germany
Заметки из Германии Марк Шехтман
Самолет коснулся колесами бетона и под жидкие аплодисменты пассажиров покатился к терминалу мюнхенского аэропорта. Кроме нас, израильтян в самолете не оказалось, пассажиры - немцы, австрийцы – молниеносно улетучились и терминал опустел. Только наши чемоданы одиноко крутились на карусели. Возникшая из ниоткуда высокая, в синей униформе блондинка спросила с милой улыбкой, не везем ли наркотики и, не ожидая ответа, направила нас к застекленной кабине паспортного контроля. Другая блондинка, не поднимая глаз, шлепнула в паспортах печати. Бегущие ленты тротуаров вынесли прямо к автобусной остановке. Долго ждать не пришлось: автобус остановился у перрона с точностью до секунды. Вот мы и в Германии.
МЮНХЕН
Лучшее время в незнакомом городе - раннее воскресное утро. Залитые солнцем улицы еще пусты. Прошуршит по свежевымытому асфальту редкий автомобиль, слышна воробьиная перебранка. Лишь у лестницы, ведущей в подвал ночного клуба, вдруг появляются распухшие, синие физиономии всклокоченных девиц. Ослепленные утренним светом они бессмысленно хлопают приклеенными ресницами. Глотнут свежий воздух и снова вниз, откуда несет застоявшимся табачным дымом, потом и алкоголем - рабочий день (ночь?) не кончился. Рядом такой же клуб. И через дом, и за углом.
Главная торговая улица перекрыта с двух сторон полицией - в конторском здании пожар. Очень вежливые полицейские разрешают пройти. Один даже козырнул - как мило. Только неприятно видеть вермахтовские каски на головах пожарников - сидит в нас эта проклятая война.
Город просыпается, перезваниваются пустые трамваи. Бесшумно пританцовывая, дворники-негры всех оттенков - от черно-сизого до темно-оливкового - шлифуют тротуары мягкими широкими щетками. Открываются входы в метро, в галереи подземных магазинов. Разноязыкая толпа заполняет улицы: немцы, итальянцы, турки, слышна и русская речь.
Гостиницы сосредоточены в районе вокзала. Бизнес этот не для арийцев. В лобби преобладают вьетнамцы – самые способные из эмигрантов. Остальной персонал распределяется по иерархии: повара - турки, горничные – индуски, уборщицы - негритянки, смуглые мойщики посуды - из Бангладеш (узнать их легко: чалма на голове). Так, впрочем, везде в Европе - не только в Германии.
Рядом с гостиницей иранский минимаркет. Женщины в длинных балахонах, головы покрыты платками. Так одета и кассирша. Лица открыты - в Европе пока еще можно. Кто они - посланники ислама в овечьей шкуре политических беженцев или действительно спасались от Хомейни? Как их ни называй, но в последние годы толпы исламских эмигрантов заполонили Европу. Придет день и ей придется уплатить за это полную цену. Но вот голубоглазая немка тоже в платочке и в мрачном, сером до земли одеянии. Отрешенность на лице - у нее другой, свой мир. Вышла за мусульманина или просто приняла ислам - последнее тоже не редкость в Европе.
Мелькнул в толпе ярко-синий шелковый тюрбан. Группа поляков помогает найти агентство AVIS, где симпатичный грек выбирает для нас новенький, только что съехавший с трейлера французский "Ситроен". Впечатление будто мы в некоем космополитическом мегаполисе. Так оно, собственно, и есть.
Военных на улицах не видно - за всю поездку не встретили ни одного. Только полиция в форме.
Живут в этом новом Вавилоне и наши бывшие соотечественники: этнические немцы-репатрианты, другие эмигранты из государств СНГ и… евреи. Они-то здесь зачем? Евреев Германия приглашает с единственной целью: вернуть себе престиж гуманной, цивилизованной нации. И этим зарабатывает на них вторично: тогда - ограбив и уничтожив шесть миллионов, теперь - демонстрируя восстановленную общину. Но только в Германии. Немцы думают - этого достаточно, чтобы отмыть свое доброе имя. А как восстановить общину в Польше? Или в Венгрии? Понимают ли евреи, что за миссию взваливает на них Германия? Видят ли себя со стороны?
Под видом евреев пытаются попасть в Германию и неевреи. В 30-е годы германских граждан проверяли на чистоту расы - до четвертого поколения копали, а то и глубже. До генной инженерии тогда еще не дошли, и проверка производилась довольно примитивно: череп обмеряли специальными инструментами во всех мыслимых ракурсах. Глаза сравнивали с цветными, собранными на белых пластиковых линейках эталонами. Проверяли и волосы: на линейках были зажаты пряди волос стандартных для каждой расы расцветок, густоты, волнистости и курчавости. Эти пряди по одной прикладывали к голове проверяемого, пока не находили соответствующую. Глаза глазами, но, главное, конечно, лицо в целом. На специальных цветных таблицах были изображены в фас и профиль этнические типы с характерными признаками отклонений от арийского, нордического представителя высшей расы: разрез глаз, линия рта, бровей, а главное - длина и форма носа! С ними сравнивали черты лица проверяемого. Кинопропаганда запечатлела этапы этого действа. Усевшись в удобном кресле, улыбающаяся голубоглазая блондинка излучает оптимизм. Одетый в белый халат врача инспектор сверяет с эталонами глаза, волосы, обмеряет череп и довольный результатами, вручает блондинке удостоверение о расовой полноценности. Интересно, кем бы в результате такой проверки оказался доктор Геббельс?
Сегодня, через 50 лет, чтобы избавиться от нежелательных «арийцев», проверяют на «чистоту расы» уже евреев. Как теперь обходятся немцы без таблиц и эталонов? Еще живы специалисты, измерявшие нордический угол на извлеченном из могилы черепе, сохранились и толкования нюренбергских законов - нужные знания не пропадают, особенно у немцев.
******
В Израиле мы встретились с группой немецких девушек, репатриировавшихся в Германию из Казахстана. Они совершали экскурсию по Святой Земле за счет благотворительных христианских фондов. Девушки охотно рассказали о себе. Беседа шла на русском, и казалось, что перед нами не туристы из Германии, а наши "олим хадашим" – хорошо знакомые эмигрантские проблемы рождают свой специфический язык. Вот что рассказали молодые немки.
Положенную от государства помощь репатрианты получали сразу. Однако работу, соответствующую прежнему статусу, их родители не нашли, хотя прибыли с родным немецким языком. Видимо, язык еще не все - есть и другие причины. Живут они в своем замкнутом кругу, почти не общаясь с коренными немцами - подобно туркам, югославам, арабам и другим эмигрантам. Обособленность и в школах. Не знаю, как называют себя в Германии евреи, но эти девушки называли себя «русскими». "Мой папа им еще покажет, что могут сделать русские", сказала на прощанье одна из них. Звали ее, между прочим, Фёкла.
Евреи, выбравшие Германию, в отличие от них жаловаться не станут. Да и на кого?
Конрад Аденауэр - первый послевоенный канцлер Германии не смел даже мечтать о восстановлении еврейского поголовья и был честнее. Он просто помог Израилю многомиллионными репарациями.
Что стоит реставрированный немецкий престиж, мы увидели позже: лидер социал-демократов канцлер Вилли Брандт никогда не был нацистом. Репутация его кристально чиста. А внешность - с такой прямо в Голливуд. Он эмигрировал, воевал против Гитлера в норвежской армии. Посетив после войны Варшаву, Вилли Брандт не пожалел брюк и прополз на коленях к памятнику Героям гетто… А в 1973, во время войны Судного дня тот же обаятельный Брандт не разрешил промежуточную посадку американским самолетам с военной помощью для Израиля. И стыдно не было. Интересно, разрешил бы посадку Аденауэр?..
******
У Мюнхена богатое прошлое. В 1923 здесь пытался захватить власть Гитлер, но это удалось ему только через 10 лет. Город видел и другие, не менее драматичные события. Трудно поверить, что в 1919 году Мюнхен был столицей просуществовавшей всего месяц Баварской советской республики. Во главе стоял Эйген Левине - еврей и коммунист. Он успел национализировать банки и организовать баварскую Красную армию. В этой армии были солдатские советы. Членом одного из них был… Адольф Гитлер! Сразу после падения республики Левине расстреляли, а Гитлер успел перейти на сторону победителя - "Freicorp". Кто знает сейчас об этом?
Но мы выбрали Мюнхен не для изучения истории. Наша цель – "Alte Pinakotek". В любом музее, даже в Лувре, Эрмитаже, Уффици, Прадо, есть картины, а то и целые залы, которые можно спокойно миновать. Но не в "Alte Pinakotek"! Каждая картина - шедевр, у которой надолго замираешь в изумлении. Одни имена чего стоят! Брейгель, Рембрандт, Альтдорфер, Ван Эйк, Мемлинг, Дюрер. Хочется верить, что такие шедевры очищают душу человека, он становится добрее, лучше. Как бы не так! Рейхсмаршал Геринг, например, обладал огромной коллекцией награбленных произведений искусства - он, что, стал лучше? Впрочем, что-то человеческое в этом монстре все же было: в 1943 спас от гестапо товарища по оружию - еврея, летчика Лютера, с которым служил в эскадрилье "Рихтгофен" во время первой мировой войны. Тогда же Геринг предотвратил арест и высылку еврейской семьи Валлен - в 1923 году он, раненый во время мюнхенского путча, нашел у них убежище. Известны еще случаи, когда Геринг (за большие, правда, деньги) помог эмигрировать некоторым евреям.
ЗАЛЬЦБУРГ – БЕРХТЕСГАДЕН – ИННСБРУК
Пересекаем австрийскую границу и проводим день в Зальцбурге, о котором достаточно написано в путеводителях. К вечеру возвращаемся в Германию, останавливаемся в южнобаварской деревне и три дня путешествуем по окрестностям. Вдоль стены нашего «циммера» балкон с цветочными ящиками: герань, душистый табак, анютины глазки. Гора разнокалиберных подушек на кровати, пуховая перина, спать под которой невозможно - жарко. Окна выходят на оживленное шоссе: днем и ночью катят туристские автобусы, караваны, автомобили с велосипедами на крыше и лодками на прицепе. С устрашающим ревом несутся затянутые в черную кожу мотоциклисты. Кажется, будто вся страна в отпуске - гуляют немцы.
Уютный и до такой степени вылизанный, что похож на игрушечный, Берхтесгаден лежит у подножия Альп. За сверкающими витринами бесчисленных магазинчиков сверкающие прилавки, накрахмаленные продавцы. Кроме обычных сувениров, здесь продают видеокассеты с хрониками из жизни фюрера. Немцы охотно их покупают. Среди прочих - «Гитлер в Орлином гнезде». Под сенью «Орлиного гнезда», где была ставка фюрера, расцвел в 30-е годы Берхтесгаден и весь окрестный район.
Над озером Кенигзее возвышаются лесистые горы. Поднимаемся в вагончиках канатной дороги. От конечной станции до вершины, где установлен большой деревянный крест (1800м над уровнем моря), еще метров 100 пешком. Подъем крутой. Остановившись отдышаться, я встретился глазами с женщиной. Она тоже остановилась, и мы рассмеялись. А ведь тогда, 50 лет назад, все было таким же. Горы и эта тропинка, крест на вершине и озеро внизу. Останавливались передохнуть и, глядя друг на друга, улыбались запыхавшиеся туристы…
На неогороженной тропе стараюсь держаться подальше от пропасти. Рослый парень с тяжелым, туго набитым рюкзаком, на котором сидит ребенок, идет по самому краю и, срезая углы, спокойно перепрыгивает с камня на камень прямо над бездной. За ним с рюкзаком поменьше жена. В сторону пропасти они вообще не смотрят. Ни тени волнения на лицах. Вот еще один с ребенком на рюкзаке. Дети, как и родители, совершенно спокойны. А далеко внизу (поначалу даже взглянуть страшно!), среди зеленых лугов пасутся лошади, блестит озеро, на берегу церковь с красными куполами. Парашютисты, то поднимаясь, то снижаясь, кружат над долиной. Другие раскладывают на скалах разноцветные парашюты. Вот один разбежался (еще двое, придерживая расправленный парашют, бегут за ним), оттолкнулся, завис над пропастью и, подхваченный восходящим потоком воздуха, воспарил и понесся.
На соседней вершине - бывшая резиденция Гитлера. То самое, знаменитое «Орлиное гнездо». Теперь там ресторан. Желающих пообедать «у фюрера» хватает. Но это не для нас - и так не по себе оттого, что мы здесь.
Снова Австрия - Инсбрук. Блестит на солнце золотая крыша - «Golden Dach», толпятся туристы у старой гостиницы, в которой останавливался Моцарт (есть в Европе города, где он не побывал?), на мосту через стремительную реку Инн фотографируют молодоженов. Посреди улицы безголовая фигура девушки в тирольском национальном наряде. Отсутствующую голову заменяет металлическая рамка с толстыми веревочными косами. Вспоминая молодость, дамы не могут устоять, просовывают в рамку головы и так, в косах, фотографируются. В парке очередь прогулочных экипажей. Лошади в белых чулках, холеные, лоснящиеся, белый ромб на лбу. Под стать лошадям и холеные, лоснящиеся девушки в цилиндрах и белых перчатках. Чуть трогая вожжи, везут они любопытных по городу. Звонко щелкают по асфальту подковы. Покачиваются над головами разноцветные зонтики. За столиками на тротуарах едят мороженое. Шумит под мостом Инн. Все спокойно, размеренно, красиво. Плати и наслаждайся.
Австрия, Германия, снова Австрия. Несколько раз пересекаем границу. Первый пограничник, прижав плечом телефонную трубку, не оборачиваясь, взмахнул за спиной ладонью: проезжайте. Удивленно переглянувшись и подняв в недоумении плечи, мы робко тронулись. Другой взглянул на израильские паспорта и нижней челюстью двинул в сторону шлагбаума. - American? Italiano? – спросил третий и, не ожидая ответа, пропустил нас небрежным жестом. Четвертый паспорта взял, но открыть поленился и тут же вернул. Как-то не по себе от такого пренебрежения. Однажды повезло: пограничник открыл первый из двух паспортов, на второй сил у него не нашлось. Попадались КПП, где вообще никого не было. Первый раз я остановил машину, из вежливости подождал (государственная все-таки граница!) и медленно поехал дальше - вдруг окликнут? Не окликнули. Потом уже спокойно проезжал пустые КПП. Шлагбаумы открыты постоянно: поднимать и опускать их - труд слишком утомительный, граница не платная автострада. Вспоминаю «Стихи о советском паспорте». А ведь и тогда границы были открыты настежь (а, может, и пошире), и уж кто-кто, а Маяковский прекрасно это знал. К «серпастому, молоткастому» симпатий никогда не испытывал, а стихи эти люблю. Хоть и неправда, но как забыть: "на польский глядят, как в афишу коза, на польский выпяливают глаза в тупой полицейской слоновости", или: "и, не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не сморгнув, паспорта датчан и разных прочих шведов".
Попадались «циммеры», где не требовали паспорта и вообще ничем не интересовались. Вечером получил ключ, утром расплатился - вот и все контакты. Так, наверное, и должно быть: без границ, собак и колючей проволоки.
Мы не спешим. "Ситроен" катится по дорогам то Австрии, то Германии. По сторонам леса, поляны, голубые озера, снежные вершины, зеленые склоны. И везде коровы с колокольчиками. Промелькнет рядом поезд, в котором всего один пустой вагон. Австрийские городки или деревни от немецких не отличить - только у пограничных КПП вспоминаешь, в какой ты стране. Иногда моросит мелкий дождь. Запомнился однажды и снежок, который неспешно падал на спины двух слонов. С афишами по бокам они спокойно помахивали хоботами у шатра бродячего цирка.
Едем дальше на запад через Гармиш-Партенкирхен к городу Фюссен. Разочаровал Гармиш, а так хотелось увидеть его. Нарядная, сытая и, кроме собственного благополучия, равнодушная ко всему на свете публика. Неужели таким, как все эти примелькавшиеся альпийские города, видел его Ремарк, когда писал «Три товарища»?
ROMANTISHE STRASSE
Romantische Strasse - название это настолько пошлое, что не только произносить его вслух, но даже и писать как-то неудобно - коробило с самого начала. Но по-иному этот маршрут не назовешь. Лежащий у подножия Альп Фюссен, симпатичный, чистенький, наглаженный, вылизанный спускается террасами к реке Лех. Отсюда и начинается Romantische Strasse, по которой нам предстоит проехать на север до Вюрцбурга. Пузатые, разноцветные дома с темными деревянными балками в стенах, построенные 500 лет назад стоят, как новые. Покажите в России хоть одно здание (кроме церквей и соборов), простоявшее столько лет!
Блестит мокрый асфальт, частые окна (света в немецких домах мало, что ли?) и высокие, в два-три этажа красные и оранжевые черепичные крыши. Блестят яркие туристские автобусы. Темной громадой возвышается городской собор. Фрески слабые - нет в них души, кроме, пожалуй, одной, где изображена пляска смерти - популярный сюжет XIV-XV веков, когда эпидемии чумы и черной оспы опустошали Европу. Великий Гольбейн тоже оставил свою трактовку этой темы.
Раскрашенные деревянные фигуры святых на первый взгляд мало отличаются от итальянских. Под ниспадающими массивными складками угадываются изогнувшиеся в фанатичном экстазе тела. Аскетические, с запавшими щеками лица святых, поднятые брови, чуть закатившиеся, обращенные к небу глаза. Воздетые руки с маньеристским изгибом пальцев. Но если всмотреться, понимаешь - при полном почти сходстве внешнем немецкие святые лишены присущей итальянцам легкости, изящества и глубокой одухотворенности. Они тяжеловесны, статичны, вместо возвышенного устремления болезненный надрыв. И еще: есть в немецком барокко какая-то липкая, внушающая отвращение фамильярность. В общем, если смотреть церкви, так в Италии!
В магазинах привычные уже немецкие сувениры: сверкают латунные коровьи колокольчики от крошечного, с рюмку величиной для новорожденного теленка до полуведерного, очевидно, для сельского бугая-рекордсмена. Сусальные открытки с коровами среди цветочков на фоне альпийских вершин. С потолка свисают гроздья флажков, ангелочков и никелированных подков; на полках выстроились шеренги уток и гусей, справляющих большую нужду собак и собачек, всякая прочая дребедень. Не ушли далеко в этой отрасли немцы: помню в послевоенной Москве тех же «трофейных» собачек и фаянсовые пепельницы с раскрашенным собачьим дерьмом на травке. В современной экспозиции немецких сувениров преобладают батальоны свиней. На их вполне свинских мордах выражены все человеческие чувства и настроения, но большинство улыбается. Венцом этой свинской эпопеи является веселая, энергично совокупляющаяся пара. Выполненные из цветной качественной пластмассы, они действительно забавны и поначалу смеешься, но когда в следующем, и еще в одном, и в десятом, и в сотом магазинах видишь этих улыбающихся свиней, становится противно: немецкая речь вокруг превращается в хрюканье, воздух пропитывается смрадом высокопроизводительного свинарника.
Следующий городок Швангау (Лебединый округ) - такой же симпатичный, чистенький, наглаженный, вылизанный. Те же сувениры. Очень вежливые туристы внимательно изучают цены, иногда что-то покупают и, негромко переговариваясь, возвращаются в свои сверкающие автобусы. По дороге сворачиваем в Нойшванштейн, где над Шванзее (Лебединое озеро) - замок. Его построил в середине 19-го века баварский король Людвиг II. Он был одержим манией строительства дворцов и замков, разорил этим страну и окончил свои дни в больнице для умалишенных. Сам замок - апофеоз эклектики и напоминает игрушечные замки над Рейном. Не случайно построили такой же в Диснейленде. А красота вокруг настолько нереальная, что уже не воспринимается. Слишком уж ее много!
Поднимаемся по Romantische Strasse выше и в каждом городке та же картина. На третий день путешествие становится невыносимым, мы решаем вернуться в Австрию и провести остаток отпуска в какой-нибудь альпийской деревушке. Переночевав в придорожном мотеле, отправляемся обратно, но по дороге сворачиваем в Ландсберг: глянем - и дальше на юг.
Вышло все по-другому: Ландсберг не отпускал пять дней. Быстрая река Лех несет свои прозрачные воды в Дунай. Плотины, перекаты, мосты. В стороне от реки посреди улицы - канал, по которому вода стремительно несется прямо под колесо встроенной в двухэтажный дом водяной мельницы. Если долго смотреть на канал, кружится голова. Зеркалом сливается вода с широких искусственных перекатов. Отлитая в бронзе надпись сообщает: они построены свыше 400(!) лет тому назад. Не меньше и дому с мельницей. Было чем заниматься трудолюбивым бюргерам. В прозрачной воде спокойной заводи прямо под плотиной бродят увесистые форели, над ними крейсируют косяки утят, негромко крякают флагманские утки. Их тени падают на стерильно чистое песчаное дно.
Чистота в нашем пансионе, как в операционной, стерильная. Хозяйка Кристина, не останавливаясь ни на миг, буквально вылизывает каждый сантиметр. Муж держится в стороне и в ее деятельность не вмешивается, однако познакомиться зашел. Он приветлив, но сдержан, соблюдает дистанцию. Получив открытку с репродукцией моей картины, Бенгдт о своей сдержанности забыл и закричал: "Kristy! Er ist Maler!" (Кристи! Он художник!). И, повернувшись ко мне: "Когда приедете в следующий раз, ваш верблюд будет висеть в рамке".