Памяти Э. Э. Янверк (2-я часть).

Второй «московский» период жизни Э.Э. Янверк начался отнюдь не в легкое время. Хотя бытовых проблем в первое время не было (удобная и большая квартира на Ленинском проекте была снабжена всей доступной в то время хозяйственной техникой, недостачи денег не ощущалось), семья впервые воссоединилась на постоянной основе, вполне хватало других проблем. Страна закрепилась в «застойном» состоянии, историческая мысль пребывала в дремоте старых и новых иллюзий, мыслители, стратеги и активисты были не ко двору.

В 1968 г. произошло разделение института на два: всеобщей истории и истории СССР. Вся наиболее серая и косная часть, беззаветно преданная новому вождю, осталась во втором из них. Во всеобщую попали «смутьяны», осмелившиеся критиковать линию партии. Ни о какой социологии или связи истории с практикой «социалистического» строительства здесь уже не могло быть и речи [1]. Здесь еще более самозабвенно праздновали юбилеи Великой Октябрьской революции [2]. Сектор по истории народов СССР старательно подводил итоги предшествующего изучения истории ЭССР, издавая подобные материалы, как в СССР, так и в ГДР [3]. В первые годы второго «московского» периода Э. Янверк часто пишет рецензии (на сборник «О развитии социалистического сельского хозяйства в советской Эстонии» [4]; на книгу В.А. Маамяги об эстонских поселенцах [5], И. Саата и К. Сийливаска об Октябрьской революции [6]. По прежнему, как в Таллинне, так и в Москве, востребованы были обобщающие работы о Советской Эстонии [7]. Изредка Эббе Эриковне удавалось вернуться к своей традиционной тематике [8]. Однако в Институте истории СССР от нее требовали не столько профессиональных знаний [9], сколько соучастия в политико-идеологической жизни страны. Поэтому наряду с вполне профильными рецензиями (помимо указанных выше стоит назвать и рецензию на книгу «Карелы Карельской АССР» [10]) ей пришлось участвовать и в оценке книги, весьма далекой по тематике от ее собственной [11].

Совершенно новой для Э.Э. Янверк темой была история национальных отношений. Именно эта проблема становилась наиболее острой и актуальной в 80-е годы, как на бытовом, так и на общегосударственном уровне. Эбба отнюдь не страдала национализмом, и когда однажды за праздничным столом в 1983 или 1984 г. собрался интернационал – украинец, белоруска, азербайджанка, московская еврейка и эстонка, которые затеяли большой и шумный спор о достоинстве каждого народа, его настоящем и будущем, лишь у нее хватило мужества признаться, что она свой народ не очень долюбливает, считая его «злым». Служение же ему на пользу она считала своим высшим долгом. Но об этом несколько позже. Пока же она с увлечением знакомилась с культурой русского и других народов тогдашнего СССР, посещая выставки в Москве, города России, Грузии и др. Конечно, ее взгляды на национальные особенности эстонцев в статье, написанной совместно с К. Халлик, не отразились [12], сама Эбба была воплощением лучших черт своего народа – его трудолюбия, активности, ответственности, добропорядочности и доброжелательности, в которой она отказывала своим соотечественникам. Позволю себе привести пример отнюдь не из научной сферы. Во время ее приезда в середине 80-х годов к нам на дачу она принялась за прополку грядки с луком и сделала это так, что в течение всего сезона грядка сияла свободой от сорняков, резко выделяясь на общем фоне заросших остальных. С тех пор лозунг «полоть, как Эбба» звучит напутствием каждому, кто отправляется на сельхозработы [13].

В целом второй московский период ее жизни в научном плане трудно назвать удачным. Да и независимо от финала в жизни ученого это было регрессом. Вместо конкретной социологии, могущей быть полезной при управлении народным хозяйством, – схемы, навязываемые «сверху», абстрактное перепевание задов сталинского времени. Единственное исключение не увидевшая свет работа [14].

Случилось так, что, казалось бы, вполне процветавшая на научном поприще Эбба вынуждена была уйти из института. Его директором и по совместительству заведующим сектором национальных отношений стал некий С.С. Хромов, спущенный сюда из ЦК КПСС за непригодностью даже там. Человек необразованный и просто невежественный, но вкусивший яд «самовластия» в ЦК, он органически не выносил ученых людей и при любом удобном случае вымещал на них свою злобу. Эбба Эриковна, даже попав в такой «коммунистический зоопарк», как институт истории СССР, не изменила своего характера и не избавилась от привычки высказывать свое мнение. Не знаю, сказала ли она самому заведующему сектором, что она о нем думает, или по неосторожности бросила какую-то нелестную фразу о нем в его отсутствие. Так или иначе, мнение Эббы о директоре стало ему известным. Не долго думая, он пустил в ход то, что теперь называется «административным ресурсом», позвонил в издательство «Наука» (редактору Демидовой), где в это время проходила передподготовку новая книга Э.Янверк «Развитие рабочего класса Прибалтики в 1960-1970-ые годы», потребовал дополнительной экспертизы и добился, в конце концов, изъятия работы из плана издательства. Демидова, впоследствии прославившаяся сокращением лучшего редактора работ по средневековью С.А. Левиной, четко выполнила распоряжение бывшего партийного чиновника. Набор книги был рассыпан. По личной прихоти злопамятного невежды были растоптаны усилия многих лет. Нужно сказать, что в Москве по истории Прибалтики работать было очень трудно. Недоступность местных архивов ограничивала возможности исследования материала газет, многие из которых запрещено было выписывать в Москве. Несмотря на это ей удалось создать серьезную аналитическую работу, взяв за основу данные трех уровней – общесоюзные, республиканские и региональные. Иным стал и подход к теме, нежели в ее предшествующих работах. Э.Э. Янверк связала изучение рабочего класса Прибалтики с демографическими и национальными проблемами и пришла к интересным и оригинальным выводам о месте и роли рабочего класса Прибалтики, его динамике, эволюции национального состава в зависимости от сферы деятельности и т.д. Прибалтика занимала ничтожную долю территории СССР (Литва - 1,3 %, Латвия – 1 %, Эстония 0,6 %). Совершенно ясно, что стартовые условия в этих республиках были совершенно разные. Если в среднем по СССР доля городского населения достигала 48 %, то в Литве она была гораздо ниже (39%), а в Латвии и Эстонии – выше (56%). Разным был и темп индустриализации в 1946-1950 гг. Наиболее динамично развивалась Литва. Однако с середины 60-х годов он резко замедлился во всех республиках Прибалтики. Характерным для этого региона было развитие энергетики и машиностроения. Если в 1940 г. Прибалтика производила 1% всей электроэнергии СССР, то в 1960 г– 1,6%, а в 1 980 г. – 2, 63%. В 1964 г. была завершена электрификация колхозов и совхозов, а к концу 70-х почти 100% сельских домов. В результате происходило выравнивание экономического потенциала республик. Быстро развивавшееся машиностроение обеспечило техническое переоснащение сельского хозяйства, мелких заводов и фабрик (они составляли 63,6 % всех промышленных предприятий, где было занято 13,1% населения) и рост легкой, в том числе и пищевой промышленности.

Параллельно с этим происходили серьезные этно-демографические перемены. Прежде всего, демографические. Республики Прибалтики в первое десятилетие после войны пережили, как и весь СССР, демографический взрыв. Несмотря на высылку значительной части коренного населения[15], оно увеличилось в Литве на 14,6 %, в Латвии - на 2,2, в Эстонии – на 1,9 %. В 70-ые годы прирост коренного населения резко снизился, и к 1979 г. оно составляло 80% в Литве, 62% в Латвии, 74% в Эстонии. Иную динамику переживал этнический состав. В 1979 г. по сравнению с 1959 г. «русское» (скорее русскоязычное) население в Литве увеличилось на 131 % (литовское - на 125), в Латвии соответственно на 147 % и 103 и, наконец, в Эстонии – на 170 и 106 % .

Проблемы этнической и демографической истории Прибалтики должны были бы привлечь внимание правящей элиты. Однако этого в силу косности и невежества этого слоя «советского» общества не произошло. И теперь, спустя почти четверть века после написания Э.Э. Янверк своей работы, эти проблемы превратились в трагедию для многих десятков тысяч наших соотечественников, живущих в независимых странах Прибалтики.

Диспропорция развития коренного и пришлого населения складывалась в первую очередь за счет сооружения энергетических производств, на строительстве и эксплуатации которых было занято по преимуществу пришлое население. Чрезвычайно показательны данные, сведенные в таблицу на с. 107 работы, депонированной в ИНИОН.

К сожалению, автор не заинтересовался вопросом о месте происхождения этих рабочих и инженеров. Из собственного опыта каждый из нас знает, что основным поставщиком выходцев в Прибалтику был нечерноземный центр страны, условия жизни в котором выталкивали активных и энергичных людей с их малой родины.

Для них Прибалтика предоставляла благоприятные условия – общеобразовательные и культурные, жилищные и бытовые. С 1970 г. предоставлялись льготы для заочников и вечерников (хотя и здесь наблюдались элементы формализма за счет прослушивания, а не усвоения курсов обучения). В Латвии впервые был введено правило совмещения профессионального и среднего образования, распространившееся впоследствии во всем СССР. Несмотря на более высокий образовательный уровень рабочего класса в Прибалтике, нежели в остальных республиках, спрос на профессионально подготовленную рабочую силу намного превышал предложение (в Эстонии в три раза).

В силу бόльшей образованности рабочих в Прибалтике их участие в общественной жизни и техническом прогрессе было более заметно, чем в остальном СССР. Э.Э. Янверк, продолжая давно разрабатывавшуюся ею тему, приводит тому много доказательств. Однако отчасти 60-е и все 70-ые годы прошли под знаком формализма, ставившего заслон техническому и экономическому творчеству рабочих. Малоэффективным оказалось применение бригадного подряда, проведение народного контроля и организация социалистического соревнования. С помощью изображения картины мнимого благополучия коммунистическая элита советских функционеров ставила непреодолимые препятствия для развития производства, окончательно завершала давно шедший процесс превращения демократии в иллюзию.

Разрыв между словом и делом, приведший страну на грань кризиса, что убедительно показала Эбба Эриковна на примере Прибалтики, не обошел стороной и автора рассыпанной монографии. Выходец с самого верха – из ЦК КПСС в своей новой и сравнительно мелкой вотчине – Институте истории СССР АН СССР не остановился перед тем, чтобы растоптать достоинство честного и порядочного труженика. Разумеется, на ее защиту не встал никто из членов сектора – ни «коммунистический правдолюбец» В.Я. Гросул, ни будущая бессменная председательница профкома Э. Федосова. Ситуация 1986 года отчасти напоминала ту, что сложилась 14-15-ью годами позднее уже при другом директоре, гордившемся школой подковерной борьбы именно в ЦК КПСС – А.Н. Сахарове. Послушные марионетки в его руках – члены месткома и Ученого совета дружно проголосовали за ликвидацию сектора средних веков и вынудили часть его членов покинуть институт. А в 1986 г. Эбба Эриковна подала заявление об уходе из института.

Московский научный этап закончился крахом. Но в нечистой академической атмосфере иного финала, чем этот трагический, и быть не могло. Однако время было малоподходящим, чтобы переходить на пенсию. Московские магазины сияли пустотой и иногда даже чистотой. Эбба дополнительно к той семейной обязанности, которая лежала на ней в течение 10 лет с 1983 г., - ухода за свекровью, разбитой параличом, взяла на себя и другую – снабжения семейства (а оно насчитывало 5, а по временам и 6 человек) продовольствием. Она и раньше не щадила себя. Помню, в 1955 г., когда нам с ней профком выделил туристические путевки в Закарпатье, во время длительного 30-км перехода по горам она, увидев, как я изнемогаю от непривычки ходить и переноски тяжести, разгрузила мой рюкзак от тяжеленной буханки хлеба и взвалила ее на себя. Также она поступала и дома в Москве – в конце 80-х годов. Вооружившись телегой на колесиках, через день ездила на рынок в Теплый стан и привозила непомерные тяжести, так что семейство удачно миновало этот период «временной социалистической бескормицы». Гордому и независимому человеку было приятно сознание, что в трудное время она, пенсионерка, не нахлебница.

Истинное удовлетворение Эбба Эриковна испытывала от другого. Она стала заместителем председателя Общества эстонской культуры, ставившего своей целью сохранение национальной культуры эстонцев, постоянно или временно проживающих в Москве, - в сфере языка, искусства и науки. В постпредстве, а с 1991 г. - посольстве Эстонии вела занятия с российско-эстонскими детьми, устраивала детские вечера, учила родному эстонскому языку и песням. Одновременно с 1989 г она сотрудничала с Лабораторией по национальным проблемам образования при Всесоюзном научно-исследовательском институте школы, а с 1991 г. - с образовавшимся на ее базе Институтом национальных проблем образования во главе с М.Н. Кузьминым, содействовала подготовке обобщившей опыт работы этого учреждения брошюры «Проблемы языковой и образовательной политики»[16]. И постоянно в это время по прежнему выступала с лекциями от общества «Знание» и ездила с ними в самые отдаленные районы Подмосковья.

С годами делать это становилось все труднее. Начала давать о себе знать семейная болезнь, от которой давно страдала младшая сестра Элга, - остеопороз, а вслед за ним начало барахлить и сердце. Стало тянуть и на родину. А там, благодаря усилиям старшего сына, согласно условиям реституции удалось получить деньги за старый дом в Нымме и купить отдельную квартиру с видом на море, куда она и вернулась в 2000 г. Но спокойной жизни в родном городе случилось немного. 22 января 2004 г. по возвращении из Москвы, при падении Эбба сломала обе ноги – сказался остеопороз. Сестры поменялись ролями. Теперь Элга ухаживала за старшей сестрой, по прежнему не потерявшей мужества. «Мы так смеялись эти две недели, что Эбба оставалась дома», - рассказывала Элга. Но при очередном визите к врачу выяснилось, что у Эббы инфаркт. В больнице случился второй.

Ушел из жизни человек, щедро распространявший вокруг себя радость – ближним и дальним. Мужественный, стойкий, порядочный, трудолюбивый, честный и обаятельный. Человек, которого не хватает нам, оставшимся, и еще больше будет недоставать тем, которые приходят нам на смену. Ведь именно такие, как Эбба Эриковна Янверк, делают среду обитания выносимой и дают человечеству надежду на будущее…

А.Л. Хорошкевич

-----------------------------------------

[1] Правда, в 1977 г. в Таллинне был опубликован коллективный труд Карма О., Кала К., Карьяхярм Т. «Таллинский фанерно-мебельный комбинат (1877-1977)», в котором принимала участие и Э. Янверк.

[2] Это «Историки советских республик навстречу юбилею Великого октября (историографический обзор 1967-1977 гг.) // История СССР. 1977. № 6; Основные проблемы историографии народов СССР дооктябрьский период) // Изучение отечственной истории в СССР между XXIV XXV съездами КПСС. Вып.2. 1978; Советские историки к 60-летию образования СССР: обзор литературы за 1981-1983 гг. // История СССР. 1984. № 3.

[3] Янверк Э. Основные итоги изучения истории рабочего класса Эстонии на современном этапе // История социалистических стран Европы. Берлин., 1979. Т. 23/1 (на немецком языке)

[4] О развитии социалистического сельского хозяйства в советской Эстонии. Таллин, 1976 // Изв. АН ЭССР. Обществ. науки. 1977. № 4.

[5] Ненароков А.П., Янверк, Э.Э. Рец.: Маамяги В.А. Эстонские поселенцы в СССР (1917-1940. Таллин, 1977 // История СССР. 1977. № 6.

[6] Рец.: Саат И., Сийливаск К. Великая Октябрьская революция в Эстонии. Таллин, 1977 //Вопросы истории. 1979. № 10

[7] Янверк Э. Социалистическая революция1940 г. Начало строительства социализма. Советская Эстония в 1945-1978 гг. // Энциклопедический справочник «Советская Эстония». Изд. 2., доп. Таллин, 1978 (на эст. яз.); Она же. Победа социалистической революции1940 г. Начало социалистического строительства. Завершение перехода Эстонской ССР к социализму (1946-1950). Эстонская ССР в период построения зрелого социализма // Там же. Таллин, 1979; Она же. Строительство социализма в Советской Эстонии // Советская Эстония – страна, народ, культура. Таллин, 1980 (на англ.яз.).

[8] Янверк Э. Социалистическая индустриализация и рост рабочего класса советских республик Прибалтики в период построения и упрочения социализма // История СССР.1979. № 2. В соавторстве с ее бывшей аспиранткой К.Кала была написана статья «Освещение вопросов развития рабочего класса Эстонской ССР в период социализма советской историографией (1960-1980) // История СССР. 1981. № 6

[9] Редким примером может служить ее раздел «Эстляндская трудовая коммуна» в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция». М., 1983. Пожалуй, это издание вообще одно из наиболее примечательных в первую половину 80-х годов ХХ в., вышедших из недр Института истории СССР.

[10] Янверк Э. Рец.: Карелы Карельской АССР. Петрозаводск, 1983 // История СССР. 1985. № 5.

[11] Юсупов Л.У., Янверк Э. Рец.: Очерки по истории Адыгеи. Т.1. Советский период. Майкоп, 1981 // История СССР.1983. № 5.

[12] Халлик К., Янверк Э. Обзор работ по исследованию национальных отношений, опубликованных в 1960-1982 гг. // Изв АН ЭССР. Сер.общ.наук.1984. № 3.

[13] Недаром видно в монографии 1986 г. Э.Э., рассуждая о наставничестве и его роли в обучении и воспитании молодых рабочих, цитировала лозунг одного из героев своего повествования: «Все, что делаешь, делай хорошо!»

[14] Лишь 31.05.1989 г. работа «Развитие рабочего класса Прибалтики в 1960-1970-е годы» (243 с.) была сдана на депонент в ИНИОН под номером 38149 // Новая советская и иностранная литература по общественным наукам. Международное рабочее движение.1989.№ 10.

[15] Этого вопроса исследовательница не касалась.

[16] Если правильно наше предположение о далеком родственнике Эббы Эриковне – Томасе Яаанверке, авторе статьи 1880 г. о протесте лютеранских пасторов против передачи народных школ в казенное ведение, то на ее примере можно проследить традицию интереса эстонской интеллигенции к проблеме сохранения национальной идентичности у трех поколений