявший правосудие с 2-4 присяжными заседателями. по гражданским и части уголовных дел (за исключением убийств, изнасилований, воровстве и махинаций с недвижимостью, и лишь в 1497 г. Александр распространил действие магдебургского права и на армян. Жившие в ВКЛ за пределами городов, подчинялись старостинскому/рускому праву, а получившие шляхетство – шляхетскому земскому. Создание Речи Посполитой в 1569 г сопровождалось упадком армянских общин на литовской территории, они были подчинены немецкому магдебургскому праву. Серьезную эволюцию претерпело и армянское религиозное право, с течением времени приобретавшее все более светский характер .

Четкий историко-юридический подход к изучаемой теме позволил автору выйти на рассмотрение кардинального вопроса о роли правового статуса в сохранении культурной обособленности этнического меньшинства и дать на него парадоксальный отрицательный ответ. Главным фактором для ее сохранения автор считает прилив новых переселенцев в экономически комфортные и перспективные для них регионы. Кш. Стопка иллюстрирует это положение примером Каменца Подольского, перешедшего под турецкую власть в 1672 г. Каменецкие армяне бежали в безопасные города Речи Посполитой – Краков, Варшаву, Гданьск, Люблин и др., и заняли совершенно разное положение - от членов цеховых и купеческих объединений до плебеев, но на бывшую «родину» после скорого освобождения города не вернулись. Аналогичное явление автор проследил и на примере других городов, плохо развивавшихся экономически. Их армяне покидали ради быстрой карьеры в других более успешных центрах, пусть даже лишенных намеков на какую-либо обособленность их общин. Наконец, Кш. Стопка делает некоторые выводы относительно сохранения обычаев, языка, религии, правового статуса, внутренней солидарности этнического меньшинства. По его мнению, все эти факторы имели большое значение для первого-второго поколения переселенцев. Они умело использовались в Короне для привлечения нового населения, что содействовало ускорению урбанизации в этом регионе (в отличие от Великого княжества Литовского, где господствовало магдебургское право, оно уравнивало армян с основным этносом, не предоставляя первым никаких привилегий). И в дальнейшем на территории Короны у армян остались большие возможности для социального лифта, так как наиболее предприимчивые щедро причислялись к шляхте и тем самым создавали стимул для новых переселенцев.

В заключение необходимо подчеркнуть, что анализ правового статуса армян в Речи Посполитой, предпринятый Кш.Стопкой согласно собственной программе, открывает новые перспективы в изучении этнических отношений в тех странах, где население не было этнически однородным, а процессы адаптации и ассимиляции затягиваются в тугой узел внутренних конфликтов.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ рецензируемого сборника посвящена характеристике архивных и библиографических источников. Характеризуя разнородные картографические источники[12], Р. Атоян сосредоточивается на картах армянских «колоний» (первые из них – церковные. Карта армянско-католического костела в Польше по состоянию на 1772 г., составлена С. Донигевичем, издана во Львове в 1928 г.; вторая 2001 г. - схема армянских колоний в книге Я. Хшонщевского «Церкви польских армян», обильно снабжена иллюстрациями; третья такого же содержания – результат деятельности Рижской армянской общины; четвертая – К Мутафяна, где показаны основные центры и культовые памятники). Р. Атоян считает все эти карты недостаточно информативными[13], и ставит новые задачи. Он считает необходимым включить в подобные карты сведения об армянских скрипториях средневековья и Нового времени, картографированные сотрудниками Матенадарана, создать карту армянских поселений в античности, а также картосхемы всех тех городов, где находились армянские общины, картосхемы городов с армянскими «колониями» на основе планов разного времени (например, Каменца Подольского 1672,1684 1691 и 1773 гг.). Проект идеальной с точки зрения историка карты предусматривает использование точной географической основы, указания современных границ государств параллельно с историческими, нанесения на карту дорог, речной сети, разделения и выделения шрифтом городов, где находились колонии, и населенных пунктов с историческими и ныне действующими храмами и, главное. Если эта часть программы будущей карты колоний не вызывает никаких возражений (а рецензенту напоминает проект великого российского картографа И.А. Голубцова [14]), то вторая часть предложений Р. Атояна представляется небесспорной. Помещение на карте произведений изобразительного и декоративно – прикладного искусств вряд ли будет достаточно выразительным, хотя бы из-за масштаба. Эти приложения целесообразно помещать в отдельные вкладки, пронумерованные, как и географические пункты на отдельной картосхеме. В целом однако программа очень впечатляет и автору хочется пожелать успеха в ее скорейшем осуществлении.

Чрезвычайно полезен краткий обзор литовских исследовательских публикаций по истории армянских общин и их деятельности в Великом княжестве Литовском, сделанный В. Рибикаускене. Если работы Е. Римши были и ранее известны, то весьма интересные выводы наблюдений Р. Фиреовича и Ю. Лаурушаса впервые доступны читателям на русском языке.

Монографический характер носит исследование Т. Саргсян , тщательно собравшей разнородные данные об архитектурной судьбе храма св. Николааса в Каменце Подольском. Автор на основе более точного прочтения каменецкой летописи, памятной церковной книги и надписей предлагает передатировать некоторые этапы строительной истории памятника, относя ко второй половине XVI столетия формирование общего облика церкви, сохранявшегося на протяжении еще двух веков.

Пируза Мнацаканян предлагает обзор более 100 армянских рукописей Матенадарана, созданных на территории Речи Посполитой. Источником сведений о происхождении этих рукописей служат колофоны, где писцы называют себя, свое местонахождение, иногда заказчика и обстоятельства, при которых рукопись создавалась. В основном это богослужебные книги. Немногочисленны рукописи исторического содержания: история Хотинской войны 1621 г., описание нашествия татар на Речь Посполитую, описание осады войском султана Мехмеда IV Каменца-Подольского в 1627 г. Иоаннеса Каменецкого. Хотелось бы высказать пожелание об издании вышеназванных рукописей и отдельной публикации колофонов, наиболее содержательных с точки зрения истории мировой и армянской культуры.

К статье П. Мнацаканян тематически примыкает исследование украинского ученого А. Божко, посвященное каменецкой летописи, сохранившейся в Библиотеке мхитаристов в Венеции и опубликованной Гевондом Алишаном в 1896 г. В начале ее вели представители трех поколений одной семьи: Тер-Ованнесу принадлежат записи за 1560-1605 гг. на древнеармянском языке, его сыну Тер-Григору – за 1605-1616 годы на армяно-кипчакском, внукам Тер-Акобу и Тер-Аксенту - вплоть до 1624 г. Авторство записей на обоих языках за последующие 30 лет осталось неизвестным. Первый составитель летописи протоиерей свободно владел классическим древнеармянским языком. Он, по мнению А. Божко, согласившегося с точкой зрения Я.Р. Дашкевича, начал свое изложение с 1410 г., ошибочно датировав его 1450 г. Значимым для первого автора летописи был 1430 год, когда после смерти Витовта, храбро бившегося с татарами???, Тер-Ованнес невольно противопоставляет властителей страны, в 1568 г. ничего не сделавших для спасения страны от страшного нашествия 40-тысячного татарского войска, в течение двух недель беспрепятственно грабивших Подолье (с.93). Каменец перешел в состав Короны. Вторым поворотным моментом для Тер-Ованнеса был 1569 год: в Люблине объединенные и ранее Польша и Литва договорились, «чтобы единый суд был и судебная печать и чтобы отныне были вечными это решение и этот порядок» (С.91).

Кругозор Тер-Ованнеса был достаточно широк. Хотя сведения о Великом княжестве Литовском за XVI в. немногочисленны, он с патриотической гордостью занес сообщение о победе 15 сентября 1562 г. 16-ти тысячного конного войска Сигизмунда Августа над 30-ти тысячным «московским». На следующий год он с прискорбием записал о том, что «московский великий князь … пришел в королевские земли и (захватил Полоцк) не собственными силами, а с помощью бунта коварных и плохих русичей, когда те подожгли крепость в пяти-шести местах, а потом сожгли весь город и крепость, и сами сдали крепость врагу, и все попали в плен к московитам» (с.93). А. Божко объясняет позицию Тер-Ованнеса стереотипами, распространенными в Речи Посполитой п отношению к православным. Они, по мнению исследователя, дали знать о себе и в описании торжественной процессии каменецких мещан 14 октября 1579 г. по случаю возврата Полоцка в состав Речи Посполитой. Русь Каменца Подольского в процессии участвовать отказалась.

Последующие авторы продолжили традицию первого летописца, подчеркивая недостатки государственной политики по отношению к казачеству. В июле 1649 г. аноним записал: «Появился Хмельницкий с Кривоносом, и сколько лишений изведала Польша». Еще четче позиция анонима выражена в записи от 18 августа 1650 г.: «Козацкий народ столько крови пролил, пока мудрый благодетельный король наш Казимир (Ян-Казимир) перемирие с ним не заключил. А все это через неразумность вельмож наших случилось!» С.93). Несомненно, данные каменецкой летописи расширяют наши представления не только о международных отношениях в Европе, но и общественной атмосфере их в XVI-XVII вв.

Третий раздел сборника непосредственно посвящен архитектуре, изобразительному и декоративному искусству армян Речи Посполитой. Здесь 14 статей, наибольшее внимание уделено так называемым слуцким кунтушовым поясам, описанию и датировке имеющихся в разных хранилищах экземпляров, технике их производства и реставрации, восприятию их современным человеком и т.д.Основополагающими сочинениями этого раздела можно считать статьи И.Скворцовой о датировке поясов и А. Сардарова о христианских символах армян и белорусов. Первая из них содержит аргументированные обоснования новой датировки выдающихся памятников прикладного искусства XVIII в., автор уточняет и роль Леона Маджарског о не только в организации производства, но и подготовке художественных проектов.

Статья А. Сардарова дает представление о роли христианства в формировании мироощущения европейских народов («Аз есмь путь» Иоанн 14.6). Автор начинает с толкования идеограммы солнца – круга с лучами или спицами – солярного знака, выполнявшего функции оберега, охранителя. С приходом христианства, в начале еще не государственной религии, новый символ - крест, крест в круге или звездный крест вобрал в себя и все значения прежнего знака и приобрел идею воскрешения и вечной жизни. В особенности четко эту идею воплощают завитой или растущий крест, изображаемый - высекаемый на камнях (хачкарах), или устанавливаемый на поклонных крестах и часовнях (капличках).

Хронологически к этой статье примыкает статья Кр. Лавыш о бытовании византийского и восточного (преимущественно сирийского) стекла (роскошной посуды и браслетов - рядовых украшений городских женщин) на территории Белоруссии и их армянских аналогиях. Обобщая материалы раскопок Ф.Д.Гуревич в Новогрудке и дополнение к ним в результате работ там же Т.С. Бубенько и сравнивая их с аналогичными памятниками прикладного искусства Аюбидской Сирии, обнаруженными в армянском Двине, автор приходит к выводу о «вовлеченности средневековых городов Беларуси в торговые и культурные отношения со странами Востока и Византии» и общих источниках поступления этих артефактов на Русь и в Армению.

Среди работ на архитектурные темы одной из наиболее интересных является статья В. Корниенко об армянской часовне XVI-XVII вв. в Киевском Софийском соборе в восточной части придела св. Антония и Федосия, где были обнаружены армянские граффити XVI-XVII вв. После исследований автора число граффити (рисунков и надписей кириллицей, латиницей и армянским шрифтом) достигло 143 (С.146). Он же издал три первые части полного корпуса граффити - двух приделов: Георгия Великомученика, Петра и Павла и центрального нефа. Многие граффити В. Корниенко передатировал 70-ыми годами XVI в., уточнил имена святых, что позволило также более четко представить историю самого собора не только в XVI-XVII вв., но и в XI-XII вв. Отрадно, что работы по исследованию собора и его граффити, предпринятые А. Комечем и С.А. Высоцким, успешно продолжаются и в наши дни украинскими учеными.

Армен Казарян, прославившийся изданием памятников VII-VIII вв., на этот раз сосредоточился на истории Армянского собора во Львове, углубившись значительно далее своей польской предшественницы И. Воланьской. А. Казарян отметил влияние разных традиций (романо-готической, византийской и древнерусской XII-XIII вв. на формирование облика храма середины XIV в. (С. 120-121). Древняя роспись, элементы которой сохранились, обнаруживают сходство с традицией крымских армян того же XIV в. (в частности, Иоанна Предтечи в Кафе 1348 г.).

В сферу внимания историков архитектуры попали не только знаменитые храмовые сооружения, но и «провинциальные», в том числе и светские. С. Азизян повествует о памятниках современной Ивано-Франковской обл. Украины, где армянские колонии появились в XV в (Снятыне), XVII - в Станиславе. XVIII в. - в Городенке и Кутах. Судьба главного храма в Ивано-Франковске (б. Станиславе), трагична. Местные станиславские армяне не признали армяно-католическую унию. Первоначальный деревянный храм св. Станислава 1665 г. – ровесник города на протяжении 1743-1773 был заменен новым барочным сооружением, пострадавшим во время первой мировой войны, в 1946 г. был передан Украинской автокефальной православной церкви, за отсутствием православных прихожан, был отдан художникам-«диссидентам», потом в 1971 г. Музею истории и атеизма, в 1992 г. - Украинской православной церкви Московской патриархии и, наконец, Украинской автокефальной православной церкви, росписи закрашены современными художниками (сохранились лишь две композиции Яна Солецкого «Вознесение» и «Акафист Богородице»).

Современником храма св. Станислава был и храм в Лысеце, в 1889 г. возведенный в камне. Священником был этнический армянин, проводивший литургию и по армянскому и по латинскому обряду. Здесь находилась копия XVI в. чудотворной иконы Богоматери из кафедрального собора Каменца-Подольского, привезенной в ХIII в. из Константинополя. Икона исчезла в 30-ые годы, когда была уничтожена и церковь. Лысец знаменит двумя своими уроженцами - архиепископами Львовской митрополии С.К. Стефановичем (1752-1858) и Исааком Николаем Исааковичем (1824-1901), о котором уже шла речь выше.

Несколько удачнее сложилась судьба армянских церквей в Городенке и Снятыне, хотя первой - храму Непорочного зачатия Девы Марии 1706 г., воздвигнутому беженцами из Каменца Подольского[15], грозит обрушение, а вторая используется не по назначению.

Французская исследовательница С. Лапорт на примере икон Вифлеемского храма 1628 г. Новой Джульфы, района Исфагана, куда шах Аббас в начале XVII в.переселил богатых армян из Джульфы, показывает процесс усвоения армянскими мастерами достижений европейского искусства, в частности П.П. Рубенса и М. де Воса. Гравюры этих мастеров послужили основой для создания армянами композиций «Распятий». Европейские художественные веяния достигали и Львова. Лазарь Бабердаци создавал свои иллюстрации к Библии под сильным влиянием миниатюр Теодора де Бри к Вульгате, изданной в 1598 г.

В связи с исследованием армяно-европейских художественных связей встает вопрос об аналогичных армяно-иранских и армяно-турецких. Этот вопрос участниками конференции затронут не был. Между тем он заслуживает особого внимания. Не только армянские купцы знакомили европейские народы с прикладным искусством Ирана (государства Сефевидов) и Османской империи, но и сами армянские художники испытывали влияние искусства этих стран. Отчасти известно воздействие иранской миниатюры на армянское творчество. Может быть, на следующей конференции стоило бы поставить и вопрос о связи армянского и иранского искусства и о роли армянского, как проводника армянских традиций?

Львовский искусствовед И. Гаюк продолжила исследование В. Александровича об армянских художниках этого города. Она отметила, что армянская миниатюра, в каком бы из многочисленных скрипториев она ни была создана, сохраняла традиционные средневековые черты. И это вопреки заметному с XIV в. влиянию итальянского книжного искусства. Памятники армянской иконописи и живописи создавались лишь во Львове. Они немногочисленны и принадлежат кисти местных художников, одна мастера чешской школы, образы св. Каэтана , св.Григория Просветителя, Помазание на царство царя Трдата обнаруживают следы молдаво-румынского происхождения. Впервые И. Гаюк обращается к истории возникновения и бытования чудотворной иконы XVII в. Богородицы Каменецкой, привезенной из Киева вероятно в 1651 г., и в 1654 г. было в ее честь основано братство.

Чудотворной считалась и икона св.Григория Просветителя, согласно картушу ее, хранившемуся отдельно, икона была передана в храм Катериной Вачкоенц в 1638 г., а в 1640 г. возникло и братство. И. Гаюк на основании фамилии донатора и стилевых особенностей читает, что икона была создана в Румынии, С этим же регионом она связывает Св. Троицу XVI в., в композиции заметны следы влияния гравюры А. Дюрера 1511 г, хотя, судя по расположению св. Духа, художник был армянином, ездившим в Румынию, как и его сын, тоже иконописец, «для своего убогого пропитания». По предположению И. Гаюк – это был Павел Богуш (+1605, впервые упомянут в 1570 г.), его сын Симон (ок. 1575-1648), придворный художник Мнишков в Самборе, ездил в 1604 -1611 гг. в Россию - именно с той же целью. Автор приписывает ему серию картин (Помолвка Марины Мнишек и Дмитрия в Кракове в 1605 г.; Коронация и коронационное шествие; Коронация Марины Мнишек, наконец, ее же парадный портрет 1606 г.). Потомки двух первых Богушевичей продолжили семейную традицию: в 1702 г. один из них был цехмистром львовских художников. Кроме этой династии существовали еще несколько, однако сведения о них крайне малочисленны (исключение составляют Христофор Захария Захнович, предполагаемый автор портрета Кшиштофа Аведика Бернатовича, представителя богатейшего львовского армянского рода (+1671 г.).

Подытоживая свои наблюдения, И. Гаюк отмечает, что армянский портрет развивался в четырех формах - погрудного, поясного, во весь рост и надгробного. В очень интересной статье И. Гаюк, ввел много нового материала, читателю, пожалуй, не хватает идеологического (простите это определение) осмысления процесса становления армянского искусства, как ветви или антитезы сарматского искусства. Впрочем, читатель может подумать об этом сам, познакомившись с «Сарматским портретом» Л.И. Тананаевой (М., 1979).

Традиции культурных армяно-русско-белорусских связей продолжены были и в ХХ в. – при этом несколько парадоксальным способом: Сборник завершается статьей А. Хоряка, посвященной коллекции работ Ивана Константиновича Айвазовского (Айвазяна), находящейся в Национальном художественном музее Беларуси. Директор этого музея Елена Васильевна Аладова (1907-1986) активно способствовала пополнению музея произведениями русской живописи (эта коллекция составляет свыше полутора тысяч работ), и в 50-60 годы в Москве и Ленинграде приобрела около 40 работ знаменитого армянского художника, часть которых посвящена событиям истории России и Турции[16].

В связи с этим рецензенту хочется вернуться к некоторым кардинальным вопросам сборника. Эволюция общин, адаптации армян к условиям Речи Посполитой завершается исчезновением этой формы самоорганизации. Каковы причины этого? Каковы причины отсутствия подобных общин[17] в Княжестве всея Руси (1485-1547), Российском царстве (1547-1721) и, наконец, Российской империи (1721-1917)[18].

Удаленность ли от тех стран, которые покидали беженцы? Малочисленность последних? Жестокость климата или власти?

Возникновение подобных вопросов –своеобразный знак качества всего сборника. Он привлекателен постановкой широких исторических проблем и скрупулезными микроисследованиями по частным, но важным для истории культуры Европы и Азии вопросов[19]. Этим ему гарантирована долгая жизнь.

[1] Художественная культура армянских общин на землях Речи Посполитой (Минск, 9-11 октября 2012 г.).Cост. и отв. ред. И. Скворцова. Минск, Арт Дизайн, 2013. 240 с.

[2] Широко принятый в советской и российской литературе термин «Литовская Русь» представляется не вполне точным.

[3] Вкрапления голландцев, итальянцев, татар, цыган а также англичан и шотландцев с XVI в. и старообрядцев России с XVII в. были немногочисленными (Захаркевич С. Армяне Речи Посполитой. Анализ модели культурной адаптации//.Там же. С. 20).

[4] В первую очередь следует назвать работу А. Конопацкого (Konopacki A. Ż’icie religijne Tatarów na ziemiach Wielkiego księstwa Litewskiego w XVI -XIX wieku. Warszawa, 2010).

[5] Дашкевич Я.Р. Вiрмени в Укранiï: дорогами тисячолiть. Збiрник наукових праць Львiы, 2012.

[6] Капраль М.М. Національні громади Львова XVI-XVIII ст. (соціально-правові взаємини).Національні громади Львова XVI-XVIII ст. (соціально-правові взаємини).Львiв, 2003; Економічні привілеї міста Львова XV–XVIII ст.: Привілеї та статути ремісничих цехів та купецьких корпорацій Львова / Упоряд. М. Капраль. – Львів: 2007.

[8] Художественная культура армянских общин на землях Речи Посполитой (Минск,9-11 октября 2012 г.). Минск, Арт Дизайн, 2013. 240 с. (далее даются в тексте). Название конференции не полностью покрывает содержание докладов. Так, М. Ольшевска охарактеризовала деятельность ряда армян: торговца – мануфактуриста, писателя, философа, активно участвовавших в начинаниях Станислава Августа Понятовского в 1764-1795 гг., но не входивших в армянскую общину (С.184-190).

[9] К сожалению, отсутствовали российские ученые и представители аналогичных российских учреждений, хотя обмен опытом сохранения культурного наследия был бы небесполезным и для них, и для их зарубежных коллег.

[12] Р. Атоян начинает с первой карты мира на армянском языке Товмаса Ванандеци, изданной в Амстердаме в 1695 г.

[13] Исключение он делает лишь для двух карт «Армянские колонии в Польше, Украине, Молдавии и Крыму», для которых был выбран неподходящий масштаб.

[14] Хорошкевич А.Л. Рец. на кн.: Памяць стагоддзяў на карце Айчыны : зб. навук. прац у гонар 70-годдзя Міхаіла Федаравіча Спірыдонава / Нац. акад. навук Беларусі, Ін-т гісторыі ; уклад.: Р. А. Аляхновіч, А. І. Груша, А. Б. Доўнар ; рэдкал.: А. А. Каваленя (адк. рэд.) [і інш.] Минск, 2007.Рец.: Славяноведение. - 2009. - N 2. - С. 103-107.

[15] История этой армянской общины подробно изучена А. Кагляном, Р. Серечанским и В. Никифоруком.

[16] Все они воспроизведены в рецензируемом сборнике. Он содержит три блока цветных иллюстраций. Раздробление их представляется малоудачным. На поиски сопровождающих ту или иную статью иллюстраций уходит много времени. Лучше было бы нумеровать иллюстрации подряд, а не постатейно. Первый блок цветных иллюстраций, пожалуй, наиболее уязвимое место книги. Излишним представляется дублирование могилы Исаака Исааковича и помещение обложек (правда, изысканно красивых) двух польских книг И. Воланьской и Замойского музея. Эти обложки были бы более уместны на задней стороне обложки. За счет экономии места можно было бы увеличить карты 2 и 3.

[17] Это касается не только армян, но выходцев из Речи Посполитой, мощным потоком устремившихся на восток уже в последние годы Ливонской войны.

[18] В сборнике по-прежнему употребляется принятое в отечественной историографии XIX столетия, как и в современной зарубежной, начиная с Украины и Беларуси, неточное название страны «Московией».

[19] На фоне собственной и, пожалуй, общероссийской современной небрежности к корректуре радует почти полное отсутствие ошибок (жаль, что не повезло «причту», превратившемуся в «притчу»).