Отпуск в Армении Марк Шехтман
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
В истории древней Армении много общего с историей другой древней страны – Израиля, куда в конце 60-х мы решили уехать.
Армянский народ, как и еврейский, пережил геноцид, и в обоих случаях цивилизованный мир не попытался остановить убийц.
Армянский народ, как и еврейский, рассеян по всему миру, но стремится сохранить себя как единую нацию.
Обе страны настолько малы, что их названия не умещаются на карте.
Мы надеялись, что более близкое знакомство с Арменией поможет нам найти себя в новой жизни.
"И в радости душа поет!
Вы – мне родня, глаза-маслины, слезы боли,
Вы – муки прошлые, шатры неволи,
Вы – льды вершин и гор надменных взлет…"
Давид Гофштейн, " В Армении"
"…Услышу рев реактивного самолета, прогревание мотора, даже цоканье копыт по мостовой, и сразу извечная дрожь во всем теле, сухость во рту, блуждающий взор, жар в ладонях и желудок подкатывает куда-то под самые ребра".
Джон Стейнбек, "Путешествие с Чарли в поисках Америки"
Выехали относительно легко. Остались позади суматоха сборов, ночное бдение над картой, покупки, бесконечное нервное напряжение. Смутное беспокойство внушала лишь ожидаемая ереванская жара, хотя мы и устали от холодных дождей и сменившей их липкой, влажной духоты. И вот теперь вместо теплого моря, вместо прохладных северных лесов мы выбрали один из самых диких способов отдыха в стране, где без машины никто и шагу не сделает. Правда, знакомство с азиатской сухой жарой тоже входило в программу.
Нас считали идиотами даже те, кто лицемерно завидовал. Говорили и такое: "Вы, что, с ума сошли? Неужели больше некуда ехать? Сплошное ворье – обжулят, обсчитают, обворуют. По-русски не говорят. Женщина одна не может из дома выйти!". Подобное мы слышали уже не раз, куда бы ни собирались – находилось достаточно советчиков-"доброхотов". Но мрачные пророчества ни разу не сбылись.
Несколько дней подряд я безуспешно пытался купить билеты на самолет и, хотя приходил к кассам аэрофлота задолго до открытия, каждый раз натыкался на объявление: "На рейс Киев - Ереван билеты проданы до…июля". На другое утро – такое же объявление, но уже с новой датой. В конце концов проблему разрешили несколько лишних рублей кассирше. Самое интересное, что в самолете оказались свободные места.
Среди пассажиров преобладали армяне. Кроме сданных в багаж чемоданов, у них множество сумок, пакетов и набитые покупками большие корзины из-под реализованных фруктов.
Летим над облаками. Начало смеркаться. В правый иллюминатор уставилась неправдоподобно яркая Венера. Южнее – величественный черный гриб, словно ядерный взрыв, поднялся над сплошной облачностью. В его основании беснуется гроза, ежесекундно сверкая множеством молний. Гриб настолько грандиозен, что остается в иллюминаторе все время, пока самолет, склоняясь на юго-восток, не меняет курс. Правое крыло, заслонив небо, поднимается, и гриб остается где-то позади. Очень быстро темнеет. Под нами море, снежные вершины Кавказа, но не видим ни того, ни другого. Казалось, летим над пустыней. Иногда мелькнет глубоко внизу цепочка одиноких тусклых огоньков и снова сплошной первозданный мрак. Усталость берет свое и постепенно начинает одолевать сон. Проснешься на несколько секунд, глянешь в темный иллюминатор – и опять проваливаешься в небытие.
…Самолет вдруг затрясло, заскрежетали посадочные щитки, что-то вздрогнуло под брюхом. Разноцветные огни понеслись навстречу. Вот они уже совсем близко. Толчок – и самолет покатился по бетону. Ереван!
На трапе нас подхватил прохладный порывистый ветер и бросил в объятия Тиграна. Рядом с посадочной полосой машина скорой помощи.
– Смотрите, какое такси для вас приготовил, – засмеялся Тигран. Шофер улыбнулся, включил двигатель и, повернувшись к нам, добавил: – Чтоб на таком такси вы ездили только в гости.
А дома уже накрыт с армянской щедростью стол, за которым гостей встречают Нельсон, Ричард, Арутюн (армяне любят и нередко дают детям звучные имена, такие, как Франклин, Гамлет, Марат и даже Шекспир). Гости, сменяя друг друга, входят, знакомятся и, опрокинув рюмку-другую, уступают место следующим. Казалось, Тигран решил познакомить с нами всю армянскую столицу. От этого начинает кружиться голова, но стараемся держаться достойно и не показывать усталость.
В какой-то момент один из гостей по имени Грант предложил, обращаясь к застолью:
– Хотите, я спою вам песню? – И, не дожидаясь ответа, запел. Песня не походила на привычные нам советские: куплет – припев. Печальная мелодия, плавно развиваясь, заполнила комнату. Ни одна музыкальная фраза не повторялась. Никогда раньше я не слышал армянской музыки и сейчас, внимательно вслушиваясь, подумал: смог ли создать такую песню кто-нибудь другой, кроме армянина. Грант пел во весь голос, закинув назад голову, слегка модулируя и чуть-чуть с хрипотцой. Все притихли. Он кончил петь, но еще некоторое время царило молчание.
– О чем песня? – спросил я у соседа.
– О любви к покинутой родной земле. Герой клянется не забывать ее и надеется когда-нибудь вернуться.
– Кто написал?
– Эмигрант. Жил в Португалии.
– Композитор?
– Нет. Простой рабочий.
Трезвый, как стеклышко, человек в застолье, ничуть не стесняясь незнакомых людей, просто так взял и запел, да еще о любви к родине. Трудно представить нечто подобное у нас. Впервые я по-настоящему позавидовал. За столом зашумели, начались тосты один красочнее другого, а песня все звучала в ушах. Было шумно и весело, хозяева успешно состязались в красноречии, а их тосты-саги хотелось записывать.
БАНКЕТ
"Я низко кланяюсь армянским крестьянам, что в горной деревушке во время свадебного веселья всенародно заговорили о муках еврейского народа. До конца жизни я буду помнить речи крестьян, услышанные в сельском клубе".
Василий Гроссман, "Добро вам"
– Вечером нас приглашает отец, – сказал Тигран.
И вот мы на месте. Дом, снаружи неказистый, но добротно отделанный и хорошо обставленный внутри, окружен небольшим садом. На стене картина: речка, вдоль берега стройные тополя, над всем этим нависает снежнобелый Арарат. Позже картины с Араратом мы видели практически в каждом армянском доме.
Нас встречает отец – могучий патриарх, рост что-то около 1.85, держится прямо, серые глаза, тяжелый, покрытый серебряной щетиной подбородок. Знакомимся. Уточнив нашу национальность (на Кавказе, как в дипломатическом протоколе, это обязательная деталь процедуры знакомства), он, пока собираются гости, рассказывает о своем фронтовом друге, нашем соплеменнике и земляке. Старик говорит по-русски не спеша, тщательно выбирает слова, делает длинные паузы, как бы обдумывая каждую фразу. Но при этом речь его предельно насыщена, фразы емкие, чеканные, надолго западают в память. Сильный кавказский акцент не только ее не портит, но придает необычайную выразительность. Позже я понял, что не в языке дело – по-армянски он говорит в такой же манере.
Тем временем нарядные, приветливые женщины заняты приготовлением овощей для шашлыка. Я рассматриваю женщин и заодно краем глаза слежу, как они нарезают помидоры, лук, перец, фаршируют баклажаны курдючным салом. Курдюк, килограмма на два, лежит тут же, рядом с грудой свежего красного мяса. Сыновья набивают мангал сухими яблоневыми, грушевыми и абрикосовыми сучьями – уголь плодовых деревьев придает шашлыку особый вкус и аромат. Тигран поджигает газету. Дрова моментально вспыхивают и быстро сгорают, оставляя подернутые серебристо-голубоватым пеплом угли. И тогда на решетку мангала кладут шампуры с мясом и овощами. А на столе вина, коньяки, в замороженных графинах несколько сортов водки, осетрина и прочая разнообразная снедь.
Наконец все собрались, шашлыки сняты с шампуров и водружены на стол, наполнены бокалы. Отец поднимает свой. Он рад нашему благополучному приезду, рад, что у старшего сына такие друзья. Старик говорил еще долго. Наконец выпили, сразу стало шумно и весело. Вдруг все опять затихли. Отец поднял новый бокал. Никогда не забуду его слов. "Хочу, чтобы мы подняли бокалы за умных, надежных людей, которые многому научили нас. Людей, которые никогда не оставят в беде. Людей, которые всегда помогут тем, кто нуждается в помощи – за ваш нац! – так сказал он. – За то, чтобы "ваш нац" добился всего, что заслуживает, всего, что желает!" Таких слов мы никогда раньше не слышали. "Этот тост мы должны выпить стоя", - закончил он.
Горячая волна поднялась во мне, я поставил свой бокал, обнял и поцеловал отца, прижавшись к его колючей щетине. "Теперь ты будешь мой старший сын, старше моего старшего. А это – твои братья!" – И он указал на пятерых моих новых братьев. Помню, как в этот момент осветились лица жены и сына, и понял, почему говорят об израильтянах: "Да они же совсем не похожи на евреев!" В бурно встреченном ответном тосте я пожелал, чтобы талантливый, трудолюбивый, гостеприимный армянский народ полностью воссоединился на полностью воссоединенной армянской земле, и закончил словами: "Пусть каждый из вас, как только захочет, свободно поднимется на Арарат!"
Весь вечер звучала национальная музыка. Тигран хотел выключить магнитофон, но я не дал. На траве большой желтоватый пес усердно расправлялся с костями. "Эй, Насер, иди сюда!", – позвал его кто-то по-русски. "Зачем обижаешь собаку?", – сказал я, и все рассмеялись.
ГОРОД
Конечно, проспали, и когда вышли из дома, день уже начался. Было довольно жарко, ноги погружались в расплавленный асфальт, но тень в аллеях платанов спасала. Стараясь вбирать в себя как можно больше, мы не спеша продвигались к центру.
Шофер остановил грузовик и несколько раз ударил стальным стержнем по металлическому кольцу. На звон начали выходить заспанные матроны с мусорными ведрами. У следующего дома (звон разносится далеко) уже выстроилась очередь. Еще через дом стоят только ведра, а хозяйки, оживленно переговариваясь, ждут в тени. Рабочий в кузове поторапливает опоздавших. А по улице набирает скорость сплошной поток автомобилей. В Армении автомобиль – мечта каждого уважающего себя мужчины. Автомобиль здесь – не просто "средство передвижения", он престиж, зеркало положения в обществе. И "волга" не предел мечтаний. По Еревану разъезжают роскошные, громадные, как дредноуты, "шевроле" и "форды" – подарки родственников из диаспоры. А те, у кого еще нет даже "волги", добродушно посмеиваясь над собой, довольствуются "москвичами" или горбатой пародией на автомобиль – "запорожцем". На худой конец можно обойтись и мотоциклом. И тогда они украшают свои машины эмблемами более высокого класса. На "волге" эмблема "чайки", на "москвиче" – "волги", на велосипеде – мотоцикла "BMW". Даже на детских деревянных самокатах умудряются присобачить какую-нибудь железку, хоть номер от настоящей машины.
Архитектура Еревана довольно однообразна. И все же в целом это удивительно теплый, живой и динамичный город, построенный из вулканического туфа. Оттенки этого мягкого камня меняются от розового, до чуть сиреневого и придают всему городу неповторимый колорит. Много разных по стилю памятников, бюстов, барельефов. Скульптуры в самых неожиданных местах. Стены зданий украшены чеканкой. Улицы названы именами писателей, поэтов, композиторов, национальных героев. И повсюду благодатные фонтанчики с прохладной и вкусной водой. Заглядываем во дворы – жизнь протекает в основном здесь: копошатся в садиках, жарят шашлыки, играют в нарды. Скоро осень и хозяйки сушат шерсть. Ее раскладывают на широких простынях, треплют, перебирают и зачем-то колотят палками. Шерсть рыжая, белая, коричневая. Ее спрядут и к зиме свяжут теплые свитера и носки.
В новых кварталах дворы засажены миниатюрными виноградниками. Они принадлежат обитателям первых этажей и отделены друг от друга легкими проволочными сетками. Здесь и скамеечки, иногда крошечные беседки, а то и бассейн величиной с детскую ванночку. Но главное преимущество первых этажей – там почти всегда есть вода. На верхние этажи вода с перебоями подается только ночью. В центре двора обязательно столб с множеством блоков. К нему с балконов окружающих домов, прямо над головами, протянуты тросы для сушки белья. Если смотреть сверху – напоминает гигантскую паутину.
Старики в скверах перебирают четки, украшенные цветными кисточками. На Кавказе четками пользуются и мусульмане, и христиане, и даже евреи.
В городском транспорте касс-автоматов нет. Просто при выходе кладешь деньги водителю, получаешь сдачу – и все. Никаких билетов. Встречаются и кондуктора. Им платят, но билетов не берут. На конечной остановке водитель, не прячась, отматывает себе на локоть несколько метров билетной ленты, словно ковбой лассо, и, скомкав, опускает в мусорный ящик. Год назад мы наблюдали то же в Тбилиси. Так принято на Кавказе.
Неожиданно встречаем Роберта – того, что сидел с нами за столом у Тиграна. Роберт необыкновенно элегантен: выбрит, подстрижен, надушен, сверкающие ботинки, в стрелочку брюки, безукоризненный белый пиджак. Его русская речь почти без акцента. Зашли в кафе, разговорились и услышали много интересного.
– Я инженер, работаю в промышленности, но на советскую зарплату существовать невозможно.
– Как же вы все-таки устраиваетесь?
– Каждый устраивается, как может, и у большинства получается. – Он улыбнулся и продолжал: – Есть много путей, обо всех так сразу не расскажешь. Это поймет лишь тот, кто долго живет здесь. Кавказ – не Россия. Тут свои законы, другие отношения между людьми. "Живи и дай жить другому" – принцип, на котором построена вся национальная экономика. Главное – это семья, и ради нее я готов на все. Лучше пойду воровать, но не допущу, чтобы мои дети чувствовали себя униженными. Детей у меня трое. Есть "волга", большая квартира. Дом в горах. Стадо баранов, фруктовый сад – конечно, весомая, но только часть моего бюджета. Жена с высшим образованием, не работает. В квартире беломраморный камин с коринфскими колоннами, а перед ним на полу настоящая тигровая шкура. На стенах дорогие картины. Так живем.
Разговор постепенно перешел на тему геноцида армян и закончился Холокостом евреев.
– Вы знаете, я все время думаю: зачем Гитлер это сделал? Ведь евреи ничего, кроме хорошего, в Германию не принесли, – наивно рассуждал Роберт.
– А может, именно поэтому? – спросил я. – Человек по своей натуре не склонен быть постоянно благодарен. Не хочу преувеличивать, но евреи всегда вносили определенный прогресс в страны, оказавшие им приют, а потом расплачивались за это на виселицах, кострах и в лучшем случае – изгнанием с предварительным грабежом всего нажитого.
Когда мы расстались, я подумал, что первый раз свободно говорил о Холокосте с незнакомым человеком. Позже перестал удивляться: ни одна встреча не обходилась без обсуждения трагических событий недавнего прошлого.
…Продолжаем знакомство с городом. В центре извозчик застыл в ожидании пассажиров. Склонив голову, он дремлет. Большой черный зонтик защищает от солнца. Свежий лак не может скрыть возраст довольно потрепанной коляски с откидным верхом и застекленным керосиновым фонарем. Дремлет и черная кобыла в соломенной шляпе с дырками для ушей. В гриву вплетены бумажные цветы. Она не намного моложе своего хозяина. А на тротуаре одиноко пристроились монументальные весы "фербенксъ": бросишь монетку – узнаешь свой вес. Но к извозчику и весам никто не подходит.
В тот, первый день мы еще долго бродили по городу и возвратились так и не увидели Арарат, – воздух сегодня не прозрачный.
ПАМЯТНИК ЖЕРТВАМ ГЕНОЦИДА
Этот памятник принято посещать после заката, когда с гор обрушивается холодный, порывистый ветер. Он валит с ног, ломает деревья, разбивает стекла окон, грохочет, завывает, не дает уснуть. Вместе с прохладой ветер несет изнывающему от зноя городу тревогу и напряженность
Нас повели к памятнику за час до полуночи. Не могу объяснить причину овладевшего нами тогда волнения. Только ли ветер вызвал его?
В лунном свете темнела огромная усеченная двенадцатигранная базальтовая пирамида. Как нам объяснили, грани ее символизируют двенадцать вилайетов (областей) турецкой Армении, где в ночь на 24 апреля 1915 года началась резня армян. Армяне произносят это русское слово с ударением на первом слоге.
По специально разработанным спискам уничтожали армянскую интеллигенцию, депутатов парламента, финансистов, деятелей науки и культуры. Просто без списков – всех остальных. Так армянский народ узнал (в который раз!) настоящее равенство. Egalite, ты приходишь всегда одиноким, забыв о своих братьях Liberte и Fraternite. Они достаются другим, если вообще существуют. Тебя, Egalite, приносят геноцид, эпидемии, ядерное оружие и стихийные катаклизмы.
.