Литва, Россия, Польша.

Исторический Вестник. Заметки

Литва, Россия, Польша

(XIII-XVI вв. Т. VII [154.])

Март 2014.

Издание настоящего тома «Исторического вестника» чрезвычайно своевременно и крайне актуально со всех точек зрения. Прежде всего, радует сотрудничество ученых стран, перечисленных в подзаголовке [1]. Не менее важно, что авторы в курсе современной историографии – причем не только собственных стран, но и мировой., а в том включены историографический обзор (Шульц Д. Польско-литовские отношения 1385–1569 гг. в польской историографии XIX–XXI вв.) и рецензия на новую публикацию документов Городельской унии (Полехов С.В. Городельская уния: взгляд через шесть столетий. 1413 m. Horodlės aktai (dokumentai ir tyrinėjimai). Akty horodelskie z 1413 roku (dokumenty i studia) / Sud. J. Kiaupienė, L. Korczak. Vilnius; Krakow, 2013). Нельзя не упомянуть и о широкой источниковой базе большинства исследований, написанных на основе не только опубликованных, но и рукописных источников, хранящихся в архивах всех изучаемых авторами сборника стран. Наконец, возрастной состав авторов (люди среднего возраста и молодые) внушает надежду на то, что свеча историописательства не погаснет несмотря на усилия некоторых политиков, старательно создающих новые мифы вместо исследования реальных фактов прошлого.

Теперь подробнее о деталях. Подзаголовок сборника возвращает нас к историографической традиции советского времени, когда в понятие «История СССР» включалось прошлое самых разных народов, населявших ту же территорию, которую занимал Советских Союз, начиная с первобытного общества до последнего партсъезда. В текстах сборника больше всего повезло «Литве», ее авторы преимущественно и почтительно, а самое главное правильно называют Великим княжеством Литовским (впрочем тоже условно, поскольку в князя этого государства изучаемого периода включалось до 5 определений). Хуже дело обстоит с Польшей, ни разу не удостоившейся упоминания ее подлинного средневекового наименования – Корона Польская. Та же картина и с Речью Посполитой. Россия же фигурирует чаще всего под наименованием «Москва», иногда Московское княжество, Московское государство (Е.В. Русина) хотя ни то, ни другое, ни третье не соответствует действительности XIII-XVI вв. Традиция замены реальных наименований государственности на территории Российского царства заложена «отцом польской историографии» - Яном Длугошем и успешно утвердилась вплоть до нашего времени (вместо княжества Владимирского и Московского, княжества Владимирского Московского … и всея Руси или просто Великого княжества всея Руси (70-80-е годы XV- 1547 г.). Российского царства (до 1721 г.). Неточность в наименовании государственных образований допустил и российский историк С.В. Полехов.

Народы, населявшие эти государственные образования, в сборнике носят названия Литва, Польша, Москва, хотя точнее было бы говорить о литовцах, поляках и «руси». Последний термин в предисловии издателей заменен «русскими» или «русинами», хотя ни один из них не адекватен реалиям XIII-XVI вв. (Термин «русин» в источниках упоминаемого времени практически не употреблялся, хотя специального исследования на сей счет еще не проводилось. Скорее всего, это латинизированное наименование «Руси», вошедшее в историографию с легкой руки Яна Длугоша. См. его рассказ об защитниках Киева в 1416 г.: Dlugossii J. Annales seu Cronicae incliti Regni Poloniae. Liber XI (1413–1430). Varsaviae, 2000. P. 65) [2]. Огорчительно, что и авторы и издатели прошли мимо факта довольно поздней этнической идентификации и, главное, - самоидентификации будущих белорусов, украинцев и русских. Все они именовали себя «русью», о чем автор отзыва долдонит – впрочем безуспешно - добрых два десятка лет. Казалось бы, это такой незначительный факт, однако в наших условиях начала XXI столетия заблуждение о вечности и неразрывном единстве мифических «русских» эпохи средневековья оказывает негативное влияние на понимание судеб народов, сложивших в конце XVI-XVII столетий в качестве белорусов, украинцев и русских (великороссов). В результате ошибочная идея, будто все эти народы – неотъемлемая часть русской нации, становится основой мироощущения русских (без кавычек) и соответствующей внешней политики их государства.

"Вестник" открывается статьей белорусского ученого А.И. Груши, теоретика и практика археографии, который на этот раз занялся микроисторией архива, как такового, частного и государственного («общественного», как этот тип называет А.И. Груша), выяснением причин раздробленности их материалов. Статья увлекательно вводит читателя в мир землевладельца, мещанина и государственного деятеля, приоткрывает завесу над психологией разных социальных слоев средневековья. Эту работу А.И. Груши, как и всех его предшествующих, характеризует доскональное знакомство не только с бытом средневековья, но и мировой литературой, посвященной проблемам письменной культуры. Дотошного критика могут раздражить лишь некоторые стилистические огрехи (так, вряд ли стоит называть великого князя литовского «издателем» документов) и наличие необъясненных белорусских терминов – свирка, зольвица, шуфляды.

Вторая статья принадлежит перу известного литовского исследователя и руководителя публикации и издателя Литовской метрики Артураса Дубониса, собственные научные интересы которого лежат в более раннем периоде истории литовского народа XIII-XIV вв. Автор предлагает очень интересную концепцию перерастания грабительских походов литовских дружин в завоевание соседних земель и предлагает две модели взаимоотношений с соседями – войн и мирного проникновения и распространения литовского этноса.

Белорусский ученый А.В. Казаков изучил пример обратного процесса –ассимиляции в Великом княжестве Литовском выходца из Княжества всея Руси - Ивана Тимофеевича Юрлова, принадлежавшего к роду Плещеевых. Решающую роль в успехе его карьеры, видимо, сыграла причастность Юрлова к Оршанской победе, составляющей доныне «военную славу» Польши и Литвы. Статья написана по материалам Литовской метрики, ныне активно публикуемой в основном в Литве.

Парадоксальны наблюдения В.А. Воронина, одного из наиболее серьезных ученых медиевистов Белоруссии о взаимоотношениях православных и католиков в Великом княжестве Литовском в конце XIV — середине XVI в. Он сумел, если не разрушить, то подорвать миф о бытовых притеснениях православных и воссоздать некоторые реальные формы взаимодействия – вполне дружелюбного - представителей разных ветвей христианства: чего стоят собранные им по крупицам сведения о том, что католиков крестили православные священники.

Обзор молодых польских исследователей Р. Яворского и В. Шульца отечественной их же литературы относительно Кревской 1385 и Люблинской уний 1569 г. вводит читателя в курс изучения этих поворотных событий, в оценке которых удивляет разнообразие мнений исследователей. Убедительной представляется точка зрения о Кревском акте, как предбрачном соглашении

Вторая статья – В. Шульца относительно влияния отношений с восточным соседом – Княжеством всея Руси и Российским царством на литовско-польских подитожила достижения мировой, польской, российской, советской и неороссийской литературы, в которой эта мысль высказывалась уже неоднократно. Автору же удалось установить закономерности отношений в этом треугольнике Великого княжества Литовского и Короны Польской и их зависимость от отношений ВКЛ с Княжеством всея Руси и Российским царством.

Статья С.В. Полехова о смоленском восстании 1440 г. - одна из лучших в сборнике. Точный анализ терминологии («вечники») облегчен предшествующими наблюдениями российских же исследователей (П.В. Лукина, в частности). Убедительны критика статьи автора рецензии и доказательства подложности ряда опубликованных мною документов из Румянцевского архива. Жаль, что автор не связал этот факт с идеологическими настроениями во вновь присоединенных к Российской империи земель так называемой «Западной Руси» (см. монографию В.П. Козлова «Колумбы русской истории», написанной под руководством А.А. Зимина) и идеологическим трендом наших дней, представленным великим разоблачителем «фальсификаций» и создателем оригинальных мифов В.Р. Мединским.

Трудно принять (может быть, по старческой консервативности) вводимый автором термин «ассоциация» смольнян с литовской великокняжеской властью. Доказательством этого явления автор считает обращение горожан к польскому королю и великому князю литовскому и его представителю - воеводе, «у которого следует искать справедливости». Вряд ли подобное обращение можно истолковать как ассоциацию. Скорее можно усмотреть консолидацию городского населения, уровень которой был весьма высок – как в изучаемое С.В. Полеховым время, так и позднее в пределах Российского царства. Корпорация смольнян в России настойчиво добивалась осуществления своих требований.

Заставляет более серьезно размышлять и статья талантливой украинской исследовательницы Е.В. Русиной «На исторических распутьях. К вопросу о социокультурном дистанцировании восточнославянских земель в XIV–XVI вв.». Тема эта отнюдь не новая. Ею занимался и американский ученый Я. Пеленский еще в 1985 г. [3], и российская ученица А.А. Зимина и В.Т. Пашуто – М. Е. Бычкова [4]. Несмотря на высокую оценку Е.В. Русиной работ указанных исследователей [5] тема еще далека от полного раскрытия [6].

Между тем проблема различия социально-политического устройства Великого княжества Литовского и «Московии» в XIV-XVI столетиях в 2014 г. актуальна донельзя. «Нестыковка моделей государственного устройства разных восточнославянских регионов», приведшая к войнам Российского царства и Речи Посполитой в XVII и расчленению последней в конце XVIII в., идеологически подготовила и конфликт конца 2013 – первой четверти 2014 г Российской федерации и Украинской республики. Правда, Е. В. Русина ограничивает воздействие этой «нестыковки» 1618 годом. К сожалению, это не так.

В статье рассматриваемого сборника автор намечает некоторые новые пути исследования проблемы. Различие государственных систем Е.В. Русина видит в направлении их эволюции: «Московское государство» эволюционировало в сторону централизованной монархии, Великое княжество Литовское – в сторону "регионализма", при этом она вслед за Я. Тенговским [7], исследовавшим присоединение Подолии, утверждает, что даже Витовт не делал поползновений к ликвидации уделов. Что же касается Киева, то Е.В. Русина считает, что передача наследия Владимира Ольгердовича соправителю Ягайлы - Скиргайле, а затем князьям Гольшанским, статуса города не понизила. Третьим аргументом в пользу своего утверждения она приводит факт, что не все князья стали служебными. И, наконец, четвертым считает центробежные тенденции после смерти Витовта (с. 226). В результате сформировалось «полиэтничное, поликонфессиональное государство, чуждое религиозной нетерпимости и любых форм ортодоксии, с широкой региональной автоно­мией, гарантиями личных и сословных прав» (с. 234), хотя, пожалуй, ее характеристика несколько идеализирована.

Первым вопросом, который ставит Е.В. Русина, является определение начального этапа дивергенции двух систем государственного и общественно-политического развития. Она относит перелом к концу XV в., подчеркивая при этом, что он произошел в «Московском государстве» и был неодобрительно воспринят частью общества, выразителем настроения которой выступил Берсень Беклемишев. Е.В. Русина приводит разные объяснения причин усиления авторитарной власти в Княжестве всея Руси и Российском царстве. Согласно одной теории, в этом сказалось влияние Палеологов, в новейшей американской историографии принято связывать это явление с влиянием Золотой Оды и ханств ее преемников[8]. Вторую теорию она пытается оспорить, считая, что в аналогичном положении находилось и Великое княжество Литовское, которое однако избежало судьбы восточного соседа. Приводя доказательства зависимости ряда будущих украинских земель от Золотой Орды такой же, как и в самых восточных регионах Европы, она пишет, что Юго-Западная Русь находилась в прямом подчинении Орде, а на землях этой Руси продолжали существовать литовско-татарские кондоминиумы, образованные на договорных началах, но с сохранением даннических отношений с Ордой (одному из кондоминиумов - «Яголдаевой тьме» она посвятила специальное исследование [9]). И на основе этого делает вывод об отсутствии литовско-татарского антагонизма. Несколько противореча самой себе, автор подчеркивает, что влияние «татарского фактора» для развития юго-восточная части ВКЛ определялось и систематическими наездами Крымского ханства.

Итак, в поисках начала процесса дивергенции развития восточных славян Е.В. Русина отнюдь не первой делает попытку оценивать роль иноземного, как бы его не называть - татаро-монгольским, монгольским или иначе, нашествия для развития разных регионов восточного славянства. И высказывает мысль о том, что и восточные земли Речи Посполитой, и самые восточные земли восточного же славянства (то есть Княжества всея Руси-Российского царства) пребывали в равной ситуации давления со стороны мусульманского населения вплоть до XVI в. С этой идеей согласиться довольно трудно. Прежде всего потому, что из рассмотрения «татарского фактора» у Е. В. Русиной выпала оценка самого Батыева нашествия, сопровождавшегося уничтожением значительной части городов на территории будущего Владимирского и Московского княжества, факты пленения и уничтожения значительной части населения, постоянного угона квалифицированных ремесленников на строительство золотоордынских городов [10] и в Крым, а женщин на рынки не только Крыма, но и южной Европы [11].

Рецензент в целом поддерживает предложенную Е.В Русиной датировку начала процесса дивергенции, но причины ее видит не только в указанных факторах (влиянии Палеологов, иноземного нашествия, золотоордынского государственного опыта), хотя они представляются недостаточными.

Может быть, рецензентка до сих пор не может преодолеть прочно засевшего в мозгах еще с юности наследия марксистско-ленинской методологии, но ей (автору, а не методологии) не хватает еще двух признаков этого дистанцирования, а именно социально- экономического и идеологического. К сожалению, Е.В. Русина абстрагируется от географического и демографического факторов, степени освоенности занятых разными ветвями восточного славянства пространств, влияния соседей и т.д. В поисках причин дистанцирования восточных славян следовало бы обратиться к более ранним временам, рассмотрев историю проникновения славян на территории будущих Речи Посполитой и Российского царства. Освоение славянами территории последнего на несколько веков отставало от аналогичного процесса на территории первой[12], и результаты этого освоения были разными. Тем более, что разорение земель будущего Российского царства далекими предками нынешних татар было несравнимо более катастрофичным, чем более западных земель. Резкому сокращению числа городов северо-восточной Руси после похода Батыя противостоит стабильный рост их на территории будущей Речи Посполитой. Такова же динамика развития и сельских поселений, восстановление которых происходило значительно медленнее, чем на более западных и более плодородных черноземных землях. Этот несомненный факт для конца XVI столетия удостоверяют дневниковые записи дотошного польского немца Мартина Груневега, в составе армянского торгового каравана в 1585 г. добравшегося до Москвы и часто посещавшего Подолию и центральные районы Речи Посполитой.

Следует учитывать и идеологический фактор дивергенции. Психология правителей государства, стремительно расширявшегося, была не вполне полноценной. Великие князья, равно как и царь, не признавались равноправными теми их «коллегами», предки которых были независимыми суверенами. Иван III принял титул притязания на все земли Древней Руси, и это еще больше обострило идеологические споры с западными соседями, отнюдь не склонными поступаться землями Руси, которые перешли к ним в годы Батыева нашествия и последовавшего за ним лихолетья. Подъем всех форм материальной жизни сопровождался и созданием своеобразной идеологии «реванша» за унижение времени зависимости русских княжеств от орды.

Е.В. Русину пока эта тема не заинтересовала. Она ограничилась характеристикой культурного фактора, да и то лишь на основании одной работы подлинного знатока вопроса А.А. Турилова. Хочется надеяться, что в монографии, программа которой изложена в статье 2014 г., подход к проблеме будет более всобъемлющим, а пока можно в заключение пожелать: «В добрый путь!»

В заключение два слова об оформлении сборника. Замечательно включение копий документов, вполне новаторское, изображений исторических лиц (поздние попытки этого именуются тоже «портретами», хотя и напрасно) Оформление же сборника виньетками, не соответствующими стилю эпохи, несколько раздражает.

Крайне желательно продолжение издания подобных сборников с привлечением культурологов и обобщением их достижений (в первую очередь Л.А. Софроновой и ее последователей), искусствоведов, для которых полезен и данный сборник (фабрикация портретов на неизменном фоне города Львова нуждается в исследовании), лингвистов и т.д.

[1] Переводы польских текстов сомнений не вызывают: мелкий огрех – пропущены некоторые авторские примечания, помещенные в сносках (так, в статье Д. Шульца опущены примечания в сносках №№133, 154).

[2] В конце XV в., точнее в 1480 г., этот же термин употреблен и в латиноязычном документе короля польского и великого князя литовского Казимира (Ловмяньский Х. Русско-литовские отношения в XIV–XV вв. // Из исто­рии русской культуры. Т. 2. Кн. 1: Киевская и Московская Русь. М., 2002. С. 395).

[3] Pelenski J. Muscovite Russia and Poland-Lithuania, 1450–1600: State and Society — Some Comparisons in Socio-Political Developments // State and Society in Europe from the Fifteenth to the Eighteenth Century: Proceedings of the First Conference of Polish and American Historians (May 27–29, 1974). Warsaw, 1985.

[4] Бычкова М.Е. Русское государство и Великое княжество Литовское с конца XV в. до 1569 г.: Опыт сравнительно-истори­ческого изучения политического строя М., 1996.

[5] Правда в российской историографии первая из них не вызвала никакого отклика, а оценка докторской работы М.Е. Бычковой была довольно критичной (Кром М.М.)

[6] Своими непосредственными предшественниками на пути изучения вопроса Е.В. Русина называет М.М. Крома и И.Гралю.

[7] Tęngowski J. Sprawa przylączenia Podola do Korony Polskiej w końcu XIV w. // Teki Krakowskie № 5. Kraków, 1995. S. 155-176.

[8] Ostrowski D. Muscovy and the Mongols: Cross-cultural Influences on the Steppe Frontier, 1304–1589. Cambridge, 1998. Чернявский М. Хан или василевс: один из аспектов русской средневековой политической теории // Из истории русской культуры. Т. 2. Кн. 1. С. 442–456; Pelenski J. State and Society in Muscovite Russia and the Mongol-Turkic System in the Sixteenth Century // Pelenski J. The Contest for the Legacy of Kievan Rus’. New York, 1998. P. 228–243.

[9] Русина Е. К истории «Яголдаевой тьмы» // States, Societies, Cultures: East and West. New York, 2004. P. 1013–1024.

[10] О чем очень убедительно писал Г. А. Федоров-Давыдов (Фёдоров-Давыдов Г. А. Золотоордынские города Поволжья. — М.: Изд-во МГУ, 1994. )

[11] Fisher F.W. Muskovy and the Black Sea Slave Trade // Canadian-American Slavic Studies.1972.P.241-268; Хорошкевич А.Л. Русь и Крым. От союза к противостоянию. Конец XV-начало XVI вв. М., 2001. С. 208-224.

[12] Если, конечно, не разделять бредово-патриотичных идей так называемого «академика» Б.А. Рыбакова и некоторых его украинских последователей нашего времени.