12 июля.

Всегда в начале какого-то, хотя бы и маленького дела бывает страшно приподнимать завесу, скрывающую тебя от будущего. Вот написаны какие-то слова о путевых заметках, нарисована в кружочке цифра 1, подчеркнуто число – а сколько впереди еще страничек, чисел, каракуль… Москва сейчас только в воспоминаниях. В треске репродуктора, помещающегося в слонообразной подставке настольной лампочки…

Утро… Где-то вдали столь знакомые по старушке истории города Можайск, Смоленск, Руза – впереди что-то новое. Уже появились…. Поля, далекие отзвуки былой войны в дамбах разрушенных когда-то мостов…

Мы, то есть «трое в одной лодке», не считая Зимина, заняты своими делами. Валя В. приводит в порядок свои туалеты, Ольга читает Хаггарда, которого я взял для одного знакомого в Вильнюсе, Валя другая – мечтает. У нее сегодня ласково-воздушное настроение, и уже с пяти часов она уже где-то над нами, над поездом, летает // в просторах российских, которые мелькают за окнами.

Настроение у всех прекрасное - или это мне кажется, нет, нет, именно так. И не потому, что предстоит грандизный утренний пир из всевозможных гастрономических чудес, изготовленных Олиной мамой – тут и припудренные пирожки, и улыбающиеся солнышки-ватрушки, и малютки –помидорчики и т.п.

Ах, ну, как тут не прервать повествование!

…Сон, сон, сон… Сон - отдых, сон – дрема, сон – услада… А поезд - заботливая старушка-няня, баюкающая своего питомца, которого ждут столько напастей и бед, что пусть эти мгновения останутся для него навеки яркими звездочками.

О вчерашнем дне что же сказать? Концы-начала. Концы даже не там на вокзале, где дочитывались последние страницы реферата С.М и отдавались ему поручения (в том числе «починить порфель" –интересно, что из этого получится). Ведь надо же – за час-два до поезда написать ответ на только что полученное письмо В.И. Малышева – и забыть его отправить

//2

ПРИБАЛТИКА … Маленькие сосенки и уродливо-приземистые елочки вдоль …Небольшие болотца с кочкамии камушками-валунчиками. Каменно-деревянные домишки, жмущиеся к земле с полуострыми крышами… Кусточки и березкины детишки, пролысины полей… Здесь все такое крохотное, как и сама земля… И опять поля, поля и поля, как вечное напоминание о человеке, который своей жадной и властной рукой заставляет природу служить его желаниям. Вот промелькнул маленький заборчик, перекрещенные столбики-ветки которого дали свежие поросли, победившие смерть и порабощение…Мохнатая шуба зеленых иголок защищает землю от дуновения северного ветра… Массивные досчатые[неразб.] с деревяня и в двух лицах – едина с партией , а вот народ-то совершенно разобщен и с той, и с другой, и, самое главное, внутри себя.

20 июля

Сегодня покидаем в ночь Ригу. Скоро нужно отбыть из гостиницы, как договорились, еще прибыв сюда. Ну, что ж – новые пути, но скорей бы домой, это чувство все более и более охватывает сердце …

Вчера вечером были кладбища Риги. Еще в Каунасе мне удалось побывать над вечным покоем многих горожан, отошедших еще до 40-х гг. Запустение, ушедшее прошлое, поросшее бурьяном – судьба человеков. Удивителен при скромности леса крестов один памятник (неизвестному солдату?), воткнутый в пьедестал каменный меч, обвитый каменной гирляндой лавровых листьев.

Совершенно иная картина на кладбищах Риги. Здесь, как и на скверах города, все те же широкие просторы зелени. Удивительно хороши спокойно грустные аллеи берез на кладбище Яна Райниса. Великолепен сам памятник этому поэту, изображающий смертельно раненого юношу, который пытается встать со своего последнего ложа. Все в идеальной прибранности – и плиты с надписями, и кусочки вечной жизни, уголки с цветами. Здесь – камень, песок, трава и маленькие цветочки. Широко расставлены могилы без железных загородок и крестов (протестанта или атеисты)…

Но совершенно ошеломляет Братское // кладбище, задуманное как последний приют павшим в 1915-1920 гг., а разросшееся в кладбище военным вообще (до 1944 г.- только теперь на днях туда будет перенесен прах ряда героев Отечественной войны). Здесь Зиле, строитель памятника Свободы, со своими символическими монументальными формами. Широчайшая аллея от каменных врат – и вдали виднеется замыкающая все фигура скорбящей Латвии с лавровыми венками…И пока подходишь, весь собираешься - уходишь внутрь себя – и вот неожиданно на возвышении открывается огромный огражденный камнем четырехугольник, в котором спят рядами, прикрытые маленькими четырехугольными плитками воины Латвии. Имена (если они известны или «neznany»), маленькие крестики и даты кончины высечены на них. В рядах 30-40-хгг. зияющие пустоты на месте тех, кто запятнал себя в годы мира и войны – или плитки со стертыми надписями. И все равно и около некоторых из пустых мест посажены маленьки белые или красные цветочки..Это просто ужасно … Кладбище воинов – я даже не знал, что такое можно увидеть …Как много людей в цвете сил и радостей погибло в годы тяжелых потрясений, борьбы за за счастье народа, в годы войн и революций //

21 июля

Опять в пути… Через час с небольшим Таллин. Что-то ждет нас там? Сообщение о всесоюзных соревнованиях по гимнастике (как и шахматное первенство в Вильнюсе) не сулит больших надежд на гостиницу. Ну, и пусть.

Вчера день чудесных сновидений. Куда–то скрылись угрюмые ожидания, перемешанные со взлетамии упадками настроения и характеров. Мы в волшебном городке деревянных домиков XVIII-XIX вв., разбросанных на холмиках и пригорках, ершащихся сосновыми мохнатками и березовыми аллейками. Ну, просто здорово, музейности почти нетДомики – бани, риги, молельные дома, мельницы – все добротно, во всем чувствунтся упрямый труд хлебопашца, рыбаря … Только вот напрасно рассажали в домике старушек и девиц в национальных одеждах, как живых манекенов, - это досадное неуважение к человеку… Но так или иначе, но сама встреча с живым голосом и мудростью страны, многовековой давности завоеваниями человеческого труда – заставляли благодарно биться сердце…

… Снова Домская церковь…Органный концерт… И вдруг прямо оттуда, с высот – песня Сольвейг – чистый искренний, музыкальный голос, исполненный спокойной грусти и радостной надежды… Затем последняя ария Лизы, Норма, Ave Maria и еще что-то…. Голос заполняет весь храм непередаваемым растворением в музыке, в скорбной мечте…

// Затем то оглушительные, то серебристые звуки хоров органа, бушующего океана неземных битв – отрывки из реквиема Моцарта, хорал Баха и т.д. В этом что-то чуждое есть, конечно, но страшная сила музыкального опьянения влечет тебя в какой-то хоровод видений.

Кажется, раньше я толком не слышал органа – и вот сразу же Качалов… Худощавый. С орлиным устремлением лицо. Серебристо черные, артистически сбегающие назад волнами волосы.

«О, сегодня у нас играл художник Качалов!» Столько пылающей страсти для одного человека – это слишком много…

Последний привет взморью… Серовато голубое святящееся вечерними сияниями небо, мерцающая темная синева моря… Усталый покой… И тут, где еще видны следы бурь, где песок еще не высох от бессильной ярости морских (не разобр.), - шагают полумужчины и полуженщины в бесстыдных рубахах и штанах, в ярких галстуках и в черных очках, в аромате винных паров и помадной жирности... Прощай, Рига! Да здравствует твоя голубиная доверчивость и прочь сытое благополучие приморского бульвара..

21 июля (окончание)

Органически не люблю пустого места[2]. Мне казалось, что нужно писать обо всем. Я тщательно записывал в листки все даты соборов, легенды, встречи и т.п. И только потом понял, что это все чушь. Лишь то, что запомнилось, останется твоим – остальное чуждое тебе. Из впечатлений о Вильнюсе нельзя забыть, как по ступеням длиннейшей лестницы упорно ползет дряхлая старушка с парализованными ногами, стремясь добраться до иконы Остробрамской божьей матери… Силища неземная… И вот ясно – с католичеством Литвы связано больше сердец, чем с протестантскими (точнее – с протестантскими храмами) Риги. В чем дело? Народ что ль более трезвый и “окультуренный”? Протестантизм, отрицая старую церковь, сам приводит к концу всякую церковность – доводя веру до веры индивидуальной, не нуждающейся в каких-то сборищах и нелепых ритуалах…

Много чудес было в Вильнюсе. Трогательно-миниатюрный костел св. Анны (XIV в.), который Наполеон мечтал на ладони перенести в Париж. Груды скульптур в кафедральном соборе Петра и Павла. Итальянские дворики Университета (под Возрождение) с бассейнами посередине и склоненными над ними березами. Турецкий огромный полукруглый барабан и массивный сундук (военная касса) в соборе Петра и Павла – дары фундатора Паца … И королевская капелла (Казимеж) XVI в., где похоронены были св. Казимир, великий князь Александр и сердце Владислава IV, Барбара Радзивил и многие другие …

22 июля.

Значит, лечу? Гм! Страшновато. Ну, да что поделаешь – мужчина должен иметь характер. К тому же изловить Конюхова совершенно необходимо…

Удивительно все-таки неприятные чувства одиночества в этих чужих краях - и потому что ты бездельник, шляешься по чьим-то родным проулочкам, и потому, что ты «без языка», отделен стеною прозрачно холодного безмолвия, и потому, что ты покупаешь какие-то безделушки, лопаешь всякие вкусности, и потому,что тебе многое дозволено…Словом… ты один……

Но это неверно. Перед тобою не Помпеи, перед тобою жизнь, своя, каждодневная – и душа твоя чувствует родных братьев… С ними ты разделен мрачным колдовством судьбы, но ты все время смотришь на себя их глазами, - ты с ними, мой путешественник, и они с тобою!…

Таллин все тот же, что и раньше, когда я уже цепенел от восторгов, видя его угрюмо серое величие… Серое небо, серые камни-плитки-щебенка, у которой нет возраста – в этом разгадка тайны не молодеющего и нестареющего города-рыцаря.. Карточные домики черепичных крыш – туманные башни, обволакивающие весь город покровом исторической паутины, система бесконечных проулков с незамененными названиями, говорящими о далеком прошлом. Все это образует старый Таллин. Здесь нет реликвий, разбросанных островков ушедших дней в океане вечного движения современности. Здесь все - история, наполняющая сердца жителей радостью и гордостью за свой вечный город. Ведь ни одна страница его жизни не перевернута - и вместе с нею, этой неторопливой упрямицей-горожанкой, утром моющей плитки тротуара перед окнами своего дома…

Мы опять в гостиничном раю («Палас» –образец модерна 30-х) – созданном для нас письмом коллеги директора…

Сгинули воспоминания о вильнюсском четырехместном ложе. Лишь европейски вылощенная Рига может с успехом соперничать с таллинским сервисом. И то не во всем. Разбросанные кофейные домики со сдобными чудесами, пожалуй, самая главная съестная достопримечательность Таллина. Может быть, поэтому в них всегда умеренно полно посетителей, не забывающих до, во время и после работы выпить чашку кофе или бутылку кефира, поговорить о новостях. Теплота этой встречи защищает от сырости и туманов…

Жаль все-таки, что не удалось познакомиться поближе с людьми, ибо встреча с гостеприимным водителем машины, который отвез нас с вокзала в гостиницу «Таллин», находившийся в 200-300 м, за 10 руб., - конечно, в счет не идет.

23 июля.

Все началось еще с этого дьявольского кольца. В Риге Дьяконова купила сначала себе, а затем и своею волею Вале кольцо с «кровавиком». Ишь-ты и от названия берет дрожь: черный, непрозрачный камень со стальным отсветом. Возмущался я ужасно и сдуру пробормотал что-то о траурности кольца и мрачных перспективах, которые оно несет с собой. Мое брюзжание не привело ни к чему, если не считать только того, что подобное же кольцо в конце-концов купила и Валя В. Ну, да ладно…

Итак, Таллин. Приближается время отъезда. Мне надо попасть к 24 к Конюхову – билеты не достали. Только 3 на 24 скорый. Попытки что-либо «выстоять» и на ж/д станции успехом не увенчались. Остается самолет. Это удовольствие явно не по мне. Валя В. наоборот, завидует: «Ах, кабы мне!» и т.п. и т.д. Она очаровательна. В своих восторгах (на уровне семейного уюта – уровень «от и до» – для нее все). Я как-то только видел самолет, и с меня этого достаточно: провожая Вовочку в одно из его путешествий, я подошел к этой игрушке и постукал пальцем по стенкам, сделанным прямо из конфетного «золота», - и сердце мое исполнилось блаженством, что летать приходится не мне. Но на этот раз, очевидно, все-таки лечу… Гм… Вот уже вечер…

Мы вернулись из Кадриорга, Пириты и осмотра т.п. знаменитостей вокруг Таллина, к числу которых относится Ханс Хансович Круус[3], любезно пригласивший нас отведать чашку кофе в своей летней резиденции… Моросящее небо сменилось светлыми ясными красками теплого северного вечера на краю «белых ночей»

Оглядим еще раз Вышгород и оттуда всю столицу… Вдруг неожиданно навстречу группа не вполне трезвых бюргеров: «Постой, постой … Завтра в той семье будет покойник», – зловеще спокойно и как бы озаренно произнес один из них…» Нет, лететь я не могу, не полечу просто – и все. Слишком велик у меня ужас перед встречей с неизвестным провозвестником Судьбы…

«Стыд какой! Смешно!» Но что же делать? Выкинуть билет? Попытаться достать на дизель Ленинград, оттуда на Москву? Или полетит кто-либо из девчонок? «Глупости всякие. Я полечу, - говорит Валя В.- если на меня выпадет жребий. Это такое большое счастье лететь, но я не могу лишить его других». «Я бы, конечно, полетела, - говорит высокомерно злая Ольга, полная сознания собственного величия, но… я не привыкла принимать подачки ни от кого, а в мой бюджет не укладывается поездка самолетом».

«Я бы полетела, но Сашин псих передается и мне, и я не полечу», - говорит моя Валя.

К кому относились слова «черного человека» и что они означали, покажет завтрашний день.

Расстались безмолвно – я с тревогой, остальные, полные если не презрения ко мне, то презрительного сожаления, но в глубине сердца….

Утро 24 июля.

Густой туман где-то вверху, дождь. Звонок Вали В. Звонит с аэродрома: самолет полетит не ранее 2-х, а может быть и позже. Наш поезд в 11-30. Но ведь у Вали В. в кармане каких-либо 15 р., а если вылет затянется…Гм…Она обещала позвонить еще.

10-45. Валя пошла к Ольге и с нею решила зайти в библиотеку по каким-то делам. Я пошел бриться, завтракать и решил заглянуть к С.В. и В.Д, т.е. в мое казначейство – на их деньги мне удлалось приобрести в Таллине чудесные марочки, Вале – справиться с предотъездными трудностями. Взял у них телефон, чтобы сообщить потом им результаты разговора с Валей В.

Сейчас все уже в прошлом, но чувство ужаса, бессмысленного (ибо если рок, то в чем смысл сопротивления?), захватило тогда сердце до самого конца. Вот уже и Валя вбегает домой. Она привезла Валю В. с аэродрома – и она стоит в очереди за возможными билетами на поезд. Если не достанет, тогда, чтоб ехать вместе, м.б. продадим билет и моей Вали…Идем. Посидели перед отъездом, но – увы - потом выяснилось, что Валя забыла сумку. Вокзал. Билет есть. Не было плацкарта, но Валя кассирше дала 200 и 25 рублей, сказав: «Дайте хорошее место!»- «Вы так уверены… Сколько Вы дали денег?» - «Двести рублей!» Билет был…

Этот опыт был уже повторением. П.А. рассказал, что в Таллине встретил знакомого профессора, живущего в гостинице рядом с ним. Номеров не было. «Но может быть, будут. Будьте любезны, возьмите пока паспорт» (в нем было 25 руб.). И номер появился…

Нет Дьяконовой. Девчонки побежали за пирожками на дорогу… Время идет… Пришли…Прилетела Ольга – она взломала дверь ее №, ибо никого вокруг не было, и еле-еле поспела. С.В. и П.А. махают приветственно руками, и мы (обменявшись билетами на один вагон) отправляемся.

«Кириллин день не миновал». Предотъездная сутолока позади… Опять за окном Прибалтика с ее болотами, бугорками и роскошными домиками…

Москва… Утро… Был телефонный звонок: позавчера делали операцию дяде Мише. Рак. Удалили две трети желудка. Состояние слабое. После дяди Феди это седьмая жертва рака в семье Лапшиных (6 братьев и сестер и мать – из тех, о ком известно)…

[1] «Молчи, несравненное право каждому свою смерть выбирать» Гумилев

[2] Окончание записи от 21 июля написано на обороте страницы, помеченной автором номером 2.

[3] Начавший свою деятельность еще в Эстонской республике Х.Х. Круус быстро перестроился, выступив и в текущей прессе с разоблачениями роли «эстонских белогвардейцев в иностранной интервенции и гражданской войне против страны советов», и в новых советских «научных» начинаниях. Это обеспечило быстрый взлет по административной лестнице. Уже 30 октября 1940 г. он стал ректором знаменитого Тартуского университета. Отсидевшись во время войны в тылу СССР, в 1944 г. он вернулся к исполнению прежних обязанностей, включился в создание «ручной» Академии наук ЭССР и стал ее президентом. См. подробнее: Вийрес А. История Эстонии в сталинских тисках //httр :// estonia-history blog-spot. com / 2010/ 05/ blog-post 269/html

Добавлю от себя.. Карьера Х.Х. Крууса не помешала ему оставаться воспитанным и внешне вполне благообразным и благожелательным человеком, уже редкого для московской исторической среды типа, чем, видимо, и объясняется отсутствие в дневнике комментариев о нем.