Заметки из Германии(продолжение)
Рузвельт и его окружение больше всего боялись обвинения в том, что США воюет с Германией из-за евреев. Не хочется верить, что опасения эти были обоснованы. Англичане смотрели дальше: они не хотели осложнять отношения с арабским миром. Сталину вообще было не до таких мелочей, как евреи: в марше на Берлин он и своих солдат не жалел.
До окончания войны союзники не осудили геноцид ни единым словом.
Простая деревенская старушка, прятавшая в погребе еврейскую семью, - насколько она выше, благороднее Рузвельта, Черчилля, Сталина, которые до последних часов Третьего Рейха с отвратительным лицемерием позволили бесперебойно функционировать гитлеровской машине уничтожения.
******
Деревенское кладбище. Напротив входа склеп. В центре, под распятием, словно сошедший с советской, времен войны карикатуры, большой березовый крест, на который надета вермахтовская каска. На стенах керамические таблички. Имена, даты, места рождения и смерти. Погибшие в 1914-18 уместились на левой стене. Большинство во Франции (Verdun – Frankreich), меньше в России, двое в Сербии. Имена погибших в 1939-45 гг. (почти все в «Russland») занимают широкую центральную и правую стены. Немцы умирали и после войны - в 1946-47 гг. Но на табличках уже не «Russland», а «Sibir» - плен. А русский плен тоже совсем не рай: большинство пленных остались там навсегда. По немецкой статистике из 100000 взятых в плен под Сталинградом, выжило 6000 - шесть из ста! Сквитались, в общем… Такие же склепы на других деревенских кладбищах. Мемориальные плиты и в церквях. А в стране-победительнице, где «никто не забыт», павшие за правое дело даже такого не удостоились: еще и сейчас лежат по бескрайним лесам и болотам России тысячи непохороненных.
******
Советский майор квартировал в немецком доме. Вызвал из России жену. Прошел год и майор решил повторно зарегистрировать брак в немецкой ратуше, так как документы пропали во время войны. Свидетелем пригласил хозяина. Почтенного возраста хозяин был поражен:
- Как это возможно, герр майор? Такой солидный, такой уважаемый человек живет с женщиной, не оформляя официальные отношения, - сокрушался он и долго не мог успокоиться.
На следующий день хозяин заговорил по-другому.
- Герр майор, я очень сожалею, но мне придется на вас жаловаться советскому коменданту города. Я всю войну прятал еврейку-жену, а вчера ваши подвыпившие солдаты залили вином и в нескольких местах прожгли сигаретами персидский ковер, который несколько поколений принадлежит нашей семье.
Он сказал правду - были и такие немцы. Но после капитуляции чуть ли не каждый представлял пламенным антифашистом себя и активным наци соседа. Все, оказывается, прятали, спасали, помогали, в крайнем случае просто не доносили. Непонятно только, кто голосовал за Гитлера и куда подевались евреи.
******
Эпизод из книги Вильяма Ширера «Берлинский дневник». Передачи английского радио немцы слушали, однако помалкивали - попасть за это в концлагерь никому не улыбалось. Однажды после очередного налета «Luftwaffe» матери одного из летчиков официально сообщили, что самолет сына сбит над Англией, а сам он числится пропавшим без вести. Но через два дня Би-Би-Си, как обычно, передало имена взятых в плен немецких летчиков. Среди них был и «без вести пропавший». Днем позже мать плененного летчика получила восемь писем от самых близких друзей: ее поздравляли - ведь английский плен гарантировал жизнь. Имена поздравлявших мать сообщила в гестапо - так закончилась эта история. Немецкий цензор не пропустил это сообщение: - Американцы не в состоянии оценить героизм немецкой женщины, - сказал он.
В отличие от СССР в Германии до сетевого радиовещания не додумались и вместо конфискации радиоприемников на время войны расширяли их производство: пропаганда прежде всего - нельзя оставлять без нее население! А с вражескими передачами обошлись без проблем: в пластинах конденсаторов переменной емкости стали выштамповывать отверстия на частотах союзных радиостанций. Насколько проще, чем забивать эфир мегаваттными глушилками!
Смотришь теперь старые кинохроники и поражаешься: до чего похожи голоса советских и немецких дикторов 30-40 годов - кажется, будто на одном языке говорят! Так оно, собственно, и было: напыщенная ложь звучит одинаково и на русском и на немецком.
******
По Версальскому договору Германии было запрещено иметь военную авиацию. Дружеская рука протянулась из Москвы - не было в мире банды, которую оставил бы без помощи Кремль. Инструкторы Липецкого авиационного училища готовили летчиков «Luftwaffe». Полученные знания пригодились им во время бомбардировок городов и объектов СССР - летчики учились хорошо и прекрасно знали центральные области России. В Казанском училище готовили немецких танкистов. С дружескими визитами в СССР успели побывать бывший курсант Липецкого училища, а впоследствии командующий «Luftwaffe» Герман Геринг, знаменитый танковый асс, генерал и теоретик Гейнц Гудериан и многие другие.
Еще пример. За несколько предвоенных лет в рабочих, профсоюзных и спортивных делегациях немцы успели пропустить через Кавказ полный состав горнострелковых дивизий «Эдельвейс». Кое-кому удалось по нескольку раз побывать здесь. Тренировки производились зимой и летом, в любую погоду - дождь, снег и туман. Немцы ничего не делают просто так, без цели. В результате тренировок они активно, до мелочей изучили театр предстоящих сражений и знали не только перевалы, вершины и ущелья, но каждую тропу, ручей, каждое дерево, камень, куст. Тренировки вели, конечно, русские инструкторы-альпинисты. Немцы называли их по именам. С начала войны и до лета 42-го дивизии «Эдельвейс» в боях не участвовали и продолжали тренироваться в Альпах - их берегли. В Красной Армии о горнострелковых соединениях тогда вообще не думали. Прекрасные альпинисты без пользы рассеялись во всех родах войск, и лишь немногие оставались в живых к прорыву немцев на Кавказ летом 1942. На вершине Эльбруса солдаты «Эдельвейса» водрузили огромный красный флаг со свастикой. А перевалы пришлось защищать простой необученной пехоте, не в альпинистских триконях, а в кирзовых сапогах, без ледорубов, крючьев, цепляясь они за ледники.
******
Два вопроса не дают мне покоя. Первый - какой бы стала Германия без Гитлера? Без войны? Без потери территорий, отошедших к России, Польше и Чехословакии? Без миллионов погибших на фронтах и в тылу? Это и есть цена за наступившее после войны процветание? Или же Германия достигла бы еще большего без нацизма? Что им мешало жить в мире, как теперь? Неужели только евреи?
Второй вопрос не легче: что мешало России за 50 лет достичь хотя бы четверти современного экономического уровня Германии? Природные ресурсы, людские резервы страны-победительницы неисчерпаемы, о территориях нечего и говорить. Уровень научно-технической элиты ничуть не ниже, а кругозор рядового инженера намного шире. Только ли в социализме дело? Ведь и задолго до революции Россия от европейского благополучия далека была бесконечно.
Хотя заметки эти из Германии, не могу не сказать несколько слов об австрийцах. У меня к ним вообще особое отношение. Если немцы хотя бы делают вид, что раскаиваются в содеянном, австрийцы бесстыдно, нагло выдают себя за жертву нацизма. А ведь мы помним, что из Австрии вышли два Адольфа – Гитлер и Эйхман, другие нацистские главари, помним, с каким триумфом австрийцы встретили своего фюрера, как заставляли евреев чистить зубными щетками венские мостовые. Теперь они "ЖЕРТВЫ".
ОТНОШЕНИЕ К ТРУДУ, БЫТ
Вечер. Едем медленно, в поисках «циммера» разглядываем аккуратные дома в садиках с гномами. Еще светло. Перед нами церковь. Массивная, тяжелая немецкая кирха с петушком на шпиле. На колокольне массивное, тяжелое, немецкое гнездо - чуть взмахивая крыльями, летит к нему аист. За церковью шеренга новых, только что отстроенных двухэтажных домов. У немцев предусмотрено все: подъемные краны в деревнях под стать домам - маленькие. С их помощью потом затаскивают через окна мебель, холодильники. Перед окном, в которое еще не вставлена рама, сиротливо повисло пианино. Так оно до утра и провисит: рабочий день окончен, а сверх нормы немец не станет работать и секунду. Но и начинает он работу точно по звонку. Работает не спеша, и, между прочим, все успевает.
Если немец берется за дело - неважно какое - он обязательно доведет его до конца.
Вот примеры немецкой добросовестности. 90-е годы. Израильтянин путешествует по Германии. В жаркий день он вышел из гостиницы в Мюнхене, бросив пиджак на крышу автомобиля, уложил чемодан в багажник и поехал. О пиджаке вспомнил уже в Италии и особенно о нем не жалел - документы и деньги хранились в поясе. Но через месяц он получил свой пиджак. Прохожий подобрал его (в кармане оказалась визитная карточка) и по адресу выслал в Израиль.
Автобус прибыл к остановке на минуту позже указанного в расписании времени. Кто-то, не дождавшись, сел в такси. Узнав об этом, водитель автобуса до того разволновался, что, превысив скорость, догнал и остановил такси, попросил прощения у пассажира за опоздание и уплатил шоферу.
.******
…Осень 1941-го. Саша Аксельрод попал в окружение и, выдавая себя за бурята, оказался в немецком плену, где для советского военнопленного шанс выжить нулевой. Спасла гражданская специальность. Он попал на завод, впервые за несколько месяцев получил горячую пищу и стал к токарному станку. Резец скользнул по болванке, тоненькая серебристая стружка, меняя цвет с желтого на сине-фиолетовый, завилась спиралью и потянулась в сторону. Привычный запах горячего металла защекотал ноздри и Саша почувствовал себя как рыба в воде. Отрезвил его хороший удар палкой по спине. «Спеши медленно, du, russische Schwein! Zwolotsh!», негромко сказал мастер, заложил за спину палку и, не оглядываясь, медленно удалился вдоль шеренги станков. Так повторялось несколько раз, пока Саша не отвык от «стахановских» методов труда. «Я до сих пор благодарен этой сволочи», говорил он. Вернувшись после войны в Киев, Саша работал не спеша, по звонку, а успевал намного больше других и, как заводской парторг ни противился, получил титул «Мастер – золотые руки» с фотографией на «Доске почета». А выключать станок, как немцы, Саша Аксельрод так и не научился и прежде, чем нажать кнопку, всегда отводил от детали резец. Немцы и того не делали.
******
Ближе к Альпам дома в деревнях двухэтажные, с длинными во весь фасад балконами. На окнах украшенные кружевами и вышивкой белоснежные занавески. На желтоватых, белых или розовых стенах выполненные по трафарету росписи, изображающие сцены из житий святых, исторические эпизоды. Попадались дома, где одна из стен как-то не соответствовала общему облику. Тончайшая паутина трещин покрывала боковую стену, словно кракелюры на холстах старых мастеров. Но это были не трещины: распиленные точно по длине и уложенные у стены так плотно, что между ними не воткнуть и спичку, поленья составляли единую, идеально гладкую поверхность. Обтесывали немцы их специально? Ведь сгорят же в печке, а вот старались, пилили по шаблону, подгоняли одно полено к другому, всматривались, меняли местами, укладывали. Зачем?
Немецкие мусорные ящики: для зеленых бутылок, для белых, для коричневых, для пластика, для бумаги, для пищевых отходов - стоят шеренгой на улицах городов и деревень, на загородных автостоянках. Граждане послушно достают из мусорного кулька соответствующие бутылки, опускают их в нужный ящик и плотно закрывают крышку. Цветные пластиковые кульки: для каждого вида отходов свой цвет. Кульки (наш экологический бич!) продаются в кассах супермаркетов. Хочешь кулек - плати, а это как раз немцы (только ли они?) не очень любят. На рынках овощи кладут в бумажные пакеты. Покупают немцы мало, все умещается на дне стандартной корзинки. Нагруженных, как в Израиле, до самого верха тележек в супермаркетах нет. Потому и не увидишь целые пласты выброшенных кульков на улицах, полях, в лесах. Берегут немцы природу, и нам - самым умным на свете - стоит этому поучиться.
На полях среди золотисто-серой массы тяжелых колосьев, словно для контраста, васильки, красные гвоздики. Их не выпалывают - цветов ровно столько, чтобы украсить поле.
Немецкий лес. Войти в него нельзя - затянут колючей проволокой на всем протяжении не только автострад, но и узких дорог. Сколько такой проволоки нужно, чтобы затянуть все леса? Увидеть лес можно только сверху, из вагончика канатной дороги. Немецкие елки стоят стройными рядами, как солдаты по команде «смирно». Строго в одну линию развернуты ветки. Шишки висят через равные промежутки и сверкают, словно начищенные пуговицы парадного мундира. Так везде в Германии, даже на крутых горных склонах: кроме аккуратной, ровной травки (стригут ее под деревьями, что ли?) ничего не увидишь - ни кустов, ни сухих сучьев, ни пней, ни поваленных стволов. Не знаю, как в лесу (возможно, законопослушная немецкая трава сама знает, до какой высоты ей позволено расти), но в кюветах траву во всяком случае стригут: две машины с навесными косилками идут одна за другой. Первая стрижет левый откос, вторая - правый. Скошенная трава засасывается в контейнеры, и чистота в кюветах такая же, как на асфальте. А дорога всего-то ничего: обочин нет и две машины с трудом разъедутся! Однажды все-таки удалось углубиться в лес - ворота в проволочном заграждении были открыты. Впереди за поворотом показалась окруженная живой изгородью вилла. На аккуратно выстроганном столбике табличка. С трудом разбираю готический шрифт: «Вниманию владельцев собак и кошек! Животные, оказавшиеся на частной территории, будут застрелены (или расстреляны? - erschissen)!». Неужели сидит этот болван у окна с винтовкой, высматривая бродячих собак и кошек?
На природе немец приветливо улыбнется встречному и обязательно поздоровается. Guten Tag, mein Herr! Может, и этот поздоровался бы?
Что же касается братьев наших меньших, то собакам и кошкам хорошо и дома, на улицах их не видно. Дома у немцев большие, для котов столб с плотно намотанной веревкой, а то и целые стволы с ветками - чтоб когти драть, карабкаться до потолка и не портить накрытую чехлами мебель. Чего так беспокоился владелец лесной виллы?
Цементный завод, но нет обычного на километр облака тончайшей серой пыли: чистота, яркая зелень вокруг. Сразу и не поймешь, что это одно из самых вредных для окружающей среды производств.
Немецкие стекла: витрины, окна в жилых домах, офисах, в заводских цехах, складах, в автомобилях, вагонах трамваев и поездов жирно, словно намазаны салом, сверкают и нет на них ни соринки, ни пылинки. Кажется - дотронешься и рука станет жирной. Отраженная в немецких стеклах природа выглядит еще лучше и красивее. Но блестят не только стекла: в надраенном, вылизанном асфальте на стоянках отражаются автомобили. Сквозь стеклянную, в три этажа стену пивоваренного завода ослепительно, до боли в глазах сияют медные котлы.
Скоро осень. На площадках перед супермаркетами чистенькие, наглаженные, причесанные немецкие девочки и мальчики. Я смотрю на них и вижу тех из Hitlerjugend и BDM (BundDeutsche Madchen - Союз немецких девушек. Остряки раскрывали эту аббревиатуру иначе: Bubby, druck mich! - Мальчик, зажми меня!). Таких вот сначала посылали вымогать пожертвования на «выселение евреев из Германии», на «зимнюю помощь», а в конце войны - с фаустпатронами под танки. И шли. Посылали ловить и расстреливать узников концлагерей, разбежавшихся после бомбежки, добивать обессилевших. Ловили, расстреливали, добивали. В 44-ом из таких мальчишек сформировали танковую дивизию «Hitlerjugend» - подарок фюреру ко дню рождения. В Арденнах почти все и погибли.
Сейчас (наверное, и тогда) они продают чистенькие, вылизанные, причесанные, но уже больше не нужные игрушки. Девочки и мальчики времени зря не теряют и в ожидании покупателей играют, демонстрируя качество своих товаров. Продают также книги и прошлогодние учебники. На вид книги еще новее, чем на полках магазина.
Такими же новыми выглядят выстроившиеся возле Бензоколонок автомобили. Их оставляют здесь на продажу. Под ветровым стеклом табличка с номером телефона, ценой, километражем и годом выпуска. Есть машины, которым по 10, 15, 20 лет. Но ни одного изъяна! Все блестит. Ни царапины на краске, обивка сидений свежая, сверкает никелевое покрытие. Ну, прямо с конвейера!
Одежда и обувь в комиссионных магазинах, которых в Германии на удивление много, тоже совсем как новые. Как немцы ухитряются пользоваться вещами, не оставляя на них следов?
Диснеевские гномы. В каждом садике стоят они такие точно, как у Диснея, но непропорционально увеличенные в застывшей своей неподвижности, потрясающе безобразные, грубые, пошлые. Чем-то напоминают тяжеловесное немецкое барокко в католических соборах Баварии. Зато Белоснежки не видел ни одной - видимо, рудименты вкуса все-таки сохранились у бюргеров.
Дороги прекрасные. Те ли это знаменитые пропагандистские «автобаны», которые перед войной строили нацисты, или новые, послевоенные, но вести по ним машину - наслаждение. В «ситроенах» вроде нашего немцы не ездят - предпочитают массивные «мерседесы».
Аптечная чистота, порядок, спокойствие, немыслимая рационализация жизни: в одежде, в ухоженных, выпестованных полях, в похожих на дворцы школах и промышленных зданиях, на рынках, в туристском сервисе, в общественных туалетах.
МУЗЫКА
Витрина магазина музыкальных инструментов. За стеклом старинные виолы, лютни, клавикорды, трубы, охотничий рог. Тромбон без подвижной кулисы. Как строили на таком инструменте мелодию - только губами? Застыли в безмолвии тяжелые литавры. Виолончель - вместо привычных четырех - шесть струн. Возвышаясь, как пастух над стадом, застыл старинный шестиструнный контрабас. Гриф его венчает античная женская головка. Двенадцатиструнная лютня. Виола да гамба. Виола д’амур тоже с женской головкой на грифе. А на грифе инкрустированной скандинавской скрипки львиная голова. Флейты, кларнеты, рожки. На лакированном эбеновом дереве духовых инструментов сияют хитроумные латунные клапаны. Один рожок заканчивается загнутым, как ручка у зонтика, раструбом. Отдаленный прообраз саксофона - кларнет-бас. Хорн-бассет: изогнутый почти под прямым углом небольшой, прямоугольной формы раструб обращен книзу, на изгибе камея, клеймо мастера выжжено над ней. Инкрустированный перламутром клавесин с пожелтевшими клавишами. На открытой крышке ослепительной яркости пейзаж - окно в мир девственной природы, чистой и свежей, как звук этого инструмента.