отпусквармении

Отпуск в Армении Марк Шехтман

Вернуться

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В истории древней Армении много общего с исто­рией другой древней страны – Израиля, куда в конце 60-х мы решили уехать.

Армянский народ, как и еврейский, пережил гено­цид, и в обоих случаях цивилизованный мир не попытался остановить убийц.

Армянский народ, как и еврейский, рассеян по всему миру, но стремится сохранить себя как единую нацию.

Обе страны настолько малы, что их названия не уме­щаются на карте.

Мы надеялись, что более близкое знакомство с Арме­нией поможет нам найти себя в новой жизни.

"И в радости душа поет!

Вы – мне родня, глаза-маслины, слезы боли,

Вы – муки прошлые, шатры неволи,

Вы – льды вершин и гор надменных взлет…"

Давид Гофштейн, " В Армении"

"…Услышу рев реактивного самолета, прогревание мотора, даже цоканье копыт по мостовой, и сразу извечная дрожь во всем теле, сухость во рту, блуждающий взор, жар в ладонях и желудок подкатывает куда-то под самые ребра".

Джон Стейнбек, "Путешествие с Чарли в поисках Америки"

Выехали относительно легко. Остались позади сума­тоха сборов, ночное бдение над картой, покупки, бесконеч­ное нервное напряжение. Смутное беспокойство внушала лишь ожидаемая ереванская жара, хотя мы и устали от хо­лодных дождей и сменившей их липкой, влажной духоты. И вот теперь вместо теплого моря, вместо прохладных север­ных лесов мы выбрали один из самых диких способов отды­ха в стране, где без машины никто и шагу не сделает. Прав­да, знакомство с азиатской сухой жарой тоже входило в про­грамму.

Нас считали идиотами даже те, кто лицемерно зави­довал. Говорили и такое: "Вы, что, с ума сошли? Неужели больше некуда ехать? Сплошное ворье – обжулят, обсчита­ют, обворуют. По-русски не говорят. Женщина одна не мо­жет из дома выйти!". Подобное мы слышали уже не раз, ку­да бы ни собирались – находилось достаточно советчиков-"доброхотов". Но мрачные пророчества ни разу не сбылись.

Несколько дней подряд я безуспешно пытался купить билеты на самолет и, хотя приходил к кассам аэрофлота за­долго до открытия, каждый раз натыкался на объявление: "На рейс Киев - Ереван билеты проданы до…июля". На дру­гое утро – такое же объявление, но уже с новой датой. В конце концов проблему разрешили несколько лишних руб­лей кассирше. Самое интересное, что в самолете оказались свободные места.

Среди пассажиров преобладали армяне. Кроме сдан­ных в багаж чемоданов, у них множество сумок, пакетов и набитые покупками большие корзины из-под реализован­ных фруктов.

Летим над облаками. Начало смеркаться. В правый иллюминатор уставилась неправдоподобно яркая Венера. Южнее – величественный черный гриб, словно ядерный взрыв, поднялся над сплошной облачностью. В его основа­нии беснуется гроза, ежесекундно сверкая множеством мол­ний. Гриб настолько грандиозен, что остается в иллюмина­торе все время, пока самолет, склоняясь на юго-восток, не меняет курс. Правое крыло, заслонив небо, поднимается, и гриб остается где-то позади. Очень быстро темнеет. Под на­ми море, снежные вершины Кавказа, но не видим ни того, ни другого. Казалось, летим над пустыней. Иногда мелькнет глубоко внизу цепочка одиноких тусклых огоньков и снова сплошной первозданный мрак. Усталость берет свое и пос­тепенно начинает одолевать сон. Проснешься на несколько секунд, глянешь в темный иллюминатор – и опять провали­ваешься в небытие.

…Самолет вдруг затрясло, заскрежетали посадочные щитки, что-то вздрогнуло под брюхом. Разноцветные огни понеслись навстречу. Вот они уже совсем близко. Толчок – и самолет покатился по бетону. Ереван!

На трапе нас подхватил прохладный порывистый ве­тер и бросил в объятия Тиграна. Рядом с посадочной поло­сой машина скорой помощи.

– Смотрите, какое такси для вас приготовил, – за­смеялся Тигран. Шофер улыбнулся, включил двигатель и, повернувшись к нам, добавил: – Чтоб на таком такси вы ез­дили только в гости.

А дома уже накрыт с армянской щедростью стол, за которым гостей встречают Нельсон, Ричард, Арутюн (армя­не любят и нередко дают детям звучные имена, такие, как Франклин, Гамлет, Марат и даже Шекспир). Гости, сменяя друг друга, входят, знакомятся и, опрокинув рюмку-другую, уступают место следующим. Казалось, Тигран решил позна­комить с нами всю армянскую столицу. От этого начинает кружиться голова, но стараемся держаться достойно и не показывать усталость.

В какой-то момент один из гостей по имени Грант предложил, обращаясь к застолью:

– Хотите, я спою вам песню? – И, не дожидаясь отве­та, запел. Песня не походила на привычные нам советские: куплет – припев. Печальная мелодия, плавно развиваясь, заполнила комнату. Ни одна музыкальная фраза не повто­рялась. Никогда раньше я не слышал армянской музыки и сейчас, внимательно вслушиваясь, подумал: смог ли создать такую песню кто-нибудь другой, кроме армянина. Грант пел во весь голос, закинув назад голову, слегка модулируя и чуть-чуть с хрипотцой. Все притихли. Он кончил петь, но еще некоторое время царило молчание.

– О чем песня? – спросил я у соседа.

– О любви к покинутой родной земле. Герой клянет­ся не забывать ее и надеется когда-нибудь вернуться.

– Кто написал?

– Эмигрант. Жил в Португалии.

– Композитор?

– Нет. Простой рабочий.

Трезвый, как стеклышко, человек в застолье, ничуть не стесняясь незнакомых людей, просто так взял и запел, да еще о любви к родине. Трудно представить нечто подобное у нас. Впервые я по-настоящему позавидовал. За столом за­шумели, начались тосты один красочнее другого, а песня все звучала в ушах. Было шумно и весело, хозяева успешно состязались в красноречии, а их тосты-саги хотелось запи­сывать.

БАНКЕТ

"Я низко кланяюсь армянским крестьянам, что в горной деревушке во время свадебного веселья всенародно заговорили о муках еврейского народа. До конца жизни я буду помнить речи крестьян, услышанные в сельском клубе".

Василий Гроссман, "Добро вам"

– Вечером нас приглашает отец, – сказал Тигран.

И вот мы на месте. Дом, снаружи неказистый, но до­бротно отделанный и хорошо обставленный внутри, окру­жен небольшим садом. На стене картина: речка, вдоль бере­га стройные тополя, над всем этим нависает снежнобелый Арарат. Позже картины с Араратом мы видели практически в каждом армянском доме.

Нас встречает отец – могучий патриарх, рост что-то около 1.85, держится прямо, серые глаза, тяжелый, покры­тый серебряной щетиной подбородок. Знакомимся. Уточнив нашу национальность (на Кавказе, как в дипломатическом протоколе, это обязательная деталь процедуры знакомства), он, пока собираются гости, рассказывает о своем фронтовом друге, нашем соплеменнике и земляке. Старик говорит по-русски не спеша, тщательно выбирает слова, делает длин­ные паузы, как бы обдумывая каждую фразу. Но при этом речь его предельно насыщена, фразы емкие, чеканные, на­долго западают в память. Сильный кавказский акцент не то­лько ее не портит, но придает необычайную выразитель­ность. Позже я понял, что не в языке дело – по-армянски он говорит в такой же манере.

Тем временем нарядные, приветливые женщины за­няты приготовлением овощей для шашлыка. Я рассматри­ваю женщин и заодно краем глаза слежу, как они нарезают помидоры, лук, перец, фаршируют баклажаны курдючным салом. Курдюк, килограмма на два, лежит тут же, рядом с грудой свежего красного мяса. Сыновья набивают мангал сухими яблоневыми, грушевыми и абрикосовыми сучьями – уголь плодовых деревьев придает шашлыку особый вкус и аромат. Тигран поджигает газету. Дрова моментально вспы­хивают и быстро сгорают, оставляя подернутые серебристо-голубоватым пеплом угли. И тогда на решетку мангала кла­дут шампуры с мясом и овощами. А на столе вина, коньяки, в замороженных графинах несколько сортов водки, осет­рина и прочая разнообразная снедь.

Наконец все собрались, шашлыки сняты с шампуров и водружены на стол, наполнены бокалы. Отец поднимает свой. Он рад нашему благополучному приезду, рад, что у старшего сына такие друзья. Старик говорил еще долго. На­конец выпили, сразу стало шумно и весело. Вдруг все опять затихли. Отец поднял новый бокал. Никогда не забуду его слов. "Хочу, чтобы мы подняли бокалы за умных, надежных людей, которые многому научили нас. Людей, которые ни­когда не оставят в беде. Людей, которые всегда помогут тем, кто нуждается в помощи – за ваш нац! – так сказал он. – За то, чтобы "ваш нац" добился всего, что заслуживает, всего, что желает!" Таких слов мы никогда раньше не слышали. "Этот тост мы должны выпить стоя", - закончил он.

Горячая волна поднялась во мне, я поставил свой бо­кал, обнял и поцеловал отца, прижавшись к его колючей ще­тине. "Теперь ты будешь мой старший сын, старше моего старшего. А это – твои братья!" – И он указал на пятерых моих новых братьев. Помню, как в этот момент осветились лица жены и сына, и понял, почему говорят об израильтя­нах: "Да они же совсем не похожи на евреев!" В бурно встреченном ответном тосте я пожелал, чтобы талантливый, трудолюбивый, гостеприимный армянский народ полно­стью воссоединился на полностью воссоединенной армян­ской земле, и закончил словами: "Пусть каждый из вас, как только захочет, свободно поднимется на Арарат!"

Весь вечер звучала национальная музыка. Тигран хо­тел выключить магнитофон, но я не дал. На траве большой желтоватый пес усердно расправлялся с костями. "Эй, На­сер, иди сюда!", – позвал его кто-то по-русски. "Зачем оби­жаешь собаку?", – сказал я, и все рассмеялись.

ГОРОД

Конечно, проспали, и когда вышли из дома, день уже начался. Было довольно жарко, ноги погружались в расплав­ленный асфальт, но тень в аллеях платанов спасала. Стара­ясь вбирать в себя как можно больше, мы не спеша продви­гались к центру.

Шофер остановил грузовик и несколько раз ударил стальным стержнем по металлическому кольцу. На звон на­чали выходить заспанные матроны с мусорными ведрами. У следующего дома (звон разносится далеко) уже выстроилась очередь. Еще через дом стоят только ведра, а хозяйки, ожив­ленно переговариваясь, ждут в тени. Рабочий в кузове пото­рапливает опоздавших. А по улице набирает скорость спло­шной поток автомобилей. В Армении автомобиль – мечта каждого уважающего себя мужчины. Автомобиль здесь – не просто "средство передвижения", он престиж, зеркало поло­жения в обществе. И "волга" не предел мечтаний. По Ерева­ну разъезжают роскошные, громадные, как дредноуты, "ше­вроле" и "форды" – подарки родственников из диаспоры. А те, у кого еще нет даже "волги", добродушно посмеиваясь над собой, довольствуются "москвичами" или горбатой па­родией на автомобиль – "запорожцем". На худой конец мож­но обойтись и мотоциклом. И тогда они украшают свои ма­шины эмблемами более высокого класса. На "волге" эмбле­ма "чайки", на "москвиче" – "волги", на велосипеде – мото­цикла "BMW". Даже на детских деревянных самокатах уму­дряются присобачить какую-нибудь железку, хоть номер от настоящей машины.

Архитектура Еревана довольно однообразна. И все же в целом это удивительно теплый, живой и динамичный город, построенный из вулканического туфа. Оттенки этого мягкого камня меняются от розового, до чуть сиреневого и придают всему городу неповторимый колорит. Много раз­ных по стилю памятников, бюстов, барельефов. Скульптуры в самых неожиданных местах. Стены зданий украшены че­канкой. Улицы названы именами писателей, поэтов, компо­зиторов, национальных героев. И повсюду благодатные фон­танчики с прохладной и вкусной водой. Заглядываем во дворы – жизнь протекает в основном здесь: копошатся в са­диках, жарят шашлыки, играют в нарды. Скоро осень и хо­зяйки сушат шерсть. Ее раскладывают на широких просты­нях, треплют, перебирают и зачем-то колотят палками. Шерсть рыжая, белая, коричневая. Ее спрядут и к зиме свя­жут теплые свитера и носки.

В новых кварталах дворы засажены миниатюрными виноградниками. Они принадлежат обитателям первых эта­жей и отделены друг от друга легкими проволочными сет­ками. Здесь и скамеечки, иногда крошечные беседки, а то и бассейн величиной с детскую ванночку. Но главное преиму­щество первых этажей – там почти всегда есть вода. На вер­хние этажи вода с перебоями подается только ночью. В центре двора обязательно столб с множеством блоков. К не­му с балконов окружающих домов, прямо над головами, протянуты тросы для сушки белья. Если смотреть сверху – напоминает гигантскую паутину.

Старики в скверах перебирают четки, украшенные цветными кисточками. На Кавказе четками пользуются и мусульмане, и христиане, и даже евреи.

В городском транспорте касс-автоматов нет. Просто при выходе кладешь деньги водителю, получаешь сдачу – и все. Никаких билетов. Встречаются и кондуктора. Им пла­тят, но билетов не берут. На конечной остановке водитель, не прячась, отматывает себе на локоть несколько метров би­летной ленты, словно ковбой лассо, и, скомкав, опускает в мусорный ящик. Год назад мы наблюдали то же в Тбилиси. Так принято на Кавказе.

Неожиданно встречаем Роберта – того, что сидел с нами за столом у Тиграна. Роберт необыкновенно элегантен: выбрит, подстрижен, надушен, сверкающие ботинки, в стре­лочку брюки, безукоризненный белый пиджак. Его русская речь почти без акцента. Зашли в кафе, разговорились и ус­лышали много интересного.

– Я инженер, работаю в промышленности, но на со­ветскую зарплату существовать невозможно.

– Как же вы все-таки устраиваетесь?

– Каждый устраивается, как может, и у большинства получается. – Он улыбнулся и продолжал: – Есть много пу­тей, обо всех так сразу не расскажешь. Это поймет лишь тот, кто долго живет здесь. Кавказ – не Россия. Тут свои законы, другие отношения между людьми. "Живи и дай жить дру­гому" – принцип, на котором построена вся национальная экономика. Главное – это семья, и ради нее я готов на все. Лучше пойду воровать, но не допущу, чтобы мои дети чув­ствовали себя униженными. Детей у меня трое. Есть "вол­га", большая квартира. Дом в горах. Стадо баранов, фрукто­вый сад – конечно, весомая, но только часть моего бюджета. Жена с высшим образованием, не работает. В квартире бело­мраморный камин с коринфскими колоннами, а перед ним на полу настоящая тигровая шкура. На стенах дорогие кар­тины. Так живем.

Разговор постепенно перешел на тему геноцида ар­мян и закончился Холокостом евреев.

– Вы знаете, я все время думаю: зачем Гитлер это сделал? Ведь евреи ничего, кроме хорошего, в Германию не принесли, – наивно рассуждал Роберт.

– А может, именно поэтому? – спросил я. – Человек по своей натуре не склонен быть постоянно благодарен. Не хочу преувеличивать, но евреи всегда вносили определен­ный прогресс в страны, оказавшие им приют, а потом рас­плачивались за это на виселицах, кострах и в лучшем случае – изгнанием с предварительным грабежом всего нажитого.

Когда мы расстались, я подумал, что первый раз сво­бодно говорил о Холокосте с незнакомым человеком. Позже перестал удивляться: ни одна встреча не обходилась без об­суждения трагических событий недавнего прошлого.

…Продолжаем знакомство с городом. В центре из­возчик застыл в ожидании пассажиров. Склонив голову, он дремлет. Большой черный зонтик защищает от солнца. Све­жий лак не может скрыть возраст довольно потрепанной ко­ляски с откидным верхом и застекленным керосиновым фо­нарем. Дремлет и черная кобыла в соломенной шляпе с дыр­ками для ушей. В гриву вплетены бумажные цветы. Она не намного моложе своего хозяина. А на тротуаре одиноко при­строились монументальные весы "фербенксъ": бросишь мо­нетку – узнаешь свой вес. Но к извозчику и весам никто не подходит.

В тот, первый день мы еще долго бродили по городу и возвратились так и не увидели Арарат, – воздух сегодня не прозрачный.

ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ГЕНОЦИДА

Этот памятник принято посещать после заката, когда с гор обрушивается холодный, порывистый ветер. Он валит с ног, ломает деревья, разбивает стекла окон, грохочет, завы­вает, не дает уснуть. Вместе с прохладой ветер несет изны­вающему от зноя городу тревогу и напряженность

Нас повели к памятнику за час до полуночи. Не могу объяснить причину овладевшего нами тогда волнения. Толь­ко ли ветер вызвал его?

В лунном свете темнела огромная усеченная двенад­цатигранная базальтовая пирамида. Как нам объяснили, гра­ни ее символизируют двенадцать вилайетов (областей) ту­рецкой Армении, где в ночь на 24 апреля 1915 года началась резня армян. Армяне произносят это русское слово с ударе­нием на первом слоге.

По специально разработанным спискам уничтожали армянскую интеллигенцию, депутатов парламента, финан­систов, деятелей науки и культуры. Просто без списков – всех остальных. Так армянский народ узнал (в который раз!) настоящее равенство. Egalite, ты приходишь всегда одино­ким, забыв о своих братьях Liberte и Fraternite. Они доста­ются другим, если вообще существуют. Тебя, Egalite, прино­сят геноцид, эпидемии, ядерное оружие и стихийные ката­клизмы.

продолжение

.

Вернуться