yomkipur
Судный день Марк Шехтман
Он огляделся вокруг и вдруг физически ощутил острое, щемящее одиночество... Какие равнодушные, чужие лица... Он был как будто голый перед тупой и жадной толпой, которая его пока почему-то не заметила. И он вдруг понял, как важна для него эта далекая, вытянувшаяся вдоль моря полоска земли, которую никогда не видел. Эта она давала ему силы и надежду. Это ею и только ею он жил на чужбине.
И вот сейчас железный кулак коварного и высокомерного врага занесен над нею. Он с удивительной ясностью осознал всю хрупкость, иллюзорность жизни в чужой стране и сердце его сжалось в тоске. Тому, что долдонили по телевидению и радио, будто Израиль напал первым он не поверил ни на секунду, еще до того, как удалось послушать "Голос Америки".
Но был вопрос еще важней... Как это могло случиться? Как армия, которая за шесть дней перекроила карту Ближнего Востока, могла позволить врагу застать себя врасплох? Что же на самом деле произошло? Неужели за эти несколько лет так изменились люди? Острое чувство незащищенности теперь не покидало его ни на минуту и это было нечто большее, чем просто страх за себя.
Любопытный насмешливо-холодный взгляд скользнул по его лицу - две девушки, почти вплотную касаясь головами, что-то быстро-быстро зашептали друг дружке, прыснули и высокомерно отвернулись
"Нет, все они давно видят меня", подумал он. Вот еще один взгляд, невозмутимо - иронический, словно ощупывая, уперся в его лицо, минуту помедлил и опустился в испещренный жирными заголовками газетный лист. Что там искать сегодня? О начавшейся войне в газетах сообщат только завтра.
"Господи!", подумал он, " О, Господи! Если бы я только умел молиться! Если только...", он даже в мыслях боялся продолжить и назвать что именно может произойти. " ... Ведь тогда даже по улице невозможно будет пройти..."
Он вспомнил, что завтра нужно итти на работу и провести под такими взглядами день.., и второй, и третий (ясно, что на этот раз война так быстро не кончится) и с отвращением содрогнулся. Но еще противней стало, когда он подумал, как коллеги-евреи (их на работе большинство) будут невозмутимо и глубокомысленно, словно ничего не произошло, словно эта война их совершенноне касается, выяснять свои футбольно-хоккейные отношения. Так и будут стоять по углам лестничных клеток с дымящимися сигаретами все дни, сколько бы эта война не продолжалась.
А ведь когда там, далеко - хорошо... Все эти чужие люди вокруг были бы ему симпатичны. И скупое октябрьское солнце грело, и ласкал бы осенний дождик. И он улыбнулся бы этим девушкам. Как таким не улыбнуться - хорошие же, в сущности, девчонки...
Тут его толкнули. "Мужчина, вы сходите на следующей?". Он посторонился и пропустил вперед не очень молодую и довольно полную женщину. Через переполненный троллейбус она энергично пробиралась к выходу. Туго набитая авоська волочилась за ней, как баржа за днепровским буксиром.
- С такой энергией надо бы ехать прямо на Ближний Восток! - сказал обладатель невозмутимо - иронического взгляда. Женщина оглянулась:
- Не волнуйся, Ваня, там и без меня вам дадут! - Живо, с сильным акцентом сказала она, и, улыбнувшись, двинулась дальше. Вокруг дружно рассмеялись. Смеялись девушки, смеялся обладатель невозмутимо - иронического взгляда. Юмор победил идеологию! Сразу стало легко и просто. Лицо расслабилось, запоздалая улыбка осветила его и он почувствовал как накопившееся напряжение покидает душу.
Киев, октябрь, 1973