К 20-летию со дня кончины И.Г. Спасского

МОНОЛИТ ТАЛАНТА, ДОБРОПОРЯДОЧНОСТИ И СТОЙКОСТИ.

В панорамной серии картин П.А. Корина “Уходящая Русь” большое место занимают духовные лица - священники и монахи.

Другие художники, писавшие кистью и пером, равно как и социологи, культурологи, историографы и просто историки, созидавшие свои работы с помощью машинки и даже компьютера, прошли мимо наследников этой части ушедшей Руси - детей и внуков священнослужителей.

Это впрочем естественно. В ”советское время” главное внимание уделялось тем, кто пришел им на смену - “хлеборезам”, по удачному выражению В. Коротича, самозабвенно предававшимся уничтожению “осколков” старого мира.

Однако эти-то “осколки” прошлого - немногочисленная прослойка так называемой “советской интеллигенции”, которая происходила из духовного сословия, даже если отказывалась от веры предков и переходила в ряды атеистов, сохраняла некоторые типические черты своей прежней среды - порядочность, моральную чистоту и стремление к истине, естественно в ущерб себе.

В моей жизни таких историков было по крайней мере четверо - археолог Ирина Петровна Русанова, археограф, историко-географ, картограф Иван Александрович Голубцов, нумизмат Иван Георгиевич Спасский и еще один археолог Александр Александрович Формозов.

Все они отличались “лица необщим выражением”, какой-то внутренней строгостью, особенно заметной у Ивана Георгиевича (скажу честно, несколько пугавшей меня, хотя с ним я познакомилась, будучи уже вполне взрослой), аскетизмом в быту, прежде всего в одежде, равно как и во всех других формах “живой жизни”, резко контрастировавшими с внешним и не только внешним обликом новой уже полностью советской интеллигенции - бывших рабочих и крестьян.

Иван Георгиевич Спасский не был исключением из своих собратьев по бывшему сословию. Все они выбирали далекие, на первый взгляд, от идеологии сферы истории. Но как оказывалось, тщетно.

И эти сферы становились ареной ожесточенных идеологических битв, а исследователи волей-неволей превращались в бойцов, мужественно защищавших научную истину.

Где еще в научных трудах советских историков, в основной своей массе на тернистых карьерных путях-дорогах забывших понятия совести и чести, вы встретите термин “бесстыдник”?

Сын настоятеля Нежинского Николаевского собора протоиерея Ю. Спасского, законоучителя Нежинского Историко-филологического института князя Безбородко, выпускник Нежинского института народного образования 1925 г. и факультета языкознания и материальной культуры ЛГУ 1928 г. Иван Георгиевич рано определил свою будущую специальность.

Его проектная работа в ИНО была сделана на тему “Организация школьного музея”, а дипломная работа в ЛГУ была посвящена “Народным монетовидным украшениям”, теме, которая естественно возникала из житейских наблюдений на родине - в Украине. Захваченный общим или скорее общенародным в то время порывом любви к малой родине, он в качестве директора организовал в Нежине Окружной краеведческий музей, но в 1930 г. переехал в Харьков, где, будучи сотрудником Археологического института, участвовал в раскопках на месте будущего Днепрогэса, а в 1932 г. вернулся в Ленинград, получил место заведующего секцией медалей в Отделе нумизматики Эрмитажа.

Однако это не спасло его от общей судьбы выходцев из духовного сословия, равно как и краеведов, большая часть которых подверглась репрессиям на рубеже третьего и четвертого десятилетия “триумфального” XX столетия.

Попытка Ивана Георгиевича организовать на своей родине - в Нежине в 1934 г., в то время, когда широчайшее массовое движение краеведов разного происхождения и разной степени образованности уже было успешно разгромлено, привело не много не мало к обвинению в фашизме.

В январе 1934 г. он был арестован как член Русской (а почему не Украинской?) Национальной партии, с помощью средневекового (а почему не палеолитического? оружия Нежинского музея якобы пытавшийся вооружить местное подполье. За абсурдность обвинения “националист” заплатил четырьмя годами казахстанской ссылки. И, к счастью, уцелел там, более того ссылка не сломила духа и тела Ивана Георгиевича.

Душевная стойкость позволила ему вернуться к научным занятиям. Вернувшись из ссылки, он возобновил свои работы. Его “Ордена Российской империи до 1917 года” 1963 г., с одной стороны, и “Тысячелетие древнейших монет России (в соавторстве с М.П. Сотниковой), где речь идет о X-XI веках, с другой, и, с третьей,.“Талеры в русском денежном обращении 1654-1659 гг.”, 1960 года и ”Русские ефимки.

Исследование и каталог” 1988 г (новаторские исследования, без учета которого невозможно понять ни хода так называемого “воссоединения Украины”, ни политических, ни экономических последствий этого события) показывает широчайший диапазон его интересов и многогранность таланта ученого.

До меня первым дошел труд Ивана Георгиевича “Русская монетная система. Историко-нумизматический очерк”, в четвертом после 1957 г. издании 1970 гг., добытый с большим трудом. Книга привлекла тем, что, как и работы краеведов, была обращена к широким кругам читателя и была написана не на “птичьем” - научном языке, а на великолепном русском. В отличие от большинства советских историков И.Г. Спасский охотно участвовал в так называемой научно-популяризаторской деятельности, например, в “Очерках русской культуры” издательства МГУ.

Он писал ярко и выразительно. Чего стоит, например, описание “многолюдных ярмарок”, которые “по старинной традиции Украины ... один-два раза в году завладевали на неделю-другую по очереди торговыми городами...”

Высокая нумизматическая наука обязана И.Г.Спасскому открытием новой методики нумизматического исследования - поштемпельного анализа монет. Предшественники И.Г. Спасского старательно изучали технические параметры монет (их вес, размер, состав и т.д.) и даже легенды и изображения на них, но никому в голову не приходило связать эволюцию технических показателей с установлением хронологической последовательности чеканки, что открывало новые перспективы изучения изобразительного ряда для выяснения “почерка” мастера и идеологического смысла изображения и легенды.

Это открытие отнюдь не случайно. Подобная методика тесно связана с общим мировоззрением ученого, видевшего в каждом резчике штемпелей ”искру божию” с присущими ему творческими особенностями, находившими выражение в его произведениях. А только такой метод, основанный на уважении к творцу - мастеру-резчику открывает путь к пониманию последовательности смены монет, то есть их хронологическому приурочению, с одной стороны, и, с другой, к пониманию менталитета правящей элиты и соответственно главы какого-либо государственного образования.

Таким образом, Иван Георгиевич превратил монеты из вещи в себе в удивительно информативный источник - материальное зеркало (вернее зеркальцо) развития политической мысли применительно к России

Он открыл путь, по которому пошли не только нумизматы (и в первую очередь А.С. Мельникова ), но и археолог-сфрагист-нумизмат (Г.А. Федоров-Давыдов, в печатях московских князей обнаруживший свидетельства их борьбы с Ордой в конце XIV-начале XV столетий за национальный суверенитет, протекавшей с весьма переменным успехом).

В заключение хотелось бы еще раз сказать, что интересом к нумизматике я во многом обязана Ивану Георгиевичу и благодарность за это испытываю к нему всю жизнь, несмотря на то, что это чувство всегда - при редких встречах в Москве и единственном посещении его кабинета в Эрмитаже было смешано с чувством какой-то вины и робости под его несколько настороженным взглядом.

Причины их я поняла значительно позднее, лишь познакомившись с его трагической биографией. И только после этого в какой-то степени смогла оценить подвиг жизни мужественного человека, в своем творчестве пронесшего факел настоящего ученого и патриота