отпусквармениипродолжение5

Отпуск в Армении (окончание)

Вернуться Назад

Со склона виден аэродром, откуда мы улетим. До не­го не больше шести километров. Единогласно решаем: идем прямо к самолету пешком, через пещерный город – времени более чем достаточно и по дороге увидим что-нибудь еще. Спускаемся к ручью. Отсюда отлично виден весь покину­тый город. Обе стороны ущелья изрыты пещерами. А в центре высокая, господствующая над ущельем скала. В ней тоже вырублены пещеры с многочисленными входами, ок­нами, бойницами, сбоку прилепилась полуразрушенная цер­ковь. Немного жутковатое зрелище. Как веками здесь могли жить люди? Что удерживало их на этом месте? Ведь навер­ху, совсем рядом, плодородное плато, пастбища, простор.

Мы разделись и сели завтракать в тени у ручья. На­сквозь пропитанные потом рубашки и рюкзаки оставили сохнуть на солнце. Сверху послышались голоса: трое муж­чин спускались к нам, осматривая по пути пещеры. Подо­шли, поздоровались, спросили, откуда мы. Туристы здесь, вероятно, бывают не часто.

– Это мои друзья. Я привел их к своему дому, – ска­зал самый молодой. – Здесь я родился и вырос. Теперь живу в Ереване, окончил институт, инженер. Но потянуло на ро­дину. Вот сувенир из родного дома, – он показал большой, изогнутый ржавый гвоздь и улыбнулся. – Больше ничего не нашел. Мы жили здесь до 65-го года. В Хандзореске было полторы тысячи семей – около десяти тысяч человек. А теперь здесь пусто, ни души… Грустно это видеть. А вы за­чем здесь?

– Смотрели пещеры.

– Откуда вы узнали о них?

– Прочли в книгах.

Ответ произвел большое впечатление.

– А вы расскажете дома о том, что видели здесь?

– Конечно, расскажем. Мы приехали сюда не только смотреть. У нас много друзей, которые очень интересуются историей Армении.

– Нам пора возвращаться. Всего вам лучшего.

Они тепло попрощались и пошли вверх по тропе. Вдруг парень вернулся:

– Расскажите у себя: здесь жили простые, бедные люди. Но они ценили свой народ и свободу. Этот город был неприступным для захватчиков – арабов, персов, турок и других бандитов. Скала-крепость, которую вы видите в цен­тре, защищала город. Полководец Спарапет – наш народный герой. Мы жили, не ощущая иноземных влияний, постоянно сражаясь за свою свободу, и потому отсюда вышла армян­ская нация.

Еще одно прощальное рукопожатие, и он побежал догонять своих. Возможно, была в его словах известная до­ля гиперболизации, но важно другое: в этой маленькой стра­не люди не оторваны от прошлого, знают свою историю и гордятся ею.

Поднимаясь к аэродрому, мы всю дорогу до боли в шее оборачивались, чтобы снова и снова взглянуть на мерт­вый город – одно из чудес Армении.

Аэродром совсем уже близко, но впереди новое уще­лье. Пришлось спуститься. Отдыхаем, задрав ноги, у высох­шего ручья в тени скалы. Солнце очень жаркое. Идти вверх тяжело, но время подгоняет. А вокруг совершенная фантас­тика. Конические, похожие на термитники скалы, розовые, светло-коричневые, бурые и серые, выступают из зеленого склона. Скалы высокие, до 30 метров, а на их вершинах, словно шляпки гигантских грибов, лежат валуны. Остроко­нечная скала напоминает капюшон куклуксклановца или ин­квизитора, а рядом шеренга вытянувших шеи журавлей, группа мрачных богатырей, скалы с головами бегемотов, лягушек, драконов.

Снова подъем. На зеленой траве белая лошадь спо­койно помахивает длинным хвостом. А рядом с ней пасется вороной, отливающий синим жеребенок. Тишина. Ни души вокруг. Аэродром, как на ладони. На взлетной полосе уже стоит готовый к вылету АН-2. Дойдем минут за двадцать… И снова впереди ущелье! Начинаем нервничать, но делать нечего: спускаемся и натыкаемся на пещерное село, в кото­ром еще живут. Часть пещер пустует, в других держат скот. Нас окружают женщины. Мужчин не видно. Фотографиру­ем старушку в традиционном головном уборе: на лбу вязка старинных монет, по бокам чеканные серебряные бусы. Хо­телось бы увидеть в таком уборе молодую девушку, но они предпочитают современные моды. Местная учительница до­лго жила в Баку. Очень мало времени, но она успевает ска­зать, что азербайджанскую столицу построили армяне. Мо­жет быть. Принимаем это на веру и заодно выясняем, что до аэродрома ущелий больше не будет. Последний подъем, еще несколько сот метров и, преодолев шесть километров за пять часов, мы у цели. До вылета еще час. Можно снять из­мочаленные ботинки, напиться из крана и, положив ноги на рюкзак, отдохнуть в тени какого-то сарая.

Посадка. Как обычно на провинциальных линиях, пассажиров с билетами оказалось больше, чем мест. Возни­кает словесная перепалка. Такое мы видели уже не раз. Спо­койно ждем в стороне окончания дискуссии. Летчик узнал нас и первыми пропустил в самолет. Кое-кто в очереди воз­мущенно запротестовал, но в конце концов летчик размес­тил всех, раздал гигиенические пакеты, дверцы захлопну­лись и самолет покатился по взлетной полосе. Через час мы в Ереване.

СТОЛИЦА

Утром идем в центр пешком. Ощущение совсем дру­гое – мы лучше понимаем происходящее вокруг.

Еще не жарко, в мокром асфальте отражаются розовые дома и белоснежные облака. Все вокруг свежее, чистое, благоухающее. А над городом возвышается Арарат, или, как его еще называют – Масис. Он виден отовсюду. Двуглавый контур на значках, винных и коньячных этикет­ках, на эмблемах автопарков. Его имя носит главный фут­больный клуб. Библейская гора – национальный символ рес­публики. Арарат четко изображен на гербе Армении. Его снежные вершины парят над страной, а сам он…по другую сторону границы. Но в каждом армянском доме висит карти­на или фотография с видом священной горы.

Русская речь на улицах слышна редко. Школьники говорят на армянском, и только взрослые иногда – на рус­ском.

В Армении много курящих. Можно курить в магази­нах, автобусах, электричках. Никому не мешает. Но окурки под ноги не бросают, даже в деревне.

Сегодня воскресенье, но большинство магазинов от­крыто. По сравнению с Россией и Украиной товаров, на уди­вление, много. Народ в массе одет наряднее, чем в северных республиках. Особенно бросается в глаза одежда детей. Ре­бенок в семье – король. Ему позволяют все. В армянской семье обычно два-три ребенка, но нередки четыре и даже шесть. А до чего интересны и выразительны лица! Каждое – характер, читаешь его, как книгу.

На ветровых стеклах автобусов, грузовиков, легко­вых машин, под стеклом витрин, в кафе, в кассах магазинов портрет человека с усами. Сталин? Но Армения – единст­венная из республик Кавказа, где Сталина ненавидят. Чей же этот портрет? Оказывается, генерал Андраник Озанян. Родителей убили турки у него, тогда еще мальчишки, на гла­зах. Андраник поклялся отомстить и ушел в горы. Его небо­льшой отряд совершал дерзкие набеги на турецкие гарнизо­ны и однажды даже похитил высокопоставленного пашу. В балканской войне 1912 года Андраник сражался с турками, отстаивая независимость Болгарии. Этот период его борьбы описал Лев Троцкий. Жестоко расправляясь с турецкими го­ловорезами, Андраник не допускал насилия над мирным на­селением. Только мирного населения, к сожалению, было немного. Он говорил: "Любое проявление национализма мне чуждо. Признаю только одну нацию – угнетенных". К началу Первой мировой войны генерал русской армии Анд­раник Озанян возглавил армянскую дивизию. После Октяб­рьской революции Степан Шаумян предложил ему сотруд­ничество с большевиками. Но к тому времени Андраник уже хорошо понимал истинную природу большевизма. Он отказался и с частью своих бойцов эмигрировал во Фран­цию. Там и похоронен. Имя его произносится с благого­вением.

"Ржавеет золото и истлевает сталь.

Крошится камень, к смерти все готово.

Всего прочнее на земле печаль,

И долговечней царственное слово"

Анна Ахматова

МАТЕНАДАРАН

В Армении не хватает жилья, но рукописи и фоли­анты не гниют в подвалах, их не сжигают из-за недостатка места. Для самого ценного из того, что создал человек – СЛОВА место нашлось. Это Матенадаран – хранилище ру­кописей. Здесь собраны персидские, арабские, еврейские, дагестанские манускрипты. Но здание приютило не только древнюю мудрость Востока – армяне никогда не были тупы­ми, узколобыми националистами. Польские, русские, фран­цузские, болгарские, латинские рукописи тоже хранятся в Матенадаране. А тот, кто сжигал чужие книги, не сберег и своих, не сберег и себя самого. И с благоговением глядим на двухсоткилограммовый фолиант Евангелия, на котором едва видна миниатюрная, со спичечный коробок книжечка – тоже Евангелие. Рядом – "Комментарии к Пятикнижию Моисея" Филона Александрийского, "Врачебник", томик "Утешение при лихорадке" – один вид его утешить может, такой он славный в кожаном переплете с пряжками из почерневшего серебра! Кажется, возьмешь в руки, и все лихорадки прой­дут! А вот "Наставление по плавке золота". Думаешь – ну, что об этом можно написать? Расплавил, да и все! А там ру­кописных страниц, наверное, 500, да еще с цветными иллю­страциями! В застекленных витринах алфавиты народов ми­ра, труды математиков разных веков, поэзия – Фирдоуси, Саади, Омар Хайям, Навои.

Всего в хранилище собрано 13500 армянских руко­писей и раза в полтора больше – на других языках от глу­бочайшей древности и до середины XIX века. Среди них пожелтевший "Гражданский кодекс" Наполеона, изданный в первом десятилетии XIX века.

На развернутой карте мира отмечены места, где ра­ботали армянские писатели и летописцы. Только в Иеруса­лиме они оставили более 500 рукописей! А где только не создавались остальные: в Эфиопии, на Филиппинах, в Укра­ине, в Италии – по всему свету! И это на протяжении полу­тора тысяч лет!

Матенадаран расположен в одном из лучших зданий и венчает перспективу центрального проспекта столицы.

НАЦИОНАЛЬНАЯ КАРТИННАЯ ГАЛЕРЕЯ

Здесь, как и в Матенадаране, нас посещают те же мысли. Полвека тому назад едва насчитывающий 20 000 че­ловек Эривань – захолустная, грязная провинция, превра­тился в столичный город и сумел собрать богатейшую кол­лекцию живописи не только местных художников, но и со всего света.

Наиболее интересны художники начала XX века. Но и в тридцатых годах встречаются такие, что трудно пред­ставить, как удавалось им работать в то смутное время.

Первым, кого хочу упомянуть, удивительный худож­ник Бажбеук-Меликян. Его картины завораживают, от них невозможно оторвать взгляд. "Тир", "Обозрение слонов", "Семья на отдыхе" – как застывшая, яркая сказка. Вот одна из них: женщина крутит ручку шарманки, у ее спутника на ремне через плечо ящик фокусника и между ними девушка делает стойку на локтях, а позади – река с водяной мельни­цей. Но если вглядеться, на заднем плане холстов присут­ствуют тревожные, резковатые мазки – картины написаны в 1937-38 годах. За свою жизнь Бажбеук-Меликян не продал ни одной картины. Как он жил?

Мрачная и аристократически изысканная "Операция" Гарибджаняна. Экспрессионистская, острая, злая "Столовая в Тавризе" Коджояна. Персы в фесках, подобрав под себя ноги и хищно изогнувшись, вгрызаются в шашлыки, рычат от жадности и наслаждения. Сарьян хорош до 1928 года. Да­льше – бездушные, гигантских размеров натюрморты. Вез­десущая Мариэтта Шагинян пишет о Сарьяне: "В 1951 году он выставил эскиз большого панно "Дружба народов", где все национальности нашего Союза собраны тесной группой на фоне красивого горного пейзажа, в рамке богатых даров нашей земли, вокруг улыбающегося, как отец, товарища Сталина". Интеллигенция не очень любит Сарьяна. "Где вы видели, чтобы художнику при жизни открывали музей?", – не раз слышали мы от армян. Не очень любят и Шагинян. Она, говорят, давно забыла армянский язык и на родине бы­вает очень редко, но всегда успевает держать нос по ветру. Вот и здесь, в галерее, обложка к сборнику ее стихов "Ори­енталь", издания 1915 года.

Геноцид в галерее практически не представлен, а жаль. В чем причина? Неужели только из-за того, чтобы не раздражать Турцию? Или и здесь эта неумирающая тема противоречит политике партии? Не верю, что художники об­ходят ее.

Интересны работы Акопяна, репатрианта из Египта. Он мрачен и беспощаден. Его "Горе", "Портной", "Уголок кухни" гипнотизируют.

Чем ближе картины к нашему времени, тем меньше в них искусства.

Но настоящим сюрпризом оказался для нас "Зал рус­ского искусства XX века". Армяне не побоялись выставить художников, тщательно скрываемых от широкой публики в российских музеях. Одни имена чего стоят! Кандинский, Павел Кузнецов, Лентулов, Якулов, Петров-Водкин, девять работ Фалька (среди них знаменитая "Дама в розовом"), Кустодиев, Анненков, Наталия Гончарова, Борис Григорьев, Шагал, Тырса, Рудаков, Натан Альтман, Конашевич, Куп­рин, Судейкин. О многих мы только слышали, и теперь сто­им ошеломленные этим богатством. Как жаль, что поспеши­ли вернуть фотоаппарат!

После русского "Зал западного искусства" восприни­мался спокойнее. Полотна Рубенса, Греза, Фрагонара, Буше, скульпторы Фальконе и Гудона. Но стоило задуматься над тем, как собиралась коллекция – ведь галерея открылась только в 1921 году. Многие полотна пожертвованы армян­скими коллекционерами и меценатами диаспоры.

Был еще один зал, о котором хочется рассказать под­робнее.

В "Зале даров" представлены работы армянских ху­дожников, живущих в рассеянии. Их мечта – заявить о себе на родине. То, что здесь экспонируется, прислано из раски­нувшейся по всему миру армянской диаспоры. Есть ли еще где-то в мире такой музей? Количество картин и скульптур просто поражает. Не все равноценны, но к ним и подход иной. Главное укрепить и продемонстрировать связи с диас­порой.

Значительная часть экспозиции – скульптуры умер­шего во Франции Гюрджана. Возвращаться на родину он не стал, но все свои работы завещал Ереванской галерее. Среди них "Саломея" – как пантера, играющая головой Иоанна, "Победа", целая галерея портретов, великолепные, полные движения и грации скульптуры животных. "Саломея" Гюр­джана – уже третья в музее. От девушки-гида мы впервые слышим о "танце семи покрывал", который Саломея испол­няла перед Иродом. Сбрасывая покрывала по одному, она осталась обнаженной и в награду получила голову Крести­теля. Вот вам и первый стриптиз!

Запомнились работы Орагяна из Италии – "Танец", "Встреча", "Дети", Адамяна из Англии – теплый, лиричный холст "Семья с собакой". Много картин из США, Италии, Франции, Ливана, Египта. Картины разного уровня. Встре­чаются совсем слабые, но все без исключения трогательны. Здесь наглядно продемонстрирована живая связь армян с ро­диной, и это производит самое сильное впечатление. С та­ким чувством мы покидаем Ереванскую галерею.

***

В последний вечер заходим попрощаться с отцом Тиграна, затем до ночи сидим в жарком и дымном кафе под фуникулером. Кладем свою бутылку в небольшой бассейн с холодной проточной водой, где она охлаждается вместе с другими. С нами симпатичная молодая пара: милицейский психолог Тате и студентка-медик из преуспевающей, арис­тократической семьи Анаит, с которыми мы познакомились на турбазе в Дилижане и договорились о встрече в столице.

"Я выросла в России, жила там до 18 лет, не зная сво­его языка, да и сейчас говорю с акцентом. Я далека от поли­тики, далека от национализма, и всю нашу трагическую ис­торию воспринимаю скорее рассудочно, чем эмоционально. Но когда выхожу утром на балкон и вижу Арарат – сердце сжимается, ненависть душит меня, в глазах темнеет! Мы должны вернуть его! Он наш!". Так говорила Анаит. И так думают армяне. Хочется верить, что придет час и народ осу­ществит свою мечту.

Ребята славные, несколько лет мы переписывались. Это была наша последняя встреча в армянской столице.

***

Как всегда перед отъездом, не могу заснуть. Лежу и думаю: что же мы увозим из Армении? Мы, привыкшие к необъятным просторам России, к ее размаху, слабо пред­ставляли себе, как может существовать национально обосо­бленная, маленькая республика, совсем недавно, каких-то полвека назад, потерявшая половину населения и три чет­верти территорий. В чем источник возрождения армянского народа, расцвета его культуры и науки, относительного эко­номического благополучия и, по сравнению с Россией, даже процветания? Почему даже сталинский изуверский террор не остановил бурное развитие страны? На мой взгляд, глав­ная причина – прекращение многовековых этнических и ре­лигиозных преследований, минимальные гарантии национа­льного выживания.

Как и везде на юге, семья здесь – это не только отец, мать, дети, но весь клан. Независимо от степени родства (будь ты хоть седьмая вода на киселе) членов клана в беде не оставят.

Но кроме принадлежности к семейному клану, суще­ствует и другой, не менее важный критерий – националь­ность. Среди бывших советских республик Армения – един­ственная, где самый низкий процент национальных мень­шинств: 96% населения армяне, и это, конечно, важнейший фактор, позволяющий избежать множества конфликтов. Прежде всего армянин. Солидарность и поддержка сохраня­ются у армян, где бы они ни жили, и этому стоит поучиться.

А для нас главным было, что мы поняли – и в маленькой стране можно жить, и жить хорошо. В ней не тесно тому, кто ее любит, и он найдет в ней все, что ему нужно.

ДОМОЙ

Зря мы так спешили: вылет, как всегда, опаздывает. Бесцельно слоняемся по аэровокзалу. У выхода оживление. Группа гостей возвращается в Ливан. Их провожает шумная толпа, где каждый старается перекричать соседа. В руках у многих транзисторы, магнитофоны, кино- и фотокамеры. Все это орет, воет, трещит и щелкает. Наполовину оглохшие, мы стараемся держаться в стороне. Отъезжающие, с эле­гантными пакетами, коробками и заграничными чемодана­ми, по одному скрываются в плотно занавешенном зале для иностранцев. У входа пограничники в зеленых фуражках. Через час гости появляются у выхода с внутренней стороны вокзала. Теперь они уже неприкасаемые. Самолет "Ереван – Бейрут" стоит в 50 метрах от вокзала. Толпа провожающих беснуется у кордона пограничников. Зеленые фуражки от­считывают 15 человек и вместе с ними поднимаются в авто­бус, который доставляет всех под крыло самолета. При вы­ходе из автобуса снова пересчитывают пассажиров (как буд­то за 20 секунд пути они могли испариться!) и по одному выпускают прямо на трап самолета. Затем автобус отправля­ется еще за пятнадцатью, и так до конца. Неужели пограни­чники опасаются, что кто-то захочет нелегально остаться в СССР и тайком спрыгнет из герметично запломбированного автобуса? Идиотизм происходящего просто потрясающий. Но мы смотрим с завистью. Доживем ли до подобной про­цедуры? Удастся ли когда-нибудь вырваться из Союза?

Едва закончился этот спектакль, объявили посадку на наш рейс.

Уже в самолете жена повернулась ко мне и после не­большой паузы сказала:

– Как же так? Мы провели в Армении почти месяц и уезжаем, не запомнив ни одного слова. Даже спасибо ска­зать не можем.

– Ну, почему? По крайней мере, одно слово я точно запомнил.

– Какое?

– Спюрк.

– Что оно означает?

– Так называется место, в котором мы вынуждены жить: диаспора.

Еще полчаса аэрофлотовской возни, и мы оторвались от земли. Позади синеет двуглавый силуэт Арарата, справа наш Арагац, за ним блеснул на мгновение Севан. Вошли в облака…

Вот и все. Сразу вдруг вспомнилось, что еще могли увидеть. Поздно об этом жалеть успели мы тоже немало

Прощай, Айстан! Ты был добр к нам и научил мно­гому. Спасибо тебе!

***

Настоящие заметки написаны в начале семидесятых годов прошлого века, когда казалось, что "союз нерушимый" действительно нерушим и вечен. С тех пор прошло почти сорок лет. Рухнул "союз нерушимый". Армения теперь неза­висимое государство, окруженное непредсказуемыми сосе­дями: на юге Иран и Турция, на востоке Азербайджан и лишь на северо-западе относительно спокойная Грузия.

Мы давно уже в Израиле. Отработали, сохранив свою специализацию, и вышли на пенсию. Выросли, отслу­жили в армии, профессионально состоялись и обзавелись семьями сыновья. Растут и взрослеют внуки.

Пусть читатель сам решит, насколько оправдались наши надежды.

А эти заметки – слова благодарности тем, кто давал нам приют и хлеб весь этот трудный карантинный месяц: армянам и курдам, чабанам, студентам, метеорологам. Ми­лиционерам, выбравшим для нас попутный грузовик, води­телям, подбиравшим нас на дорогах, незнакомому парню, который помог сыну в Ереване, и просто каждому, кто встретился в пути. Даже тому, кто украл фотоаппарат: он по­зволил узнать, как в таких случаях поступают порядочные люди. Даже верноподданной Мариэтте Шагинян – по ее книге мы составляли маршрут. И в первую очередь, конеч­но, семье Тиграна, его отцу, братьям, его друзьям.

Вернуться