Мой отец(окончание)
******
О дальнейшей судьбе работ Шехтмана известно следующее: сотни картин украинского авангарда, которые не успели уничтожить культуртрегеры «соцреализма» до войны, немцы вывезли в Германию. Среди них три большие картины - основные полотна серии "Моя анкета": «Портрет матери», «Погромленные» и «Переселенцы». В конце войны в районе Кенигсберга (ныне - Калининград) солдаты Советской Армии обнаружили снятые с подрамников и свернутые в рулон холсты. Вряд ли Геббельс намеревался использовать их для очередной выставки «дегенеративного искусства». После 1939 года германский «националреализм» уже утвердился, прочие «измы» были разгромлены и период пропагандистских выставок закончился. Остается только гадать, для каких целей вывезли картины. Во всяком случае тот, кто этим занимался, хорошо понимал ценность отобранных холстов, и, как это ни парадоксально, именно отправка в Германию спасла их от уничтожения.
******
В книге Олены Рипко «В поисках утраченного прошлого» («Каменяр», Львов, 1996) приводится интересный документ:
АКТ
Вересня 8 дня 1937 року комісія в складі інструктора культосвітнього відділу ЦК КП(б)У тов. Попелюха, директора Музею російського мистецтва тов. Раєвського, художників Кодієва і Пащенко в присутності наукових робітників Державного Українського Музею тт.Адольфа, Резнікова переглянула твори ворогів народу Падалки, Седляра, Гвоздика, Лінковського, Налепінської-Бойчук та Дідло, які подані на розгляд комісії з спец. фонду Державного Українського Музею, встановлює: зазначені твори з’являються (правопис збережено-О.Р.) за своїм контрреволюційним-бойчуківським формалістичним методом шкідливими, спотворюють нашу соціалістичну дійсність, дають фальшиві образи Радянських людей, ніякої художньої та музейної цінності не мають і як твори ворогів народу підлягають знищенню. До ціеї категорії явно шкідливих речей які також підлягають знищенню відносяться три роботи Бойчука Тимка -1) "Під яблунями", 2) "Портрет старого", 3) "Портрет дівчини із хлопцем"; картина худож. Шехтмана "Погромлені", літографія худож. Довгаля "Червоноармієць", ідеологічно шкідлива картина худож. Івасюка, написана ним в 1914-1915 р. "Вступ Миколи ІІ до Львова", дві картини ворога народу Пилипенка "Селянин" та "Розправа на селі", портрет ворога народу Любченка худ. Шовкуненка, дві газети "Вісті",1920 р., а також 25 плакатів з ворожим буржуазно-націоналістичним та монархічним змістом. До цього додається список з 29 номерами назв контрреволюційних речей. Комісія:
Інструктор культвідділу ЦК КП(б)У (Попелюха) Художники: (Кодієва) (Пащенко) Директор Музею російського мистецтва (Раєвський)
Невдовзі і в Дніпропетровському художньому музеї за актом від 18 жовтня 1937 р. знищено твори Довгаля, Бланка Б., Котляревської М., Налепінської-Бойчук, Падалки, Хотінка, Узунової, Лебедевої Т., Фрадкина, Проніна Н., Кравцова А. Разом 32 гравюри, малюнки тощо, що вилучені з фонду".
******
Мы уже не узнаем, что помешало привести в исполнение этот каннибальский приговор. Остается только от души поблагодарить тех, кто в страшные дни сталинского террора спас картины. Другим музеям Украины повезло меньше - множество произведений погибло точно так же, как книги на геббельсовском костре перед берлинским университетом. Найденные под Кенигсбергом картины привезли в Ленинград, в Русский музей, и разобравшись, вернули в Киев. До начала «Перестройки» (больше 30 лет!) их держали в запасниках (фонд №17), куда войти можно было только по специальному разрешению. Лишь в конце 80-х картины Бойчука и художников его школы вернулись в постоянную экспозицию Национального музея украинского искусства. В 2001-2002 гг. картина "Погромленные" вместе со многими работами учеников Бойчука экспонировалась на выставке "Феномен украинского авангарда" в трех крупных городах Канады.
******
Для картин Шехтмана (как, впрочем, и большинства учеников Бойчука) характерны монументальность, экспрессия, динамичность, чистота цвета, освобождение от второстепенных деталей и почти ренессансная концентрация художественной энергии на главном в сюжете. И что не менее важно - яркая национальная идентификация.
К 1934 году партийно-бюрократический аппарат набрал достаточно сил не только для расправы с различными оппозициями, но и для "культурной революции", по сравнению с которой китайская - детская игра. Партии потребовался совершенный во всех отношениях герой - коммунистический супермен. Бесчисленные творческие объединения артистов, литераторов, художников были разгромлены. Вместо них создавались централизованные отраслевые союзы работников искусств - послушные инструменты партаппарата. Группа Бойчука не стала исключением. Некоторое время лишенные заказов (и хлеба!) художники находились на свободе, но в 1936-м длинные руки НКВД добрались и до них. 13 августа 1937 года учитель и душа коллектива Михаил Львович Бойчук был расстрелян вместе с лучшими из своих учеников. Шехтман к тому времени уже покинул Киев.
В Москве тоже было непросто: искореняя всяческие "измы", и там сажали, высылали, преследовали художников. Но на Украине, кроме "формализма в искусстве", действовал ещё один враг пострашнее первого: "украинский буржуазный национализм", под предлогом борьбы с которым проводился планомерный геноцид украинской интеллигенции. До "еврейского буржуазного национализма" дело пока не дошло. Бандитский экстремизм полуграмотного большевичья плюс доставшийся в наследство от Романовых имперский русский шовинизм буквально стёрли с лица земли цвет украинской нации. Почти все художники группы Бойчука были репрессированы.
******
1938 – Шехтман художник-постановщик спектакля "Гершеле-Острополер" в театре С. Михоэлса. Он также работает в Музее истории религии и атеизма, для которого написал большое полотно "Ночь св. Варфоломея". Несмотря на резко изменившийся живописный почерк, в картине чётко прослеживается доминирующая в творчестве Шехтмана тема надвигающейся катастрофы. Только вместо бандитов или нацистских погромщиков мы видим погромщиков католических. Много лет эта картина была в постоянной экспозиции Музея истории религии и атеизма, который после войны располагался в Казанском соборе (Ленинград). В годы перестройки собор был возвращен православной церкви и музей переехал в другое помещение. При переезде часть картин сняли с подрамников и свернули в рулон. Среди них "Ночь св. Варфоломея". В настоящее время картина ждет своей очереди на реставрацию.
Графические серии (в частности, «Изгнание», или «Экзодус») также навеяны предчувствием катастрофы. Те, кто не знал о гибели отца в 41-м, считали, что рисунки созданы уже после войны, по следам преступлений нацистов. Сейчас они передо мною. Листаю наугад. Маленькие фигурки, выполненные сухой кистью на грубой бумаге пятикопеечного блокнота… Странно удлиненные, деформированные тела обнаженных мужчин и женщин напоминают засохшие деревья. Они как будто застыли устремленные в неизвестность. В позах, жестах, лицах что-то непонятное, тревожное, трагическое. Кто они и откуда? Куда пришли? Что ждет их? Эти сделанные при тусклом свете керосиновой лампы рисунки, когда рука, повинуясь подсознательному, сама ведет перо или кисть, - любимый жанр отца. Еще блокнот… Похороны. Лошади с плюмажами, катафалк, женщины, собака… Виселицы. Гротескные, длинноносые персонажи в высоких, остроконечных шляпах. А эти - кто? Рисунки мягким карандашом на глянцевой, чуть желтоватой бумаге.. Манера рисунка напоминает Рембрандта, а сами образы - голландцев 16-го века. Отягощенные узлами и чемоданами они куда-то движутся. На заднем плане городские строения, стены, башни. Над городом флаг со свастикой. В углу рисунка виньетка с надписью: «Дойчланд». Старик, поднявший, как Моисей, посох, зовет всех за собой. Слышат ли его?.. И снова все идут - кто с чем, и один, конечно, со скрипкой. Теперь уже и скрипач упал. Женщина бессильно склонилась к стене. Беспомощный ребенок хочет прильнуть к ней, но далеко ему. А вот все остановились и даже отпрянули назад, напряженно вглядываясь в открывшееся впереди. Что там?..
Эти рисунки можно назвать одним хорошо известным словом: «Изгнание». Художник не впервые думал над этой темой. Он видел дальше своего времени. В полотнах 20-х годов Шехтман обращался к недавнему прошлому, теперь же - к совсем близкому будущему. Но сюжет вдруг стал запретным. В августе 1939-го самолет со свастикой приземлился в Москве и тень от него упала на Европу… Война, которую и без того считали неизбежной, вдруг приблизилась и, еще не начавшись, вошла в каждый дом. Шехтман тяжело переживал эти последние предвоенные годы, фантастическую авантюру поворота на 180 градусов в отношениях с Германией. Он уже знал, что не останется в стороне, и даже я в свои 12 лет чувствовал это…
Главные его полотна, созданные в конце 20-х годов и проникнутые предчувствием приближающейся катастрофы (три картины из цикла "Моя анкета" - "Мать", "Погромленные" и "Переселенцы", или "Эмигранты"), сохранились чудом. Обращаясь в прошлое, художник предвидел этапы будущего. Предчувствие - Катастрофа - Исход - традиционный еврейский исторический цикл, в котором всегда существует ещё один этап: Забвение. Оно и приводит к повторению трагедии. Как странно, что создатель такого цикла предпочёл остаться в СССР...
Но как сложилась бы судьба Шехтмана - останься он в живых? Скорее всего, разделил бы участь Михоэлса, Зускина, Маркиша и других уничтоженных Сталиным лидеров еврейской культуры.
******
Сохранилась деревянная скульптура - «Голова партизана». Я подолгу смотрел на нее в доме наших московских друзей. Сейчас она стоит передо мной здесь, в Беер-Шеве.
Шехтман был дружен с сестрами Раисой и Александрой, девичья фамилия которых Идельсон. Первым мужем младшей, Раисы, был Роберт Фальк, вторым - художник Александр Лабас. Отношения с ними остались дружескими и после развода. Старшая - Александра Вениаминовна Азарх, вдова создателя ГОСЕТа Грановского. Сестры родились в Витебске, свободно владели европейскими языками, долго жили в Париже, Берлине, прекрасно знали Шагала, Ю.Пэна, всю блестящую плеяду витебской школы, многих из художественной и литературной элиты Франции и Германии. В их доме бывали Маяковский, Брик, знаменитый эсер Блюмкин. Последний был арестован агентами НКВД, когда выходил от них. Там отец познакомился с Михоэлсом, Зускиным, Фальком, Натаном Альтманом, Осьмеркиным, другими артистами и художниками. Летом 1941, перед уходом в московское ополчение Шехтман подарил «голову» Грановской, а в 1980, незадолго до своей смерти Александра Вениаминовна отдала ее мне. - Жизнь моя на исходе, - сказала она, прощаясь. - Я хочу, чтобы ты привез это в Израиль.
******
Картины серии "Моя анкета" побывали за рубежом не только в качестве германских трофеев: они экспонировались в 30-м году на 17-й Международной выставке искусств (Биеннале) в Венеции, а затем на выставках советского искусства в Цюрихе и Токио. Из картин, оставшихся в киевской квартире художника во время немецкой оккупации, сохранились только три.
В 1945 году Киевский еврейский театр возвращался из эвакуации. Но в Киеве места для него уже не было: театр направили подальше от украинской столицы - в Черновцы. Разрешили дать лишь один спектакль. На другой день, за несколько часов до отъезда помощник режисссера, сестра отца – Малка Шехтман заглянула на Б. Житомирскую, 12, в квартиру, где мы жили до войны. В нашей комнате жила теперь вернувшаяся из эвакуации соседка. Темные пятна на довоенных выцветших обоях. - все, что осталось от картин отца. Ничего не обнаружив и в кладовой, Малка хотела уже уйти, но случайно заглянула в полуооткрытую соседнюю дверь. Большая, служившая когда-то до революции гостиной комната была перегорожена. Видно, жильцам было тесно и при немцах. А ведь из шести семей нашей коммуналки четыре освободили жилплощадь: одни успели уехать на восток, другие ушли в Бабий Яр... Перегородка была оклеена выходившими при оккупации украинскими газетами, которые порядочно уже истрепались и висели клочьями, открывая странные синие и оранжевые пятна. Малка надорвала газеты… Первым открылся портрет «Дина». Прибитый к паркетному полу гвоздями, портрет стоял вниз головой… На следующей картине освещенные красным светом пламени родители художника стоят перед печью, в которой печется хлеб. И третья - «Эмигранты в порту». Вот все, что осталось в киевской квартире. Сейчас эти картины в Израиле.
"Дина"- дипломная работа Шехтмана была премирована творческой командировкой в Италию и Францию. Но реализовать премию отцу не удалось: когда дело дошло до виз, кто-то "наверху" забеспокоился, и всю затею отменили. Из награжденных художников только один - Мизин успел побывать за рубежом, за что и отсидел потом срок в лагерях «Гулага».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
С августа 1941 Шехтман - в составе дивизии Московского ополчения, затем в отдельном саперном батальоне. В ноябре того же года пропал без вести в районе г. Димитрова. Выяснить место и дату его гибели не удалось.
Эммануил Шехтман прожил всего 41 год. Он не уехал с "Габимой". Не успел в Италию и Францию. Не вернулся с войны. Большинство его произведений погибло. Сын своего времени, он оставил яркий исторический документ о жизни евреев Украины.
Сестра Шехтмана Малка («Бат-Хама») умерла в Черновцах в 1978.
Брат Шехтмана Яков, студент Московского художественного института, был мобилизован в армию и пропал без вести летом 1942.
Жена Шехтмана Дина умерла в Израиле в 1985.
Сын Шехтмана Марк с 1980 живет в Израиле. Он член Союза художников и скульпторов Израиля.
В Израиле прошли три выставки Шехтмана - отца:
1986 - Беер-Шева, городская библиотека.
1990 - Тель-Авив, Национальный театр «Габима».
2001- Иерусалим, Театрально-концертный комплекс «Театрон Иерушалаим». Ряд графических работ Шехтмана передан в Музей истории еврейских театров при Иерусалимском университете.
В лесу им. Красной Армии под Иерусалимом в память об Эммануиле Шехтмане посажено дерево.